Последняя игра Гейтс Катерина

И вот я сижу на Сочинском вокзале, одна, с маленьким рюкзаком и без паспорта. Прекрасный второй день новой жизни. Я сделала глубокий вздох и огляделась по сторонам.

– Семенова! – Димка бежал мне навстречу, – давай скорей, скоро отправление, у тебя четвертый вагон.

Он сунул мне в руку билет и паспорт и снова исчез. Я пошла к четвертому вагону, проводник с улыбкой поприветствовала меня, в вагоне стоял запах алкоголя и еды, я сразу же постелила и забралась на верхнюю полку. Если мой друг захочет, он придет ко мне сам, а пока что я буду отдыхать, в Москве нужно будет разбираться с делами, с которыми разбираться мне очень не хотелось бы. Мой мобильный по-прежнему молчал. Я лежала на спине, смотрела в потолок вагона, испорченный глупыми надписями, и погружалась в воспоминания.

Я быстро собралась, добежала до вокзала, потом долго разглядывала вывеску с рекламой новой кофейни, опомнившись, полетела в метро, где поскользнулась в переходе, потратила время на расстройство и отряхивание колен, вытирание обиженных слёз. Итог – опоздание на двадцать минут. Когда я влетела в кафе, Кулешов уже ждал меня, небрежно откинув руку на спинку дивана и сосредоточенно глядя в окно. Внутри меня что-то оборвалось, и, внезапно пропавшим голосом, я прошептала: «Добрый день, извините за опоздание». Он кивнул и сделал усаживающий жест.

– Анастасия? – вопросительно начал Ян Евгеньевич, – у меня немного свободного времени, давайте вы зададите мне вопросы и, если останется время, побеседуем.

«Ага, не говорит, сколько именно времени, чтобы уйти быстрее, если ему будет неинтересно», – подумала я и достала папку.

– Ян Евгеньевич, вопросы у меня примерные, не знаю, как будет протекать наша беседа, буду ориентироваться по ходу, заранее прошу прощения.

– Не нужно, я всегда рад помочь молодым талантам, – вежливо ответил он, и мои щеки вспыхнули.

У меня был заранее заготовленный и выверенный, спасибо Ирине Викторовне, список вопросов, по которым Кулешов аккуратно и очень быстро прошелся. Я внимательно слушала, кивала и была в полнейшем восторге от своего интервьюируемого. Когда все вопросы были заданы, Ян взял чашку с чаем, сделал глоток и задал вопрос сам:

– Настя, мы с вами встречались уже?

– На презентации вашей книги мы были с другом, не думаю, что вы меня заметили.

– Значит заметил, – улыбнулся Кулешов, сложил руки на груди и откинулся на спинку дивана, – Будут еще ко мне вопросы, Настя?

– Да, – собралась я с духом, – что можете посоветовать журналисту-студенту, который очень хочет писать?

– Писать, Настя, – улыбнулся он еще шире, и мое сердце заколотилось сильнее, – или вы имеете в виду не статьи? – я кивнула. – Всегда писать, чтобы не потерять навык. Например, один мой знакомый, вряд ли вы о нем слышали, Дмитрий Борисов, он редактор в издательстве, хороший молодой редактор, многим людям помогал перед получением литературных премий. Я ему всегда говорил: «Дим, написал бы что-нибудь сам, столько текстов мимо тебя проходит». А он отмахивался.

Кулешов снова отхлебнул чай, а у меня в желудке появился противный холодный ком, я поерзала по дивану.

– И недавно я случайно узнаю, что Дима напечатался, и не в одном, а в трех изданиях. С простой и удивительно свежей прозой, три совершенно разных рассказа. Так что, Настя, практика, практика и еще раз практика, как говорится.

Ком из желудка упал вниз живота и противно зашевелился там, Дмитрий Борисов – это мой Дима, мой.

– Ян Евгеньевич, а что именно написал ваш знакомый?

– Я вам запишу названия журналов, можете посмотреть. Только не подумайте, что это реклама, – поднял ладони вверх Кулешов, – это просто пример. Я не могу судить об успешности его работ.

Ян отдал мне листок, аккуратно пожал мою руку, вежливо попрощался и ушел. Я поднесла к губам чашку с остывшим чаем и сделала большой глоток. Подошел официант, заменил чайник, на мой недоуменный взгляд он сказал: «Ян Евгеньевич уже все оплатил, не удивляйтесь». Я и не думала удивляться, взяла листок и внимательно вчиталась в названия – «Лотос», «Новая волна», «Лед». В один из них я хотела отправить свою прозу, но хотела, это же ничего не значит. Я прочитала названия раз двенадцать, после чего листок был убран в папку. «Куплю журналы вечером», – решила я и поехала в университет.

Выйдя из метро, я стремглав кинулась к первому газетному ларьку – и вот, трясущимися руками, я рву пергамент на журнале «Лотос». Придумали же, в пергамент упаковывать, снег отчаянно теребит мою шапку, плечи, падает мокрыми каплями на обложку журнала, растекаясь по пергаменту безобразными пятнами. Дмитрий Борисов, «Электричка». Ищу, открыла, пробежала глазами – мои! Это мои строки, ни одной запятой от себя не добавил. Закрываю, в сердцах запихиваю журнал в сумку, подхожу к окошку, беру два других журнала, не глядя бросаю их в сумку и бегу в сторону университета. Снег летит мне в лицо, на глазах злые горячие слезы, сжимая кулаки, влетаю в холл.

– Семенова, поздоровалась бы! – сурово говорит мне Ирина Викторовна.

– Доброе утро, – виновато улыбаюсь я, – можно вас отвлечь на минуточку?

– Ну, – кивает она и идет в сторону своего кабинета.

Мы садимся за стол, я, захлебываясь, праведным гневом достаю из сумки журналы и бросаю их на стол, верхний – «Лотос». Ирина Викторовна немного брезгливо берет его в руки и вопросительно глядит на меня.

– Двадцать седьмая страница, – кротко говорю я и потупляю глаза.

Ирина Викторовна вдумчиво читает, даже, кажется, не дышит, я стучу руками по коленям и ерзаю на стуле. Молчание длилось минут пять, она подняла на меня глаза:

– Настя, посмотри на меня. Когда ты написала этот рассказ?

– На первом курсе, – вздохнула я, догадываясь, к чему она клонит.

– А сейчас ты на каком?

– На пятом, – киваю я.

– Сколько лет прошло?

– Почти пять.

– Вот! – Ирина Викторовна закрывает журнал и аккуратно кладет его на стол. – За пять лет, милая моя, можно было трижды издать этот рассказ, а не размазывать сейчас свою жалость к себе. Рассказы сами себя не издадут, и, пока они лежат в столе, рано или поздно, кто-то их прочтет.

– Я сама отдала рукописи, – я встаю и складываю журналы в сумку.

– С дебютом в «большой прессе» тебя, Семенова!

– До свидания, Ирина Викторовна, – говорю я, разворачиваюсь и медленно иду по коридору.

– Настя! – я оглядываюсь. – Иди-ка ты домой, все обдумай и приходи в понедельник, ясно?

– Поняла, спасибо.

Вместо ответа дверь захлопнулась, и я направилась в третий корпус, к художникам, сяду, все обдумаю, попишу, может быть. Там я забилась в угол мастерской, положив под зад какую-то фанерку, открыла ноутбук и принялась «думать». Сидела, набирала все, что приходило в голову, о своей злости, никчемности и правильности, о «дебюте в большой прессе», как изволила выразиться моя наставница. Зазвонил телефон:

– Наська, ты где? – приглушенным голосом засипел Макс.

– В третьем, меня Николаева отпустила.

– Везет же, – процедил он и положил трубку.

Знал бы, чему завидует, улыбнулась я, посмотрела на часы – пятнадцать минут как начались пары – зайдешь позже, и Николаева посмотрит на тебя, как на самое ничтожное, что есть в ее кабинете, и будет сверлить вороньим взглядом до конца занятий. А иной раз и припомнит об этом на экзамене. Я даже поежилась от воспоминаний. Чередование неожиданной, но заслуженной похвалы с выпадами о полной, даже полнейшей бездарности тебя как студента, автора, журналиста меня очень задевало. Расстраиваешься, потом открываешь зачетку, а там– пятерка. Дверь открылась, на цыпочках вошел Макс, огляделся по сторонам, я начала махать рукой, студенты вокруг злобно зашептали: «Вон она сидит» и вот Макс уже сидит со мной рядом.

– Чего случилось? – прошептал он.

– Ничего, говорю же, Николаева отпустила.

– Николаева не может просто так отпустить! – крикнул он, и послышалось шиканье со всех сторон.

«Максим, давай поговорим потом. Я расстроена», – набрала я снизу своего текста. Макс засопел, протянул руку и набрал мне ответ: «Договорились». И так и остался сидеть со мной рядом. Я пыталась писать, но любопытство меня просто раздирало, как Ирина Викторовна отпустила его с середины пары, ведь, если из-за меня, то это что-то значит, Пока не могу догадаться, что именно. Я с душой набирала коротенький рассказ о досаде и обиде, видимо, сильно нажимая на клавиши, потому что теперь «художники» начали шикать на меня.

– Настюх, приходи к нам только спать, пожалуйста, – протянул кто-то из группы, – стучишь, стучишь, отвлекаешь же.

Я послушно затворила крышку ноутбука, положила голову на плечо Максу и закрыла глаза, он похлопал меня по руке, мол, пойдем отсюда, я помотала головой в разные стороны и сделала вид, что сплю. Макс терпеливо сидел рядом, я мысленно досчитала до двадцати, когда он начал ерзать. «Семенова, пойдем», – прошептал он мне прямо в ухо, я машинально качнула головой и потянула его за рукав.

– Ребят, комп у меня тут и вещи, – махнула рукой я группе, вытягивая своего друга в коридор.

– Ну, чего? – спросил Макс, крепко обнимая меня, я уткнулась ему в плечо, не дотягиваясь до него, наверно, на целую голову и ничего не ответила, а что отвечать, Ирина Викторовна права, хотела бы, давно напечаталась. Сейчас скажу Максу, а он из братских побуждений кинется искать Димку или Кулешова, или никуда не кинется.

– Поезжай домой, – наклонился ко мне Макс.

– Что вы все заладили, домой, домой.

– Настя, – положил он мне руку на плечо, – я не знаю, что там у вас с Николаевой случилось, но просто так она не отпустит никого, даже тебя, а меня тем более. Поэтому сейчас я сделаю все, чтобы ты отправилась отдыхать. Что нужно сделать?

– Проводи в гардероб, – я вытащила номерок из кармана джинсов, – и мои вещи потом забери у ребят.

Мы начали спускаться по лестнице.

– Домой поедешь? – К Денису, чего я дома не видала? – пожала плечами я.

В гардеробе Макс излишне галантно помог мне надеть пальто, цокнул каблуками и улыбнулся:

– До дверей проводить?

– Будьте так любезны, – улыбнулась я в ответ.

В дверях Макс снова меня крепко обнял:

– Хорошо, когда есть человек, к которому можно приехать без звонка и без предупреждения.

– И поцеловать дверь, ты плохо знаешь моего друга, Максим.

– Я позвоню тебе вечером, – наконец-то отпустил он меня и подтолкнул в двери.

– Денис, привет, можешь меня встретить? – кричала я в трубку, уворачиваясь от ветра и мелких льдинок.

– Да, но, через 2 часа мне нужно встретить Наташу, ты в университете?

– Выхожу.

– Жди в метро, – и он повесил трубку.

Встретившись, мы молча кивнули друг другу и вошли в вагон. Видимо, чтобы никто не толкнул, он отгородил меня руками и прислонил спиной к двери. Его затылок немного возвышался над моим плечом. «Чуть выше Димки», – усмехнулась я.

– Дима издал мои рассказы.

– Здорово, – искренне обрадовался Денис.

– Под своим именем, – я замолчала, а Дэн не сводил с меня глаз.

– Ты хочешь услышать, что Димка плохой?

Я замотала головой.

– Что ты хорошая?

Я кивнула.

– Настя, ты – хорошая, но даешь свои рукописи кому попало, а, значит, ты дура, – заулыбался он.

– Спасибо, успокоил, – улыбнулась я.

Неудивительно, что потом Кулешов меня не вспомнил и не узнал, каждый день он общается с огромным количеством людей. Я постепенно провалилась в свой типичный детский сон.

«С силой толкнула подъездную дверь, в сотые секунды проскользнула в отверстие, дверь гулко бахнула за спиной. “Твою же ж мать!”, – выругалась я, в подъезде снова темно, не просто темно, как бывало в подъездах раньше, а абсолютно ничего не видно, потому что кто-то чрезвычайно умный ликвидировал окно возле мусорки, или занавесил или забил. Медленно, словно боясь удариться о невидимую преграду, я двинулась вперед, ступенька, другая, третья, пальцы нащупали шершавую стену, а потом и впалую кнопку лифта. Радуясь своей маленькой победе, я прислонилась и чуть не рухнула в открывшиеся двери лифта.

– Э, аккуратней.

– Здрасьте, дядь Сереж, – буркнула я и заскочила в лифт, поднялась на цыпочки и нажала кнопку самого верхнего этажа, лифт несколько секунд стоял, потом закрыл двери, скрипнул и медленно, протяжно завывая, двинулся наверх. Тряхнув и подперев железную дверь, я вошла в общий коридор, в нем стояли коньки, какие-то мешки и детская коляска, мой рюкзак поставить было некуда, я постучала по мягкой обивке двери, вдруг Володя спит, мама будет ругаться, что опять шумлю, и вздохнула.

Дверь открылась, мама уставшая, с собранными на затылке волосами:

– Привет дочь, давай тихо, Володенька спит. Есть будешь?

– Куда ж я денусь? – вздохнула я и поставила на пол опостылевший рюкзак. – Мам, че они опять весь коридор заняли, он же общий у нас.

Мама была на кухне и не слышала меня, я стянула сапоги, несколько раз ставила их, они падали, я их поднимала и кожей чувствовала, что вот-вот Володенька услышит, как мои резиновые сапоги падают, и начнет кричать. Мыла руки долго, несколько раз мылила их и смотрела на серую пену, розовое полотенце снова было на полу, вытерла руки, повесила. В зеркало было видно лишь часть моего лица, пригладила волосы. Ничего, скоро уроки сделаю и пойду гулять.

– Как дела в школе? – скучно спросила мама, показывая всем своим видом, что на мои дела ей совершенно наплевать, но говорить со мной о чем-то надо.

– Нормально, – безразлично ответила я, быстро отправляя ложку в рот и обжигаясь горячим жирным супом.

– Хлеб бери, – пододвинула мне тарелку мама, – пойдешь вечером с нами гулять?

– Нет, – ответила я и взяла хлеб.

– Как хочешь, – потянулась мама и пошла в комнату, там она легла на кровать, прижала к себе спящего Володеньку и тихо задышала.

Я доела суп, положила в раковину тарелку, снова ощутив, как вздрогнул мой младший братик, а с ним и мама, и поплелась за рюкзаком в коридор».

А сейчас я еду в поезде в Москву в четвертом вагоне, а Димка в каком-то другом вагоне, я снова задремала.

«Уроки я начала делать не сразу, из рюкзака мне в руку попросилась новая ручка с золотыми чернилами, я стала рисовать на первой попавшейся бумажке золотые листья, которые слетают с деревьев, и ветер уносит их и выкладывает на асфальт. Рисунок был красивый, блестящий, я потянулась к нему носом, – вкусно пахнет, только листочек был вовсе не листочек, а какой-то огрызок, с большими черными клетками. Я разгладила его руками и положила в дневник, мама зашевелилась в комнате и сонно протопала ко мне на кухню.

– Давай хоть чайку тебе налью, дочь, – потрепала меня по голове.

– А тебе?

– И себе налью, – улыбнулась мама, села рядом, помешивая чай и задевая края чашки ложкой, я поежилась.

– Замерзла?

– Володя проснется, мам, тише.

Я отхлебнула чай, обожглась, с трудом проглотила и посмотрела на маму, она выводила пальцем на клеенке узоры, рука чуть дрожала, я заерзала на стуле, стул подо мной жалобно скрипнул.

– Не ерзай, все стулья поломала уже, – строго сказала мама, – давай заплету тебя, только на пол сядь, у меня ноги устали.

Я сползла со стула и села возле мамы, она резко содрала резинку с моей головы и быстро начала плести мелкую косичку, дергая мои волосы.

– Не дергайся, почти все, – мама придирчиво оглядела мою голову, – тебе очень идет. Уроки сделала?

– Сейчас начну, а потом хочу погулять пойти.

– Потом, конечно, иди.

Но погулять мне не удалось, приехал папа, он расспрашивал меня как дела в школе, совал в руки шоколадку, подбрасывал Володеньку в воздух и громко смеялся. Мама смеялась тоже, а Володенька то заливался смехом, то начинал истошно кричать, становясь темно-багровым.

Папа держал его на коленях, подливал маме вино, щипал ее за коленку, а Володенька глядел по сторонам, хватал все со стола и портил пеленки.

Я медленно ковыряла вилкой наскоро нарезанный мамой салат, помогая себе куском хлеба, в ожидании момента, когда уже будет можно открыть шоколадку и пить чай.

– У тебя голова не болит? – наклонилась ко мне мама, положила руку мне на лоб, – не болит?

– Не болит, – буркнула я и уронила вилку на колени, белое пятно от майонеза я стерла рукой, но жирный след все равно остался.

– На тебе тряпку, растяпа, – засмеялся папа и протянул мне мокрую холодную тряпку, которую мне пришлось не только взять в руки, но и приложить к колену».

Сны о моей семье давно перестали меня тревожить, изредка я видела картины из детства, в которых мои школьные воспоминания перемежались с картинами, в которых мелькал мой младший братик. Сейчас он оканчивает школу, готовится поступать в институт, по-прежнему живет с мамой и папой в неуютной квартире с общим коридором и коричневой дверью.

Димка постучал меня по плечу:

– Только тронулись, а ты уже спишь, – серьезно сказал он, склонившись надо мной, я хлопнула рукой по постели у себя в ногах, и он сел со мной рядом.

– Где мы едем? – прищурилась я.

– Не знаю, я что, каждый день езжу из Сочи в Москву? – хмуро пожал плечами мой друг, я повернулась к стенке и снова закрыла глаза.

Димка поерзал на месте, повздыхал, а потом тихонько ушел. Вот бы уснуть сейчас, а проснуться уже в Москве. Интересно, что сейчас делает Кира?

Я продолжила воспоминания.

Постепенно утихли наши жаркие споры по поводу моей работы на Кулешова, утихла моя ярость, завершилась зачетная неделя в университете, и мы спокойно готовились к Новому году. Подготовка заключалась в том, что Димка усиленно уговаривал меня лететь с ним на новогодние каникулы домой, в наш родной город. Что мы будем там делать, даже не оговаривалось, вопрос стоял полулежаче, т. е. ребром, летим вместе или не летит никто. Хотя я прекрасно знала, что он полетит в любом случае, по личным причинам. На работе в редакции было тихо, работа в баре давала о себе знать, потому что Кристина собиралась на новогодние каникулы наведаться к своей бабушке, работать за нее обещала я. Димка нервничал, несколько раз в день сообщал мне, что билеты на самолет стремительно раскупают, и я должна «немедленно что-то решать». Я решила и дала свой категоричный отказ. В конечном счете Димка взял себе билет в ночь на первое января, а я была включена в список «бессовестных врагов народа и прочих», как он выразился, в сердцах бросая трубку.

Честно говоря, я не хотела ехать ни с ним, ни одна, ни с кем бы то ни было еще..

Год заканчивался странно, но закономерно, утром тридцать первого мне позвонил Дима, извинился, и мы договорились увидеться вечером, перед его вылетом. Ехать в Москву мне не хотелось. Не хотелось также, чтобы мой друг уезжал «очень смертельно обиженным» за то, что я не могу отменить все свои планы и лететь с ним. Я решила отмечать новый год с Максом или с Дэном, раз уж буду в Москве в эту ночь.

Я бросила в пакет новогодние подарки для Димки, для Дэна и Наташи, для Макса, подумала и положила еще футболку и джинсы, переоденусь после аэропорта. Надела пальто и вышла из дома, позвонила Кристина:

– Настя, можешь ко мне приехать? Это важно.

– А можно завтра? – застонала я, – у меня и подарка для тебя нет.

– Если бы можно было завтра, я позвонила бы завтра, – всхлипнула моя подруга, – придешь?

– Скоро буду, – положила я трубку и направилась на остановку.

Просто так в канун нового года Кристина звонить не станет, она отправила родителей на море, завтра днем должна выезжать к бабушке, у нее, попросту, не было бы времени на какую-то ерунду. Через десять минут я уже звонила в дверь, Кристина открыла не сразу, вид у нее был, мягко говоря, потрепанный. Она куталась в видавший виды черный халат, судя по размерам, отцовский.

– Заболела? – робко предположила я.

– Проходи, – кивнула она в сторону кухни.

Я села на стул, кошка сразу же бросилась мне на колени и принялась тереться о подбородок. Кристина молча налила мне чашку чая, пододвинула очередной пирог, себе взяла бутылку воды из холодильника и села напротив.

– Насть, не знаю, с чего начать.

Я молча кивала и гладила кошку, Кристина встала, вышла в ванную, долго лила там воду, вернулась с мокрым, но готовым говорить лицом, протягивая мне какую-то бумажку. Я взяла ее в руки и присвистнула:

– Ого! – повертела я в руках и положила на стол, это был тест на беременность.

– Ага, – ответила Кристина и отвернулась к окну.

Казалось, прошла целая вечность между тем, как я гладила кошку, хлебала чай, сверлила глазами тест и тем, как Кристину прорвало на разговор.

– Я сделала его перед отлетом родителей. Сразу поделилась с ними, они очень обрадовались, я не сомневалась даже, что так будет. Проводила их на электричку, позвонила Стефу, он сразу же прилетел Все как полагается – букет цветов, дикая радость в глазах. Мы сели и поговорили. И я приняла решение, что вместе жить нам не стоит, и я прекрасно справлюсь одна.

– Что, что ты решила? – чуть не упала со стула я, покачнулась, кошка недовольно фыркнула и отправилась на пол.

– Я так не хочу, Насть, – кротко и решительно сказала Кристина и продолжила мне объяснять, – понимаешь, такое стечение вещей совсем не входит в мои планы. Меня принудят выйти замуж за Стефа, думаю даже, наши родители купят нам какое-никакое жилье, – она теребила уголок халата, – и вот мы поговорили, и я поняла, что после этих пяти лет вместе пришло время.

– Кристин, время пришло еще пару лет назад, – закричала я, – это было бы правильно!

– Это было бы – логично, – осекла она меня, – логично, но для меня это неправильно. В общем, мы не то чтобы расстались, но я отказалась от притязаний.

– Чего, от чего ты отказалась, – изумилась я, – «притязаний»?

– Ну как это называется? «Предложения» наверное. На что он ответил, раз не хочу, тогда он не хочет больше со мной даже разговаривать, – у Кристины задрожал подбородок – прошло два дня, а вот сегодня так грустно стало, просто кошмар какой-то, – она уткнулась лицом в мое подоспевшее плечо.

– Ну ты даешь, – я гладила ее по голове, ошалело глядя в окно.

– Давай чаю еще налью, – вскочила Кристина, – может, за вином сходим?

– Тебе нельзя, дорогая, – улыбнулась я.

– Я и не буду, ты выпьешь за мою новую счастливую жизнь.

– Кристин, я в таком шоке, ты точно все решила?

– Да, я даже с мамой поговорила и с его, и со своей.Его мама обругала меня, потом сказала, если что, всегда звони. А мои родители, – на лице у Кристины появилась легкая улыбка, – мои самые лучшие в мире: поступай как считаешь нужным, мы тебя всегда поддержим и поймем.

– Сам не звонил?

– Не звонил, думаю еще не раз позвонит. И нам предстоит не одна встреча и разговор, – вздохнула Кристина.

– А загрустила чего? – спросила я.

– Насть, не знаю, я очень рада этому, правда, хорошо, что сейчас я смогла адекватно оценить свое будущее, а то сделал бы он мне предложение в новогоднюю ночь, а я потом узнала бы, что беременна и никуда не денешься.

У меня в сумке, уже, наверное, раз в пятый затрезвонил телефон, и я вспомнила, что должна сейчас быть в Москве.

– Черт, – закрыла я лицо ладонью, – у меня же свидание с моим Димкой.

Кристина сделала страшное лицо и побежала за моей сумкой.

Я молча поднесла трубку к уху:

– Анастасия, по-твоему, это смешно? Я, как придурок, стою на Казанском вокзале. С букетом чертовых красных роз, встретил уже один экспресс, тебя в нем нет! Потом две электрички с интервалом в двадцать минут. Думаю, может Настя едет и уснула, может не слышит. Но когда подъехала третья, а я такой красивый, весь в снегу. Знаешь, что подумал я? – орал он в трубку.

– Что? – шепотом спросила я.

– Может Настя сдохла?! Может Настю похитили пришельцы, может Настя сбежала с любовником?!

– В Мексику, – засмеялась я.

– Именно туда, – со смехом ответил Димка, – Анастасий, ты где? – его голос стал спокойным, и я выдохнула.

– Дим, я еще у себя в городке, у Кристины проблемы, и я у нее. Я думала быстренько, а тут надолго, – чувствовала себя виноватой, подруга махнула рукой, мол, рассказывай.

– То есть ты в канун нового года определила приоритеты и сделала выбор? – снова захлебнулся гневом Димка. – Такой выбор ты сделала?

– Ну, нет, – мямлила я.

– Настя, любой выбор, который не является приоритетным для твоей семьи, неправильный, – громко, как школьницу, отчитывал он меня, а я представила, как он стоит с букетом на перроне и орет, а мимо идут толпы людей и смотрят на него с сочувствием. – Ты меня очень удивила и обидела сейчас, и я кладу трубку, – и тут же выполнил свою угрозу.

– Ну чего? – спросила Кристина.

– Чего, – я слегка пнула кошку, – отчитал меня, как малолетку, и бросил трубку. Он меня уже час там ждет.

– Ничего себе, – выдохнула Кристина, – ты забыла об этом или что?

– Не забыла, как-то это отошло на второй план после твоей новости.

– Насть, скажи его номер, – Кристина стала серьезной, достала свой мобильный и посмотрела на меня, – говори уже, я позвоню ему, это не дело. Бросить парня на вокзале с букетом цветов. Там, наверное, букетище с меня, – мечтательно вздохнула она, набрала номер и ушла беседовать на балкон.

Я терпеливо покачивалась на стуле и глядела в окно на крупные хлопья снега, настоящий зимний пейзаж за окном. Я так ждала эту зиму, – с улыбкой подумала я.

– Собирайся, – бросила мне пальто Кристина, – обидчивый у тебя парень. Знаешь, куда он дел букет?

– Выбросил? – пожала плечами я.

– Говорит, распотрошил букет и дарил каждой женщине, выходящей из первого вагона по цветку.

– Ему никто по лицу не дал? – засмеялась я.

– Думаю, он бы смог объясниться, – ответила Кристина. – Время пять вечера, во сколько у него самолет?

– Кажется, в два или три ночи, – вспоминала я, – что-то начнется в два: или регистрация, или вылет.

– Настя, тебе это вообще, нужно? – покачала головой Кристина, и на мгновение показалась мне такой взрослой, – сегодня Новый год, парень ждал тебя на вокзале, ночью улетает, а ты и не знаешь, во сколько. Разве это хорошо?

Я понуро стояла в накинутом на плечи пальто и потела. Кристина вскрикнула, убежала в комнату, через десять минут вернулась расчесанной, приятно пахнущей и в коротком платье. На мой удивленный взгляд она ответила:

– Твой Дима сказал, что приглашает меня, и, если я захочу, я могу позвать и тебя. Поехали, Насть, – похлопала она меня по плечу, – я ему рассказала, не беспокойся.

– Вы поэтому так долго болтали? – нахмурилась я.

– Нет, мы долго болтали, потому что он сказал, что видеть тебя «на фиг, к черту в этот псевдопраздничный день» не желает.

– Да, это на него похоже, – согласилась я, и мы поехали на вокзал.

Я очень волновалась за Кристину, она была и так подавлена, а тут пришлось утешать моего благоверного, да еще и меня поднимать да тащить в дорогу, откуда в ней появилась эта решимость и взрослый взгляд на вещи? Ведь права, права же во всем. Я с нежностью поглядела на спящую на моем плече Кристинку, маленькую, похожую скорее на мою младшую сестренку, чем на подружку.

С Кристиной общаться я начала не сразу, хотя она мне очень помогла, когда я оказалась на новом месте. Я снимала комнату у какой-то коллеги ее мамы. Именно Кристина привела меня в бар, где я теперь работаю, чем-то я приглянулась ей с первого дня. Саму же Кристину течение ее жизни устраивало на все сто процентов, и мыслей поехать куда-то учиться или работать у нее не возникало. Здесь были любящие родители и мальчик, от которого она ежедневно и ежечасно ждала предложения руки и сердца. Институт она закончила позапрошлым летом, успешно прошла практику, защитилась, но менять работу наотрез отказалась и гордо поставила диплом на книжную полку, говоря самой себе: «Мне и так хорошо, мой долг перед мамой и папой выполнен». Кто она по образованию, я точно не помню, но специальность ее связана с экономикой, а не с раздачей напитков в баре.

Первое время я была благодарна ей за помощь, тогда я училась пять дней в неделю, в пятницу вечером приезжала домой и падала ничком, Кристина приходила ко мне, рассказывала какие-то глупости, иногда приносила выпечку собственного изготовления. Готовила она, кстати, необыкновенно вкусно, но всегда умаляла свои заслуги, говоря, что у нее то подгорело, то она лепила на скорую руку. От чрезмерной гордыни Кристина и вправду не страдала, маленькая, миловидная, с очень короткой стрижкой и огромными голубыми глазами она выглядела как студентка первого курса, и сначала меня изумляло то, как она начинала вспоминать какие-то серьезные вещи или говорить о глобальных изменениях в своей жизни. Первый взгляд на нее оставил в моей голове мысль, что Кристина жизнью не только не обижена, но и ничего о ней не знает. А она всего лишь пользовалась теми благами, которые могла получить сейчас, с оглядкой на то, что завтра этого может не быть. Еще у нее где-то под Псковом жила «старенькая бабушка», она сама именно так и говорила, к которой каждые пару месяцев она уезжала на неделю, оставив все дела, потому что так надо.

Если честно, первый год нашего общения мой изощренный разум говорил мне, что она ездит к мужчине, красиво обманывая коллег и своего молодого человека, а привезенные ею кружевные салфеточки и банки домашних солений она покупает на вокзале. Однажды я ей сказала о своей догадке, чем вызвала бурю негодования и мое обещание однажды съездить с ней, которое, спасибо ей, она не просила меня выполнить. Почему к бабушке не ездили ее мама и папа, а также старшая сестра, для меня оставалось тайной, покрытой мраком.

Вот такой была Кристина на первый взгляд и при глубоком рассмотрении ее персоны. Она с упоением читала мои рассказы, пророча мне славу и «всенародное поклонение».

– Насть, приехали, – толкнула меня в плечо Кристина, я кивнула, мы медленно шли к вокзалу, я набрала Диму.

– Неужели? – протянул он в трубку.

– Ты где? – сухо спросила я.

– Я возле авиакасс, хотел поменять билет и улететь раньше, – признался он, – подходите туда, у меня к тебе разговор.

Димка стоял, прислонившись к стене, и, казалось, дремал, погрузив голову в воротник пальто.

На вопрошающий взгляд Кристины я кивнула, мол, да, это он, ее глаза вспыхнули интересом, и она заулыбалась. Едва мы подошли, Димка протянул руку.

– Паспорт, – я машинально дернула руку к сумке, но остановилась.

– Зачем?

– Я сейчас сдам свой билет, и завтра мы полетим вместе, или поедем на поезде, если тебе очень хочется, – устало сказал Дима, разглядывая Кристину и не глядя на меня.

– Я не хочу, Дим – воспротивилась я, это было и вправду так, а Кристина больно ткнула меня в бок.

– Не хочешь? – поднял он на меня глаза, я мотнула головой, тогда Димка крепко ухватил мой локоть и потянул в сторону, – Кристин, пять минуточек! – с широкой улыбкой сказал он моей подруге, и мы отошли на десяток шагов в сторону электронного расписания.