Последняя игра Гейтс Катерина
– Настя, – прошептал Димка, глядя по сторонам, видно было, что он еле сдерживается, – я торчу на вокзале четыре часа кряду.
Я, было, открыла рот, он поднял руку вверх:
– Подожди! Я жду тебя уже несколько часов, нет, уйти я не мог, вдруг бы ты приехала, – он отпустил мою руку и отошел на шаг назад, – а потом ты приезжаешь, как второе пришествие, и заявляешь мне свое непоколебимое решение. Это правильно? – он снова поднял руку, показывая, что вопрос был чисто риторический. – Какого черта ты сейчас приехала? Чтобы не быть одной в праздничную ночь?
Кристинка приложила палец к губам и пристально смотрела на меня, Димка сделал еще шаг назад.
– Или мы сейчас идем и покупаем билеты для нас с тобой, – подчеркнул он последнее местоимение, – или разворачивайся и поезжай, куда хочешь! Сколько можно уже? Ты совсем деревянная?
– Дим.
– Паспорт? – снова протянул руку он.
Я подошла к нему близко-близко и наклонилась:
– Я никуда не поеду и не потому, что мы сейчас ругаемся, – я не хочу, у меня другие планы. А то, что ты стоишь и ждешь меня – это только твои проблемы и несогласованность наших поступков и слов, точное время моего приезда мы не оговаривали, – я положила руку ему на плечо, – вокруг куча людей, Кристинка приехала, не устраивай сцен.
– Я не устраиваю, мне надоело постоянно стимулировать тебя на поступки, – он спокойно убрал мою руку, – надоело, Настя. Я сразу понял, какая ты нерешительная, но не до такой же степени. Мне непонятно, зачем говорить «приеду в три» и не приезжать.
– Я не люблю ультиматумы, – тихо сказала я, Кристинка картинно закатила глаза и засмеялась.
– Не любишь, – согласился Димка, – я пойду сдам свой билет и буду отмечать Новый год, а ты можешь пойти прогуляться. И, наверное, не стоит это говорить, но … – он на мгновение замешкался, – Кулешов очень хвалил те рассказы, которые я издал. Твои рассказы, Настя, и не говори мне, что сейчас я не прав, – он стоял в пол-оборота. – Если будет, что мне сказать – звони.
Димка направился к кассе, в которой, пока мы беседовали, образовалась очередь из пары человек. Я поискала глазами Кристину, она стояла возле кассы и разговаривала с Димой, он кивал головой и разводил руками.
– Насть, ты не права, – Кристина подошла ко мне и попробовала приобнять, я убрала ее руки, развернулась и вышла на улицу.
И вправду, нужно пойти прогуляться, сейчас он остынет, и они сами мне позвонят. Да, я часто слышала, что я недостаточно эмоциональна, но сейчас излишне мне об этом напоминать.
Я с полчаса бродила по улицам, с неба падали мокрые хлопья снега, Димка не звонил, Кристина – тоже, тогда я набрала Дэна.
– Да, Настя, – дежурно ответил он.
– Ты где?
– Пока на работе, закончу в десять и поеду к Натали, ты хотела приехать к нам?
– Пока не знаю, я поссорилась с Димкой.
– Из-за чего?
– Что опоздала на встречу с ним, что не хочу вместе с ним ехать домой, а потом он и рассказы приплел и сказал, что я деревянная…
– Буратино, – прыснул Денис, – не принимай близко к сердцу. Приезжай ко мне на работу, если хочешь.
Я положила трубку и направилась на работу к Дэну, все равно уже потеряла весь день и половину вечера, пара часов ничего не решает. В метро вокруг меня были веселые и озабоченные праздником люди, кто-то уже начал отмечать, а кто-то только направлялся в радостном предвкушении, я же стояла возле поручня и смотрела в пол, пытаясь настроиться на нужную, единственно верную волну. А именно – собраться с духом, помириться с Димкой и поехать вместе встречать Новый год. И Кристинку еще с ним на вокзале бросила, подруга, тоже скажешь.
Дэн встретил меня в дверях и усадил за стол.
– Кофе? – я кивнула.
За столами вокруг были люди, по большей части – парочки. Наверное, утомились от бесконечных походов по магазинам и решили отдохнуть. Денис поставил передо мной чашку кофе:
– Пей кофе, отдыхай и приходи минут через пять на балкон, – он подмигнул и ушел за стойку.
Я послушно пила кофе и глядела на часы, время медленно шло, телефон молчал, я тяжело вздохнула и поплелась на балкон. Денис стоял, свесившись через перила, услышав мои шаги, встал ровно.
– Чего у вас произошло?
– В общем, днем позвонила Кристина, сказала, это очень срочно, я уже была одета, чтобы ехать в Москву, прилетела к ней. У нее и вправду серьезная ситуация, – я почесала затылок, размышляя, стоит ли рассказывать реальную причину моего к ней приезда, но решила умолчать, – мы проговорили пару часов, а Димка тем временем ждал меня на вокзале, как он любит – с цветами и почестями.
– Позёр, – поморщился Дэн, – дальше?
– Дальше, тирада, какая я растакая, что вовремя не приехала. Крик стоял на весь перрон, что я должна «делать выбор в пользу своей семьи» …
– Семья, это – Дима? – удивленно перебил меня Дэн, я кивнула. – Ясно.
– В итоге я приехала в Москву, он меня еще два часа ждал, говорит, или мы сейчас берем билеты и едем вместе, или я отправляюсь восвояси.
– И ты отправилась восвояси, – засмеялся мой приятель, – извини, Насть. Как сама считаешь, он имел право обидеться и все это сказать?
– Полнейшее право имел. Я согласна, только упреки, что я деревянная и бесчувственная меня очень задели, и про рассказы он приплел в конце.
– Чтобы задеть и посмотреть на твою реакцию, – сказал Денис, и пристально на меня посмотрел, я не шелохнулась. – Он всегда таким был, и частично он прав, тебя расшевелить нелегко.
– Всегда был? – недоумевала я.
– Насть, – смутился Дэн, – я его давно знаю, не сердись. Не стал говорить сразу, чтобы не навязывать тебе свое мнение о нем, ведь у тебя должно сложиться собственное представление о своем бойфренде, верно?
– Откуда ты его знаешь? – я запустила руки в карманы и тяжело вздохнула.
– Мы в школе вместе учились.
– Денис, как тебе не стыдно врать, он по меньшей мере старше тебя на пять лет, как вы могли вместе учиться?
– Не в одном же классе, он в старших, я в – средних, – обиженно пожал плечами Дэн, – и тогда было то же самое. Борисов – звезда, экспрессивная, острая и очень обидчивая. Ммм, – протянул он, видимо подбирая слова, – Борисов организовал школьную газету, молодец.
– Почему ты раньше молчал? – рассердилась я.
– Повода не было, сейчас появился. В общем, Настя, если у тебя на него серьезные планы, возьми на вооружение, что нужно принимать его слова и действия и следовать им.
– Как?
– Незамедлительно. Ты замолчала – он засомневался, ты отказалась – он взорвался. Он школу с грехом пополам закончил из-за своего характера. На былых заслугах его пятерки держались. Когда надо, – снова задумался Дэн, – он сделает для тебя все, бросит все дела, работу, больную старушку на дороге, – я улыбнулась, – и побежит тебе навстречу. Но без подобной отдачи с твоей стороны, он быстро бросит пытаться. Помнишь рассказы? Я уверен, он ждал от тебя крупной ссоры, чтобы убедить, что ты можешь лучше и ты начала бы писать что-то новое, стоящее его внимания. А ты что начала?
– Ничего, – и мне стало жгуче-стыдно в этот момент. – Даже про кирпич еще ни строчки.
– Это ты зря, – улыбнулся мой друг, – вот все, что я знаю.
– Вы дружили что ли?
– Нет, – замахал руками Денис, – я с людьми такого темперамента дружить не могу. Я тогда писал кое-что у него в газете, и мы общались немного. Да и разница в возрасте почти пять лет, когда мне едва двенадцать, а он – старшеклассник, разве стали бы мы дружить?
– Так вот почему он тогда в бар к тебе не стал заходить?
– Он не знал, так бы зашел вперед тебя, – снова заулыбался Денис, – Насть, он не плохой, но очень сложный, если его не изменило время, а, как я чувствую, оно его не изменило ничуть.
– Мне обидно, что ты два месяца молчал.
– Насть, знаешь, Борисов и Борисов, мало ли Борисовых на свете? – Дэн пожал плечами. – Я пойду работать. Если будет совсем плохо – звони, мы с Натали будем тебе очень рады.
Я оделась и в слезах выбежала на улицу. Хлопьями падал снег, а я шла куда-то наугад.
А потом все обернулось так, как обернулось.
Подготовка к игре
К вечеру я поняла, что Лизка не придёт. Я искупалась, пообедала и вернулась в номер. Все вещи, которые она надевала, лежали на прежних местах. Казалось, моё плечо до сих пор горело от поцелуя, который она мне оставила утром. Тазик с розами стоял посередине комнаты, я уже сомневалась, от неё ли они были? Я почему-то сразу догадалась, что Лизка не вернется, и почувствовала щемящую боль в груди. Именно этого я боялась с момента нашей первой встречи. Кололо в горле и щипало в глазах, но слёз не было. Как тогда, когда умер отец, и мы тряслись в постсоветском старом катафалке, бабушка тихонько вздыхала, Ян крепко держал ее за руку. Я только пошла в первый класс. Буквально вчера папа проводил меня в школу с огромным букетом белых хризантем, а сейчас такие же хризантемы лежали на полу, подле его гроба.
– Кирочка, ты поедешь на машине, вместе со всеми, – ласково сказал мне дядя Ян.
– Нет, – твердым голосом ответила я, – я поеду вместе с папой.
И вот мы задыхаемся от пыли и терпкого запаха цветов и масла, которым был пропитан гроб. Отец, высокий, сильный, неподвижный, лежит, облаченный в умопомрачительный черный костюм, на красном бархате. В катафалк Ян не пустил никого, только мы вчетвером, вернее – втроем. Я всматриваюсь в суровое бледное лицо, и мне кажется, что он дышит. Бабушка теребит черный кружевной платок, я накрываю ободранные колени темной юбкой. Ян трёт тыльной стороной ладони глаза.
Катафалк подпрыгивает на ухабе, и я лечу со своего сиденья прямиком носом на грудь к отцу. Обнимаю его и молчу, и совсем не плачу, только поднимаю обиженные глаза к потолку и закусываю нижнюю губу. Ян поднимает меня и сажает рядом с собой, гладит по спине, я утыкаюсь в его плечо.
«Все будет хорошо», – шепчет он мне и целует в висок. Бабушка, как истинная аристократка, промакивает глаза платком и не сводит глаз со своего старшего сына.
Я до мельчайших подробностей помню, как мы выходим и идем по длинной аллее, мимо маленькой часовни, мимо рабочих в синих робах, Ян хмурится. Принимает соболезнования от взрослых, хорошо одетых людей. Бабушка кивает и тоже принимает соболезнования. Я иду одна, по голым ногам больно бьют мелкие песчинки от внезапно налетевшего ветра.
У меня в руках нет ни книжки, ни куклы, ни платка – я взрослая, серьезная девочка, с огромной белой косой и большими зелеными глазами. Ни у одного из окружающих меня взрослых не возникает даже мысли просто подойти и погладить меня по голове. Зачем? Умер великий писатель, глас эпохи, а я кто? Все лишь его маленькая избалованная дочка.
Я помню, как забивали гроб, а я стояла в первом ряду и ждала, что дурной сон вот-вот закончится, что отец откроет глаза и поднимется. Но вот гроб уже опускают, и мы совершаем дурацкий ритуал – сыплем горстки земли на самое близкое и родное, что у нас есть. Даже тогда никто не взял меня за руку.
После возложения венков и цветов, в полной тишине Ян берет меня на руки и несет в машину. Я обхватываю его шею руками и снова смотрю вверх, осеннее солнце, яркое и беспощадное, жжёт мои глаза, но слёз по-прежнему нет.
– Ян, что случилось с папой? – сухо спрашиваю я детским тонким голоском.
– Он много работал, дорогая, – мягко отвечает мне дядя, и я хочу его ударить. Я не маленькая дурочка, я уже первоклассница, черт меня подери! Обиженно сложив руки на груди, я сажусь на заднее сиденье и отворачиваюсь посильнее, чтобы он не видел меня, вернее, чтобы мне не видеть его красивое, ничуть не уставшее лицо.
– Ненавижу вас всех, – шиплю я себе в ладошки очень тихо, чтобы никто не слышал. Водитель везет меня домой, включает радио, там играет ретро мелодия группы «Браво». Он постукивает пальцами по рулю в такт и поглядывает на меня в зеркало заднего вида. Мне шесть лет! Шесть! А меня с кладбища в пустую квартиру везёт незнакомый дядя.
Я хотела было взять телефон и позвонить Яну, но меня обуяла такая злость на него, что я поспешно убрала телефон в рюкзак. Не сейчас, а тогда, почти пятнадцать лет назад, маленькая Кира злилась и плакала, потому что ей никто ничего не объяснил и не рассказал. Сейчас я очень люблю и уважаю своего дядю, иначе я не стала бы включаться в игру, или вообще, порвала бы с ним всяческие отношения, деньги отца мне будут перечисляться и без его помощи. Я уперлась руками в бока и пристально взглянула на себя в зеркало. «Эх, где же та высокая рыжая девушка?» – прошептала я сама себе и покачала головой.
Сава сидел на своем обычном месте, сложив руки на животе Он улыбнулся мне и прикрыл глаза, так делают старые коты, чтобы их не трогали непоседливые детишки.
Я медленно шла к морю и тоже прикрывала глаза, подобно Саве, пытаясь понять, больно ли мне сейчас или это мне больно «тогда», очень давно?
В прибрежной гальке под моими ногами что-то белело, я наклонилась и подняла очередной конверт. Сложив одну руку козырьком, второй я встряхнула листок, он легко расправился и ярко, сквозь солнечный свет, выступили красивые черные буквы. «Абсолютная тишина». Я перевернула листок, больше ничего написано не было, и меня удивило то, что ничего имеющего отношения к игре, в конверте не значилось.
Абсолютная тишина, и что? Это место моей работы, что хотели этим сказать? Я порвала листок и положила в карман обрывки. Хочется положить конец этой мистике.
Когда я первый раз ночевала в «Абсолютной тишине», это происходило в буквальном смысле этого слова. Тишина была обволакивающей, непроницаемой, казалось, стоит мне задремать, и тишина положит на моё плечо свою огромную, тяжелую руку. Я ворочалась и вздыхала на совершенно беззвучной кровати, пила воду из бесшумной кружки и умывалась в ванной, где не было ни единого плеска.
Я спустилась на ресепшн, администратор мирно дремала на стойке, я осторожно, боясь разбудить ее, принялась смотреть журнал гостей. Сегодня на удивление в гостинице ночевала только я. Был выходной день, а в выходные часто все наши десять номеров были забиты под завязку, отчего оставались расстроенными недопостояльцы, которые не успели. Игорь думал об открытии филиала, но в своей идее был категоричен – только в другом городе. Я выдвинула идею открытия при гостинице бара, но мой руководитель отмел ее, основываясь на том, что для наших гостей бар уже открыт. А открывать его непонятно кому он не желает. «Кира, когда ты будешь готова к открытию филиала – дай мне знать. А подобные бредовые идеи я не желаю обсуждать», – быстро написал он на карточке и вложил в мою руку. К тому времени мы были уже достаточно хорошо знакомы и могли объясняться без его пресловутых карточек. Однако он так рассердился, что написал эту фразу, словно бросил мне ее в лицо в споре.
Итак, гостиница была пуста, а я предоставлена сама себе. Я бродила по холлу и коридору, заглядывала в пустые номера, валялась на всех кроватях, диванах, креслах и пуфах. За эту ночь ни единого звука, кроме собственного дыхания, я не слышала. Когда перевалило за полночь, я провалилась в сон.
На удивление, к семи утра, когда я поднялась, я чувствовала себя отлично. По условиям нашего договора, не менее одного раза в месяц я должна была ночевать в гостинице при наличии свободных номеров. Этим условием я пользовалась с невероятно большим удовольствием, особенно в те минуты, когда мне, окончательно уставшей от Лизкиного нытья, нужно было побыть одной или спокойно почитать. Персонал посмеивался, что мне уже стоит оборудовать отдельную спальную и жить в гостинице постоянно.
Я согласно кивала им, понимая, что постоянно тут жить я просто не смогу. Когда, после окончания рабочего дня или рабочей ночи я выходила на улицу, я остро слышала каждый звук, даже, казалось, запахи становились отчетливее. Зарабатывала я в гостинице прилично, даже слово «прилично» не в полной мере отражало мою заработную плату. Плюс к этому еще отчисления от дяди и гонорары за книги отца. Лизка часто спрашивала, какого черта я вообще работаю? Что я могла ей ответить?
Учитываю мою весьма специфичную семью, выбор у меня был не широк: или стать журналистом, а в последствии – литературным критиком, или не становиться никем. Я решила, что я буду кем-нибудь другим, и благополучно отправилась учиться на управление персоналом. Смешно, но факт, я думала этому можно научиться! Подспудно я училась играть на гитаре, ходила на курсы по языку жестов, актерское мастерство, в общем, на всё, что могло бы отвлечь меня от основной цели моего обучения. Ян только кивал головой на моё очередное хобби и давал нужную сумму денег, до прошлого года я подрабатывала у него в конторе.
Там он также платил мне какое-то номинальное жалованье, которое я, кажется, переводила какому-то благотворительному фонду, по совету самого же Яна.
Как я сейчас осознаю, тогда я пребывала в полнейшей, беспросветной тьме, натыкаясь руками лишь на очертания предметов, сейчас, особенно ввиду того, что Лизка сбежала, я уже нахожусь в полудымке туманного рассвета. Я огляделась по сторонам, – гуляя вдоль моря (дело шло к вечеру), я забралась в какие-то дебри из мусорных куч, которые перемежались с жидкими кустами.
Захотелось есть, и я повернула в обратную сторону, может быть, Сава будет так любезен и угостит меня ужином, подумала я и улыбнулась. По пути я выпила чашку кофе в небольшом семейном кафе, но ужинать, несмотря на сильное чувство голода, не стала. Где-то в глубине души, я надеялась, что Лизка вернулась.
Жена Савы, Муха, спросила, не поругались ли мы с Лизой, потому что рано утром их зять отвез ее в Сухум на центральный автовокзал? Эта новость меня удивила и немного обрадовала, ведь, если человек хочет сбежать, он обычно прикладывает все усилия, чтобы быть незамеченным. Может быть, она погуляет и вернется, сказала я сама себе, понимая, что занимаюсь самым противным делом на свете – самообманом. Муха приготовила для меня кофе и принесла фрукты, в полутьме она листала газету, а я маленькими глотками пила горячий напиток и глядела на закат над морем. Муха сказала, что днём опять приплывали дельфины, а, значит, скоро погода радикально изменится.
– Я на днях поеду домой, – уныло бросила я.
– Как? Ты же все лето нам оплатила. Я скажу Саве, мы вернём! – вскочила Муха.
– Бросьте, может, еще вернусь, – махнула я рукой и пошла в комнату. Там я сложила Лизкины вещи в пластиковый пакет и бросила на балкон.
– Уехала – и чёрт с тобой! – шептала я, проверяя наличность в кошельке, свои документы и личные вещи. Ничего не взяла, слава богу.
То, что она ничего бы не взяла, я была уверена, кем бы Лиза ни была на самом деле, я чувствовала, что она, как говорят, порядочная. Порядочно ли было меня бросить одну? Соглашусь, что это было вполне гуманно. Вот если я бы собрала все свои деньги и пожитки, да улетела бы в Москву, это была б настоящая жестокость. Хотя… я почесала колено…наши пресловутые понятия о жестокости, они – такие субъективные. На этой ноте я провалилась в глубокий, как канализационный люк, ведущий на ту сторону планеты, сон.
Звонил телефон, один раз, второй, третий. Я громко застонала и перевернулась на бок. Звонящий был очень настойчив, и на четвертый раз я таки сняла трубку.
– Кира, ты мне срочно нужна, – сказал мягкий и абсолютно незнакомый мне мужской голос.
– А вы мне – нет, – ответила я и положила трубку, тоже мне таинственный незнакомец.
Телефон зазвонил снова, я отключила его и снова уснула. Через некоторое время я вскочила с постели и схватила телефон: что на меня нашло? Может, и вправду что-то срочное.
Сообщение гласило: «Кира. Перезвони мне». Ни имени, ни подписи – вот здорово. Я заглянула под кровать с целью обнаружить там очередной конверт, но его там не оказалось… Я уже перезванивала.
– Доброе утро, – хрипло сказала я.
– Кира, доброе утро, я разбудил тебя? Прости, дело очень срочное, – вздохнул мужчина.
– Ничего страшного, – я взяла себя в руки, хотя мне и было тревожно, – Что случилось?
– Приезжай. Когда тебя ждать?
– Куда приезжать? – я схватилась за голову и больно сжала виски пальцами, на секунду уронив телефон в постель.
– В Москву, конечно, – удивленно ответил мужчина, – как ты себя чувствуешь?
– Сначала было хорошо, потом стало хуже, когда вы позвонили и требуете, чтобы я приехала, даже не представившись толком, то… – быстро проговорила я и выдохнула воздух.
– Кира? – Изумился голос на той стороне. – Это Игорь, ты что?
– Игорь? – ошеломленно спросила я, – Игорь?
– Игорь, мы вместе работаем… – медленно, как маленькому ребенку, говорил он, – в гостинице «Абсолютная тишина».
– Но… как же… – мои ладони мгновенно вспотели, – Абсолютная тишина… Игорь…
– Да, Кира? – Игорь все еще был крайне удивлен.
– Вы же … – я сделала глубокий вдох и выпалила. – Вы же немой!
– Что? – казалось, Игорь там задохнулся, я прижимая трубку к уху, медленно забиралась под одеяло с головой, – Кира, это не смешно. Мы договорились, что я отпущу тебя на то время, пока ты не понадобишься. Ты понадобилась. Когда ты сможешь приехать?
– Игорь, я уточню, когда ближайшие рейсы и прилечу.
– Прекрасно, напиши мне, я тебя встречу, – обрадовался Игорь.
– Хорошо, – я отрешенно повесила трубку и принялась дышать спертым воздухом внутри ватного одеяла. Кроме того, что я сошла с ума, других объяснений происходящего у меня не было.
Если Игорь имеет такой прекрасный голос, то, может быть, тогда немая я, а не он? Сумасшедшая и немая, как я билет на самолет куплю? Мне же никто не продаст. Захотелось выпить крепкого алкоголя, теплого от солнца, чтобы горло сначала от горечи сжалось, а потом расширилось. А потом еще и громко крикнуть. Я взглянула на экран телефона: и правда, высветился номер именно Игоря. Может быть, я просто забыла, и мы созванивались и раньше? Да нет же! Нет! Он изъяснялся на языке жестов или писал на обороте визиток, всегда… Или не всегда? Я закрыла лицо ладонями.
Соберусь, позвоню Яну, он купит мне билет, и уеду отсюда. Я решительно встала с кровати. Пометалась по комнате и поняла, что, кроме документов, денег и черной папки, которая хранится у Савы, мне нечего брать с собой. Даст ли мне Сава её с собой в Москву, или поедет сопровождать меня на вокзал или в аэропорт, а вдруг кто-то увидит её, пока я буду лететь или ехать? О, ужас! Я зашлась смехом.
Я спустилась во двор и попросила у Мухи бутылочку домашнего вина, она очень удивилась, но принесла. Усевшись на берегу, прямо на гальку я сделала пару глотков и позвонила Яну.
– Да, Кирочка, – удивленно сказал он.
– Ян, возьми мне билет до Москвы, – сказала я и глотнула вина, утренние облака медленно плыли над горизонтом, волны качали первых отдыхающих.
– Хорошо, на сегодня?
– Не знаю, – задумалась я и посмотрела на часы. – Если поздно вечером, то можно.
– Напишу тебе, милая, – и Ян положил трубку.
Похоже, он чем-то занят, вот и не стал выяснять причин, я выбросила остатки вина в мусорный бак и пошла собираться. Муха проводила меня сочувственным взглядом, Сава вздохнул и махнул мне рукой.
Собираться – было громко сказано. Я приготовила большой пакет, куда решила положить Лизкины вещи. Голубое платье, его мы вместе купили накануне поездки, оно очень оттеняло ее медно-рыжие волосы, я его скомкала и отправила на дно пакета. Туда же полетели голубой бюстгальтер и трусики, купленные специально под это платье. Я сглотнула противный комок, включила самообладание, чтобы остановить внезапно задрожавший подбородок. Лизкин фотоаппарат, я включила режим просмотра: вот она фотографирует меня на вокзале, куда я приехала ее встречать.
К тому моменту я была уже несколько дней на море, и Савин родственник отвез меня на машине в Сухуми, где я встречала Лизку. Было очень жарко, и я стояла взволнованная. С мокрой после машины, в которой не было кондиционера, спиной, я ждала свою подругу, которой нужно было сначала решить «неотложные дела», не знаю какие, а потом приехать ко мне. На этих фотографиях я бледная, с немного впалыми щеками и глазами, я улыбнулась, отчетливо понимая, что сейчас, после приема солнечно-соленых ванн, я выгляжу гораздо лучше. Пролистала наши фотографии с морскими пейзажами, поход в горы, катание на лошадях. Выбрала функцию «удалить всё» и решила, что этот фотоаппарат я подарю Мухе и Саве. В любом случае, я покупала его именно для Лизки. Несколько тряпок я бросила в пакет, даже не разглядывая. Опустила в пакет пару книг со скомканными и исчерканными страницами. Лизка всегда делала пометки, я снова улыбнулась и после вздохнула, выпустив сожаление.
Одного пакета мне не хватило, в новый я сложила её сланцы и кроссовки. В чем она уехала, не пойму? В балетках что ли? Все вещи оставила, удивительно. Спонтанный шаг, совсем не похоже на Лизку, больше присуще мне. Хотя, что я рассуждаю сама с собой, раз она это сделала, значит, и ей это присуще. Я покачала головой, стоило выпить пару глотков вина и остаться в одиночестве, как тут же заговорила сама с собой.
Потом мне в руки попался Лизкин дневник, если раньше я могла прочитать из любопытства, что тревожит мою подругу, несколько страниц, то сейчас я просто бросила его к кроссовкам, даже не заглянув. Это ведь не имеет значения, что думала когда-то девушка, с которой я была близка. Итак, я оглядела комнату – дело сделано – мне остается только взять черную папку, и можно ехать в аэропорт.
Спустя полтора часа позвонил Ян:
– Кирочка, ты одна полетишь?
– Одна.
– В полночь рейс подойдёт?
– Да, отлично.
– Тебя встретить?
– Игорь меня заберет, спасибо, Ян.
– Не за что, прилетишь – позвони мне!
После завершения разговора мне оставалось только одно – пойти прогуляться вдоль кромки берега и попрощаться с этим тихим городком. Ян прислал смс с информацией о рейсе, часов в семь вечера нужно выехать в Сочи, прикинула я. И почувствовала горькое чувство сожаления, что отпуск кончился, что пора уезжать, что Лизка пропала. Что всё кончилось, и что всё началось заново.
«Кирочка, забери папку у Савы, не расстраивайся, малыш», – написал мне любимый дядюшка, я улыбнулась, – волнуется за свою папку. Я отправила Игорю смс, что прилечу в два ночи, и он может меня сразу встретить и отвезти в гостиницу и, ах да, пусть оставят мне свободный номер. Маленькая простительная наглость.
Сава сказал, что его родственник отвезет меня в аэропорт бесплатно, и попытался вернуть мне деньги за номер, я денег не взяла, только попросила папку. Сава медленно, чуть прихрамывая, направился за ней, я почувствовала, что буду очень по ним скучать, ведь они мне стали как родные. Черная папка в моих руках развеяла нахлынувшие сентиментальные настроения.
– Пообедаешь? – четко проговорил Сава, я кивнула.
Пока Муха накрывала на стол, я сбегала за фотоаппаратом и вручила его хозяевам дома, когда мы сели обедать. Я пила горячий чай, заедала его с одной стороны помидором, а с другой – куском лепешки, именно сейчас, в этот самый момент, я была счастлива, а ведь должна бы волосы на голове рвать от отчаянья. Или не должна? Потом меня уговорили взять с собой сыр, банку меда и бутылку вина, сумка заметно прибавила в весе.
– Розы оставишь? – спросила Муха.
– Конечно, тем более я не знаю, кто их принёс.
– Парень принёс, невысокий такой, темненький, я же тебе говорила, – нахмурилась Муха.
– Не говорила, рано утром принёс? – удивилась я.
– Да, а потом Лиза твоя спустилась и на автостанцию побежала, – она задумалась, – одна побежала.
– А цветы, получается, кому? – задала я глупый вопрос, в ответ на который жена хозяина гостиницы только руками развела, Сава хмыкнул, но тоже ничего не сказал.
Я напоследок искупалась в холодном море, спустила вниз сумку и решила перед долгой дорогой принять душ. Подставив лицо прохладным струям воды, я думала о том, как быстро и странно все вышло у нас с Лизкой, вспоминает ли она обо мне? Вроде бы прошли только сутки, а казалось, неделя, не меньше.
Сава и Муха крепко обняли меня на прощанье, я обещала, что как только улажу свои дела в Москве, сразу же к ним вернусь. «Сначала дела в Москве, потом игра – в Москве, потом игра – в Питере», – промелькнуло у меня в голове. В машине я включила плеер и покрепче зажмурила глаза, силясь уснуть и не видеть знакомых пейзажей. Вот здесь, на повороте из города, мы подпрыгнули на кочке, и Лизка крепко схватила меня за коленку, глядя перед собой и улыбаясь испуганной улыбкой. А когда проезжали мимо этих гор, она вскричала: «Кира, Кира, смотри какая красота!»
Твою мать, я же выбросила её из головы, я открыла глаза: да, это именно те горы, о которых я вспоминала минуту назад.
– Кира, все хорошо? – повернулся ко мне большой, загорелый зять Савы.
– Да, спасибо, – улыбнулась я.
– Водички? – он протянул мне огромной рукой маленькую бутылку минеральной воды.
– Спасибо, – я взяла бутылку и сделала пару глотков.
– Случилось что-то? – участливо спросил водитель.
– Дела срочные, – пожала я плечами.
– Бывает, – согласился он со мной, и дальше мы уже ехали молча.
По прибытию он донес мою сумку до стойки регистрации, неуклюже обнял и ушел. Я стояла одна, чувствуя на коже остатки его прикосновения и запах пота, вокруг было много людей, которые спешили на свои рейсы. После регистрации я прогулялась, подошла к стойке с сувенирами и купила маленький магнит для себя самой, на память. Пока все раскладывали багаж и рассаживались, я сидела, вжавшись в кресло, и держалась, чтобы не заплакать. Тягучее чувство, словно что-то внутри меня ослабило свою хватку, и теперь мои эмоции стремятся вылиться, не давало мне успокоиться. Сейчас взлетим, потом меня встретит Игорь, отвезёт в гостиницу, и все станет, как было. Нет, не станет.
– Новая жизнь, – прошептала я, когда самолет оторвался от взлётной полосы, и предательская слеза скатилась по моей щеке.
Едва стало можно расстегнуть ремни, я попросила плед, укуталась и уснула.
– Девушка, смотрите, какая красота, – осторожно тронула меня за плечо соседка, показываю в окно на ночные огни города, я благодарно улыбнулась, хлопая сонными глазами.
Игорь сразу же вышел из машины, взял мою сумку, убрал ее в багажник, а потом крепко меня обнял и жестом показал, чтобы садилась на переднее сиденье. Как только появилась возможность, он припарковался, повернулся ко мне и жестами спросил: «Кира, ты в порядке?» «В порядке», – показала ему я большой палец. Он кивнул головой и резко тронулся с места, мы ехали по направлению к гостинице, дороги были практически пустыми.
– Лизка уехала, неожиданно, ни слова не сказав, – тихонько сообщила я.
Игорь посмотрел на меня, отпустил руль и показал мне «Я негодую!»
«Игорь! Дорога, руль», – испугалась я. Хозяин гостиницы схватил руль и уставился на дорогу. Я слушала шум колес и обрывки музыки из проезжающих мимо машин, в нашей, как и должно быть, было тихо.
– Вот мразь! – громко ругнулся Игорь и посмотрел на меня, тогда я снова изумилась, но не нашлась, что ответить. Игорь, такой уравновешенный, когда он хотел выразить особо сильные эмоции, он писал их на визитках и бросал перед собой, а тут. Мы остановились перед гостиницей.
«С тобой пойти?» – спросил он.
«Игорь, давай завтра, очень хочу побыть в тишине», – ответила я, он пожал мне руку и уехал. Главный вход в гостиницу уже был закрыт, я открыла дверь своим ключом и вошла.
Мягкий свет и белые кресла, я сразу ощутила покой и радостно взяла ключ от номера со стойки ресепшн. Меня ждал мой любимый, «директорский», как шутил мой персонал, номер. Я откинула светло-голубое покрывало с постели и легла, прямо в одежде, в которой ехала по длинной дороге в аэропорт, в которой летела в самолете. Так, даже не сняв обуви, я уснула и благополучно проснулась от того, что мой телефон беззвучно звонил, это был Ян. Я спустилась в холл, приветливо улыбнулась администратору и уже на крыльце перезвонила своему дяде.
– Кира, я сейчас приеду.
– Привет, Ян.
– Приеду и заберу тебя домой, ты отдохнула?
– Более чем, – скривилась я, имея в виду свой неожиданно завершившийся отпуск.
– Я хотел сказать: отдохнула ли ты уже в гостинице, или забрать тебя попозже? – поправился Ян.
– Приезжай, все в порядке.
Спустя час Ян ждал меня в холле, красивый, в белой рубашке, на фоне которой белые кресла напротив стойки, сразу стали отдавать желто-серым цветом.
«Буду завтра», – сказала я администратору, она кивнула в ответ. Ян мягко взял меня за локоть.
– Ты везешь меня домой? – весело спросила я, сев на переднее сиденье.
– А куда ты хочешь? – удивленно поднял он брови.
– Обсудить игру.
– Прекрасно, – кивнул Ян.
Через некоторое время я уже сидела за столом в офисе редакции перед раскрытой папкой, Ян курил и пускал дым мне в ухо, в ожидании, когда я заговорю.
– Кто теперь едет в Калининград? – твердо спросила я.
– Теперь, – выделил Ян, – Калининград под вопросом, я сомневаюсь нужен ли он вообще? По-моему, достаточно одного города.
– Хорошо, – согласилась я, – получается у нас два вестника? Ты и я?
– Кирочка, думаю вестник один, – улыбнулся мой дядя.
– Почему?
– Потому что город будет один.
– Я поняла тебя, не будешь отходить от налаженной схемы, это разумно. Я просто начинаю понимать одну простую вещь – надежных людей не так уж и много.
– Кира, милая, – Ян хлопнул меня по плечу, – надежных людей тоже достаточно, просто не каждого я готов пригласить на эту ответственную роль. Если у тебя кто-то есть на примете – дай мне знать!
– Только бабушка, – пожала я плечами, – больше никого.
– Она не захочет, я ей предлагал несколько лет подряд, – засмеялся мой дядя, как всегда, когда я говорила какую-то глупость.
Рабочий кабинет Яна был похож на все прочие кабинеты, в которых я бывала: узкий черный стол, высокое белое кресло, только зеркало на колесиках в полный рост, большое, но очень легкое, каждый раз встречало меня, как бы намекая, достаточно ли хорошо я выгляжу, чтобы входить в кабинет Великого Гудвина.
Как я говорила ранее, мой дядюшка Ян неоднократно был женат, после чего решил оставить попытки найти семейный покой и занимался исключительно работой, а также очень много читал. Ни в одном своем браке Ян не завел детей, поэтому вся его отцовская любовь, иногда доводящая до бешенства, потоками лилась на меня. Как мне кажется, любая другая девушка была бы рада иметь состоятельного дядю, даже ценой смерти собственного отца. «Наследники», – обожгла меня неожиданная мысль, – «Ян не хочет других наследников и продолжателей нашего дела».
– Тебе нужно отдохнуть, дорогая, – заботливо бросил Ян и снова закурил.
– Почему у тебя нет детей? – быстро выпалила я и покраснела.
– Кирочка, не получилось, – развел руками Ян и засмеялся. – А почему ты интересуешься? Хочешь двоюродного братика или сестричку? Сейчас я уже староват.
– Ян, у тебя достаточно денег, что завести ребенка, даже если ты физически не можешь этого сделать.
– Племянница, ты лезешь сейчас не в свое дело, – резко осек он меня. – Почему ты спросила? Ты беременна?
– Ян, прекрати, – я рассматривала в зеркале свое и его отражение. Как же он хорош, хоть и говорит, что староват. Мой дядя подошел ко мне сзади и крепко обнял, со стороны мы выглядели, как влюбленные, которые любуются совместным отражением в зеркале.
– Я хочу, чтобы ты пошла к психологу, – тихонько прошептал мне ухо Ян. – Ты можешь это сделать для меня?