Помеченный смертью Кунц Дин

21

Не успела Куртни сообразить, что его неожиданное появление, несомненно, не к добру, не успела она сделать попытку развернуться и убежать, как Леланд довольно крепко сжал ее руку и повел в холл. Там он подошел к софе, заставил Куртни сесть и сел сам. Оглядев комнату, Леланд удовлетворенно кивнул головой и улыбнулся:

— Неплохо. Мне здесь нравится.

— Джордж, что...

Не выпуская ее руки, Леланд опять дотронулся до ее лица и нежно провел пальцами по подбородку.

— Ты такая чудесная, — произнес он.

— Джордж, зачем ты здесь?

Куртни была испугана, но лишь чуть-чуть. Его появление было абсурдом, но она не видела причин впадать в панику.

Джордж погладил ее шею, ощутив кончиками пальцев биение пульса. Потом его рука соскользнула к груди.

— Еще чудеснее, чем всегда, — произнес он.

— Пожалуйста, не трогай меня, — ответила она, отодвигаясь от него. Но Джордж крепко обнял ее одной рукой, а другой попытался приласкать.

— Ты говорила, что мне снова можно будет прикасаться к тебе, трогать тебя.

— Что ты хочешь этим сказать?

Пальцы Леланда впились в ее руку с такой силой, что у Куртни заболело плечо.

— Ты говорила, что я снова смогу любить тебя. Как раньше.

Его голос звучал низко и как бы во сне.

— Нет, я никогда такого не говорила.

— Да, Куртни, да. Ты именно так и сказала.

Она взглянула в его налитые кровью, очерченные темными кольцами глаза, в эти мутные бледно-голубые круги, и в первый раз в жизни испытала чисто женский страх. Страх оттого, что поняла: этот человек может ее изнасиловать. И Куртни знала, что, несмотря на его кажущуюся худобу, у него вполне хватит сил сделать это... Но не смешно ли? Ведь в прошлом они занимались любовью десятки раз, пока Джордж не начал резко меняться. В таком случае чего ей бояться? Но Куртни понимала, что ее пугал не секс. Это было другое. Физическое превосходство, грубое насилие, унижение и чувство, что тебя используют. Куртни не знала, как Леланд добрался до ее дома, как он узнал ее адрес. Она не знала и его истинных намерений. Но сейчас все это не имеет никакого значения. Черт возьми, сейчас важно одно: попытается Джордж изнасиловать ее или нет. Куртни почувствовала себя жалкой, беспомощной и угнетенной. Внезапно ее душу заполнили пустота и холод. Куртни задрожала при мысли, что, возможно, ей придется уступить его силе.

— Лучше тебе уйти, — произнесла она, презирая себя за слабенький, дрожащий голосок. — С минуты на минуту должен прийти Алекс.

Леланд улыбнулся:

— Конечно, он придет. Я знаю.

— Тогда что тебе здесь нужно?

— Мы об этом уже говорили раньше.

— Нет, не говорили.

— Говорили, Куртни. Вспомни. Мы разговаривали в фургоне. По дороге сюда. Ты и я. Уже несколько дней, как мы говорим об этом: как избавиться от тех двоих и потом снова быть вместе.

Теперь уже Куртни была не просто напугана. Ее охватил ужас. Наконец-то Леланд перешел грань. Что-то неладное творилось с ним — был ли у него физический недуг или психическое заболевание, — но это что-то превратило его в безумца.

— Джордж, ты должен выслушать. Ты меня слушаешь?

— Конечно, Куртни. Мне нравится твой голос.

Ее передернуло. Невольно.

— Джордж, ты нездоров. Что-то произошло с тобой за последние два года...

Улыбка угасла на его лице, и он перебил Куртни:

— Мое здоровье в полном порядке. Почему ты постоянно убеждаешь меня, что я болен?

— Слушай, ты не проходил обследование, которое доктор...

— Заткнись! — крикнул он. — Я не желаю слышать об этом!

— Джордж, ты болен, и, может быть, что-то все еще...

Куртни увидела, что Леланд ее сейчас ударит, но не смогла вовремя увернуться. Она почувствовала его грубую мозолистую ладонь на своей щеке, стукнули зубы, и Куртни этот звук показался почти забавным...

Но потом у нее в глазах потемнело, и Куртни поняла, что теряет сознание. И тогда она будет полностью в его власти. А еще мгновение спустя она вдруг осознала, что изнасилование — это еще полбеды, потому что у Леланда на уме может быть совсем другое. Он может просто убить ее.

Куртни закричала или подумала, что закричала, а потом провалилась в темную бездну.

Леланд вышел из дома, направился к фургону и взял пистолет, который забыл прихватить с собой сразу же. Потом он вернулся в дом, прошел в гостиную и встал возле софы, разглядывая лежащую на ней Куртни. Он любовался ее золотистыми волосами, тонкими, изящными чертами лица и веснушками на нем.

Ну почему она не могла быть с ним поприветливее? Всю поездку Куртни была так мила, и, когда он говорил ей, к примеру, чтобы она прекратила ныть, она тут же и замолкала. А теперь она снова превратилась в стерву, которая постоянно унижала его и твердила, что у него не все в порядке с мозгами. И ведь знала, что этого просто не может быть! Эти самые мозги много лет назад выигрывали все конкурсы на стипендию; когда он учился в колледже, это неординарное мышление вывело его в люди, вырвало из нищеты, избавило от долбежки Библии на проклятой отцовской ферме и папашиного ремня. Как же он может теперь потерять разум? Куртни сказала это, чтобы подразнить и напугать его. Леланд вставил дуло пистолета ей в ухо. Но не смог нажать на спусковой крючок.

— Я люблю тебя, — сказал он Куртни, хотя она не могла слышать его.

Леланд сел на пол возле дивана и заплакал. Когда через некоторое время он очнулся, то обнаружил, что раздевает Куртни. Пока его мысли бродили где-то очень далеко, он успел стянуть с нее тонкую синюю блузку и теперь возился с "молнией" на джинсах. Леланд перестал дергать застежку и посмотрел на Куртни. Обнаженная до пояса, она казалась совсем еще юной девочкой, несмотря на четкие линии груди, беззащитной, слабой девочкой, нуждающейся в помощи и покровительстве.

— Нет, так нельзя.

Джордж вдруг понял, как ему следует поступить. Он свяжет Куртни и спрячет ее до тех пор, пока не разделается с Дойлом и мальчишкой. Когда они умрут, Куртни поймет, что Леланд — единственное, что осталось у нее в жизни. И они снова смогут быть вместе.

Легко, словно ребенка, Джордж поднял Куртни и понес ее наверх, в спальню. Там он положил ее на кровать. Потом отыскал в гостиной на полу ее блузку и кое-как натянул ее на Куртни.

За следующие пятнадцать минут Леланд связал ее запястья и ноги веревкой и залепил рот куском клейкой ленты.

Когда Куртни пришла в себя, открыла глаза и отыскала ими Леланда, тот сидел на кровати и смотрел на нее в упор.

— Не бойся, — сказал он.

Она попыталась крикнуть, но не смогла — рот был заклеен.

— Я не сделаю тебе ничего дурного, — продолжал он, — я люблю тебя.

Он потрогал ее длинные красивые волосы.

— Еще немного — и все будет в порядке. Мы будем счастливы, мы будем вместе — никого в целом свете, кроме нас двоих.

22

— Это наша улица? — спросил Колин. "Тандерберд" медленно, с трудом взбирался вверх по небольшой улочке.

— Да, наша.

Слева, за хорошо подстриженными и ухоженными вишневыми деревьями, простирался темный Линкольн-парк. Справа дорога уступами сбегала вниз, к сияющему ожерелью огней города, бухты и моста через залив. Зрелище было впечатляющим, особенно в три часа утра.

— Вот это местечко! — сказал мальчик.

— Нравится, а?

— Филадельфия ни в какое сравнение не идет с этим.

— Да уж! — рассмеялся Дойл.

— А наш дом там? — спросил Колин, указывая на скопление огоньков прямо перед ними.

— Да. И еще один неплохой сад с бо-о-льшими деревьями.

В первый раз Дойл приезжал сюда как хозяин, он ехал домой и знал, что дом и парк вокруг него стоили каждого цента, что он заплатил, хотя вначале цена казалась совершенно непомерной. Дойл подумал о Куртни, о том, как она ждет их дома. Он вспомнил дерево, которое видно из окна их спальни. Интересно, смогут ли они не заснуть сегодня до рассвета и увидеть из окна, как косые лучи солнца заскользят по синей воде залива...

— Надеюсь, Куртни не рассердится сильно из-за того, что мы ей наврали, — сказал Колин, все еще вглядываясь в темноту океана за полоской города. — Если рассердится, то все испортит.

— Она не рассердится, — заявил Дойл, прекрасно зная, что Куртни обязательно разозлится, но слегка и всего на несколько минут, — она обрадуется, что с нами все в порядке.

Огни, освещавшие их дом, заметно приблизились, хотя само здание спряталось за стеной тенистых деревьев, которые росли позади, поэтому разглядеть его пока было практически невозможно.

Дойл замедлил ход машины, пытаясь найти подъездной путь к дому. Вскоре он нашел его и свернул на дорожку. Тысячи мелких овальных камешков гравия брызнули из-под колес.

Алексу пришлось объехать полдома до того, как он увидел припаркованный возле гаража фургон "Шевроле".

23

Дойл вышел из машины и положил руку на худенькое плечо Колина.

— Ты останешься здесь, — сказал он. — Если увидишь, что кто-то, кроме меня, выходит из дома, бросай машину и беги к соседям. Ближайшие — вниз по холму.

— А разве не надо позвонить в полицию и...

— Для этого уже нет времени. Он в доме. С Куртни.

Алекс вдруг почувствовал, что в животе у него что-то перевернулось, и его сразу же затошнило. В горле запершило, желчь подступила ко рту, но Алекс загнал ее внутрь, обратно, подавив рвотный порыв.

— Минутой раньше, минутой позже...

— Одна минута может все изменить.

И Дойл побежал через темную лужайку к парадной двери, которая была слегка приоткрыта.

Как же это возможно? Кто был этот человек, который следовал за ними, куда бы они ни поехали, который находил их всегда и везде, как бы они ни меняли свои планы и маршрут? Кто, черт возьми, был этот тип, который смог обогнать их, приехать сюда раньше и поджидать их? Да уж, это становится более чем серьезным, и он наверняка не просто маньяк.

Боже, а что он сделал с Куртни? Если только он как-то навредил ей... Алекса охватило смешанное чувство ярости и ужаса. Было страшно осознавать, что, даже если у тебя самого достает храбрости противостоять насилию и жестокости, ты не всегда можешь защитить тех, кого любишь. Особенно когда не имеешь ни малейшего представления о том, откуда ждать опасности и какой именно.

Алекс добежал до парадной двери, толкнул ее и очутился внутри дома. Только тут он сообразил, что, может быть, попался прямо в ловушку, и с неожиданной ясностью вспомнил хитрость, ловкость и жестокость этого безумца, когда тот размахивал топором. Дойл вжался в стену, пытаясь укрыться за этажеркой, на которой стоял телефонный аппарат, и быстрым взглядом окинул переднюю.

Комната была пуста.

Все лампы горели, но ни сумасшедшего, ни Куртни видно не было.

В доме было очень тихо.

Слишком тихо.

Прижимаясь спиной к стене, Алекс проскользнул из гостиной в столовую. Ковер с толстым ворсом делал его шаги бесшумными.

Столовая также была пуста.

В кухне на разделочный стол были выставлены три тарелки, ножи, вилки, ложки и другая утварь. Куртни собиралась приготовить им поздний ужин.

Сердце его больно билось о грудную клетку, а дыхание стало таким тяжелым и резким, что Дойл был уверен: хрипы его наверняка слышны по всему дому.

"Куртни... Куртни... Куртни..." — вертелось у него в голове.

Небольшой кабинет в углублении и задняя застекленная терраса — там тоже не было ни души. Все было убрано, везде был порядок или, точнее, тот "порядок", который обычно имеет место в доме Куртни. И это хороший знак. Не так ли? Никаких следов борьбы, мебель цела, кровавых пятен не видно....

— Куртни!

Поначалу Алекс старался как можно меньше шуметь и решил помалкивать, но теперь ему вдруг показалось жизненно важным позвать ее, произнести ее имя — будто сказанное слово имело некую магическую силу и могло защитить Куртни от этого безумца.

— Куртни!

Молчание.

— Куртни, где ты?

Интуиция подсказывала Алексу, что ему следовало бы успокоиться и помолчать минуту-другую, чтобы еще раз обдумать положение, еще раз поразмыслить над тем, что он может предпринять, и только потом начинать действовать. Ведь он не сможет помочь ни Куртни, ни Колину, если позволит себя убить.

Но как бы там ни было, полнейшее молчание, царившее в доме, угнетало Алекса настолько, что он потерял способность вести себя разумно.

— Куртни!

Пригнувшись и слегка наклонившись вперед, Алекс побежал вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки; он был похож на солдата-десантника, высаживающегося на вражеский плацдарм. Добежав до самого верха, он схватился за перила, удерживая равновесие и переводя дух. На втором этаже все двери, выходящие в холл, были закрыты, каждая — как крышка шкатулки с сюрпризом.

Самая близкая к лестнице дверь вела в спальню для гостей. Алекс сделал три шага по направлению к ней и потом резко распахнул ее.

В первые мгновения он не мог понять, что перед ним. Ящики, коробки, бумага и другой хлам были свалены в кучу посередине комнаты, гора мусора на новом, красивом ковре. Алекс шагнул вперед, непонятно почему взволнованный неуместностью того, что видели его глаза. И тут же за его спиной раздался низкий, густой голос, шедший из дверного проема:

— Ты отнял ее у меня.

Алекс резко рванулся влево, но это было уже бесполезно. Несмотря на его маневр, пуля достала его. Он рухнул как подкошенный.

Высокий широкоплечий мужчина, улыбаясь, стоял в дверях. В руке он держал пистолет — точно такой же, какой Дойл купил в Карсон-Сити и, совершенно забыв о нем, оставил в машине. Именно тогда, когда он нуждался в оружии больше всего.

Дойл подумал: это лишь доказывает, что за одну ночь нельзя перемениться. Никто этого не может. Ни ты, ни он. Ты можешь быть в тысячу раз храбрее его, но не можешь заставить его думать, а не разговаривать языком оружия. Как нелепы были мысли, пришедшие Алексу на ум в такой момент! Поэтому он перестал размышлять и погрузился в обволакивающую его багровую тьму.

Когда Леланд в очередной раз пришел в себя и отвлекся от воспоминаний об отцовской ферме, он обнаружил, что сидит на краю кровати Куртни и гладит ее лицо. Куртни напряглась, пытаясь освободиться от веревок, ее мускулы словно застыли, превратились в негнущийся твердый сплав. Она попыталась что-то сказать, порвать клейкую ленту, но вместо этого разрыдалась.

— Все хорошо, — произнес Леланд, — с ним я покончил.

Куртни металась из стороны в сторону, безуспешно стараясь сбросить его руки. Леланд взглянул на пистолет, который все еще держал в руке, и вспомнил, что выстрелил в Дойла только раз. Может быть, этот сукин сын еще жив. Он должен вернуться и проверить это.

Но ему не хотелось оставлять Куртни. Ему хотелось снова и снова трогать ее, может быть, даже переспать с ней прямо сейчас. Почувствовать ее мягкую теплую кожу, скользящую под его огрубевшими ладонями, наслаждаться ею, наслаждаться тем, что он рядом с ней. Они вновь вместе, вдвоем...

Леланд обеими руками прижал Куртни к дивану — так чтобы она лежала прямо и неподвижно. Затем он поцеловал ее и запустил пальцы в ее золотистые волосы. В тот момент он совсем забыл об Алексе Дойле. А о Колине не думал вообще.

Мальчик услышал выстрел. И хотя стены дома слегка приглушили звук, ошибиться было невозможно.

Колин открыл дверцу и выпрыгнул из машины. Сначала он побежал вниз, по подъездной дороге к дому, но остановился на полпути. Колин вдруг понял, что ему некуда бежать.

Как вниз, по склону холма, так и вверх все дома оставались темными и молчаливыми. Очевидно, звук выстрела не смог разбудить людей.

Так. Но ведь он может растолкать их и рассказать обо всем, что случилось. Тут Колин вспомнил, как обращался с Алексом капитан Экридж. Возможно, соседи отнесутся к нему тепло, по-дружески, но они могут не поверить ему. Колин прекрасно понимал это. Ведь он всего-навсего одиннадцатилетний мальчишка. Его поднимут на смех, может, обругают. Но не поверят. Во всяком случае, он потеряет драгоценное время.

Колин побежал назад к машине, остановился возле открытой дверцы и посмотрел на дом. Из него никто не выходил.

"Ну давай же! — подумал он. — Алекс бы не раздумывал. Алекс пошел прямо внутрь за Куртни. А ты? Хочешь ты в конце концов стать взрослым человеком или так на всю жизнь и останешься запуганным ребенком?"

Колин присел на краешек переднего сиденья и открыл отделение для перчаток. Затем вынул оттуда небольшую картонную коробку. Достав пистолет и положив его на сиденье рядом, Колин нащупал патроны. За свои одиннадцать лет он ни разу не держал оружие в руках, однако думал, что зарядить пистолет не очень сложно. В тусклом свете верхней лампы салона Колин кое-как разглядел тоненькие буковки, обозначающие положение предохранителя. И перевел его в боевое.

Алекс одну-две минуты непонимающе рассматривал разодранные пакеты, клочки газет и другой мусор, пока окончательно не пришел в себя и не вспомнил, где он находится и что случилось. Сумасшедший с пистолетом в руке...

— Куртни! — тихо произнес он.

Он попытался двинуться, но тут же его пронзила острая боль. Она волнами охватила его, и Алекс чувствовал себя изможденным, старым и слабым. Пуля прошла повыше левой ключицы, и ощущение было такое, словно кто-то обильно посыпал рану солью.

"Он не попал в сердце, — подумал Алекс, — и, должно быть, особенно ничего не повреждено". Однако эта мысль его слабо утешила.

При помощи здоровой руки Алекс заставил себя встать на колени. На ковер закапала кровь. Боль усилилась, ее толчки обрушивались на него теперь уже гораздо чаще.

Алекс все ждал, когда же раздастся следующий выстрел, и уже мысленно представил себе, как он проваливается в кучу картонок и газет. Однако никто не помешал ему подняться на ноги, и, обернувшись, он обнаружил, что маньяк исчез. Дверной проем был пуст. Алекс зажал плечо рукой и медленно направился к двери. Кровь с бульканьем сочилась у него между пальцами. Преодолев половину пути, он вдруг подумал, что было бы неплохо сначала чем-нибудь вооружиться, а потом уже искать того ненормального. Но как? Чем? Повернувшись и поглядев на кучу хлама, Алекс увидел то, что могло ему пригодиться. Он вернулся и поднял кусок доски от разбитого деревянного ящика. С одной стороны доски торчали три погнутых гвоздя. Это подойдет. Алекс снова побрел к выходу.

Восемь шагов до двери показались ему восемью сотнями. После того как он преодолел их, ему пришлось остановиться и отдохнуть. Грудь сдавило, дыхание было невероятно тяжелым. Алекс прислонился к стене как раз за открытой дверью, так что его не было видно из холла.

"Ты должен, ты обязан собрать все свои силы", — приказал он себе, прикрывая глаза, так как комната начала слегка покачиваться и кружиться перед ним.

"Даже если ты его найдешь, ты не сможешь остановить его и он сделает с Куртни и Колином все, что ему захочется. Ты не имеешь права быть настолько слабым. Это всего лишь шок. Тебя ранили, ты истекаешь кровью. Но ты должен преодолеть себя, иначе всем придется умереть".

Леланд содрал клейкую ленту со рта Куртни и прикоснулся к ее бледным, бескровным губам.

— Теперь все в порядке, Куртни. Дойл мертв. И нам не нужно беспокоиться об этом. Мы с тобой — я и ты — против всех.

Куртни не могла говорить. Она была бледна как смерть, ее золотистая кожа приобрела молочный оттенок.

— Сейчас я разрешу тебе встать, — улыбаясь, продолжал он, — если ты, конечно, будешь хорошо себя вести, будешь хорошей девочкой, я развяжу тебе ноги и руки — чтобы мы могли заняться любовью. Хочешь?

Куртни отрицательно покачала головой.

— Ну конечно, хочешь.

На первом этаже разбилось окно, и послышался звон осколков, падающих на голый пол.

— Это полиция, — произнесла Куртни, сама не зная наверняка, кто это, не желая напугать его.

Леланд, начавший было развязывать ее, резко встал.

— Нет, — сказал он, — это мальчишка. Как я мог забыть про него?

В замешательстве он повернулся к ней спиной и пошел к дверям.

— Не трогай его! — закричала Куртни. — Ради всего святого, не трогай его!

Леланд не слышал ее. Он мог воспринимать только одно и думать только об одном в каждый отдельный момент времени. Теперь это был мальчик. Он должен найти его и убить, уничтожить последнее препятствие, стоящее между ним и Куртни.

Леланд вышел из спальни и направился по коридору к лестнице, ведущей вниз.

Когда Алекс услышал внизу звон разбившегося и посыпавшегося на пол стекла, он подумал, что Колин, должно быть, привел кого-нибудь на помощь. Но потом он вспомнил, что парадная дверь была открыта. Почему они не вошли через нее?

И сразу же понял, что Колин вообще не ходил за помощью. Напротив, этот мальчишка взял из машины пистолет, тот самый, о котором забыл Алекс. В самый неподходящий момент Колин решил, что открытая входная дверь передней — это ловушка, поэтому обежал вокруг дома и, чтобы проникнуть внутрь, разбил окно. Мальчик пришел им на помощь совсем один. И хотя это был очень смелый поступок, решившись на него, Колин подписал себе смертный приговор.

Дойл сумел наконец оторваться от стены, и в этот самый момент закричала Куртни. От удивления Алекс едва не упал, споткнувшись о собственную ногу. Куртни жива! Конечно, он пытался убедить себя, что с ней все в порядке, но не верил в это. Он ожидал найти ее труп.

Алекс повернулся лицом к двери в холл как раз в тот момент, когда сумасшедший дошел до лестницы и начал спускаться вниз. Алекс увидел его.

Из их спальни вновь послышался душераздирающий крик Куртни:

— Не трогай его! Не убивай еще и моего брата!

"Он сказал ей, что я мертв", — подумал Дойл.

— Куртни! — позвал он, нимало не заботясь о том, что тот, внизу, мог услышать его. — У меня все в порядке. С Колином тоже все будет хорошо.

— Алекс! Это ты?

— Я, — сказал он. И крепко сжав здоровой рукой свое оружие, он прошел через лестничную площадку и быстро стал спускаться вниз, торопясь настигнуть маньяка.

24

Колин подергал застекленную дверь в кухню. Она была заперта. Ему не хотелось тратить время на поиски открытого окна, так же как и входить через парадную дверь. Алекс сделал это и пропал, словно дом поглотил его. Колин колебался лишь секунду, а потом взял пистолет за дуло и рукояткой что было сил ударил по одной из стеклянных панелей двери.

Колин подумал, что должен будет проникнуть в дом достаточно быстро, чтобы успеть найти укрытие до того, как сумасшедший войдет в кухню. А потом он выскочит и выстрелит в него.

Однако Колин никак не мог найти задвижку. Просунув руку через образовавшийся проем и оцарапавшись об острые края разбитого стекла, он ощупал внутреннюю сторону двери, но безуспешно. Казалось, что задвижки там не было вообще.

Колин взглянул в противоположный угол ярко освещенной кухни, на дверь, из которой должен появиться этот ненормальный. Теряя драгоценные секунды, он, с шумом дергая дверь, пытался отыскать невидимую щеколду. И вдруг нашел ее. Вскрикнув, Колин повернул задвижку и толчком открыл дверь. Держа пистолет прямо перед собой, он с шумом ввалился в кухню.

Но еще до того, как Колин начал искать место для укрытия, в кухню вошел Джордж Леланд. Колин сразу узнал его, хотя не видел уже более двух лет. Но это не остановило мальчика. Он направил дуло пистолета в грудь Леланду и нажал на спусковой крючок.

Отдача от выстрела с силой ударила его по рукам, прошла до локтей. Леланд зарычал и рванулся вперед со скоростью экспресса. Он замахнулся и ударил Колина. Тот неуклюже растянулся на блестящем кафеле. Пистолет с грохотом покатился по полу, задевая за ножки стола и стульев. Теперь до него было не дотянуться.

Увидев это, Колин понял, что его первый и единственный выстрел не попал в цель.

Алекс потерял Леланда из виду, когда тот вошел в кухню. Почти в то же мгновение прогремел выстрел. Алекс услышал, как заорал сумасшедший, потом — как вскрикнул Колин и что-то с грохотом упало на пол.

Но Алекс не знал, кто в кого стрелял.

Бегом преодолев последние несколько футов, он ворвался в кухню и занес над головой Леланда обломок доски с торчавшими из нее кривыми гвоздями.

Колин лежал на полу возле холодильника и время от времени пытался подняться на ноги. В стороне от него, где-то в двух ярдах, незнакомец медленно поднимал пистолет...

Закричав от ярости, издав какой-то совершенно дикий вопль, Алекс изо всех сил замахнулся своей дубинкой и нанес Леланду удар сзади. Гвозди раскроили ему череп.

Леланд взвыл, выронил пистолет и обеими руками схватился за голову. Он сделал два шага и оперся локтями о разделочный стол.

Алекс ударил его еще раз. В этот раз гвозди вошли в пальцы, пронзив их насквозь до черепа. Дойл выдернул доску.

Сумасшедший повернулся лицом к своему врагу и выставил вперед окровавленные руки, как бы пытаясь отразить следующий удар.

Алекс посмотрел прямо в его голубые, широко раскрытые глаза и подумал, что теперь в них светилось нечто похожее на здравый ум, что-то ясное и рациональное. Видимо, безумие временно отступило.

Но Алекса это уже не волновало. Он вновь взмахнул обломком доски. Гвозди расцарапали лицо Леланда, разорвали кожу, оставив три красные глубокие борозды на щеке.

— Пожалуйста, — произнес Леланд, перегибаясь через стол и скрещивая руки перед собой, пытаясь защитить лицо. — Пожалуйста, прекратите это!

Но Дойл понимал, что если он остановится, то безумие может вновь наполнить эти глаза. Безумие и жажда мести. И тогда этот огромный человек будет беспощаден.

Дойл подумал о том, что этот подонок уже сделал с Куртни и что он уготовил для Колина. И вновь ударил Леланда. Еще и еще. И каждый раз сильнее и быстрее, вонзая гвозди в его руки, шею, голову... Неожиданно ему вдруг пришло в голову, что теперь он, Алекс Дойл, превратился в одержимого, а тот, наоборот, стал его жертвой. От этой мысли он застонал, но все же продолжал изо всей силы наносить удары, разбивая и разрывая плоть Джорджа Леланда.

Наконец тот не выдержал и упал на кафельный пол, сильно ударившись головой. Потом он как-то печально взглянул вверх, на Дойла, и попытался что-то сказать. Кровь ручьями бежала из многочисленных ран и вдруг фонтаном хлынула из носа. Леланд умер.

Минуту Алекс стоял неподвижно, уставившись на труп. Алекс словно окоченел и ровным счетом ничего не чувствовал: ни злости, ни стыда, ни жалости, ни грусти — ничего. Хотя ему раньше казалось, что это неестественно: убить человека и не чувствовать при этом угрызений совести.

Алекс вновь ощутил волнообразные толчки боли из раненого плеча. Только теперь он осознал, что держал доску обеими руками. Алекс уронил свое орудие на труп Леланда и отвернулся.

Колин стоял в углу возле холодильника. Он дрожал, лицо его было белее снега. Мальчик выглядел еще меньше и слабее, чем обычно.

— Ты как? В порядке? — спросил Дойл.

Колин не мог произнести ни слова. Он только пристально смотрел на Алекса.

— Колин!

Но тот только вздрагивал.

Дойл шагнул ему навстречу. Колин вдруг вскрикнул, побежал вперед, бросился к Алексу и обнял его за пояс. Потом он истерически разрыдался.

— Ты никогда нас не бросишь, правда?