Сосны. Заплутавшие Крауч Блейк
Тереза перевернулась на спину, увлекла с собой Итана и ввела его внутрь.
Она была такой громкой и звучала так красиво…
Когда начала кончать, она притянула голову Итана вниз – ее губы у его уха, его губы у ее уха, – застонала и проговорила:
– Расскажи мне.
– Что?
Он не мог дышать.
– Расскажи… Ооогосподиитан… Где мы на самом деле.
Итан прижался лицом к ее уху.
– Остались только мы, детка.
Они кончали вместе, громко и жестко, так же синхронно, как всегда.
– Это последний город на земле.
Тереза кричала: «Дададаогосподинеостанавливайся!» Достаточно громко, чтобы укрыть его слова.
– И нас окружают монстры.
Они лежали, перепутавшись руками и ногами, потные, совершенно неподвижные.
Итан шептал ей на ухо.
Он рассказал ей все.
Когда они живут. Где они живут. О Пилчере. Об аберах.
Потом он лежал, подперев голову согнутой в локте рукой, гладя ее лицо.
Тереза смотрела в потолок.
Она была тут пять лет, чертовски дольше, чем он, но то было состояние лимбо. Когда не знаешь ничего наверняка. Теперь она знала. Может, она подозревала это и раньше, но теперь вся неопределенность была выжжена: кроме Итана и Бена, она никогда больше не увидит никого из тех, кого любила в прошлой жизни. Все они были мертвы уже два тысячелетия. И если она когда-то цеплялась за надежду покинуть Заплутавшие Сосны, Итан только что уничтожил эту надежду. Ее пребывание здесь было бессрочным приговором.
Она была приговорена к пожизненному заключению.
Итан гадал, какие чувства преобладали в Терезе, полагая, что в ее голове бултыхается целый коктейль: гнев, отчаяние, горе, страх.
При проникающем в окно свете неблизкого уличного фонаря он увидел, как на глаза ее наворачиваются слезы.
И почувствовал, как ее рука в его руке начала дрожать.
Глава 13
Водонапорная башня,
парк Волонтеров, Сиэтл, 2013
Хасслер приблизился ко входу в водонапорную башню, и из тени возле двери появилась женщина.
– Вы опоздали, – сказала она.
– На пять минут. Расслабься. Он там?
– Да.
Она была не старше двадцати. Тонкая, но сильная, безумно роскошная, но с мертвыми глазами. Интересного громилу выбрал себе Пилчер. От нее явно веяло уверенностью того, кто может за себя постоять.
Она стояла между дверью и Хасслером, преграждая ему путь.
– Не возражаешь? – спросил он.
Мгновение казалось, что женщина может и возразить, но, наконец, она шагнула в сторону. Проходя мимо, Хасслер сказал:
– Не впускай туда никого.
– Спасибо, что говорите, как мне делать мою работу, агент.
Металл лязгнул под туфлями с загнутыми носками.
Хасслер потащился вверх по лестнице.
Наблюдательная площадка была скудно освещена, толстые заслонки прикрывали арочные окна в круглой кирпичной стене, чтобы никто не проник внутрь. И ограда от пола до потолка защищала семидесятипятифутовую шахту открытой спиральной лестницы.
Дэвид Пилчер, в длинном черном пальто и шляпе-котелке, сидел на скамье на дальнем конце площадки.
Хасслер обошел его и уселся рядом.
Мгновение раздавался лишь звук дождя, барабанящего по крыше над ними.
Потом Пилчер оглядел его с чуть заметной улыбкой.
– Агент Хасслер.
– Дэвид.
За окном очертания Сиэтла смахивали на неоновое размытое пятно сквозь низкий облачный слой.
Пилчер сунул руку в карман пальто и вытащил плоский конверт.
Положил его на колени Хасслеру.
Тот осторожно открыл конверт, заглянул внутрь, пролистал большим пальцем стодолларовые купюры.
– Сдается мне, тридцать тысяч, – сказал он, выпустив конверт.
– У вас есть новости? – спросил Пилчер.
– Прошло пятнадцать месяцев со времени исчезновения агента Бёрка и смерти агента Сталлингса. И никаких зацепок. Никаких новых улик. Не поймите меня неправильно. Я не говорю, что кто-то в министерстве финансов забудет, что один наш агент убит и трое пропали без вести в Заплутавших Соснах, Айдахо. Но без новой информации они просто ходят по собственным следам и сами это знают. Два дня тому назад внутреннее расследование по поводу исчезновения моих агентов официально перестало быть приоритетным.
– И что, по мнению ваших людей, произошло?
– Их теории?
– Да.
– Они мечутся туда-сюда, но никогда и близко не подходят к цели. Сегодня у них «служба надежды» Итана Бёрка.
– Что такое служба надежды?
– Гадом буду, если знаю.
– Вы уезжали?
– Уезжал на заключительную пьянку в доме Терезы.
– Я собираюсь нанести ей визит после того, как мы тут закончим дела.
– Неужто?
– Пора.
– Тереза и Бен?
– У меня есть теория, что, если я смогу по возможности удержать семьи вместе, переход на другую сторону будет легче.
Хасслер встал.
Подошел к окну.
Уставился сквозь стекло на оранжерею, освещенную праздничными огнями.
Он слышал шум городского движения и живую музыку на Капитолийском холме, но здесь, на вершине водонапорной башни, чувствовал себя отрезанным от всего мира.
– Вы подумали о том, о чем мы с вами разговаривали в прошлый раз? – спросил Хасслер.
– Да. А вы?
– Я только об этом и думаю. – Он повернулся и уставился на Пилчера. – На что это будет похоже?
– Что именно?
– Заплутавшие Сосны. Когда возвращаешься из того, что вы называете…
– Приостановленной жизнедеятельностью… – Лицо Пилчера потемнело. – Вы уже знаете о моем проекте слишком много, чтобы я чувствовал себя уютно.
– Если бы я хотел свалить вас, Дэвид, я мог бы сделать это несколько месяцев назад.
– Если бы я желал вашей смерти, агент Хасслер, – вашей и всех тех, кого вы любите, – ничто в мире не помешало бы мне это устроить. Даже из тюрьмы. Даже из могилы.
– Итак, между нами установилось взаимное доверие, – сказал Хасслер.
– Возможно. Или, по крайней мере, мы позаботились о взаимном уничтожении.
– По мне, это одно и то же.
Ледяные капли мелкого дождя задували в окно. Хасслер чувствовал, как они покрывают шею сзади неприятным холодком.
– Итак, возвращаясь к моему вопросу, Дэвид. На что это будет похоже, когда вы все очнетесь?
– Сперва – работа. Много, много работы. Город придется отстраивать заново. На это уйдет время. Потом?.. Не знаю. Мы говорим о двух тысячах лет спустя. Башня, на которой мы сейчас стоим, превратится в руины. Эти городские очертания исчезнут. Все люди в этом городе, их дети и внуки и правнуки превратятся в ничто. Даже их кости.
Хасслер вцепился в оконное ограждение.
– Я хочу участвовать.
– Гарантий нет, Адам.
– Я понимаю.
– Это – Колумб в поисках Восточных Индий. Человек, летящий на Луну. Миллион вещей могут пойти наперекосяк – и мы никогда не проснемся. Может ударить астероид. Случиться землетрясение. Мы можем очнуться в ядовитой атмосфере или во враждебном мире, которого никогда даже не воображали.
– Вы и вправду думаете, что это случится?
– Понятия не имею, с чем мы столкнемся по пробуждении. В голове у меня лишь образ идеального маленького городка, где человечество получит шанс начать все заново. Только это и движет мною.
– Итак, вы позволите мне присоединиться?
– У меня уже полный штат. Какие навыки вы можете предложить?
– Интеллект. Способность лидерствовать. Умение выживать. Я был связистом в «Дельте»[25], прежде чем присоединился к секретной службе, но уверен, что вы это уже знаете.
Пилчер только улыбнулся и сказал:
– Что ж, думаю, вы приняты.
– Я хочу попросить об одном одолжении, и если вы на это согласитесь, можете взять обратно свой конверт.
– Каком?
– Итан Бёрк никогда не проснется.
– Почему?
– Я хочу быть там с Терезой.
– Тереза Бёрк…
– Верно.
– Жена Итана.
– Да.
– Вы влюблены в нее? – спросил Пилчер.
– Вообще-то да.
– И она влюблена в вас?
– Пока нет. Она никогда не переставала любить его.
Хасслер почувствовал, как в животе его взыграла язва. Это зеленое пламя ревности.
– Он изменяет ей со своей бывшей напарницей, Кейт Хьюсон, а она все равно принимает его обратно. Все еще любит его. Вы когда-нибудь встречались с Терезой Бёрк?
– Нет, но скоро встречусь.
– Он ее не заслуживает.
– А вы заслуживаете?
– Я бы любил эту женщину так, как ее следует любить. Она будет счастливей со мной в Заплутавших Соснах, чем когда-либо была в целой жизни.
У Хасслера перехватило дыхание оттого, что он сказал эти слова, озвучил их вслух. Он никогда ни с кем этим не делился.
Пилчер засмеялся и встал.
– Итак, в конечном итоге все это только ради того, чтобы заполучить девушку?
– Нет, это…
– Шучу. Я позабочусь, чтобы это произошло.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Когда мы ляжем под наркоз? – спросил Хасслер.
– Это называется деанимация. Моя суперструктура достроена. Осталось лишь заполнить склад и набрать несколько последних рекрутов. Мне шестьдесят четыре года, и моложе я не становлюсь, а на другой стороне будет ожидать куча дел.
– Итак…
– У нас в Заплутавших Соснах в канун Нового года состоится вечеринка. Я, моя семья и сто двадцать членов моей команды собираются выпить лучшее шампанское, какое можно купить за деньги, а после уснуть на пару тысяч лет. Добро пожаловать, можете к нам присоединиться.
– Две недели?
– Две недели.
– И что подумают люди – куда вы денетесь?
– Я сделал приготовления. С моей последней публичной лекции прошло семь лет. Я стал затворником. Думаю, пятьдесят шансов на пятьдесят, что «Ассошиэйтед пресс» вообще опубликует дату моей кончины. А что насчет вас? Продумали, как уйдете?
– Я обналичил свой 401 (k)[26], опустошил свои банковские счета и оставил запутанный след к кое-какому теневому поставщику фальшивых паспортов. Это-то как раз нетрудно.
– А что трудно?
Хасслер оглянулся на окно, за которым высились окутанные туманом холмы Королевы Анны – в тех местах жила Тереза Бёрк.
– Знать, что мне предстоит ждать две тысячи лет, чтобы быть с женщиной моих грез.
Часть III
Глава 14
Тобиас лежал плашмя на животе в качающейся траве, едва дыша.
В пятистах ярдах отсюда из чащи широкохвойных сосен появился абер. Он вышел на поле и не особенно торопясь, вприпрыжку двинулся в сторону Тобиаса.
Блин!
Тобиас только что покинул лес на другом конце поля, и пяти минут не прошло.
За тридцать минут до этого он пересек ручей и полсекунды помедлил на берегу, обдумывая – не остановиться ли попить. Он решил не останавливаться. Если бы он остановился, то провел бы пять-десять минут, пока не напился бы вволю и не наполнил заново свои однолитровые бутылки. И в результате не появился бы на краю этого поля как раз тогда, когда абер уже вышел на открытое место. И смог бы проследить траекторию, по которой двигался абер, из-за безопасного прикрытия леса. Позаботился бы о том, чтобы избежать именно этой сраной ситуации, в которой теперь очутился: ему придется пристрелить абера.
Схватка была неизбежна. Стоял полдень. Абер находился в подветренной стороне. Других вариантов не было: Тобиас не мог здесь оставаться, а от ближайших зарослей его отделяло расстояние в несколько футбольных полей.
У этого создания были настолько тонко развиты чутье, зрение и слух, что стоит Тобиасу встать, и абер заметит его. Учитывая направление ветра, тварь должна учуять его в любую секунду.
Тобиас уронил рюкзак и ружье в траву, едва заметил вдали первое движение. Теперь он протянул руку, схватил «винчестер», стиснул цевье ружейного ложа и приподнялся на правом локте.
И прильнул к оптическому прицелу.
Прицел не выверялся целую вечность, и, когда абер появился в перекрестии визирных нитей, Тобиас подумал обо всех тех случаях, когда встряхивал ружье, прислоняя его к дереву или кидая на землю. Подумал о дожде и снеге, которые колошматили по его оружию тысячу с лишним дней, проведенных им в диких местах.
Теперь, по его прикидкам, абер был от него в двухстах ярдах. Все еще рискованное предприятие, но массивная центральная часть твари маячила в перекрестии нитей. Он сделал легкую поправку на ветер. Сердце Тобиаса сильно билось, когда он прижимался к земле, все еще холодной после мороза минувшей ночи.
С тех пор, как он в последний раз встречался с абером, прошло уже несколько недель, а может, и месяцев. Тогда у него имелись патроны к его .357му. Господи, как ему не хватало того оружия! Если бы у него по-прежнему был револьвер, он встал бы, крикнул, позволил твари подбежать…
И вышиб бы ей мозги с близкой дистанции.
Он видел, как сердце абера пульсирует в перекрестии нитей.
Сдвинул предохранитель.
Прикоснулся пальцем к спусковому крючку.
Нажимать на него не хотелось.
Ружейный выстрел возвестил бы о его присутствии всем на три мили вокруг.
Тобиас подумал: «Просто дай ему пройти мимо, может, он тебя не заметит».
А потом: «Нет. Тебе придется его уложить».
Эхо выстрела пронеслось над полем, отразилось от далекой стены деревьев и начало медленно гаснуть вдали.
Промах.
Абер застыл без движения, замер на середине шага на двух ногах, казавшихся прочными, как дубы, повернув нос к ветру. На его морде и шее виднелась «борода» засохшей крови после недавней охоты. Сквозь прицел трудно было определить его размеры, и, честно говоря, это неважно. Даже небольшие экземпляры, весом в сто двадцать фунтов, были убийственно опасны.
Тобиас повернул вверх рукоять затвора и рванул ее назад.
Использованная гильза выплюнулась с легким дымком.
Он толкнул рукоять затвора вперед, закрыл его и снова посмотрел сквозь оптический прицел.
Проклятье, абер уже неплохо продвинулся. Теперь он во всю прыть чесал через луг этим стелющимся, стремительным аллюром, напоминающим бег питбуля.
В своей прежней жизни Тобиас видел битвы во всему миру. Могадишо, Багдад, Кандагар, поля коки в Колумбии. Операции по спасению заложников, захваты приоритетных целей, тайно спланированные политические убийства.
Все это не шло ни в какое сравнение со страхом, от которого можно было обделаться при виде нападающего абера. Сто пятьдесят ярдов, и он все ближе, и понятия не имеешь, насколько сбит твой прицел.
Тобиас поместил в перекрестие визира центр массы и нажал на спуск.
Ружье сильно отдало ему в плечо, а на левом боку абера появилась полоска крови. Пуля едва царапнула бок твари, и та все еще приближалась, ничуть не обескураженная.
Но теперь Тобиас знал погрешность прицела – на несколько градусов вправо и вниз.
Он выбросил стреляную гильзу, дослал в патронник новый патрон, закрыл затвор, сделал поправку в прицеле.
Теперь он слышал абера – быстрое дыхание и звук, с которым когтипрорывались сквозь траву.
Ощутил странный прилив уверенности.
Поймал в перекрестье нитей голову и выстрелил.
Когда ветер сдул ружейный дымок, Тобиас увидел, что абер без движения лежит вниз лицом, с разнесенным вдребезги затылком.
Конец сорок пятому.
Он сел.
Руки в перчатках без пальцев потели.
Из леса вырвался вопль.
Тобиас поднял ружье, взял на прицел линию деревьев в трети мили отсюда.
За первым воплем послышался еще один.
Он не видел за деревьями ничего четкого. Только движение в тенях.
Осознание ударило в него тошнотворным взрывом страха – там есть и другие!
Он убил лишь разведчика большой стаи.
Вскинув рюкзак на плечо, Тобиас схватил «винчестер» и бросился через поле. Лес, к которому он направлялся, был в четверти мили отсюда. Он закинул ружье за плечо и изо всех сил рванул бегом, работая руками, через каждые несколько шагов бросая взгляд влево, туда, откуда раздавались вопли, звучавшие все громче и чаще поверх его судорожных вдохов.
«Ворвись в лес, прежде чем они тебя увидят. Ради бога. Если ты доберешься до леса, ты можешь выжить. Если стая тебя остановит, ты умрешь в течение ближайших десяти минут».
Тобиас оглянулся, увидел мертвого абера в траве, линию деревьев за ним, но никакого движения в поле.
А деревья, которые спасли бы его, стояли в пятидесяти ярдах впереди.
Он не бегал изо всех сил больше года. Остаться в живых за оградой было искусством, основанным на умении избегать врага. Ты никогда не бросаешься очертя голову на незнакомую территорию. Никогда не торопишься. Ходишь тихо. При всякой возможности остаешься под прикрытием деревьев. Суешься на открытую местность, только если это необходимо. Не гонишь. Не оставляешь после себя ничего такого, по чему тебя можно выследить. И если держишься настороже каждую секунду каждого дня, у тебя есть шанс остаться в живых.
Наконец он добрался до деревьев – как раз тогда, когда первый абер вырвался на открытое место. Тобиас не знал, увидели ли его, и теперь сам никого не видел. И не слышал. Не было ничего, кроме бури в его груди и его затрудненного дыхания.
Он прорывался между деревьями, ветки хватали его за руки. Одна ветка полоснула по правой стороне лица, порвав кожу. Кровь побежала по губе.
Тобиас перепрыгнул через поваленный ствол и оглянулся, грянувшись на землю с другой стороны – ничего не видно, кроме неясных очертаний колышущейся зелени.
Ноги горели.
Легкие горели.
Он не сможет долго продержаться в подобном темпе.
Теперь – на поляну, усыпанную валунами, за которой высится семидесятифутовый утес. Искушение взобраться туда, где он будет в безопасности, было первобытным, но такая попытка привела бы к беде. Аберы умели карабкаться почти так же быстро, как и бегать.
По поляне извивался ручей.
Его ботинки зашлепали по воде.
Сквозь лес за его спиной понеслись крики.
Силы его были на исходе. Он просто не мог дольше так продержаться.
Тобиас ворвался в рощицу низких дубов с темно-красными листьями.
Баста.
Он добрался до предела своих возможностей, не успев миновать рощу, упал на колени, потащился в кусты. Голова кружилась от изнеможения. Тобиас поставил ружье и рывком открыл рюкзак.