Сосны. Заплутавшие Крауч Блейк
Иногда Пэм засыпала, представляя себе вопли сына Итана, воображая лицо Итана, когда тот наблюдает, как его мальчика, а потом и его жену потрошат и пожирают у него на глазах. Но Итана она не скормит аберам. Она посадит его под замок на месяц или два. Дьявол, может быть, на год. Сколько бы времени на это ни ушло. Заставит его наблюдать снова и снова, как аберы пожирают его семью. Будет бесконечно прокручивать эту видеозапись в его камере. Включит погромче вопли. И только когда он будет сломлен всеми вообразимыми способами, когда его измученное тело станет лишь оболочкой для обломков разума, тогда и только тогда она выпустит его обратно в город. Даст ему милую небольшую работенку – может, официанта, а может, секретаря… Что-нибудь раболепное, скучное, сокрушающее душу.
Конечно, она будет каждую неделю его проверять. И если все сделает правильно, надо надеяться, от его разума останется ровно столько, чтобы помнить, кто она такая и все, что она у него забрала.
И он проживет остаток своих дней жалким отребьем рода человеческого.
«Вот так ты расправлялась с людьми вроде Итана Бёрка. С людьми, которые пытались бежать. Ты уничтожала их. Ты превращала их в ужасающий пример для всех, кто их видит. И уж наверняка, сука гребаная, ты не делала их шерифами!»
Пэм улыбнулась.
Она его подловила.
Наконец-то.
Ее впервые озарило, что фантазии, которыми она тешилась, лежа в своей комнате внутри горы, достижимы. Она не была вполне уверена, как следует поступить дальше и как пустить в ход этот боеприпас, чтобы реализовать те темные красивые фантазии, но она что-нибудь придумает.
И это сделало ее очень счастливой.
Стоя в темноте между соснами, окруженная горящими зелеными крупинками, Пэм не могла перестать улыбаться.
Глава 18
Итан стоял на углу Главной и Восьмой перед двойными дверями, которые вели в театр на четыреста мест. Здание было заперто на ночь, и сквозь стекло было видно, что в фойе темно – не удавалось разглядеть ни одного заключенного в рамку постера из киношной и театральной жизни. Представления тут шли почти регулярно – музыкальные сольные концерты, самодеятельный театр; а еще проводились собрания горожан. Классические кинофильмы показывали по вечерам в пятницу, и каждые два года здесь проходили выборы мэра и городского совета.
Итан посмотрел на часы – 3:08.
Это было не похоже на Кейт – опаздывать куда-то на восемь минут.
Он сунул руки глубоко в карманы.
Снег перестал идти. Холод был беспощадным.
Бёрк переминался с ноги на ногу, но это мало согревало.
За углом здания появилась тень и двинулась прямиком к нему, шаги поскрипывали по снегу.
Он выпрямился – не Кейт.
Она двигалась не так и была вовсе не такой большой.
Итан сжал в кармане «Гарпию», думая: «Мне следовало уйти, когда она опоздала на пять минут. Это был знак, что что-то не так».
Мужчина в черном капюшоне шагнул к нему. Он был выше Итана и шире в плечах, со щетиной на щеках, воняющий молочной фермой.
Итан медленно вытащил из кармана складной нож и просунул кончик большого пальца в дыру в клинке.
Одно быстрое движение – и нож раскроется.
Один взмах – и он вспорет этого человека.
– Это очень плохая задумка, – сказал мужчина.
– Где Кейт?
– Вот что сейчас произойдет. Первое. Нож возвращается в твой карман.
Итан сунул руку в карман, но не выпустил нож.
Он узнал этого человека по фотографии в личном деле. Но в городе никогда его не видел – и в этот миг, стоя на холодной улице с натянутыми почти до предела нервами, не смог припомнить его имя.
– Второе. Видишь те кусты?
Человек показал на перекресток Главной и Восьмой, где рос большой можжевельник, нависающий над деревянной скамьей – автобусной остановкой, которая никогда не видела автобуса. Просто еще одна фальшивая деталь этого города. Раз в неделю теряющая рассудок старуха день-деньской сидела здесь на скамье в ожидании автобуса, который никогда не придет.
– Я собираюсь перейти через улицу, – сказал мужчина. – Встретимся за тем кустом через три минуты.
Не успел Итан ответить, как человек отвернулся от него.
Итан наблюдал, как он топает через пустой перекресток; в светофоре над его головой желтый свет сменился красным.
Итан ждал.
Часть его вопила, что что-то вышло из-под контроля – ведь встретиться здесь с ним должна была лично Кейт.
Что ему нужно немедленно пойти домой.
Мужчина добрался до другой стороны улицы и исчез за кустом.
Итан подождал, пока светофор не пройдет трижды через цикл смены цветов. Потом вышел из-под навеса и двинулся через улицу.
Переходя через нее, он наконец-то вспомнил имя этого человека – Брэдли Имминг.
Слева и справа на Главной все было тихо.
Абсолютная пустота улицы действовала на нервы.
Темные здания. Единственный светофор, гудящий наверху, по очереди бросающий на снег зеленые, желтые и красные полосы.
Итан добрался до скамьи, двинулся вокруг куста.
Должно было случиться что-то плохое. Он это чувствовал.
Предостерегающая пульсация в глазах – как набат.
Он не услышал шагов, просто ощутил сзади на шее теплое дыхание за полсекунды до того, как мир почернел. Его первым инстинктивным порывом было драться, рука его снова зарылась в карман, нащупывая нож.
Итан крепко ударился о землю, щекой о снег, и на спину ему навалились несколько человек. Он снова почуял сладкую, густую вонь фермы.
Голос Брэдли прошептал ему в левое ухо:
– А ну, уймись, быстро.
– Ты что делаешь, сука?
– Ты не производишь впечатление человека, который добровольно надел бы капюшон. Я правильно понял?
– Угу.
Итан напрягся – еще одно отчаянное усилие, чтобы вытащить руку из-под груди, но тщетно. Его держали на совесть.
– Мы маленько прогуляемся по городу, – сказал Имминг. – Запутаем тебя чуток, чтоб ты был паинькой.
– Кейт ничего об этом не говорила.
– Ты хочешь увидеть ее этой ночью или как?
– Хочу.
– Тогда все так и будет, как я сказал. Это то, что ты называешь непременными условиями. Или можно просто отменить все прямо сейчас.
– Нет. Мне нужно ее увидеть.
– Теперь мы встанем. Потом поможем встать тебе. Ты не будешь на меня замахиваться, ничего такого, да?
– Попытаюсь сдержаться.
Навалившаяся на него тяжесть исчезла.
Итан сделал вдох, в котором так отчаянно нуждался.
Его схватили под мышки, подняли на ноги, но не отпустили. Привели на перекресток Главной и Восьмой. Итан старался не потерять направление – прямо перед ним был север.
– Помнишь игру «прицепи хвост ослу»?[34] – спросил Имминг. – Мы покрутим сейчас твою задницу, партнер, но не беспокойся – мы не дадим тебе упасть.
Его крутанули добрых двадцать раз с такой скоростью, что мир продолжал вращаться даже тогда, когда они остановились.
– Ведите его туда, – сказал остальным Имминг.
Итан нетвердо держался на ногах, качаясь, как пьяный, который едва бредет домой после выпивки под закрытие, но ему не давали упасть.
Они шли долго, оставив далеко позади тот момент, когда Итан утратил малейшее представление о том, где находится.
Никто не разговаривал.
Слышны были только звуки дыхания и шагов на снегу.
Наконец они остановились.
Итан услышал скрип, как будто кто-то открывал дверь на ржавых петлях.
Имминг сказал:
– Держи ухо востро, сейчас начнется мудреное дельце… Поверните-ка его кругом, мальчики. Я спущусь первым. И проверьте снова, как завязан сзади его капюшон.
Когда Итана повернули на сто восемьдесят градусов, Имминг сказал:
– Мы опустим тебя на колени.
Голос теперь звучал из другого места, как будто Имминг находился почти ниже ног Итана.
Колени Бёрка ударились о снег. Он почувствовал, как сквозь ткань джинсов просочился холод.
– Я держу твой ботинок, ставлю его на ступеньку, – сказал Имминг. – Чувствуешь?
Подошва правого ботинка Итана коснулась узкого края деревяшки размером один на четыре дюйма.
– Теперь поставь рядом вторую ногу. Хорошо. Мальчики, держите его руки. Шериф, продолжайте, сделайте еще шаг вниз.
Хотя Итан ничего не видел, он чувствовал себя так, будто балансирует над глубокой пропастью.
Он шагнул вниз, на следующую ступеньку.
– Мальчики, положите его руки на верхнюю ступеньку.
– И какая тут высота? – спросил Итан. – И хочу ли я вообще это знать?
– Тебе осталось еще примерно двадцать ступенек.
Голос Имминга звучал отдаленно, словно тот находился далеко внизу, и отдавался эхом.
Итан провел руками по ступеньке, чтобы оценить ее ширину.
Лестница была шаткой. Она покачивалась, стонала и вздрагивала с каждым шагом.
Когда ноги Бёрка наконец коснулись твердой, неровной поверхности внизу, Имминг схватил его за руку и оттащил на несколько шагов в сторону.
Итан услышал, что лестница снова дребезжит – второй человек начал спускаться, и опять – скрип заржавленных петель.
Где-то наверху с грохотом захлопнулась дверь.
Имминг зашел Итану за спину, развязал узел и снял капюшон.
Бёрк стоял на самом раздолбанном бетоне, какой только видел в жизни. Он взглянул на Имминга: тот держал керосиновую лампу, свет которой пятнал его лицо, превращая в коллаж из света и теней.
– Что это за место, Брэдли? – спросил Итан.
– А, ты знаешь мое имя? Как мило… Прежде чем перейти к тому, что это за место, давай-ка поболтаем о том, будешь ли ты дышать достаточно долго, чтобы выяснить это. Согласишься ли ты к нам присоединиться, или мы убьем тебя прямо здесь.
Звук шаркающих шагов заставил Итана круто развернуться.
Он глядел в глаза двух молодых людей с накинутыми на головы черными капюшонами. Каждый из них держал мачете и глазел на Итана так пристально, будто и впрямь хотел пустить мачете в ход.
– Это предупреждение, – сказал Брэд.
– «Без чипа – или не трудись приходить».
– Верно. А теперь давай посмотрим, насколько хорошо ты следуешь инструкциям. Разденься.
– Извините?
– Догола.
– Вот это вряд ли.
– Такие правила. Они осмотрят каждый квадратный дюйм твоей одежды, а я тем временем осмотрю каждый квадратный дюйм твоего тела. Как я понимаю, ты был с чипом, когда встретился с Кейт прошлой ночью. Значит, нам лучше найти симпатичный, свежий, уродливый, как грех, шов на твоей ноге. Если мы его не найдем, если я приду к выводу, что ты пытаешься протащить чип у нас под носом, знаешь, что тогда будет?
– Брэд, я сделал в точности как…
– Знаешь. Что. Тогда. Будет?
– Что?
– Мы зарубим тебя до смерти мачете прямо здесь. И я знаю, о чем ты думаешь. «Это будет началом войны, Брэд». Вот о чем ты думаешь, так? Ну опять-таки – знаешь что? Нам это по хрену. Мы готовы.
Итан расстегнул ремень, спустил джинсы и трусы и сказал:
– Валяйте, оторвитесь.
Он стащил фуфайку с капюшоном и протянул ее одному из людей с мачете. Когда он стянул майку, Брэд встал на колени за его спиной и провел пальцем в перчатке по шву.
– Свежий, – сказал он. – Сам делал?
– Да.
– Когда?
– Этим утром.
– Лучше держать его в чистоте, пока не заживет. Снимай ботинки.
– А вы не собираетесь сперва угостить меня обедом?
Трудная публика – никто даже сдавленно не захихикал.
Вскоре Итан стоял совершенно голым.
Керосиновая лампа давала немного света, и трое людей присели на корточки в ее мерцании, изучая одежду Итана и выворачивая ее наизнанку – каждый рукав, каждый карман.
Древний кульверт[35] был в шесть футов шириной и шесть высотой. Куда ни посмотри, бетон осыпался настолько, что едва напоминал бетон. Это не были катакомбы под европейским городом, хотя место в точности походило на них, а лишь одна из последних оставшихся частиц инфраструктуры первоначальных Заплутавших Сосен двадцать первого века.
Тоннель имел легкий наклон в сторону, как решил Итан, восточного конца города. Это имело смысл. Восточная гряда высоких гор, наверное, давала большой сток воды во время гроз. А когда буйствовало лето – начинали таять массы снега. Даже сейчас струйка воды извивалась по разрушающемуся бетону у Итана под ногами.
Брэд поднял глаза, швырнул ему майку и встал:
– Можешь одеться.
Они шли по тоннелю, шлепая по водостоку, и в холодной темноте висело явное разочарование. Эти парни с фермы хотели убить Итана, у них руки чесались расчленить его. А он просто не дал им повода.
Потолок был настолько низким, что Итану приходилось идти, пригнушись.
От тоннеля остались одни руины. Ползучие растения вились по стенам. Из бетона торчала искореженная арматура. Корни. Следы растаявшего снега тянулись вниз по стенам и капали с потолка.
Лампа выхватывала из темноты лишь то, что находилось не более чем в двадцати шагах впереди, и звук шагов крошечных суетливых лапок как будто вечно оставался вне пределов досягаемости света.
Они проходили места, где тоннель скрещивался с другими тоннелями. Мимо других лестниц, поднимавшихся в темноту.
Ботинки Итана чего только не давили.
Камешки.
Грязь.
Обломки, которые приносило сюда с гор сильными ливнями.
Крысиный череп.
Он не знал, как долго они тащились сквозь освещенную лампой тьму.
Казалось, это заняло целую вечность – и в то же время ни единой минуты.
Воздух стал другим. Спертым и заметно теплее воздуха в городе.
Теперь они шли под устойчивым ветром, который приносил свежий холодок верхнего мира.
Струйка, бегущая по полу тоннеля, расширилась и превратилась в быстрый ручей, а в придачу к шлепанью их ног по воде начал нарастать новый, более сильный звук.
Они вышли из тоннеля в каменистое русло.
Итан последовал за остальными, вскарабкавшимися на берег. Когда они добрались до ровной земли и остановились, чтобы отдышаться, он наконец-то понял, что это за звук – настолько все подавляющий, что пришлось бы кричать, чтобы тебя услышали.
Водопад. Его не видно в гнетущей, беззвездной темноте, зато слышно, как вода рушится на землю неподалеку. Итан слышал, как главный каскад бьет по скале с непрерывным глухим плеском, и лицо его стало влажным от водяной дымки.
Люди уже двигались дальше, поднимаясь в густой сосновый лес, и Бёрк последовал за светом лампы, как за спасательным леером. Он не видел никакой тропы.
Белый шум водопада постепенно затихал вдали, пока наконец Итан не перестал слышать что-либо, кроме звука собственного дыхания во все более разреженном воздухе.
В тоннеле ему было холодно. Теперь он потел. И они все еще поднимались.
Деревья росли так близко друг от друга, что лишь мельчайшие, похожие на пыль, снежинки могли найти путь до лесной подстилки.
Итан продолжал оглядываться на подножие холма, стараясь разглядеть огни Заплутавших Сосен, но там было черно, как в бочке с дегтем.
Внезапно лес оборвался – деревьям больше негде было расти.
Они просто кончились у каменной стены.
Люди не остановились, даже не замедлили шага, просто продолжали идти прямо на эту стену.
Имминг прокричал, обернувшись:
– Она крутая, но там есть тропа! Просто иди точно след в след и радуйся, что темно!
– Почему? – спросил Итан.
Тот только засмеялся.
Лес был густым.
Это было безумием.
Имминг прицепил лампу к кожаной лямке и повесил через плечо, чтобы освободить руки.
«Потому что руки тебе понадобятся».
Гора взмывала вверх, тошнотворный наклон далеко превосходил пятьдесят градусов. Стальной трос был прикреплен шкворнем к скале, а вдоль троса тянулось некое подобие тропы – небольшие выбоины в скале и трещины, похоже, призванные играть роль ступенек. Большинство выбоин были естественными. Некоторые – сделанными человеком. Все это выглядело самоубийством.
Итан вцепился в ржавый трос – то была его жизнь.
Они начали подниматься.
Ничего не было видно, кроме ближайшего скудного участка освещенной лампой тропы.
На первом же повороте склон стал круче.
Итан понятия не имел, как высоко они взобрались, но испытывал кошмарное ощущение, что лес уже остался где-то внизу.
Налетел ветер.
На скале, лишенной защиты деревьев, скопилась четверть дюйма снега. Теперь скала была крутой и скользкой.
Даже Имминг и его люди замедлили безумный темп. Все делали осторожные шаги, заботясь о том, чтобы каждый раз надежно ставить ноги.
Руки Итана окоченели от холода.
На такой высоте трос был облеплен снегом, и перед каждым шагом Итану приходилось стряхивать этот снег.
Перед шестым поворотом склон стал вертикальным.
Теперь Итан дрожал.
Ноги его превратились в желе.
Он не мог сказать наверняка, но, похоже, из-за напряженного подъема стежки на его шве разошлись и струйка крови стекала сзади по ноге в ботинок.
Итан остановился, чтобы перевести дыхание и заново собраться с духом. Когда он снова поднял глаза, лампа исчезла. Над ним не было ничего, и ничего не было внизу. Только бесконечная, головокружительная темнота.
– Шериф!
Голос Имминга.
Итан посмотрел вверх и снова вниз. Ничего.
– Бёрк! Сюда!
Он окинул взглядом утес. В двадцати шагах в стороне был свет, но люди больше не поднимались. Они каким-то образом двигались вбок по отвесной поверхности утеса.
– Ты идешь, или что?
Итан опять посмотрел вниз и увидел это: в одном длинном шаге в стороне к скале была прикреплена единственная доска в шесть дюймов шириной, а над ней параллельно тянулся трос потоньше того, за который он держался.
– Давай! – заорал Имминг.
Итан перешагнул оттуда, где стоял, через два фута пустоты на шестидюймовую доску. Она была облеплена талым снегом, и половина его ковбойских сапог нависла над пустотой.
Он вцепился в трос, сделал шаг правой ногой, но гладкая подошва поехала по обледеневшей доске.
Ноги его заскользили.
Вопль, который услышал Итан, был его собственным.
Он ударился грудью о скалу, едва держась одной рукой за трос, а собственный вес тянул его вниз. Скрученный металл впился в его пальцы.
Имминг что-то кричал ему, но Итан не понимал слов.
Он сосредоточился лишь на холодной режущей стали, чувствуя, как хватка его медленно слабеет и сапоги начинают съезжать с ног.
Он мысленно увидел, как соскальзывает, вообразил ошеломляющее чувство зависания в животе и то, как он размахивает руками и ногами. Может ли быть что-нибудь хуже, чем падение в полной темноте? По крайней мере, при свете дня ты бы видел землю, которая рвется к тебе, чтобы тебя прикончить, и имел бы шанс, хоть и быстротечный, приготовиться.
Итан подтягивался на тросе до тех пор, пока сапоги его не коснулись снова доски.
Прислонился к скале.
Глотнул воздух.
Рука кровоточила.
Ноги тряслись.
– Эй, козел! Попытайся не сдохнуть, ладно?