Интеллект успеха Стернберг Роберт

Джек полагает, что он самый умный в классе, и любит подсмеиваться над Ирвином, которого считает самым тупым из одноклассников. Джек отводит в сторонку своего приятеля Тома и говорит: «Том, хочешь увидеть, что значит “быть тупым”? Смотри… Эй, Ирвин! Вот две монеты. Возьми себе какую хочешь. Она твоя».

Ирвин некоторое время разглядывает обе монеты, одна из которых – пятицентовик, а вторая – достоинством в 10 центов, затем выбирает первую.

– Давай, Ирвин, забирай ее, она твоя, – хохочет Джек.

Ирвин берет более крупную монетку и удаляется. Кто-то из взрослых, наблюдавший на некотором удалении за этой сделкой, подходит к Ирвину и деликатно сообщает ему, что десятицентовая монета хотя и меньше по размерам, чем пятицентовая, зато дороже ее и что Ирвин только что потерял целых пять центов.

– Да я знаю, – отвечает Ирвин, – но если бы я выбрал десятицентовик, то Джек уже никогда бы больше не предложил мне выбирать монеты. А так он пристает ко мне с этим снова и снова. Я уже получил от него таким способом больше доллара, а всего-то и дел, что выбирать именно пятицентовую монету!

В этой истории, за достоверность которой трудно ручаться, есть намек на то, что мы и без того уже знаем интуитивно: человек может быть отстающим в школе, но зато прекрасно разбираться в вещах, к школе отношения не имеющих, и наоборот. Древний вопрос «Почему такой умный может быть таким тупым?» напоминает нам, что люди могут быть как хорошими, так и неважными мыслителями независимо от того, какие качества они проявляют в школьной обстановке. Мне лично познание этой истины далось с превеликим трудом.

В поисках секретов интеллекта успеха

Мой интерес к расширению средств выявления людей, обладающих высокими способностями, имеет личные корни. Из-за своих низких показателей в IQ-тестах в детские годы я стал проявлять повышенный интерес к психологии. Перейдя в седьмой класс, я решил, что займусь изучением умственных способностей. Сказано – сделано. Работая над проектом по совершенствованию психологических тестов, я создал собственный тест. Кроме того, раскопал в городской библиотеке тест Стэнфорд-Бине на интеллект и решил предложить его кое-кому из одноклассников.

Первым объектом моих экспериментов стала девочка, к которой я питал романтические чувства. Я решил, что, предложив ей этот тест, смогу растопить лед отчуждения. Идея оказалась не слишком удачной. Отношения между нами в тот же миг прервались и никогда впредь не возобновлялись.

Выбор следующего «подопытного» (им оказался парень, знакомый мне еще по младшей бойскаутской группе) также оказался ошибочным. Я полагал, что он хороший товарищ, а он струсил. О том, что я предложил ему пройти тестирование, он рассказал своей матери. Она сообщила об этом консультанту младших классов, а тот доложил обо мне старшему психологу школы. Все дело окончилось плачевно: психолог вывел меня из класса социальных исследований и после пятидесяти минут ругани и криков пригрозил самолично сжечь книжку со злополучным тестом, если я еще хоть раз принесу ее в школу. А в конце посоветовал, раз уж я хочу продолжать исследования умственных способностей, ограничить выбор подопытных субъектов крысами.

Будучи в колледже, я по-прежнему горел желанием изучать интеллект, чтобы найти причину своей тупости – ведь мне было известно, что у меня низкий IQ. А когда учащиеся получают низкие баллы по какому-нибудь тесту умственных способностей вроде IQ-теста, SAT или ACT, они приходят к мысли, что являются глупыми. И даже если они успевают, то все равно иногда считают, что успевают вопреки собственной тупости. Часто окружающие смотрят на это подобным же образом. В конечном итоге на таких людей наклеивается ярлык «трудяг», успеваемость которых кажется выходящей за пределы их умственных способностей и кого не мешало бы осадить и поставить на место.

В некоторых обществах не очень-то любят, когда кто-то сильно выделяется на фоне окружающих. В Норвегии в таких случаях даже вспоминают закон Жанте, согласно которому, если чья-то голова высовывается выше остальных, ее нужно отрубить, чтобы поставить этого индивидуума на место. Подобные воззрения достаточно распространены и в других уголках земного шара, известны они и у нас. Множество людей растут в семьях или ходят в школы, где ценится умение не высовываться из толпы, а если уж высовываться, то по крайней мере не с помощью нетрадиционных способов. Слишком часто конформизм становится нормой.

Стремясь уже на первом курсе Йельского университета удовлетворить свой интерес к психологии, я сразу же взял неверный старт. По вводному курсу психологии я получил «удовлетворительно», что вряд ли можно было рассматривать как показатель блестящего будущего в этой области. Это было лишним подтверждением справедливости низких баллов по IQ-тесту и отсутствия у меня каких бы то ни было способностей. Мой профессор по психологии явно был согласен со мной. Однажды, возвращая мне тест, он как бы вскользь заметил, что в психологии уже есть один знаменитый Стернберг (Саул) и что в ближайшее время едва ли можно ожидать появления еще одного такого же. Я принял это известие близко к сердцу и решил переключиться на другую профилирующую дисциплину. И выбрал математику, потому что полагал, что она в любом случае пригодится в жизни. Этот выбор оказался неудачным. Получив за вводный курс математики отметку еще более низкую, чем по психологии, я решил вернуться на психологию. И на старших курсах учился успешно.

Сейчас я психолог с более чем двадцатилетним стажем и одно могу сказать наверняка: за все время профессиональной деятельности мне никогда – ни единого раза – не приходилось делать того, что нужно было, чтобы получить «пятерку» за вводный курс, да и за некоторые другие. В частности, мне никогда не приходилось заучивать на память учебник или лекцию. Если я не могу чего-то вспомнить, то просто роюсь в справочнике. Однако при той системе, которая действует в школах, звания отличников удостаиваются те, у кого хорошая память, и такое происходит не только на уровне колледжей, но и на многих других уровнях. В защиту нашей школы следует отметить, что в этом отношении положение школ во многих других странах гораздо хуже, чем у нас.

Проблема заключается в том, что как в психологии, так и в других областях знаний требования в данной области не имеют ничего или почти ничего общего с требованиями обучения, необходимого для того, чтобы в эту область попасть. Например, мой сын как-то сказал мне, что терпеть не может историю и хотел бы никогда в жизни не проходить никакого другого курса истории. Я ответил, что мне лично история казалась интересным предметом, и поинтересовался, с чем связано подобное мнение. Из ответа следовало, что он терпеть не может запоминать даты. Действительно, запоминание всевозможных дат, сражений и исторических документов лежит в основе способа преподавания множества курсов истории. Но историки не становятся крупными специалистами лишь в силу того, что являют собой ходячие энциклопедии дат, имен, баталий или исторических документов.

В общем случае этот аргумент применим и к другим наукам. Нередко в отличники зачисляют тех, кто только и знает, что запоминать формулы либо лихо решать задачки из учебников и тестов. Но настоящие ученые не те, кто заучил формулы на всю жизнь или научился решать задачки из учебников. Их скорее отличает умение ставить перед собой цели. И судят о них в значительной мере по важности задач, за которые они принимаются.

В один из родительских дней я пришел к сыну на урок английского. Они как раз проходили «Одиссею». Это хорошая книга – я бы даже сказал великая. Преподаватель зачитывал цитату, а ученики должны были определить, кто это сказал или что происходило в это время. Для тех, кто находит удовольствие в запоминании, все было просто замечательно. Но никто из тех, кто превосходил в этом отношении своих одноклассников, не блистал особыми талантами ни в роли писателя, ни в роли литературного критика. Среди тех же, кто не слишком успевал, был один ученик, который, насколько мы могли судить, имел потенциальные возможности стать вторым Шекспиром. Однако, судя по тому, как велся урок, было не похоже, что учитель когда-либо узнает об этом.

Беда в том, что мы не замечаем многих талантливых людей в любой области исследований именно из-за того, как оцениваем уровень интеллекта, и многие из потенциально выдающихся психологов, биологов, историков или других специалистов могут быть отброшены на обочину лишь потому, что им внушили мысль, будто у них нет данных для достижения своих интересов. Само собой разумеется, для обучения нужно избирать способы, позволяющие распознавать и развивать все три аспекта интеллекта успеха, которые имеют решающее значение для того, чтобы сделать блестящую карьеру в любой сфере деятельности.

Три аспекта интеллекта успеха

Двое ребят гуляют по лесу. Они совершенно не похожи друг на друга. Учитель одного из мальчиков полагает, что тот очень умен, его родители считают, что он умен, и, как следствие, сам он тоже уверен, что умен. У него хорошие баллы по тестам, он получает хорошие отметки, его другие «верительные грамоты», призванные далеко продвинуть его в жизни и науке, тоже хороши. Что касается второго мальчика, то лишь немногие из его учителей придерживаются мнения, что он умен. Его баллы по тестам не слишком хороши, его отметки не слишком хороши, да и другие его свидетельства в общем и целом тоже не очень убедительны. В лучшем случае его можно бы назвать практичным, или обладающим деловым умом. Итак, мальчики идут по лесу и внезапно сталкиваются с проблемой: огромный, свирепый, голодного вида медведь гризли бросается прямо на них. Первый мальчик, прикинув в уме, что медведь догонит его за 17,3 секунды, ударяется в панику. Пребывая в этом состоянии, он бросает взгляд на второго и видит, что тот сбрасывает свои тяжелые туристские ботинки и надевает кроссовки.

Первый мальчик говорит второму: «Ты, должно быть, рехнулся. Нам же все равно не оторваться от этого медведя!»

А второй отвечает: «Совершенно верно. Но все, что мне нужно, – это оторваться от тебя!»

Выведенные в этой истории мальчики оба смышленые, но смышленые по-разному. Первый из них быстро проанализировал ситуацию, но это было все, что могли ему дать его умственные способности. Второй не только уловил суть проблемы, но и смог найти для нее творческое и практичное решение. Он-то и проявил интеллект успеха.

Обладать интеллектом успеха – значит хорошо думать в трех различных направлениях: аналитически, творчески и практически[55]. Как правило, для решения тестов и занятий в классе имеет значение лишь аналитический интеллект. Однако этот тип интеллекта, который охотнее всего признается в школе в качестве проявления ума, может оказаться гораздо менее полезным для многих учащихся в их взрослой жизни, нежели интеллект созидательный и практический.

Все три аспекта интеллекта успеха взаимосвязаны. Аналитическое мышление требуется для решения проблем и оценки качества идей. Творческий интеллект в первую очередь нужен для правильной формулировки проблем и генерирования продуктивных идей. Практический интеллект необходим для использования этих идей и их эффективного анализа в повседневной жизни индивидуума.

Интеллект успеха проявляется наиболее эффективно, когда он приводит в равновесие все три свои составляющие: аналитическую, творческую и практическую. Знать, когда и как использовать эти аспекты интеллекта успеха, гораздо важнее, чем просто обладать ими. Люди с интеллектом успеха не просто обладают способностями, они размышляют над тем, когда и как использовать их с максимальной отдачей.

Аналитический интеллект

Элис (это реальная девушка, но имя ее изменено) была из тех, кого можно назвать мечтой преподавателей. На тестах она получала высокие баллы, хорошо успевала, да и вообще делала все, что может ожидать педагог от блестящей студентки. В результате Элис всегда считали лучшей или почти лучшей в своей группе. Высокие результаты тестирования принимались за достоверный показатель ее способности сделать выдающуюся работу за время своей учебы. Однако ко времени окончания аспирантуры по психологии она работала на очень скромном уровне. Лучше девушки занималось от 70 до 80 процентов ее сокурсников. Людей вроде Элис можно отыскать на любом уровне обучения.

А сейчас рассмотрим случай Бена, о котором мне рассказал мой коллега Луис Спир-Сверлинг. Бен пошел в школу рано, когда ему было всего пять лет. В октябре, на первом году учебы, в тесте на устное чтение он показывал результаты на уровне третьего класса и мог объяснить значение практически любого слова. Общее восприятие прочитанного у него тоже было превосходным. Когда его просили что-нибудь написать, он производил на свет связную историю на целую страницу, со всеми надлежащим образом расставленными запятыми и кавычками. Бен также просил разрешения посмотреть произношение некоторых из наиболее трудных слов в словаре – что и делал самостоятельно, получив разрешение. Судя по всем отчетам, этот мальчик не посещал никаких подготовительных курсов; просто ему очень нравились книжки и слова в них, и он проводил массу времени, пытаясь самостоятельно понять, как их нужно читать и писать. Вот уж этого ребенка почти все признали бы умным.

Но есть здесь одна проблема. Его истории были банальными, и такой же была и вся прочая его писанина. Его письмо было технически совершенным, но скучным. Когда его просили писать творчески, Бен, казалось, становился в тупик и обычно повторял, с малыми вариациями, фабулы тех рассказов, которые прочитал в школе.

Естественно, возникает вопрос: что разладилось у Элис и что может разладиться у Бена? Ответ чрезвычайно прост и состоит в следующем: Элис, будучи непревзойденной в запоминании и анализировании идей других людей, в то же время была не очень сильна в выдвижении идей собственных. Как следствие, она оказалась в растерянности на продвинутой стадии обучения, где (как и в жизни) требовалось генерировать оригинальные идеи. То же и во втором случае: хотя чисто теоретические навыки Бена были впечатляющими, ему требуется нечто большее, чем просто высокий уровень академической успеваемости, иначе не преуспеть ни в дальнейшем обучении, ни во взрослой жизни. Если мы думаем о системе обучения как о средстве подготовки к миру работы, нужно заботиться о том, чтобы она требовательно относилась к наличию у учащихся творческого мышления и способствовала его развитию, ибо для того, чтобы Элис, а со временем и Бен могли проявлять конкурентоспособность в большинстве профессий, непременным условием является и будет являться способность выдвигать собственные идеи.

Например, чтобы добиться успехов в науке, нужно уметь генерировать творческие, значительные идеи, которые способны совершить переворот в соответствующей области знаний, а в конечном итоге и в целом мире. Но тех, кто посвятил себя изучению естественных наук, обычно хвалят за проявление аналитического, а отнюдь не творческого интеллекта. Биолог Джеймс Уотсон не единожды публично признавался, что имел низкие баллы в IQ-тестах, но эти низкие баллы вовсе не помешали ему стать соавтором открытия структуры молекулы ДНК и в результате получить Нобелевскую премию. То же справедливо и применительно к другим видам деятельности. Рассмотрим, скажем, писательское ремесло или работу в области изобразительного искусства. Одно дело – преуспеть в написании хороших рассказов, когда тебе говорят, о чем писать, или нарисовать красивые картины, когда тебе подсказывают, что на них должно быть изображено, и совсем другое – предложить собственные сюжеты рассказов или картин.

Недавно я беседовал с Джимом Гальпериным, автором одного из наиболее изобретательных и творческих романов, с которыми я столкнулся за последние несколько лет. В романе «Машина истины» повествуется о будущем времени, когда машина стала способна практически безошибочно отличать правду от лжи в том, о чем говорят люди, за одним лишь небольшим исключением. Вот вокруг этого исключения и вращается как судьба изобретателя машины, так и большая часть сюжета. Впрочем, не стану раскрывать содержание романа. Тут более уместно отметить, что на редкость одаренный в творческом отношении автор по устному тесту SAT набрал 620 баллов. Результат сам по себе не так уж и плох, но ничего особенного не представляет и гораздо ниже тех 800 баллов, что набрала не блещущая творческими способностями Элис.

Есть еще один интересный факт, касающийся Гальперина: когда он учился в школе, у него были изрядные трудности с предметами, требующими запоминания. Но позже, работая дилером по сбыту редких монет, он обнаружил, что способен вспомнить любую из монет, которые когда-либо видел, и детали любой сделки, которую когда-либо провернул. Нередко способности проявляют резко выраженную специфичность. Иначе говоря, индивидуум, неспособный к запоминанию в одной области, не имеет никаких проблем с памятью в другой. А часто бывает и так, что люди не запоминают лишь то, что не представляет для них интереса.

Однажды мне довелось рассматривать примерно две дюжины картинок с изображениями домов, нарисованных детьми. Это были прелестные картинки, однако было ясно, что сам учитель подсказал учащимся, что им нужно рисовать; было не похоже, чтобы двадцать четыре ученика независимо друг от друга решили в одночасье нарисовать дом. Однако в реальном мире искусства и писательства не всегда находится некто способный подсказать художнику и писателю, что им отобразить в своей работе. И действительно, творческие личности, к каковым относятся писатели и художники, почти по определению являются людьми, которые способны порождать плодотворные идеи силой собственного воображения. Возьмется ли кто-нибудь предсказать, посмотрев на нарисованную ребенком прелестную картинку с домиком, что этот ребенок станет художником с удивительными творческими способностями? Надеюсь, никто. Подсказки учащимся, что им нужно делать, нередко не имеют ничего общего с тем, что им потребуется для достижения успеха. Преподавателям нужно пореже руководствоваться привычкой формулировать проблемы для учащихся и почаще побуждать их к самостоятельной постановке задач для самих себя.

Кто-то может возразить, что большинство студентов все равно не станут знаменитыми учеными, писателями или художниками, но сказанное выше справедливо и в отношении такого на редкость прагматичного занятия, каковым является бизнес. Многие из администраторов, интервьюируемых в процессе наших работ по исследованию практического интеллекта, жаловались, что они, принимая выпускника бизнес-школы с высшими баллами, в результате могут заполучить человека, который силен в анализе деловых проблем из учебников, но не способен предложить новаторские идеи, касающиеся новых видов продукции или услуг – будь то дизайн мебели большой вместимости или способы, позволяющие оставаться конкурентоспособным в соперничестве с индустриями аналогичного профиля в других странах[56]. Разумеется, все дело в том, что существует большой разрыв между деятельностью, необходимой для достижения успеха в рамках бизнеса, и той деятельностью, которая требуется, чтобы успевать в школах, даже в тех из них, которые, по общему мнению, преуспели в области подготовки учащихся к работе в мире бизнеса. Таким образом, нередко дело заканчивается тем, что взрослые не способны делать в рабочей обстановке то, что от них ожидается.

Точно такие же тревожные обстоятельства вырисовываются и при изучении вопросов, касающихся собственно образования. Одно дело – получать «отлично» на образовательных курсах, и совершенно иное – добиться успеха, когда тебя призывают генерировать новаторские идеи в классной комнате. Я по опыту знаю, какие сложные ситуации могут возникать в классе. К примеру, несколько лет назад, пытаясь в процессе чтения лекции в Университете Пуэрто-Рико овладеть вниманием аудитории, я столкнулся с серьезной проблемой: члены профессорско-преподавательского состава, собравшиеся в аудитории, просто не слушали меня. Они неизвестно по каким причинам решили не обращать на меня внимание и болтали, расхаживая по классной комнате, практически не прислушиваясь к моим словам.

Я испробовал стандартные методы, те нетворческие приемы, которым обучаются будущие преподаватели в процессе стажировки. Я понижал голос в надежде, что и профессора последуют моему примеру и тогда смогут меня услышать. Разумеется, я исходил из предположения, что они хотят слушать, но оно оказалось ложным. Напротив, они, казалось, были признательны мне за то, что я понизил голос, ибо теперь могли лучше слышать друг друга. Затем я попробовал уговорить их помолчать, но и это не помогло. В конце концов, когда я уже совсем отчаялся, какая-то женщина в аудитории резко встала и скороговоркой выпалила что-то по-испански. Тут же стало так тихо, что можно было услышать, как упала иголка, и аудитория оставалась немой и внимательной до конца лекции.

Что она сказала? Она пустила в дело свое понимание того, что пуэрториканская культура отличается обостренной реакцией на понятие «позор» и игнорирует такое понятие, как «вина». Мои попытки заставить аудиторию почувствовать себя виноватой могли бы сработать в континентальных Соединенных Штатах, но оказались совершенно неэффективными в Пуэрто-Рико. Женщина же просто сообщила публике, что если та будет продолжать шуметь, то я увезу с собой невысокое впечатление об Университете Пуэрто-Рико и обязательно поделюсь им с другими. Она сказала, что аудитория не имеет права создавать плохое впечатление и тем самым бросать тень позора на свой университет. Ее призыв оказался эффективным и привел к изменению поведенческой модели, которого я так безуспешно добивался.

Эта история о пуэрториканских преподавателях показывает, до какой степени интеллект успеха зависит от знания культурного контекста. Я люблю читать «International Gerald Tribune» не только потому, что нахожу ее лучшим ежедневным источником международных новостей, но еще и потому, что она регулярно сообщает о дипломатических ляпсусах, допускаемых нашими (и не только нашими) послами, некоторые из которых даже не говорят на основном языке страны, в которой представляют Соединенные Штаты. Любой, кому когда-либо в чужой стране приходилось прибегать к услугам переводчика, знает, какое это великолепное средство для создания ситуаций, потенциально чреватых катастрофическими последствиями. Тем не менее я готов первым признать, что овладение техникой иностранного языка, которое тяжелым бременем ложится на аналитический интеллект, не есть единственное требование, которому должен отвечать настоящий дипломат. В не меньшей мере важна тактичность, способность вводить новшества, умение убеждать, понимание других точек зрения – короче говоря, те качества, которые определяются творческим и практическим интеллектом.

Если значение интеллекта успеха в этом мире столь велико, то почему так получается, что студенты, которых мы считаем способными, чаще бывают способными в духе, свойственном Элис? Почему они, будучи сильны по части сдачи тестов, нередко оказываются не столь сильными в других отношениях? Не бывает так, чтобы дети рождались смышлеными только в данной ограниченной области; скорее, это мы формируем их таковыми. Наша система образования по существу создает множество индивидуумов, подобных Элис, за счет того, что непрерывно поддерживает или вознаграждает студентов за проявление аналитического интеллекта. В самом деле, главный урок, который получают учащиеся, – это то, что быть умным в стиле Элис окупается. В качестве вознаграждения они получают высокие отметки, хорошие места в классе, награды, а позже и путевку в престижный университет.

В этом и есть ирония нашей схоластической системы вознаграждений. Детей постоянно поощряют быть умными в стиле Элис, но в реальном мире по окончании школы оказывается, что одного лишь аналитического интеллекта им недостаточно. Нельзя сказать, что он не нужен вовсе, но определенно его значение становится относительно ниже. И в итоге люди начинают ощущать подобное поощрение не постоянно, как в школе, а урывками. Если можно так сказать, за свой аналитический ум они теперь получают вознаграждение лишь иногда. И здесь кроется еще одна насмешка судьбы. Как обнаружили психологи, непостоянное поощрение какого-то вида поведения (когда оно вознаграждается не стабильно, а лишь время от времени) по сути только закрепляет это поведение[57]. Иными словами, когда сообразительность в духе проявления высокого IQ начинает значить меньше и люди поощряются за нее лишь временами, они начинают полагаться на нее еще сильнее, хотя такая реакция и является неадекватной.

Тот же принцип оказывается справедливым и на уровне организации. Несколько лет назад меня пригласили выступить на обеде, устроенном Коннектикутской технологической компанией, которая некогда преуспевала, но сейчас для нее наступили тяжелые времена. Я говорил о необходимости инноваций, полагая, что выбор подобной темы будет особенно актуален в сложившихся обстоятельствах. После меня поднялся директор-распорядитель и сообщил, что компания придерживается испытанного курса и будет неуклонно следовать ему. В качестве доказательства правильности выбранного пути он заговорил о некоторых из последних достижений компании. И это действительно были достижения – однако они случались все реже и реже, о чем этот директор-распорядитель не удосужился упомянуть. Компания удерживалась на плаву за счет периодических поощрений, оставаясь на достаточно низком уровне.

Не все администраторы были довольны тем путем, которым следовала компания, кое-кто из них выражал свое неудовлетворение даже мне, человеку постороннему. Одну из историй упоминали особенно часто. Некий администратор был принят в компанию, когда она знавала лучшие времена. Он перешел сюда из другой фирмы, где за ним числилась целая вереница успехов. Знай он, что деятельность его новой компании примет такое направление, он ни за что бы не ушел с прежнего места работы. Но спад происходил постепенно, и сам этот администратор был по крайней мере отчасти ответствен за него и теперь соглашался терпеть те неблагоприятные обстоятельства, которые постепенно установились в фирме и с которыми он когда-то ни за что бы не смирился.

Подобное может происходить и в области личных взаимоотношений. Иногда мы смиряемся со столь сильной неудовлетворенностью партнером, что, знай мы, что такое может случиться, первым делом позаботились бы никогда не вступать в эти отношения. Люди, поддерживающие не устраивающую их связь, бывают достаточно умны и знают, что эта связь «не работает», а иногда даже догадываются почему (владеют аналитическим мышлением), но им не хватает сообразительности понять, что с этим поделать (отсутствует практический интеллект). С другой стороны, люди с интеллектом успеха могут делать ошибки и попадать в неприятные ситуации как в бизнесе, так и в личных взаимоотношениях, но они имеют достаточно рассудительности и смелости, чтобы знать, когда и как выйти из игры.

Рассмотрим еще один пример того, как может действовать нестационарное поощрение, теперь уже в области интимных отношений[58]. Порой случается, что один из партнеров осознает, что их связь его не устраивает. Допустим, женщина поддерживает взаимоотношения с мужчиной, который регулярно колотит ее или столь же регулярно обманывает с другой. В конце концов она приходит к выводу, что их связь не стоит таких страданий, и сообщает этому мужчине, что их отношения прекращаются. Когда-то это называли «пробросить парня»; теперь подобное именуется «перестройка отношений». Но женщина хочет, чтобы все было по-хорошему. Она говорит, что они по-прежнему могут дружить, что будет его поддерживать; просто она не желает продолжать интимную связь.

Нередко после принятия к сведению столь ясного и недвусмысленного сообщения мужчина пытается вернуть эту женщину. И он продолжает свои попытки, в то время как женщина никак не может понять, почему он так поступает, особенно если учесть, сколь отвратительным было его поведение ранее. Порой женщины, да и мужчины тоже, по сути вовлекаются в попытки вернуть обидчика, и тогда старая структура поведения почти немедленно возобновляется. Но почему они так настойчивы в своих стараниях, когда им дан сигнал, что между ними все кончено?

Они ведут себя так из-за наличия непостоянного поощрения. Стараясь проявлять обходительность и говоря о возможности дружеских отношений, женщина невольно посылает сообщение смешанного характера. Ему дается некое вознаграждение. А поскольку непостоянное поощрение усиливает старую структуру поведения, мужчина пытается удержать эту связь. Лучшее, что может сделать женщина, как для него, так и для себя самой, – это разорвать отношения окончательно и бесповоротно.

Можно увидеть воздействие непостоянного поощрения и на использование аналитических способностей. Как я уже говорил, люди с высочайшим IQ обычно не слишком преуспевают в жизни. Существует слабая, но позитивная корреляция между IQ и того или иного рода умеренным успехом, однако в отношении высших достижений это не столь характерно. И люди с очень высоким IQ нередко не достигают грандиозного успеха, поскольку слишком сильно полагаются на аналитический компонент интеллекта.

Подобного рода ошибка может проявляться и в области личных взаимоотношений. К примеру, между вами возникла ссора и ваш партнер из кожи вон лезет, стремясь ослепить вас своей безупречной логикой и силой абстрактной аргументации, намекая тем самым на вашу тупость или чрезмерную эмоциональность. Технику логического «запудривания мозгов» нельзя отнести к числу наиболее удачных способов разрешения конфликтов. Люди, пытающиеся использовать свои аналитические способности там, где они попросту неуместны, скорее усугубляют, нежели исправляют ситуацию. А вот проявление интеллекта успеха связано не только с тем, чтобы знать, когда использовать свои аналитические способности, но и с пониманием, когда их лучше не пускать в ход.

В вышедшей в 1982 году книге Рут Даскин Фельдман «Что случилось с гениями телешоу» описаны истории некоторых на редкость смышленых подростков, рассказанные ими уже в зрелом возрасте. В постановке на радио, а затем и в телевизионном шоу «The Quiz Kids» участвовали дети с очень высоким IQ, нередко превосходящим 160 баллов. Их судьбы были прослежены до взрослого возраста, и оказалось, что по большей части они вели ничем не примечательную жизнь и никто из них по существу не достиг звездных высот.

Еще одним показателем того, что школы штампуют студентов по образу и подобию Элис, могут служить результаты исследований племени крелль в Африке[59], проведенных Джо Гликом. Глик предлагал взрослым членам племени группировать термины по категориям. Например, представителей племени могли попросить сгруппировать названия фруктов (яблоко, апельсин, грейпфрут), или овощей (сельдерей, латук, брокколи), или транспортных средств (автобус, лодка, автомобиль). Глик обнаружил, что представители племени производят сортировку на функциональной основе. Скажем, они могли отнести к одной группе «яблоко» и «еду», а «автомобиль» помещали в одну группу с «бензином», поскольку люди пожирают яблоки, а автомобили – бензин.

В нашей культуре функциональный способ сортировки присущ лишь маленьким детям, поэтому то обстоятельство, что его используют взрослые, как в племени крелль, считается признаком невысокого интеллекта. Бытует мнение, что дети постарше и взрослые должны производить сортировку на принципах таксономии (сходства в описании), или соподчинения (фрукты к фруктам), или иерархически (располагая слово «фрукты» над названиями фруктов, а над ними, возможно, помещая еще и слово «еда»).

Глик пытался, поначалу без особого успеха, заставить туземцев сортировать иначе. И уже совсем было придя к выводу, что им просто не хватает умственных способностей действовать по-иному, он решил в качестве последнего средства спросить их, как бы эту же задачу выполнил глупец. И вот тут они принялись сортировать таксономически, причем без малейших затруднений. Почему представители племнени считали таксономический способ сортировки глупым? Ответ состоит в том, что они не росли в условиях влияния нашей системы образования и – что еще более важно – не проходили наших тестов. В повседневной жизни мы склонны мыслить функционально, задействуя практический аспект своего интеллекта. Мы думаем о том, что едим яблоки или что автомобили сжигают бензин. В школе мы учимся мыслить в таксономических категориях, а это уже аналитический аспект умственных способностей, но по большей части круг применения этого способа мышления ограничивается искусственными ситуациями. И когда продвинутым студентам или стремящимся сделать карьеру аспирантам нужно начинать не так, как их приучили в школе, иными словами, когда им нужно начать генерировать собственные идеи, а не повторять или анализировать чужие, у них возникают с этим определенные трудности.

Для достижения успеха в жизни требуются творческие и практические навыки, но, поскольку использование этих навыков не сопровождается активным поощрением и их не выделяют среди других, студенты не имеют склонности к их развитию. Поэтому наши школы по сути сбивают учащихся с толку и неверно организуют процесс их подготовки, развивая и поощряя набор навыков, которые если и будут иметь в последующей жизни значение, то несравненно меньшее, чем в школе. Школы обязаны готовить учащихся к жизни в мире, где превыше всего ценится интеллект успеха, а не просто аналитическое мышление. Вместо этого школы по большей части готовят учащихся способами, лишающими их путеводной нити. В итоге мы лечимся у врачей, не имеющих представления, как обращаться с пациентами, консультируемся у психологов, чье понимание людей ограничено случаями из учебников, и имеем дело с менеджерами, которые, возможно, и умеют анализировать проблемы, но понятия не имеют, как их устранять.

Хочу подчеркнуть, что те виды аналитических способностей, которые проявляют Элис и Бен, на самом деле кое-что значат в последующей жизни. Пройти по жизни, не имея их, чрезвычайно сложно. Например, когда на работе возникают неполадки, нужно суметь понять, в чем их причина. То же и в личных взаимоотношениях: неспособность проанализировать первопричину, скажем, ссоры или неверная ее трактовка чреваты катастрофическими последствиями. Супружеские пары, постоянно ссорящиеся по одному и тому же поводу, нередко поступают так потому, что повод, из-за которого возникает конфликт, в действительности не является подлинным источником трений. Таким образом, даже разрешая ссору, они не устраняют проблему, которая привела к ее возникновению, и ссоры продолжаются. Отсюда понятна важная роль аналитических способностей. Но IQ– и подобные тесты измеряют лишь часть аналитических способностей, вовсе не оценивая, как и когда они используются с наибольшей отдачей.

Вернемся на мгновение к истории о двух мальчиках, гулявших по лесу. Тот, кто выжил, не был особенно силен в аналитических навыках. Но в конечном итоге после столь тесного контакта с гризли с ним случилось то, что и следовало ожидать: он стал бояться бывать в лесу и решил, что единственный способ бороться с этим – это овладеть методами борьбы со страхом, такими как глубокая релаксация, глубокое дыхание, самогипноз и т. п. Овладев всеми этими премудростями, мальчик вернулся в лес, чтобы проверить их действенность. Они сработали как надо, и он почувствовал себя совершенно спокойным. И хотя молния никогда не ударяет в одно и то же место дважды, на медведей гризли это правило не распространяется. Появился тот самый медведь, который после предыдущего мальчика ничего не ел. Мальчик при его виде остолбенел, мгновенно проанализировал проблему и стал подумывать, а не вскарабкаться ли на дерево. Но для этого уже не было времени, и ситуация стала катастрофической.

В конце концов мальчишка, отчаявшись, пришел к заключению, что единственный выход – пасть на колени и молиться о спасении. Этот метод не сулил ничего хорошего, но, о чудо, медведь, уже изготовившийся к нападению и жаждавший сожрать мальчишку живьем, внезапно остановился на полпути и рухнул на колени, предавшись молитве. Однако содержание его молитвы может служить иллюстрацией того, насколько важно аналитическое мышление или отсутствие такового. Медведь молился: «Благодарю тебя, Господи, за то, что ты даешь мне то, что я сейчас получу», – вот и этому мальчишке пришел конец.

Творческий интеллект

Одна студентка – назовем ее Барбарой – обладала интеллектом несколько иного рода. У нее были хорошие, но далеко не превосходные отметки. И преподаватели считали, что у нее просто отличные данные, хотя при тестировании девушка показывала довольно посредственные результаты. Когда Барбара подала заявление о приеме в аспирантуру по психологии, она приложила к заявлению папку со своими работами, которые произвели на меня незабываемое впечатление. Тогда мне пришло в голову, что ее шансы получить в Йельском университете должность доцента (для чего требуется наличие докторской степени) были выше, чем вероятность быть принятой в аспирантуру, поскольку для получения должности доцента не требуется проходить стандартизированный тест на способности, а при поступлении в аспирантуру без него не обойтись.

Несмотря на заурядность результата тестирования Барбары, я ожидал, что она все-таки будет принята. Во-первых, согласно заявлениям администрации, мы печемся о творческом начале, а Барбара достаточно убедительно продемонстрировала наличие у нее творческих задатков. Можно ли найти более надежное средство предсказания характера будущей работы, чем творческая работа в прошлом? (Конечно же нельзя!) Ведь GRE-тест не позволяет оценить творческие навыки и не может столь же хорошо отражать наличие склонности к творчеству, как сама творческая работа. В общем случае наилучшим прогнозистом любого вида поведения в будущем является наличие того же вида поведения в прошлом. Этот принцип имеет универсальный характер. Скажем, если вы встречаетесь с любителем сквернословить, который обещает прекратить употреблять крепкие выражения, как только женится на вас, то лучшим предсказателем его поведения после свадьбы будет его поведение до нее.

В то время, когда Барбара подавала свое заявление, я был руководителем аспирантуры факультета психологии и понимал, что другие члены приемной комиссии в той или иной степени должны будут прислушаться к моему мнению. Кроме того, я был экспертом этой комиссии по оценке способностей студентов и методам их тестирования. Нельзя сказать, что комиссия просто отбросила заявление Барбары. Ее члены потратили почти полчаса на подробное обсуждение вопроса, но один момент самым негативным образом отразился на всем ходе этой дискуссии. Стало ясно, что результаты тестирования придали всему остальному в ее заявлении вполне определенную окраску. Едва увидев низкие баллы по тестам, члены комиссии постарались истолковать остальные аспекты приемной папки Барбары как подтверждение этих результатов. Такую манеру поведения нельзя признать чем-то необычным. Соломон Эш в своей работе показал, что любой индивидуум обладает тем, что именуется «главными характеристиками», на основании которых окружающие составляют информацию об этом индивидууме. И псевдоколичественная точность баллов по тестам почти наверняка гарантирует, что они истолковываются как мерила этих главных характеристик. И я понял, что члены комиссии используют главную характеристику интеллекта, как они ее себе представили по результатам тестов, чтобы интерпретировать всю остальную информацию о Барбаре. Таким образом, если, скажем, какой-то комментарий в рекомендательном письме можно было истолковать как в ее пользу, так и против, члены комиссии непременно интерпретировали ее в негативном смысле, чтобы комментарий соответствовал баллам по тестам.

К концу обсуждения члены комиссии остались довольны принятым решением. Барбара была отвергнута почти единогласно. Я оказался единственным, кто голосовал за ее принятие. Несмотря на то что Барбара приложила к заявлению свои работы, демонстрирующие высокую квалификацию, остальные члены приемной комиссии вынесли свое решение, опираясь по большей части на результаты тестирования. Иначе говоря, они доверяли подверженным ошибкам и нередко плохим средствам прогноза творческой работы больше, чем самой работе! Сегодня в области образования нередко сталкиваешься с такой же нелепой ситуацией. Предсказатель продуктивности стал более важен, чем собственно продуктивность! И случаи, подобные тому, который произошел с Барбарой, встречаются не только при поступлении в аспирантуру.

Луис Спир-Сверлинг в своей работе рассказывает о случае с Жанни, еще одной носительницей творческих способностей[60]. В возрасте шести лет Жанни была хорошей, основательной ученицей – по большинству предметов оценки выше средних, но она не была чем-то исключительным вроде Бена, в раннем возрасте читать и писать еще не умела. Все учителя постоянно твердили, что Жанни «очень одаренная по части творческих способностей», «обладает независимым мышлением» и т. д. Некоторые из ее произведений искусства были отобраны на региональное арт-шоу, чтобы достойно представлять школу. Но нигде в дневниках эти способности Жанни отмечены не были, поскольку там среди множества клеток для галочек не нашлось места такой рубрике, как творческая деятельность. Ни в той школе, где училась Жанни, ни в других из тех, какие я знаю, нет ведомостей, в которых бы отмечалась творческая деятельность учащихся. Странно, не правда ли? Стандартные ведомости в начальных школах имеют множество граф для оценки основных «академических» квалификаций и межличностных отношений, но нет ни одной для творческих навыков, которые так и остаются совершенно непознанными. Если хотите, учителя склонны отбраковывать их, поскольку ребенок с творческими задатками нередко воспринимается как подрывной элемент.

Творческие способности Жанни не ограничивались только лишь областью искусства. Ее любимыми предметами в школе были естественные науки, и она нередко выполняла у себя дома работы над собственными научными проектами, например выращивала бактерии, собирала коллекции насекомых и т. д. Как-то раз она использовала спустивший воздушный шарик и схему пищевода человека из книги, чтобы сделать собственную модель желудка и кишечника. А однажды по телевизору увидела детскую игру, которая ее заинтересовала. И вместо того чтобы докучать родителям просьбами купить (что, как она знала, было делом бесполезным), сконструировала из картона собственный вариант этой игры. Таким образом, девушка действительно была сильна в генерировании интересных идей и в независимом их воплощении.

Некоторые из учителей Жанни по-настоящему высоко отзывались о ее творческих способностях. Но в целом они ценились меньше, чем способность запоминать. Кое-кто смотрел на Жанни даже с неодобрением, поскольку у нее проявлялась тенденция отдавать предпочтение тем проблемам, над которыми ей нравилось работать, и делать все по-своему. Как это ни грустно, но родители иногда бывают вынуждены толкать своих детей на подавление своих творческих склонностей, которые в школе иногда воспринимаются как недостатки.

Так что же ставит под угрозу будущее Барбары и Жанни? Почему мы больше внимания уделяем средствам предсказания действий, чем самим действиям? И если смотреть шире, почему мы предпочитаем творческому интеллекту аналитическое мышление, измеряемое в IQ-тестах и им подобных процедурах? По большей части такие личности, как Барбара, в нашем мире просто выбрасываются из системы. Барбара была отлучена от аспирантской программы из-за своих низких баллов по GRE-тестированию. Если бы она подала заявления и в другие конкурирующие программы, ее, скорее всего, не приняли бы ни в одну из них – по той же самой причине. И в других приемных комиссиях, скорее всего, точно так же произносились бы пустые слова по поводу характеристики и рекомендательных писем – прежде чем изгнать ее из-за низких баллов по тестам. Фактически многие аспирантские программы уже предварительно сортируют кандидатуры абитуриентов, так что заявления таких людей, как Барбара, с низкими баллами по тестам, никогда не просматривает никто, кроме секретаря, который сразу же откладывает их в сторону.

Столь же печальная ситуация наблюдается повсюду без каких-либо исключений. Если бы Барбара захотела пойти в юридическую школу, ей потребовалось бы пройти тест для приема в юридическую школу (LSAT), который очень напоминает тест GRE. Пожелай она пойти в медицинскую школу, ей пришлось бы сдавать тест для приема в медицинский колледж (MCAT), с которым она также вряд ли справилась бы успешно. При поступлении в бизнес-школу она столкнулась бы с тестом на допуск к менеджменту (GMAT), который почти наверняка не прошла бы. Во всех этих тестах оценивается не творческий, а аналитический аспект интеллекта.

После того как Барбару не приняли в аспирантскую программу, я решил взять ее на должность научного сотрудника, поскольку верил, что она обладает гораздо большим потенциалом, чем показывают ее баллы. В то время Барбара работала у одного из моих главных конкурентов в этой области, и я счел, что лучше иметь ее в своем лагере, чем в его. И не был разочарован. Работа Барбары в должности научного сотрудника оказалась чрезвычайно творческой и новаторской. Двумя годами позже она была принята в нашу программу, причем ее кандидатура была наилучшей. Но не думаете ли вы, что случай Барбары изменил систему? В лучшем случае к людям вроде Барбары нередко относятся как к некоему нелепому исключению из благоразумного правила. Мы по-прежнему ценим абстрактные аналитические навыки больше, чем навыки творческие, и это несмотря на то, что для преуспевания в сегодняшнем мире требуется именно тот тип творческого мышления, который обнаруживают люди, подобные Барбаре.

Столь подчеркнутое внимание анализу отнюдь не является ошибочным, просто оно не сбалансировано. Скажем, крупная компания масштабов «Intel» сказочно преуспевает главным образом благодаря введению новой продукции. Едва создается одно изделие и выбрасывается на рынок под видом величайшего со времени изобретения хлеборезки новшества, как компания тут же начинает разрабатывать его преемника. И пока другие компании из кожи вон лезут, пытаясь составить конкуренцию, «Intel» уже шагает впереди, по-прежнему удерживая свои позиции рыночного лидера. Аналитический интеллект важен для знания конъюнктуры рынка в отношении любого изделия, но интеллект творческий – это то, что в первую очередь обеспечивает производство изделий и способствует их выпуску.

Практический интеллект

Селия (имя вымышленное) подавала заявление о приеме в аспирантскую программу по психологии, имея отметки хорошие, но не отличные, баллы по тестам высокие, но не слишком, рекомендательные письма тоже были хорошими, но опять-таки не отличными. Фактически почти все в ее данных представлялось хорошим, но не отличным. Мы, разумеется, приняли Селию, поскольку такие люди требуются в любой программе. Как впоследствии оказалось, ее работа и действительно была именно такой, как мы и предсказывали, – хорошей, но не отличной, поэтому все решили, что с этой кандидатурой мы получили то, что нужно.

Но какой же сюрприз приготовила нам Селия, когда пришло время принимать ее на работу! Каждый хотел заполучить именно ее, и никого другого. В связи с этим возникает интригующий вопрос: почему человек, не имеющий ни аналитических способностей Элис, ни творческих навыков Барбары, смог так импозантно подать себя на рынке профессий? На деле ответ оказался на редкость простым. Она в изобилии имела практический интеллект, или, попросту говоря, здравый смысл. Селия могла войти в любое окружение, сообразить, что ей нужно сделать, чтобы преуспеть в нем, а потом делала это.

Скажем, Селия знала, как эффективно проводить собеседования, как умело взаимодействовать с другими студентами, как выполнять работу. Она также чувствовала, какие действия возымеют эффект, а какие – нет. Иными словами, Селия обладала смекалкой человека с улицы. Она знала редко признаваемую истину: чтобы адаптироваться к окружению, как в школе, так и в жизни, нужна некая доля практической хватки.

Этот талант можно заметить и у детей помладше. Например, в телевизионных новостях рассказывали о пяти– или шестилетнем ребенке, мать которого страдала эпилепсией. У нее случился припадок как раз в то время, когда она собиралась принять душ. Женщина лежала без сознания в ванне, ее заливала обжигающая вода. В доме никого не было, кроме маленького мальчика. Он набрал номер 911 и объяснил диспетчеру, как проехать к их дому. Но что самое поразительное в этой истории, так это то, что мальчуган, прежде чем позвонить по 911, до отказа открыл кран с холодной водой, чтобы мать не обожглась еще сильнее. Он пытался закрыть кран с горячей водой, но кран был чересчур горячим, так что до него нельзя было дотронуться.

Иногда даже так называемые умственно отсталые обладают потрясающими практическими навыками. Они и должны их иметь, иначе им будет очень тяжело в жизни. Так, в одной работе описан человек с задержкой в умственном развитии, который, не умея определять, который час, повсюду таскал с собой сломанные часы. И когда ему нужно было узнать время, он обращался к кому-нибудь с вопросом, попутно поясняя, что его собственные часы не идут[61].

Почти все сочли бы Элис и Бена сообразительными, многие решили бы, что умны (хотя и по-своему) и Барбара с Жанни, но редко кто назвал бы умной Селию. Конечно, просто допустить, что ей свойствен здравый смысл, но трудно разглядеть в нем часть интеллекта. Легко даже сказать, что она в чем-то манипулирует, но большинство с порога отвергает саму мысль о том, что способность манипулировать окружающими может являться элементом интеллекта. На самом деле все не так. Тот вид практического интеллекта, который проявляла Селия, во всех отношениях столь же важен, как и аналитический интеллект Элис или творческий интеллект Барбары – по той простой причине, что в различных ситуациях требуется интеллект разных видов. Более того, придавая в школе значение только одному типу интеллекта, мы тем самым серьезно недооцениваем многих учащихся, считая их гораздо менее смышлеными, чем они есть на самом деле.

Такая тенденция к недооценке определенных форм интеллекта проявилась и в наших исследованиях, проводившихся в Калифорнии[62]. Мы сравнивали концепции интеллекта, бытующие среди родителей из разных этнических групп, и обнаружили, что чем больший упор делают родители в своей концепции интеллекта на навыки поведения в обществе (такие как способность ладить с равными себе и помогать семье в затруднительных обстоятельствах), тем менее смышлеными выглядят их дети по стандартам школы. Иными словами, несоответствие между тем, на что родители обращали внимание в своем окружении, и тем, что требуют школы, в итоге способствовало появлению детей, которых могли считать компетентными дома и в обществе, но которых в школе сочли бы обделенными интеллектом.

Ширли Хит в аналогичной серии опросов сравнивала языковое поведение детей в трех общинах[63]: в Трэктоне – черной общине, принадлежащей низшему социальному классу, в Родвилле – белой общине низшего социального класса и в Гейтуэе – также белой общине, но относящейся к среднему социальному классу.

Хит обнаружила, что дети из Трэктона, когда только пошли в школу, успевали чуть хуже, чем дети из Родвилла и Гейтуэя; вместе с тем она установила, что взгляды на то, насколько смышлеными дети проявляют себя в школе, в значительной степени зависели от соответствия между родительскими и школьными воззрениями на умственные способности. Поэтому дети из Трэктона на самом деле могли быть ничуть не глупее детей из Родвилла или Гейтуэя.

К примеру, ею было обнаружено, что родители из Трэктона придавали большое значение невербальному (неречевому) общению. Чтобы не испытывать затруднений при общении в Трэктоне, нужно было быть большим знатоком как в понимании невербальных сигналов, так и в умении подавать их. С другой стороны, в Родвилле и Гейтуэе больший упор делали на навыки языкового общения, что в большей мере отвечало требованиям школы. В результате дети из Родвилла и Гейтуэя казались – хотя на самом деле таковыми могли и не быть – смышленее детей из Трэктона. К тому же средний класс (особенно представители белых общин, относящихся к среднему сословию) оказывался в выигрыше благодаря корреляции между ценностями школы и ценностями дома и общины.

Здесь вполне уместно будет возразить, что в культуре белого среднего класса недооценивается значение невербального общения. В качестве примера можно сослаться на громадное количество скучных преподавателей или профессоров, которые неизменно из года в год продолжают быть скучными, а все потому, что начисто игнорируют невербальные сигналы аудитории. Никто из их студентов не отваживается, рискуя получить плохую отметку, сообщить такому преподавателю, что его лекции скучны. Какими бы умными эти педагоги ни были, можно со всей определенностью сказать, что им не хватает практического интеллекта. Доведись бы им обращать внимание на невербальные сигналы, они сообразили бы, что не умеют удерживать внимание слушателей, и, возможно, что-нибудь предприняли бы, чтобы исправить положение.

Восприимчивость к невербальным сообщениям может оказаться ключом к успеху при собеседовании. Информация о том, насколько успешно проходит процедура собеседования, передается почти исключительно неязыковыми средствами. Лица, проводящие собеседование, осведомлены о том, что, согласно принятому ритуалу, они не должны проявлять своих чувств по отношению к опрашиваемому. Но временами им ничего не приходит на ум, кроме фразы: «Я хотел бы оказать нам обоим любезность. Мне известно, что до конца собеседования осталось еще целых двадцать пять минут, но нам обоим известно и то, что вы сейчас отнимаете мое время, а я – ваше. Так почему бы вам попросту не свалить отсюда?» И хотя проводящий опрос не произносит подобных фраз, его чувства так и исходят от него в виде невербальных сигналов, и если претендент на место способен воспринимать невербальные сообщения, то у него есть шанс повлиять на ход собеседования.

Еще один пример, иллюстрирующий значение навыков понимания невербальных сигналов, можно почерпнуть из области близких межличностных взаимоотношений. Когда что-то в этих отношениях начинает складываться не так, первые признаки этого почти всегда проявляются в невербальной форме, поскольку индивидуум, который обеспокоен складывающейся ситуацией, пока даже не ощущает их на уровне сознания. И он дает выход своим чувствам неязыковыми средствами – резкими жестами, уходом от контактов с партнером, косыми взглядами, напряженным тоном голоса. И если его партнер восприимчив к сигналам подобного рода, он может принять их во внимание и постарается выяснить, в чем дело. Если же нет, то дела, скорее всего, пойдут еще хуже.

Невербальное общение как часть практического интеллекта может быть полезным и в бизнесе. Некоторые из арабских бизнесменов постоянно носят темные очки, позволяющие прятать глаза в ходе обсуждения сделок: они понимают, что расширенные зрачки выдают заинтересованность, а «покерное» выражение лица будет способствовать укреплению позиций на переговорах. И действительно, практический интеллект – это нечто советующее нам как покупателям не проявлять слишком сильного интереса прежде, чем мы не сделаем окончательный выбор, иначе продавец сообразит, что мы можем заплатить и больше, чем рассчитывали, за вещь, которая нам очень понравилась.

Возвращаясь к исследованиям Хит, будет интересно провести сопоставительный анализ способностей учащихся из Родвилла и Гейтуэя. Когда дети из этих двух общин начинали ходить в школу, они обладали примерно равными способностями. Однако через несколько лет дети, представляющие белый средний класс из Гейтуэя, стали демонстрировать более высокую успеваемость, чем их сверстники из белого низшего класса, представляющие общину в Родвилле. Что же произошло? Действительно ли родвиллские дети имеют некое подобие «наследуемой кумулятивной недостаточности», как кое-кто пытается нас уверить? Существует объяснение гораздо более убедительное. Воззрения на природу образования и интеллекта, которых повсеместно придерживались в Родвилле, вылились в то, что дети из этой общины кажутся менее смышлеными в школе.

К примеру, родители в Родвилле, скорее всего, полагали, что их роль как педагогов прекращается, как только дети идут в школу. Таким образом, эти родители не вмешиваются в учебный процесс своих детей. Они, подобно многим родителям из низшего социально-экономического класса, сами имеют ограниченное образование и могут испытывать боязнь перед всем, что касается школы, или чувствуют себя недостаточно компетентными в вопросах помощи детям, когда те становятся старше[64]. С другой стороны, родители из Гейтуэя продолжают вмешиваться в процесс обучения, что благоприятно сказывается на их детях.

Более того, родители из Родвилла в своей концепции интеллекта особый упор делают на запоминание, тогда как родители из Гейтуэя большее внимание заостряют на способности рассуждать. Таким образом, со временем, когда большую значимость приобретает умение мыслить, дети из Гейтуэя постепенно оказываются в более выгодном положении.

Удачливые представители мира бизнеса рассуждают примерно как родители из Гейтуэя, а не из Родвилла. Многие из них придают большое значение продолжению обучения. Они понимают, что ценность работников определяется тем образованием, которое они, возможно, имели к моменту прихода в фирму; но понимают они и то, что ценность работников повышается благодаря образованию, полученному ими после того, как они начали работать в фирме. Эти бизнесмены высоко ставят концепцию «пожизненного» обучения с основным упором на развитие навыков, которые будут полезны в этом бизнесе, – иными словами, на аспекты практического интеллекта.

Подобным же образом, когда мы набираем профессионалов (юристов, врачей, бухгалтеров, психологов либо кого-то еще), на нас порой производят сильное впечатление их «верительные грамоты», которые, возможно, не столь уж много и значат. Мы можем рассчитывать на их опыт и знания, о которых говорят их степени, полученные в престижных заведениях, но гораздо больший вес имеют непрерывно пополняемые знания, формирующиеся за все время работы по специальности. Иными словами, багаж знаний специалиста или место, где он их приобрел, обычно имеет меньшее значение, нежели то, насколько успешно он применял эти знания в практике своей профессии, – короче говоря, его практический интеллект.

Нельзя рассматривать умственные способности в отрыве от более широкого контекста, в том числе и того, как они используются. Иначе можно прийти к ошибочным выводам относительно способности ребенка или взрослого к обучению и к выполнению работы. Но, подобно творческому интеллекту, интеллект практический – это вовсе не то, что измеряют наши тесты и на что делают изрядный упор в школах. Педагоги должны принимать во внимание не только аналитический интеллект Элис, но и творческий интеллект Барбары, и практический интеллект Селии.

Хотя каждый из нас обычно отдает предпочтение какому-то одному типу мышления, мы, естественно, пользуемся не только им одним. Для любого индивидуума характерно определенное сочетание аналитического, творческого и практического интеллекта. И нужно создавать условия, способствующие развитию всех видов интеллекта, не благоприятствуя одностороннему развитию какого-то из них. Что еще более важно, необходимо выделять и развивать все три формы интеллекта и благоприятствовать их сбалансированному использованию как в школе, так и после ее окончания. Определенные задачи могут потребовать применения этих видов в большей или меньшей степени, но обладать интеллектом успеха – значит быть способным обращаться ко всем трем аспектам в нужное время – скажем, проанализировать проблему, выработать творческое решение, а затем воплотить его в жизнь.

Люди, в высочайшей степени одаренные интеллектом успеха, вовсе не обязательно должны иметь высокий уровень умственных способностей во всех трех формах. Но они умеют в любой обстановке, будь то в школе или на рабочем месте, извлекать пользу из своих сильных сторон, компенсировать собственные недостатки и выжимать максимум возможного из своих способностей – а все эти задачи требуют наличия аналитического, творческого и практического аспектов интеллекта. Именно такой взгляд на интеллект успеха нам нужно принять, и тогда мы сможем получать от своих учащихся, да и от самих себя наибольшую отдачу.

Тестирование компонентов интеллекта успеха

Сформулировав свою теорию интеллекта успеха, я решил провести исследование с целью проверки своих взглядов, а затем проверить справедливость представлений о том, что учащиеся могут успешно заниматься, если они способны обращать себе на пользу любой из этих трех аспектов интеллекта успеха, когда их обучают и оценивают соответствующим образом. Такие исследования, профинансированные Федеральным управлением США по исследованию и развитию в области просвещения, продолжались в течение пяти лет. Цель была проста: посмотреть, будут ли студенты заниматься лучше в классе, если их станут учить способами, позволяющими использовать те виды интеллекта, которые подходят им наиболее естественным образом. Иными словами, была поставлена задача найти ответ на следующий вопрос: если вместо стиля обучения, годящегося «на любой размер», применять такой, который подходит конкретным детям, станут ли они учиться и работать лучше[65]?

Вот как проводились эти исследования. Мы разослали тест, основанный на моей теории трех составляющих интеллекта успеха, учащимся средних школ как в Соединенных Штатах, так и за их пределами. Тест содержал аналитические, творческие и практические задачи из областей устного чтения, количественного счета, предметной живописи и сочинения. Целью было выяснить разнообразие моделей проявления учащимися своих способностей. Мы не стали ограничиваться лишь вопросами аналитического типа, содержащимися в IQ-тестах, не сводили их, скажем, к вербальной области или просто к вопросам со многими вариантами ответов. Тестирование всех трех аспектов интеллекта успеха в этих четырех областях значительно повышало шансы на то, что если учащийся обладает высокими интеллектуальными способностями какого-то типа, то мы сможем их обнаружить.

Какого рода были вопросы, составлявшие тесты? Скажем, в области аналитического интеллекта учащиеся должны были вывести значения слов, исходя из естественного контекста – нечто подобное они делали, когда впервые учили слова. В творческой области им нужно было поработать с новыми операциями над числами, с которыми они никогда прежде не встречались, и находить словесные аналогии с противоречивыми посылками. В области практического интеллекта они должны были с помощью карт пролагать маршруты и составлять расписания, рассчитывать время и расстояние – словом, делать по большей части то, с чем им придется сталкиваться в повседневной жизни. В сочинении на практическую тему от них требовалось описать какую-нибудь жизненную проблему, стоявшую перед ними, и предложить варианты ее практического разрешения.

Учащиеся, задействованные в этом тестировании, были рекомендованы в качестве кандидатов на участие в программе преподавателями или школами. Как правило, это были не самые одаренные в общепринятом понимании (т. е. с точки зрения IQ) ученики. Затем по результатам тестирования мы отобрали в программу тех учащихся, которые выделялись по одному из пяти параметров или критериев. В число критериев вошло: наличие аналитических, или творческих, или практических способностей; все три вида способностей высокие (но не обязательно до такой степени, как в предыдущих критериях); все три вида способностей относительно слабые. Это позволило сформировать пять групп учащихся, различающихся по уровню способностей.

Стоит отметить, что группы, которые мы создали, опираясь на перечисленные признаки, различались не только по способностям, но и по другим вполне очевидным показателям. Например, группа с аналитическими способностями была примечательна тем, что ее состав был традиционным с точки зрения общепринятого толкования понятия «одаренный». Это были преимущественно представители белого населения из среднего или высшего среднего класса, и эти учащиеся в своих школах в прошлом неоднократно отмечались как одаренные. «Творческая» и «практическая» группы, в противоположность первой, были более разношерстными не только по этническому и расовому составу, но и по принадлежности к тому или иному социально-экономическому классу. Многие из учащихся, входящих в эти группы, никогда не считались одаренными и в своих школах не относились к числу особо успевающих. Кстати, «сбалансированная» группа (члены которой при тестировании хорошо показали себя по всем трем способностям) тоже выглядела скорее как типичная группа одаренных школьников вероятно потому, что они были сильны и в более общепринятых аналитических способностях. «Слабо сбалансированная» группа отличалась большим разнообразием.

Сто девяносто девять учащихся, принимавших участие в этих исследованиях, прибыли в Йельский университет для прохождения вводного курса по психологии, аналогичного тем, что читают в колледжах. Все получили один и тот же основной текст по введению в психологию, который базировался на моей теории трехкомпонентного интеллекта[66]. Кроме того, все учащиеся по утрам прослушивали одинаковые лекции, которые читал один из лучших преподавателей психологии Мазарин Банаджи.

Наиболее важная для исследований процедура выполнялась во второй половине дня. Членам всех пяти групп раздавали по четыре разных набора заданий, которые соответствовали либо не соответствовали естественным способностям учащихся в каждой группе. В одном наборе упор делался на аналитическое мышление – там были задачи на сравнение и противопоставление, на оценку и анализ. Второй охватывал сферу творческого мышления: открытие, изобретение, воображение, допущение. В наборе третьего вида основное внимание уделялось практическому мышлению: применению, использованию и приложению. В четвертом наборе заданий – в так называемой контрольной группе – упор делался на запоминание, подобно тому как это практикуется в большинстве вводных курсов не только по психологии, но и по другим наукам. И эти наборы заданий характерны не только для психологии, но и для других областей знаний.

В естественных науках аналитическое мышление участвует, скажем, в сравнении одной теории сновидений с другой; творческое мышление занимается формулированием теории или разработкой эксперимента; практическое мышление отвечает за применение научных принципов к повседневной жизни. В литературе аналитическое мышление обеспечивает анализ сюжетов, тем или персонажей; творческое мышление принимает участие в написании поэмы или рассказа; практическое мышление – в приложении уроков, почерпнутых из литературы, к повседневной жизни. В работе историка аналитическое мышление участвует в размышлениях о схожести и различиях стран или культур; творческое мышление позволяет поставить индивидуума на место других людей из других стран и эпох; практическое мышление служит для применения уроков истории к настоящему. В искусстве аналитическое мышление занято анализом стиля художника или того, что он хотел сказать своим произведением; творческое – в создании произведений искусства; практическое – в решении вопросов, что и почему будет находить сбыт в мире искусства. Даже в спорте не обойтись без всех трех типов мышления: аналитическое важно для анализа стратегии соперника, творческое – для выработки собственной стратегии, практическое – чтобы осуществлять на соперника психологическое давление.

Поскольку это был эксперимент, мы задавали учащимся разделы, в которых упор делался на проявление лишь одного аспекта: на аналитическое мышление, творческое мышление, практическое мышление или запоминание. Однако лучшим вариантом было бы сочетание всех этих трех различных типов мышления по той простой причине, что учащихся нужно учить не только теми способами, которые им ближе, но и теми, что им не подходят. Балуя человека – делая так, чтобы все давалось ему легко, интеллект успеха не разовьешь. Чтобы развивать интеллект успеха, надо делать так, чтобы что-то давалось легко, а что-то – с трудом. Необходимо давать ученикам возможность обращать себе на пользу свои достоинства и компенсировать собственные слабости, извлекая максимум возможного из природных способностей. Согласно моей собственной теории, «одаренным» можно считать учащегося, который использует эту возможность. Подобная трактовка этого термина сильно отличается от общепринятой.

Сообразуясь с такой точкой зрения на одаренных людей, мы не стали полагаться на традиционные тесты при отборе учащихся в нашу летнюю программу, а изобрели собственный тест. Интеллект успеха отнюдь не статичен, ему присущ динамизм. У представителей традиционного психометрического истеблишмента считается, что если вы прошли тест на интеллект, а затем по прошествии некоторого не слишком долгого времени повторили его, то оба результата должны быть примерно одинаковыми. Если же во второй попытке набранные баллы заметно выше или ниже, тогда, возможно, с вами что-то не в порядке, а может, вы где-то сжульничали. Я же уверен, что если индивидуум работает над выявлением своих сильных и слабых сторон и старается обратить достоинства в максимальной степени себе на пользу, а недостатки скорректировать или компенсировать, то уровень его интеллекта успеха будет стремительно расти. Таким образом, истинным мерилом интеллекта будут не баллы, набранные в тесте; таковым будет являться стремление развивать свои способности.

На нашем летнем курсе мы оценивали успеваемость всех учащихся по четырем категориям: способность к запоминанию, аналитическое мышление, творческие способности и практическая хватка. Для определения уровня успеваемости использовались разные способы: назначение домашних заданий, проведение письменных тестов, в которых требуется из многих ответов выбрать один правильный, задание сочинений и выполнение независимых исследовательских проектов. Чтобы стать успевающими, учащимся было недостаточно просто продемонстрировать, что они запомнили материал из учебника. Им нужно было показать уровень своей квалификации и в трех других разделах задания. По моему мнению, овладение аналитическим, творческим и практическим видами мышления играет большую роль в обучении, способствуя лучшему усвоению материала, а вовсе не ослабляя его. Как известно, при зазубривании учебника материал удерживается в памяти лишь непродолжительное время. Большинство студентов забывают его, едва сдав экзамен, а иногда и раньше. Но при разностороннем размышлении над материалом студенты вынуждены прорабатывать его более глубоко и, как следствие, лучше осваивают его. Думая в процессе обучения, они учатся думать.

Наши исследования подтвердили ряд важных положений, касающихся моей теории интеллекта успеха. Во-первых, тестировать можно не только аналитический интеллект, но также творческий и практический. К примеру, учащиеся, получившие высокие баллы в тесте на творческие способности, входили, как оказалось, в «творческую группу» нашей программы. Во-вторых, процесс обучения можно вести с помощью приемов, совершенствующих все три аспекта интеллекта успеха. Скажем, учащиеся с аналитическими способностями, перед которыми ставилась задача улучшить свой творческий и практический потенциал, добились этого. Учащиеся из контрольной группы, у которых все три аспекта интеллекта успеха были выражены относительно слабо, также получили возможность их развить. И наконец, учащиеся с относительно высокими показателями по всем трем аспектам, хотя их работа на курсе, возможно, и не всегда была блестящей, показали уровень компетентности, существенно превышающий средний. По мере того как шло изучение этих результатов, становилось все более очевидным, что мы вводим в заблуждение учащихся – и общество – тем, что оцениваем умственные способности и определяем будущее учащихся исходя из результатов психометрических тестов, которые, хотя и могут до некоторой степени служить индикатором уже имеющихся знаний, не способны предсказать то, чего они, возможно, смогут достичь.

Самым важным результатом явилось то, что студенты, которые посещали секции, отвечавшие природной структуре их способностей, демонстрировали более высокую успеваемость, чем те, кого определили в секции, не соответствующие их способностям. Скажем, если творческим индивидуумам давали хоть какую-то возможность тренировать свои творческие способности на курсе, их успеваемость в среднем была выше, чем в случае, когда им такой возможности не предоставляли. То же справедливо и в отношении учащихся с аналитическими и практическими способностями.

В каком-то смысле эти результаты не удивительны. Понятно, что учащиеся будут лучше успевать, если способы обучения и оценки результатов подогнаны под их природные способности. Но мы учим и тестируем их по-иному. Мы ценим студентов с крепкой памятью и аналитическим мышлением, а индивидуумов с творческими и практическими способностями по сути списываем со счетов. И если мы хотим, чтобы одаренность учащихся приносила ощутимую пользу на любом уровне, нужно так изменить образовательную политику, чтобы учащихся обучали и оценивали методами, которые позволяют распознавать и сильные стороны, а не только недостатки.

От IQ – к интеллекту успеха

В этом отношении интересно приглядеться к карьерам преуспевающих людей с высоким IQ, поскольку, ознакомившись с некоторыми из них, быстро понимаешь, что их успех вовсе не обязательно обусловлен этим обстоятельством. К тому же корреляцию нетрудно спутать с причинностью. Для примера обратимся к Мэрилин Вос Савант, занесенной в книгу мировых достижений «Book of World Records» как обладательница наивысшего IQ среди всех, чьи баллы были зарегистрированы. Она написала ряд головоломных книг, чтение которых представляет собой нешуточное испытание для умственных способностей человека, и ведет колонку «Помоги себе сам» в журнале «Parade» – еженедельном газетном приложении, имеющем громадный тираж.

Естественно, вопрос о том, насколько успешна карьера Савант, зависит от используемого критерия. Если выбрать за таковой солидность вклада в копилку мирового опыта, то она, скорее всего, просто затерялась бы на фоне величайших мыслителей мирового масштаба в литературе, науке или искусстве, которые могли оказаться и гораздо менее «умными», чем она, по крайней мере с точки зрения IQ-тестов. Знакомство с ее колонкой наводит на мысль, что и крупным психологом ее также не назовешь. Но, с другой стороны, нельзя отрицать, что она чрезвычайно преуспела – об этом говорит ее карьера писателя и представителя средств массовой информации. С точки же зрения предложенной мною теории интеллекта Савант пожинает плоды своих практических, а отнюдь не академических или аналитических способностей. И вряд ли можно оспаривать то, что за это она заслуживает всяческих похвал. Ведь в конечном счете суть интеллекта успеха и состоит в нахождении своих сильных сторон и использовании их с максимальной отдачей. А она так и сделала.

В интеллекте успеха нужно различать область (domain) компетентности и поле (field) компетентности[67]. Понятие области включает собственно работу, под полем же подразумеваются люди, эту работу выполняющие. Одно дело – создать нечто выдающееся в какой-то области, и совсем другое – стать выдающимся в каком-то поле деятельности. Компетентность в области может отражать наличие некоторого равновесия между аналитическими, творческими и практическими способностями, но чтобы добиться признания в каком-то поле деятельности за выдающуюся работу, непременно нужно располагать изрядной долей практического интеллекта. Художники нуждаются в том, чтобы выставлять свои работы в галереях; авторам нужно, чтобы их работы публиковали. Мы склонны полагать, что одной лишь хорошей работы достаточно, и порой так и бывает. Но признание иногда приходит и к тем, кто во многих областях эрудирован гораздо слабее, а все потому, что они знают, как с максимальной пользой распорядиться теми способностями, которыми они располагают. И в этом тоже проявляется интеллект успеха.

Но необходимые для успеха условия различаются не только на уровне областей и полей деятельности, они претерпевают изменения и на протяжении карьеры. Скажем, качества, обусловливающие успех на начальных уровнях служебной лестницы менеджмента, коренным образом отличаются от тех, которые требуются для успешного продвижения на более высоких уровнях. На более низких ступенях индивидуум по большей части действует как последователь, а на более продвинутых он уже выступает главным образом в роли лидера. На нижних уровнях он всю работу выполняет практически в одиночку, а на высших имеет возможность почти все задания перепоручать другим.

Людей с интеллектом успеха отличает гибкость в отношении приспособляемости к ролям, которые им приходится исполнять. Придя к пониманию того, что им не приспособиться к насущной задаче или ситуации, не изменив стиля работы, они прикидывают, какими должны быть эти изменения, и затем реализуют их.

Эндрю Ллойд Уэббер может считаться вполне реальным претендентом на звание самого состоятельного и самого знаменитого из ныне здравствующих композиторов. На некотором уровне ему всегда сопутствовала невероятная удача. Что же касается мира серьезной музыки (концерты, сонаты, оперы и т. д.), то Уэббер отнюдь не принадлежит к элите. Точно так же Лео Бускалья снискал громадную популярность среди широкой публики благодаря своей работе, посвященной проблеме тесных межличностных взаимоотношений, но по сути никогда не цитируется в серьезных научных трудах на эту тему. Итак, Уэббер и Бускалья являют собой пример грандиозного успеха в одном отношении и отсутствия такового в другом. Но то же самое можно сказать и про любого, кто добился в жизни чего-то значительного. Людей, наделенных интеллектом успеха, объединяет способ действий: вначале они выбирают себе поле деятельности по вкусу, а затем ищут пути достижения успеха в нем. Единого критерия успеха не существует, а что касается людей одаренных в широком смысле этого слова, то к ним следует причислить тех, кто способен достигать своих целей в поле деятельности, которое они сами для себя выбирают, а иногда даже сами создают.

Короче говоря, чтобы выявить интеллектуально одаренных индивидуумов, нужно выйти за рамки, определяемые коэффициентом развития умственных способностей. Одаренность может проявляться в самых разнообразных формах, и высокие баллы, получаемые в традиционных тестах на определение умственных способностей, есть лишь одна из них. Действительно, некоторые из наиболее одаренных личностей, внесших в зрелом возрасте немалый вклад в развитие общества, например Альберт Эйнштейн и Томас Эдисон, в детские годы не отличались особыми достижениями ни при прохождении тестов, ни на занятиях в школе. Эйнштейн не говорил до трех лет, а множество других высоко одаренных индивидуумов выказывали даже признаки умственной заторможенности.

Сказанное выше можно проиллюстрировать анекдотом. Знаменитый историк приезжает в город, где должен произнести речь в честь юбилея факультета небольшого колледжа. Эта речь замыкала длинную череду давно запланированных мероприятий. Но историк был измотан и чувствовал, что не в состоянии хорошо выступить. Он едет на такси к назначенному месту, и тут ему в голову приходит одна мысль. Он предлагает дать таксисту пятьдесят долларов, если тот согласится прочитать речь вместо него. Этого историка в колледже никто не знает в лицо, и он заверяет шофера, что речь полностью написана, так что тому совершенно не обязательно знать, о чем она; он просто должен озвучить ее. Дела у таксиста последнее время шли неважно, и он решает, что ради пятидесяти долларов можно и согласиться. Он зачитывает речь без сучка и задоринки. Приходит черед отвечать на вопросы, и тут шофер обнаруживает, что не в состоянии ответить даже на первый, самый простой. Он чувствует, что ответ на него есть в тексте речи, которую он прочитал, но он был так сосредоточен на самом процессе чтения, что начисто забыл, в чем там было дело. Тут он замечает, что на последнем ряду сидит заплативший ему историк. Недолго думая, шофер вперяет взгляд в вопрошающего и отвечает: «Ну, этот вопрос настолько элементарен, что даже мой таксист может ответить на него, вон он как раз сидит в зале». Возможно, этот профессор и был с академической точки зрения блестящим специалистом, но зато шофер такси выказал аналитические, творческие и практические навыки, а их сочетание и составляет интеллект успеха.

Глава 5. Ключ первый: находить верные решения с помощью аналитического интеллекта