Траектория судьбы Калашников Михаил

Когда я впервые приехал на Ковровский завод, там царила по-особому приподнятая атмосфера. Оружейники все еще находились под впечатлением обстановки, созданной вручением предприятию ордена Ленина. Коллектив был удостоен этой высшей награды Родины за успешное выполнение заданий Государственного Комитета Обороны по обеспечению Красной Армии авиационным и пехотным оружием. Начальник КБ В. А. Дегтярев был награжден полководческим орденом Суворова I степени.

Считаю это награждение совершенно справедливым. То, что сделал Василий Алексеевич как конструктор в годы войны, определяя оружейную стратегию при разработке образцов, можно назвать действительно полководческим подвигом. Тем более, что Дегтяревым в суровое военное время был разработан, а также усовершенствован ряд образцов стрелкового оружия, принятых на вооружение Советской Армии уже после Великой Победы.

О значении вклада ковровских конструкторов в создание новых систем стрелкового оружия говорит и такой факт. За годы войны они создали девять новых образцов вооружения, принятых в войсках, не считая работ по модернизации уже освоенных производством систем. Только в 1944 году заводом было поставлено на производство шесть новых образцов техники, из них три изделия освоены в поточном массовом изготовлении. Ни одному предприятию такого профиля не удалось добиться подобных результатов.

Сам завод, его конструкторские бюро во время войны работали и на перспективы. Здесь в те трудные годы проводились опытно-конструкторские и научно-исследовательские работы в области дальнейшего совершенствования стрелкового вооружения Советской Армии. Речь идет, прежде всего, о ручном пулемете системы Дегтярева (РПД), самозарядном карабине системы Симонова (СКС) и, конечно же, об образцах первых автоматов этих же конструкторов…

Осенью 1947 года поезд снова мчал нас – меня и моего «куратора» – сотрудника ГАУ В. С. Дейкина из Москвы в Ковров. Я с большим нетерпением ждал встречи с моим соратником и другом Александром Зайцевым – хотел как можно быстрее поделиться с ним своими новыми задумками по доработке оружия. И очень обрадовался, увидев в окно вагона знакомое улыбчивое лицо. Выйдя на перрон, я сразу попал в объятия друга.

Владимир Сергеевич Дейкин тронул Зайцева за плечо:

– Не задуши, Саша, нашего Михтима в своих объятьях, видишь, как он похудел за время испытаний?

– Ничего, мы здесь его подремонтируем. – Саша разнял руки, заглянул мне в глаза. – И, если пожелает, поженим. У нас в Коврове, считаю, самые красивые девушки, особенно на ткацко-прядильной фабрике.

– Предложение твое, Саша, запоздало, – засмеялся Дейкин. – Михтим победил не только на сравнительных испытаниях, он успел окончательно покорить и одно женское сердце.

– Ты что, действительно женился? – изумленно вскрикнул Зайцев.

Я молча кивнул головой.

– Если бы я знал, Владимир Сергеевич, что такое произойдет, мы не отпустили бы Мишу на полигон, – повернулся мой друг к Дейкину и притворно-огорченно вздохнул: – Какого жениха потеряли!

– Хватит, хватит об этом, – замахал я руками. – Давайте о деле поговорим.

И стал вытаскивать из кармана заветный блокнот с расчетами: не терпелось рассказать Зайцеву о том, что родилось в голове в ходе испытаний по совершенствованию образца.

Дейкин перехватил мою руку:

– Нет, о деле будем говорить только завтра. На дворе уже сумерки. Нам с тобой, Михтим, надо немного отоспаться. Так что сдаем образцы под охрану – и в гостиницу.

Владимир Сергеевич был неумолим, как ни пытался я его убедить, что нам с Сашей очень необходимо кое-что прикинуть уже сейчас.

Но Дейкин оказался прав. Едва я коснулся подушки, как тут же уснул – сказалось нервное напряжение последних дней испытаний. И пришла во сне моя Катя, Катюша, первой в свое время принесшая мне весть о том, что жюри утвердило проект моей «стрелялки». После почти года разлуки, вызванной работой в Коврове, встретившись, мы поняли, что не можем друг без друга. Так полигон и стал для нас местом регистрации брака. И сразу – разлука. Катя работала чертежницей в КБ полигона и ехать со мной в Ковров не могла. Словом, у меня были еще и особые, семейные причины для того, чтобы как можно быстрее вернуться с доработанным образцом на полигон.

Утром на совещании у главного инженера завода В. С. Дейкин подробно доложил о результатах нашей поездки и о задачах, которые надо решить в кратчайший срок «по доработке автомата конструктора Калашникова». Откровенно скажу, на том совещании некоторые специалисты выразили неудовольствие, а точнее, несогласие с тем, что заводчанам придется помогать какому-то пришлому, совсем неизвестному молодому «варягу», когда у ковровцев есть собственное КБ, которое разрабатывало аналогичный образец. Они предложили бросить все силы на доводку собственного образца.

Владимир Сергеевич Дейкин сумел силой аргументов, выводов погасить местнические, скажем так, настроения. Он убедил людей, что, как бы ни престижно было им работать только над своим оружием, необходимо приложить усилия и помочь начинающему конструктору.

Наконец страсти утихли и обе стороны стали обсуждать только один вопрос: как лучше использовать имеющиеся на заводе возможности для продолжения работы, на которую отводилось чуть более двух месяцев.

Во-первых, нам надо было срочно устранять выявленные при испытаниях недостатки автомата. И у меня уже были кое-какие на этот счет предложения. Но, кроме этого, родилась одна смелая идея, которую я мог обсудить лишь с близким другом-помощником, с Сашей Зайцевым.

Я предложил сделать капитальную перекомпоновку всего автомата, и Саша меня в этом поддержал. Конечно же, это могло вызвать серьезные возражения со стороны завода. Поэтому у нас втайне от руководства созрел дерзкий замысел: маскируясь доработками по замечаниям комиссии, сделать намеченную перекомпоновку автомата. Мы шли, конечно, на известный риск: условиями конкурса перекомпоновка не предусматривалась. Но она значительно упрощала устройство оружия, повышала надежность его в работе в самых тяжелых условиях.

Так что, игра стоила свеч. Беспокоило одно: сумеем ли уложиться в срок, отведенный для доработки образца?..

В свой тайный план мы все-таки посвятили и В. С. Дейкина. Вникнув в расчеты и эскизные наброски, он не просто поддержал эту затею, но и помог советами как специалист по стрелковому оружию. Владимир Сергеевич был удивительным человеком, тонко чувствовавшим новаторские идеи, умевшим уловить творческую инициативу и помогавшим обязательно развить ее. В моей судьбе конструктора и судьбе АК-47 он сыграл, повторяю, немалую роль.

Мы с Сашей Зайцевым сутками то сидели у чертежной доски, разрабатывая новые детали, то пропадали в цехе, воплощая задуманное в металл. Спали урывками. Когда на сборке появилась затворная рама как одно целое со штоком, один из специалистов озабоченно произнес:

– Какая же тут доработка? Ведь у вас совершенно новая деталь. Раньше-то и затворная рама, и шток существовали отдельно друг от друга.

Переделали мы и спусковой механизм, и крышку ствольной коробки – теперь она стала полностью закрывать подвижные части. Очень радовались, что удалось решить проблему переводчика огня. Он теперь стал выполнять несколько функций: обеспечивал переключение огня с одиночного на автоматический и на предохранитель, одновременно закрывая паз для рукоятки перезаряжания, предохраняя тем самым ствольную коробку от попадания внутрь пыли и грязи.

Опытные механики-сборщики сразу определили, что новые детали гораздо проще, технологичнее и надежнее прежних. Их мнение во многом повлияло и на тех, кто не воспринимал нашу работу, считая, что мы отступаем от условий конкурса. Если бы мы тогда не проявили энергии и напора, едва ли сумели бы победить на повторных испытаниях. Не побоюсь сказать: то, что мы делали, было настоящим прорывом вперед по технической мысли, по новаторским подходам. Мы, по существу, ломали устоявшиеся представления о конструкции оружия, ломали те стереотипы, которые были заложены даже в условиях конкурса.

В тактико-технических требованиях указывались главные параметры будущего автомата, в частности его общая длина и длина ствола. Новая компоновка деталей не позволяла нам выдержать это требование в установленных рамках. Мы пошли на дерзкое отступление. Длину ствола с 500 миллиметров укоротили до 420, уложившись в параметры общей длины оружия.

Риск был немалый. Меня могли вообще снять с соревнований. Но мы рассудили так: отступление от размеров общей длины автомата при сравнении с другими образцами могли заметить сразу, а укороченный ствол в глаза не бросался. Естественно, при этом добились, чтобы укорочение не нарушало требований баллистики, что являлось нашим главным оправдательным аргументом, если бы вдруг эту нашу «вольность» обнаружили. Забегая вперед, признаюсь: ее действительно обнаружили, но уже в ходе повторных испытаний.

За месяц до окончания работ вдруг нависла угроза остановки производства опытных автоматов: руководство завода поставило нас в известность, что перечисленных Москвой денег не хватает, а дальнейшее субсидирование почему-то вдруг прекратилось. В этой ситуации мы просто могли не успеть к началу испытаний. Выход у меня был один – срочно ехать в Главное артиллерийское управление.

Оказавшись в Москве, я встретился с полковником В. В. Глуховым и, рассказав ему о сложившейся ситуации, попросил срочно помочь. Владимир Васильевич тут же попытался, видимо, сам решить этот вопрос, но финансовая служба не вняла его аргументам, не пошла навстречу.

Помню, он вернулся в отдел мрачнее тучи:

– Придется выходить на Главного маршала артиллерии Воронова. Не удивляйся, если он даст команду, чтобы ты прибыл к нему.

Глухов позвонил в приемную, спросил, на месте ли Воронов. Потом вышел из кабинета и отсутствовал довольно долго. Когда начальник отдела изобретений возвратился, было заметно, что настроение у него улучшилось.

– Приведи себя в порядок. Сейчас пойдем к Главному маршалу. Думаю, вопрос о дальнейшем финансировании твоей работы будет все-таки решен положительно. Есть такое предчувствие, – довольно потер ладони Владимир Васильевич.

Эта первая встреча с Н. Н. Вороновым мне хорошо запомнилась. Проходила она не совсем обычно. Докладывая Главному маршалу артиллерии, я не смог скрыть своего волнения. Поняв это, Николай Николаевич остановил мой запинающийся доклад о работе над автоматом и открыл дверь в соседнюю с кабинетом комнату. Это была, как я понял, комната, где он мог немного отдохнуть, задерживаясь в управлении далеко за полночь. Обставлена она была по-особому. На стенах висело несколько ружей, заграничных и отечественных, многочисленные ножи в чехлах и без чехлов, охотничьи трофеи.

– Ты охотой-то, сержант, увлекаешься?

– Так точно! Очень люблю с ружьем бродить.

– Тогда оцени мою коллекцию. Правда, трофеи все больше старые… Жаль, сейчас очень редко удается на охоту вырваться! А за каждым из этих трофеев, доложу тебе, – любопытнейшая охотничья история. – Николай Николаевич показал на рога лося, на кабанью морду, на чучела птиц.

– Рожденьем-то ты, из каких краев?

– Алтайский. На границе тайги и степи жил.

– Знаю-знаю, места для охоты славные.

И тут разговор как-то сам собой перешел на мою конструкторскую деятельность.

– Понимаю, сержант, тебе бы не автоматы изобретать, а охотничьи ружья… Да, как видишь, для этого время еще не пришло… Слежу за твоей работой. Вижу, неплохо получается. Глухов докладывал о твоих успехах. Так и держи. А теперь доложи, как идут дела, что сделано, каковы планы на будущее?

Я начал рассказывать о том, как организовано на заводе производство опытных автоматов. Добрым словом вспомнил благожелательное отношение ко мне ковровцев, заинтересованность в оказании помощи со стороны инженерно-технического состава.

– Только одного не хватает, товарищ Главный маршал, – необходимых средств для окончательного завершения работ по изготовлению опытных образцов. Прекращено финансирование, и мы остались без денег.

За разговором мы с ним уже вернулись в рабочий кабинет, и он обратился к начальнику отдела изобретений:

– В чем дело, выясняли?

– Так точно, товарищ Главный маршал. Финансисты мотивировали свои действия тем, что, поскольку нет фирмы, иначе говоря, конструкторского бюро, давать деньги на создание какого-то отдельного образца они не могут. Считают это распылением средств. К сожалению, убедить их я не сумел.

– Плохо, полковник, что не сумели, – ворчливо проговорил Николай Николаевич. – Надо было настойчивее наседать на этих финансовых тузов, дальше своего носа не видящих. – Он неожиданно улыбнулся и обратился уже ко мне: – Так сколько же нужно тебе, сержант? Назови конкретную сумму.

Мы с В. В. Глуховым и В. С. Дейкиным все расходы подсчитали заранее, и я, не мешкая, назвал цифру.

– Что ж, попытаемся помочь твоему горю.

Воронов взял телефонную трубку и, услышав голос ответившего, спросил:

– Что же ты, генерал, обижаешь сержанта Калашникова? Почему не даешь возможность ему закончить работу? Почему не выделены необходимые средства на изготовление опытных образцов?

Послушав того, кто находился на другом конце провода, Воронов жестко произнес:

– Вот что, генерал, ты, я вижу, все «фирмами» мыслишь, а о том, что за каждым образцом стоит конкретный человек, конкретный конструктор, не думаешь. А я, Главный маршал, в данном случае выступаю за отдельный образец, потому что у нас иные «фирмы» деньги требуют, а отдачи нет. Доложи, когда будет перечислена необходимая сумма? – Видимо, ответ его удовлетворил, и Воронов бросил отрывисто: – Ну и договорились.

– Какие еще ко мне вопросы? – Николай Николаевич ждал, что я скажу.

– Просьб больше нет. Спасибо за помощь, товарищ Главный маршал.

– Надо бы, конечно, посмотреть, что ты за охотник, – с улыбкой сказал Воронов, когда мы прощались. – Да как-нибудь в другой раз. А теперь принимайся за дальнейшую работу. Нам сейчас необходимо хорошее оружие. Так что хочу пожелать тебе, сержант, удачи…

Начался декабрь 1947 года. Шли последние дни лихорадочной работы по подготовке образцов к полигонным испытаниям. Уверен, это был самый ответственный момент в рождении АК-47. Надо сказать, что автомат с первых отладочных выстрелов подтвердил правильность нашего решения о перекомпоновке. Но любая наша малая оплошность сейчас могла впоследствии на испытаниях дорогого стоить. Там мы уже не сможем ничего изменить или исправить.

Срок, отведенный комиссией на доработку образцов, подходил к концу, и нам оставалось лишь тщательно проверить, все ли сделано так, как требовалось по условиям конкурса.

Наконец, наш автомат в нескольких экземплярах был готов для участия в повторных испытаниях.

В это время, перед отправкой образцов на полигон, в Ковров приехали представители заказчика. По их инициативе мы тогда впервые встретились с В. А. Дегтяревым лицом к лицу.

– Теперь вы можете открыть друг другу карты, – пошутил один из представителей заказчика, когда знакомил меня с прославленным конструктором.

Василий Алексеевич улыбнулся как-то устало, словно на него давила невидимая тяжесть, движения его мне показались слишком уж замедленными, походка была заметно шаркающей. Правда, он сразу оживился, увидев наш образец автомата.

– Что ж, давайте, посмотрим, что нынче творят молодые. – И Дегтярев стал внимательно разглядывать каждую часть, каждую деталь, разбираемого мною тут же, на столе, автомата.

– Да, хитро придумано, – произнес Василий Алексеевич, беря в руки затворную раму, крышку ствольной коробки. – Считаю оригинальным и решение с переводчиком огня.

Дегтярев не скрывал своих оценок, размышляя вслух. Мы в это время знакомились с его образцом. Выглядел его автомат, на наш взгляд, утяжеленным по весу, не все до конца было доведено и с точки зрения взаимодействия частей. А Василий Алексеевич, еще раз осмотрев наш образец уже в собранном виде, неожиданно заключил:

– Мне представляется, посылать наши автоматы на испытания нет смысла. Конструкция образцов сержанта совершеннее наших и гораздо перспективнее. Это видно и невооруженным глазом. Так что, товарищи представители заказчика, наши образцы, наверное, придется сдавать в музей!

Мы были буквально ошеломлены признанием старейшего конструктора. Не думаю, чтобы он расписывался в собственной слабости – не тот характер. Просто Дегтярев умел мудро и объективно проводить сравнительный анализ и не боялся, увидев превосходство другого конструктора, сказать об этом гласно, при всех. Получилось, по сути, то же, что и при решении вопроса о принятии на вооружение пулемета конструкции П. М. Горюнова в 1943 году. Тогда Василий Алексеевич отдал предпочтение образцу своего ученика, хотя полностью прошел испытание и пулемет конструкции самого Дегтярева.

Готовые к испытаниям образцы были упакованы и вместе с чертежами и описанием заранее доставлены на полигон Александром Зайцевым. На этот раз он предпочел не оставаться в Коврове, а переживать вместе с нами, следя за судьбой нашего автомата.

Через несколько дней мы с Владимиром Сергеевичем Дейкиным должны были выехать вслед за Александром. И тут произошла интересная история.

Уехать из Коврова в Москву в то время было не так-то просто. Билетов на поезд, как правило, купить в кассе не удавалось. И мы иногда обращались к сотрудникам В. А. Дегтярева с просьбой о помощи в приобретении билетов – для прославленного конструктора специально бронировались места в одном из вагонов. Нам давали записку к начальнику вокзала, и проблема обычно решалась.

Пошли мы по проторенному пути и в этот раз. С запиской в кармане постучались в кабинет начальника вокзала, а тот, увидев нас, отрезал:

– Помочь ничем не могу. Полчаса назад звонила жена Василия Алексеевича Дегтярева, и по ее просьбе забронированные места уже проданы.

Как быть? Ехать надо!..

Идем с Дейкиным к кассе. Всеми правдами и неправдами приобретаем два билета. А в вагон нас не пускают: все переполнено – мест нет. Так мы и ехали от Коврова до Владимира сначала в тамбуре, а потом вынуждены были переместиться на площадку между вагонами. Промерзли насквозь. Хорошо еще, что образцы увез на полигон неделей раньше Саша Зайцев…

Полигонные испытания проходили в период с 16 декабря 1947 года по 10 января 1948 года. Участвовали в них образцы автоматов Булкина, Дементьева, Калашникова.

И снова – день за днем мучительное ожидание результатов по очередным проверкам: кучность, живучесть и т. д. Наш автомат с первых же выстрелов показал надежность в работе, ни разу не захлебнулся от напряжения, да и по внешнему виду выглядел он элегантнее тех образцов, которые испытывались.

Правда, когда автомат проверяли на кучность боя, инженер, ведущий испытания, что-то, видимо, заподозрив, решил приложить линейку к стволу.

– Вы что же, нарушили один из главных пунктов условий конкурса? Ствол-то на восемьдесят миллиметров короче, чем положено. Что будем делать, товарищи? Какое примем решение? – обратился он к членам комиссии.

Я в тот момент находился как раз на месте испытаний. Подумал: все, придется прощаться с надеждой на успех! Было от чего прийти в отчаяние…

Но тут услышал, как один из членов комиссии уточнил у инженера-испытателя:

– Перед повторными испытаниями размеры проверяли?

– Выборочно, – замялся инженер. – Посчитали, достаточно того, что обмеры делались перед первыми испытаниями.

– А каковы результаты стрельбы? Отклонения от нормы есть?

– Результаты? – переспросил инженер и заглянул в свой «бортовой» журнал. – Результаты по кучности боя выше, чем у других образцов.

– Тогда, полагаю, продолжим испытания. Мы сами допустили промах: не провели обязательных повторных обмеров. К тому же стрельба показала: укорочение ствола не ухудшило боевых свойств оружия.

Полковник, сказавший все это, повернулся в мою сторону:

– А вас, старший сержант, предупреждаем о недопущении впредь таких вольностей. Требования конкурса едины для всех конструкторов, молодых и старых. Зарубите это на носу.

Я выслушал его приговор, радуясь в душе, что бурю пронесло, и очень надеясь, что наш риск будет оправдан.

Условия испытаний все усложнялись. Одна из неприятных процедур – замачивание заряженных автоматов в болотной жиже и после определенной выдержки ведение огня. Казалось, детали насквозь пропитывались влагой. Было по-настоящему страшно: сумеет ли оружие стрелять после такой экзекуции? Меня, как мог, успокаивал Саша Зайцев:

– Не переживай, все будет в норме. Слышишь, никакого хлюпанья носом у твоей «стрелялки» после купания нет, выводит и выводит она мелодию.

Действительно, испытание грязной водой образец прошел достойно, без единой задержки отстреляли полностью магазин.

На очереди не менее тяжкий экзамен – «купание» оружия в песке. Сначала его тащили по специальной песчаной насыпке за ствол, потом – за приклад. Как говорится, вдоль и поперек волочили, живого места на изделии не оставили. Каждая щелка и каждый паз были забиты песком. Тут не хочешь – да засомневаешься, что дальнейшая стрельба будет идти без задержки. Один из инженеров даже выразил сомнение, смогут ли сделать из образцов хоть один выстрел.

Вот тут-то, когда автоматы проходили, что называется, через огонь и воду, мы с В. С. Дейкиным и Александром Зайцевым воочию увидели, что не зря вместо доработки образца решились на полную перекомпоновку. После нескольких выстрелов зачихал, а потом и смолк вовсе автомат моего конкурента. А наш образец?

– Смотри, смотри, – услышал я возбужденный голос Саши Зайцева, когда стрелок, взяв в руки наш автомат, сделал несколько одиночных выстрелов. – Песок летит во все стороны, будто водяные брызги!

Мой друг нетерпеливо схватил меня за руки, увидев, что я отвернулся. А я, признаться, готов был не только отвернуться, но и зажмурить глаза, чтобы не быть свидетелем этого издевательства над оружием.

Но жестокость испытания – одно из условий конкурса. Вот стрелок щелкнул переводчиком, поставив его в положение автоматического огня. И тут, волнуясь, закрыл глаза уже Саша Зайцев. Очередь – одна, другая, третья… Уже и магазин пуст – и ни одной задержки.

Вот когда проявилось явное преимущество сделанной заново крышки ствольной коробки, оригинального переводчика огня, ставшего одновременно и надежным предохранителем от попадания внутрь песка и грязи. К нам подошел Дейкин, крепко пожал мне и Саше руки, поздравляя с успехом, с первыми удачами.

Это были действительно лишь первые удачи.

Автомат продолжали испытывать на жизнестойкость, бросая его с высоты из разных положений на цементный пол, проверяли после каждой стрельбы все детали и механизмы на наличие даже мельчайших повреждений, поломок, трещин, других дефектов. Оружие должно быть в бою живучим. Таково одно из основных требований к его свойствам. По каждому изделию у инженеров-испытателей накапливались плюсы и минусы. Нам, естественно, хотелось, чтобы было больше плюсов.

Испытания подходили к концу. Скрупулезно подсчитывались результаты стрельб, сравнивались по каждому параметру. Мы с Сашей Зайцевым не находили себе места, хотя убедились в ходе соревнований, что наш автомат имеет целый ряд преимуществ перед образцом, испытывавшимся параллельно.

По итогам работы конкурсной комиссии научно-техническим советом было принято Решение:

«1. 7,62 мм автомат Калашникова под патрон образца 1943 года по безотказности работы, живучести деталей и эксплуатационным характеристикам, в основном, удовлетворил ТТТ ГАУ и может быть рекомендован для изготовления серии и последующих войсковых испытаний.

2. По кучности стрельбы автомат Калашникова не полностью удовлетворяет ТТТ. Учитывая, что при одиночном огне он значительно превосходит ПП-41, а при автоматической стрельбе равноценен ему, АК может быть рекомендован на войсковые испытания с полученной кучностью боя. Работы по улучшению кучности боя автомата следует вести параллельно, в срочном порядке, не задерживая выпуска серии.

3. При подготовке чертежей для запуска серии устранить все недостатки образца, обнаруженные при полигонных испытаниях.

4. 7,62 мм автоматы конструкции Булкина и Дементьева не удовлетворяют основным требованиям ТТТ ГАУ и полигонных испытаний не выдержали».

Комиссия составила отчет, и меня ознакомили с окончательным выводом: «Рекомендовать 7,62-мм автомат конструкции старшего сержанта Калашникова для принятия на вооружение».

На календаре – январь 1948 года. Первые «огни и воды» мой автомат прошел…

Немногим более двух лет потребовалось для создания нового вида автоматического стрелкового оружия, которое завоевало себе место под солнцем на десятилетия вперед. Для сравнения скажу, что обычно образец находится в работе до стадии окончательных испытаний пять-семь лет. Чтобы подтвердить, насколько велико было значение рождения во второй послевоенный год нового советского стрелкового оружия, сошлюсь на мнение одного из самых больших знатоков оружейных дел в Соединенных Штатах Америки Эдварда Клинтона Изелла, главного советника отдела истории вооруженных сил и хранителя коллекции огнестрельного оружия Национального музея США. В его фундаментальном труде по истории нашего отечественного оружия, работе над которым он посвятил много лет, имеются такие строки: «Появление автоматов Калашникова на мировой арене есть один из признаков того, что в Советском Союзе настала новая техническая эра».

Сразу оговорюсь, воспроизвожу эти строки не для того, чтобы лишний раз напомнить о собственных заслугах. Просто считаю важным подчеркнуть, что 1947 год стал во многом переломным в жизни нашей страны, в том числе и в обеспечении надежной обороноспособности в условиях усиливающейся «холодной войны».

Именно в сорок седьмом советские ученые раскрыли секрет атомной бомбы. В тот год была проведена денежная реформа и отменены продовольственные карточки. Восставая из разрухи, наша страна показывала всему миру, насколько велик ее научный, технический, экономический и культурный потенциал.

…Итак, образец моей конструкции, победив в соревновании, был рекомендован к принятию на вооружение. Правда, официальный документ о его принятии вышел через полтора года – «Постановление Совета Министров СССР от 18 июня 1949 года».

Тем не менее, после тех испытаний нам казалось, что все самое трудное позади: взаимные поздравления, счастливые, улыбающиеся лица. Ощущение было такое, словно мы – школьники, сдавшие последний выпускной экзамен. Будто гора с плеч свалилась. Можно было позволить себе помечтать и об отдыхе.

Саша Зайцев, обращаясь ко мне, мечтательно произнес:

– Слушай, а теперь ведь можно и на охоту махнуть. Помнишь, ты говорил: вот выиграем в конкурсе, ружье на плечо – и в лес.

– Помню, – ответил я другу. – Только, по-моему, Владимир Сергеевич Дейкин на другое настроен. Он уже успел меня проинформировать, что завтра надо быть в готовности выехать на один из оборонных заводов, где будет изготовляться первая серия автоматов.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – разочарованно вздохнул Зайцев. – Значит, мне следует готовиться к отъезду в Ковров? Расстаемся?..

– Нет, Саша, ты включен в нашу группу, – успокоил я товарища. – И еще с нами едет капитан Сухицкий, военпред. Группу возглавляет подполковник Дейкин.

– Опять все вместе! – обрадовался Саша. – Тогда другой разговор. Тогда и охоту можно перенести на более поздние сроки. Причина, честно говоря, уважительная.

Постановлением комиссии предусматривалось изготовление пока только первой серии автоматов. Она предназначалась для новых испытаний, пожалуй, еще более ответственных, чем сравнительные, – войсковых. От них зависело многое в дальнейшей судьбе оружия. Я уже знал, что не раз у некоторых конструкторов случались неприятности именно на этой стадии. Ведь проверка армейским полигоном – это, по сути, проверка боем, и не все образцы успешно ее выдерживали, попадая в руки солдат, сержантов, офицеров. И тогда выпуск оружия ограничивался опытной серией, оно не шло в массовое производство. Не спасали порой даже доработки, которые пытались делать после испытаний, внося изменения в конструкцию образца.

Опять тревога: неужели автомат не оправдает наших надежд?..

Войсковые испытания 1948 г.

Выпуск первой партии нового автомата предполагался на одном из уральских заводов – на Ижевском мотозаводе, производившем во время войны военную продукцию, в том числе пулемет «максим». Завод не очень большой, но специалисты там работали грамотные. По крайне мере, так мне говорили в Москве в ГАУ, напутствуя перед очередной командировкой в неизвестные края, успокаивая и обещая всячески поддерживать и помогать.

Не думал я тогда, что этот незнакомый и далекий от Москвы город станет конечным пунктом в моей творческой биографии.

В марте 1948 года мы выехали в Ижевск вчетвером – я, Владимир Сергеевич Дейкин, Александр Алексеевич Зайцев и Степан Яковлевич Сухицкий. Инженер-подполковник Дейкин был представителем ГАУ, командированным на мотозавод для поддержки и помощи в реализации проекта. С этой же целью от Ковровского завода был командирован и Зайцев. Инженер-капитан Сухицкий был назначен в Ижевск на должность старшего военпреда. И впоследствии, так же как и я, осел здесь навсегда.

Мы все были ровесниками, и это обстоятельство делало наше общение простым и приятным. К тому же, нас связывало общее дело. И хотя перед поездкой мы договорились, что в дороге «о работе ни слова», все наши разговоры в действительности сводились к одному: что же нас ожидает на новом месте?..

Волновало многое: как на чужом заводе нас примут; сумеем ли мы добиться качественного изготовления первой партии автоматов; смогут ли ижевские специалисты работать так же оперативно, как ковровские?

Как правило, начинал эту «рабочую тему» Александр Зайцев.

– Хорошо бы ответственным за разработку технической документации и изготовление опытной серии назначили толкового инженера. По Коврову знаю, как много зависит от этого человека, – вроде бы ни к кому не обращаясь, произнес Александр Алексеевич.

– Я тоже не раз убеждался, насколько важно, чтобы работу возглавлял знающий, инициативный главный специалист, – поддержал Дейкин. – Помню, как в Ижевске на старейшем оружейном заводе в первые месяцы войны решили наладить выпуск противотанковых ружей. Так получилось, что, кроме Ковровского завода, никакие другие предприятия не могли включиться в их производство. Но и ижевцы совершенно не были готовы к такому повороту событий.

– И как же они вышли из этого положения?

– Поручили организацию дела опытным специалистам. Не поверите, за месяц, всего лишь за один месяц, были изготовлены сотни различных приспособлений и штампов, более тысячи видов режущих инструментов, десятки профилей проката и штамповок. Да и решалось все на высоком техническом уровне. Когда начался массовый выпуск ружей, ни конструкторы, ни военпреды не могли предъявить никаких претензий.

Мы с интересом слушали Владимира Сергеевича. Он работал в ГАУ и как представитель главного заказчика часто выезжал на заводы. И потому знал немало подобных примеров.

– Кстати, многое зависит и от наших военных представителей на предприятиях, – повернулся Дейкин к сидевшему у окна капитану Сухицкому. – Известен такой случай из нашей практики. В начале войны потребовалось резко увеличить выпуск трехлинейных винтовок системы Мосина. Если не ошибаюсь, раз в шесть.

– Ничего себе! – не удержался Зайцев.

– Удивляться тут нечему. К сожалению, потери оружия, особенно в первые, неудачные для нас месяцы войны, были весьма и весьма значительными. Требовалось быстро восполнить потери. Как известно, выпускались трехлинейки на том же оружейном заводе Ижевска, о котором я уже говорил. – Чтобы ускорить изготовление оружия не снизив качества, решили реализовать все накопившиеся к тому времени предложения по улучшению технологии винтовки, упрощению ее узлов и деталей.

– А как же смогли переступить военную приемку? – поинтересовался Сухицкий. – Введение принципиальных изменений в техдокументацию инструкциями запрещается, и военпреды должны строго придерживаться этих требований.

– Вот-вот, об этом-то и речь. К счастью, на заводе старшим военпредом работал человек с гибким мышлением, страстно болевший за дело, смотревший на свои действия с государственных позиций, – подчеркнул Дейкин.

– И что же он предпринял? – недоверчиво спросил Сухицкий.

– Когда старшего военпреда ознакомили с предложениями и попросили дать согласие на изменение технологии, он поддержал поиск заводчан и сделал все возможное, чтобы эти предложения нашли поддержку и у начальника управления ГАУ по приемке стрелкового оружия генерала Дубовицкого. Так что понимание всеми заинтересованными сторонами важности общих задач и компетентный подход к ним позволили в кратчайшие сроки увеличить в шесть раз выпуск трехлинеек, так необходимых в то время фронту.

Разговор наш продолжился далеко за полночь. Саша Зайцев вспомнил о славной странице своего Ковровского завода – о том, как в сложнейших условиях военного времени комсомольцы во внеурочное время начали возведение нового производственного корпуса, чтобы ускорить массовый выпуск принятого на вооружение станкового пулемета Горюнова. Отработав одиннадцать часов в цехах, люди шли на стройку. Корпус возвели за два с половиной месяца!

– Но мы сами-то сейчас едем на завод, где нам не придется включаться в такое строительство. – Военпред Сухицкий вновь вернул всех к тому, что предстояло впереди. – Для нас нынче важно, наверное, другое – разработать пооперационные технологические процессы, подготовить оснастку и оборудование для выпуска первой серии.

– Да-да, забот, конечно же, будет много. Степан Яковлевич, безусловно, прав, – подтвердил Дейкин.

– В таком случае есть предложение окунуться в них отдохнувшими. Товарищ инженер-подполковник, разрешите подать команду «отбой»? – привстал с полки Сухицкий.

Дейкин рассмеялся:

– Утро вечера всегда мудренее. Всем спать!

Надо сказать, что волновались мы тогда напрасно. В Ижевске уже полным ходом шли работы по подготовке к серийному производству нового оружия. Министерство Вооружения СССР приняло решение об организации производства опытной серии автоматов в Ижевске на заводе № 524 (мотозаводе) с привлечением помощи двух заводов: № 74 (машиностроительного) и № 622 (механического). Приказом министра вооружения Д. Ф. Устинова от 21 января 1948 года предписывалось:

«10. Директору завода Сысоеву П. А. обеспечить изготовление и поставку заводу № 524 по его чертежам и заявке:

а) ложу к автомату АК-47 в количестве и сроках согласно графика завода № 524;

б) штампы, приспособления, инструмент и калибры в количестве… в срок до 15.03.48…

11. Директору завода № 622 Палладину Н. И. обеспечить изготовление и поставку заводу № 524 оснастку по его чертежам и заявке в количестве…

17. Учитывая ответственность данного задания и необходимость обеспечить поставку оружия для войсковых испытаний, обязываю начальников Главных управлений и директоров заводов обеспечить точное соблюдение сроков и ежедневно докладывать о выполнении».

На Ижевском мотозаводе нас встретили очень доброжелательно. Меня очень обрадовало то обстоятельство, что руководство предприятия еще до нашего приезда продумало, с чего мы начнем свою работу. Нам представили человека, ответственного за разработку технической документации и изготовление опытной партии оружия:

– Винокгойз Давид Абрамович, главный конструктор завода. – Рукопожатие его оказалось крепким.

Во всем облике главного конструктора виделась основательность. Говорил он неторопливо, заостряя внимание на самых важных, по его мнению, позициях:

– Для организации выпуска опытной серии у нас создана специальная группа. С вошедшими в нее конструкторами, технологами, аналитиками я вас познакомлю непосредственно на рабочих местах. Начнем, полагаю, с детальной проработки технической документации. Лучше все сразу просчитать самым тщательным образом, во всех чертежах хорошенько разобраться. Тогда и в цехах дело пойдет легче. – Давид Абрамович взял папку с документами и достал из нее одну из бумаг. – Вот здесь расчет на подготовительные работы. Этот этап считаю наиболее сложным. Что нам предстоит изготовить самим? Приспособления, штампы, видимо, часть режущего инструмента, калибры. В каких цехах и что будем делать? Какими силами? Взгляните. Чем быстрее вникните во все детали, тем слаженнее будет идти наша работа.

Скажу откровенно: с главным конструктором завода нам чрезвычайно повезло. Отличный организатор, он хорошо знал как массовое производство вооружения, так и процесс выпуска опытных серий. Весь технологический процесс был им отлично спроектирован, по цехам размещена оснастка, изысканы станки для производства деталей. Позаботился Винокгойз и о металле, заготовках, штамповках. Подобрал высококвалифицированных слесарей, токарей, фрезеровщиков.

Со многими из тех, с кем пришлось мне работать, он помог установить тесные доверительные отношения. Будь то конструктор, технолог или рабочий. Причем делал это незаметно, ненавязчиво: подведет меня к такому человеку, познакомит, постоит рядом, придерживая нас за талии, а потом спросит улыбнувшись: «Я могу уйти?» и уходит по своим делам. А контакт остается…

Как важно для конструктора, да еще молодого, когда на заводе готовится к производству серия, пусть и опытная, его оружия, иметь не только компетентную, но и отеческую поддержку.

Наша работа по выпуску серии автоматов шла настолько успешно, что я дерзнул попросить Давида Абрамовича пойти на небольшой эксперимент.

Мне очень хотелось в заводских условиях изготовить несколько образцов самозарядных карабинов собственной конструкции, но уже без тех «фокусов», на которые указал мне на испытаниях несколько лет назад генерал Дубовицкий. Готовы были у меня чертежи и модернизированного пистолета-пулемета, существенно отличавшегося от моего первенца. Вот я и спросил Винокгойза, нельзя ли выполнить эти образцы в металле?

Главный конструктор загорелся этой моей задумкой.

– Что ж, можно попробовать. Не боги горшки обжигают. Вячеслав, – подозвал он одного из инженеров-технологов, – посмотрите чертежи. Я вижу здесь немало интересного. Давайте поможем товарищу конструктору.

В очень короткие сроки были изготовлены несколько образцов карабина и пистолета-пулемета. Нет, их не приняли на вооружение. Но они позволили нам более строго подойти к работе над автоматом, подсказали несколько оригинальных ходов при совершенствовании выпуска опытной серии. Важно было и другое: Давид Абрамович Винокгойз дал мне почувствовать, наконец, что такое свобода творчества.

Все шло хорошо, и трудно было предъявить какие-либо претензии к заводчанам. Правда, порой мне казалось, что некоторые детали или узлы делаются медленно, и я просил Винокгойза:

– Давид Абрамович, давайте ускорим изготовление спускового механизма.

– Не торопитесь, молодой человек. Лучше не допустить ошибку, чем, поспешив, потом исправлять ее.

Так он по-доброму, по-отечески учил терпению и выдержке. Часто, обнимая меня за плечи, с улыбкой повторял: «Не торопись – не ошибешься!» И он был прав.

Я считал и считаю этого скромного человека и блестящего специалиста своим «крестным отцом» в Ижевске. И хотя мы проработали вместе недолго, но я и в дальнейшем неоднократно прибегал к его советам и помощи. И Давид Абрамович всегда с удовольствием делился со мной своими знаниями и опытом. Наша дружба с ним оборвалась лишь с уходом его из жизни – почти через тридцать лет после нашего знакомства.

Главный конструктор завода любил выверенность в решениях, в действиях. Он был из той гвардии инженеров-конструкторов, которые ценили человека прежде всего по отношению к делу, по умению работать истово и честно. Он строго спрашивал с тех, кто допускал хоть малейшую небрежность. Работа рядом с Давидом Абрамовичем Винокгойзом обогатила меня опытом квалифицированного решения инженерных конструкторских задач в заводских условиях.

Хочу особо сказать о роли главного конструктора завода в судьбе каждого из нас, разработчиков оружия. Ведь мы работаем над своими собственными изделиями, и на заводе в производстве одновременно бывает до десятка образцов разных конструкторов. Да еще идет и массовое производство, и изготовление опытных серий. Поэтому, главному конструктору предприятия приходится глубоко вникать во все детали. Многое тут зависит и от его способности в ходе освоения производства и непосредственно во время выпуска изделий помочь в совершенствовании конструкции, и от его умения сказать свое веское слово в процессе отладки технологических операций.

В. А. Дегтярев всегда с уважением говорил, например, о главном конструкторе Ковровского завода И. В. Долгушеве, человеке высокой профессиональной подготовки, умевшем быстро разглядеть слабые места в конструкциях. Работая в 1942 году в составе специальной комиссии по выявлению причин отказов противотанковых ружей ПТРД, Долгушев помог точно обнаружить болевую точку в конструкции, предложил после многочисленных экспериментов и испытаний несколько интересных конструктивных решений. В конструкцию ПТРД ввели дополнительную муфту, насаживаемую с натягом на казенную часть ствола, и повысили чистоту обработки деталей затворного узла. Недостаток был устранен, и противотанковые ружья надежно действовали на фронте в любых условиях.

Немало добрых слов довелось мне самому услышать о главном конструкторе Ижевского оружейного завода военной поры Василии Ивановиче Лавренове. О преданном делу человеке, умевшем тонко чувствовать сложные ситуации при выпуске оружия, как бы они ни складывались. Это он в первые военные годы предложил внедрить в производство множество рационализаторских предложений по улучшению технологии, упрощению узлов и деталей винтовки Мосина, что позволило намного ускорить изготовление оружия без потери качества.

Вот из такой же славной плеяды главных конструкторов оборонных заводов был и Д. А. Винокгойз. Конечно, было бы неправильно утверждать, что все в наших отношениях шло гладко, что выпуск опытной серии автоматов осуществлялся без трудностей. Но, наверное, в том и состоял еще талант Давида Абрамовича, что он умел найти выход, казалось бы, из тупиковых ситуаций, снимал нервное напряжение шуткой, тактично разводил по углам спорщиков неожиданным «вопросом на засыпку» – и тому и другому.

Сроки выпуска опытной серии автоматов находились под постоянным контролем Министерства вооружения. В приказе начальника 5-го Главного Управления MB К. Н. Руднева от 14.06.48 отмечалось: «На 11.06.48 сборка автоматов укомплектована только на 500 автоматов. Производство не приступило к изготовлению деталей для автомата АК-47 с откидным прикладом. Есть угроза, что опытная партия автоматов не будет готова до 20.06.48 для отправки в войска».

Для усиления кадрового состава организаторов производства были привлечены работники машиностроительного завода. Из того же приказа MB от 14.06.48: «Ответственным руководителем сборки автоматов и начальником цеха сборки автоматов на период изготовления данной серии назначить начальника производства завода № 74 (машиностроительного) тов. Пищулина А. А. Главному конструктору, главному технологу и всем начальникам цехов завода № 524 (мотозавода) безоговорочно и немедленно выполнять все указания и требования Пищулина». Кроме того, тот же приказ обязал директора машиностроительного завода Сысоева «направить для обеспечения выполнения порученного Пищулину задания по его требованию и в помощь технических работников завода и квалифицированных рабочих».

Партию автоматов АК-47 и АКС-47 выпустили в июле 1948 года с незначительной задержкой от намеченного военными срока.

Осуществлявшие приемку военпреды майор С. Я. Сухицкий и капитан Л. С. Войнаровский тщательно проверяли все узлы и механизмы. Было радостно видеть, как эти отливающие черным лаком автоматы выстраивались в пирамиды. Первые, изготовленные промышленным способом, они будут отправлены в войска на испытания.

Наконец, оружие упаковали в специальные ящики, опломбировав каждый из них, и отвезли на вокзал. Для сопровождения вагона выделили караул, так как груз шел с грифом «Секретно».

Солдаты, грузившие тяжелые опломбированные ящики в вагон, с каким-то недоверием посматривали в мою сторону. Видимо, им сказали, что это я, сержант, являюсь творцом того, что содержится в этом специально охраняемом грузе.

Когда оружие отправили, в моей душе возникла какая-то опустошенность. Несколько дней мне казалось, будто что-то дорогое потерял и уже не вернуть. Наверное, сказывалось напряжение нескольких лет работы над автоматом, по сути, без отдыха, без отпусков. Прекрасно понял мое настроение добрейший Д. А. Винокгойз: зная, что я любитель охоты, подошел однажды ко мне с предложением:

– Да не майтесь вы сейчас в цехах. Возьмите ружье – и в лес. Отдохните на природе. Если нет пока своего, найдем мы вам ружье у наших охотников… Одно ружье? Два?

Мы с Сашей Зайцевым переглянулись и вопросительно посмотрели на В. С. Дейкина. Тот утвердительно кивнул головой: мол, не возражаю. Помолчал еще немного и потом сказал:

– Три ружья, Давид Абрамович!

– Ур-р-ра! – громко выразили радость мы с Сашей…

Через два месяца после отправки опытной серии автоматов в войска я получил предписание прибыть в Москву в Главное артиллерийское управление – для участия в предстоящих войсковых испытаниях нового стрелкового оружия.

В Москве узнал, что для ознакомления с работой нового оружия в войсковых условиях на эти испытания собирается выехать Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов. Но не мог я тогда предполагать, что доведется ехать с маршалом в одном поезде.

Когда вошел в свой вагон, первым, кто мне встретился, был Василий Алексеевич Дегтярев. Оказывается, и его вызвали в Москву, и Сергея Гавриловича Симонова. Так что теперь мы все вместе уезжали в воинскую часть. А в соседнем с нами служебном вагоне разместился Н. Н. Воронов.

– Вот опять встретились, – добродушно улыбнулся Дегтярев, увидев меня. – Все продолжаете обгонять нас, стариков? Что ж, молодым у нас везде дорога открыта, обставляйте, когда есть что нового сказать. Не обидимся. Была бы Отечеству польза!

Из соседнего купе вышел С. Г. Симонов. В строгой костюмной паре, галстук на белой рубашке. Встал рядом с Дегтяревым, как всегда, подтянутый, аккуратный, и тихо произнес:

– Что же там нам скажут военные? А, Василий Алексеевич? – И вздохнул.

Дегтярев сказал ему в тон:

– Да, хотел бы я знать!

Одновременно с моим автоматом в войсках испытывались ручной пулемет системы Дегтярева (РПД) и самозарядный карабин системы Симонова (СКС). Потому-то, видимо, и решил Главный маршал собрать нас всех вместе, чтобы мы могли прямо в частях выслушать предложения, претензии солдат, сержантов, офицеров и чтобы он сам мог поговорить с нами в той же обстановке.

Мы стояли в коридоре втроем, и что-то никак не клеилась между нами беседа. Каждый, наверное, думал о предстоящих испытаниях, об оценках, которые вынесет нашим изделиям простой солдат. Мимо стремительно проносились перелески, небольшие деревушки. Постояв немного, мы разошлись по своим купе.

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Артур Вейгалл, известный английский египтолог, автор целого ряда исследований, посвященных Древнему ...
Лучшее средство убеждения – это юмор. С помощью удачной шутки или забавной истории удается склонить ...
Документально-историческая повесть посвящается городу-герою Новороссийску, рассказывает о новороссий...
Это не просто книга для приятного чтения перед сном, а практический курс с подробной пошаговой страт...
Чезаре Ломброзо – выдающийся итальянский ученый, врач и юрист, один из основоположников новой общест...
Как в прошлом, так и в настоящее время гадание представляется, пожалуй, единственным способом, позво...