Печать богини Нюйвы Рысь Екатерина

– Ах, – едва ли не с отчаянием сказала она. – Не получится.

– Чего так? Передумала?

– Нет! – поспешно отозвалась Саша, совершенно позабыв о своем недавнем намерении вежливо отшить неожиданного ухажера. – Нет, я хочу с тобой встретиться, но не могу выйти из дома. Я разозлила родителей… и вот.

Признаваться в этом было смешно и немножко неловко, и девушка задержала дыхание, ожидая ответа. Ин Юнчен не производил впечатление человека, которому что-то можно запретить, – кто его знает, может, он сочтет ее недостаточно решительной?

– Тебя заперли в комнате, что ли? – с любопытством поинтересовался он.

– Почти, – нахмурилась Александра. – Дверь не закрыта, но толку-то! Если попробую выйти, слуги сразу доложат отцу.

В телефоне что-то щелкнуло, раздался приглушенный, но явственный звук работающего мотора. Девушка слушала, не понимая, что происходит.

– Слушай, – через несколько долгих мгновений произнес Ин Юнчен, – раз в дверь выйти нельзя, лезь в окно!

– Что? – изумленно переспросила она и поняла, что идея ей крайне нравится. Было в ней что-то безрассудное и сумасшедшее – настоящее.

Ли никогда бы не рискнул вылезти в окно – так было «не принято». Но в конце концов, там, на улице, ее ждал не Ли.

– Я тут, – как ни в чем не бывало продолжил говорить Ин Юнчен, – рядом с твоим домом покружил. Здесь у вас задняя калитка есть, для слуг, наверное.

– Есть, – подтвердила девушка, пребывая в некотором шоке от его предприимчивости.

– Ну и лады, – явно довольный собственной сообразительностью, хмыкнул он. – Так чего мы ждем? Сигай в окно, а я тебя у черного входа подхвачу. Если уж папаша у тебя такой лютый, что поделать. Иногда герои ходят в обход.

Вместе с телефоном Саша подошла к окну и уставилась вниз. Студия ее находилась на втором этаже, и до земли было порядочно, но ловкий и тренированный человек определенно сумел бы выбраться наружу без особых трудностей. По бордюру до водосточной трубы, потом на небольшой навес над внутренним двориком… у нее получится!

– Ты на каком этаже-то? – будто читая ее мысли, поинтересовался Ин Юнчен. – Если что, я могу подстраховать.

– Не надо, – загораясь азартом, отозвалась девушка. – Жди у калитки, я сейчас!

– Эй, – начал говорить он, но мисс Сян уже было не остановить.

Она вихрем пронеслась по комнате, собирая все необходимое, накинула легкий пиджак и после некоторых раздумий бросила в сумку терракотовую рыбку. Бабушкина шпилька выглядела слишком дорогой, чтобы вот так просто разгуливать с ней по улицам, а вот маленькая безделушка-талисман вряд ли могла привлечь внимание воришек. Профессору Кану наверняка хватит и ее, а если нет – никогда не поздно показать ему и другие сокровища из ларца Тьян Ню, верно?

Через несколько минут Саша была уже на улице. Девушка улыбалась, не в силах сдержать ликования, – выбраться из дома оказалось куда как легче, чем ей представлялось! Ее тело, закаленное ежедневными упражнениями, не подвело. Чувствуя себя преступницей и необыкновенно веселясь, она прокралась через двор к калитке для слуг, оглянулась – и была такова.

Ин Юнчен ждал там, где и обещал, – на углу улицы, в тени деревьев. Увидев ее, он подмигнул лукаво и задорно, и Александра торжествующе ухмыльнулась и вскинула в воздух сжатый кулак.

– Поехали? – коротко спросил он.

Вздрогнул и зарычал блестящий черный мотоцикл, забликовало в его зеркалах солнце. Внучка Тьян Ню виновато и в то же время радостно оглянулась на отцовский дом. Родители правы, она непочтительная дочь, но одного им не понять – правила, клетки и запреты не в силах заменить этого вот ощущения, когда кружится от свободы голова и хочется смеяться просто потому, что жизнь так незабываемо, невероятно прекрасна.

Когда мотоцикл рванул вперед, навстречу шумному и кипучему Тайбэю, Саша прижалась к спине Ин Юнчена и подставила ветру лицо. Она даже не подозревала, что где-то далеко, вне времен, эпох и расстояний улыбнулось в этот момент змееглазое смуглоликое божество, почувствовав, как натягиваются, сматываясь в клубок, алые нити судьбы.

Империя Цинь, 207 г. до н. э.

Татьяна и Лю Дзы

Едва небесная дева укрылась за пышной зеленью прибрежных кустов, Цзи Синь категорично приказал побратимам повернуться к озеру спинами. Взмахнув веером для острастки, конфуцианец строго глянул на предводителя. Насчет скромности Фань Куая братец Синь не слишком беспокоился – простодушный богатырь так откровенно благоговел пред посланницей Небес, что подглядывать за ее омовением ему и в голову бы не пришло. А вот с командира Лю станется прогневить Яшмового Владыку – и нескромным взглядом, и дерзким словом, а там, глядишь, и непоправимым деянием.

Но Лю Дзы на эти опасения только рукой махнул, рассмеялся и начал расседлывать вороного.

– Не кружи надо мною, как зоркий коршун – над Великой равниной, братец Синь! – бросил он через плечо. – Давайте-ка лучше хвороста соберем да разложим костерок, чтобы наша небесная сестренка не простыла после купания.

– А хворост ты по берегу искать надумал? – подозрительно спросил Цзи Синь.

– Зачем по берегу? – удивился братец Фань, непонимающе переводя взгляд с одного побратима на другого. – Вон там, на склоне, полным-полно веток…

– Я, между прочим, о тебе забочусь, – проворчал конфуцианец. – Негоже начинать великое дело со святотатства!

– И в мыслях не было, – горячо заверил Лю, для убедительности помотав головой. Растрепавшаяся челка упала ему на глаза, придав командиру неуловимое сходство с его же жеребцом. Цзи Синь сердито фыркнул. В том, что касается женщин, на заверения брата Лю можно было положиться примерно в той же степени, что и на сдержанность его коня. Оба, на взгляд Синя, были слишком уж горячи.

– А чтобы ты не беспокоился излишне, – хмыкнул командир, – я спою, пожалуй. А вы оба – подхватите. А то в твое благочестие, братец Синь, мне верить хочется, конечно, но а вдруг?..

И, увернувшись от вразумляющего удара, шустро отпрыгнул и махнул рукой уже со склона.

– Вот ведь!.. – Цзи Синь кинул вслед командиру камушек и, усевшись на снятое седло, принялся раздраженно обмахиваться веером. Но спустя пару мгновений уже поневоле улыбался. Между скал, над озером, фениксом взлетела песня Лю Дзы, а уж чем-чем, а голосистостью он отличался еще с детства.

– Хо! – радостно хлопнул себя по бедрам Фань Куай и подхватил голосом гулким, как бронзовый колокол:

Цзи Синь сокрушенно покачал головой: эх, что ты будешь делать с этими несносными бездельниками! Никакого чувства великой ответственности! Один – силач-простак, второй – мальчишка и… бабник! Да! Ишь распустил хвост, трели выводит, что твой феникс в брачном полете!

Но песня Лю звала и манила, задорный его голос придавал бодрости и уверял, что таким трем героям все по плечу, и братец Синь сам не заметил, как тоже поет, да не просто поет, а еще и Фань Куая заглушает:

В принципе так они трое и планировали поступить: подстегнуть скакунов и пробиться как можно выше. Все исключительно ради блага народа, само собой. Только из человеколюбия. Миром должен править великий человек, иначе нарушится порядок меж Землей и Небом.

До самой своей смерти маменька твердила одно: «Мужчинам верить нельзя!» А когда Танечка наивно спрашивала: «А папочке можно?» – мама скорбно поджимала губы и бросала короткое: «Нет!» Ее резкость была вполне объяснима наличием в жизни семейства Орловских Людмилы Смирновой – ребенка от другой женщины. По факту выходило, что папенька тоже принадлежал к малопочтенному обществу «негодяев, предателей и прелюбодеев», но Танечка все никак не могла в это поверить. Широкой души человек, каким был Петр Андреевич, просто жил на два дома, и его любви хватало на всех, а не только на археологическую науку и Китай.

Люсю на схожие выводы натолкнули вовсе не материнские наставления, а житейский опыт незаконнорожденной. Опаснейшее же путешествие по охваченной Гражданской войной России только укрепило решимость сестер противостоять мужскому вероломству. Известно же, что мужчинам надобно от девушек. А уж если в руках у «кавалера» случайно окажется наган, то разрешения спрашивать никто не будет вовсе.

«Амуры крутить будем в Америке! – любила повторять Люся, отказавшая всем ухажерам. – Там знаешь какие мужики водятся! О! Здоровенные и красивенные!»

Американцев она видела в кино. Целых три раза. И очень рассчитывала заполучить жениха, взращенного на техасских бифштексах и висконсинском молоке, – рослого голубоглазого блондина с пшеничными пышными усами.

На китайцев, понятное дело, сестры даже не смотрели. И, как выяснилось, не зря. За последние две тысячи лет народ Поднебесной сильно измельчал по сравнению со своими древними предками. На закате Циньской империи тут водились настоящие богатыри. Из одного только братца Фаня можно было, например, выкроить четырех шанхайцев образца тысяча девятьсот двадцать третьего года. Все здешние мужчины были не только крупнее, но и гораздо выше русских барышень, это факт.

Правда, Таня доверила свою честь и безопасность мятежнику Лю Дзы не потому, что тот перерос ее на целую голову. А почему? Да просто так. Впервые за последние пять лет она чувствовала: сей представитель сильного пола ничего плохого ей не сделает. Поэтому помылась неторопливо и тщательно, желая предстать перед Матушкой Нюйвой как полагается – чистой душой и телом. Это как в субботу горячую ванну принять, чтобы потом на воскресную заутреню отправиться на исповедь и за святым причастием. К тому же папенька всегда говорил, что нужно уважать обычаи других народов, ибо возникли они не на пустом месте и не по злой прихоти. В чужой монастырь со своим уставом не суйся!

Побратимы, надо им должное отдать, честно блюли обещание не подсматривать. И пели так славно, что Тьян Ню даже заслушалась. А когда Лю Дзы затянул протяжное и очень мелодичное:

Таня высунулась из кустов, да так и застыла на месте соляной статуей, точно Лотова жена.

Мятежник не только сам ванну принимал, но и Верного своего мыл. Блестели на солнце шелком лоснящаяся шкура вороного коня и золотисто-бронзовая мокрая кожа Лю Дзы. И поди разбери, где грива конская в воде полощется, а где длинные, ниже пояса, черные волосы мужчины. Крепкий и мускулистый, но гибкий и ловкий в движениях, Лю и сам был как большой сильный зверь. Внутреннее пламя опалило изнутри Танины щеки, шею и грудь.

«Боже мой, что я делаю! Стыд какой! Немедленно отвернись!» – приказала она себе. Без толку. Взгляд намертво прилип к широким плечам Лю, к его заботливым рукам, поглаживающим шею Верного. Жеребец фыркал, его хозяин напевал песенку, и оба были крайне довольны жизнью.

Мужчина развернулся и сделал два шага в сторону берега, прежде чем Татьяна догадалась – никаких исподних штанов на купальщике нет. Ох!

Пришлось насильно руками глаза самой себе закрыть, а то досмотрелась бы.

«Так! Срочно в монастырь, бесстыжая… То есть, конечно, в храм Матушки Нюйвы!» – строго приказала она себе.

По всему выходило, что Лю Дзы правильно все решил. Не место девице на войне рядом с красивым молодцом. Точно бы согрешили, как пить дать.

Вот теперь и спрашивается, как тут верить мужчинам, если себе уже не до конца веришь?

Понадеявшись, что никто из ее сопровождающих конфуза не заметил, Таня всю оставшуюся дорогу была тише воды. Затаилась, точно мышь под метлой. Побратимы уже беспокоиться начали – не обиделась ли? Вдруг бесцеремонность какую проявили? Или, упаси Яшмовый Владыка, неуважение? Цзи Синь весь извелся, выискивая причину отругать своих грубых друзей, умудрившихся чем-то задеть нежные чувства небесной девы. И, не в силах видеть муки соратника, Лю Дзы принялся смешные рожи корчить. Смеяться вообще-то очень полезно для здоровья. Вот улыбнется братец Фань – и его страх перед духами как рукой снимет. А если хихикнет Тьян Ню, значит, попусту братец Синь крамолу выискивает. А когда на душе легко, то дорога вдвое короче получается.

Хорошо то, что хорошо заканчивается.

Если бы Господь позволил людям вернуться в эдемский сад… Хотя если вспомнить о том, с чего начался двадцатый век, ничего такого уже точно никогда не случится… Так вот, если бы врата в райские кущи вдруг распахнулись, то Таня еще бы крепко подумала – идти туда или до Страшного суда остаться в этой маленькой деревушке, надежно упрятанной в горной долине. Сладкую и томительную, словно жирные сливки, тишину аккуратно взбалтывали лопасти игрушечной водяной мельницы. Солнечные блики на воде не слепили, а манили прилечь в траву и смотреть в небо, угадывая в очертаниях летящих облаков драконов и фениксов. Старые сливы заботливо укрывали плечи усталых путников ажурной шалью тени и, должно быть, каждую весну крали не по одному сердцу своей неземной, поистине райской красотой.

– Я останусь здесь, – прошептала зачарованно Татьяна, заставив побратимов-мятежников удовлетворенно хмыкнуть.

Они бы все остались, но не судьба. В тишине и благости, как всем известно, империи не куются. А жаль.

Лю Дзы помог Тьян Ню спешиться, в очередной раз дивясь белизне и мягкости ее кожи. И короткие волосы ее не сильно портили, хотя с косой краше была бы во сто крат. Здешний хранитель, уж на что вредный старикашка, когда такое чудо увидит, точно артачиться не станет. Где ж еще посланнице Небес жить, как не у подножия храма Божественной Девы, сотворившей из глины весь род людской?

– Идем со мной, сестрица Тьян Ню, познакомлю кое с кем. – Лю сделал широкий шест, предлагая девушке возглавить их маленькое шествие. – И не гляди, что старый хмы… человек убелен сединами, он еще тот хмы… боец.

Тропинка, посыпанная песком, вывела их к простому деревенскому дому – аккуратному и хрупкому, как здесь принято было строить испокон веков. На веранде, свесив пухлые ножки с порога, сидел дедуля, чей облик шел вразрез со всеми традиционными образами древних мудрецов. Он со смачным чавканьем лопал куриную ножку, розовые щеки блестели от жира, а пухлые пальцы дед то и дело вытирал о рубаху на животе. Но – да, его волосы были снежно-белыми, как обещал Лю Дзы. Не отшельник какой-то, а настоящий колобок.

– Будь здоров, почтенный дедушка Линь Фу, – сказал предводитель мятежников и низко поклонился. – Как твое здоровье?

– Паршивенько, – хрюкнул тот. – Совсем старый стал, не могу целую курицу за один присест съесть. Скоро, видать, помру.

– Живи тысячу лет! А потом еще раз тысячу! – воскликнул Цзи Синь.

– Если вы такие любезные, парни, то почему вместо долговечных плодов привезли мне девицу? – спросил дед-колобок и ткнул начисто обглоданной костью в сторону Тьян Ню. – Значит, это ты – крестьянский улов из Желтой реки?

– Я, – призналась Татьяна. – Добрый день, господин Линь Фу.

И поклонилась, взмахнув широченными рукавами халата. Дед неожиданно шустро спрыгнул со своего насеста и мячиком проскакал вокруг гостьи.

– Небесная дева, говоришь? Посланница Яшмового Владыки, говоришь? Ишь ты какая!

Маленькие глазки его весело блестели, словно у ребенка, получившего на Рождество все сразу – и самую желанную игрушку, и мешок шоколадных конфет, и коньки.

– Беру! – рыкнул дед и, словно фокусник, достал из-за отворота халата три золотых шарика.

Никто не успел даже глазом моргнуть, как они взлетели в воздух, закружились вокруг небесной девы, образуя сверкающий кокон. Вспышка света ослепила мужчин, а когда они снова обрели способность видеть, Тьян Ню исчезла, словно и не было ее.

– Слышь, почтенный, ты куда мою деву дел? – озлился Лю Дзы, хватаясь за меч. – Верни на место, а то ведь порублю и свиньям скормлю, ты меня знаешь.

– Какой ты нервный, мальчишка Лю. – Линь Фу предусмотрительно прикрыл пузо руками. – Ничего худого я ей не сделаю, будь уверен. Или ты хочешь, чтобы такая красавица била свои белые ножки о ступеньки и задыхалась при подъеме по крутой лестнице? – и показал на вершину горы. – Она уже по храму гуляет. Там есть на что посмотреть.

Лю Дзы задумчиво почесал затылок и спрятал меч, передумав убивать деда. До сих пор старый Ли Линь Фу его не подводил и не обманывал.

– Ладно! Что с тобой поделаешь? Но я тебе еще припомню эти шуточки.

Дед, не скрывая облегчения, перевел дух.

– Тогда у нас есть повод выпить, парни. А я-то весь день голову ломаю, на кой мне целый кувшин отличного вина?

Повинуясь безмолвному приказу, упомянутый кувшин, словно шмель, с тихим гудением пролетел из кладовки в комнату и занял почетное место в центре стола. Братец Фань громко сглотнул и жалобно посмотрел на побратимов.

– Хорошо. По одному стаканчику, – вздохнул Лю и строго добавил: – И все!

И слово свое, что удивительно, сдержал! Всего по три стакана выпили побратимы. Каждый. Видно, святое место повлияло на их жажду усмиряюще. Никого не пришлось лупить по горбу, словно верблюда. От трезвости ведь сплошная польза.

Старый хитрец, тот, против обыкновения, не дрыхнуть завалился под стол, а честь по чести пошел гостей провожать.

– Ты… это… не держи зла на меня, дедушка Линь Фу, – примирительно мурлыкнул Лю. – И с девой Тьян Ню… ик… осторожнее будь. Лады?

Даос вопросительно вздернул кустистую бровь:

– А ты ее не того… в смысле, в саду наслаждений ни разу цветов не рвал?

– Да ты чего, дед, сдурел совсем? – моментально вызверился главарь мятежников. – Я лишь попрощаться с ней хотел по-людски. Никаких цветочков!

– И правильно, мой мальчик, – проворковал тот. – Не все небесные девы одинаково полезны. Ищи себе ту, что с глазами дракона и бровями феникса.

– А найду ли?

– Обязательно. Любовь рушит города и царства, но она же порождает великие империи. Замахиваясь на большое дерево, и топор бери по плечу.

– Опять чушь городишь! – с досадой отмахнулся Лю.

– Ее самую, – сразу же согласился старый даос. – Доброго тебе пути, мальчик.

И, закутавшись в облако, мгновенно растаял в воздухе.

Когда друзья немного спустились по тропе и чудесный туман, ограждавший от всякого зла деревню и храм, уже готов был сомкнуться за хвостами их коней, Фань Куай слегка отстал от побратимов. Ему хотелось в последний раз вдохнуть эти дивные ароматы, глянуть назад, туда, где за душистым невесомым занавесом пряталось самое безопасное и мирное место в Поднебесной. Но позади, уже в двух шагах, облачная стена смыкалась, отделяя побратимов от небесной девы, словно Землю от Небес.

И в общем-то Фань Куай этому обстоятельству был даже рад.

Не такой целеустремленный и дерзкий, как брат Лю, и далеко не столь образованный и хитроумный, как братец Синь, Фань тем не менее слепым не был, а наблюдательность воина неоднократно спасала жизнь и ему, и побратимам. И хоть и благоговел он пред посланницей Небес, но все же не мог не заметить, что брат Лю, расставшись с девой, вздохнул свободней, будто сбросил с плеч целого быка, не меньше. И вовсе не потому спешил командир доставить Тьян Ню в храм, что не желал подвергать ее тяготам и лишениям военного похода. Не только поэтому. Брат Лю, похоже, от себя самого стремился ее защитить – или себя от нее? Тут с ходу не разберешь.

Фань тряхнул головой. Небеса свидетели, если бы все и дальше так шло, через день-другой Лю Дзы и небесная дева проснулись бы поутру на общей циновке под одним плащом, и тогда… А что тогда? Навлек бы брат Лю на себя гнев Яшмового Владыки? Наверняка! Красавицы исстари губят героев, это каждый знает. А такая чудесная дева запросто может повергнуть империю, что уж говорить о маленьком отряде мятежников? Сыну Неба вполне под стать небесная дева, вот только брат Лю еще и на полшага не приблизился к трону. А до тех пор пусть девушка с Небес остается к ним, к Небесам, поближе, а от брата Лю – подальше.

Лишь одно тревожило Фань Куая, мешало отбросить лишние мысли и со спокойной душой думать о грядущих боях. Лю Дзы пообещал деве найти ее сестру. Ладно! Это – дело благородное и угодное Небесам, вот только к чему брату Лю постоянно носит на груди небесный амулет? Вот и сейчас, отпустив поводья и позволяя Верному самому выбирать дорогу, Лю Дзы вытащил из-под одежды медальон, подцепил ногтем крышечку и все смотрел да смотрел и только улыбался этак задумчиво.

Фань в сердцах шумно вздохнул.

– Беспокоишься? – Проницательный братец Синь оказался тут как тут. Он тоже придержал коня, чтобы не мешать предводителю созерцать и предаваться размышлениям.

– Угу, – кивнул силач. – Вот сам посуди, братец… От одной небесной девы мы, хвала Матушке Нюйве и почтенному Линь Фу, избавились… В смысле пристроили ее… то есть…

– Да понял я, понял. И что?

– А то! Сам глянь! Теперь он от чудных этих картинок глаз не отрывает! Не получится ли так, что будет теперь у нас забота похуже, а? Вместо небесной девы – хулидзын?

– А почему ты так против? – пожал плечами Цзи Синь. – Вспомни, у многих великих людей в родне имеются лисы-оборотни. Будь то прославленный стратег, мудрый министр или могучий генерал, почти у каждого бабушка или прабабушка девятью хвостами щеголяла!

– Ну это ты хватил! – Фань с тревогой покосился на командира Лю.

Командир Лю мечтательно щурился и чему-то ухмылялся.

– Мы еще той хулидзын в глаза не видывали, а ты уж ее готов с братом Лю усадить за красной занавеской!

– Так и я тебе о чем, – безмятежно отмахнулся Цзи Синь. – Поживем, брат, увидим.

– Угу, – вздохнул Фань Куай и усилием воли изгнал из сердца тревогу за брата Лю.

Гора, храм и деревня остались там, за туманом, а впереди, насколько хватало глаз и дальше, простирался мир людей, человеческих страстей и войн. И в этом бескрайнем море опасностей и возможностей троим побратимам нужно было не только выжить, но и возвыситься.

Люси

Ей снились рыбы и гады, твари земные и небесные, многоцветье оперения невиданных птиц, золотые изгибы змеиных тел, блеск влажных чешуек, перевернутая чаша небосвода в бесчисленных искорках звезд, бездонная, словно Людмила заглянула в самый глубокий из колодцев… Ей слышался рев ветра и грохот водопадов, треск пожаров и рокот копыт по выжженной степи – и легкий, невесомый голос струн, словно кто-то высоко-высоко, в невообразимой вышине, а может – глубоко-глубоко под ногами, слегка касался неведомого инструмента тонкими пальцами. В завораживающую, чем-то тревожащую, куда-то зовущую мелодию вплетался какой-то чуть влажный звук, легкий ритмичный скрип. Окруженная видениями, оглушенная и бессильная, Люся попыталась прищуриться, сосредоточиться хоть на чем-то материальном, послать себя как стрелу, как пулю – без промаха в единственную цель. Почти получилось, почти. Влажные шлепки и скрип исходили от старого, потрескавшегося гончарного круга. Чья-то неутомимая нога крутила и крутила его, а тонкие, чуть испачканные пальцы едва касались еще темного и бесформенного комка глины, будто неведомый гончар на миг задумался. Что это будет? Чаша ли? Кувшин? А может, человек?

Золотые глаза с вертикальными змеиными зрачками взглянули на нее – и Люся поняла, что летит, словно падающий лист, кружась, летит куда-то вниз, плавно, стремительно, неудержимо…

И очнулась, силясь сохранить в памяти то невероятное, то неведомое, за чем она ненароком сумела подглядеть.

По давней детской привычке она не открыла глаза сразу, а полежала так немного, пытаясь в темноте под сомкнутыми веками восстановить этот долгий, этот жуткий, этот запутанный сон. Это же был просто сон? Глиняные рыбки, вихрь, перенесший их из Шанхая куда-то в древность, разлука с Таней, клетка… Просто сон, длинный и красочный бред, а теперь она проснулась, очнулась с ломотой в теле и слабостью, как тогда, после тифа, и сейчас все снова станет хорошо…

– Госпожа Лисица! – Чей-то голос оглушил Люсю так, словно ей с размаху залепили пощечину – до слез. – Госпожа Лисица! Вы очнулись?

Можно было продолжать жмуриться, еще одно, еще два бесконечных мгновения убеждая себя, что почудилось, что привиделось… Но саму себя обманывать – последнее дело. А раз уж так все повернулось, надо вставать и драться. «Сколько голову в песок не суй, страусом не станешь», – она же сама любила это повторять.

– Госпожа Лисица!

Люся открыла глаза и со злой горечью убедилась – бред продолжается. Стало быть, все случилось взаправду. Если что-то плавает, как утка, и крякает, как утка, значит, это утка и есть. Если вокруг пахнет, как в Древнем Китае, все выглядит, как Древний Китай, и окружают тебя древние китайцы, значит, именно в Древнем Китае ты и находишься.

Выпростав руку из-под тяжелого одеяла, которым кто-то позаботился укрыть ее до самого подбородка, девушка первым делом пошарила на груди, ища рыбку. Ладонь наткнулась на пустоту, и Люся подскочила, как будто ее ожгли кнутом, резко села на постели и уперлась в тюфяк руками, пережидая приступ головокружения.

Рыбки не было! Как не осталось на ней ни следа той одежды, в которой «небесная лиса» сидела в клетке. Кто-то обмыл и переодел ее, но это обстоятельство волновало девушку в последнюю очередь. А вот пропажа рыбки…

– Ты! – Люся развернулась и сверкнула глазами на какую-то незнакомую молоденькую девчонку, испуганно отшатнувшуюся от кровати. – Ты! Где мой амулет?!

Вместо грозного рыка, правда, получилось какое-то шипение, но прислужнице хватило и этого. С жалобным писком она повалилась на колени и залепетала быстро-быстро. Из этих причитаний «небесная лиса» разобрала только: «Ваша слуга не знает» и «Ваша слуга заслуживает смерти». «Ага!» – подумала Люся. Соображала она всегда быстро, и даже остатки беспамятной мути в голове не помешали сделать выводы, тем более что они прямо-таки напрашивались.

Первое. Она не в клетке, не в цепях и не в рубище, а, напротив, проснулась в хорошей постели, в тепле, одетая в шелковое… э… одеяние. Стало быть, ей оказали уважение.

Второе. К небесной лисе приставили служанку. Значит, не только уважают, но еще и боятся.

Третье. Раз тебя приняли за госпожу, веди себя как госпожа. С этими китаезами по-другому нельзя. Такой народ азиаты: доброта у них считается за слабость, а резкость и грубость, наоборот, отваживают охотников небесным лисам шерстинки пересчитать. Ну, во всяком случае, в Шанхае двадцатых годов двадцатого века это именно так работало. А что здесь?

– Подай мне одежду, – приказала Люся, мгновенно вживаясь в роль госпожи. – Я желаю встать, умыться и выйти отсюда. Живей!

– Но, госпожа лисица! – взвыла служанка. – Генерал Сян строго-настрого приказал…

– Генерал Сян? – переспросила было девушка, но тут же вспомнила, что она – небесная лиса, прожившая тысячу лет, которой ведомы все тайны Земли и Неба. – А, тот самый генерал Сян!

Что это за генерал и с каким гарниром его подавать, можно потом разобраться. Но добыть информацию надо уже сейчас. Ковать железо, пока горячо, и добивать противника, пока оборона ослаблена. Использовать преимущество внезапности, короче. Папочкины любимые древние авторы именно такое и советовали. Зря, что ли, Люся столько их перечитала?

– Генерал Сян лично принес вас сюда после того, как спас из заточения.

– Я знаю. – Людмила величественно кивнула и на всякий случай еще и бровями повела со значением: дескать, нам, небесным лисам, еще и не такое ведомо. – Поэтому я должна как можно скорее принести генералу мою благодарность. За этот благочестивый поступок его ожидает великое благословение Небес!

По правде, сейчас ради кувшина воды и миски каши Люся была готова пообещать неведомому генералу и благословение Небес, и великую благодарность Яшмового Владыки лично, на тысячу лет вперед. Главное – выйти отсюда, а там уж и с генералами можно разобраться, и со всей остальной Поднебесной. Лишь бы Таню найти, а потом и папочкиных рыбок.

– Сообщи генералу Сяну, что небесная лиса Лю Си исполнена благодарности за спасение и просит генерала удостоить ее беседой, – внушительно сказала она. – А пока подай мне воды, и побольше.

«Госпожа небесная лисица» готова была сейчас по-собачьи вылакать целый котел, если даже не пруд с золотыми рыбками. Да и самими этими рыбками закусить не отказалась бы. Но пришлось довольствоваться чинным чаепитием под щебет оправившейся от испуга служанки. С трудом сдерживаясь, чтобы не высосать живительную влагу прямо из чайника через носик, Люся заставила себя терпеливо выдержать процесс одевания, прежде чем ее губ коснулся первый глоток.

Чай был восхитительным, и у «небесной лисы» сразу прибавилось сил. Настолько, что она смогла даже опознать, во что ее, собственно, облачили.

Это была та самая старинная одежда – ханьфу, о возрождении которой так грезил папочка. Именно эти халаты с длинными рукавами и запахом направо маньчжуры лет триста назад запретили носить китайцам, когда их, китайцев, завоевали. Еще и лбы брить заставили, и ноги бинтовать, да и породу, прямо скажем, попортили уроженцам Поднебесной изрядно. Зато предки «поганых китаез», оказывается, на своих далеких потомков не слишком-то и походили. Даже если на служанку взглянуть – и та ненамного ниже ростом, чем сама «небесная лисица», а в длинном ханьфу разница в росте и телосложении даже как-то теряется.

Люся напрягла память, и папочкины гравюры и альманахи всплыли в голове, как морские гады из темных глубин. Тонкие шелка, в которых она проснулась, это и – нательное белье. А тяжелый халат с длинными широкими рукавами, асимметричная правая пола которого практически полностью оборачивалась вокруг тела, – шэньи, и, видимо, женский его вариант, хотя чем и как женский халат отличается от мужского, Люся, хоть убей, не помнила.

Но самое главное – одежда никак не помогла определиться со временем. Ханьфу в Поднебесной носили чуть ли не от основания мира, папенька утверждал, что три тысячи лет как минимум, так что вариатов имелось множество. Но если сложить мечи с халатами, выходило, что древность определенно очень седая. До маньчжурского завоевания – это точно. И как бы не до Рождества Христова…

– Кто сейчас восседает на троне дракона? – сурово оборвала она болтовню прислужницы прямым вопросом. А чтоб не ронять авторитет «небесной лисицы», добавила, этак презрительно скривив губы: – За тысячу лет на Небесах мне недосуг было следить за делами смертных. Ну? Отвечай!

Служанка снова повалилась ей в ноги и залопотала еще жалобней. Из этого писка Люся разобрала лишь «Цинь» и «Хуанди».

Цинь! Династия Цинь! Перед Людмилой как живой предстал образ папеньки, а в ушах зазвучал его голос: «Люсенька, ангел мой, ну попробуй еще раз! Это же так просто! Цинь Ши-ху-ан-ди…»

«Когда бы я, папенька, знала, что эта твоя китайщина на практике пригодится, училась бы усердней! – подумала Люся, но тут же приободрилась: – Зато Танюха в этих Цинь, Сунь и Вынь шарит запросто! Стало быть, не пропадет, пока я ее не найду!»

А вот про генерала Сян-как-его-там Людмила точно что-то такое читала и даже карты, помнится, рисовала, чтобы разобраться в какой-то древней битве. Ее странным образом эти самые битвы всегда увлекали. Точно! Был такой! И еще дядя у него имелся совершенно лютый… И что-то такое про красных и белых тоже в голове вертелось, но не комиссаров и белогвардейцев, а каких-то то ли змей, то ли драконов.

«Выкручусь! – Люся решительно одернула рукава ханьфу и встала. – Черт, жрать-то как охота… Но сдюжу. Не впервой!»

– Эй, ты, как там тебя… Смертная! Сопроводи меня наружу. Я желаю приветствовать генерала.

Сян Юн

Сян Юн, князь Чу, неторопливо пил чай и наслаждался гневными тенями, бродившими по лицу дядюшки. Сидит, скажем, в солнечный денек человек на пригорке и наблюдает за безмятежным горизонтом, но слышит при этом далекие грозовые раскаты, да влажный ветерок играет прядями волос. Это где-то за горным хребтом бушует гроза, смывая в реку целые селения, а ветер ломает деревья. Буря в сердце дядюшки Ляна бушевала немалая, но вслух он только неодобрительно вздыхал. Вздыхать полезно, кто же спорит.

Сян Юн ел засахаренные персики и ждал, когда же старший родственник разразится возмущенной речью. Он деликатно брал лакомство, рассматривал его на просвет, затем сосредоточенно нюхал, прикрывая миндалевидные очи от притворного удовольствия, и только затем отправлял персик в рот. И жевал медленно-медленно, смакуя изысканную сладость. Он полагал: как в свое время вызрел сей дивный плод, так и добрая ссора должна полностью созреть.

– Какого рожна тебе понадобилось в Фанъюе? – не выдержал дядюшка, сделавшись щеками зеленее шелка своего ханьфу. – План был совсем иной, если ты помнишь, племянник Юн.

На узком, как охотничий нож, лице Сян Ляна застыло выражение вечной досады.

– Отлично помню, – охотно согласился Сян Юн и, взяв новый персик, принялся его разглядывать со всех сторон. – Но я никогда прежде не видел настоящую хулидзын, решил познакомиться, а оказалось, что грязные хамы ее едва до смерти не умучили. Я, конечно, возмутился эдакой наглости…

– Это я как раз знаю, а вот знаешь ли ты, сколько бесовских проделок совершили лисы? Нет им счета и числа.

– Так она же не простая, а небесная лиса, – мечтательно улыбнулся Юн, откусывая бочок у фрукта. – Видел бы ты, какая у нее белая кожа. А волосы… Золотистые и мягкие! М-ням.

– И тем она во сто крат опаснее! – всплеснул руками дядя Лян. – Это означает, что лиса прожила более тысячи лет, превращения ее бесконечны, а обольстительные чары – невероятно крепки. И человеку не дано справиться с ней обычной силой.

– Лисы – они совсем как лисы, – ответствовал Юн. – Коль ты красив, скажут – мил, точно лиса. Если недоверчив, то прослывешь осторожным, как лиса. Про лисью лживость и говорить нечего. Если уж на то пошло, то ты, милый мой дядюшка, тот еще лис.

– Мальчишка! – возмущенно рявкнул Сян Лян и пальцем погрозил. – Вот вытянет из тебя эта хулидзын всю силу, высушит кровь и желчь, а потом закусит печенкой, тогда и позубоскалишь. Избавься от нее немедля!

Дядюшкин приказ Юн пропустил мимо ушей, вернее, мимо левого уха, потому что правым он прислушивался к звуку нетвердых шагов по садовой дорожке.

– И если ее красота уже пробудила в тебе страсть, то тем более от нее надо скорее избавиться.

– Почему это? – изобразил удивление Юн.

– Ибо противостоять лисьему искушению способны лишь высоконравственные мужи и целомудренные женщины.

– Дядюшка, а ты ничего не перепутал? Может быть, целомудренные мужи и нравственные жены? Я, как давно нецеломудренный, точно устою, – рассмеялся дерзкий родич. – О! Вот сейчас и проверим.

Сян Лян тревожно оглянулся. Так и есть! Накликал! К ним осторожно кралась хулидзын.

Лю Си и Сян Юн

В саду под цветущими… да кто ж его знает, что у них тут в Поднебесной цветет в это время года? Короче, среди цветущих пахучих кустов сидели двое мужчин. Один – молодой, высокий и буйноволосый, даже за столом не подумал снять доспехи, так в броне и гонял зеленые чаи, угощаясь засахаренными персиками. Второй, намного старше, щеголял куцей азиатской бороденкой и вид имел демонстративно мирный: зеленый халат, чудная высокая шапка со смешными торчащими спицами, никакого оружия.

«Вот этот – самый главный змей и есть», – предположила девушка. Оба сотрапезника смотрели орлами, головы держали высоко, и в целом производили впечатление самых настоящих аристократов. «Белая кость» и «голубая кровь» в древнем исполнении.

Люся, хоть убей, не помнила, кому и в какой последовательности надо кланяться, но рассудила так: небесная лиса, прожившая тысячу лет, всяко повыше рангом, чем какие-то древнекитайские мужики, будь они хоть трижды аристократы. Поэтому, заметив, что ее приход обнаружен, пересилила желание склонить голову, а наоборот, задрала подбородок повыше и величественно принялась ждать, пока ее поприветствуют.

Сян Юн, когда хотел, умел быть галантным, а потому его поклон мог бы стать эталоном вежливости. Сделал он это, разумеется, дядюшке назло. Который только головой небрежно кивнул: мол, заходи, коли пришла.

– Как самочувствие, благородная хулидзын? – спросил Сян Юн еще более медоточивым голосом, тем паче что дядя с большей охотой услышал бы весть о том, что лиса окочурилась.

Девушка милостиво кивнула молодому генералу. Значит, вот он каков, тот, кто ее спас! Тогда, сидя в клетке, она особенно спасителя не разглядывала, хотя тут было на что посмотреть. Несмотря на всю нелюбовь к азиатам, Люся не могла не признать: хорош! Породу сразу видно: мало того что генерала Сяна так и подмывает обозвать «князем», так и лицо еще такое, запоминающееся. Черты резкие, но гармоничные, глаза живые, искрящиеся любопытством. Такого точно ни с кем не перепутаешь, как не пропустишь породистого жеребца королевских кровей в табуне мохноногих степных коняшек.

Но благодарность благодарностью, эстетика эстетикой, а при взгляде на Сян Юна в груди у Люси шевельнулось тревожное тянущее чувство. Увы, знакомое. Она ведь навидалась таких, блестящих и благородных, во всех видах навидалась: и за чаем с ватрушками на папенькиной даче, и вшивыми и обмороженными, и мимоходом добивающими кого-нибудь штыком. Жизнь – такая штука, пока не приложит от души да с размаху, не поймешь, что там, под позолотой-то.

– Благодаря вашей заботе, уважаемый генерал Сян, – Люся ненавязчиво продемонстрировала осведомленность небесной лисы в земных делах, – я почти совсем оправилась. И пришла выразить мою благодарность за спасение вам и вашему… – девушка глянула на старшего вельможу остро и хитро, совершенно по-лисьи, и мстительно припечатала: – Верному слуге?

Пожилой аристократ ей сразу не понравился. И, судя по перекошенной морде и ставшим совсем узенькими глазкам, нелюбовь с первого взгляда была взаимна. Вот уж кто точно оставил бы ее взаперти подыхать от жажды и голода, а как померла бы – и печенкой не побрезговал.

Сян Юн сделал вид, будто совершенно не понял намека. Хотя бы просто потому, что, по сути, лиса была абсолютно рава. Просто ему давно никто об этом напрямую не напоминал. И не ставил на место.

– Вы случайно ошиблись, прекрасная хулидзын. Дядюшка Сян Лян – мой ближайший и самый любимый родственник.

И полностью игнорируя недовольство любимого дяди, сделал приглашающий жест:

– Не пожелаете ли присоединиться к нашему скромному застолью? Я буду очень рад вашему обществу.

Дядюшка в этот момент более всего сожалел, что пузатенький чайник полон кипятка, а не яда.

Впрочем, яд в избытке был у него на языке.

– Свежей крови, как вы привыкли, у нас, к сожалению, нет. Увы нам, – злорадно ухмыльнулся Сян Лян, видя, что хулидзын колеблется.

– Здесь, на земле, я постоянно вынуждена терпеть лишения, – сокрушенно вздохнула Люся, как бы случайно показав зубы, которые, спасибо папеньке и маменьке, несмотря на все невзгоды оставались крепкими и белыми, всем лисам на зависть. – Но того яства, что вы упомянули, уважаемый, я не пробовала уже очень давно… Ведь чтобы попасть на Небеса, я должна была вести праведную жизнь тысячу лет! Впрочем, откуда человеку это знать! Не каждому достанет мудрости постичь знания Небес, – и посмотрела прямо в глаза пожилому сановнику, едва сдерживаясь – так ей хотелось подмигнуть. – Пока я здесь, я постараюсь привыкнуть к пище смертных… ах, прошу прощения! К пище людей, конечно! – И девушка непринужденно уселась аккурат напротив Сян Ляна. – Можете называть меня госпожой Лю Си.

Сян Лян мученически закатил глаза, словно призывая Небеса в свидетели.

– Так, значит, уважаемая лиса – из семейства Лю? – И уставился на племянника, мол, что и требовалось доказать! – Тогда все понятно…

«Нет! Однофамильцы! – чуть было не ляпнула она от неожиданности. – Лю? Что еще за Лю? – лихорадочно прошлась по закромам памяти самозваная хулидзын. – У них тут сейчас Цинь, так? А кто после Цинь-то был? Черт, точно, дрался этот Сян Юн с каким-то Лю! Вот только уже дрался или только собирается? И весь сыр-бор из-за чего у них?»

«Китайская» переделка имени Людмилы, казавшаяся таким удачным решением, внезапно вышла боком. Кто ж знал, что с подвохом имечко? На всякий случай девушка решила всяческие связи со всякими Лю отрицать. В конце концов, мало ли в Поднебесной Лю?

– Уважаемая лиса, – безмятежно улыбнулась Людмила, мысленно поджимая свой несуществующий хвост, – не принадлежит к упомянутому семейству. По той простой причине, что на Небесах, куда мне было позволено вознестись после тысячи лет праведной жизни на земле, родство считается по иным правилам. – И она значительно умолкла, намекая, что эти самые правила смертным знать не полагается.

Она уже поняла, что китайский дядя ей совсем не друг, но отступать перед каким-то допотопным острословом не собиралась. И про тысячу лет праведной жизни постоянно повторяла специально: мол, выкуси!

– А по каким же правилам небесные лисы посещают мир смертных? – спросил дядя ядовито. – По приговору суда? Или как?

И тут Люся поняла, что вот он, шанс, и надо хватать его незамедлительно, пока не убег. «Ну, держись, китаеза сушеная! – подумала она. – Щас!»

Боялась ли она? Конечно, боялась! Только дураки и покойники ничего не боятся. Но отступать-то все равно некуда.

– С Небес, – заявила она, незаметно делая глубокий вдох, – я была послана по личному приказу Яшмового Владыки, дабы передать его волю людям.

– Пророчество? – азартно воскликнул Сян Юн. Он, будучи натурой романтической, такие вещи обожал всегда. – Какое же?

Людмила с трудом удержалась от того, чтобы не кивнуть в ответ, но сама себя одернула – несолидно! И, решив, что если уж нырять, то до самого донышка, в очередной раз пошла ва-банк.

«Пророчество? Сейчас я вам напророчу!»

Парень ей нравился, и – хотя бы в благодарность! – захотелось изречь ему что-нибудь жизнеутверждающее. К тому же что-что, а вдохновенно врать Люся умела еще с младенчества.

Сян Юн от нетерпения заерзал на месте. Он с самого начала нисколько не жалел, что спас хулидзын из клетки. Такой случай упускать было нельзя, что бы там ни болтал дядя. А Фанъюй… Все равно отстроятся, зато теперь знать будут, с кем дело имеют. Пусть знают и боятся!

Сян Лян огромным усилием воли удержал себя на месте. От хулидзын добра не жди, и ничего хорошего она не напророчит, это всем известно.

– Знайте же, – торжественно провозгласила Лю Си, изо всех сил выпучив глаза и вращая ими для внушительности, – что на Небесах долгое время шла великая битва! Именно поэтому на землю обрушились неустройства и войны!

Вот тут промашки быть не должно. Неустройства и войны на земле случаются постоянно и повсеместно, народы вечно всем недовольны, а честолюбцы алчут славы и трона. Девушка старалась пророчить с подвыванием, да посильнее, чтобы приумножить впечатление. Генерал Сян щеголял в белом плаще, а неподалеку развевался белый с золотом флаг, так что она решила добавить своим речам местного колорита.

– Красный император пошел войной на Белого императора, и от их сражения содрогнулись Небеса!

Глаза у Люси от выпучивания и вращения уже заболели, но мысль пришла, волна понесла, и ложь, рождавшаяся сейчас на ее языке, лилась с уст так легко, как никогда в жизни. И почему-то вдруг показалось, что слова эти прямо в воздухе оборачиваются правдой.