Неудержимолость Данилова Стефания
Я бы хотела посвятить эту книгу:
Маме
Саше Кит
Ми Минор
Лукомке
Светотьме
Веронике
Вале
за неудержимолость в них самих
Поэтический шизофреник
- А они дискутируют, снова меня ругая:
- «Почему ты вчера была громче, сегодня тише?
- Почему ты сегодня – одна, а вчера другая?
- Это кто-то вместо тебя говорит и пишет?»
- Мой диагноз – поэтический шизофреник.
- Я не знаю, какое из альтер-эго завтра
- вдруг откроет глаза.
- И первым из озарений
- для него станет то,
- что оно– это тоже автор,
- говорить из меня – это все, что оно умеет.
- Ваше дело считать его правым или неправым.
- И оно говорит, пока всё во мне немеет.
- И оно как никто имеет на это право.
- Пусть одна будет грубой, другая поёт помягче.
- Третий влюбит в себя обеих случайных встречных.
- В этом хоре нет голоса, который бы был обманчив.
- Об актёрстве и лжи не может здесь быть и речи.
- Каждой твари по паре; я – Ной своего ковчега:
- каждой твари по голосу собственному и стилю.
- Звукореж негодует на сорванном саундчеке,
- но уже и его сомнения отпустили,
- что мои альтер-эго не так уж огнеопасны.
- Как сказать обо всем и сразу в одной личине?
- Как их всех отпустить, когда это так прекрасно —
- я мужчину могу понять, обретясь в мужчине?
- Я могу быть вдовой, преступником и ребёнком,
- не закончив ни театралки, ни МХАТа, к счастью.
- Эквалайзер не подстрижёшь под одну гребенку.
- Плюс на минус дает звезду путеводной масти.
- Право голоса, как известно, давно в кавычках.
- Но кто нам запрещает право многоголосья?
- Мы идем на чистейший свет по дурной привычке.
- И за нами смыкается прошлое,
- как колосья.
Синий цвет
- Я – синий цвет.
- Я – небо. Я – вода.
- Восток, платочек, птица Метерлинка,
- упавшая на платьице былинка.
- Я – то, чего Ты ждал.
- Иди сюда.
- Я – иконопись,
- уайльдовский чулок,
- авантюрин,
- забвение и память!
- Я – тень, что опадает на чело,
- я – поцелуй
- бескровными
- губами!
- Я– блюз, циан,
- берлинская лазурь,
- осенние есенинские строки!
- Я– сон.
- Я – ни в одном Твоём глазу.
- Я – взгляд
- в Тебя,
- недремлющий и строгий.
- Я – алкоголь,
- во мне процентов – сто,
- испей Меня
- и окажись со Мною!
- Я в наэлектризованном пальто
- исполнена
- немой
- голубизною!
- Я– море,
- я взволнована, заметь!
- Я – холст слепого импрессиониста!
- Я– лёд в бокале,
- пламень
- и синистер!
- Еще не жизнь, но и уже не смерть.
- Я– бирюза,
- сапфир,
- аквамарин,
- я – медный купорос, кобальт, индиго!
- Височной жилкой бьющаяся дико!
- Смотри в Меня!
- Смотри в Меня!
- Смотри!
- Я самым синим пламенем горю —
- на мне горят
- Твои прикосновенья.
- Прошу Тебя,
- останови
- мгновенье! —
- – …Я из Тебя
- Бессмертье
- сотворю.
Снег
московской квартире на Измайловской
и страху, который там
- перебираю ворох бумаг, вещей,
- на коих лежит печать прошлогодней пыли
- это – мои мертвецы, и они – священны
- как минимум тем, что азбучно жили-были
- эта открытка – аж из Владивостока
- этот конверт летел из Калининграда
- в чем смысл письма, если оно жестоко
- тем, что спустя полгода
- уже – неправда?
- в чем суть флакона, если духи в нем – духи,
- в чем соль еды,
- если она без соли?
- что восстает под пальцами из разрухи
- на пепелище сломанной антресоли?
- я,
- из вещей
- вещая самой себе же
- страшные сказки о прошлогоднем некто
- воздух заходит в комнату стыл и бежев,
- напоминая
- о возвращеньи снега
- снег подрисован рядом из ниоткуда
- и засыпает кладбище шесть на девять
- я ничего не хочу,
- ничего не буду
- я ничего не могу с этим снегом сделать
- найдены силы запаковать обратно
- письма, тетрадки, старенькую мобилу
- пусть они – ложь,
- но для меня-то – правда!
- запаковать обратно, зарыть в могилы
- снег отступил на трех хромоватых лапах
- стукнул сентябрь на циферблате неба
- у крови, былого и снега – единый запах
- я больше не сплю.
- я жду возвращенья снега.
Первое осеннее письмо для
- Прожить двадцать лет – и не видеть родимого города.
- Бродить в одиночку. С собой разговаривать матерно.
- За воздух держась как за ручку. Ведь мы же не гордые.
- Мы можем прожить до полтинника дома и с матерью,
- где пёс громко лает в прихожей, и кушать нам подано.
- Но всё же есть смысл обратиться к другой хрестоматии.
- Ведь я не таков. Я уже говорил это ранее.
- Мне хочется петь, только без адресата нет голоса.
- И сердце стучит – на кого-то, по-прежнему крайнего,
- и вновь ерундовину пишут газетные полосы…
- Идущая в гости к кому-то не знает заранее,
- насколько близки скоро станут глаза, губы, волосы
- хозяина дома, который, возможно, не ждал её,
- но вскоре научится ждать. У меня – получается.
- Вложить двадцать чёртовых лет! – в поезда запоздалые,
- а после спросить, отчего ж мое сердце печалится?
- Мы городу смотрим в глаза изумленно-усталые,
- и чувство крепчает пуэром в фарфоровой чайнице.
- В сгоревшем театре опять поднимается занавес
- над тайной, что зрителям всем раскрывать я не вынужден.
- С подачи твоей Петербург открывается заново.
- Он в цвете, он в самом цвету. Значит – стоило, видишь
- ты? —
- прожить двадцать лет, чтобы сердце, которое замерло,
- забыло кого-то семь раз, чтобы вспомнить – единожды.
Война объявлена
- Вы не рады мне.
- Будто я – террористка с бомбой
- и подброшу ее Вам в сумку, что на плече.
- Или с ног собью
- хитромудрым японским комбо.
- Потому что я в шапке,
- как у Команданте Че.
- Я гораздо хуже
- всяких там террористок.
- Я готовлю Вам лично атомную войну.
- Мои люди
- под видом скромненьких интуристок
- пробираются в Вами созданную страну.
- Вот сидите Вы, милый,
- в какой-то из Чайных Ложек,
- Идеальной Чашке ли, Кофешопе, – в кафе, короче.
- Мои люди отрапортуют мне и доложат,
- с кем Вы ели,
- о чем беседовали
- и прочем.
- Вот Вы курите у окна,
- а на Вас направлены
- пара точных прицелов видеофоторужей.
- А могло быть иначе.
- Я знаю, что так неправильно.
- Я котом Леопольдом Вам предложу жить дружно,
- наши руки – для наших рук, а не взвода кольта.
- И борщи я готовлю вкусно. И суп с грибами.
- Вы же сами на рее вздернули Леопольда,
- натянув его шкуру
- на японские барабаны.
- Оттого я ношу в кармане стихов гранаты
- и на воздух весь мир заставить взлететь готова —
- так, что нервно закурит крепкую даже НАТО.
- Я Вам честь отдаю,
- как корабль отдает швартовы.
- Дорогой, у меня есть связи в любом отделе
- и подкуплены крепко
- все городские копы.
- Все равно я молчу
- и рою свои туннели,
- и взрывчаткой любви закладываю подкопы.
- Я готовлюсь к войне. И кровью пишу на белом
- полотне со старославянским ятем:
- «Господинъ, объявленный парабеллумъ
- призывает Вас сдаться
- на милость моих объятий».
- Я могла бы накрыть Вас пледом, но раз Вы против,
- я накрою Вас зарифмованным мной цунами.
- Я устала от этих черте каких пародий.
- Мы могли бы уже раз тысячу
- зваться
- Нами.
- Вы не рады мне,
- мой любимый. Да и с чего бы?
- Я сегодня стреляла в стены напропалую.
- Раз выходите в одиночку – глядите в оба.
- У меня слишком взрывоопасные
- поцелуи.
- Вот Вы спите, и тьма густая, пододеяльная
- жаждет новых
- инициированных сближений.
- Моя война за взаимность Вашу уже объявлена.
- Ни один из Львов
- не создан
- для поражений.
Не твоя тишина
- Я несколько слов для тебя написала,
- где каждая строчка – смешна и страшна.
- За аплодисментами полного зала
- всех громче дышала твоя тишина!
- Она обволакивала помещенье;
- устраивалась на свободных местах.
- Ты каждое слышал мое посвященье
- тебе и тому, кто тобою не стал.
- Я бросила исповедь в бледные лица,
- и та разменялась на слезы и смех;
- Как верно ты сделал, решив отдалиться,
- тем самым ко мне приближая успех!
- Пусть не был ни разуты мной поцелован.
- Я к вере склоняюсь, как осень к зиме,
- что стоило, всё это стоило Слова,
- чей блеск нестерпимый сияет во тьме.
- И каждый, кто слушал, а главное – слышал,
- меня и дыханье твоей тишины,
- поймет, что оно с каждым разом все тише,
- а строки мои почему-то слышны.
- И люди, свои забывая заботы,
- полюбят меня – так, как ты не сумел.
- Так радуйся, как же я стану свободна,
- сиянье их глаз получая взамен!
- Я смело скажу, что я всё доказала,
- когда, приютившись в углу у окна,
- за аплодисментами полного зала
- задышит уже не твоя тишина.
Nimeni nu nevadesparti[1]
- Таким, как мы, полезны время и расстояние.
- Они обтёсывают все камни и поят хмелем
- так, что проснувшись рядом с тобою, я не
- боюсь, что мы чего-нибудь не сумели.
- В шесть я играла на укулеле и на баяне.
- Но вот мне двадцать: нет ни баяна, ни укулеле.
- Мы не сумели сказать друг другу два наших имени
- в той красоте, синеве и золоте прошлогоднем.
- Я не посмею сказать «останься со мной», «люби меня»
- быть может статься, ты чудотворец. Но не угодник.
- Но я посмею сказать другие слова, и nimeni
- nu ne va despartf, поверивших в день субботний.
- Таким, как мы, из воздуха ставят памятник
- и дышат им. Он свеж и неиссякаем.
- Пока мы бьёмся за каждый вдох тяжело и маетно.
- За каждый выдох в огне безумствуем и сверкаем.
- Горит свеча. Покачивается маятник
- в такт музыке, не старящейся с веками.
- Так заживо умерев, оживают намертво
- два человека между черновиками.
Девятнадцать и четверть века
- На часах было девятнадцать и четверть века.
- Мир был зелен и прост, как яблоко дяди Стива.
- Человек влюблён в человека, влюблённого в человека.
- Неплохой пример для ретроспективы,
- для бульварного чтива и золотых изданий,
- для того, кто никем никому никогда не станет,
- для студентки, опаздывающей на поезд,
- что увёз бы её в самый белый часовой пояс.
- Это было вчера. Прошедшее время – это
- всё, что набело в силах переписать поэты,
- вот и я – переписываю проваленный госэкзамен
- год спустя, про всегда together, всегда zusammen.
- Жить от любви, не умерев, как в прошлый
- раз, казалось решительно невозможным.
- И смотрите, живу, живу, а не в жизнь играю,
- этой жизни, как Богу, нет ни конца, ни края.
- Марш – пока что не Мендельсон, но уже торжествен.
- А сегодня нам двадцать и двадцать шесть, мы
- продолжаемся там, где дым, разговор и песня,
- все становится интересней и интересней,
- мы носим груз 200 так же легко и просто,
- как добрейшие в мире вести. Преград для роста
- не существует. Есть потолок, в котором
- трещина, откуда звучит повтором
- вызвавшее слёзы диминуэндо
- от прорвавшего счастья.
- Счастья того момента.
- Not when I've got acquainted but when I've really met You.
- От часов, на которых девятнадцать и четверть века,
- я бегу, и впервые не задохнусь от бега.
- Круг замкнулся. Альфа схватила за хвост омегу:
- Человек
- находит
- искомого
- Человека.
«Вы сказали мне «нет» в переполненном зале…»
- Вы сказали мне «нет» в переполненном зале.
- Этот вечер никак не стремился к концу!
- Вы молчали. Но Ваши глаза мне сказали,
- что я Вам не по сердцу
- и Вам не к лицу.
- Я уехал, поймав побыстрее маршрутку,
- недоеденный ужин оставив врагу.
- Вы, мои чувства к Вам обратившая в шутку,
- танцевать оставались на том берегу.
- Я не видел Вас жизнь.
- Я терялся в случайных
- манекенах, одетых в шелка и меха,
- в дорогих – но не сердцу! —
- кофейнях и чайных,
- я названье искал для восьмого греха.
- …
- Ты сказала мне «да»,
- в зале осиротевшем.
- Ты сказала мне молча, кивнув головой.
- (если б только ты это промолвила прежде!
- до момента, как Вы обратились Тобой!)
- И мне нравился я,
- ни в кого не влюбленный,
- кроме улиц и набережных по ночам.
- Ты сидишь в тишине,
- запивая креплёным
- грусть, бегущую темной волной по плечам.
- Наши чувства, решив поменяться местами,
- не учли нас самих
- в этой страшной игре,
- разведя нас большими ночными мостами.
- Я – на том берегу.
- Это – мой восьмой грех.
«я видел мир, и мириады лиц…»
- я видел мир, и мириады лиц,
- счастливых, грустных, мертвых и живых,
- я поднимался вверх и падал ниц,
- и шел вперед, навстречу мне шли Вы.
- Вы без зонта под проливным дождем
- спешили прочь иных касаться губ!
- Вас постоянно кто-то где-то ждет;
- зал ожиданья мне, увы, не люб!
- я выбрал залу, где играет вальс,
- и закружился с женщиною в нем.
- шло время, я не вспоминал о Вас,
- а Вы горели без меня огнем!
- прошли года, хотя – всего лишь год,
- день как три осени тянулся в городах!
- Вы наконец уйти решили от
- своей тоски и вновь прийти сюда!
- я был не связан более кольцом,
- я выпущен был птицею из рук,
- и Ваше позабытое лицо
- родней всего мне показалось вдруг!
- …
- теперь, когда Вы были так близки,
- как блеск ножа смертельного во тьме,
- страницей загибаюсь от тоски
- и остаюсь один в своей тюрьме,
- здесь нам обоим не о чем жалеть!
- здесь на обоях тень влюбилась в тень,
- как так могла душа отяжелеть
- и не взлететь в один прекрасный день!
- как так могло случиться, что огонь
- переметнулся вдруг с меня на Вас?
- когда ладонь, накрывшая ладонь,
- «потом» переиначила в «сейчас»!
- вот так растут в плену чужих теплиц
- желанные ненужные цветы.
- я видел мир,
- и мириады лиц
- соединяли в нас
- свои
- черты.
«Во мне сейчас говорит усталость, мне не под силу…»
- Во мне сейчас говорит усталость, мне не под силу перевести всю речь, что после нее осталась засохшей глиной в моей горсти. Я из нее бы слепила Будду, каким он видится мне во сне, но получается кукла вуду и я не знаю, что делать с ней.
- Во мне вчера говорили вирши, но замолчали наперебой, и небеса несомненно выше, чем прибережный морской прибой. Была б я этими небесами, была бы каждой из чаек в нем, когда бы мне не понаписали про то, что надобно быть огнём, ты что, ведь это кому-то нужно, ведь есть и путники, и дожди. Я незамужня, я бесподружна, мной ненавидимо слово «жди».
- И я б грешила напропалую, и отдавала бы за гроши себя, истасканную и злую, зачем вам я как ловец во ржи? Все только падают в эту бездну, предупреждениям вопреки, и нет, наверное, бесполезней моей протянутой к ним руки. Вот потому ни руки, ни сердца, раз ни кола, ни двора нема, отец нахмурен и мама сердится, что дочка горькая от ума, а быть бы сладкой, а быть бы слабой и не разыскивать по уму, но нет со мной никакого сладу уже, наверное, никому.
- Во мне сейчас говорит усталость, но ей недолго еще толкать дурные речи свои осталось с пятиметрового потолка. Во мне, сама того не желая, спит сердоликовая сова, но между делом, она живая. Она готовит свои слова. Я приготовила летом сани и для зимы запаслась огнём.
- Я буду этими небесами.
- Я буду каждой из чаек в нем.
Сентябрьское письмо тебе
- Твой дневник мёртв с четвертого марта,
- как и дом, в чьих окошках ни зги.
- Как прокуренный тамбур плацкарта,
- где, себя не найдя от тоски,
- я звонила тебе, проезжая
- петербургских окраин леса,
- и большая была пребольшая
- наша ночь, что длиной в полчаса.
- У тебя есть веселые детки.
- Ты их учишь ча-ща и жи-ши.
- Понарошечку, исподволь, редко,
- ненадолго, чуть-чуть, но пиши
- мне о том, кто пятерку получит,
- кто четверку, а кто и трояк,
- расскажи, чем они меня лучше,
- почему я совсем не твоя.
- Отчего мне тебя, как коросту,
- ноготочком с души не содрать?
- Не придуман такой патерностер,
- чтоб тебе предо мной замирать.
- И всесильный Васильевский остров
- супротив меня выставил рать
- тех, кому так легко и так просто
- приходить на него умирать.
- Ты живешь на какой-то из линий
- то ли острова, то ли руки,
- хироманта они разозлили, —
- я и жизни живу вопреки!
- Мне не стыдно уже больше года
- гнать, вертеть, ненавидеть, терпеть,
- и с какого такого глагола
- я пишу и живу – о тебе?
- Я – плохая любовница, милый.
- Оттого, что в ночи я стою
- под окном, и глаза устремила
- в непроглядную темень твою!
- Я – хорошая смерть, мой хороший.
- Домотканой, посконной, босой
- я по каждой брожу из дорожек
- с перерезанной рыжей косой.
- По тебе я обрезала косы,
- нить с тобою обрезать забыв.
- Тоскоглазый, печальноволосый!
- Мне ль свое деревцо – на гробы,
- на лохань, на последнюю парту?
- Исковеркай меня! Искорёжь!
- Твой дневник мёртв с четвертого марта,
- ты во мне – никогда не умрешь.
Миллениум
- Удержаться не раз, не два, и не три с другими, но
- предпоследнее им отдавая без сожаления —
- чтобы это последнее было твоим, а именно —
- миг, когда «милый мой» перерастет в Миллениум,
- пробуждающийся между нами двоими на
- одноместной планете без отопления.
- Поздравляйте меня без доли предубеждения
- в переполненном зале вечного ожидания
- одновременно с Новым Годом и с Днем Рождения.
- Собиранья башкой углов, по углам шатания
- больше нет, смастерили крепко развал-схождение.
- Я теперь не растение. Я теперь – нарастание.
- Нам завещан был нрав крутой и немного времени
- чтобы, как в старом добром, сыграть в антонимы.
- Сила лёгкости, а не тяжести. Сила трения
- не влияет на свет, рождаемый меж ладонями.
- Свет прольется на лист, утвердив договор дарения
- сердца размером с Новую Каледонию.
- Красотой с неё. Синевой. И другими данными.
- Глина на голубой крови не боится обжига.
- Чтобы мы становились легендой, а не преданием
- нас огню, медным трубам, воде и всему хорошему —
- не найдется мне ни оправы, ни оправдания.
- Но найдется в руке рука и карманный Боже мой,
- и простые слова.
- И вера моя, покрывшая
- первым снегом пути железнодорожные.
- И – поверишь ли? – мы,
- летающие
- над крышами.
- Мы, казавшиеся практически невозможными.
«Раскололся твой хрустальный шар…»
- Раскололся твой хрустальный шар,
- больше ничего не видно в нём.
- И двумя пощёчинами – жар.
- Это – испытание огнём.
- Дождь вокруг без края и конца
- цокает монгольскою ордой.
- Две реки в пустынности лица.
- Это – испытание водой.
- Промолчи, когда заговорят
- про тебя, словами на убой
- вскармливая, как грудных зверят.
- Это – испытание трубой.
- Неовенерический больной —
- рук лишён, но как-нибудь лови
- медный грош под медленной луной.
- Это – испытание любви.
- Джек построил дом, и ты построй,
- гости – через сени,
- ты – торцом,
- всех считая братом и сестрой.
- Это – испытание Творцом.
- В зеркала смотрись и молотком
- бей тобой увиденное.
- Пой.
- Это – ни о чём и ни о ком.
- Это – испытание собой.
«Как год за годом, как за другом друг…»
- Как год за годом, как за другом друг,
- как пьяница за белкой с перепою,
- терять из виду, выпустить из рук
- боясь,
- бездумно шла я за тобою.
- Ты шел вперед, и от тебя гурьбой
- бежали прочь животные и дети…
- О, ты бы не позвал меня с собой
- когда бы мы остались на планете
- совсем одни,
- представь и ужаснись —
- отравленно-кофейную кантату.
- Сейчас – попробуй, встреться мне, приснись,
- и будешь очарован результатом.
- Я даже не прошу остановить
- маршрутку, проезжая возле дома,
- где ты живёшь, негодный для любви,
- пылящийся в музейной скорби комнат.
- Я даже не ищу твои черты
- в других, как ранее всегда искала;
- Увы и ах, не сможешь больше ты
- сыграть со мной в немого зубоскала.
- И, выглянув в треклятое окно,
- ты не увидишь глушащую вина
- меня,
- в другом нашедшую давно
- разбитой статуэтки половину.
- Мой злой, чужой, картавый человек!
- Закончились чернила на «С любовью»…
- Мои глаза не изменили цвет;
- ты просто к ним попал в пятно слепое.
- И дело не в избытке красоты,
- не в чересчур избитых пантомимах.
- Я стала женщиной твоей мечты,
- которая всегда проходит мимо.
«Я – книжный червь, ты от меня совсем неотличим…»
- Я – книжный червь, ты от меня совсем неотличим.
- Мы лабиринт прогрызли в книге бытия
- и сквозь дыру в обложке увидели лучи,
- дотронуться до них не смог ни ты, ни я.
- Когда воспринимаешь текст как мир и мир как текст,
- любой предмет и человек – все тот же брайлев шрифт.
- И книга продолжается на сотни верст окрест,
- давай найдемся вновь на перекрёстке правд и кривд.
- Лучи выглядывают из прогрызенной дыры
- в обложке странной книги, что мы с тобой едим.
- Она свое название хранила до поры,
- теперь смысл равен пустоте и тем непобедим.
- Давай отсюда выходить курить на пять минут
- под капельницы крыш и солнца электрофорез,
- и превратимся в маленьких бездействующих будд,
- и замолчим, как будто это нужно позарез.
- За синей занавеской спрятан смысл моих речей,
- отдёрни – там окно, прорубленное мной
- туда, где так легко дотронуться лучей.
- Оно когда-то тоже было каменной стеной!
- Так пусть падёт стена из книжных стеллажей!
- И книжный червь – любой из нас – пусть станет дождевым!
- Мне кажется, что я ждала тебя сто книг уже,
- сто первая, с тобой – в огне.
- Я жду тебя.
- Живым.
«Я смотрю в окно. Там лето всех стран на свете…»
- Я смотрю в окно. Там лето всех стран на свете.
- Я ношу печаль. Такое уже не носят.
- Я стою снаружи. Очень холодный ветер.
- Говорю себе: ничего, никого не бойся.
- За окном квартира, в квартире так много счастья.
- Там танцуют, а я в старушечьей мерзну шали.
- Там поют. Голоса разбирают меня на части.
- А ведь когда-то меня туда приглашали.
- В этом светлом окне мелькают такие лица!
- Я кленовые листья и я опадаю в лужи.
- Я могла бы там поселиться и веселиться,
- но тогда мне был нужен холод. Теперь не нужен.
- Значит, стоит, наверно, заново попытаться
- постучать и войти. Сил нет, как здесь промозгло.
- Я подхожу к окну и зеркально, пальцем
- вывожу: «Привет. Впусти меня, я замерзла».
- Мне добраться бы до сердца, не до кровати.
- Стать спокойнее растамана, монаха, Будды.
- Рядом – дверь.
- И мне ее открывают.
- Я вам буду писать оттуда.
- Или не буду.
- Буду счастлива вечно и не одна отныне.
- В личное небо пара подъездных лестниц.
- Белый снег заметет окно изнутри.
- И вы не угадаете ни слова из нашей песни.
«Жизнь хороша, и жить так хорошо…»
- Жизнь хороша, и жить так хорошо.
- Справлять очередные юбилеи,
- горбатиться над текстами, болея,
- как водится, и телом и душой.
- Смотреть, как ночь, от холода белея,
- за окнами становится большой.
- За пазухой не паспорт – паспарту
- держать со всем словесным чёрным налом.
- Созваниваться, зная, что по ту
- окраину столицы ждут сигнала;
- и голос от Обводного канала
- берёт очередную высоту
- второго этажа студгородка,
- чтобы достигнуть слуха адресата.
- И полуфабрикат считать прасадом,
- вином – бутылку из-под молока,
- а тошнота – от Бога и от Сартра —
- не лечится, не лечится никак.
- Но что нам Сартр, но Сартру мы на что?
- Родившиеся в двадцать первом веке,
- до университетской белой Мекки
- маршрутки непокладистые ждем,
- умея потеряться в человеке
- хэмингуэйской кошкой под дождем.
- Из города в другой придумать дверь
- никто еще, увы, не догадался.
- Кто приготовит чай, повяжет галстук,
- причешет мысли в светлой голове?
- Зачем Господь так сладко надругался,
- запараллелив наши жизни две?
- Я скатываюсь в подростковый слог,
- как в снег лицом с американской горки.
- Соседи снизу разорались: «Горько!»
- а я им заливаю потолок
- речами для тебя, и мне нисколько
- не жаль закончить этот монолог.
- Постскриптум должен выйти из себя
- и, проскрипев зубами, удалиться.
- Так хочется сесть в поезд на столицу,
- хотя бы на сидячий наскребя.
- И думать, не найдя цветка в петлице,
- достойны ли
- стихи мои
- тебя.
«Мой дом и тыл…»
- Мой дом и тыл.
- Hie tuta perennat[2], —
- гласит латынь недремлющим у входа.
- Придя сюда, я поднимаюсь над
- собой самой
- на этажи,
- на годы,
- на кипы книг, трудов, трактатов, хрий,
- ночей без сна в исписанных тетрадях —
- весь шар земной колеблется внутри
- заместо сердца в крошечной шараде.
- Из класса в класс,
- с экзамена на тест…
- пять лет как эти пройдены основы.
- Но antiquus amor cancer est[3]
- поэтому я возвращаюсь снова
- к родным стенам. Касаюсь кирпичей
- и на ладонь открытую садятся
- воспоминания.
- Как я была ничьей,
- как было одиноко
- и тринадцать,
- как двойку заменили на трояк,
- я поступила; мне казалось – снится
- мне это всё.
- А выпустилась я
- с пятеркой и с хрустальной единицей.
- Что ты застыл у входа,
- новичок?
- Обеспокоен и слегка набычен.
- Когда грызёшь у ручки колпачок,
- тогда гранит наук зубам привычней.
- Беги скорей,
- в разноголосый хор
- сородичей по разуму и стати!
- Найди своих Эвтерп и Терпсихор,
- забыв о цифрах в старом аттестате.
- Смотри,
- как побежит из-под пера
- за буквой буква;
- и за цифрой цифра,
- так быстро и легко, как детвора
- бежит в тепло от улицы, где сыро.
- Не бойся ничего и никого.
- Здесь разные – и – равные по сути,
- здесь не находится ни одного,
- кто сам себя час от часу не судит.
- Здесь магия. Здесь пре-вра-ща-ют-ся
- Утята – в лебедей,
- ростки —
- в деревья!
- Гимназия – за мать и за отца,
- за всех, за всё…
- Запомни
- это время.
- По выпуску идут года как день.
- А каждый день в гимназии был годом.
- Счастливым.
- И отброшенная тень
- моя
- как часовой, стоит у входа.
- Мой дом. Мой тыл. Hie tuta perennat.
- Моя АГ. Твоя АГ. И наша.
- Птенец покинет сень родных пенат,
- вернувшись в них
- душою
- не однажды.
- Здесь учат
- никогда не падать ниц,
- не прогибаться под походкой века.
- Я – та скала,
- что вытесала из
- себя самой
- живого человека.
- Так вытешешь и ты.
- Так выйдешь ты
- из этих стен живым и непредвзятым.
- Какой ни разменял бы ты десяток,
- ты пронесёшь в душе своей цветы,
- посаженные всеми, кто здесь был,
- вещая и рассказывая, ибо —
- Hie tuta perennat. Наш дом и тыл.
- И скажешь ты.
- И я скажу:
- Спасибо.
«Моей девочке лет семнадцать, во лбу семь пядей…»
- Моей девочке лет семнадцать, во лбу семь пядей
- и ползвезды.
- Мне нравится с ней смеяться над анекдотами,
- не отрастившими бороды,
- видеть в ней подрастающего повстанца. Ничего не пить,
- кроме сока, чая или воды.
- Нет, не она захотела со мной остаться: это во мне
- решили остаться её следы.
- Моя девочка любит котов и единорогов (согласитесь,
- куда без них).
- От нее пока совсем никакого прока, кроме скетчей,
- черновиков и другой мазни.
- Между нами все очень интимно: лежит дорога, по бокам
- которой огни, огни.
- И впереди огни.
- Если на то пошло, мы еще стоим у порога, но дорога
- манит нас, как магнит.
- Я говорю ей о том, что знать не бывает рано:
- про отличие сальных от сильных рук,
- как про вход в самую истинную нирвану всё время
- умалчивают и врут,
- обучаю искусству быть первыми среди равных —
- ей придётся впрок, пригодится вдруг,
- быть самой себе подорожником при послелюбовных
- ранах, не брать антилюбина из рук подруг.
- Я не умею быть любовницей и подружкой, я – садовница
- с острым ножом в руках.
- Впрочем, рядом с ней мне ножа нужно. Я смотрю
- на рост этой девочки, как ростка.
- Мы бессмертим себя в петербургских лужах и еще
- одного случайного чудака,
- и она говорит то, от чего мне лучше. Вижу в ней
- очертания будущего цветка.
- Моя девочка седлает мне и себе коня, протягивает
- мне плащ, ибо слышит дождь.
- Неповинную голову мне на плечо склоня, называет меня
- «мой дож».
- Мне известен путь до ближайшего видимого огня,
- как мои пять пальцев, сжавшие острый нож.
- Если ты, девочка, станешь сильней меня, ты мне в грудь
- этот нож вернёшь.
HELLoween
- ни кишок бутафорских, ни крови со скотобоен
- рож, измазанных сажей, линз, где глаза-колодцы
- они являются тридцать первого приколоться
- исключительно над тобою
- эти парни прекрасно обходятся без косплея
- им хватает вот этих лиц, что у них с рожденья
- твои волосы и лицо станут чуть-чуть белее
- ты не можешь стряхнуть и пепел, не говоря уж о наважденьи
- ты ощущаешь себя как после самой дурацкой пьянки
- посвященной твоей же тризне
- в их руках – не тыквенные горлянки
- а твои же лица в разный период жизни
- и глаза так нестерпимо горят у каждой
- у тебя давно не бывает такого взгляда
- ты идешь вслед за ними в черную реку дважды
- но не получается ни утопиться, ни выпить яда
- протагонисты фото в старых твоих альбомах
- но просить их уйти – как просить у дождя и снега
- ты их знаешь всех
- поименно и полюбовно
- лиахим, римидалв, мискам, йалокин, йинегве
- утром первого тебя нет ни в комнате, ни в столице
- ты пропала, как выдранный лист из книги
- говорят, на снегу у дома виднелись лица
- навсегда застывшие в крике
Всеми сразу
- И живут. Создают семьи.
- И работают. Ярко светят.
- Я настолько хочу быть всеми.
- Всеми сразу. Знать всё на свете.
- От IT до кулинарии.
- От гипотез до самых фактов.
- Почему маляр с малярией
- так похожи – узнать бы
- как-то.
- Я же знаю лишь
- своё
- имя.
- И с десяток друзей-знакомых.
- Расскажи, как мне быть
- сними,
- если вдруг
- разбужу звонком их.
- Я о них ничего не знаю.
- Как живут.
- Чем они
- дышат.
- Я хочу быть им, как родная.
- На ладони
- листком
- ближе.
- Диссертации пишут. Сказки.
- Строят планы. Дома. Усадьбы.
- Я поверхностней водной ряски.
- Глубиной океанской стать бы.
- Знать, как строятся теплотрассы.
- Отчего зерновые спеют.
- Мне так хочется– всеми
- сразу.
- А собой– я еще успею?
«На чужой стороне…»
- На чужой стороне
- переписанный будучи набело,
- вспомнишь ли обо мне
- словно об исключеньи из правила?
- Лучше помни мороз
- и ладонь, что в карман твой я кутала
- пару метаморфоз
- превращающих Южное Бутово
- в сине-бежевый юг
- ну и толку, что в инее градусник
- как играли в шесть рук
- Богородицу Дево не радуйся
- как был дым без огня
- и без слов начиналась Поэзия
- как любила меня
- ночь, что нас в той квартире повесила
- фо-то-гра-фи-я-ми
- на олдскульном осеннем балкончике
- Там мы были людьми
- До конца, до волос самых кончиков
- Вспомню ли о тебе
- Как ты вправду держал меня за руку
- Не пойду на обед
- Со своим недоеденным завтраком.
- На родной стороне
- переписанный будучи начерно
- Каждый текст о весне
- для тебя, что бы это ни значило
Сверхновый год
- Смотри, как местные бродят парами, бредят барами,
- как в пьяных танцах их все присутствует, кроме танца.
- Они, рождённые суперменами, суперстарами —
- не отличают салон такси от реанимации.
- Они не знают, как было бы круто старыми
- в совместно нажитой четырёхкомнатной обниматься.
- Они до старости не дотянут в амфетаминовом
- и алкогольном своем пожарище без огня.
- А мы идем с тобой через поле в цветах карминовых,
- печали прежние в них роняя и хороня.
- А ты все думаешь почему-то, что поле – минное.
- А ты все смотришь куда угодно, чтоб не в меня.
- Не надо строить мне зиккуратов, дарить каратов,
- мне хватит текста, что между нами произойдёт.
- Предсмертным боем живого сердца под бой курантов
- я так мечтаю с тобою встретить Сверхновый год.
«Где ты была, когда я тебя нашёл?..»
- Где ты была, когда я тебя нашёл?
- Где был твой свет, неистовый и живой,
- синь твоих глаз, волос золотистый шёлк?
- Когда я тебе говорил – «Вот он, я, я – твой»
- каждый листок на дереве, что был жёлт,
- смущённо краснел, желая побыть тобой.
- Ты была камнем. И камень тот был тяжёл.
- А я смотрел, смотрел на тебя, как слепой —
- ни в чем тебя не винительным падежом.
- И вот, ты появляешься жизнь спустя,
- tabula rasa, умоляя – «пиши во мне»,
- а мне интересно, что в западных новостях
- брешут о девальвации и войне,
- табачных акцизах, космических скоростях,
- и в сердце моем, как у мертвеца в гостях,
- очень давно уже никого и нет.
- Есть бесперебойный офисный Интернет,
- глаза болят от экрана. Но не грустят.
- Ты стала девочкой-золото, девочкой-синь.
- Мне полюбился каменный мой мешок.
- Он держит удары, он придает мне сил.
- Не пропускает взглядов электрошок.
- Не обезобразил, только преобразил.
- Мне в нем тепло, комфортно и хорошо.
- Удобно тебе в мягкой шкуре, что я носил?
- Где ты была, когда я к тебе пришел?
«На то, чтобы увидеться со всеми…»
- На то, чтобы увидеться со всеми,
- нам не хватает времени и сил.
- У каждого из нас работы, семьи,
- как раньше, мы уже не затусим.
- Страшимся смерти меньше, чем дедлайна,
- и входим с ритмом века в резонанс!
- Ах, где же многорукий богдалайна[4],
- когда бы он все выполнил за нас?
- Ночь впереди воистину большая:
- перевести, отправить, сдать, добить!
- Я занята, но это не мешает
- мне каждого и помнить, и любить.
- И думать где-нибудь на перекуре
- о вас, раскиданных по городам;
- о истинно большой литературе,
- что я из вас когда-нибудь создам,
- о каждом, сохранившемся в контактах,
- о каждом, близком сердцу и душе,
- кому ответить на простое «как ты»
- не успеваю столько лет уже.
- На то, чтобы увидеться со всеми,
- в каком-то замечательном году
- я разменяю будни на веселье
- и время обязательно найду!
- – А помнишь, да? – Конечно же, я помню!
- – А помнишь те веселые года?
- И каждый будет каждым сова понят
- быть может, даже лучше, чем тогда.
Машина времени
- Я шла и голосовала машинам времени,
- вдруг какая-то возьмет да и подберёт?
- Одна остановилась, и вот уже все быстрей меня
- несло в мое же прошлое,
- но вперёд.
- Приехала к старому дому, летом, полет нормальный.
- Только сначала перед глазами все кренилось курсивом —
- прохожие, окна домов, в своем я увидела маму,
- она была как-то по-особенному
- красива.
- Я вернулась во время, когда еще в школу и не ходила,
- а толк из меня не вышел на затяжной,
- в несколько лет, перекур.
- Тогда я любила, кажется, мультики про лопоухого
- и крокодила,
- а не словесный паркур.
- Какая удача, мой возлюбленный шел навстречу.
- С магаза, типа.
- Да, мы жили в одном доме, девятый этаж,
- девятый дантовский круг.
- Я стрельнула у него сигарету и, пока он вытаскивал
- Zippo,
- сказала ему, что хочу сыграть с ним
- в одну игру.
- Что через пятнадцать лет я за ним приду, мол,
- и буду метить на безымянный – так, чтоб сразу.
- Он сказал, что он сам бы лучше и не придумал,
- как в новом рассказе закончить
- фразу.
- Мы разговорились; скурили на пару полпачки кряду,
- он уже намекал, что на чай пригласить был бы рад, но
- хоть мое сердце драли на флаги котята,
- была пора возвращаться
- обратно.
- Уже в своем времени я обратилась к нему
- по имени-отчеству:
- «Извините, пятнадцать лет назад похожая на меня
- не бросила Вам в лицо несмешным пророчеством?»
- Он нахмурился, видимо, подумал,
- «что за фигня»,
- И рассмеялся: «с первым апреля, таких вот шуток
- мне еще не рассказывали;
- откуда такие мысли, скажите на милость?»
- Я не хочу верить, что этот временной промежуток
- преодолела в кровати;
- мне всё приснилось.
«Не давай мне, Господи, рыбу…»
- Не давай мне, Господи, рыбу.
- И удочку не давай.
- Дай поворочать глыбы,
- Даже если дышу едва.
- Дай мне собственный выбор,
- а лучше два.
- Дай по пути мне всяких.
- По сердцу и по уму.
- Где-нибудь на десятом
- одиннадцатого пойму.
- Дай мне быть непредвзятой
- и предвзятой кому.
- Дай мне бессмертья в близких
- и смертности мне самой.
- Дай мне быть одалиской
- И в третьем ряду седьмой.
- Дай мне идти на выстрел
- от тех, кто с тюрьмы – с сумой.
- Дай мне набрать силу,
- лёгкость и красоту.
- Чтобы я казалась красивой,
- даже если я упаду.
- Дай всех, кого я любила,
- встретить в Твоем саду.
- Дай мне верить, как раньше,
- без разницы, сколько лет.
- Чтобы было смешно и страшно,
- когда Ты откроешь клеть.
- Чтобы, падая даже,
- Ни о чем
- не жалеть.
Девочке пять
- Девочке пять, на горках американских даже привычней, нежели на земле, девочке десять, она еще видит сказкой жизнь, где добро – и то говорит о зле, девочке будет пятнадцать или шестнадцать, можно любые выделывать антраша, можно в любого сладко, светло влюбляться, и целовать, последствия не страшась.
- Девочке двадцать. В луна– и солнце-парки – к счастью ли, к сожалению – не ходок, есть тезисы, утренняя заварка и где-то в сердце оборванный проводок. Девочка, научившаяся бояться, дует на воду, обжегшись на молоке. Выглядит это смешнее ноги паяца, запутавшейся в змеином своем шнурке. Все, на что ей хватает ума и силы – это писать записки, как в детсаду, а он не заметит, как же она красива. И встретится с ней не ранее, чем в аду.
- А я от страха девочку отучаю, я – её внутренний голос, живая стать, долька заморского фрукта в дешевом чае, я покажу ей, кем она сможет стать, стоит ей только вспомнить, что там, в начале.
- Девочке пять.
Любить никого
- Грустно смотреть даже на алфавит.
- Каждый из нас состоит из воды и букв.
- И если речь заходит вдруг о любви —
- с именем заносится сор в избу,
- так что не вымести. Вынести все сложней,
- как буква N будет напоминать
- все, абсолютно все – о нём, или ней.
- Так что пока не сказаны имена,
- смелей обнимай, отнимай у всего и всех.
- Целуй, обретая целостность или цель.
- Имя звучит не так хорошо, как смех,
- даже если он становится злым в конце.
- Я влюблена в твой запах. Картинку. Звук.
- Копейка к копейке, складывается рубль.
- А если тебя, как кого-то из них, зовут?
- Я не люблю ни рефрен, ни повтор, ни дубль.
- Ни отголосок, ни даже подобье их.
- А если ты – А, а я бы хотела – Б?
- От имен слишком больно – после.
- Давай без них.
- Я безымянно все расскажу тебе.
- И если мы вдруг расстанемся (несмотря
- на то, что еще и нету понятья «мы»)
- мне не придется врать потом, говоря
- имя твое как имя тюрьмы, чумы
- и прочих ассоциаций не про добро.
- Любить Никого – никого не любить совсем.
- Я назначу тебе свидание у метро
- несуществующей станции. Завтра, в семь.
Бродская и Басманов
- Вакансия Музы, в принципе, хороша: живи в центре
- сердца, плюй в форточку для души, волосы старой
- памяти вороша, на шею садись и приказывай:
- «нннуу, пиши!». Автор не платит ни ломаного гроша;
- её гонорар – ни больше, ни меньше – Жизнь.
- Муза имеет право, мозги и вид на жительство между
- самых красивых строк. Правда, она бесправна в своей
- любви к Автору. Автор должен быть одинок, капельку
- инвалид и тем – индивид. Как балерина, что не имеет ног.
- Муза должна собой воплощать огонь, вечно цитируя
- «Не для тебя зажглась». Если она и хочет подать ладонь,
- надобно сжать в кулак и ударить в глаз, пока
- придуманный Автором белый конь в голос ржёт за воротами
- битый час.
- Муза – равновелико добро и зло, прижатый к виску
- заряженный пистолет. Сотрудничество плодотворно,
- когда залог – это оставленный лёгким дыханьем след.
- Бродскому в этом с Басмановой повезло.
- Тысячи строк, мучительных надцать лет…
- Даже не знаю, чего я больше хочу.
- Муз или Муж?
- Звёзды или цветы?
- Гамма, палитра, спектр сумасшедших чувств —
- это свеча в краю любой темноты.
- Если я стану Бродской – хотя б чуть-чуть,
- я обещаю, Басмановым будешь ты.
That's all
- Было столько лиц. Не помню ни одного.
- Было столько света, что, кажется, я ослеп.
- Было столько всего. Столько было всего:
- зрелища были яркими, свежим – хлеб.
- Было столько звука, что, кажется, я оглох.
- Было столько бумаг, что хватит ли мест в печах?
- Было столько звонков, и я отвечал:
- «Алло», а иногда, быть может, не отвечал.
- Было столько слёз, как только не стёр щёк.
- Было столько зла, забыть всё – уже добро.
- Было столько женщин, что я потерял счёт.
- Ни одна из них не являлась моим ребром.
- Надвое сломан меч и расколот щит.
- Доспех стал платьем, забрало стало чадрой.
- Было столько всего, что память по швам трещит.
- Всё, что было, мы сотворили из ничего.
- Было столько у нас ничего, и ещё есть.
- Если хочешь, отдам. Вечером приходи.
- Это самая что ни на есть никакая весть.
- Всё еще будет.
- Всё еще впереди.
- Всё ищет путь во тьме к одному из нас,
- и, как правило, этот кто-то стоит спиной.
- Всё, я устал.
- Скажи мне, который час.
- И не спрашивай, что со мной. Ничего со мной.
- «Всё или ничего» – ультиматум прост.
- Я выбираю «или» из двух зол.
- Как связующее звено или свайный мост.
- Было столько, что самое время сказать «That's all».
Те, кто лучше
- Так случается – те, кто лучше, обойдены!
- Их как будто специально не замечают,
- и не делят с ними трофеи своей войны,
- подавляя желанье спросить у них:
- «Может, чаю?
- Может быть, расскажешь за чашкой мне,
- как только удается тебе все это:
- побеждать на войне, не будучи на войне?
- Посреди поголовной тьмы не нуждаться в свете?»
- Этим людям дают раз в тысячу меньше, чем
- каждый из них заслуживает. Но разве
- это важнее им, чем на одном плече
- чувствовать снег, холодный, как чистый разум,
- а на другом – чей-то влюбленный лоб
- спящего усталого человека?
- Лучших всегда задвигают подальше, чтоб
- после представить их как синоним века,
- честности
- и невиданной теплоты,
- ибо лампы – перегорают, софиты – гаснут.
- А если у лучших – вдруг – остаёшься ты —
- в строчках или на сердце —
- разве то не прекрасно?
Автопортрет
- Я проступлю сквозь белизну листа
- историей,
- о многом умолчавшей,
- и кто сумеет досчитать до ста,
- не расплескав
- долготерпенья чашу,
- тот непременно убедится сам,
- что есть любовь – не больше и не меньше,
- что путь обыкновенным чудесам
- открыт для всех Надпропастьюворженщин,
- что тот, кто маяковски иссечась
- отчаяньем,
- себе не сыщет места,
- но дом найдет в наречии «Сейчас»
- любого космополитизма вместо,
- что в настоящем —
- прошлое болит,
- что слово «мир» антонима не любит,
- что для любой из ветреных Лолит
- вдруг перестанет быть весомым Гумберт,
- а горечь в послевкусии мечты
- порой бывает так невыносима,
- что хочется
- стереть свои черты
- и никому не говорить «Спасибо»,
- но я – скажу.
- Всё, бывшее со мной,
- случается, вестимо, с каждым третьим.
- Спасибо всем,
- кто был секундным сном
- на маленьком моем автопортрете!
Не мой китайский фонарик
- Китайский фонарик в ночи над Марсовым полем
- мирно летел, пожара не предвещая.
- Я тебе заплетала косу. Ты был доволен.
- Ты учил меня обращаться с семью вещами:
- речью, мужчиной, влюблённостью, силой воли,
- вниманием зала, прощением и прощаньем.
- Я собиралась с тобой запустить такой же
- китайский фонарик с письмом тому, кто создал нас,
- но горелка в мешке отсутствовала. Похоже,
- огня между нами быть не могло как данность.
- Ты взял меня прямо там. Трава прорастала в кожу.
- Я никогда так глупо не попадалась.
- Я ничему тебя не учила, юности кроме,
- жаркой, смешной, слегка совершеннолетней.
- Если б мы даже были единой крови,
- мы бы любили друг друга, плюя на сплетни
- с башни, где занимались большой любовью.
- Но мы, увы, действительно канули в лете,
- хоть и была эта ваша Лета довольно мелкой,
- как ров Инженерного замка, откуда Павел
- смотрел и знал, что мой фонарик – подделка,
- как знал и день, когда ты меня оставил.
- С небесного потолка крошилась побелка.
- А себя через Лету ты все-таки переправил.
- И Павел смеется еще сотню лет из окон
- над теми, кому бессильно желает боли.
- Смех прорастает сквозь мой меланжевый кокон,
- и я согреваться не буду ни алкоголем,
- ни чуждыми мне телами, смотря, как на адрес Бога
- китайский фонарик летит над Марсовым полем.
- Не мой китайский фонарик над Марсовым полем.
Давай уедешь
- Из дома выйдешь, наткнешься на магазины,
- отдел полиции, зал концертный, ларёк табачный.
- И на работу. А может, к чёрту? Притормози-ка.
- Давай уедешь куда-нибудь и не будешь значить
- ни гражданина РФ, ни продавца-эксперта,
- ни бакалавра, ни дочери, ни подруги.
- Ты – это песня певца немого. Но ты не спета.
- Вот ты стоишь, и твоя сигарета не греет руки,
- вот ты стоишь, и твое пальто постарее деда.
- Что будет дальше? Не повышение, так уволят.
- Когда-нибудь, когда им наскучит это
- твое влечение к искусству и сила воли.
- Ты не умрешь, нет. Но ты закончишься, что страшнее.
- Ты будешь двигаться, говорить, покупать одежду,
- пить пиво в Купчино, хлестать шампанское на Бродвее,
- не ощущая особых различий между.
- Твой понедельник начнется опять в субботу,
- а запятые твои превратятся в точки.
- Давай сегодня ты прогуляешь свою работу
- и наконец-то сделаешь то, что хочешь.
- Пройдись по улицам разноцветным, предновогодним.
- Купи себе ту смешную кофточку, что хотела
- и мандарины у старой бабушки в переходе,
- счастливой делая только душу. Не это тело.
- Влюбись в прохожего, брось монетку певцам-индейцам.
- Достигни моря в любом троллейбусе голубом.
- Все то, за чем мы всегда бежим, – это наше детство,
- в платформу девять и три четвертых ударясь лбом.
«Иногда чего-то не нужно знать…»
- Иногда чего-то не нужно знать.
- Так целее будешь, и спится крепче.
- Время, уготованное для сна,
- из-за этих знаний совсем не лечит.
- В сказках дверь была о семи замках,
- за которой чудо с концовкой «вище».
- Но нашарит ключ чёртова рука.
- Мы же с детства лёгких путей не ищем.
- Если будешь съеден – то поделом.
- Раз корабль показался тебе корытом.
- Принимай чудовище за столом,
- за одним с тобою столом накрытым.
- Накорми его досыта. Напои.
- Пой ему, пока не порвутся связки.
- А когда уснёт, забирай свои
- вещи – и долой из такой вот сказки.
- И – к другим чудовищам. Но весна
- обернет вас с кем-то женой и мужем.
- Иногда чего-то не нужно знать.
- А быть может, сказок читать не нужно.
«Женщина за кулисами знает, который час…»
- Женщина за кулисами знает, который час
- пробивает для каждого не из нас.
- И она ошибается только раз —
- раз, который не существует.
- Годы делают лица расплывчатее у всех —
- в черно-белых фото идёт снегопад помех,
- а она – изваянье, и снег ей – мех,
- Так приди, весна. Подоткни листву ей.
- Дай поярче звезд, побелей ночей,
- сотню нерасплакавшихся свечей,
- связку золотых и живых ключей —
- дай себя же саму, не каменную, живую.
- Дай ей силы вкладывать смысл туда,
- где под камень азбучная вода
- все течёт и течёт, и вертятся не туда
- шестерёнки гремящих буден.
- Тишина и воздух. Связующее звено.
- Женщина за кулисами выглядывает в окно,
- улыбается: всё, что ей было заведено,
- крутится,
- крутилось
- и вечно будет.
Взрывать гостиницы
- Повзрослеть – это значит забить на определения
- чего бы то ни было и кого бы то ни было.
- Синоптик был пьян, прогнозируя потепление.
- Мне тепло только потому, что я сильно выпила.
- Стань запятой, точка восстановления.
- Но, пожалуйста, не ставь меня перед выбором.
- В этом городе теплее от звезд и вывесок.
- Батареи греют не лучше брошенной женщины.
- Я хочу тебя, но заново я не вынесу.
- И печаль моя комедийна и тем торжественна.
- Нам друг друга с тобой уже ни простить, ни выпростать,
- а если и говорить, то на грязном жестовом.
- Почему мы не можем на ночь найти приятелей?
- Да лениво под утро с балкона блевать да каяться.
- Нам бы падать с крыш, да друг к другу опять в объятия.
- Ни один из них так меня не крестил красавицей.
- Ты приходишь ко мне увидеться или я к тебе.
- Так щекой от щеки электричество высекается.
- Не под силу симпатии выжить во что-то заново.
- Да и sympathy – жалость, что мне не знакома отроду.
- Здесь у нас симбиоз, сим-салабим-сезамовый.
- Стратосфера из страсти, далекой от танца бёдрами.
- Ни блеска, ни нищеты тебе куртизановой.
- Ни блэкджэка.
- Одна тёть Люба с пустыми вёдрами.
- Повзрослеть – это значит забить. Пусть я буду детская,
- и смешная, как будто мне вновь четырнадцать.
- Не изменится ни время, ни место действия.
- Нам бы рома со льдом.
- И к Чёрному морю двинуться.
- Слово best искони заложено в слове бестия,
- как друг в друге – мы.
- Так давай же взрывать гостиницы.
Я работаю там, где снег
- Я работаю там, где снег. Очень много снега.
- Лишь дурак по этому снегу пройдет ногами.
- Я встречаю человека за человеком,
- желающих потрогать его руками.
- Эти люди идут не ко мне, а к сугробам в гости.
- Я улыбаюсь, дарю им свои рисунки.
- Они набирают снега полные горсти.
- Размещают бескрайний Север в пределах сумки.
- А те, кто боится холода или света
- честней хирургической лампы и даже Солнца,
- сюда не придут, пытаясь спастись от ветра,
- дующего из головы. Я сюда был сослан
- не в наказание, а по зову холодной крови,
- текущей, как время, по синеватым жилам.
- Снежинки ложатся спать на мои брови.
- Я сам был когда-то снегом. Я жизнь прожил им.
- Я лето и сотню лет мастерил сани,
- в которых еду домой, счастливый чего-то сильно.
- За спиной нарастает северное сияние
- вывески книжного магазина,
- где я работаю год и еще буду.
- Я меняю мёртвую зелень на снег живой,
- то есть, по факту, немного творю чудо.
- А этот – бери даром.
- Он полностью твой.
«я прошу Тебя: дай мне уехать…»
- я прошу Тебя: дай мне уехать,
- если можно, на две-три недели,
- по эфиру гуляют помехи,
- мне хронически все надоели.
- не хочу я ни быть, ни казаться,
- тошно мне среди душекрасилен
- мне наврядли помогут в Казанском,
- если даже Исаакий бессилен.
- пусть из грязи в князья прутся танки
- по исколотым жилочкам улиц,
- мне наврядли поможет Фонтанка,
- если даже Нева отвернулась.
- стал чужим диалог голубиный,
- я иду за молчаньем в аптеку,
- мне наврядли поможет Любимый,
- раз Никто – человек человеку.
- обратили Мечту анекдотом,
- изменив ей пароли и явки,
- мне навряд ли поможет хоть кто-то,
- если море запряталось в якорь.
- зимний холод и летняя зелень,
- из окна пьянибратские виды,
- дай мне комнату площадью с Землю,
- я могу обещать, что не выйду.
- ну же! перечеркни мои планы,
- Ты же здесь самый главный новатор,
- только «Землю» впиши мне с заглавной:
- мне до строчной еще рановато.
«Ставь на верных, детка. Всегда на них…»
- Ставь на верных, детка. Всегда на них.
- Отзвучит вторичный паршивый стих,
- замолчит раскрашенный свистопляс,
- отведет толпа сто потухших глаз там,
- где градус выше, а шутки – ниже.
- Ставь на верных, детка. Настанет час,
- и с фонарных стволов облетят афиши.
- И сойдет лавинами макияж
- с тех, которым ломаный грош не дашь,
- как проткнёшь их мыльный раздутый имидж.
- С тех, которым манных не нужно каш,
- только звёздную манну с небес, мой паж,
- их природной наглости не отнимешь.
- Можно сделать грудь, можно сделать стаж,
- манекен рядить в соболя, в плюмаж,
- и ходить с раскатанною губою,
- получать проценты с самопродаж,
- над людьми возвыситься на этаж,
- но не над собою.
- Ставь на верных, детка. На тех, кому
- понимаешь: завидовать ни к чему,
- не дворянской, а – дворовой породы.
- Горе бродит в них от ума куму,
- но не бродит хмель: такова природа.
- К ним любовь придёт, и виной тому
- тяготенье сердец народа.
- Их сейчас не знает почти никто,
- но полюбят накрепко их потом
- Не за модный вид, не за медный профиль.
- Не за вовремя поданный шефу кофе.
- Не за это. И, Господи, не за то,
- как бывает на фабриках звёзд в начале:
- снят сначала фильм, а потом – пальто,
- а потом – давай-ка с тобой вальтом.
- Каждый истинный голос – сейчас фантом.
- Золотой горой за закрытым ртом
- высится молчанье.
- И, когда последняя из афиш
- тех, о ком бездумно кричал Париж
- и отпродюсировал нувориш,
- тех, с кем, в общем, с лёгкостью переспишь,
- если дашь конфетку,
- тех, кто ярок да звонок секунду лишь,
- облетает с ветки,
- чей-то голос пронзает собою тишь:
- «Ставь на верных, детка.»
- Кто же верные?
- Как их сейчас найти?
- Бьют с размаху лежачие их пути —
- равнодушием,
- непризнаньем.
- В чистом поле воин – всегда один.
- Я их знаю. Мало, но всё же знаю.
- Ждёт их, к сожалению, впереди
- не звезда во лбу, но дыра в груди —
- белая,
- сквозная.
Браслет
- Он, допустим, поёт на неведомом языке
- под старинный орган, и волочится
- за каждой юбкой до пола в хмельной уик-энд.
- Ты, допустим, актриса; у тебя браслет на руке.
- Ты не можешь вспомнить, какого цвета его глаза.
- Он, допустим, целуется горько и горячо,
- а в постели что твой испанский тореадор.
- Ты, допустим, здесь вообще ни при чём.
- У тебя есть текст, который тебя прочёл.
- И оператор, который орёт: «Мотор!»
- Ты не смотришь свои работы, не веришь им.
- Этот фильм будет обруган критиками, любим
- девушками, у которых в груди весна.
- Он, допустим, посмотрит этот дурацкий фильм
- и расплачется чуть, но так, чтоб никто не знал.
- И, когда ты подумаешь, что тебя зарыли в окоп,
- этот фильм, как психом управляемый пистолет,
- вдруг возьмет да и выстрелит. Тебя вызывают, чтоб
- вручить тебе какой-нибудь партбилет.
- О тебе настрочат «Cosmopolitan» или «Сноб».
- Он придет на вручение этих смешных наград,
- он поздравит тебя и будет искренне рад,
- у него будет синий пиджак и высокий лоб,
- и забавная леди младше на пару лет.
- Ты стоишь, и браслет на руке у тебя сверкает,
- как стробоскоп.
- И глаза сверкают от слёз,
- но все видят только браслет.
Домик у залива
- «Если это случится,
- думает героиня,—
- я буду носить красивое, и забуду
- зрачки женщины, сидевшей на героине,
- что манили меня к себе, обещая чудо.
- Божьим посланием станет оконный иней,
- изрисованный колким ветром из ниоткуда.
- Если это случится, я более не покрашу
- волосы в цвет, который мне не по нраву,
- ради того, кто и не заметит даже.
- И торжественно обещаю простить неправых.
- Только бы, только бы не было так, как раньше.
- Если это случится, я силу свою направлю
- на благие дела, стоящие за словами,
- на желающих, чтобы такая сила
- тоже жила в них светом над головами,
- я буду любить любой цвет. Не только синий.
- Если этого не случится, я попрощаюсь с вами,
- и уже никогда не буду такой красивой.
- Мир будет из черного цвета и тишины, и
- никому заговорить со мной не позволю,
- вы покажетесь мне наивными и смешными,
- ничего, ничего не знающими о боли!
- Я хочу позабыть выдуманное имя.
- Я застываю здесь на бумажном поле.
- Страшно, что предназначенное мне
- Завтра кто-то другой сегодня уже получит».
- А где-то её прокуренный пьяный автор
- думает, что второй вариант – получше.
- Он завтра продаст свой старенький синтезатор
- и много ненужных старых вещей до кучи,
- ибо напишет книгу с концом счастливым.
- Ее, как вы понимаете, мало купят.
- У автора не будет домика у залива,
- но он счастлив, что у его героини – будет.
Дети северных улиц
- Если город сам за себя убежал во тьму,
- не объясняя жителям, что к чему,
- он исчерпал доверие. Потому
- дети северных улиц ходят по одному.
- Умоляю тебя, не спрашивай, почему.
- Рано утром они выдергивают себя
- из постылых постелей, линолеумом скрипя,
- собираются, едут в город искать ребят
- с южных улиц, пока они преспокойно спят
- и веснушчатыми носиками сопят,
- ничего не видя, кроме красивых снов,
- потому что им не расшатывают основ,
- двери их не заперты на засов
- от изголодавшихся диких псов
- и влетающих в окна заразных сов.
- Югу Север, Востоку Запад – ни сват, ни брат.
- Детям северных улиц не нужно чужое брать,
- им родное бы всем давно отыскать пора,
- одиноким и не желающим умирать.
- И глаза их– волчий сверкающий амарант.
- Их душа – батальоны. И просят они огня.
- Пусть они придут, кольчужной броней звеня,
- пусть от тепла расколется их броня,
- пусть один из них с собой заберет меня,
- будем под ноги мы друг другу слова ронять.
- Я его у всех улиц северных отниму, и того,
- что сама не имею, отдам ему,
- если нет – так не достанься я никому! —
- спрячусь в самом слепом, немом и глухом дому
- и, как город, сама за себя убегу во тьму.
«Нас никогда не существовало…»
- Нас никогда не существовало.
- Икс.
- Игрек.
- Лучшее – позади
- лежит и плачет под одеялом.
- Господь,
- помилуй и пощади
- свежевозлюбленных ранним утром.
- Свежеразрубленных завтра днём.
- Мы поступаем с тобой не мудро.
- Придем друг к другу
- и не уснём,
- разбудим домик одноэтажный
- и ты простишь меня за меня.
- Я не бываю одна и та же
- в пределах года
- и даже дня.
- Сейчас со мною
- огни
- и ветер.
- Седьмая сорванная печать.
- Я знаю, я за тебя в ответе.
- Но
- я не знаю,
- что отвечать.
Смех и смерть
- В данном случае смех и смерть – однокоренны.
- И, пожалуй, в том нет моей и твоей вины.
- Я, бывало, влюблялась в запах, картинку, звук,
- но тебя зовут – и как будто меня зовут,
- но читаешь ты – и как будто мои слова.
- Если не их источник, что еще целовать?
- Этот стих, вероятно, выдумал тоже ты,
- в нем проклюнутся и проглянут твои черты.
- Мы похожи настолько, что даже смешно читать
- эти строки твои, из которых сквозит мечта,
- и хватает её танцующий на краю.
- Это – две мечты, но я вижу в твоей свою.
- Только взять себя за руку, словно твоей рукой,
- не выходит. И я, теряя мирской покой,
- выхожу к распластанной передо мной воде
- и, тебя не найдя нигде, нахожу везде.
- Что за путь я ни выберу – тернии или шёлк —
- непременно окажется, что ты уже им шёл.
- Что за знак я ни начертила бы, станешь им.
- У тебя ведь такой же почерк, стило, нажим.
- Что за слово я ни сказала бы – повторишь
- сквозь десятки белёсых санкт-петербургских крыш.
- В данном случае ты и я – однокоренны.
- Раздели со мной мир и властвуй в нём.
- Без войны.
Не падай
- До ближайшего дома с ужином и лампадой
- очень долго ещё, сквозь тьму не видать предместий.
- Если ты идешь рядом, то очень прошу, не падай.
- Я тебя подхвачу,
- но подхватывать лучше – песню.
- Можно спеть, например,
- о русской великой силе,
- об эскимосской сотне названий снега,
- о любви. Или смерти. Главное, чтоб красиво,
- чтобы песня обратно в горло упала с неба.
- Я забуду тогда о том, что трудна дорога,
- что сносила шесть пар сапог, а седьмая пара
- протекает, и до простуды совсем немного.
- Ощущать себя безнадежно больной и старой
- значит сдаться дороге, что мерит своею мерой.
- До ближайшего дома, что сам по себе есть чудо,
- остаются туман и хмарь.
- И немного веры.
- Здесь должна быть другая строчка, но я не буду
- сочинять ее, чтобы не портить вечер.
- Но немного – достаточно, чтобы дойти дотуда.
- Если дашь мне огня и руку, то будет легче.
«Скорая ехала мимо, не довезла…»
- Скорая ехала мимо, не довезла.
- Умер на Невском, вечером, в шесть-ноль-ноль.
- Я никогда никому не желаю зла,
- но двадцать лет за руку держит боль.
- Но двадцать лет за руку держишь ты,
- имя имён, слепой интеллектуал,
- в каждом столбе фонарном – твои черты,
- я падал, а всем рассказывал, что летал.
- Скорая ехала мимо не про меня.
- Был недоступен сервер и абонент.
- Пусть человек, лишающийся огня,
- возьмет да и выживет. Выживет обо мне.
- Куда-то же должен деться огонь в груди.
- Мой, о тебе, раз у тебя есть свой.
- Огня у тебя, бенгальского, пруд пруди.
- Веснушчатые искры на мостовой.
- Скорая ехала. Мальчик шёл, в облаках
- витая уже семь лет из своих семи.
- Но двадцать лет держу я себя в руках,
- боль, ты, огонь – члены моей семьи.
- Мой двадцать первый год – это Божий смех.
- Держал и не выдержал, выбежал. Скрип колёс.
- Очередной шаг к Цели, паденье вверх.
- Там, говорят, больше не надо слёз.
«Мне не резон входить с тобой в резонанс…»
- Мне не резон входить с тобой в резонанс:
- не выдержит это акустика лучших залов.
- Все, что не убивает, делает нас из нас,
- это больно, но честно,
- как время мне показало.
«Привыкни к ней, как будто к Петербургу…»
- Привыкни к ней, как будто к Петербургу
- приехавший откуда-то извне.
- И, насыпая смуглый кофе в турку,
- готовь его, пожалуйста, о ней.
- Она хотела здесь ложиться в дурку
- и там сходить с ума до бесконе…
- Ее давно по имени не звали.
- Ее давно никто не ждал назад.
- в усталых и негреющих глазах.
- Ее давно смеющейся не знали.
- Привыкли, что витает в небесах.
- Привыкни к ней, как будто бы к жилищу,
- завещанному добрым кем-нибудь.
- Ее уже давно никто не ищет,
- не выбирает, словно верный путь.
- Но вырастут цветы на пепелище,
- когда решишь ей Слово протянуть.
- Ее давно не видели счастливой.
- Воистину счастливой, а не так —
- «Привет. Дела нормально. Только ливень
- Нет, не приду. Прости. Я занята».
- Кто послабей, тот топится в заливе.
- Она сильней. Поэтому – не та.
- Привыкни, что вокруг нее – то зависть,
- то чье-то беспощадное вранье…
- Она с тобою рядом оказалась
- не просто так. Но рядом – не вдвоём.
- Пока я этой женщиной являюсь,
- Я очень беспокоюсь за нее.
Ameno
- Говорят, залпом пей до дна и достигнешь неба.
- Всех поймешь и возлюбишь братьями или сестрами.
- Это чистая правда, все мы с одной планеты.
- И ничьи слова не будут казаться острыми.
- Было бы легче, если бы я пьянела.
- И была бы душа закрытой, а не разверстою.
- Ameno, dori me, ameno, значит, бог с тобой.
- Я сжимаю в руке бокал с дождевой водою.
- Говорит о своей трагедии каждый выпивший.
- Каждый из них – один. Раньше было – двое.
- Каждый второй смеется над первым выбывшим.
- Я здесь третья, служу им немым конвоем.
- Будто я доктор и панацею выпишу.
- Ameno, dori me, ameno, значит, выдержу.
- Говорят, помогай другим – и себе поможешь.
- Я пустею от каждой исповеди рассказанной.
- Всё болит, и мне кажется, дальше – больше.
- На моём окне истории их размазаны.
- Я хочу им помочь хоть как-то, но эта боль же
- по наследству передаётся от Карамазовых.
- Ameno, dori me, ameno петь романсово.
- Но какой по счёту бокал ни опустошаю,
- мир вокруг меня не теряет в качестве.
- Все считают, что я разумная и большая.
- Говорят о проделках очередного мальчика.
- Я молча слушаю их и не обижаю,
- и становлюсь пустей своего бокальчика.
- Ameno, dori me, ameno, пишем начерно.
- Говори со мной о всём, о чём пожелаешь.
- Если хочется говорить со мной, опустелою.
- Я пишу тебе, почти не касаясь клавиш,
- содержаньем души марая страницу белую,
- их историй во мне хватило б на сотню кладбищ,
- я молчала бы, но что я с собой поделаю?
- Ameno, dori me, ameno, как бы пела я.
- А спасённые мной не служат поводырями,
- если лицо моё все пустей и каменней.
- Говори мне о чем угодно, и наполняй меня,
- словно комнату – мебелью, окнами и дверями.
- Ameno dore ameno dori me ameno.
- Если ты это слышишь, то я тебе доверяю.
- Как перед Судным днём, перед госэкзаменом,
- Ameno, dori me, ameno, повторяя.
«Ах, уберите блюда золотые…»
- Ах, уберите блюда золотые!
- Оставьте Ваш витиеватый лоск!
- Слова на перелатанной латыни;
- Без этого жилось
- гораздо легче мне в своей светлице,
- что Вы темницей окрестили вдруг!
- Снимите шторы! обнажите лица!
- И маски – прочь из рук!
- Вы заставляли петь на чужестранном!
- И в воздухе вести – чужой рукой!
- Пусть делает все это, как ни странно,
- другая и – другой!
- Ведется речь не о науках древних,
- красивых и благих!
- – О том, что мой исписан ежедневник
- желаньями других!
- Ах, уберите вашу лесть гнилую,
- как паутину изо всех углов!
- Оставьте мне
- меня,
- мою,
- былую.
- И звон колоколов.
- Оставьте голос мой! Не трожьте руки,
- Час Истины настал – вот этот Час!
- Я здесь сойду с ума от вашей скуки,
- а вовсе не от Вас!
- Молчите впредь, как встарь всегда молчали!
- Я двери в жизнь закрою на замок
- не выбьешь дверь, не отопрешь ключами —
- раз сердцем
- ты не смог.
«Научи меня жить и писать о простом…»
- Научи меня жить и писать о простом,
- но волнующем самые черствые души.
- научи меня верить,
- что это потом
- через горечь потерь приведет к самым лучшим
- говорящим со мной
- странам и городам,
- и живущим в них людям, красивым душою.
- Чтобы речи мои, как живая вода,
- к ним стекались, меня обращая большою.
- Научи меня быть
- самой маленькой с ним.
- с тем кто просто придет
- и обнимет, и вспомнит
- по едва уловимым движеньям ресниц,
- как он был сто столетий назад мною понят.
- Научи меня верить
- в Твою правоту,
- несмолкающий звук и немеркнущий светоч.
- Научи меня так,
- чтоб, куда ни пойду,
- возрождалась весна на руках мертвых веток.
- Научи меня плыть
- по огромной реке
- по теченью иль против течения века,
- и, перо вместо камня
- сжимая в руке,
- я прошу,
- научи меня
- быть
- Человеком.
«Я Вам не нравлюсь таким, как есть!..»
- Я Вам не нравлюсь таким, как есть!
- Вам по душе позабавней кто-то
- и бородатые анекдоты.
- Их Вы найдете немало здесь.
- Вы влюблены в простоту речей.
- В жестикуляцию лживых пальцев.
- Счастливо, милые, оставаться
- в плену нелюбящих Вас очей.
- Я Вам не нравлюсь – и чёрт со мной!
- Я Вам не нравлюсь – и Бог же с Вами!
- Любой бросающийся словами
- за Вас не будет стоять стеной.
- Цветы завянут спустя два дня.
- У слов красивых отсохнут буквы.
- Я постою здесь еще – а вдруг
- Вы еще позаритесь на меня?
- Но я не нравлюсь таким, как есть,
- Вам, ждущим море в бездушном камне.
- Печаль оставив тонуть в стакане,
- я подожду Настоящих здесь.
«Я обыкновенный плагиатор и стихи дублирую, шутя…»
- Я обыкновенный плагиатор и стихи дублирую, шутя:
- строчки я краду у листопада и ворую рифмы у дождя,
- голос я беру у водосточных труб, в которых бьются
- сквозняки. Ну какой тут авторский источник, ну какие тут обиняки?
- Собственный мой голос – он прокурен и храпит в гортани про запас.
- В наши игры о литературе голоса играют против нас.
- Ходют-бродют критеги в очочках, поднимая выспренную
- бровь: здесь как прядка выбилось полстрочки, и ну что ж
- ты пишешь пролюбофь? «Подозренье рифм на отглагольность, —
- молвит критег, челюстью скрипя, – да и твой не уникален голос —
- так уже сказали до тебя!»
- Я молчу и не читаю строки тех, с кем кто-то сравнивал меня.
- Не они преподают уроки – те, чей свет за пазухой храня,
- я иду, и мне светлее в самой нелитературной темноте.
- Я рифмую строки с чудесами.
- Я ворую рифмы у детей.
- У меня в стихах не «воют птицы» и не прочирикает зверёк.
- У меня не «спится с тем, кто снится», разве это ставят мне в упрёк?
- Надо, вероятно, чтобы «выли» «птицы
- счастья» третьей мировой, надо, вероятно, чтобы были трое:
- он, она и у него; надо, чтоб добряк побил злодея,
- надо, чтоб «йа без него умру…»
- Пусть не в меру я краду идеи: я краду идеи не в миру.
- Я краду анапесты и ямбы у морей и тридевятых гор. И не нужно
- петь мне дифирамбы или вызывать на разговор: если у тебя
- в стихах ни строчки оттого, что дарит эта Жизнь —
- лучше, правда, ограничься точкой.
- Или в графоманы запишись.
Вписка
- за уроками дома становится скучновато
- и родителей часто становится слишком много
- в ночь из дому идет воинствующий новатор
- проповедница со сверкающим третьим оком
- круги под глазами намек на круги ада
- что ей удалось пройти совсем одиноко
- дом по имени улица мнится гостеприимным
- все в нем братья и сестры пока там полны стаканы
- там каждый зеленый юный ботаник-инок
- превращается в клевого лысого истукана
- проповедница забывает как ее имя
- когда на столе не дорожка, а эстакада
- веселеет лицо за лицом все орут лехаим
- все похожи на таксидермистских кукол
- ты же сама хотела побыть плохая
- чтобы быть поставленной в собственный угол
- галлюцинации под потолком порхают
- кто-то вовсю целуется с белым другом
- кто-то лежит в обдолбанной бессознанке
- кто-то пишет бывшим люблю целую
- это жизнь, прикоснувшись к самой ее изнанке
- ты только тогда и влюбишься в лицевую
- не восклицают не вопрошают знаки
- просто диктуют: б**ть, ну какого *уя?
- меж незнакомым телом и батареей
- ты жалеешь, что в детстве были с тобой не строги
- и хочется только домой, домой поскорее
- хочется мыть посуду, зубрить уроки
- мы постареем, мама, мы постареем
- раньше, чем выйдут любые сроки
Рядом будь
- Пойми её тогда, когда она одна.
- Когда покинет дом её толпа людей.
- Когда все съедено
- и выпито до дна!
- Седая пустота огромных площадей
- возьмёт над нею верх и заключит в кольцо,
- И рассмеется над
- печалями её!
- Смелей стучись к ней в дверь, не прячь свое лицо,
- цветами оживив пустынное жильё!
- Зажги свечу у ней и выключь фонари!
- И, осветив ей дом, так освятишь ей путь!
- Дождись пока она с тобой заговорит!
- Молчи!
- витийствуй!
- плачь!
- но только рядом будь!
- И в уголках ее печальных серых глаз
- что в комнаты углах – дрожит седая ночь;
- Стань для нее звездой, которая зажглась,
- чтоб только ей
- одной,
- единственной!
- помочь!
- Влюбись в нее тогда, когда она одна!
- И заповедь тебе – одна:
- Не отстранись,
- когда она глядит
- в пустой проем окна,
- чернилами уйти
- желая
- со страниц!
Никогошеньки
- Нет, мне не холодно, мне всё нравится.
- В моих глазах начало темнеть.
- Я потеряла во тьме знак равенства
- с людьми, кто мог бы стать дорог мне.
- Мной слишком много всего прочитано,
- чтоб я читалась легко сама.
- Где ж это слыхано или видано,
- чтобы такой – да сводить с ума?
- Они приходят в мой дом, влюблённые.
- Мы говорим до утра и пьём,
- Но что-то к ним неопределённое
- выходит в полночь в дверной проём.
- И губы алые губ касаются.
- И руки – рук, но душа – души
- никак не может коснуться, с завистью
- к другим ломая карандаши.
- Я потеряла во тьме знак равенства
- самой себе, и равна нулю.
- Скажи, как с горечью этой справиться?
- Я никогошеньки не люблю.
Зверь
- Он здесь. Он смотрит из закулисья,
- глотая жадно табачный дым.
- С оскалом волчьим. С повадкой лисьей.
- Ты объясняешься с молодым
- мужчиной на языке текилы
- с невероятностью нулевой.
- Окно похоже на пасть могилы,
- когда нет выхода из него.
- Вы говорите с ним, говорите.
- Вы говорите с ним до утра.
- Двум жёлтым точкам из-под прикрытия
- видней, во сколько стрелять пора.
- Когда он выстрелит, всё пропало.
- Но замогильный проём окна
- запорошит белый снег устало,
- и вновь – матросская тишина.
- Текила кончилась, объясненья
- за нею вслед просочились в дверь.
- Ты растираешь до покрасненья
- глаза, в которых таится зверь,
- две точки, жолтые, как у Блока,
- два чьих-то глаза в твоих глазах.
- Сегодня зверь завернулся в кокон.
- Сегодня он не придёт назад.
- Ты, а не он от тебя зависим.
- Замкнётся комната на кольцо.
- Он завтра выйдет из закулисья
- и всем покажет свое лицо.
- И будет взгляд, что ценней прожитых
- лет – девяноста и девяти.
- Тому, кто станет им вдруг прошитым,
- уже не вырваться. Не уйти.
- На языке куба-либре с колой
- ты оставляешь ему ожог.
- Готовя свой затяжной прыжок,
- зверь наблюдает за вами с пола.
- И сердце станет в минуту полым,
- в когтях обмякнув, что твой мешок.
- На грани срыва, на грани фола,
- на грани риска —
- беги,
- дружок.
«Три недели пили и ничего не ели…»
- Три недели пили и ничего не ели.
- Я не вижу не то чтобы света в конце тоннеля,
- но самого тоннеля не вижу тоже.
- Что я могу сказать тебе, мой хороший?
- Я узнала немало за эти три недели:
- как ни странно, друг другу не надоели,
- как ни странно, я выбрала, что дороже.
- Доносись до меня сверхмузыкой отовсюду,
- как последняя весть благая, господне чудо,
- обволакивай белым облаком, не касаясь,
- не целуй меня, как милых простых красавиц,
- этим самым ты будешь ко мне так чуток,
- что, сто раз возжелав тебя, сто один – не буду.
- Вот к такой любви на раз возникает зависть.
- И куда я теперь ни гляну, куда ни плюну,
- начинает казаться мне, что себя ловлю на
- чувстве, что ты – церковная акапелла
- о такой любви, о какой никогда не пела,
- о такой невозможно спеть, пребывая юной.
- Мне отпевать колыбельной своей баюнной
- ту себя, что за облаком этим белым.
- Три недели пили и не хмелели.
- Разве что понарошку и еле-еле.
- Я хочу делить с тобой радости и печали,
- а не утренний холод твоей постели.
- Я, наверное, вижу свет не в конце тоннеля,
- а в начале. В каком-то другом начале.
- Это все происходит с нами на самом деле.
- Три недели мы пили и вовсе не замечали,
- что такого исхода именно мы хотели.
- Я стою не в тоннеле, а на причале.
- Вдруг закрытое море стало открытой мелью.
«Как ты изменился, смотри не по зеркалам…»
- Как ты изменился, смотри не по зеркалам.
- Это плохой телевизор, канал дурной.
- Они подтверждают, что тело твое суть хлам,
- жизнь – в сигарету скуренную длиной.
- Часть правды найдешь в услышанном за спиной,
- и это дели как минимум пополам.
- Смотри не на цифру в паспорте. Не на лоб
- в морщинах, автографах новых твоих идей.
- Не в сертификаты. Любой – свидетельство об
- облике прежнем, дрова для твоих детей.
- Не в тексты, с которых ведро воды натекло
- и не вышел никто сухим. Смотри на людей.
- Они олицетворяют тебя везде.
- В пять лет всем вокруг тебя тоже было пять.
- И сказки учили тебя верховой езде,
- горам сворачивать шеи, да реки вспять.
- А взрослые – так, горит во лбу по звезде.
- Болтают про быт, работу и быт опять.
- Теперь ты – один. Теперь ты один из них.
- Смотри, что они читают, какой наряд
- себе выбирают, как гасят и жгут огни.
- Вслушивайся в тональность и звукоряд.
- Как ты изменился, расскажут они одни.
- Они ведь только об этом и говорят.
- Страшней всего – не бомжи, наркоманы, дно,
- или – интеллигенты, зонты, понты,
- страшнее всего – ни с кем не быть заодно,
- и знать, что все изменились. Не то, что ты.
- Туши сигарету. Всматривайся в окно.
- Попробуй увидеть отсутствие пустоты.
Ты не имеешь границы
- Посмотри: я еще начинаю свой путь
- и в начало пути не смогу войти дважды.
- Но уже я сумел для себя подчеркнуть
- что есть, было и будет действительно важно.
- Я тебе не скажу, как понять всех и вся,
- сделать так, чтоб не грелись за пазухой змеи,
- что всегда будет можно и что нам нельзя,
- как любить без потерь, – я и сам не умею!
- Я тебе расскажу про начало пути;
- начиная свой путь, ты поймешь эти строки.
- Не живи прошлым днем, дай былому уйти
- со своей настоящей прекрасной дороги.
- Не завидуй другому. Люби его так,
- как любил бы ты самого близкого друга,
- И тогда ты поймешь: эта зависть – пустяк.
- Создан круг для того, чтобы выйти из круга!
- Бойся тех, у кого ничего за душой.
- Кто ни злом, ни добром никогда не ответит.
- Если не с кем идти – подожди. Мир большой
- Есть и солнце, и море, и звезды, и ветер.
- И не бойся идти в одиночку, мой друг.
- Потеряв – обретёшь, раз тебе правда нужно.
- И тогда ты не выпустишь это из рук,
- и поверишь в Любовь, и уверуешь в Дружбу.
- Если жить – то размашисто и широко
- даже если в пределах тетрадной страницы.
- И в попытке объять необъятность рукой
- ты поймешь, что и Ты
- не имеешь границы.
«почему время лечит?..»
- почему время лечит?
- потому что давным-давно
- у него спросили, что делает, мол, оно
- и сказало время им «я лечу»
- и крылом похлопало по плечу
- значит, время не лечит
- оно летит
- а за ним несется собачий лай
- так вперед
- не дай же ему уйти
- брось лассо гарпун
- подбей его
- оседлай
- я кидаюсь ему на шею
- оно же прочь
- не дается выскальзывает хитрит
- а потом
- в очередную ночь
- понимаешь времени целых три
- и одно представь летит
- у тебя внутри
- если что-то летит внутри
- значит небо – ты
- и надеюсь что у тебя орёл
- а не решка
- летает, и с высоты
- видит, что терял ты
- и приобрёл
- птичьи стаи – прошлые времена
- тех кто умер
- патриций или плебей
- это мелочь
- делая променад
- покорми пожалуйста
- голубей
Первое зимнее письмо тебе
- Предпоследние письма по следу идут за тобой.
- Здравствуй, первая буква заморского праалфавита.
- И, конечно, проснись, и, конечно, без голоса пой.
- И опять не люби ни меня, ни мою agra vita[5]*.
- Ты мне давеча снился, как снится служивым покой,
- ты держал мою руку, и сердце, как поезд, стучало,
- я рассталась легко бы и с сердцем, и с этой рукой,
- и с тобой, но как может конец распрощаться с началом?
- Стоит только представить, что мы с тобой где-то вдвоём
- на сетчатках прохожих мы вышиты будто по ткани,
- или пойманы в омут шотландского виски живьём
- в привокзальном кафе, в прошлогоднем октябрьском стакане?
- Вон, стоят на мостах, и картинно уставились вниз:
- Посейдон по сей день валерьянкой балтийскою поит.
- Ты и сам по себе – парапет, и канат, и карниз.
- Я гуляю по ним и кручу огнехвостое пои,
- где бы я ни была, с кем бы я ни делила свой быт.
- Третью зиму вот как разоралась душа муэдзином.
- Как же ей не орать? Как же ей замолчать и забыть,
- если щурится также, как ты, старый завмагазином,
- однокурсница также смеется, как можешь и ты,
- да вот только не хочешь – со мною смеяться не хочешь…
- Если ты – в королях, то меня не берешь и в шуты.
- Не удостоишь и дня; нету речи о ночи.
- Я не жду ничего. У меня есть и Он, и Они,
- и Она, и Оно, – как в словарике местоимений.
- Опускаются руки, зато поднимаются дни
- по растрескавшимся, напоёнными снегом ступеням
- до бордовой двери. Но ты больше за ней не живёшь.
- Обессильевский остров, наверно, тебя обессилил.
- Если не дождь и ветер – то значит, там ветер и дождь.
- Как тебя мои игры словесные часто бесили!
- Этот город стоит на своём, как большой кенотаф[6]
- для любви, что могла бы случиться, но как-то не вышло
- у растерянных нас. Так, никем для тебя и не став,
- я под небом хожу, и оно не становится выше.
- Предпоследние письма по следу идут за тобой.
- А за ними уже не бредёт их потерянный автор,
- только бредит и бредит он этой волшебной тропой.
- Нет тебя для него ни вчера, ни сегодня, ни завтра.
«Мы говорим на разных языках…»
- Мы говорим на разных языках.
- Я – нежное, ты – грубое наречье.
- Мне тесно в этих ласковых руках,
- что не меня обнимут в тот же вечер.
- Друг друга мы оставим в дураках!
- Ты обнимаешь черноту ночей.
- Друзей, смеющихся над пустотою!
- Я для тебя – нет, ничего не стою.
- Тепло, что в холод выгнано тобою!
- Я – обмельчавший в засухе ручей.
- Дай время мне, и я совсем исчезну —
- Как под дождями языки огня.
- Соседствуют со мной день ото дня
- Мой смех, моя естественность и честность.
- Ты никогда не влюбишься в меня!
- Мы говорим на разных языках,
- и здесь помочь лингвистика не в силах.
- Люби пустоголовых и красивых.
- Оставь мне небо синим-синим-синим
- И не держи журавликом в руках.
- По-петербургски злые фонари
- чужие лица превращают в рожи.
- Представь, как будем мы с тобой похожи,
- Когда на языке одном и том же
- с тобой
- как на родном
- заговорим!
«Я сам для себя – и твердыня, и резчик…»
- Я сам для себя – и твердыня, и резчик
- по каменной коже себя самого!
- Смотри, как черты проявляются резче,
- я с детства, приятель, желал одного:
- Чтобы из камня, которым являюсь,
- которым стою неприступной стеной,
- был выстроен город: другим не на зависть,
- на радость,
- на долгие лета со мной.
- Чтоб в городе жили веселые люди,
- раскрасив в любой полюбившийся цвет
- все камни
- и сами поверили в чудо:
- мол, камень стоял, а теперь его нет!
- И город явился из серой твердыни:
- я высек в нем сам каждый маленький дом!
- Но люди сказали, что в камне воды нет,
- и не обещали вернуться потом.
- Я бился над городом днями, ночами!
- Я ждал в нем людей, но они все не шли.
- Они, словно камни, сурово молчали…
- ….но чистый фонтан вдруг забил из земли!
- И каменный город наполнился людом,
- я с радостью в этой Любви утону;
- при вере в меня как условии чуда,
- мой город
- за час
- превратится
- в страну.
«Мне снилось, ты меня меняешь на…»
- Мне снилось, ты меня меняешь на
- молчание уснувшего подъезда.
- Твоей души ленивую сиесту
- не потревожит эта тишина.
- Как правило: ни сердца, ни руки
- не предлагаю прежде дальних странствий,
- они покажут, кто «прощай», кто «здравствуй
- мне скажет непогоде вопреки.
- Ты говоришь, что ты устал идти.
- Ты говоришь, что дом всего милее.
- Моё лицо становится белее в зиме,
- что не должна произойти.
- Я отправляюсь в путь совсем одна;
- билет купила, будучи не пьяной,
- ронять слова в глубины океана —
- мне разве не на это жизнь дана?
- Но ты во мне не слышишь ни волны,
- ни капли моря в синеватом взгляде.
- Не стоит в спину мне бросать проклятье:
- друг друга мы держаться не вольны.
- Моя поездка не отменена;
- я засыпаю, и мне снится что-то…
- …мне снилось, я тебя меняю на
- большие корабли и самолёты.
«Февраль, а нет ни чернил, ни слез…»
- Февраль, а нет ни чернил, ни слез;
- а у меня для тебя есть Слово:
- давай построим Своё всерьез,
- прогоним мёртвое из живого,
- давай уедем на морвокзал,
- умчимся в синюю путь-дорогу!
- И ожидания полный зал
- нас в путь проводит глазами Бога.
- Мы улыбнемся чужим портам,
- шум волн проникнет в любой динамик.
- Давай шататься по городам,
- пока рассвет не придет за нами!
- Давай встречать незнакомых нам
- людей и делать их нам родными!
- Плыть с ними по голубым волнам
- из городского огня в полымя
- синего пламени всех морей,
- что понесут серебристый лайнер!
- Станем счастливыми побыстрей,
- чем это значилось в наших планах.
- Февраль как время оживших грёз
- над понедельниками вознёсся.
- Давай построим Своё всерьёз
- и понарошку
- домой
- вернёмся.
- «Ничего легче нет, чем быть на меня похожим…»
- Ничего легче нет, чем быть на меня похожим.
- Потому что я сам на весь этот мир похож.
- Мир – в тех, кто был когда-то в моей прихожей.
- Мир – в отпечатках стёршихся их подошв.
- Я умею быть кем угодно и чем угодно,
- лакмусовый листочек, хамелеон,
- из меня можешь ты себя воссоздать свободно
- и еще таких – сотню, тысячу, миллион.
- Мне близки все привычки – добрые и дурные,
- все наречья и все оттенки любой мечты.
- Мне известно все, что есть на Земле доныне,
- оттого я – любой на свете.
- Возможно, ты.
- Ничего легче нет, чем быть на меня похожим.
- Ничего нет сложней, чем быть непохожим на
- окружившее нас,
- пробравшееся под кожу,
- закрутившее, захлебнувшее,
- как волна.
«Мой дом, начавшись в сердце, вырос вдруг…»
- Мой дом, начавшись в сердце, вырос вдруг
- до двухэтажной маленькой планеты.
- Он помнит столько отпечатков рук,
- счастливее которых в мире нету.
- И кто в нем был – заведомо мне друг,
- чей смех дороже мне, чем звон монеты.
- Из этажерок разноцветных книг,
- из воздуха, нагретого от счастья,
- из музыки и слов мой дом возник
- и стал моей незаменимой частью.
- Мирок рабоче-винтичной возни
- здесь надо мной ни капельки не властен.
- Вечнозелёным летом обнесён,
- перед любой невзгодою бесстрашен,
- мой дом всегда дает мне сил на все,
- что я еще не выдумала даже.
- Мой дух очаровательно спасён
- от громкой суеты многоэтажек.
- И если я забуду всё, как сон,
- мой дом мне
- обязательно
- расскажет.
«Ты рядом, и снятся мне сны нехорошие…»
- Ты рядом, и снятся мне сны нехорошие:
- приходят они и воруют мой сон,
- нежданные гости из темного прошлого;
- поют об ошибках моих в унисон.
- Об улицах, где были наши свидания,
- квартирах, где мы ощущались одним.
- И надо мной эти черные здания
- смеются за те несчастливые дни.
- Вот здесь я была год назад кем-то брошена,
- а тут я бросала кого-то сама.
- Зачем снова здесь эти гости из прошлого?
- Зачем они все меня сводят сума?
- Оставьте, прошу вас, зачем вам возмездие?
- Я счастлива здесь и любима сейчас.
- Не суйтесь в мои дорогие предместия,
- Не надо тревожить вам тихий мой час.
- И шепчет мне голос недобрым пророчеством
- о чем-то плохом, но о чем, не пойму.
- Так дай мне поверить, что все это кончится
- и призраки прошлого сгинут во тьму!
- Дай руку, дай Веру, во все Настоящее;
- во Счастье, в Добро и в Любовь без Потерь!
- Дай всем им понять, что нельзя так навязчиво
- стучаться без спроса в закрытую дверь.
- Пусть мне снится сон о родном и таинственном
- и сквозь темноту пробивается свет,
- Пусть утром простая откроется истина:
- ты рядом со мной;
- значит, прошлого нет.
Страдания юного Санкт-Вертербурга
- чем ты больше живёшь здесь, тем больше – Бродская,
- станция метро извинигородская,
- в тридесятый раз никого-не-спасская,
- ты идешь, оглядываясь с опаскою,
- воскрестовский остров, скорпионерская,
- и расстроена старой гитарой нервская,
- алкогорьковская, танатонавтово —
- а на площадь ужаса правда надо вам?
- далеко, в обращаться-к-тебе-на-выборгской,
- девяносто честного года выпуска
- ты стоишь и хочешь на обессильевский,
- то ль понять тебя этот город силится,
- то ли ты его
- плывет супротив течения
- весь проспект народного обречения
- ты сойдёшь с ума здесь и поезд тронется
- выдох – в город
- к улице похоронницкой
«Окраины хранят…»
- Окраины хранят
- мое цветное детство
- простых, как два рубля,
- то радостей, то бед.
- – От памяти моей
- мне никуда не деться, —
- в ладони сжав ладонь,
- я говорю тебе.
- Я вдоль и поперек
- запомнила все тропки,
- все голоса моих
- потерянных друзей!
- Как будто бы из рук
- упала вдруг коробка
- и выпал из неё
- игрушечный музей!
- Я помню каждый дом
- и каждый переулок,
- и что стояло здесь
- пять лет тому назад!
- А с первых этажей
- всё тот же запах булок,
- и старый ветер мне
- бьёт в новые глаза!
- Как здорово, что ты
- живешь с того же года,
- в краях, известных мне
- с беспамятного дня!
- Захлестывает грудь
- забытая свобода
- и благодарность, что
- ты мне
- вернул
- меня.
«Меня вели к тебе старинные места…»
- Меня вели к тебе старинные места;
- года переплетались волосами на ветру!
- Впервые речь моя отчетливо проста!
- Мне нарисуют грусть,
- а я ее сотру!
- Я не хочу грустить. Я создана, чтоб петь
- и танцевать в Ночи в обветренных садах.
- Так мало было Лиц в раскованной Толпе!
- Так много было «Нет»,
- в отличие от «Да»!
- До самых до краев беспамятной земли,
- горящих городов, погашенных дождем
- старинные места туда меня вели,
- где летом мы стоим и ничего не ждем;
- где верные Слова идут как старики
- и не приходят в срок, приходят с опозда…
- …в нерукотворный свет на берегу Реки,
- куда падёт сейчас
- холодная Звезда.
- Старинные места меня вели к тебе.
- и говорила Ночь в сто тысяч голосов —
- – ветров, что маются без сна в печной трубе!
- – бессонницей больных,
- терявших перья сов!
- Мол, счастье позади! скорей иди Назад!
- не знай, что впереди! Не смей идти Вперед!
- Меня смешили эти чужие голоса!
- Тебя целуя, Ей
- я закрывала рот!
«Я что-то безусловно обрела…»
- Я что-то безусловно обрела
- и что-то безусловно потеряла;
- и на пол сброшенное одеяло
- напоминало белых два крыла.
- Ты понимал меня, как мало кто,
- ведь я единственная понимала,
- насколько мир тебе казался малым
- в твоем безмерно дорогом пальто!
- Язык ночной – то пламенный язык,
- заставивший язык дневной отняться.
- Как сложно было утренне обняться —
- сложней чем ночью было нам, в разы.
- Но город твой забудет обо мне
- скорей, чем я забуду этот город.
- Меня отыщут здесь, так скоро, скоро —
- скорей, чем у тебя начнет темнеть.
- Я буду счастлива, когда мы с ним
- заговорим на языке вечернем.
- И где-то запоют виолончели
- и загорятся новые огни.
- Не спрашивай, как у меня дела:
- обхватит вечер крепче одеяла!
- Я что-то безусловно потеряла
- и что-то безусловно обрела.
«Нам с тобой никем не стать друг другу…»
- Нам с тобой никем не стать друг другу,
- Это знаю я наверняка.
- Лямка рюкзака ложится в руку
- органичней, чем твоя рука.
- Называй, раз хочешь, недотрогой.
- Мне не нужно этого огня.
- Я люблю дорогу, и дорога
- влюблена по-рыцарски в меня.
- Мне дорога столько показала,
- что и в книгах не упомянут.
- От пустот сердечных до вокзала
- остается несколько минут!
- Я сажусь в ночной зеленый поезд,
- для себя тебя похоронив.
- И сугробы поезду по пояс
- слушают колёс простой мотив:
- «Нам с тобой никем не стать друг другу…»
- Снившиеся прежде города
- прочь ведут из замкнутого круга,
- прочь ведут
- неведомо
- куда!
«Вот что зовут любовью с первого взгляда…»
- Вот что зовут любовью с первого взгляда,
- что так отчаянно, не-по детски похож на твой.
- Вот это. Да. Так, что потом – никакой не надо.
- Я двадцать лет дышу на санкт-петербургский ладан
- и даже Бог от него чихает над головой.
- Но детям свойственно набирать высоту и силу.
- Фокусировать взгляд, настраивать свет и звук.
- Когда меня чьи-то чужие губы зовут красивой,
- я вся – спасибо, большое тебе спасибо.
- За то, кто я. За то, как меня зовут.
- Мне очень страшно, что происходит там, в нашем доме,
- чьи окна светят мне маяком у большой реки.
- Его значение для меня приравнено к аксиоме,
- когда я где-то за тысячу вёрст набираю номер
- и раздаются протяжно гудки, гудки.
- Ничья рука, что не держала мою с рожденья,
- ни чье-то сердце, что бьется пылко и горячо,
- не уберегут меня от возможной потери тени,
- от финки страха, пырнувшей в солнечное сплетенье,
- от жизни, прожитой непонятно и ни о чем.
- Любая сутра читается мной без приставки «кама».
- Когда, высь рассекая, я рассекаю бровь,
- тогда становится дом приравнен ко храму.
- Я обещаю вернуться скорее, мама.
- Вернусь. И уеду. Чтобы вернуться вновь.
A song, И. А. Бродский
Перевод Стефании Даниловой
- Взяться б тебе, мое чудо,
- рядом из ниоткуда.
- Ты будешь сидеть на диване,
- а я не буду.
- И были бы голубы
- на твоем платке мои слезы,
- хотя это могло бы быть
- и наоборот, серьёзно.
- Тебе бы радовать глаз мой.
- Мне бы не знать отказа.
- Ты будешь в моей машине
- жать на педаль газа.
- Отыщемся в бездорожьях,
- непознанных побережьях.
- Или вернемся, хорошая,
- где счастливы были прежде.
- Стань мне благою вестью,
- хочу быть вместе.
- С тобою смотреть на звезды,
- забыв имена созвездий,
- на падение в водные недра
- луны с щербатым краем,
- как падает в щель монета,
- когда тебя набираю.
- Хочу быть тобой согретым
- в полушарии этом,
- где пью на крыльце пиво
- зимой и летом.
- Смеркается. Чайки с мальчишками
- соревнуются в оре.
- Что, если забыв, услышу
- смерть, поющую в хоре?
«Серый плацкарт, чёрный перрон, белокаменный город…»
- Серый плацкарт, чёрный перрон, белокаменный город.
- Больше не рвется сердца капрон и не болит горло.
- Черная куртка, рюкзак, джинса, новенькие ботинки.
- Городу смело глядишь в глаза, чтоб до нервного тика
- его довести, так, как он умел, будучи в том искусным.
- Снег по вкусу похож на мел. (В школе он был вкусным).
- Щуришься, как заправский пират. Куришь почти как он же.
- Город не то чтоб тебе рад, но выгнать уже не сможет.
- Ты выбираешь себе путь, не он тебя выбирает.
- Если ты хочешь здесь быть – будь. Кто тебя покарает?
- Разве что прошлогодний ты, которого все бросали
- в центр созвездия Пустоты эхом в концертном зале.
- Вот он ты, младше на пару лет, и горизонт завален.
- Встал лучший друг на чужой след, и поминай как звали.
- Вот он ты – месяца три назад, на этой же самой станции —
- друзья вдарили по газам и не смогли остаться.
- Вот ты – вчера. Полуслеп, слаб. А говорил, что сильный.
- Прошу, не держи на нее зла. Ты – красный, она – синий.
- Ты обнимаешь себя всех. И говоришь – полно.
- Ты слышишь свой оживлённый смех, себя поднимая с пола,
- стирая пыль с исхудалых щёк, как с фотографий старых.
- Значит, можно идти ещё.
- Своё забирать – даром.
- Город взрывается
- на твой
- счёт
- индустриальным паром
- – чёт и нечет / нечет и чёт
- ярость
- по жилам
- метро
- течёт
- ветром
- в лицо тебе —
- но, чёрт,
- ты держишь его удары.
«С корабля убегали крысы, скрипу ломаной мачты вторя…»
- С корабля убегали крысы, скрипу ломаной мачты вторя.
- От судьбы не сбежишь быстро. Все равно своё возьмёт
- море.
- Город падал горящей грудой, хоть столетия стоял гордо.
- Я могу, значит, я буду
- воплощать собой целый город.
- Древо жизни с недавних пор превращается в смерти
- уголь.
- Кто поднял на него топор, на того подниму руку.
- Смысл утрачен для обречённых, равно как и мольбы о
- чуде.
- Смысла нету вообще ни в чём, но
- я не стану бежать отсюда.
- Пока поёт хоть одна птица, я не срублю древа.
- И с земли в небеса спуститься проще, чем потерять
- веру.
- Пока свеча – хоть в одном окне, я не стану покидать
- город,
- пусть даже целое небо мне опрокинет дожди за ворот.
- Пока цела хоть одна доска корабельного смоляного
- бока,
- я на ней сумею доплыть до скал
- и опять обрести Бога.
- И если город мой догорит, древо падёт и корабль
- утонет —
- сердце не потеряет ритм
- десятистишья твоих ладоней.
- И, значит, выстроим что-то снова.
- На пепелище запоют птицы.
- Где первый камень заложен Словом,
- мы сможем выстоять и продлиться.
«Попробуй взглянуть по-другому на Жизнь…»
- Попробуй взглянуть по-другому на Жизнь.
- Убрать из неё чёрный цвет, слово «нет»,
- падение курса валют и ножи,
- я так и смотрю; это нравится мне!
- Попробуй взглянуть по-другому на Смерть,
- одеть ее в белый, убрать ей оскал!
- и ей улыбнувшись, ответить посметь:
- – «не ты меня, я тебя сам отыскал!»
- Попробуй взглянуть по-другому на ту,
- что глаз на тебя не посмеет поднять!
- любовь выбирают не за красоту,
- а за бессмертность живого Огня.
- Попробуй взглянуть по-другому на всё,
- и переменить эти взгляды навек.
- Попробуй, и, может, ты будешь спасён
- от страхов, живущих в твоей голове!
- Но ты говоришь мне про руки судьбы,
- и даже не слушаешь добрый совет,
- и двигаешь снова назад, позабыв,
- что впереди начинается свет.
«Я смотрю на тебя, как на древние фрески…»
- Я смотрю на тебя, как на древние фрески,
- я касаюсь тебя, как старинной святыни.
- Пусть улыбки безмолвны, черты твои резки,
- но я знаю, что чувство моё не остынет.
- Пусть другие тебе пустословят и брешут,
- что тебя во вселенной не выискать лучше,
- только мне суждено залатать твои бреши.
- И я знаю: они своего не получат.
- Да, я знаю: меж нами огромные мили!
- Все равно не расходятся наши дороги.
- Мы друг друга с тобой наравне полюбили,
- только в разное время и в разные сроки.
- Пусть сейчас ты не любишь меня – ну и что же?
- Пусть сейчас я тебе только друг дней суровых!
- Я тебе докажу, что моё чувство может
- сотворить для тебя, именуясь Любовью.
- И, пока ты с другими, мне нету покоя.
- Каждый день без тебя старит на четверть века.
- Расскажите мне, люди, что это такое —
- не влюбляться, а правда Любить Человека.
«Я все хочу узнать и все успеть хочу…»
- Я все хочу узнать и все успеть хочу!
- И мой словарь совсем не знает слова «Нет!»
- Я двери подберу к огромному ключу,
- лежащему в моей ладони много лет!
- По всем земным путям, воздушным и морским,
- подземным и иным, пройти бы мне хоть раз!
- Оставшись средь людей смиренным и мирским,
- увидеть весь огонь их миллиардов глаз!
- Нектаром из живых и мертвых языков
- мне б память напоить, чтоб не кончался он!
- Сменить сто пар сапог и сотню рюкзаков,
- идти всегда вперед и путать с явью сон!
- И стольких полюбить и сердцем и душой,
- услышать и сказать хоть пару добрых слов!
- Пусть мир вокруг меня становится большой
- и пусть песок в часах не сыпется назло!
- Поэтому, мой друг, мне страшно умереть.
- Задуманное мной – успеется, скажи?
- И страшно мне: прошла на четверть или треть
- шагами в темноту отмеренная Жизнь!
- И страшно не успеть прожить еще чуть-чуть,
- еще чуть-чуть узнать и сделать много дел!
- Я все хочу узнать и все успеть хочу.
- …Так дай же никогда мне не познать Предел.
В ложь одетые
- Сколько было их,
- в ложь одетых.
- Вспоминаешь, сто лет спустя.
- Человек сочиняет стихи о детях,
- потому что сам ждал дитя.
- Чей-то город ждёт его, как свое дитя,
- и поэтому он, не спросив, уедет
- по железным своим путям.
- Был другой.
- Он был музыкой невесомой.
- Ты ему готовила борщ и фарш.
- Обещал стать маршем от Мендельсона,
- а сыграл похоронный марш.
- Нет, живёт.
- По утрам целует другую сонно.
- У него растет сын.
- Не ваш.
- Третья
- всех обещала любить до гроба.
- Всем клялась на Библии и крови.
- За такой нужно было смотреть в оба,
- слишком многим пообещала такой любви.
- У нее теперь за окном Европа.
- У тебя из окна слишком жалкий вид.
- Правда новорождённым щенком пищала
- в клюве лжи,
- распростершей свои крыла.
- Я прощалась навеки, когда прощала
- за нечистой души дела.
- Если я ничего вам не обещала,
- значит, я ни в чём вам не соврала.
Лугнассад
- Переливался золотом Лугнассад[7],
- многотысячелетний камень полив дождем.
- Он пришел к тебе в тенистый сливовый сад.
- Виноградная кровь, и слезы его – нарзан.
- Позади тебя никого, ничего не ждет.
- Не ходи, не ходи назад.
- Не ходи назад.
- Лу [8] сегодня умрет, чтобы ты жила,
- чтобы ты была счастлива в белом и золотом,
- чтобы огненный феникс распростер над тобой крыла.
- Лу смеется, горя в раю.
- Ты свое нашла,
- так что есть ли смысл откладывать на потом?
- Так что есть ли смысл оставаться той, кем была?
- Колесо повернулось к осени. Стань сама
- этим ярко горящим солнечным колесом.
- И повсюду любви невидим, неведом сок.
- Прыгай через костер, жги подол и сходи с ума!
- Каждый повод грустить сегодня так невесом,
- так что думать забудь, что скоро придет зима.
- Стой, дурная ты кровь! Что гасишь костер водой!
- Разве огонь в беде твоей виноват?
- Так и хочешь остаться вечной да молодой?
- Вечность вечности рознь, но твоя – превратится в ад!
- И ломается колесо о твою ладонь,
- догорает луг, догорает сад,
- прекращается Лугнассад.
- Ты идешь назад,
- хоть судьбой тебе предначертано посолонь.
- Лу сгорел за тебя, и тебе за него гореть.
- Тот, кто шел за тобой в сады, за тобой в луга,
- тот, кто Лу клал в костер, чтобы сердце твое согреть,
- тот, кто тебе никогда не сумел бы ни в чем солгать,
- с каждой новой зимой холоднее к тебе на треть.
- И теперь тебе до него – через хмарь и гать,
- через тысячи миль, чтобы только взглянуть в глаза
- Не его, а тебя сжигает любовь дотла.
- Ты идешь и по всей земле бьешь в колокола,
- Чтобы только вернуть потерянный Лугнассад.
«Я хотел быть с тобой, как никто никогда…»
- Я хотел быть с тобой, как никто никогда,
- я молился на пылью покрытые фото.
- Чтобы смело мне в белом ответила «Да».
- Жизнь была бы похожа на утро субботы!
- Но ты снова на сцене проклятой стоишь!
- И негромко читаешь, руками колдуя,
- превращая кабак задымленный в Париж,
- отдаляешься от моего поцелуя.
- Как огнями холодными светится ночь,
- ты блестела, не грея. И это печально.
- Ты сама от себя отвела меня прочь
- и дыханье оркестра во мне замолчало.
- …
- Через год я пришел на тебя посмотреть
- из-за спин и затылков весёлого люда.
- Я еды заказал и, откушав на треть,
- отодвинул невкусным вдруг ставшее блюдо!
- Ты смотрела в лицо, говоря обо мне,
- черный провод кольцом вкруг руки обвивался
- и вдруг на пол упал. И в сплошной тишине
- я услышал звучанье забытого вальса.
- И не тронул ни клавиши твой пианист:
- эта музыка из ниоткуда гремела!
- Ты спустилась ко мне с возвышения вниз,
- и зачем-то взяла меня за руку
- смело!
- Мы сбежали с концерта, а вальс все звучал,
- и столица нам в спину дышала оркестром.
- Ты вот заговорила, а я замолчал.
- Я нашел тебя, но – не нашел себе места.
Обратная связь
- Человек нуждается только в обратной связи.
- Называй, как угодно: взаимность, фидбек, отдача.
- Без неё он как будто начертан арабской вязью
- и ничего особенного не значит,
- если к нему получше не приглядеться
- и начать различать сплетение черт и знаков.
- Без обратной связи мы можем жить только в детстве,
- где любой из нас одинок и тем одинаков.
- Куда подевались бессонные разговоры?
- Переписки, от которых не оторваться?
- Их – и вас – как будто украли воры,
- на себя напялили тощие оборванцы.
- Все, чего я хочу, это больше обратной связи.
- Без неё я, как замыкание, коротка.
- Вместо леса рук – поле из жидкой грязи.
- Не поднимается ни одна рука.
- Я еще горю, я высушу это поле,
- и на нем лесополоса вновь раздастся вширь.
- Хуже креста на кладбище только нолик.
- И если ты это читаешь,
- то напиши.
- Напиши, что с тобой все в порядке, кем бы ты ни был.
- Напиши мне что-нибудь прямо здесь и сейчас.
- Моя вечная цифра ноль обратится нимбом,
- который сумеет зажечь миллионы глаз.
«Ты называешь меня полным именем…»
- Ты называешь меня полным именем,
- как чтобы ругать, называют родители.
- Как жаль что по паспорту, я не Любимая.
- «А больше Вы, черт Вас дери, не хотите ли?»
- Ты нарочито берешь меня под руку
- старой подругой, знакомою шапочной!
- Под руку – дешево. За руку – дорого!
- «Миледи, у Вас этих средств недостаточно!»
- Ты в щеку целуешь меня на прощание
- и поезд отводит колеса от станции.
- Но запах духов моих, как обещание
- вернуться,
- с тобою надолго останется!
- Ты пишешь мне письма так сухо и коротко
- в ответ на мои, что ничтоже сумняшеся!
- Мне так не хотелось уехать из города,
- который нас все-таки помнит обнявшихся!
- Но, полное имя исполнив молчанием,
- ты пальцы с моими сцепляешь неистово.
- С умопомрачения и до отчаянья
- сменяются кадры мгновеньями быстрыми.
- Нет, я до тепла не сказать чтобы жадная,
- но это единственный способ общения.
- В такой темноте мне виднее душа твоя.
- И нет ни взаимности мне, ни прощения.
- И я уезжаю – зови не зови меня —
- в мой город, без проводов, шума и почестей.
- Ты называешь меня полным именем,
- и я называю тебя Одиночеством.
«Я людям не верю, но верю в тебя…»
- Я людям не верю, но верю в тебя,
- в твою невозможность. В твою бесконечность.
- Я верю, что дни разменяю на вечность,
- не веря своим каждодневным скорбям.
- Я верю: мой план превратится в планету,
- где ты, разумеется, будешь со мной
- в короткие зимы и долгие лета,
- а жизнь на двоих обернется одной.
- И пусть я сейчас не умею красиво
- ни жить, ни оплачивать гамбургский счет,
- я верю: у нас обнаружатся силы,
- которых мы сами не знаем еще.
- Я множу незамысловатые строки:
- легко простотою достичь глубины.
- Ты мне говоришь, что разнятся дороги,
- но их перекрестки как звёзды видны!
- У нас будет все, чего мы пожелаем,
- до судного и неподсудного дня
- я верю в тебя. И, пока я живая,
- ответь мне взаимностью Веры в меня.
To my daughter, И. А. Бродский
Перевод Стефании Даниловой
- Дайте вторую жизнь, и все бы во мне запело,
- если бы я сидел в Кафе Рафаэлла,
- или стоял в углу, словно мебель какая,
- если бы жизнь вторую дали, мне потакая.
- В новой жизни не обошлось бы без джаза под крепкий
- кофе,
- я бы смотрел на тебя, веснадцатилетнюю, в профиль,
- сквозь пыль на стекле, на котором давно не наводят
- глянца,
- не переставая тебе, милая, удивляться.
- В общем, помни, дочка: за неодушевленным шкапом
- как за псевдонимом, может скрываться твой папа,
- как за любым предметом, что стар и слегка невменяем,
- приглядись повнимательней и отыщи меня в них.
- Одушевленность видь – в чём то, как будто в ком-то,
- может, в памяти высверком встанет мой силуэт, мой
- контур,
- и тогда ты, тоже деревенея от этой встречи,
- поймешь наше с тобой одно на двоих наречье.
Вчетвером
- Моя Любовь говорит негромко. Но слышен стекольный
- звон.
- Она привыкла стоять в сторонке, когда её гонят вон.
- Она не плачет в рукав, когда на неё орёт адресат.
- По самым наипоследним данным, она не пойдёт назад,
- как бы ни гнали её оттуда, где она видит Дом.
- Моя Любовь говорит: «Не буду откладывать на потом».
- Она отпивает из всех бутылок, поэтому так честна.
- За ней след в след и дыша в затылок, вступает в права
- Весна.
- Моя Надежда, как дошколёнок, не пишет ещё слова.
- Она в зелёном для всех влюблённых пребудет всегда
- жива.
- Ее забрасывали камнями тысячи тысяч лет,
- в ночи бежали за ней с огнями, и все потеряли след.
- Из всех возможных горячих точек натравливали собак,
- собаки их растерзали в клочья с улыбкою на зубах.
- Пойдет, конечно, за ней по следу ещё не один злодей.
- Моя Надежда умрёт последней, последней из всех
- людей.
- А Вера крепче меня в три раза и старше своих сестёр.
- У Веры три разноцветных глаза и каждый из них остёр.
- Она вытаскивает меня из всей моей черноты.
- Когда мои взгляды на жизнь менялись и были глаза
- пусты,
- когда голоса заменяло эхо, страшнейшее на Земле,
- молчало всё – от стиха до смеха, от первого
- до после…
- Когда сказавший, что время лечит, мне, оказалось,
- врёт,
- то Вера взваливала на плечи меня и несла вперёд.
- Моя Любовь не придёт, наверно… Она на краю Земли.
- Я вновь лежу на плече у Веры.
- Надежда стоит вдали.
- Ее зелёное платье флагом вздымается на ветру.
- Сегодня я зарекаюсь плакать.
- Сегодня я не умру.
- Сегодня будет длиною в Вечность и качеством в 10 D.
- Нам не страшна никакая нечисть, живущая впереди.
- Любовь идёт ко мне отовсюду, со всех четырёх сторон,
- в пустых ладонях сверкает Чудо.
- Мы справимся вчетвером.
«были в детстве сказки, страшные, верь – не верь…»
- были в детстве сказки, страшные, верь – не верь
- там все время куда-то входить было запрещено
- в старом замке всегда оказывается дверь,
- и за ней кто-то выл, скулил, совсем как щенок
- ну, войти-то можно; но выйдешь не без потерь
- не ходи до поры, не ходи, не ходи, сынок
- открываешь, а там, как водится, лютый зверь,
- пожалеешь сто раз, что вообще ступил на порог
- был один мальчик, который сказки читал с конца
- там, где, как правило, все у всех хорошо
- у других детей страх не сходил с лица
- от этой сказки, набрасывал капюшон
- а мальчик был своенравный – ну, весь в отца
- мол, открою-ка дверь, и гляну, как там и что
- он взялся за ручку большого дверного кольца
- и сильно толкнул, открылось, и он вошёл
- а за дверью не зверь, а девица сидит без глаз
- не глазницы – пещеры, и пламень в них неземной
- как кричала она – наверное, целый час,
- мол, несмышлёныш, зачем ты пришел за мной?
- я же еще не случилась, не родилась,
- оставалось немного – я бы стала тебе родной,
- власть была друг над другом у нас – да пропала власть
- я теперь только сон, только сон, только сон дурной
- испугался герой в кавычках и дверь закрыл
- и все снилась и снилась пзже ему она
- словно ангел была она безо всяких крыл
- и все снилось и снилось, что это его жена
- мать, сестрица и дочь, что в землю он сам зарыл
- он вернулся к двери, а там – холодна стена
- ни намека даже на то, что там кто-то был
- годы шли в пустоту, и сам он стремился к ней
- и душа его стыла в той комнате взаперти
- как другую любить, есть и пить при чужом огне?
- как смотреть ей в глаза, сидя с ней супротив?
- если вдруг происходит что-то тебя сильней,
- не мешай ему быть,
- не стой на его пути
- были страшные сказки в детстве и есть – во мне,
- я тебе расскажу еще,
- поседей со мной,
- посиди
Символ детства, тебя и вечности
- Я могу перебирать волосы.
- Я могу держать тебя за руку.
- Я не слышу твоего голоса.
- Доктора только кормят «завтраком».
- Ты лежишь и смотришь невидяще.
- Потолок во взгляде не отражается.
- Я, ни жестом себя не выдавший,
- плачу небом, что крыши ржавятся.
- Я прошу тебя – встань, хорошая.
- И – встаёшь. И – как будто светишься.
- И идешь по нашему прошлому,
- как теплеющий южный ветер вся.
- Я всё жду тебя у настоящего,
- что расскажешь мне много доброго.
- Я заснул головой на ящике,
- с медицинской гремучей коброю,
- и проснусь – в полуодиночестве.
- Ты – цела здесь,
- Я – половинчатый.
- Где берут по матери отчество?
- Где-то – точно,
- недавно
- вычитал.
- Ты лежишь, как святая старица.
- Тишина от солнца – напевная.
- Даже в сотню лет не состарится
- для меня лицо, в жизни – первое,
- что увидел я, новорожденный,
- закричав не от страха – от радости.
- Столько было с тобою прожито,
- что у смерти хочу украсть тебя,
- вот – краду. По секунде. Капельке.
- Вдоху, выдоху. По движеньицу.
- Твой сынок все такой же маленький,
- хоть и скоро, дай Бог, поженится.
- Вот бы – чудо, чтоб чадо увидела,
- да на мир посмотрела заново!
- Я не строил из тебя идола,
- каждый идол
- падает замертво!
- Я могу перебирать волосы,
- что всегда для меня каштановы,
- я могу, не срывая голоса,
- возвращения долгожданного
- жаждать,
- ждать
- и молить, как будто бы
- без тебя этот мир – хоть в печь нести!..
- На столе – букет с незабудками.
- Символ детства.
- Тебя.
- И вечности.
«Просто запомни себя влюбленной. Вот как сейчас…»
- Просто запомни себя влюбленной. Вот как сейчас.
- Когда сплошная terra incognita твой мерзавец.
- Когда ещё никак на нём не сказалась.
- Потом в костяшках к самой себе побелеет зависть.
- И каждый раз – ну, конечно, последний раз.
- Фотографируй, каким красивым открылся мир,
- свою улыбку, что наподобие Гуинплена,
- и как проблемы ломаются прутиком об колено,
- запомни прочно, как ты минорна, как ты манерна,
- врежь в память этот двухдневный-трехдневный миг.
- Никто тебя не научит так жить и ждать,
- так верить в то, что не так легко описать словами,
- лететь по первому зову птицей над головами,
- тренировать находчивость, ум и память,
- чтоб обрести искомую благодать.
- Рисуй, пока не поблекнут краски в твоих глазах.
- Пиши, покуда твои чернила не высыхают.
- Танцуй и пой во весь голос. Никто тебя не охает,
- а лишь заохают да заахают, повздыхают,
- засунут в руки кулёк советов идти назад.
- Без разницы, ответит он или нет.
- Попало в точку твоё к нему – или всё пустое,
- взойдёт побег, или все останется сухостоем.
- Запомни накрепко, что любого исхода стоит
- короткий миг перед столкновением двух планет.
Переписки
- Ты открываешь свои давнишние переписки,
- лет пять назад. Или шесть. Что не так уж важно,
- когда не помнишь, кого из них ты считала близким.
- Их имяреки – имя реки «не входите дважды».
- Просматриваешь их фотографии и профайлы.
- Сияет вечно, как Бетельгейзе, их чистый разум.
- Они с тобою зарплату пропили и пропали
- с твоих радаров, и ты пропала для всех и сразу.
- Как послевкусие полусладкого и полыни,
- вступает в силу большая горечь о настоящем.
- Что, если те, с кем сейчас идёшь из огня в полымя,
- однажды так же сыграют в памяти чёрный ящик?
- Через пять лет. Или шесть. Что не так уж важно,
- как имена, что хотелось бы помнить вечно.
- И ты боишься, что их, идущих с тобой, однажды
- захочешь вспомнить,
- а будет нечем.
Счастливого цвета
- С тобой кто угодно поделится смертью,
- дав прикурить и глотнуть алкоголя.
- Еду не дают по бухгалтерской смете,
- кури и узнай промо-акции боли.
- Поделятся счастьем, поделятся горем,
- а после поделят имущество в пользу
- себя же любимых. Укатят на море.
- А ты убивайся. А ты беспокойся.
- Поделятся телом, – не все. Или духом,
- но не боевым, как хотел, а тлетворным.
- Подай на них жалобу в органы слуха,
- покуда они не увяли покорно.
- Поделят на сто, вызывай неотложку.
- Поделят на ноль, поломав калькулятор.
- Мне больно смотреть на такую дележку.
- Да чтоб их самих поломало, треклятых.
- Я жизнью хочу поделиться с тобою.
- Без донорства, яств и дурацких советов.
- И ты не смешаешься больше с толпою,
- лицом став другого, счастливого цвета.
«Сердце, paloma negra, в воздухе чертит грифелем…»
- Сердце, paloma negra, в воздухе чертит грифелем
- почерком полупушкинским тексты умалишённые.
- Каждая буква – падальщик, вороном станет, грифом
- ли —
- каждая буква падает, дыры оставив жжёные.
- Сердце, paloma roja, билось о запотевшие
- стекла очков рэйбеновских, окон чужой усадебки.
- Пала голубка оземь, сколько ты там ни тешь её —
- так, не отмыв от крови, и закопали в садике.
- Сердце – paloma blanca, маленькая паломница
- в сари белого цвета, как бы его ни пачкали.
- Тысячу лет не плачется и тысячу лиц не помнится.
- А раньше было так просто курить по кому-то пачками.
- Ты составляешь здравые мысли и предложения,
- смысл их мне открывается только при взгляде
- издали.
- Этот случайный текст – просто переложение
- старого фолианта в книге, недавно изданной.
- Сердце проходит молча длительную випассану[9],
- пасмурный Петербург смутно похож на Индию.
- Слишком его слова были огнеопасные,
- чтобы бросать их в воздух бомбами по наитию.
- Сердце молчит, скрывая голос переродившийся.
- Будто бы сам Мидас его обращает в золото.
- Я вместе с ним молчу. Тише, прошу вас, тише все.
- Это не так-то просто – стать стариками смолоду.
- В сердце поломка планки.
- Кончится медитация
- через одну минуту, тридцать секунд… Прощение.
- Я доезжаю до вечнозелёной станции
- и открываю дверь
- знакомого
- помещения.
- Тысяча лет расплачется санкт-петербургским дождиком
- в тысячу лиц, что вспомнятся, о тысяче дел несделанных.
- Я бы хотела стать глухонемым художником.
- И оставлять листы, как моё сердце,
- белыми.
«Здесь шумно так, что я себя не слышу…»
- Здесь шумно так, что я себя не слышу.
- Мне нужно в небо взмыть, нырнуть под лёд,
- уйти кошачьей поступью по крыше,
- которая готовится на взлёт.
- Сознание выходит за пределы
- и нить луча протягивает мне.
- Я выхожу из собственного тела
- и говорю на полной тишине,
- что, будучи праязыка древнее,
- на все вопросы даст один ответ.
- Я каменею и деревенею
- и отражаю водной гладью свет.
- И, чтоб понять взволнованное море,
- я превращаюсь в ракушку на дне,
- транслируя поток его историй
- на самой чистой в мире тишине.
- И, чтоб понять другого человека,
- я вслушиваюсь в сердца рваный ритм
- и всматриваюсь в заспанное веко,
- и я не слышу, что он говорит.
- И, чтоб понять все то, что не под силу
- казалось бы, понять в мои года,
- я превращаюсь в абсолютный синий
- цвет глаз и остаюсь в нем навсегда.
- Я – в тихом океане тихий остров,
- бархан в пустыне, мерзлота тайги,
- я никогда не чувствовал так остро,
- как по воде расходятся круги.
- Сознание обратно возвратится
- ко мне, песками времени пыля,
- и сделанные из бумаги птицы
- усядутся на шляпные поля.
- Я искренне желаю тем, кому вдруг
- мои слова покажутся смешны,
- узнать однажды, как же это мудро —
- придумать эквалайзер тишины.
- Пусть тишина из моды вышла ныне,
- и делаются громче голоса!
- Привет, дела. Вы больше не страшны мне.
- Я с вами разберусь за полчаса.
«Это будет зал с большими окнами…»
- Это будет зал с большими окнами.
- Непременно с видом на Неву.
- Выйдя из прокуренного кокона,
- Я на сцене этой оживу.
- В зале будут вешние и летние,
- зимние, осенние и Вы.
- Я спою для Вас, двадцатилетняя,
- песню трехсотлетней синевы.
- Я спою без голоса, без музыки.
- Избегая чтения с листа.
- И слова мои простые, русские
- все расскажут, что могло бы стать
- легче, переливчатей, красивее,
- чем оно на самом деле есть.
- Серое на самом деле синее,
- платье цвета “мне сегодня шесть”.
- Мне отныне вечно в этот свет расти,
- Не познать начала и конца.
- Благородной маленькою серостью —
- цвет волны, костюма и свинца!
- И никто не вызнает ни имени,
- ни откуда Вы вообще взялись…
- Я прочту Вам текст не про “люби меня”,
- сор ведь не несут из-за кулис.
- А о чём стихи, совсем не важно, ведь
- я могу и так слова ронять.
- Это будет зал с глазами Вашими.
- Непременно с видом на меня.
«А что, если ты видишь меня не мной…»
- А что, если ты видишь меня не мной,
- если мой голос в ушах у тебя – иной,
- если глаза твои подернуты пеленой
- и видят меня иначе, совсем иначе.
- Ты говоришь: научись обходиться без параной.
- Я, какой меня видишь ты, ничего не значит.
- Я, какой себя вижу я, стоит за твоей спиной.
- Я, какой меня видишь ты, гостья твоих покоев.
- Я, какой себя вижу я, всегда хранит твой покой.
- В моих глазах ты представляешь нечто такое,
- что не объять ни повестью, ни рукой.
- Ты, каким тебя вижу я, многовековое
- древо жизни, растущее над рекой. Над моей рекой.
- Ты, каким себя видишь ты, плывешь по ней на каноэ,
- не зная, что я жива, как никто другой.
- Я, какой меня видишь ты, мягкий шелк на ощупь,
- артхаусный фильм длиной в полтора часа.
- Я, какой себя вижу я,
- не сложней, не проще,
- я творю обыкновенные чудеса.
- Ты, каким тебя вижу я, не существуешь на самом деле.
- Как и я, какой меня видишь ты.
- И чего-то нашел дух в духе, и тело в теле,
- кроме шизофренической пустоты.
«Не стой столбом у моего порога…»
- Не стой столбом у моего порога:
- я дома существую лишь на треть.
- Иди домой, пожалуйста, и с Богом.
- Я буду знать, куда себя мне деть.
- Мой хрупкий мир нуждается в починке,
- о нежности утраченной скорбя.
- Я полюблю весь пляж, начав с песчинки,
- Я полюблю весь мир, начав с себя.
- Я море полюблю, начав с прилива,
- с отливом подарив себя ему.
- И стану на все тысячу счастливой,
- и выяснять не буду, почему.
- Все, что казалось сложным, словно идиш,
- вдруг станет лишь путём от А до Б.
- Иди домой. И там меня увидишь,
- когда я вдруг понадоблюсь тебе.
Мучитель
- Как стояла она под окнами до рассвета, знает только
- дуб многовековой,
- что растет возле дома зимой и летом под фонарной
- лампой бестеневой.
- У нее была его красная зажигалка, у него было все,
- что она могла
- подарить – а было ей ничего не жалко, перед ней
- всегда расступалась любая мгла,
- алкогольный морок, безденежье и болезнь.
- Он припас для нее два жестоких слова: «не лезь,
- не лезь».
- А она все лезла то в окна, то на рожон, и благодарила,
- что был с ней честным,
- отводила ладонью призраки бывших жён, а потом
- исчезла.
- Наступает святая ночь в голубиных перьях с тридцать
- первого на первое января.
- Все его любови, надежды, веры вдруг выходят замуж,
- ни слова не говоря.
- Он выходит с работы, откуда его уволят
- через день, он не знает о том ещё.
- И свидетельство невыразимой боли скатывается в
- джунгли небритых щёк.
- Молодой человек, с которым идёт она, не похож на него
- самого ничуть.
- И глаза у неё сияют, как рождественских два окна, и она,
- склоняясь к него плечу,
- синей птицей щебечет о том, о сём, о десятом и пятом,
- о чем ему не понять,
- про дары инквизиции, ягодный чернозём, и какой —
- нибудь старославянский ять —
- и того, чьё окно на неё не пролило света, узнаёт, но виду
- не подаёт.
- Он себя ощущает израненным и раздетым, и мороз
- щипает, как медицинский йод,
- мимо едут маршрутки в центр, налитые людьми,
- как грозди спелого винограда,
- мимо едет история, он плетётся в самом конце парада:
- «Как так вышло, что ты ни капельки мне ни рада?
- Брось его, оглянись; я же тебя и правда
- никогда не любил, жизнь меня ничему не учит,
- но кого в этом новом году я теперь буду мучить?»
- Бог молчит нахмурившимся проспектом и прощает его.
- На всякий пожарный случай.
«Ты шатаешься переулками, зол и болен…»
- Ты шатаешься переулками, зол и болен.
- И съезжает мировоззрение с переносицы.
- Ты идешь один, и до тебя доносится
- Эхо брошенных колоколен.
- Ты влюблён в этот город, но город в тебя влюблён ли?
- Он тебе предпочтет гарем из его уборщиц.
- Из ларька играет «Я для тебя only».
- Не купив ничего, ты выходишь оттуда, морщась.
- Сам себя отдавший городу на съедение,
- ты идешь по нему, он идет по тебе, внезапен.
- Незадачливый автор отдал тебя на сведение
- звукорежиссёру, что взял да запил.
- На твоей мостовой зубы выбиты у брусчатки.
- Твой единственный дом, ты сам, обречен на слом.
- Не спасли бы от холода потерянные перчатки.
- Вдруг тебя обдаёт теплом.
- Твой календарь как будто перелистали
- в центр июля, где пахнет нагретым деревом,
- и духмяной листвой да травами. Ты, растерянный,
- ощущаешь себя живым, но пока местами.
- Вдоль по венам из замороженных лейкоцитов
- потекло птичье молоко и гречишный мёд.
- Что или кто покоцал твоих Коцитов,
- тебе, разумеется, невдомёк.
- А она уже изучает карту твоей столицы,
- пересаживается на кольцо.
- Ты иди, иди. Впереди будут лица, лица.
- Ты узнаешь ее лицо.
- Город станет обоим вам невозможно близким,
- как котёнок, что к сердцу под куртку влез.
- Солнце, приходящее по-английски,
- не закатывается в лес.
- И тебя сводит дрожь – воедино сводит,
- из твоих сотен тысяч немузыкальных дорожек
- получается хит, и имя ему – Сегодня.
- Ну что может быть дороже.
«Скажи мне, отчего всегда не с теми…»
- Скажи мне, отчего всегда не с теми
- я отправляюсь ночью к поездам?
- Хоть знаю, что безжалостное время
- однажды все расставит по местам?
- Скажи мне, кто придумал понедельник?
- Как вынырнуть из блюдца суеты?
- Зачем в моем кармане нету денег,
- зато зимой и то лежат цветы?
- Скажи мне, где мне взять такую силу,
- чтоб сделать то, чего я не могу?
- Мне кажется, я даже некрасиво
- следы ботинок ставлю на снегу.
- Скажи мне, кто ведет меня по кругу
- то в треугольник, то вообще в квадрат?
- У пропасти протянутую руку
- отдергивает,
- и смеется над!
- Я интервью пытаюсь брать у Бога,
- он предлагает мне самой искать ответ!
- В ночи,
- вдвоем
- с растекшейся дорогой
- и тысячей потерянных монет!
- Мои вопросы стаей черных галок
- над встрепанной вскружились головой;
- Мне хочется, по правде, очень мало,
- вернуться первым поездом домой.
- И ничего не спрашивать у Бога,
- а знать все досконально наперёд.
- Но стянет шею галстуком дорога
- и за собой
- обратно
- уведёт.
Третье здравствуй
- Сбежать бы с линии жизни праведной, мне отмереной.
- Прижать к себе тебя, выходящую из вагона.
- Я не твой принц – я беспринципный и без мерина.
- Я – вор пространства,
- а ты – вор времени вне закона.
- Украсть бы эти пейзажи цвета надрывно-серого.
- Где свет заканчивается в тумане седом залива.
- Украсть бы эти пассажи грусти твои из серии
- «я никогда не была счастливой».
- Сорвать со стен фотографии черно-белые
- квартир со всеми твоими забытыми в них ключами.
- В квартирах были чужие лица, и ты так пела им,
- что эти лица бы стали плачущими свечами,
- но без огня; хоть бы из ничего, из воздуха.
- Воск и фитиль остаются, увы, фитилем и воском.
- Там, где другие льют море слез, ты проходишь
- посуху.
- Там, где другие решают сердцем, я чую мозгом.
- Я – вор пространства, а ты – вор времени.
- Соответствуй же.
- Кради минуты, чтоб их затем обратить в слова.
- А я сворую тебя у прочих без капли вежливости,
- приговоренную без свидетелей целовать.
- Кради мой возраст, что априори не верен в паспорте.
- Кради безвременье, что на лбу морщиною пролегло.
- И мысль неясная заухает вдруг неясытью,
- когда коснувшись моей руки,
- разобьешь стекло
- часов подаренных, а вагон самоуничтожится,
- и мы окажемся вне времени. Вне пространства.
- Где ты заместо коронно-фирменного «Ну что же ты
- стоишь и медлишь?»
- скажешь мне третье «Здравствуй».
«За игру виртуозную на ноутбучных клавишах…»
- За игру виртуозную на ноутбучных клавишах,
- будто на фортепьяно размером с улицу,
- ей обещана пуля в лоб, но никак не Пулитцер.
- За уменье принять во лбу разрезную пулю за
- нечто большее, вот бумага, такой расклад пиши:
- «Ей обещано русское поле размером с кладбище».
- И когда все другие в сутолоке ссутулятся,
- отклонившись от курса общего, ты – откланяешься
- и захочешь впервые то ли напиться пьяным,
- то ли меч наголо и остричься наголо,
- помня, что рассказывала она:
- «Крышка гроба и крышка черного фортепьяно
- под собой сохраняют музыку
- о-ди-на-ко-во.
- Даже если имя ей тишина».
«Свинцовый город– пуля в револьвере…»
Свинцовый лёд под кожей у эстета.
Свинцовый лёд в глазах поэта.
(Сергей Никитенко)
- Свинцовый город – пуля в револьвере.
- Мы – городом расстрелянные насмерть.
- Плач местной Ярославны о любви и вере
- звучит как заводской свинцовый насморк.
- Он – пятьдесят оттенков птичьих перьев,
- Он растекается по агиасме.
- Свинцовый кубик льда в бокале виски —
- плохой конструктор. Но седеющие дети,
- живущие от вписки и до вписки,
- его умеют складывать, в ответе
- не получая Вечность. Только брызги,
- что слижет похмеляющийся ветер.
- Веди же под свинец, как под венец, и
- пусть смерть целует в лоб свинцовой пулей!
- Насчёт прекрасных Северных Венеций
- в ближайшем Буквоеде обманули.
- Здесь происходит освинцовелый Освенцим.
- С крыш ноги свесили свинцовые сосули.
- Здесь счастлив, кто убит – и косвенно, и прямо,
- Здесь счастлив тот, кто завтра не проснётся.
- Хрущёвочная мини-Нараяма
- Ест маринованный священной водкой социум,
- Свинцовые глаза мои упрямо
- в свинцовом небе продолжают видеть солнце.
- Иди со мной сквозь весь свинцовый морок!
- И кожа станет пусть бронежилетом.
- Мы выглядим, как будто бы нам сорок.
- Оно не нужно, чтобы быть поэтом.
- Иди за мной, и ты увидишь сам, как скоро
- преобразится мир свинцовый этот,
- твоё лицо, моё лицо и город,
- меняющий план альфа на план бета.
- Растает айсберг Хэмингуэя гордый,
- подкожно вмёрзший в кровь эстета.
Твоя водка
- Когда ты глушишь стаканами водку
- внутри меня появляется твоя мать
- просит меня увести тебя с этой лодки
- и обнимать
- обнимать
- обнимать
- Я держу тебя за руку,
- прокручивая в голове слайдшоу
- что будет через несколько лет, если все продолжится
- так
- У великих людей было много цитат
- Например, что «всебудетхорошо»
- так вот, здесь они будут неправы
- Через несколько лет
- не отличая лево от право
- твои руки не могут нашарить ключи
- от дома,
- не могут вспомнить по стенам брайлевым шрифтом,
- какой это город
- Ближайшая электричка идет до Содома
- Но ты выбираешь Гоморру
- и когорту бутылок кагора
- Они тебя больше всех любили
- Ты с ними больше всех целовался взасос
- пока они тебе сердце об голову не разбили
- Все их любовные эсэмэски
- это только сигналы SOS
- Двадцать пятый кадр того что будет через несколько лет
- твои руки не могут нашарить
- ни мобильник
- ни пистолет
- которого нет
- ни руку любимой женщины,
- (неважно, буду ли это я и буду ли я вообще)
- воздух в комнате так тяжел, что дает затрещину
- ты не можешь вспомнить самую важную из вещей
- как твое имя?
- где ты?
- когда ты придешь домой?
- в каком киоске можно купить сигареты?
- какой это круг — li>седьмой?
- или уже девятый?
- почему твой свитер такой измятый?
- почему из зеркала кто-то другой
- смотрит растерянно и небрито
- и постоянно тебе говорит о
- том, что в бутылку ты больше ни ногой
- Ты находишь эврикой мятую сотку
- и покупаешь очередную грусть
- Ты глушишь стаканами водку
- и я боюсь.
- Пожалуйста, давай поставим парус на эту лодку
- и уплывем, где поменьше градуса
- в какой-нибудь океан
- Я хочу чтобы ты снова радовался
- простым вещам
- простым женщинам
- хотя бы такой как я
- Пожалуйста, я прошу тебя,
- будь сегодня не сильно пьян
- не забудь вещи
- ключи
- свое имя
- и социальную нишу
- и что ты всевластен и всепрощён
- и что если я – солнце, оно не опустится ниже
- и что там ещё
- Твоя водка
- почему-то течет
- с моих собственных щек
- я
- ничего
- не вижу
«Под лежачий камень течет не вода…»
- Под лежачий камень течет не вода, а речь,
- на эсперанто красном, полусухом.
- Береги его там, где я не смогу беречь.
- Береги его сердце от мыслей о всём плохом.
- Он идет на всё чёрное, как на красное бык бежит.
- Так, не зная тебя, я вижу тебя насквозь.
- Он же чёрной дырой свою прожигает жизнь.
- Понимай его так, как я, чтоб у вас сбылось.
- А найдешь ли ты сил увидеть ад, а не сад?
- Различишь ли его лицо среди рож чертей?
- Где желудок в Неву выблёвывал местный Сартр?
- Я смогу. Я не раз стояла на той черте.
- Ты не сможешь, как я.
- Но и я не смогу, как ты.
- Каждая в собственной крепости – подождём.
- Чью-то правду время вызолотит в латынь.
- Чья-то ложь на бумаге вымокнет под дождём.
- Под лежачий камень, который я словом бью,
- речь прямая течёт, сукровицей становясь.
- Я иду с ним сквозь ад, я громко пою и пью,
- без обратной дороги ища обратную связь.
- Кто неправ, тот Юпитер. Кто прав, тот, вестимо, Лев.
- Пусть его и желают вздёрнуть на сотне пик.
- Я иду напролом, от нежности обнаглев,
- обращая дверьми совершенно любой тупик.
- Тьма не может быть безусловнее, чем любовь.
- Десять пальцев горят святыми свечами в ней.
- Он однажды вздохнёт и примет меня любой.
- И мне страшно к этому времени
- стать
- сильней,
- чем сейчас, нуждающейся в нём, но
- может, ты объяснишь, и твой ответ будет прост,
- почему я смотрю в распахнутое окно,
- и сквозь тысячу стен
- наш с ним взгляд
- образует мост.
- Под лежачий камень христово течёт вино.
- И мы пьём его,
- и прикуриваем от звёзд.
«И снова шторм застиг меня врасплох…»
- И снова шторм застиг меня врасплох.
- Спустя полсотню кораблекрушений
- я выбрал берег, что не так уж плох,
- сочтя его последним из решений.
- Я жил, не зная горя и войны,
- я думал, сердце снова стало полным.
- …Мои глаза под цвет морской волны
- упорно обращались к этим волнам.
- В слепой ночи я свой покинул дом…
- Так, как когда-то я покинул море…
- ….Чтоб и не вспоминать о нем потом,
- как о пренеприятном разговоре!
- Я что-то там забыл. Но только – что?
- Я знал, что я приду туда и сгину!
- Из ниоткуда надвигался шторм,
- мешая уголь, акварель, сангину,
- мешая умирать на берегу
- мне, вы-бро-шен-но-му на этот берег.
- Я знал, что я себя не берегу,
- пускаясь вплавь в открытие Америк,
- которых в океане больше нет.
- Мой дом вдали по мне зажёг все окна!
- Я шел сквозь море, как сквозь мокрый снег,
- не чувствуя, что всё на мне промокло.
- Сгущая краски, шторм любил меня,
- как ни одна земля бы не сумела.
- Я умер утром следующего дня,
- чтобы морской волной воскреснуть смело.
- …Увы, я спал. Я спал в своем дому.
- Прошу вас понимать меня превратно:
- я сам себя нисколько не пойму.
- Я жду, что шторм
- возьмет меня
- обратно
«во дворе лежит пьяная женщина Таня…»
- во дворе лежит пьяная женщина Таня
- у нее есть пятнадцатилетняя дочь
- она говорит, что обязательно встанет
- что ей совсем не надо помочь
- она срывает очки с мужчины
- который пытался ее поднять
- и разбивает их в пол без причины
- мне бы хотелось её понять
- я не лежу во дворе, но пью вермут
- литрами, замертво, прямо с утра
- по каплям его обретая веру
- и пьяных женщин гоню со двора
- я пью как сорокалетний мужчина
- который стоит у двери без ключа
- у меня есть сто и одна причина
- чтобы пить уходить и молчать
- во дворе лежит пьяная женщина Таня
- а в моем дворе лежит только ночь
- истину, найденную в стакане
- я хватаю за шиворот и выгоняю прочь
- тот кого я люблю, пьет так же безбожно
- но сегодня я буду пить одна
- я говорю вам, что все возможно
- но вам слышится полная тишина
- я хватаю бутылку за горло крепко
- как будто хочу её задушить
- кто-то вытянет туз, кто-то вытянет репку
- я вытяну перевернутую карту души
- и скажу в отсутствии адресатов
- как бы каждый из них мною стал спасён
- я не хочу знать, что будет завтра
- у меня есть вермут. на этом всё
- я найду свое место в жизни на заднем
- сидении дешевенького такси
- я оттуда тебе позвоню, а ты занят
- шофёр! от себя меня увези!
- увези меня в город, где будет веры
- больше, чем вермута, что на дне
- я хочу быть любимой тобой, но, наверно,
- счастье – именно то, что не выпадет мне
- во дворе лежит кто-то, теряя имя
- у меня оно есть, я даже помню его
- произнесенным губами твоими
- а больше,
- наверное,
- ничего
«Город, куда ты едешь, мне только снится…»
- Город, куда ты едешь, мне только снится
- каждую ночь, но при этом меня не помнит.
- Ни один ЕЦД[10] на свете не выдаст визу.
- Текстовая вода заливает пол мне,
- так, что сосед стучит в батарею снизу.
- Сердце стучит набойками по перрону.
- Так заблудись в седой паутине улиц.
- Пусть на обратный билет хватит денег ровно.
- Хочешь сказать, ко мне просто так тянулись
- его провода, запутавшиеся в кронах?
- Просто так загорались окна, скрипели двери,
- приглашая к себе на долгие разговоры?
- Так нечестно. Пусть той, кто слабее верит,
- вместо дорожных дадут травяные сборы,
- русской рулеткой тебя и меня измерят.
- Неубитый медведь и городская карта —
- при делёжке выходит совсем не одно и то же.
- Не желая схожденья с рельс твоего плацкарта,
- татуировок смерти на белой коже,
- я желаю тебе не мускуса, но муската
- и других городов, архитектурных кружев,
- крыши чьих зданий смыкаются, как ресницы,
- об одной лишь тебе вздыхая над чайной кружкой.
- Город, куда ты едешь, тебе – приснится.
- Мне ключи от него достанутся под подушкой.
«Не спать всю ночь, говорить не думая, пить не морщась…»
- Не спать всю ночь, говорить не думая, пить не морщась.
- Курить одну за одной взатяг, не открыв окна,
- вид из которого выдан прямо на площадь,
- где происходит абсолютная тишина.
- В ней громко спорят и тоже пиво мешают с водкой,
- и водку с пивом, там бьют бутылки и бьют людей.
- Мы – каторжане в одной потрескавшейся колодке
- полумолчания громче амока[11] площадей.
- Слова-котята в стакане тонут, повысив градус
- дурной бадяги, невразумительной без того.
- Кто так еще наносит друг другу радость
- и причиняет счастье, как мы с тобой.
- Проспать весь день сиамскими близнецами,
- о нас заплачет сама Кунсткамера в три ручья.
- В одно начало свести трудней, чем концы с концами,
- Победа – это когда в итоге всегда ничья.
- Как я – ничья.
- Как и ты. Не принадлежащий
- ни мне, ни ей, ни Господу, ни себе.
- Любой имеющий право, был тварью мелко дрожащей.
- Как я,
- когда наливала водку любви тебе.
- Не спать всю ночь, говорить не думая и по тексту.
- Не начинаясь, мы не закончимся никогда.
- Так пей со мной до утра, и увидь, как вместо
- сорокаградусной в стаканы течёт вода.
Подводная лодка
- Хочу укрыть себя за дымкой,
- вобравшей и табак, и мглу.
- Стать человеком-невидимкой,
- расположившимся в углу.
- И слушать, слушать до упаду,
- покуда в сон не упаду,
- философический припадок
- тех, кто со мной в одном аду.
- Пока я вслушиваюсь в голос
- и натяженье медных струн,
- у смерти вырываю волос
- и подношу его к костру.
- Эффект присутствия обманчив,
- и я не здесь, и ты не здесь.
- Будь ты хоть девочка, хоть мальчик —
- ты почему-то здесь не весь.
- Мы все в одной подводной лодке,
- на том стоим? На том плывем,
- закусывая водку л ктем,
- а если надобно, локтём.
- Нас кропотливо собирали,
- нас отобрали, как зерно,
- нас отчитали, как морали —
- завсегдатаям казино,
- и обернули мешковиной,
- чтоб утопить нас, как крысят,
- Никто не явится с повинной,
- когда грехи на нем висят.
- Мы все – лоскутный сон друг друга,
- как одеяло, как ландшафт,
- стакан и дым идут по кругу,
- но размыкает круг душа,
- и, дав самой себе же откуп,
- слетит за нашей крышей прочь.
- Мы вновь придем на эту лодку.
- И жизнь сойдет за эту ночь.
«Я был открытым сердцем и душой…»
- Я был открытым сердцем и душой.
- – Входите, чувствуйте себя как дома!
- Мой дом просторный, светлый и большой.
- В нём хватит всем еды, питья и комнат!
- Беседы продолжались до утра!
- Душистый чай, классические танцы.
- Когда мне говорили: “мне пора”,
- я умолял подольше их остаться.
- Так сердце стало проходным двором,
- там никогда никто не спал ночами.
- Там пели шлягера, там пили ром
- и засыпали с первыми лучами.
- Я всех любил и всех за все прощал,
- но обнаружил как-то раз пропажу
- в своих лежащих тут и там вещах.
- Я знал, никто на вора не укажет!
- Украли что-то важное… моё.
- Я, разозлившись, всех из дома выгнал!
- Когда остался сам с собой вдвоем,
- то я к себе никак не мог привыкнуть!
- Я размышлял мучительно: кто – вор?
- Не мог понять, что именно пропало!
- На тысячу замков я запер двор,
- но, видимо, ворам всё было мало!
- Я чувствовал, что все идет не так!
- Я ощущал потерю за потерей!
- И сердце перестало биться в такт,
- и не спасали запертые двери!
- Когда из сердца вдруг исчезло всё,
- до самого последнего кусочка,
- я понял, от себя меня спасет
- лишь смена места жительства, и точка!
- И смех, и слезы!
- Я и был тот вор.
- Я сам вручил свой дом неверным лицам!
- Я вызвал сам себя на разговор
- и мы решили:
- так не повторится!
- Я стал открытым сердцем и душой
- чуть более, чем раньше – но для круга,
- который не такой уж и большой,
- но кто вложил в протянутую руку
- все то, что я оплакивал, скорбя,
- что я, пообещав, не смог исполнить,
- все то,
- что я украл сам у себя,
- впуская тех,
- кого не стоит помнить.
«Говорили многоумные люди…»
- Говорили многоумные люди:
- «если терпит всю тебя, значит, любит…
- если гонишь со двора да в три шеи,
- а любовь его к тебе хорошеет —
- знать, держи его, играй в десять пальцев,
- чтоб за воздух потом не хвататься,
- до полудня не спи на полатях,
- накрывай на стол, одергивай платье,
- не ищи в стоге сена иголку».
- Говорили, да что же ей толку!
- С добрым молодцем сводила жизнь вместе,
- не стерпелось, не слюбилось невесте —
- не сдержала красна девица слова.
- Полюбила девка молодца злого,
- что любил лишь себя, да и точка,
- не желал он ни сына, ни дочки,
- всё ему подавай как на блюдце,
- что одно за другим об пол бьются.
- ни рука ему твоя и ни сердце
- не нужны, и не грызи заусенцы.
- Прибивалась девка белой волною,
- «Всё, что хочешь, я смогу, будь со мною».
- И звенели речи колоколами,
- и сверкали глаза зеркалами.
- На себя он в них не мог наглядеться.
- Чай, на старость променявшая детство
- не нужна ему, как и любая,
- ведь любая влюблена, как слепая,
- а ему нужны лишь красные речи,
- а не руки в руки, ноги на плечи,
- а ему нужны лишь белые ночи,
- не нужна ты ему, что ты хочешь,
- он найдет себе ещё крутоброву,
- убегай же подобру-поздорову,
- да бросайся же в ноженьки мужу,
- дожидается тебя, бесподружен,
- станет нужен, ты сумей приглядеться,
- полюби хоть вполдуши да вполсердца,
- …нет же, тянет за околицу снова,
- не сдержать ни порыва, ни слова…
- …и одна-одинёшенька дура
- ходит-бродит на смех людям и курам,
- обратит, мол, злого молодца добрым,
- да пойдет к нему златым коридором,
- да наткнется на открытые двери,
- чьим-то предостереженьям не верит,
- полумёртвая в ночи колобродит,
- ноги стерты до костей, взгляд юродив,
- не лицо, а погребальная маска….
- – бабушка, я не хочу эту сказку…
Маленький смертник
- Ну какие быть могут песни, какие танцы,
- ну какие «люблю», «хочу» и «до смерти нужен»,
- Если ты говоришь, что станешь с врагом брататься,
- пить с ними шнапс, меся сапогами лужи,
- как не я, а они тебе верными станут Schatzen,
- тут не только мне становится резко хуже.
- А ведь мимо тебя не раз пролетали пули
- и в попытке пленить, враги за тобой бежали.
- Обрыдлевшие офицеры тебя обманули.
- Если честно, то мне немножечко даже жаль их.
- Но, послушай, правда не в закопчённом дуле.
- Но, послушай, правда находится не в кинжале.
- Что ты мне скажешь, когда меня встретит Цахал[12]?
- Если мне суждено, то разве ж кто остановит?
- Это здесь я смеюсь, тебе насыпая сахар,
- это здесь я себя называю к тебе любовью.
- Батальон Каракаль[13] или Бригада Нахаль[14]* —
- там я буду готова назваться совсем любою.
- Даже если мне не дадут из России выезд
- из-за вечного попадания в группу риска,
- после слов твоих меня что-то ест И выест,
- прогрызет дыру и сбежит корабельной крысой
- с корабля, который в море еще не вылез.
- Но морские узлы завяжутся очень быстро.
- Всяко будет быстрей завязать их, чем отношений
- узелки на руках, что на женские не похожи.
- Все хотят, чтобы пахли они ужином и женьшенем,
- а мои почему-то пахнут горелой кожей.
- Маленький смертник висит у меня на шее,
- гладит моих скребущих на сердце кошек.
- Воздух пахнет изрешеченной спецодеждой,
- концентрационными лагерями.
- Но, послушай, правда находится где-то между
- по земле расплаканными морями.
- Потерять себя легче, чем потерять надежду,
- я тебя уверяю.
- Я стараюсь тебя целовать как возможно нежно.
- Маленький смертник это не одобряет.
Царевна-жаба
- Так обрывается что-то главнее главного.
- С обрыва пальцы падающих соскальзывают,
- Ты смеешься с закрытым ртом над моими планами.
- Средь чёрна дня пропадает тетрадь с рассказами.
- Средь белой ночи ты пропадёшь, и я с тобой
- к чёрту заеду в гости на водку походя.
- Не вернуть приворотными зельями, чудо-яствами
- человека, которого тянет в объятья похоти.
- После этого остаются руки и сердце грязными.
- Говори мне, что я старовер, шизофаз и чокнулась.
- Я могла бы с тобой каждый день как последний праздновать.
- Вот сижу и святую воду глушу не чокаясь.
- Жерновами колёс моё к тебе перемолото.
- Чёрный цвет из палитры ярких цветов составится.
- Мы ещё вчера были оба пьяны и молоды.
- Асимметрия искажает нас до юнца и старицы.
- Изо сна в сон я стихийные вижу бедствия,
- наших мёртвых детей с глазами стеклянней кукольных.
- Мы встречаемся в подворотенках, не приветствуя.
- Если мой мир – раскраска, ты берешь чёрный, угольный
- и рисуешь на развороте квадрат Малевича.
- Но и полная тьма когда-нибудь прекращается.
- Если жабам и удается найти царевича,
- то они, увы, в царевен не превращаются.
- В этом случае я верю не сказочнику, а Дарвину,
- золотому лучу, кассандровому предчувствию.
- Я буду только такой день считать подаренным,
- когда забывать побуквенно научусь тебя.
- Я останусь простолюдинкой простоволосою.
- Без кола, без двора, без золотого терема.
- Уплывай в самый ил со своей земноводной особью.
- Если спросят, где я,
- шли к чёрту.
- Не будь растерянным.
Оммм
- Как все стало вставать с колен на свои места —
- стали вазами все осколки разбитых ваз!
- Я хотела до этого места все пролистать,
- ветер перелистал —
- и мне стало не нужно вас!
- Вас, гуляющих заполночь прямо ко мне домой!
- Вас, кричащих мне песни пьяные без вина!
- Вас, так ждущих,
- чтоб я сказала – «любимый мой»
- и в ответ получила
- «ты для меня одна!»
- Счастье где-то не в людях.
- В углах:
- только вытри пыль!
- Если б можно было с разумом сделать так
- и мятущимся сердцем, видящем сказкой быль!
- Вместо сердца —
- завешанный пыльным тряпьем чердак!
- На свои места всё стало вставать с колен.
- на индийское «ом» заменился мой вечный «он».
- Дожидаясь попутки в солнечный город N,
- я отключаю сердце и телефон.
- Обещаю уехать как можно скорей от вас,
- оставляя вам память белой, как простыня.
- Я-ребенок и Я-старуха танцуют вальс,
- и рождается Я-настоящая
- в их тенях.
«верь в меня! пожалуйста!..»
- верь в меня! пожалуйста!
- сейчас!
- валится из рук любое дело.
- то, что можно сделать и за час,
- я бы и за сутки не успела.
- видь во мне
- грядущую меня —
- с волевой осанкой, сильным взглядом.
- не проходит у меня ни дня,
- чтоб не назвала его треклятым.
- вырасти из собственной глуши
- помоги мне!..
- сердцу очень душно.
- у тебя на семь планет души
- хватит,
- если это будет нужно!
- на колени не позволь упасть!
- я себя теряю с каждым новым
- днём,
- а вслед за мной идет напасть
- и грозится выкрасть даже Слово.
- Слово может чем угодно стать.
- я его тобою обращаю.
- дай мне обрести такую стать,
- чтобы Землю мы с тобой вращали!
- остается четверть или треть
- от меня,
- когда-то бывшей целым.
- не переставай в меня смотреть
- без солнцезащитного прицела.
- будь, прошу, до эпилога лет
- тем,
- чья Вера,
- наплевав на Силы
- Тьмы и Притяжения к Земле,
- вверх меня из бездны
- выносила.
«Не ряди меня в шелка золотые…»
- Не ряди меня в шелка золотые.
- Я носила бы, да злато тускнеет.
- Не пиши мне письмо на латыни.
- Я пойму, да на русском яснее.
- Не даруй мне дом о тысячу окон,
- о десяток светлиц, да из камня.
- Я жила бы в нем, может, и с Богом,
- да в таком дому – под тысячу камер.
- Не вози меня в заморские страны,
- Я довольна здесь и морем Балтийским.
- Мне шлагбаумы – подъемные краны,
- Как подушку буду облако тискать.
- Не целуй меня в алые губы,
- разведутся то руки, то сплетни.
- Я бы рада была быть и трупом,
- чтобы ты поцеловал хоть в последний.
- Не вези мне несусветных подарков,
- многоградусного алкоголя.
- Я нырну в петербуржскую арку,
- где стояли мы вдвоем – и довольна.
- Обряди меня в седеющий вереск,
- я носить его буду, как знамя,
- напиши мне о том, что ты веришь,
- что случится обязательно с нами,
- подари мне дом о тысячу буков,
- о десяток заглавных, сто строчных,
- я забьюсь там тихохонько в угол
- и хорошенького нам напророчу.
- Отвези меня на Серое море,
- Черно-белое, сизо-седое.
- Утоплюсь в нем со счастья, не с горя —
- кроме глаз твоих, моря мне – пустое.
- Поцелуй меня в бумажное сердце,
- У меня ведь нет ни кожи ни рожи!
- Пусть твой честный на меня не рассердится,
- Потому что честней быть не может!
- Привези мне улыбку большую.
- Как у солнышка ли, как у дебила.
- А о чем тебя еще попрошу я,
- лучше правда не знать, мой любимый…
Выход за эти скобки
- А с тобой мне бывает так, как в тринадцать лет,
- (или чуть постарше, статьям не противореча),
- Вот мы едем в автобусе, и счастлив даже билет,
- (наверно, особенно счастлив этот билет),
- а я почему-то нет,
- буквы сыпятся штукатуркой со звоном монет,
- хватает и жанра, и жара к тебе – но не речи.
- Ты – не медный грош, ты хорош собою вполне,
- мне по нраву твоя вседозволенность и свобода,
- скорей «почему бы и да», чем «почему бы и нет»,
- (но с женского это переводится ближе к «нет»),
- щербатый шербет.
- Мое сердце в подсобке запирается на обед,
- на замок, от которого мне не известно кода.
- Слишком честной меня воспитывали с младых
- ногтей, которые я крою, как матом, лаком,
- Если сдерживать мат, в голове родится латынь,
- (если сдерживать крики, тоже будет латынь
- и – остынь, остынь,
- в этом городе сплетни разводятся, как мосты
- и очень хочется плакать).
- Я заметить его не пытаюсь в твоих чертах,
- (хоть многие так и сделали бы, однако)
- не то чтобы мы с тобой не чета,
- (ни супружеская, ни дружеская чета —
- простота
- не свята)
- я честна и чистосердечна, а на черта?
- Как ни крути, каждый – неодинаков.
- Никогда не просила меня ни за что прощать,
- но теперь прошу простить мне мои заскоки
- и ещё – никогда ничего мне не обещать,
- (особенно – ничего мне не обещать),
- слова мои камень и губы мои праща,
- Может быть, я жестока, но кто сейчас не жестокий?
- Я хочу, чтобы с ним, как с тобой, – о любых вещах.
- И о том, что люблю, а не умничать и вещать.
- Я ищу выход.
- Выход за эти скобки.
Городские мидии
- Упрекать в высокомерии интроверта —
- все равно что ножиком тыкать в мидий.
- Ну, проткнут. Ну, жемчуг в руках повертят.
- Мёртвые мидии вряд ли на вас в обиде.
- Я не замечен в том, что пишу вам первым,
- что бужу по ночам звонком и гуляю в гости.
- Доктор противопоказал меня вашим нервам.
- Стоит обнять со всей силы, и хрустнут кости.
- Мы с тобой оказались соседями в океане.
- Перламутром переливаются обе дверцы.
- Ты, оказалось, мидия, как и я; не
- перочинный ножик, которым мне вскроют сердце.
- Мы с тобой соседи по городским массивам.
- Мне известен твой адрес, мой адрес тебе известен.
- Если мы идем рядом, мы кажемся всем красивым
- дуэтом, в котором отсутствует слово «вместе».
- Я боюсь показаться навязчивым и настырным,
- быть не вовремя и некстати и третьим лишним.
- Не пиши никогда. И думай, что я остыну.
- Я же только и верю, что ты сам подойдешь поближе.
- Дно не пускает солнечный свет на кожу,
- опалив побережья высунутую руку.
- Мидии спят на камне одном и том же,
- на расстоянии вечности друг от друга.
Солнышко
- Я росла между слов и слов, бывших слишком взрослыми
- для меня, что, возможно, хотела играть в песочнице,
- но всегда ходила конём и тяжелой поступью.
- Я хожу и сейчас так, чего мне совсем не хочется.
- Я не была ребенком, когда во мне его убивали на
- площадях, ослеплённых солнечными ударами.
- Я ощущала себя подобно домам-развалинам.
- Что ни мысль, что ни взгляд, что ни вздох —
- бесполезно-старые.
- Здесь бы любой подошла размазанная истерика.
- Не дружила со сверстницами и не влюблялась
- в мальчиков.
- Мой корабль шел до берега не от берега,
- а из моря. Он был бумажным, а стал трехмачтовым.
- Оставайся здесь, называй меня своей маленькой,
- когда сама из себя я тресну по швам и вырасту.
- Вместо букетов нарисуй мне цветочек аленький,
- из кармана его, скомканно-мятый, выпростав.
- Ни в зарубежном вояже, ни в суете предсвадебной
- не давай мою руку в лапища одиночества.
- Дай тебе Бог никогда, никогда не звать меня
- ни по полному имени, ни по чужому отчеству.
- Мой корабль трехмачтовый станет бумажным
- суденышком,
- что проплывет, не намокнув, сквозь море летнее.
- Обещай мне и через полвека меня звать солнышком,
- и я буду светиться взглядом, как пятилетняя.
«Друг мой, ты начинаешь уже стареть…»
- Друг мой, ты начинаешь уже стареть.
- Ты от жизни взял ни много ни мало – треть.
- Лучше/хуже уже не будет ни встарь, ни впредь.
- Ты продолжаешь, а не начинаешь путь.
- Вроде знаешь, где тормоза, и куда свернуть,
- но всё еще прячешь змею за змеей на грудь.
- Начинается старость вовсе не с седины;
- с первой ссадины от задетой в тебе струны,
- с чувства вины за дни, что отведены.
- Старость – золото, не носимое на руках,
- дальний свет, ведущий в ночь наугад,
- несуществующий пьедестал в ногах.
- Это – любить, умалчивая о том,
- это – ценить превыше планеты дом,
- это – заказывать сок, а не ром со льдом,
- это – просить о помощи лишь когда
- тебя обступает чернеющая вода
- и от нее не денешься никуда.
- Друг мой, мы все тут стары после двадцати,
- лишь когда мы уверены точно, куда идти.
- Не свернешь горы, не сворачивая с пути.
- Так сверни и останься сам себе господин.
- И иди вперед, один или не один,
- В сердцевину самого детства, фруктовый лёд,
- первый вздох, взор, взмах и, конечно, взлёт.
- Ты пойдешь назад, если только пойдешь вперёд.
- и тогда каждый шаг обратно тебя вернёт.
- Навсегда вернёт.
Серый кардинал
- Любят тех, кто любит только
- самого себя, и точка.
- Кто – единственная долька.
- Единичка, одиночка.
- Я герой второго плана.
- Или третьего. Не помню.
- Смысла нет быть самым главным
- в фильме, что никто не понял.
- Главгерой умрёт в начале,
- дальше зомби зомби зомби.
- В кинозале замолчали.
- Поцелуй воздушный в лобик.
- Героиня лепетала
- о мудачестве и блядстве.
- Парус белый. Парус алый.
- Научили бы влюбляться.
- А другая героиня
- о душЕ запела в дУше.
- Я не слышал это имя.
- Я бы шум воды послушал.
- Я хочу быть самым серым
- закулисным кардиналом.
- Дирижировать по нервам,
- не расплачиваясь налом.
- По старинке быть в сторонке.
- Вне хай-вея и вай-фая.
- В барабанной перепонке
- тишину воссоздавая.
- Мне осталось ждать немножко.
- Зал, не дожидаясь титров,
- стелет красную дорожку
- для того, кто самым хитрым
- оказался в этом фильме,
- не показываясь в кадре,
- не играя с простофилей
- в несвятого невпопадре.
- Задний ряд, как по команде,
- перестанет целоваться.
- Я завязываю бантик
- на букетике оваций.
- Я здесь буду править балом.
- Не готовь для слёз манжеты.
- Самым серым кардиналом
- выпускаются сюжеты
- о любом из предыдущих.
- О любом из настоящих.
- Все, что ты зовешь грядущим,
- в мой давно сыграло ящик.
- Получите. Распишитесь.
- Семиструнно, синестранно.
- Никуда вы не спешите:
- Вы прикованы к экрану!
Смысл, который я ищу
- Наш северо-неверный регион
- охвачен тьмой перегоревших пробок.
- Не явится на помощь легион
- спецназовцев внутрь черепных коробок,
- они – как спичечные коробки,
- промокшие в болотистом кармане,
- того, кто нас с тобой опять обманет
- и не подаст ни хлеба, ни руки.
- Захлестывает чёрная волна по самые глаза
- тысячелетье.
- Давай, прошу, поговорим о лете.
- Сезоне года. Не реке без дна.
- Не выпускай из рук моей руки,
- что протяну к тебе скорей, чем ноги,
- что обивают мшалые пороги грозящей наводнением
- реки.
- Не вычитай! Вычитывай… меня.
- Я – это всё, что у меня осталось.
- Хватило бы там, вдалеке огня,
- что обращает в топливо усталость!
- Наш соцреалистический сюжет неумолимо движется
- к развязке,
- я больше не придумываю сказки и больше не могу
- молчать уже.
- А, нет, еще немножечко могу.
- Мне очень страшно за бесчеловечность.
- Пусть жизнью обратится слово вечность,
- проклюнувшись в растаявшем снегу.
- Держи меня, как держат автомат,
- и я не осекусь,
- как постоянно
- на полуслове было полупьяно.
- Держи меня как можно выше над
- волною цвета траура и угля,
- чтоб камень, что на сердце, лег в пращу.
- И мне не важно, кто ты – враг ли, друг ли,
- когда ты – смысл, который я ищу
Последнее штормовое предупреждение
- Что мне толку в «ну, погоди, постой» – вырастает перед
- лицом стена,
- пробивает стену твой взгляд пустой цвета пыли, смерти
- и бодуна.
- Если мне не быть никогда с тобой, не делить корку
- хлеба, не пить вина,
- не брести извилистою тропой через лес в поля золотого
- льна,
- не входить в экстаз, не входить в запой за всю жизнь,
- что мне и тебе дана,
- задрожавший в руке твоей нож тупой даже с радостью
- примет моя спина.
- У тебя ни ножа, ни цветка в руках, папироса в одной
- и бутыль в другой,
- поднимайся дымом до потолка, растекайся солодовой
- рекой,
- что ни речь мне вздумается толкать, ты нет-нет
- и вспомнишь о той, такой,
- чья душа цвета чёрного молока – пригубив,
- отправишься на покой.
- Я ушла бы прочь, весела, легка,
- да уйду, вестимо, недалеко.
- Балагур покинет свой балаган, в барабан земли
- застучит клюкой…
- Урони мне голову к чёрту с плеч, резким жестом алую
- нить рубя.
- Я тебя пытаюсь предостеречь, половицей под каблуком
- скрипя,
- от нее, чья сладкоголоса речь, сердце чье в десятках
- других ребят,
- от рассказов, издательство коим – печь, научить
- различать тебя йод и яд,
- если даже больше не будет встреч и в твоем алфавите
- не будет «я».
- Я хочу тебя от всего сберечь, пусть придется и от самой
- себя.
- Как дым будет клубиться и реки – течь,
- так и я обещаю любить тебя.
«когда ты спрашиваешь, как дела…»
- когда ты спрашиваешь, как дела,
- я говорю – все так же, друг мой, так же
- (какой я разговорчивой была
- мне вспоминать об этом стыдно даже!)
- и вот бы оборвать на “хорошо” —
- я всем с людьми делилась то и дело,
- вытряхивая душу как мешок
- и пыль на окружающих летела
- с кем виделась. с кем горькую в ночи
- хлестала за беседой о высоком
- раздаривала от себя ключи
- дивясь своим вещам, летящим с окон
- где то купила, это продала
- за тайной тайна становилась явной
- когда ты спрашиваешь про дела
- я правдой не рассыплюсь даже спьяну
- зачем с кем почему кому куда
- в допросе этом никакого толка!
- тебя послушать – это я всегда
- готова с удовольствием и долго,
- я с радостью прочту тебе стишок
- обговорю от новостей до матча
- пусть для тебя все будет хорошо
- ты знаешь мир, который не обманчив?
- высокомерной назовешь: вот дверь
- с меня довольно этого раздора
- мой быт обыкновенен, скучен, сер
- и, право же, не стоит разговора
Лестница в
- А были помоложе мы, никем не подытожены,
- и в штабеля не сложены, пронзали небо лбом,
- и чувствовали разное, нисколечки не властное
- над нами, столь прекрасными, как вся твоя любовь.
- И как любили – боже мой, такие ясноглазые,
- и не имели прошлого, и каждый был любой.
- А небо было пористым, и ветер дул напористо,
- и был он весь аористом чужого языка,
- как зубы нас расшатывал; мы челюстями сжатыми,
- как пионервожатые, держались за закат,
- и пили куболитрами, и были, в общем, хитрыми,
- закат свалился титрами и убран был под кат.
- А стали мы тяжелыми, попадали, как желуди,
- в зелено-красно-желтую прихожую земли,
- валились, будто в ноженьки, да умерли немноженько,
- и все слова для боженьки рассыпали в пыли.
- Мы жили, как преступники, а сдохли, как заложники,
- теперь вы нас пристукните, раз мы вас не смогли.
- Идет лесник, качается, похмелье не кончается,
- и впору б нам отчаяться, да только все никак.
- Он видит нас;
- раз – крестится,
- два – крестится,
- три – крестится,
- как будто бы прелестница пред ним стоит, нага.
- Мы образуем лестницу, до неба расчудесницу.
- а он двенадцать месяцев стоит у ней в ногах.
No comment
- И, вроде, мир потеплел к июлю.
- Я, вроде, снова не одиночка.
- Поёт «Поэт» и шумит «Арт-Улей»,
- писатель на кон поставил точку.
- Трон умещается в старом стуле.
- Любовь живёт в шерстяных щеночках,
- и, может, в том, что тебя надули.
- И, может, в синих моих чулочках.
- Я продаю самовары в Туле,
- в Ultima Thule. Я тот, челночный.
- Мне двадцать лет, Петербургу триста.
- Жертвы становятся палачами.
- Никто с листа не играет Листа.
- Стихи в печах ничто не печалит.
- О твой чужой итальянский vista
- мой русский взгляд разбивался в чайных.
- Моя вина, как вино, игриста.
- Я виновата ещё в начале.
- Я получаю диплом лингвиста,
- не овладев языком молчанья.
- Можешь сказать, что виновен Путин
- в том, что тебя у меня нет в доме.
- Семь выходных, недостаток буден,
- часы не бьют по лежачим в коме.
- Моя – на пульсе. Твоя – на пульте.
- Поэтому вместе им неспокойно.
- Уподобляйся и дальше Будде.
- Не выходи из янтарных комнат.
- Прости за то, что тебя забуду.
- Прости за то, что тебя запомнят,
- как адресата, чужие люди,
- чтобы раскланяться в «No comment».
- «Ты появишься в инвизе…»
- Ты появишься в инвизе.
- Безупречен, Бога с два.
- Я влюблюсь в тебя до жизни.
- Смерти нету, смерть мертва.
- Голос слаб. И не возьму я
- ни одну из древних нот.
- Я спою тебе восьмую.
- Жизнь по правилу «why not».
- Вот мой ключ и вот твой панцирь.
- Мостик света через тьму.
- Я тебя не трону пальцем.
- Пальцу это ни к чему.
- Зарыдает синтезатор.
- Видишь, в клавишах – вода?
- Я тебя забуду завтра.
- Завтра значит никогда.
- Электричка, полустанок,
- накормить стихами стол.
- Я тебя любить не стану.
- Я придумаю глагол.
- Раз, два, три, четыре. Вечер —
- ахиллесовой пятой.
- Я тебя увековечу.
- Точка станет запятой.
«Я мечтал о далеких морях и горах…»
- Я мечтал о далеких морях и горах
- я не знал их в лицо, я их видел во сне,
- и всю жизнь надо мною главенствовал страх,
- что они никогда не достанутся мне.
- Я родился и рос под холмом у реки,
- я их возненавидел за малость их душ,
- я стоял, ото лба не отнявший руки,
- и ногами топтал лица маленьких луж.
- Мне шептали и холм, и река: «не глупи,
- пропадешь в том краю не пробыв там и дня!»
- Я ушел, чтоб сердца и высот, и глубин
- покорить, как они покорили меня!
- Извивалась дорога, как дым из трубы!
- С каждым шагом в груди становилось теплей!
- Небо пело и было таким голубым,
- что казалось, что я не живу на земле!
- На глазах выраставшие море с горой
- воплощали мою золотую мечту!
- Я упал подле них и вскричал: я – герой!
- Я сейчас вас огромною книгой прочту!
- Я почувствовал, как разрасталась душа,
- как по выси и глади раздался мой смех!
- И, отринув смятение, я побежал
- каменистой тропою, ведущей наверх!
- И почти у вершины я чуял спиной,
- что как будто бы зря меня ноги несут.
- То смеялся не я, а гора – надо мной
- сотрясалась и море смешила внизу!
- И гора уронила меня из руки
- в пасть открытого моря с зубами из скал!
- Я мечтал оказаться у тихой реки,
- я не смерти в краю неизвестном искал!
- Я вернулся домой, совершая побег
- от себя самого, что мечтал не о том!
- Я признал, что я самый простой человек,
- и что все что мне нужно, поместится в дом!
- Пригубив из реки,
- прислонившись к холму,
- понял: именно к ним я стремился во сне.
- Я не к сердцу прислушивался, а к уму,
- и услышал, как сердце
- ответило мне.
72 страницы
- Он ее не любил,
- но как-то построил, по правилам, дом, посадил дерево
- и у них все-таки было дитя
- Этот дом он выстроил из песка, спустя
- рукава
- и несколько лет, пока она верила
- Это дерево было посажено корнями вверх
- кроной в землю
- а само оно было из пластилина, щелочи, водки, и еще
- не пойми чего
- (не надо учить биологию, чтобы знать, как выглядит
- дерево)
- Она мечтала о лучах солнца
- но была больна лучевой
- болезнью
- все то время, пока она верила
- Это дитя, что у них получилось, пахло старушечьей
- шалью
- псиной, прокуренной коммуналкой, истерикой
- и все это еще с глиной и слякотью перемешали
- любовью там и не пахло,
- хотя она, наверное, в это верила
- Потом все было хорошо
- Они на свадьбы к друг другу бегали, счастья большого
- желали
- Он сошелся с какой-то мутной, как пиво,
- его щетина при поцелуе напоминала укус крапивы
- но та девушка любила крапиву,
- а он любил пиво,
- так друг с другом они жили и оживали
- А она вытащила себя из ямы
- и огромные чувства, другому предназначавшиеся
- выплеснула этому в сердце прямо!
- Она не знала,
- что встретила бездонную чашу
- Он брал ее смерть из рук, зачеркивал и писал
- «ЖИЗНЬ»
- всем своим веселым безденежьем
- всем тем, чем умел (а умел он все, кроме лжи)
- и она училась жить, ну а куда ты денешься.
- Однажды их взгляды встретились
- в рамках питейного помещения
- он, как прежде, не увидел в ней ничего особенного,
- а она КАК УВИДЕЛА недодом, недодерево и недоребенка
- КАААААК УВИДЕЛА этот возможный свой семимильный
- шажок назад
- и ее передёрнуло
- от отвращения
- и она отвела глаза
- в ту сторону, где располагалось её жильё
- построенное тем, кто любил её
- из окон высовывались цветы, развевалось бельё
- и лилась детского голоса светлая музыка
- Просто хозяин дома разбил ей клумбу,
- после того, как ей разбивали сердца и лица
- которые она теперь
- подобрала с пола
- и отправила наконец-то в мусорку
- и смеялась долго и счастливо
- семьдесят две страницы
«Мастер пишет меня…»
- Мастер пишет меня.
- Рисует. Рифмует. Ставит.
- Подмастерья копируют глупо и неумело.
- Мастер очень сведущ. Если он птичью стаю
- в небесах обводит обычным для досок мелом,
- птицы падают – соль, песчаник, хрусталь и угли —
- прямо Мастеру в руки, что из мира меня сшивают.
- Мой единственный глаз, пока, к сожаленью, куклин.
- Но душа моя – самая, что ни на есть, живая.
- Не пытайтесь меня копировать, подмастерья.
- Пусть моих жалких копий по сто у вас раскупают;
- разве не видите, как их глаза пустеют?
- Потому что из них не бежит ни слеза скупая,
- ни живая вода,
- ни капли дождя, по сути.
- Из моего единственного свет – вечен.
- Я не дамся своей идеей; не обессудьте,
- продолжайте же на конвейере тратить вечер
- на пустые слова, бессмысленные рисунки,
- статуэтки, что идеальны и безыдейны.
- Мастер жизнь посвятил мне, а им вы швырнули сутки,
- Я – бесценна, и этим выше всех ваших денег.
- Я пока существую, возможно, что лишь в проекте,
- а подделки мои – двуглазы, но однобоки.
- Не о вас, а о Мастере – вспомнят, как о поэте,
- о художнике,
- драматурге
- и полубоге.
- Мой таинственный Мастер никогда меня не закончит,
- потому я при жизни бессмертие обретаю.
- Если капля чернил с пера у вас и соскочит,
- это будет чернильная клякса. А запятая —
- это то, что в моей, последней из компетенций,
- это то, почему меня не заменит кто-то.
- У меня в груди – не выдуманное сердце.
- Сожалею, что вам никогда не попасть с ним в ноты.
«Оставь для печали кармашек в своем пальто…»
- Оставь для печали кармашек в своем пальто.
- Клади в него мелочь и камни, чтоб стал дырявым!
- Не бойся, нашарив прореху рукой, зато
- ты вскоре поймешь: печаль себя растеряла!
- Для счастья не нужен карман или чемодан,
- оно не поместится, – слишком оно большое!
- Послушай, его я тебе хоть сейчас отдам,
- откройся ты мне безразмерной своей душою!
- Но ты говоришь, что карманна душа твоя,
- в её пустоте ничего не нашарят пальцы!
- Спасибо, что все поведал мне, не тая;
- теперь ни за что не стану я отступаться!
- Душа моя превратится в твою страну,
- в которой прошу считать каждый угол домом!
- Ты – Счастье моё,
- и тебе я тебя верну,
- не представляя, как может быть по другому.
Текст о последнем времени
- это история про вязанье крючком буковок и пробелов,
- не имеющая конца, лишь одно начало
- как тебя разматывало клубком, било в табло за дело,
- как ты торопила события, терпела, пила и пела,
- а все думали, что молчала
- пока ты не оторопела, чисто не зазвучала
- это легенда про лучших из, про города и масти, что нет
- на картах,
- про простые слова о том, что не так уж дела и плохи
- про людей, что поют в тебе от ренессанса и до заката
- твоей прекрасной
- пресиней
- пресамойцветной эпохи
- эти люди вытаскивают тебя из рапунцель, ассоль,
- лолиты
- подарочным свертком стоят на твоем пороге
- столько света и веры вокруг расплескано и разлито
- столько чуда,
- куда никому уже нет дороги
- если их возраста сложить, получится твой в итоге
- каждый из них тем свят, что слегка юродив
- ваша лодка плывет в огромном инфопотоке
- против течения, ветра любого против
- это сказка про победу без войн и крови, имбирь, корицу
- голубиные перья, пуэр, отчаяние и силу
- ибо есть черта, за которой не повторится
- ничего, кроме них,
- как никогда, красивых
- это полилог, где любой – primus inter pares[15],
- это хор и оркестр, от альта до окарины
- вот почему лермонтовский твой парус
- превращается в парус грина
- это лучший текст, от начала и до начала
- коллективный плевок в бессмертье, вода живая
- все придумано для того, чтобы ты звучала
- чтобы каждый из вас мог звучать, не переставая
«Я был открытым сердцем и душой…»