Талисман отчаянных Бенцони Жюльетта
– Были, и еще какие! – расхохотался Адальбер. – Он нас терпеть не мог, хотя держался в рамках. Мне тоже от него доставалось. Но со временем, конечно, все изменилось, и теперь мы друзья. Точно так же, как с Гордоном Уорреном.
– Относительно меня можете поговорить с инспектором Шульцисом из Ивердона, он вам расскажет много интересного, – прибавил Альдо. – В общем, мое твердое мнение таково: нам лучше остаться дома. Тем более что речь пойдет о таком серьезном и глубоко интимном деле.
– Хорошо. Там будет видно. Может быть, вы и правы. Но положитесь на меня, на вас не падет и тени подозрения. Я приглашу своих товарищей встретиться завтра вечером.
У Клотильды хватало хлопот по хозяйству в доме и в усадьбе, поэтому госпожа де Соммьер взялась сама опекать Мари. А Мари охотно откликалась на ее участие, видя в маркизе «родственницу» человека, который занимал ее мысли, и находя ее заботы совершенно естественными.
Мари задавала маркизе несчетное количество вопросов, желая знать чуть ли не подробности рождения Адальбера, и госпожа де Соммьер должна была ей сказать, что он стал ее «племянником» всего каких-то лет десять назад, когда в прямом смысле слова свалился на голову Альдо. Альдо тогда проник в сад Эрика Ферра, их соседа по парку Монсо, который, как выяснилось, торговал оружием, а Адальбер выпрыгнул из окна кабинета этого Ферра, где оказался совершенно случайно. Разумеется, Мари поступила откорректированная версия: «Альдо и Адальбер познакомились на помолвке общего друга». И больше ни слова. Госпожа де Соммьер прекрасно знала, что ложь – вещь небезопасная, и чем дальше, тем труднее с ней справляться. Поэтому она постаралась положить конец вопросам и воспоминаниям, не желая вступать в доверительные беседы с юной девицей, чьи умственные способности вызывали у нее большие сомнения. К тому же упрямой и болтливой. Нет, Мари явно не годилась в хранительницы семейных секретов.
Решив погасить вспыхнувшее любовное пламя в зародыше, госпожа де Соммьер представила Адальбера этаким Казановой, но тут же получила в ответ жаркий протест.
– Вы имеете в виду соблазнителя женщин из Венеции? Нет, он совсем на него не похож. На него похож ваш племянник. Он гораздо красивее Адальбера, но Адальбер умнее его, – решительно заявила девушка.
Маркиза чуть было не расхохоталась, но сумела удержаться и продолжила начатое дело. Она не стала упоминать Дон Жуана, еще одного иноземца, который тоже мог оказаться не ко двору, она вообще отказалась от сравнений, а попросту дала понять, что сердце героя не свободно, но назвать имя счастливой избранницы не представляется возможным. Мари была хорошо воспитанной девушкой, она все прекрасно поняла или, по крайней мере, сделала вид, что поняла, и сказала:
– В его возрасте так и должно быть. Меня бы удивило, если бы он был одинок и заброшен. Я уверена, что в любви он неподражаем. Но это меня не пугает. Я знаю, чего я хочу. Восемнадцать лет, красивое личико, идеальная фигура, невинное сердце, которое еще не любило всерьез, – все это достоинства, и немалые!
Маркиза подумала, что милая крошка от скромности не умрет, и продолжала с большей твердостью:
– Не могу поспорить, но при этом…
– А что тут спорить? Посмотрите на Карла-Августа, тоже сердцеед каких мало, а между тем спит и видит, как бы на мне жениться. И тотчас же сюда прикатила его любовница. Думаю, решила со мной посоперничать.
– Любовница? К Карлу-Августу?
– Ну да, я видела ее несколько дней назад. Перекрасила волосы, одеваться стала элегантнее, но я ее сразу узнала. Она уже не похожа на сухопарую англичанку, искуснее подкрашена, туалет со вкусом, но я хороший физиономист. Узнаю любого, в каком угодно платье, если видела этого человека хоть раз.
– Вы уверены?
– Абсолютно. И знаю, что она поменяла не только цвет волос, но и фамилию.
– А вы даже знаете, как ее звали?
– Конечно знаю. Анжела Фелпс. Она была гувернанткой у внучки госпожи де Гранльё.
– И где вы ее видели? Неподалеку от замка?
– Нет, неподалеку отсюда. На берегу ручья, в лесу возле форта Жу. Она там сидела и что-то там рисовала. А на дороге стоял автомобиль. Так что, видите сами, у меня есть все основания отказаться выходить замуж за этого… этого…
Мари не могла найти подходящего слова.
Маркиза высказала опасение, что утомила девушку. Она постаралась устроить девушку поудобнее, взбила подушки, поправила одеяло и посоветовала немного поспать, чтобы к ужину спуститься вниз.
– И он увидит меня в таком виде? Ни за что на свете, мадам! Я выйду из этой комнаты, только когда заживут мои раны!
– Боюсь, что произойдет это не так скоро, а еще больше опасаюсь, что терпению вашего папеньки придет конец. Он не без труда согласился вас нам доверить всего на «несколько дней».
– Посмотрим, что для отца значит «несколько», – вполне логично заключила Мари.
Маркиза решила прервать разговор. Поговорить можно будет, когда де Режий придет забирать свою дочь с жандармами или с какими-то иными представителями закона, а пока все тихо и мирно. Сейчас тете Амели не терпелось спуститься вниз и поделиться новостью, которую она узнала от болящей.
Но как часто случается в подобных случаях, внизу она никого не обнаружила. Лотарь отправился к одному из своих арендаторов. «Мальчики», как называла их маркиза, поехали в жандармерию, чтобы выяснить у Вердо, как безболезненно справиться с ситуацией, в которую их поставила Мари. Клотильда заложила экипаж и отправилась в Понтарлье за покупками.
Маркиза уже совсем было решилась пойти и поговорить с аббатом Турпеном, но тут как раз вернулись весьма озабоченные «мальчики». Она буквально кинулась к ним и, не желая говорить ни слова до тех пор, пока они находятся в доме. Маркиза увлекла их к озеру на прогулку под предлогом, что в такой погожий день грешно сидеть в духоте.
– И на озере нас никто не услышит, – добавила она.
Заинтригованные «мальчики» охотно последовали за тетушкой Амели и уселись рядом на скамейку, которая была объявлена конечным пунктом прогулки.
– Похоже, вы узнали что-то интересное, – начал Адальбер, пока Альдо закуривал сигарету.
– Думаю, что да. Юная Мари, конечно, не изобретет пороху, но у нее зоркий глаз. Кроме причины, которая заставила ее покинуть отцовский дом и о которой она уже нам рассказала, появилась еще одна: именно по этой причине она не хочет выходить замуж за Карла-Августа. Сюда приехала его любовница.
– Какая еще любовница? – осведомился Адальбер. – Мы знаем двух, которые уже перешли в мир иной. Откуда взялась третья?
– Это гувернатка-англичанка маленькой внучки госпожи де Гранльё, мисс Фелпс.
– Так значит, и она тоже?
– А каким образом Мари могла ее видеть, если она приехала в Гранльё?
– Она видела ее не в замке, а неподалеку отсюда, в лесу, на берегу ручья, она писала картину. Она изменила…
– Что?! Что вы сказали?! – подскочил Альдо, бросив в сторону сигарету, не сделав и затяжки.
– Мне кажется, в моих словах нет загадок. Но я не думала, что они тебя так взволнуют.
– Куда больше, чем вы можете себе представить. Как выглядит эта женщина?
– Мари не описывала мне ее. Если хочешь узнать больше, расспроси сам.
– Думаю, с расспросами лучше справится Адальбер, ведь она в него влюблена.
– Ошибаешься. Именно потому, что Мари влюблена, она может вообразить, что его интересует эта женщина, тем более если она хороша собой, и тогда захлопнется как ракушка.
– Вы совершенно правы, тетя Амели, – подхватил Адальбер со вздохом облегчения. – И насколько я вас понял, Мари не хочет показываться мне с царапинами. Так что у тебя, Альдо, гораздо больше шансов узнать подробности о мисс Фелпс. А поскольку с интересующей персоной ты знаком гораздо лучше, вы с Мари легко найдете общий язык.
Маркиза не могла удержаться от смеха.
– Я сказал что-то смешное?
– Да, невольно. Ты, Альдо, тоже произвел на Мари большое впечатление, она считает, что ты красивее Адальбера, но Адальбер умнее тебя.
Адальбер согнулся пополам от смеха, в то время как Альдо сердито на него покосился. Вернувшаяся из Понтарлье Клотильда спустилась к озеру и как раз застала минуту веселья.
– Чудесно! – обрадовалась она. – Кто бы мог подумать, что у вас такое прекрасное настроение!
– Чистая случайность, – объяснила маркиза. – Порадовала ваша подопечная. Сейчас мы вам все расскажем. Кстати, вот и разрешение нашего затруднения. А мы-то ломали голову! Клотильда! Вы ведь видели не раз гувернантку-англичанку маленькой Гвендолен де Гранльё?
– Мисс Фелпс? Конечно! А почему вы о ней вспомнили?
– Как она выглядела?
– Ну-у… Как английская гувернантка: в строгом костюме, волосы светлые, всегда гладко зачесаны назад, никогда не подкрашивалась, в очках. Но совсем не цербер, девочка ее любила. И вообще она была скорее хорошенькая.
Маркиза в нескольких словах пересказала Клотильде все, что сказала ей Мари.
Альдо невольно подумал, что им, скорее, нарисовали портрет Лизы, когда она работала у него секретаршей, только со светлыми волосами, и задал следующий вопрос:
– А какого цвета у нее глаза? Или из-за очков трудно было разобрать?
– Нет, что вы! Серо-голубые, изменчивые, как облака перед грозой. Однажды я видела ее без очков – они у нее упали – и залюбовалась: чудесные глаза! Редкостного цвета!
Альдо насупился. Чудесные изменчивые глаза он видел совсем недавно, и они его взволновали, напомнив Полину Белмон, единственную женщину, которая заставила биться его сердце – и возможно, слишком сильно – с тех пор, как он женился на Лизе. Желая скрыть нахлынувшие на него чувства от зоркого взора тетушки Амели, он торопливо задал следующий вопрос:
– Мари видела, что рисовала эта женщина?
– Я ее не спрашивала, но не думаю, что ей была интересна ее живопись. Она же не подходила к ней близко. Она обиделась, рассердилась и вряд ли захотела вступать в беседу.
– А где именно она ее видела?
– Думаю, неподалеку, но приехала эта дама издалека. Мари видела стоящий под деревьями автомобиль.
– Какого цвета? Какой марки?
– Ты замучил меня, Альдо, – пожаловалась маркиза. – Пойди и спроси ее сам, но не думаю, что Мари разбирается в марках автомобилей.
– Конечно, не разбирается, – засмеялась Клотильда. – Но мы ничем не рискуем, если спросим. Честно говоря, я вообще не думала, что Мари способна на какие-то наблюдения. Но, похоже, дорогая маркиза, вы в самом деле сумели завоевать ее доверие.
– И что же?
– И она охотно сообщит вам то, что вы хотели бы узнать, – заключила Клотильда с улыбкой, на которую маркиза не могла не ответить. – Она не поймет, если вопросы будет задавать кто-то еще…
– Пойдемте к ней вместе, – предложила маркиза Клотильде. – Мари вас любит, и вы поймете гораздо лучше, где именно они встретились.
Они поднялись наверх и очень скоро вернулись.
Клотильда действительно прекрасно знала, где произошла встреча – совсем недалеко, в живописнейшем уголке: ручей падает каскадами среди скал, а вокруг растут столетние деревья. И еще один подарок: на автомобиле был парижский номер.
– Великолепно! – восхитился Адальбер. – Пусть ваша Мари не семи пядей во лбу, но все видит и замечает, а это дано не каждому.
– Вы даже представить себе не можете, до какой степени умеет! Признаюсь, я в себя не могу прийти от удивления! Она сумела запомнить номер. Вот он, – объявила Клотильда, протягивая листок из блокнота Альдо.
– Я начинаю думать, не играет ли она роль? Считаться недалекой глупышкой порой очень выгодно. Они для окружающих пустое место, и те не стесняются в разговорах.
– В общем-то никто не считает ее совсем уж дурочкой. Но если она стала разыгрывать такую невыгодную роль, то по какой причине? Как вы это объясните?
– Может быть, как раз потому, что боится. Впрочем, она и не скрывает своего страха. Ограниченные люди часто бывают страшно упрямыми. Думаю, она сумеет избавиться от нежеланного замужества. Уверена, Мари скажет «нет» господину мэру, если дело дойдет до мэрии, и это избавит ее от необходимости предстать перед алтарем. Возвращение мисс Фелпс, наверное, повергло ее в своего рода безумие, и она врезалась в столб у ваших ворот. Мадемуазель Клотильда, мы немедленно передадим этот номер комиссару Ланглуа, если вы позволите позвонить в Париж.
– Вам не надо спрашивать разрешения, Альдо!
Через несколько минут Альдо сообщил номер автомобиля инспектору, присовокупив необходимые объяснения.
– Сейчас заглянем в картотеку, – пообещал Ланглуа. – Дело минутное, подождите.
И действительно, через несколько минут Ланглуа сообщил, что автомобиль зарегистрирован на имя Элены Мареску, улица Ламарк, 12, Париж, 18-й округ.
– Полагаю, вы хотите знать больше, – осведомился полицейский.
– Да, хотелось бы. Мари де Режий уверена, что эта женщина играла роль гувернантки-англичанки маленькой Гранльё, но поскольку сама Мари не светоч мысли…
– Я все понял. Постараюсь внести ясность.
Альдо положил трубку, и в библиотеке воцарилось молчание. Каждый погрузился в свои мысли. Первым заговорил Адальбер.
– Сколько времени отвел нам этот мерзавец?
– Три дня, – отозвался Лотарь. – Завтра вечером я еду в монастырь.
– Именно об этом я и хочу поговорить. Мне очень тяжело, что выкупом за Мари-Анжелин назначено сокровище, столь дорогое вашему сердцу и сердцу ваших товарищей. Это страшная несправедливость. Наша План-Крепен мало что для вас значит.
– Она стала нашим другом и дорога нам, – ответила Клотильда, взяв под руку госпожу де Соммьер, и та в благодарность погладила ее плечо.
– Ваша родственница тут ни при чем, как вы этого не понимаете? – заволновался ее брат. – Она только орудие, предлог, потому что в нашем сообществе появился предатель! Не стань заложницей ваша кузина, он нашел бы другое средство шантажа. Похитил бы мою сестру. Не знаю, что еще бы он придумал!
– Скорее всего, вы правы.
– Я прав на двести процентов.
– Но кроме неведомого Иуды, как отнесутся остальные члены вашего сообщества к требованию пожертвовать смыслом всего их существования? Лишившись сокровища, подземная часовня сразу перестанет быть воплощением их мечты об ордене Золотого руна. И для вас, я думаю, тоже. Они могут и не согласиться на такую жертву.
– Если среди нас есть предатель, то, считайте, сокровища у нас уже нет. В любую ночь Иуда может прийти вместе с сообщниками Хагенталя и забрать его. С монахами, которые его берегут, они расправятся без труда. Нам не нужны новые потоки крови, их во Франш-Конте пролилось уже достаточно. Не важно, что мы носим костюмы-тройки, свитера и охотничьи куртки, а раньше носили латы и кольчуги – человек не изменился. Даже если он несговорчив в мелочах, он будет защищать до последней капли крови то, что любит, то, во что верит, или то, что ему принадлежит. Так ведется испокон веков.
– Но объединяет людей другое, – сказал Адальбер.
– Что же?
– Доверие. Вам люди доверяют. Недаром так много гостей собралось под вашей крышей в день трехсотлетия. Недаром вы не позволили переступить порог вашего дома Карлу-Августу… Благодаря вашей дружбе и к нам отнеслись по-дружески… Но теперь…
– Если совершено предательство, предатель может быть не один. И я передумал: завтра мы поедем в часовню вместе с вами, – твердо заявил Альдо.
– Мне трудно поверить, что и один-то есть. Там каждый – мой верный друг.
Голос Лотаря дрогнул, и парижане почувствовали, что горло у него от волнения перехватило.
Адальбер вздохнул:
– Да-а, тяжкая проблема. И вы ни в ком не усомнились? За каждого готовы поручиться головой?
– Готов поручиться. Я думал, передумывал и никого не могу подозревать.
– Это делает вам честь. Но, я думаю, что в предательстве обвинят нас. Ход удобный и выигрышный.
– Мне будет любопытно посмотреть, кто первым это сделает?! – возмущенно воскликнул Лотарь.
– Вот мы и посмотрим. На воре, как говорится, шапка горит.
– А я хотел бы задать еще один вопрос, – сказал Альдо. – Как случилось, что Гуго де Хагенталь не стал членом вашего сообщества? Кто, как не он, должен был бы стать вашим знаменем!
Вопрос оказался неприятен Лотарю, он нахмурился.
– Ему наши занятия не интересны. Он даже слушать меня не захотел. Когда я заговорил с ним о предках, о нашей истории, он оборвал меня, сказав, что прошлое – это то, что прошло, и лучше оставить его в покое. К тому же на свете существуют музеи, в них и должно все храниться.
– Не скрою, что этот Гуго все больше действует мне на нервы, – раздраженно заявил Адальбер. – Он пообещал сделать все возможное, чтобы вызволить Мари-Анжелин из ловушки, куда она попала по его милости, и с тех пор молчок! Похоже, он действует под девизом «Обойдусь без историй!». Папенька может творить любые бесчинства, а сынок и пальцем не пошевелит, потому что поднять руку на отца значит попасть в ад на вечные муки. Он или опасный святоша, или трус! Я знаю, профессор, что вам неприятны мои слова, вы иначе относитесь к молодому человеку, но я в них не раскаиваюсь!
– Я согласен с Адальбером, – подхватил Альдо. – Отказ Гуго быть членом вашего общества мне тем более непонятен, что вы собираетесь в монастыре, что вас благословил настоятель. А вы сами что думаете?
Лотарь встал и принялся мерить комнату шагами.
– Я понимаю вас, но ни в чем не виню его. И могу поклясться спасением души, что Гуго столь же мужественен и отважен, как тот, с кем он так схож лицом.
Дальнейшие возражения были бы откровенной невежливостью. Мужчины пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Ночь обещала быть неспокойной.
Наставший день тянулся медленно и тревожно. Обитатели старой усадьбы с замиранием сердца ждали, что принесет им вечер и ночь. Альдо и Адальбер решили было съездить к ручью, где Мари видела Элену Мареску, но помешала погода. Ласковое теплое солнышко, которое радовало всех несколько дней, сменилось порывами ветра и проливным дождем. Какой художник отправится под таким на натуру? Единственным развлечением в тоскливый день стал визит старика де Режия. Он пришел узнать, «пошла ли дочка на поправку», и был на удивление тих и скромен.
«Раны» Мари успели зажить, но она заявила отцу, что никакая сила на свете не заставит ее покинуть уютное убежище, где она так хорошо себя чувствовала. И вот тут Режий взорвался. Он так бушевал, что в гостиную сбежался весь дом, желая узнать, что там происходит, и не задумал ли гость прирезать овечку, потому что голос его был похож на пронзительное блеяние. Однако и Мари в долгу не осталась, показав, что и у нее голос не ниже, а звук она может держать дольше. Прибежавшие заткнули уши.
Прекратил состязание Лотарь. Его бас призвал дуэт к молчанию, после чего он заявил: если де Режий пришлет в его дом жандармов, то он, профессор Водре-Шомар, подаст на него жалобу за жестокое обращение с несовершеннолетней дочерью и насильственное принуждение ее к нежеланному замужеству. Де Режий мгновенно оставил поле боя, проблеяв, что они еще обо всем пожалеют и что последнее слово все равно останется за ним!
– Будем надеяться, что теперь он будет сидеть спокойно, – со вздохом сказала Клотильда, после того как Мари убежала плакать к себе в комнату. А плакала она из-за отсутствия на поле боя того, кого избрала себе в рыцари.
Адальбер удалился к себе сразу же, как только на пороге появился Режий.
– Думаю, как только сегодняшнее дело будет улажено, я тут же уеду в Париж, – сказал он Альдо. – Не хочу оставаться в дурацком положении.
– При чем тут дурацкое положение? Ты нужен здесь больше, чем там. Ты же не можешь бросить План-Крепен на произвол судьбы! А влюбленная Мари способна последовать за тобой и в Париж, так что если хочешь навлечь на себя обвинение в похищении и соблазнении несовершеннолетней, то, пожалуйста, поезжай, никто тебе не мешает.
– Интересно, с какой это стати ты предлагаешь именно мне расплачиваться за разбитые горшки?!
– Я не предлагаю. Вечером у нас собрание, нервы у всех напряжены до крайности, и сегодня нам лучше не строить никаких планов на будущее.
Глава 8
Друиды? Да они повсюду!
На этот раз на собрании присутствовали все.
Кроме Бруно из Салена – единственного, чье настоящее имя – де Флёрнуа – знали парижские гости – приехали Адриен из Лон-ле-Сонье, Бернар из Доля, Жером из Нозеруа, Ламбер из Морто, Квентин из Шампаньоля, Мишель из Монбара, Клод из Мореза, Жильбер из Орманса, Лионель из Мута, Марсель из Арбуа. Все примерно одного возраста – лет под пятьдесят – волосы с проседью, все в широких черных одеяниях с вышитым на сердце сложенным барашком, символом Золотого руна, они казались очень похожими друг на друга.
Оказавшись среди черных фигур, торжественно стоящих под рыцарскими гербами, изображенными на стенах подземной часовни, в свете факелов и красных свечей, парижские гости почувствовали себя лишними. Им стало не по себе. Им даже почудилось, что они предстали перед суровыми судьями.
Один из них – Жильбер – заговорил, обращаясь к Лотарю:
– Ты собрал нас сегодня на пленарное заседание. Полагаю, что речь идет о принесении клятвы верности нашими братьями-иноземцами.
– И об этом тоже. Хотя мне не кажется, что их нужно именовать иноземцами. Адальбер родился в Пикардии, Альдо, хоть и рожден в Венеции, принадлежит по матери к родовитому французскому дворянству.
– Иноземцы все, кто не родился во Франш-Конте. Ты должен знать об этом, брат Лотарь, потому как разве не ты установил наш статут?
– Основателем ордена был герцог Бургундский! – сердито отозвался Водре-Шомар, находившийся не в лучшем расположении духа. – Из-за этого пункта мы не перестаем быть французами. Думаю, следует приступить к клятве верности незамедлительно. Нам еще предстоит разговор об очень серьезной проблеме.
– Какой? – осведомился представитель Монбара.
– Скоро узнаете! – отрубил Лотарь.
Альдо и Адальбер по очереди подошли к алтарю, как подходили к нему в давние времена рыцари, и, протянув руку к распятию с кровавыми каплями рубинов, бросавших пурпурные отсветы, произнесли незатейливые слова клятвы, которым их научил Лотарь. Они поклялись быть верными духу ордена Золотого руна и цели, которое поставило перед собой общество, поклялись держать в тайне существование общества и его рыцарские намерения, поклялись, что только тому, кто будет принят в общество, имеют право открыть тайну. Поклялись честью и спасением души. После чего облачились в такие же черные одеяния с символом ордена и обменялись рукопожатиями с собратьями.
– По сути, – заметил Жильбер, представитель Орнана, – наши правила не логичны. Как человек может претендовать на честь стать нашим братом, если не подозревает о нашем существовании? К примеру, как узнали бы о нас наши новые братья, если бы Лотарь не нарушил нашей тайны?
– Вы знаете, что меня на это подвигла крайность. Вы также знаете, что в наших краях стали происходить странные события, что у нас начали действовать силы зла, которые посягают на семейство моих друзей. Пролилась кровь невинных людей и грозит пролиться опять. А по своим личным качествам, родословной и положению наши новые братья – люди в высшей степени достойные. Как и в нас, в них течет кровь старинных рыцарей. Кто еще хочет что-то сказать?
– Больше никто, – ответил Бруно, друг, который был ближе других с Лотарем и часто говоривший за всех. – А теперь скажи, что случилось? Почему ты созвал нас?
– Хочу, чтобы все меня услышали, а скажу я всего четыре слова: среди нас есть предатель.
– Что за бред? Откуда такие сведения?
– Они были доставлены ко мне домой. Сейчас я прочитаю вам письмо, которое я получил. Вернее, снятую с него копию. Само письмо отправилось в Париж, в лабораторию на набережную Орфевр для изучения отпечатков пальцев. Итак, слушайте!
Профессор, отчеканивая каждый слог, прочитал письмо. Воцарилась мертвая тишина, присутствующие, казалось, были ошеломлены. Первым опомнился Мишель из Монбара, флегматичный, обычно малоразговорчивый человек лет пятидесяти, который в возбужденном состоянии мог закатить целую речь.
– Это невозможно! – возмущенно начал он. – Никто из нас не способен на такую подлость! Кроме, возможно, тех…
– Кого вы лично не знаете? – подхватил Альдо. – Почему в таком случае вы не возразили против нашего принятия?
– Возможно, потому, что не предполагал о том, что услышу сейчас. Но ведь так оно и есть, мы вас совсем не знаем.
– Но если я, основатель сообщества, и Бруно, мой заместитель, доверяем им, то можно ли им не доверять?
– Ваше доверие – ваше личное дело! Например, я хотел проголосовать против, но что бы это изменило? – заявил Жильбер из Орнана. – Хорошо ли ты знаешь их сам, Лотарь? Они известные люди, я рад за них, но для нас они чужаки.
– Речь идет о жизни женщины! Вы это понимаете?! – загремел Лотарь.
– Женщины из «их» семьи. Вы не находите странным, брат Лотарь, что требуют «наше» сокровище, а не драгоценности, которые мирно спят в сундуках князя Морозини?
После этих слов Альдо снял с себя черное одеяние и положил к ногам говорящего, Адальбер последовал его примеру.
– Я выслушал достаточно! И не позволю дальнейших оскорблений в свой адрес. Вы совершенно правы, месье, отказывая мне в доверии. В самом деле, у меня есть коллекция украшений, принадлежавших знаменитым людям. Вполне возможно, негодяй, взявший в заложники мою кузину, удовлетворится ею!
Альдо повернулся и направился к выходу, не дав времени Лотарю возразить, но до него донесся возмущенный голос человека из Салена.
– Подождите, князь! Надеюсь, вы не думаете, что мой собрат высказал общее мнение? Он отвечает только за самого себя.
– Мне достаточно и этого. Его слова ставят под сомнение мою честь, а я не терплю подобных оскорблений. Продолжайте ваше заседание без меня. Впрочем, тема обсуждения исчерпана, я прощаюсь с вами, господа, а вас, Лотарь, жду в машине.
– Я иду с тобой, в вопросах чести я столь же чувствителен. Господа, я прощаюсь с вами, – проговорил Адальбер и взял Альдо под руку.
Вместе они поднялись в верхнюю церковь. Там каждый из них прочитал молитву, потом они вернулись к автомобилю и закурили. Вернее, Адальбер зажег обе сигареты.
– Позволь-ка мне, – сказал он Альдо, отбирая у него спичку. – У тебя руки ходуном ходят, ты обожжешь себе нос.
– Ничего не могу поделать! Этот Жильбер вывел меня из себя. Нам следовало придерживаться нашего первого решения и предоставить Лотарю самому разбираться с этим сборищем призраков. Тот, что из Монбара, точно так же против нас.
– Не уверен. На нас набросился только один из всех, сделав вид, что высказывает общее мнение. Но может быть, он почувствовал себя в опасности?
– То есть ты хочешь сказать, что он и есть предатель?
– По логике вещей, да. Все остальные ограничились лишь негодующими восклицаниями.
– Откуда он? Ты знаешь Францию как никто!
– Из Орнана. Чудеснейшее местечко в пятидесяти километрах отсюда. Прославилось благодаря картине Курбе «Похороны в Орнане».
Альдо невольно засмеялся, но тут же сердито оборвал друга:
– Нашел время шутить!
Неожиданная догадка внезапно блеснула у него в голове.
– А скажи, Адальбер, Орнан далеко от Безансона? – поинтересовался он.
– Километрах в двадцати, я думаю. А что?
– План-Крепен приехала в Безансон. Может, в тех краях и следует ее искать?
– Светлая мысль. Завтра вечером, когда нам укажут место, где мы должны будем встретиться с негодяем, мы ее проверим.
– Если Иуду не обнаружат, встреча может не состояться.
– Подождем Лотаря. Он сообщит нам что-то новенькое.
Они ждали, ждали. Альдо то и дело удерживал Адальбера, который все порывался вернуться и выяснить, что там творится.
– Ты думаешь, они убивают друг друга?
– В часовне? Нет, не думаю. Но они могут голосовать.
– Зачем? Когда мы уходили, несогласных было только двое, а президент, как мы знаем, имеет два голоса.
– Да, но их могло стать гораздо больше, как только мы ушли. Остальные вполне могли присоединиться к «брату из Орнана», и несогласные стали большинством.
– Ты хочешь сказать, что нам нечего ждать?
Едва Альдо произнес последнюю фразу, как из церкви вышли три человека и направились к автомобилям, стоящим возле ограды. Альдо и Адальбер невольно шагнули в тень часовни, но, разумеется, их силуэты были заметны. Никто к ним не приблизился.
– На нас легла печать отверженных, – пробормотал Адальбер. – Не лучший исход.
– Случалось и похуже. Нам нужен запасной вариант. И мне кажется, он у нас есть.
– Какой же?
– Сейчас скажу. Но сначала подождем, что скажет Лотарь.
Профессор подошел с самым сумрачным видом, что само по себе уже было ответом. Открыв дверцу, он сел рядом с Адальбером, который успел занять место за рулем, так как они приехали на его машине.
– Итак, отказано? – задал вопрос Альдо.
– Не впрямую. Но почти никто не нашел в себе сил расстаться с нашим сокровищем ради…
Профессор замолчал, затрудняясь высказать то, что должен был озвучить. Альдо досказал за него:
– Ради неизвестной, которая даже не уроженка Франш-Конте и к тому же ввязалась в историю по своей глупости. Так?
– Именно так. «За» было всего четверо. Разумеется, среди них я и Бруно, мы согласны отдать сокровища часовни, тем более что главные из них принадлежали нашим отцам, моему и Бруно.
– Так что же решили?
– Решили, что нам надо будет только сделать вид, что мы принимаем условия. Узнать место, где будет осуществлена передача, приехать туда вооруженными, привезя «наживку»: свертки с муляжами.
– Ничего глупее быть не может, – сердито усмехнулся Альдо. – Предателя не разоблачили, так что просто-напросто прольется кровь. И вовсе не нашего врага, а наша. Судьбе Мари-Анжелин в этом случае и вовсе не позавидуешь. Об этой глупости я подумал сразу, но понял, что она бесперспективна.
– Они предложили еще один вариант, но я думаю, такой же бестолковый.
– Какой же?
– Явиться на встречу всем вместе и вступить в бой.
– Этот вариант гораздо лучше, и его можно было бы считать просто прекрасным, если бы не было предателя, а так…
– Потерянное время и даром пролитая кровь, – заключил Адальбер. – И что же теперь мы будем делать?
Лотарь помолчал с секунду, вздохнул и сказал:
– Мы отменяем сегодняшнее собрание и считаем его несостоявшимся. С благословения аббата и с помощью Флёрнуа – что для меня особенно важно – мы забираем сокровище из часовни. Но будем готовы и сразиться за него. Пусть даже пока не знаем, сколько там этих негодяев.
– А нас уж точно будет четверо, – улыбнулся Альдо. – И у нас есть шанс победить! Хотя мы не знаем, сколько молодчиков на службе у Хагенталя. Но вот что меня удивляет: зачем ему понадобилась часовня? Я думал, что, обладая рубинами, которые он считает «Тремя братьями»…
– И которые вполне могут ими быть, поскольку изначально их было шесть, и никто не может сказать, какие украшали головной убор Карла: эти или те, что у Кледермана. Да, если бы Хагенталь был последователен, он искал бы бриллиант-пирамиду, чтобы заполучить наконец талисман Карла.