Талисман отчаянных Бенцони Жюльетта

– Я – нет, но она по-прежнему оставалась под влиянием Карла-Августа, хотя искренне старалась вырваться из его лап.

– Что ж, примерно так же Элена подчинила себе Хагенталя. Это она, переодевшись священником, убила Георга Ольже. Гуго должен был быть следующим.

– А что теперь будет с Гуго? Он так долго отстранялся от всех историй, а теперь…

– Почему он старался держаться в стороне? Что его удерживало? Неужели вера?

– Представьте себе, вера. Даже зная, что Карл-Август убил его мать, Гуго с ужасом отвергал мысль о мести этому чудовищу. А Карл-Август – настоящее чудовище, иначе его не назовешь.

– И это чудовище – его отец?

– Да. Мысль об отцеубийстве приводила его в ужас. Он выстрелил в него только ради спасения мадемуазель дю План-Крепен. Обнаружил наставленный на несчастную пистолет, увидел, в каком жалком состоянии она находится, и погубил навек свою душу.

– Вы его арестуете?

– Нет. Выстрел можно считать законной самозащитой. К тому же молодой человек сам выбрал для себя заточение.

– Какое же?

– Самое суровое из всех возможных, если всерьез соблюдать устав. Он выбрал для себя монастырь Гранд Трап в Нормандии в местечке Солиньи. Там он будет жить в бедности, соблюдая обет молчания, молясь и обрабатывая землю. Зато под взглядом Господа Бога. Все свое достояние он оставляет Матиасу, своему верному товарищу, который всегда был ему больше, чем слуга.

– Даже своих обожаемых лошадей? Он же любит их без меры!

– Их в первую очередь. Матиас любит их ничуть не меньше. И вообще он славный малый.

К мужчинам присоединилась госпожа де Соммьер, которая только что приехала из больницы. Ее окружили, засыпали вопросами, но лучшим ответом на них была сияющая на ее лице улыбка.

– Мари-Анжелин гораздо лучше, – объявила она, снимая шляпу. – Врачи больше не скрывают, что ее возвращение к жизни – настоящее чудо, которым она обязана необыкновенной крепости своего организма. Но понадобится немало времени, чтобы все раны затянулись. Хотелось бы мне знать, откуда Хагенталь узнал об этой ловушке – погребе, где стена может отвориться и затвориться, навек завладев своей жертвой.

– Думаю, обнаружила ловушку его сообщница. И поместила туда мадемуазель дю План-Крепен. Только женщина способна на такую жестокость: обречь узницу на медленную, мучительную смерть в обществе мумии новобрачной, – сказал Ланглуа, беря из рук Альдо протянутую ему сигарету.

– За подобный садизм любого наказания мало, – вспыхнул Адальбер. – Разве что смерть, но во Франции женщины больше не поднимаются по ступенькам эшафота.

– В Англии нет подобных деликатностей. «Вуивра» скрылась, но ненадолго. Все полиции предупреждены, Интерпол ее разыскивает по всей Европе. Со дня на день ее постигнет справедливое возмездие.

– Мы все этого желаем, – сурово произнесла маркиза. – Нельзя жить спокойно, когда воплощенное зло разгуливает по улицам.

– Можете быть уверены, я не выпущу ее из-под контроля, – успокоил маркизу Ланглуа. – Но, на мой взгляд, вам пора возвращаться в Париж, как только позволит здоровье План-Крепен.

Маркиза рассмеялась:

– Впервые в жизни вы назвали ее просто План-Крепен.

– Вас это шокировало?

– Нисколько. Напротив, мне показалось, что вы стали еще чуточку ближе к нашей семье. Уверена, сама План-Крепен будет очень довольна. Она уже деятельно вмешивается в дела больницы, а Вердо приставил для ее охраны жандармов, так что врачи не чают, когда расстанутся с нами. Сегодня мне сказали, что «надеются» выписать ее завтра.

Маркиза замолчала, но медлила, словно ей нужно было сообщить еще что-то, но ей это было нелегко. Ланглуа успел хорошо изучить маркизу.

– Что еще вас беспокоит? – поинтересовался он.

И тотчас же получил ответ:

– Сказать нетрудно, но… Мари-Анжелин хотела бы увидеть своего спасителя. На несколько минут, чтобы поблагодарить.

– Не думаю, что этого хочет он, – помрачнев, признался полицейский. – Только грозившая План-Крепен смертельная опасность подвигла его на деяние, которого он всю жизнь смертельно боялся. Она – живое воплощение его смертного греха, ибо в его глазах все обстоит именно так. Я попробую поговорить с ним, искренне желая ее порадовать после перенесенных страданий, но Гуго человек особенный, он ни на кого не похож, разве только на Карла Бургундского, чьи черты судьба… или случай ему подарили.

– Вы думаете, он верит в новое воплощение?

– Как ни странно это прозвучит, я уверен, что да. И самое лучшее – оставить его каяться перед Господом. Пусть она молится за него, и он будет ей за это благодарен.

Прошло еще три дня, и План-Крепен вернулась в усадьбу Водре-Шомар. Все несказанно обрадовались ее возвращению и встретили аплодисментами. Все, кроме Мари де Режий. За это время ее успели отправить к отцу.

Нельзя сказать, что Мари-Анжелин выглядела прекрасно, но, безусловно, гораздо лучше, чем в своей тюремной камере. К ней вернулся аппетит, острый взгляд и присущий ей своеобразный юмор.

– Если есть на свете кошмары, то не для того, чтобы мы посвящали им всю свою жизнь, – сообщила она, усаживаясь за стол напротив изображения кардинала де Ришелье в красном муаре.

Мари-Анжелин разместили в спальне на втором этаже, туда ее обычно провожали тетушка Амели и Клотильда. На пороге План-Крепен попросила, чтобы к ней поднялся Альдо, она хотела сказать ему несколько слов с глазу на глаз.

– Не обижайтесь. У меня с ним особый разговор, я должна извиниться…

Альдо поднялся, и вот они стоят, глядя друг на друга. Мари-Анжелин смотрит ясным взглядом в глаза Альдо и говорит:

– Он не хочет меня видеть, не так ли?

– О ком вы говорите, План-Крепен?

– Вы прекрасно знаете, о ком. О моем спасителе. Я для него и благородное деяние, и смертный грех отцеубийства. Этого греха он боялся всю свою жизнь!

– Что вы хотели сказать ему, Мари-Анжелин?

– Ничего. Хотела отдать ему вот это.

Она раскрыла ладонь, на которой заиграл всеми огнями бриллиант в форме пирамиды. Альдо не мог оторвать зачарованного взгляда от этого чуда.

– Я нашла его в Нуармоне, среди пыльных лоскутов свадебного платья… Я думала, может быть, этот камень принесет ему счастье… Это же талисман Карла Смелого, не так ли?

Сен-Манде, 12 мая 2014 г.