Фуксы, коммильтоны, филистры… Очерки о студенческих корпорациях Латвии Рыжакова Светлана
Совершенно для нас необычно было это кастовое разделение студентов после товарищеского равенства всех в русских университетах. И это особенно резало глаза, потому что внешне товарищеские отношения были как будто самые близкие. Все студенты говорили друг другу «ты». Мы знали цену этому «ты» и на «ты» немецких студентов, подчеркнуто отвечали «вы», заставляя этим и их переходить на «вы». Однажды в анатомическом театре ко мне обратился корпорант, мой сосед по трупу, с просьбой помочь ему разобраться в сложно-кружевной мускулатуре спины.
– Ich bin daruber ganz dumm! (Я на этот счет совсем дурак! (нем.))
Я ему подробно все объяснил, поправив, сколько было возможно, напорченную препаровку. Он был очень любезен, рассыпался в благодарностях, все время говорил «ты». А назавтра, когда я его встретил на улице с другими корпорантами, он, увидев меня, поспешно отвернулся.
Весь дух немецкого буршеншафта был для нас чудовищно чужд. Никаких общественных интересов, презрение к «политике», узкий национализм; кутежи, дуэли, любовные истории, – в этом проходила жизнь, это воспевали их песни.
- Bruder, trinkt einmal!
- Wir sind ja doch jung!
- Im Alter ist zum Durslen
- Noch immer Zeit genug!
- Denn der alte wein,
- Er ist fur junge Leute!
- Вruder, lasst uns heute
- Froh und frohlich sein!
- Bruder, liebt einrnal,
- Wir sind je doch jung!
- Im Alter ist zum Hassen,
- Noch immer Zeit genug!
- Denn die jungen Madchen,
- Sie sind fur junge Leute!
- Bruder, lasst uns heute
- Froh und frohlich sein! и т. д.
(«Братья, будем пить, – ведь вы молоды! В старости довольно еще будет времени, чтобы жаждать. Старое вино – для молодых людей! Братья, будем сегодня веселы и радостны! Братья, будем любить, – ведь мы молоды! В старости довольно еще будет времени для ненависти! Молодые девушки – для молодых людей» и т. д. (Прим. В. Вересаева.))
Настоящий, лихой студент должен был быть задирой, скандалистом, дуэлянтом. Все совсем так, как у нас было лет сто назад среди гусар. Я знал ассистента-доктора при одной из тамошних клиник, бывшего корпоранта. Был вежливейший, воспитаннейший и корректнейший человек. И мне рассказали, что в студенческие годы свои это был исключительный забияка и бретер. Так было принято, это всеми почиталось, старики снисходительно говорили: «В молодости следует перебеситься!», девушки с почтительным восхищением поглядывали на таких удальцов.
Странно и противно было чувствовать себя в такой студенческой среде. Постоянно можно было нарваться на глупейшую историю, на совершенно тобою не вызванное оскорбление. Идешь, навстречу тебе студент-немец – и вдруг он тебя толкает плечом в плечо, как у нас, бывало, в гимназии, в третьем-четвертом классе. Конечно, удивленно посторонишься, скажешь «Виноват!» и пожмешь плечами. А требовалось в ответ обругать обидчика и вызвать его на дуэль. Ему только это и было нужно. Чем больше у бурша было дуэлей, тем было для него почетнее; шрамами и рубцами он гордился, как орденами.
Нас, русских, немецкие студенты глубоко презирали за то, что мы «антидуэлянты», и задирали всячески. Теперь при воспоминании, все это кажется смешным, но тогда часто бывало очень тяжело. К полякам, напротив, немецкие студенты относились с большим почтением. Поляки дуэль принимали, но ставили условием: дуэль на пистолетах. Выбор оружия всегда предоставлялся вызванному. Обычно дуэли происходили на шпагах, обставлялись рядом ограничительных условий и кончались всего чаще пустяковыми ранами. А тут, на пистолетах, шутки уже были плохие, и дело пахло не царапинами. Было несколько смертных исходов при таких дуэлях. И поляков немцы вызывали с большою осторожностью.
Если нам, русским, приходилось постоянно терпеть задирания и часто прямые оскорбления, то еще в большей мере все это выпадало на долю евреев. Конечно, подавляющее большинство корпорантов были антисемиты, еврею почти немыслимо было попасть в корпорацию равноправным товарищем баронов Икскулей и Тизенгаузенов. Оскорбляли и задирали евреев где только и как было можно. И на этой почве как реакция вырабатывались очень своеобразные типы.
Был у нас студент-медик Юлиус Кан, немецкий еврей. Среднего роста стройный красавец с огненными глазами, ловкий, как кошка, сильный и бешено смелый. Великолепно дрался на шпагах, метко стрелял из пистолета. Не спускал никому ничего и сейчас же вызывал на дуэль. Вскоре за ним утвердилась грозная слава, и корпоранты стали его бояться. По городу про него ходили совершенно легендарные рассказы. Однажды вечером, весною, шел он с двумя товарищами-евреями мимо корпорантской «кнейпы» (пивной). За столиками на улице сидели корпоранты и пили пиво. Увидели евреев. Один здоровенный фарбентрегер обозвал их жидами. Юлиус Кан бросился в гущу корпорантов и дал обидчику крепкую пощечину. Студенты узнали его и растерялись. Корпорант, получивший пощечину, выхватил револьвер. Кан кинулся на него и вырвал револьвер, – тот побежал. Кан за ним. Корпорант торопливо стал спрашивать:
– Wie ist dein Name? (Как твое имя?)
Это значит, что он его вызывает на дуэль, – с этого момента все дальнейшие враждебные действия должны прекращаться. Кан схватил его за шиворот, стал бить рукояткою отнятого револьвера по шее и приговаривал:
– Мое имя – Юлиус Кан! Я живу на Марктштрассе, номер двадцать!.. Мое имя Кан!..
Другой раз стоит он как-то на Studenten-Ecke – так назывался угол Ратушной и Рыцарской улиц, где обыкновенно гурьбами стояли студенты, прогуливавшиеся по Рыцарской улице, дерптскому Невскому проспекту, – подошел к нему корпорант и сказал:
– Was stehst du so einsam und traurig, du altes Jerusalem? (Что стоишь ты так одиноко и печально, старый Иерусалим?)
Кан, еще не глядя, взмахнул рукою и, повернувшись, дал корпоранту пощечину.
Каким-то чудом в Дерпте сохранялись в нетронутом виде старинные традиции, совершенно немыслимые в отношении к русским университетам. Вероятно, их не трогали ввиду полного отсутствия какой-либо революционности в местном студенчестве. Должно быть, играла роль и протекция: в течение девятнадцатого века высшая администрация была у нас заполнена и переполнена остзейцами-немцами, – начиная с Бенкендорфов и Клейнмихелей и кончая фон Плеве, Мейендорфами и Ренненкампфами.
Для студентов, например, была своя специальная университетская полиция – педеля, и общая полиция не смела касаться студентов. Как бы студент ни скандалил, что бы ни делал, арестовать его могла только вызванная из Pedellen-Stube университетская полиция. Когда на улице студентов обижали Knoten (обыватели), раздавался крик:
– Burschen, heraus! (Студенты, сюда!)
Клич подхватывался, передавался по всему городу, и каждый студент обязан был бежать на выручку к товарищам. Впрочем, в мое время крик этот уже был запрещен.
Обычаи вежливости были своеобразны. Встречаясь друг с другом на улице, студенты фуражек не снимали, а только кивали головой и говорили: «Mojn (Guten Morgen)!» («Доброе утро!» (нем.)) Но так только с товарищами студентами (Commilitonen). Перед пожилыми, а тем более, конечно, перед дамами, фуражку снимали. Если студент шел с дамой, то нужно было кланяться ему, снимая фуражку. Я раз видел: шел корпорант, вел под руку молодую даму. Навстречу пять корпорантов. Сошли с тротуара, выстроились в ряд и как по команде, почтительно сняли фуражки перед товарищем. Если студент идет с дамой и кланяются его даме, он должен ответить на поклон хотя бы ему и незнакомого. Это, впрочем, кажется, было принято и у нас.
Срок пребывания студента в Дерптском университете был неограничен. Иные из его питомцев оставались студентами до седых волос, – либо потому, что за кутежами, скандалами и дуэлями никак не могли удосужиться кончить курс, либо потому, что им нравилась вольная студенческая жизнь, – благо родители богаты и не торопят с окончанием. Таким студентам название было Bemooste Burschen – «обомшелые бурши». При мне студентом университета состоял один совсем старый барон-помещик. Он хозяйничал у себя в имении, в начале каждого семестра приезжал в Дерпт, вносил плату за учение, подписывался на одну какую-нибудь лекцию и уезжал обратно к себе в деревню. Лет через восемь-десять он для разнообразия переходил на другой факультет. При мне он, побывав уже на медицинском, физико-математическом и юридическом факультетах, числился на богословском. Когда он был еще молодым студентом, богатый дядюшка, умирая, завещал выплачивать ему по двести рублей в месяц «до окончания университетского курса». Ну, он, конечно, с этим окончанием не стал спешить и уже тридцать пять лет, к негодованию и бешенству прямых наследников, все получал свои двести рублей.
Студенческая жизнь за пределами учебных аудиторий не ограничивалась созданием только корпораций. В Дерптском университете были еще 44 другие организации студентов. Одной из самых интересных страниц истории Дерптского университета стали латышские студенческие вечера, собиравшиеся в 1870-е гг., серьезно поспособствовавшие сплочению, самоорганизации, формированию латышского этнонационального сознания. Одним из активных организаторов стал Отто Кронвальд (Атис Кронвалдс). Подобные вечера в 1870-е гг. начали организовываться и латышскими студентами (и не только студентами, многими академически образованными латышами) Москвы. Участниками этих вечеров стали т. н. «младолатыши», молодая латышская интеллигенция (Кришьянис Валдемарс, Кришьянис Баронс, Янис Чаксте), которая, получая высшее образование и интегрируясь в образованные круги метрополий, одновременно обратилась к изучению латышских «древностей», фольклору, мифологии, истории, языку, к поднятию статуса латышского языка. Московские латыши отмечали: «Главное для нас было хорошо знать латышскую историю». Цель вечеров была в первую очередь – говорить по-латышски, петь песни, читать латышские газеты. Также им важно было противопоставить себя немцам. Если в Дерпте латыши во многом стремились отдалиться от латышской массы, были ориентированы на карьеру, то в Москве был сильный дух «своего народа». Потом образовалось студенческое общество Fraternitas Moscoviensis, а затем – с таким же названием корпорация.
Латышские студенческие вечера во многом послужили формированию латышского этнонационального пробуждения – атмоды. На основе московских латышских студенческих вечеров было создано в 1883 г. общество – Академическое объединение Oriens (Austrums) («Восток»), одно из самых значительных объединений. Ансис Курмис, автор историографической работы, характеризует Austrums как
организацию части латышской интеллигенции, члены которой в упорной и иногда жесткой борьбе победили врага большей части нашего народа – бедность, борьбу с царским режимом, местной феодальной властью и реакционными силами разных исторических эпох[152].
Флагом Austrums стало белое полотнище с золотым изображением дерева – Austras koks, мифологического образа «древа восходящего солнца», «утренней зари», символа начала начал, полноты бытия, движения ко всему высокому и священному. Лозунгами этого общества стали «Vrs un vrds» (лтш., букв. «Муж и слово», скажем так: «Сказано – сделано»), «Ar savu tautu – par savu tautu» (лтш. «Со своим народом – за свой народ»), «Augt un dzvot Latvijai» (лтш. «Расти и жить для Латвии»), «Darbs ce vru» (лтш. «Труд возвышает мужа»), «Draugs draugam» (лтш. «Друг – другу»), «Ar trm rokam un skaidru sirdi» (лтш. «С чистыми руками и ясным сердцем»).
В вышедшем в 1967 г. в США сборнике статей, посвященных разным аспектам истории Austrums, анализируются изменения, произошедшие в 1920-е гг.[153] Аугустс Розе отмечает серьезное различие между московской и рижской группами членов, отчасти по причине разных поколений (первые пережили Первую мировую войну, вторые – нет), отчасти вследствие разного внешнего контекста существования (в Москве не нужно было делать особенных усилий для объединения латышей, но в независимой Латвии потребовался поиск дополнительных причин и поиск формы и сущности существования организации). Аугустс Розе отмечает, что в 1920-е гг. у латвийской молодежи наблюдалась склонность к корпорантскому образу жизни (который они определяли как немецкий по форме и духу и чуждый латышам): тут существовала готовая форма организиции, «внешний блеск», ношение ленты и декеля, аристократизм, избирательность при выборе товарищей и единомышленников, стремление делать карьеру, тесные внутренние связи, поддержка своих[154]. Члены же Austrums стремились создать свою организацию как отличную от корпорций, положить в ее основание приверженность демократическим принципам, внешнюю простоту[155]. Андрис Розе перечисляет следующие ценности, важнейшие для Austrums: академизм, дружбу, индивидуализм, радость жизни, динамичность, ритуал (которых, правда, всего два – становление «ауструмцем» и «когда ауструмец уходит в вечность»[156]). Кроме же этого, глубокой сущностью Austrums, по словам Андриса Розе (и всех других авторов статей), является «латышскость». Эта особенность обсужается отдельно, как и миссия всей организации – объединить вокруг себя латышских студентов[157].
Ауструмцы критиковали «немецкий облик» корпораций, отмечали как негативные признаки их внешний блеск, «веселую жизнь буршей», материальный достаток, ощущение собственной избранности. Они подчеркивали свою некорпорантскость, но, по сути дела, во многом основывали свою организацию на сходных принципах.
Принципы корпораций мы не признавали, воспроизводить их не хотели, других примеров у нас не было, пришлось все создать самим, опыта тоже было мало ‹…›[158]
Пытаясь отмежеваться от корпораций, ауструмцы подчеркивали, что только их организации – в отличие от корпораций – свойственны такие качества, как «латышскость» и «простота»: по сути дела, речь шла о латышском национализме и стремлении избегать всяких внешних его проявлений:
Наша уверенность ранее и сейчас состоит в том, что латышским студентам нужна латышская организация, с латышским духом и латышскими традициями. Латышским студентам не нужны ольдерманы и фуксы, не надо ходить по комнате с шапкой на голове, не нужны цветные ленты через грудь, не нужно нанесенные обиды разрешать посредством драк на рапирах, не нужно на собраниях петь нелатышские песни, не нужно выпендриваться и взращивать молодых студентов в алкогольных возлияниях. Латышским студентам не нужно быть буршами, а жилище превращать в пивные погреба[159].
Тем не менее Аугустс Розе в своей статье признает, что в межвоенный период в Латвии более привлекательными стали все же корпорации, что и в университете, и в целом в хозяйственной жизни страны возобладал «немецкий дух». Ауструмцы же были настроены слишком индивидуалистично, их встречи стали своеобразными клубами, куда приходили посоревноваться в остроумии, основная же активность происходила за пределами Austrums, в рамках других организаций[160]. Сами ауструмцы предлагали усилить дисциплину и создать новые традиции, которые объединили бы всех членов организации. Терминология, принятая в Austrums, была во многом летонизированным вариантом корпорантских терминов: члены организации тут так же делились на кандидатов (которые участовали в собраниях, но не имели права голоса, juniori), полноправных членов, преимущественно студентов – saviei, полноправных старших членов, закончивших образование – vecbiedri. Внутри конкретной группы (kopa, saime) выделялись «старший», председатель – veckais и воспитатель – audzintjs. Как и в корпорациях, все мероприятия делились на «внутренние» и «внешние» (intrnajs – ekstrnajs). Собрания (sapulces) делились на деловые (рабочие), литературные, торжественные и расширенные (в последних принимали участие члены нескольких групп). Среди традиций практиковались торжественное принятие в saviei («свои»), годовщины и юбилеи образования объединения Austrums, свадьбы и похороны[161]. Буквальным переводом принятых в корпорациях латинских провозглашений silentium ad cantum! («тишина для песни!») и cantus ex est! («песня завершена») стали латышские klusums dziesmai! / dziesmu beidzu!. Выбор песен при этом иной, тут всегда исполнялись исключительно латышские песни, как авторские, так и многие народные.
Позднее Академическое объединение Austrums, как и все прочие подобные организации, было закрыто советской властью в 1940 г., но его участники продолжали собираться. Начиная с 1945 г. среди латышей западной эмиграции начинают формироваться группы Austrums в Швеции, Германии, США, Канаде, Австралии и других странах. Тут они начали делиться на групы и общины, появились председатели общин – kopas veckajs.
В 1989 г. Austrums восстанавливается в Латвии, и с начала 1990-х гг. он возобновляет здесь свою деятельность. Ныне насчитывается около 200 человек – членов организации. Кроме Austrums в Латвии ныне существует еще одно мужское академическое объединение, не входящее в число корпораций, хотя и наследующее ряд весьма сходных черт – Fraternitas Rusticana[162], конкордия, объединяющая латышских студентов Valdemaria, существующая с 1927 г.[163], а также академические сообщества alkone (смешанное, объединяющее мужчин и женщин, с 1923-го), Latviete (общество студенток, с 1925-го), Dziesmuvara (смешанное, с 1925-го), Dzintars (смешанное, с 1947-го).
Интересно, что, несмотря на отчетливо выраженную латышскую национальную идею в идеологии многих латышских корпорациях, отношение многих молодых латышей к студенческим корпорациям как форме самоорганизации было довольно негативным. Так, будущий первый президент Латвийской Республики Янис Чаксте (и один из основателей академического сообщества Austrums) полагал, что идея корпорации неплодотворна, даже противна духу времени и латышской национальной идее, ибо корпорации – малочисленное и аристократическое явление, перед младолатышами же стояла задача сплотить всех латышей. По мнению Я. Чаксте, нужно, напротив, организовывать все усилия по формированию национального духа, а корпорации служат интересам конкретных клик, и в них часто происходит раскол, так что тут нет речи об укреплении студенческой дружбы[164]. Правда, лично Янис Чаксте, как и группа издателей московской газеты «Вечера», находились в хороших отношениях с членами латышской корпорации Lettonia: Я. Чаксте признавался:
Янис Парстраутс, организовавший корпорация Lettonia (1882) в Тарту, говорил мне, что сделал это для борьбы с немцами, чтобы они, латыши, могли показать себя равными им[165].
Сферы деятельности корпораций и прочих студенческих сообществ не были до конца разделены; иногда возникали конфликты корпорантов и некорпорантов: известны случаи, когда первые стремились доминировать в студенческой среде, распространить свои правила на все студенчество, подчинить общую студенческую жизнь своим нормам, а вторые – участвовать в обсуждении корпорантских дел. Примечательно, что некоторая отчужденность разного типа студенческих сообществ друг от друга сохранялась и в дальнейшем. В Латвийской Республике в 1925 г. состоялась дискуссия «Студенческие организации, их цели и усилия», на которой против корпораций высказались В. Янсонс и К. Кундзиньш, мотивируя это тем, что корпорации, как, отчасти, и землячества, – ограничивают, ставят барьеры в обществе, не способствуют реальному сплочению нации; по выражению А. Курмиса, на той дискуссии корпорантам «поддали»[166].
Нужно заметить, что на протяжении второй половины XIX – начала XX в. число корпорантов постоянно падало, при том что число студентов росло: если в 1840-е гг. тут было 550–560 студентов и среди них корпорантами были 450 человек, то есть 80 %, то в 1850-е гг. корпорантов насчитывалось около 50 %, в 1880-е – 30 %, в 1890-е – уже 10–15 %[167]. Причин тому было, по-видимому, несколько: изменение социального и этнического состава студентов, разразившаяся в печати значительная критика корпораций (их упрекали в ретроградности, элитарности, шовинизме, стремлении доминировать среди других студенческих организаций). Свою роль сыграла, по-видимому, политика русификации, как и в целом ослабление поддержки немецких властных институтов в Остзейском крае со стороны российской власти. Окончательно ситуацию изменили Первая мировая война и последовавшие революции, повернувшие ход истории во всем европейском пространстве. В это время студенческие корпорации фактически прекратили свою деятельность (хотя в Юрьевском ветеринарно-медицинском институте была в 1917 г. создана корпорация Latvia, а в Юрьевском университете – Ventonia).
Глава 5
Студенческие корпорации Рижского политехникума и Латвийского университета: краткая история. Русские студенческие корпорации Латвии
Отчасти по примеру Дерптского университета, отчасти по общей европейской традиции того времени (так как узусы – незафиксированные правила дерптских и рижских корпораций – были разными) корпорации начали складываться и в других высших учебных заведениях, и прежде всего там, где существовали сильные немецкое сообщество и немецкая культура.
Первое высшее учебное заведение Риги открылось в 1862 г., это был Балтийский политехникум в Риге, который был создан как частная высшая техническая школа, на деньги Биржевого комитета и дворянства прибалтийских губерний (в 1896 г. он был преобразован в государственный Рижский политехнический институт).
В 1865 же г. была образована корпорация Fraternitas Baltica, и в первые десятилетия существования Политехникума членами корпораций были все его студенты, однако полная легализация корпораций Рижского политехникума произошла в 1877 г.; их целью была провозглашена как «подготовка к деятельности на благо Отечества», без каких бы то ни было политических коннотаций. Однако уже в 1871 г. проявился общий орган, объединяющий разные корпорации. Тут возникли корпорации: немецкие Fraternitas Baltica (1865–1938), Rubonia (1875–1939), Concordia Rigensis, позднее Rubonia; Borysthenia (1876–1880), латышская Selonia (теперь Selonija, 1880), Talavia (теперь Talavija, 1900), польские Arconia (1879), Veletia (1883), эстонская Vironia (1900).
Складывается практика принимать в члены корпораций только отдельных студентов. Однако окончательное принятие латышских корпораций в общий университетский корпорантский орган Конвент шаржированных (Chargierten Convent, С!С! по-латышски – Rgas arto konvents) произошло только в 1890-е годы; первой стала Selonija, которая обрела легализацию благодаря поддержке польских и русской корпорации. В Риге второй половины XIX в. возникает до 400 студенческих сообществ, среди которых корпорации оказываются наиболее консервативными. При этом с конца XIX в. шли процессы либерализации, и под влиянием социал-демократии оказалась значительная часть общества будущей Латвии.
Почтовая открытка: здание Рижского политехнического института и гербы корпораций. Автор – З. Захаранс. Из коллекции Д. Трофимова
Первая мировая война и последовавшие революции по сути дела приостановили деятельность всех корпораций: многие учебные заведения были эвакуированы, а немецкие организации прекратили действовать. Тем не менее память о корпорациях, как и дружеские связи их членов, не исчезли. В батальоне О. Калпакса действовала Особая студенческая рота (позднее батальон), которая была первым регулярным боевым соединением зарождавшейся латвийской армии; ее сформировали студенты пяти корпораций – Lettonia, Selonija, Lettgallia, Talavija, Fraternitas Moscoviensis. Свое знамя они получили из рук филистра корпорации Talavia, Зигфрида Анны Мейеровица (в будущем известного латвийского политика, первого главы внешнеполитического ведомства Латвийской Респубики; в период революционных событий 1917–1919 гг. он был борцом за государственный суверенитет Латвии).
Союз корпораций при Рижском политехническом институте. Рисунок из альбома корпорации Fraternitas Arctica. 1914–1915 гг.
В Латвийской Республике уже в 1919 г. появилась Высшая школа Латвии (Latvijas augstskola), в 1922 г. преобразованная в Латвийский университет. Одной из самых сложных социальных проблем университета стала реализация этнонациональной политики, по словам шведского историка Пера Болина, непростое, подчас даже конфликтное соединение двух «повесток дня» – национальной и академической. Ведь этот университет возникал как отчетливый латышский этнонациональный проект (с исключительным статусом латышского языка и предпочтением латышей как сотрудников) в мультиэтническом государстве, осуществленный в краткий промежуток времени[168]. Но уже с 1919 г. тут начали возобновляться некоторые старые корпорации, появлялись и новые, и прежде всего – латышские[169]. Корпоранты принимают решение возобновить ношение «цветов», что было прекращено в годы Первой мировой войны.
Латышские корпорации сформировали в 1919–1920 гг. объединяющий совет – Конвент президиумов (Prezidiju konvents, правопреемник старого Chargierten Convent). Этот орган был создан 27 сентября 1919 г. в результате объединения пяти латышских корпораций (Lettonia, Selonia, Lettgallia, Talavia, Fraternitas Lettica), а в 1920 г. был юридически зарегистрирован, определил свою область деятельности, принял Общий коман корпораций высших школ Латвии[170]. Первым и вторым пунктом в нем значилось: «Воспитанники высших школ Латвии объединяются в отдельные корпорации, чтобы объединять государственно, национально настроенную учащующая молодежь, укреплять между ними дружбу. Цель корпораций – растить своих членов в государственно-национальном духе, подготавливать для государства и общества сильных работников, развивать среди учащихся этические и эстетические качества и личное самоуважение, поддерживать во время обучения общественную жизнь». Первоначально было решено принимать в Конвент президиумов только латышские корпорации, однако после дебатов это было отменено; в него вскоре вошли и русская Fraternitas Arctica, и немецкие Rubonia, Curonia, Concordia Rigensis, и другие. Официальным языком стал латышский, хотя в дебатах некоторые время допускались и другие языки (речь шла прежде всего о немецком и русском). Однако в 1932 г. немецкие корпорации вышли из Конвента президиумов, протестуя против решения латышских корпораций использовать на заседаниях только латышский язык.
В 1922 г. был принят Объединенный коман корпораций (Apvienotais korporciju komns, A!K!K!), в 1925-м создан мужской хор Конвента президиумов (воссоздан в 1999 г.), с 1935 до 1940 г. существовал симфонический оркестр. С 1932 до 1940 г. Конвент президиумов издавал журнал Universitas (который начали издавать в эмиграции с 1954 г., орган Latvijas korporciju apvienba).
Желающих вступить в латышские корпорации было много, старые корпорации не могли принять такое количество новых членов, это и стало причиной образования новых корпораций[171]. В. Щербинскис отмечает, что принципы землячества были положены в основу корпорации студентов из Елгавы – Fraternitas Vesthardiana, из Лиепаи – Philyronia, из Латгале – Lacuania (академическое сообщество Unitas Letgalica было основано в 1925 г., а в 1927 году оно преобразовалось в корпорацию и приняло название Lacuania). Со скаутским кружком была связана корпорация Fraternitas Academica. Некоторые корпорации образовывались в результате преобразования бывших организаций другого типа[172]. В межвоенной Латвии до 60 % студентов входили в корпорации, это составляло почти 4 тысячи человек[173].
В корпорации превращались иные сообщества. Объединение латышских студентов Риги еще в 1911 г. начало делиться, в 1926 г. сформировались корпорация Patria и некорпоранское общество Kvi. Была сделана неудачная попытка преобразовать в корпорацию студенческое общество Austrums; вышедшие оттуда члены образовали корпорацию Fraternitas Livonica. Немецкие корпорации не подчинились требованию 1932 г. использовать на собраниях только латышский язык и добровольно вышли из Конвента президиумов, таким образом потеряли статус корпораций, хотя деятельность свою продолжали в совершенно корпорантском духе до 1939 г., до массового отъезда немцев из Латвии. Русское мужское сообщество корпорантов разделилось: часть выступивших и исключенных из Fraternitas Arctica членов в 1929 г. основали корпорацию Ruthenia.
Однако какую роль стали играть латышские и русские корпорации, возникающие в Латвии после образования Латвийского государства, был ли там элемент, роднящий их с землячествами? Возможно, ситуация в латышских и русских корпорациях межвоенной Латвии была различной, как различными были и общие культурные тенденции: при активной летонизации, сглаживании латышской культурной жизни, формировании этнонациональной культуры значительно меньше это происходило в местной русской среде. Вопиющий разрыв русской интеллигенции, эмиграции и простого народа межвоенной Латвии отражен, в частности, в отчасти биографическом романе Ирины Сабуровой «Корабли Старого города» (1950). При этом необходимо учитывать особенное геополитическое и культурно-историческое положение Балтии, немецкое и российское присутствие тут на самом разном уровне – чиновничества, дворянства, торговых слоев, ремесленников и крестьян. О богатстве и разнообразии русской культурной жизни Латвии 1920–1930-х гг. в своих мемуарах пишет современник Дмитрий Анохин. Он отмечает, что в значительной мере этому способствовали лояльное отношение правительства к меньшинствам и государственная финансовая поддержка культурной жизни национальных диаспор[174].
Собрание (Vlker kommers) рижских корпораций. 28 октября 1933 г. Памятная страница из альбома корпорации Fraternitas Arctica
Иван Александрович Ильин (1882–1954), философ, часто приезжавший в Латвию в 1930-е гг. и читавший здесь лекции, в письме к Н.Н. Крамарж от 10 мая 1931 г. отмечает:
В первой половине марта я читал четыре лекции в Риге и два закрытых доклада. Атмосфера создалась очень горячая; там русские люди чувствуют себя на своей исконной земле, не эмигрантами, а оседлыми. В Париже я имел в конце апреля три публичных выступления и одно закрытое; русские люди в Париже серые, резиновые, неинтересующиеся, со скептической усмешечкой, не загораются, или только с большим трудом. Атмосфера разогрелась только к третьей лекции. А меня ничто так не утомляет, как холодный, резиновый упор безразличной аудитории. Эти мертвые токи чувствуешь уже через 10–15 минут – бессилие своего огня, бесплодность своего порыва… Чувствуешь себя не факелом, а головешкой, чадящей в болоте и в мокрых водорослях. Это трудно, больно – и потом тревожно[175].
Еще одним чрезвычайно интересным фактом именно балтийского корпорантского движения стало появление тут в межвоенный период (1920 –1930-е гг.) женских сообществ – корпораций студенток. Первая подобная организация была создана в 1899 г. в Бонне и носила название Club der Namenlosen. Следующей стала Verein Studierender Frauen Deutschlands Hilaritas. Именно в их среде можно найти женщин, вошедших в историю движения феминисток. Старейшей из существующих можно признать Verein Grazer Hoschshlerinnen, действующую в городе Грац в Австрии, основанную в 1912 г. Подобные организации существуют в Германии, Австрии, Швейцарии, Бельгии, Эстонии и даже в Чили. Корпорациями себя называют только латвийские и эстонские общества, в Германии в большинстве случаев используется обозначение Damenverbindung.
В сформированном в 199 г. Латвийском университете было 30 % студенток. Первая корпорация студенток, Daugaviete, была аналогом мужских организаций, исповедовала все те же идеалы, основывалась на тех же принципах. Корпорация возникла 6 ноября 1921 г., по инициативе девятнадцати латышских девушек. Одни корпоранты их поддержали, но были и те, кто критиковал и не верил в успешность затеи. Но в 1923 г. появилась вторая корпорация студенток, Gundega, в 1924-м – Dzintra и Imeria. Появилась необходимость и создать Конвент президиумов корпораций студенток, который создали 2 декабря 1924 г. (шла дискуссия – кто же числится среди основательниц, там были некоторые разночтения). Сформулировали необходимость приемственности: новую корпорацию должна «вводить» какая-то из старых, уже существующих: становиться ей «крестной», гарантировать ее коман, помогать составлять статуты, вырабатывать традиции. В Конвент президиумов корпораций студенток из нелатышских организаций вошла только Sororitas Tatiana. В 1927 г. Конвент президиумов корпораций студенток создал свой хор (дирижером был знаменитый Теодорс Калныньш). Корпорантки участвовали в издании газеты Universitas, много занимались благотворительностью, сбором средств для больных, малоимущих. С 1919 по 1940 г. из числа всех студенток – выпускниц Латвийского университета (2183 девушки) 1370 (то есть 62,8 %) были членами корпораций.
Уже в конце 1920-х гг. зашла речь о тех переменах, которые следовало бы осуществить в деятельности корпораций В Объединении обществ филистров (F!B!S! – Filistru biedrbu savienba) в 1928 г. доцент Я. Виторс поставил вопрос – что именно нужно менять; в 1929–1930 гг. несколько тезисов были утверждены Конвентом президиумов: предполагали, что нужно отказаться от всего, мешающего университетским занятиям, ограничить дуэли, нужно отслеживать и наказывать обиды, которые корпоранты могут наносить друг другу и другим студентам, ограничить клубное время и употребление алкоголя. В некоторых корпорациях произошли изменения[176]. В конце 1920 – начале 1930-х гг., во время кризиса, особенно остро встал вопрос необходимости экономии, снижения расходов. В целом звучал призыв к простоте, к снятию внешнего блеска, ограничению ночной жизни, снятию ночных дежурств в конвентских квартирах[177].
Известно, что отношение к студенческим корпорациям со стороны президента Карлиса Ульманиса было довольно прохладным[178]. Он полагал, что это чуждая латышам форма самоорганизации и элитарность, закрытость корпораций как таковых создает «непрозрачные» зоны в обществе, препятствует формированию латышской нации. Тем не менее корпорации не были запрещены после парламентского переворота в Латвии 15 мая 1934 г., и после окончания военного положения в январе 1935 г. они возобновили работу. Это произошло во многом при поддержке военного министра Яниса Балодиса, почетного филистра корпорации Ventonia. 18 мая 1934 г. собрание Общества филистров обратилось к К. Ульманису с приветственным письмом, выражая свое понимание в необходимости ликвидации работы парламента, то есть «эгоистические устремления партий и не приспособленная для жизни конституция привели государство в трудное положение. Законодательный орган потерял свою способность выполнять непосредственную задачу и только мешает управлению государством, дезорганизует его аппарат, вмешивается в работу судебной власти. Широко распространилась коррупция, государственные учреждения наполнены несоответствующими работниками». Филистры поздравили президента с правильно сделанными шагами[179]. В ответ они получили благодарственное письмо генерала Я. Балодиса, военного министра, руководящего Обществом военного ордена Лачплесиса. Корпорации продолжали существовать, хотя их внешняя деятельность стала не столь показательной, активной и яркой[180].
Взаимоотношения между корпорациями и другими студенческими организациями продолжали складываться непросто, хотя до открытой вражды дело, как правило, не доходило. Но, как показывает межвоенная история Латвийского университета и других высших учебных заведениях Латвии, существовали весьма непростые отношения между студентами, принадлежащими к разным объединениям[181]. Сходные цели и задачи, а отчасти и внешнюю символику могли разделять разные группы, не образующие единства и даже враждующие. В 1919 г. короткое время среди студентов Латвии существовало Студенческое бюро с левой политической направленностью, противостоящее принципам корпораций.
Претензии, высказывавшиеся по отношению к корпорациям, были направлены против их избирательного принципа (ощущения своей избранности, элитности), против их «внешнего блеска», против определенного «выпендрежа», что описывалось как неприятие «цветов». Другой претензией, звучавшей особенно со стороны латышских кругов, была «чуждость». Сторонники корпораций отвечали, что в первом случае речь идет не столько об абстрактной «избранности», сколько о строгом отборе, о результах воспитания, дисциплины и вообще большой работы, проделываемой в корпорациях, прежде чем человек получит «цвета». По поводу же «чуждости» корпораций они напоминали о такой же «чуждости» некогда латышам и христианства и многих элементов современной цивилизации, которые со временем были усвоены, приняли ряд местных, локальных черт[182]. Время показало, что именно корпорации остались, пожалуй, одной из самых устойчивых форм студенческого объединения в Латвии. Те кружки, группы, общества, которые выступали против корпораций, или же стремились создать свою, альтернативную традицию, или существовали очень недолго, или во многом заимствовали основные принципы и черты корпораций: отличительные знаки в виде особого головного убора (фуражки, берета, декеля), «цвета» (два, три или даже четыре), отраженные в лентах и иных знаках, обычно три статуса членов (кандидаты, полноправные и пассивные), форма самоуправления и сферы деятельности.
Экскурсия корпорации Fraternitas Arctica в музей Латвийского университета: студенческий карцер. Из коллекции Д. Трофимова. 2009 г.
На собраниях корпорантов в конце 1920 – начале 1930-х гг. обсуждался вопрос о масонстве и клубах Rotary, об их возможных точках соприкосновения и расхождения с корпорациями. Это обсуждалось в докладах Я. Пракиса и Я. Страутса 1932 г., в дискуссиях, в выступлениях сторонников и противников этих организаций. О запрете корпорантам участвовать в любой масонской организации уже говорилось выше. Обсуждались и национал-социалистическое движение, и рост национальной идеи в Германии и других странах Европы, и вопросы экономики, хозяйства, проблемы семьи.
В 1920–1930-е гг. при латвийских учебных заведениях формируется также много других студенческих сообществ (konkordijas, vienotnes и др.), чьи цели и функции отчасти сходились с корпорациями, но которые сильно расходились с ними на идейной почве[183]. Существовали и сообщества этнических меньшинств, католических сообществ, политизированных (в частности, марксистских) братств, а некоторые еврейские организации были по сути корпорации (Vetulia, Hasmonea, Jardenia), хотя и не признавались таковыми Конвентом президиумов корпораций Латвийского университета – собранием представителей корпораций (по сути, Конвент президиумов является зонтичной организацией, объединяющей студенческие корпорации Латвии). В 1930 г. в Конвенте президиумов Латвийского университета состояли 16 латышских, шесть немецких и одна русская корпорация.
В 1935 г. противостояние корпорациям стало особенно ощутимо: многие академические организации, во главе с обществом Austrums, не принадлежащие к корпорациям, объединились, оформили единый орган – Сообщество объединений (Vienbu savienba). Они были настроены довольно негативно по отношению к корпорациям и противопоставляли последним себя как латышске национальные группы. В. Щербинскис отмечает, что, в частности, они ограничивали употребление алкоголя и сторонились всевозможных немецких обычаев[184]. Более нейтральную позицию между корпорациями и противостоящими им организациями заняла Fraternitas Rusticana (почетным филистром которой был сам президент Карлис Ульманис). В целом нужно сказать, что активность латвийских студентов была довольно велика: В. Щербинскис указывает, что в 1938 г. в различного рода организациях, корпорациях и других подобных сообществах состояло около 54 % студентов Латвийского университета[185]. Был опыт формирования корпораций и других сообществ и в других учебных заведениях Латвии того времени – Рижском коммерческом институте, Латвийской художественной академии, Латвийской консерватории, Латвийском народном университете.
Отношение к корпорациям со стороны как немецких оккупационных властей, так и советской власти, было отрицательным. В 1940 г. они (как, кстати, и левые организации Zemgalia, Klints) были закрыты и запрещены, их имущество национализировано, многие их члены были репрессированы или эмигрировали на Запад. Либеральный Allgemeiner Deutscher Burschenbund был запрещен Гитлером и возобновил свою деятельность только после войны (существует он и сейчас, объединяя свыше 130 корпораций). Корпорации были запрещены в период гитлеровской Германии (хотя и не преследовались; латвийские корпоранты имели возможность собираться один раз в год и отмечать день образования своей корпорации), крайне отрицательно к ним отнеслась и советская власть. Русские (как в большинстве своем и латышские) корпоранты Латвии выражали отчетливую антибольшевистскую позицию.
Многие корпоранты, как немцы, латыши, так и русские, покинули Латвию вместе с переселенческими эшелонами в Германию в 1939 г. или были репрессированы, отчасти депортированы советской властью в 1940-е гг. В советское время тема студенческих корпораций находилась под полным запретом для исследования; за исключением нескольких кратких упоминаний, не было создано литературы о них. Зато на Западе, среди латвийской эмиграции (как латышской, так и русской), корпорации продолжили свою деятельность. За пределами Латвии, в эмиграции, оказалось всего около пяти тысяч корпорантов. Они сохраняли корпорантские традиции, принимали в свои ряды новых членов, печатали небольшим тиражом газеты и журналы. Возник феномен дисперсной корпорации: появились латышские организации, сформировавшиеся среди латышской эмиграции. Орган, занимавшийся эмигрантами – United Nations Relief and Rehabilitation Organization (UNRRA), – организовывал лагеря беженцев в Германии. Члены корпораций начали объединяться в небольшие группы, официально они стали существовать в Пиннеберге и Эслингене (Германия).
При Балтийском университете в Германии в Пиннеберге (он был основан в 1946 г. около Гамбурга) в 1947 г. возникло три новых мужских (Fraternitas Imantica, Gersicania, Fraternitas Cursica) и две женские корпорации – Spdola[186] (гарантировала свой коман при корпорации Dzintra; это была первая латышская корпорация студенток в изгнании потом ее «ветви» появились в Канаде, Австралии и т. д.) и Zinta (при Daugaviete). Новые корпорации были созданы, так как старые корпорации не хотели принимать новых членов, а стремление студентов к самоорганизации было велико. Формировались латышские корпорации и в Мюнхене (мужская Fraternitas Vanenica, женская Staburadze), Тюбингене, Гейдельберге; интересно, что – как упоминает В. Щербинскис – между некоторыми из них возникала определенная конкуренция в стремлении привлечь к себе латышских студентов, при том что параллельно шел процесс размывания диаспоры, и к 1980-м гг. многие из возродившихся или созданных на Западе латвийских сообществ фактически перестали существовать[187]. В 1948–1949 гг. в Эслингене формируется Объединение латвийских корпораций (Latvijas Korporciju Apvienba), куда вскоре уже вошли 25 корпораций, немецких там не было (они вышли из Конвента президиумов до 1940 г.), которое вырабатывает статуты, команы и решения, соответствующие, по мнению участников, ситуации пребывания вне родины. Целью Объединения стало руководство всеми корпорациями в условиях эмиграции при одновременном сохранении традиции довоенного Конвента президиумов.
В первом же послании буршам говорилось:
Наследие наших предков, полученное с глубокой древности – земля наших отцов отнята чужой властью. У нас, академического сообщества – филистров и учащейся молодежи – есть долг бороться за возвращение свободы нашего государства. Отнятая свобода и голос соотечественников взывает и к народу на отчизне – без устали трудиться и выполнять обещанное: бороться за особождение родной земли[188].
В последующие годы была проведена большая организаторская работа по созданию детально отработанной структуры, регулирующей деятельность отдельных корпораций, их взаимоотношений, внутренней и внешней деятельности[189]. Начали издаваться журналы Universitas (информационный, исторический бюллетель с широким кругом поднимаемых тем), Baltijas tautas grib dzvot (пропагандистское издание, направленное в основном на западных политиков и дипломатов), Dziesmas buru saimei (переизданные и заново изданные песенники, основанные на традиционном репертуаре корпораций).
В 1949 г. Балтийский университет перестал существовать, поскольку в это время начались массовые отъезды латышей на другие континенты. Однако деятельность корпораций продолжалась, особенно активно в США (в Нью-Йорке); целями ставили способствовать обретению Латвией независимости, поддерживать национальный дух, язык, культуру, традиции, дух. Начали вырабатываться эмигрантские статуты; появилось совершенно новое явление – «общины корпораций» (korporciju kopas): объединения людей, живущих в одном городе или на одной территории и принадлежащих в принципе к разным корпорациям; см. также издания, посвященные прошлому всех балтийских корпораций[190].
Появлялись и другие – некорпорантские, хотя и весьма близкие к ним по структуре и облику, студенческие организации балтийских народов. В 1945–1946 гг. среди латышей эмиграции США сформировалось Латышское католическое студенческое общество «Дзинтарс», которое сформулировало девиз «Сердечность, любовь и содружество» и свою духовную цель – «возрождение Латвии во Христе», осуществляемую посредством «службы Богу и Отчизне», при подчеркивании необходимости духа единства. Структура этой организации во многом похожа на корпорантскую; тут тоже есть филистры, сокращение на письме в виде аббревиатур с восклицательными знаками. В бюллетене, изданном в 1987 г. к 40-летнему юбилею, отмечается, что многие члены общества стремятся найти связи с родственниками и друзьями на родине; при этом с сожалением утверждалось, что фактические результаты деятельности невелики[191].
В 1975 г. Объединением латвийских корпораций была принята декларация, в которой провозглашалось: цель организаций – «воспитание своих членов в государственно-национальном духе, подготовка для государства и общества активных трудящихся, способствовать развитию чувства этического и эстетического, личной чести, посредством включенности в общественную жизнь во время студенчества»[192]. Провозглашалось, что латвийские корпорации, вместе с другими национально настроенными кругами общества, активно борются за существование латышского народа, свободу латышского народа и независимость государства Латвия. Отдельные группы (kopas) выдвигали предложение несколько поменять «методы и подходы в деятельности», но общие принципы и основные идеи были в целом определены (К!К! Кливланд, Дейтон). Общими местами стали такие позиции: латыши столетиями существовли в подчиненном состоянии, однако латышский народ существует вопреки этому, но сейчас – «даже существование латышского народа находится под угрозой». Отчетливая антисоветская направленность сопровождалась предсказанием, что в 1980-е годы латыши станут меньшинством на своей родине. Корпорации занимались национальной работой: они руководствовались императивом единства как критерием всех ценностей, как во внешнем, так и во внутреннем выражении (филистр Янис Скрунденс[193]), считали, что надо укреплять латышскую семью, поднимать латышский дух, способствовать тому, чтобы молодежь говорила только по-латышски, чтобы не стыдились, но гордились своей принадлежностью к латышскому народу. Конечной целью была мечта о свободной Латвии.
Корпоранты отмечали трудности на этом пути: проблемы заключались в том, что молодое поколение не остается «латышским», культурно размывается, говорит на других языках, не интересуется «латышскими темами». Вилис Витолс отмечает, что в корпорациях недостаточно новых членов, неясные цели организаций: такие формулировки, как «сохранение традиций буршей», «академическое и общественное воспитание молодого поколения», «у тебя будут друзья во всех уголках мира», не привлекают достаточного количества участников. Он признает, что у корпораций «нет больших проектов. Что мы обещаем тем, кого зовем вступать?», что мечта об «освобождении Латвии от СССР» остается в основном мечтой, «все это понимают, но нигде это не записано».
Вилис Витолс разрабатывает своего рода любопытную историографию корпорантского движения в Латвии и выделяет следующие исторически сменявшие друг друга четыре этапа. Первый из них он относит к первой половине – середине XIX в., когда принадлежность к корпорации как к элитарному клубу прежде всего формой социализации и повышения социального статуса связывалась с этикетом общения, умением вести себя в обществе. Второй этап наступил тогда, когда латыши начали борьбу за свою независимость: «принадлежность к корпорации теперь стала формой самопожертвования», корпоранты уподобились средневековым рыцарям. Этот этап был завершен с формированием Латвийской Республики, когда корпорации опять стали как бы элитарными клубами, а членство в них в это время и в этих общественных условиях несло «реальные преимущества, помощь в ходе учения, знакомства, поддержку по окончании учебы». Наконец, в настоящее время – пишет Витолс – корпорации опять стали подобны духовным, рыцарским орденам: они «не обещают, но требуют, хотя – и не для себя», правда «многие этого не понимают»;
…нам нужно сказать молодежи: корпорация тебе ничего не даст, потому что у нее ничего нет. Она от вас только будет требовать труд, самопожертвование и отказ от многого, но это – во имя того народа, из которого мы все произошли и которому теперь русские грозят уничтожением[194].
В эмиграции произошло примирение некогда противостоящих друг другу корпораций – русских, немецких, латышских рижских корпораций. Символом объединения балтийских корпораций стали так называемые «Коммерши народов Балтии»:
Некогда в истории существовали определенные противостояния между немецкими и латышскими (или эстонскими) корпорациями. Чтобы преодолеть это разделение, с 1963 г. по предложению немецких филистров организуются так называемые Коммерши народов (Tautas Komeri) в Гейдельберге, в которых участвовали и немецкие корпорации, и латышские, и эстонские эмигрантские[195].
Все же, несмотря на сглаживание многих старых противоречий, примирение нескольких старых противников, разное отношение к корпорациям существовало и среди балтийской эмиграции на Западе. Вот что об этом пишется в издании Объединения корпораций Латвии в США, 1965 г.:
Одни, у кого всегда готово обвинение тому, что они не знают и не понимают, говорят просто: «Ну, что такое студенческие корпорации! Они пережили свое время, это такая форма студенческих организаций, которая наполнена средневековыми обычаями и была создана, развивалась в чуждых обстоятельствах. Они только культивируют безосновательную закрытость и высокомерие. Позитивной задачи у них нет никакой». Другие, тоже, может быть, не слишком много знающие о сущности корпораций, но все же судящие объективнее, без предрассудков, чисто интуитивно признают ценность корпораций, любят их романтизм, доверяют ее членам и гордятся, когда видят своих сыновей или близких в числе корпорантов. Но только те, кто рос в какой-либо корпорации, знают их истинную сущность, их силу и задачу. Они остаются неразрывно связанными с корпорациями в течение всей своей жизни. Корпорации дали им настоящую дружбу, общество, внутри которого в полной мере можно довериться друг другу, где царят одинаковые обычаи и священные добродетели, где наиболее всего порицаются хитрость и ложь, где идеализм юношества, склонность к добру и красоте, всегда был тесно связан с личной честью и истинной любовью к своему народу… хотя некоторые организации и общества занимаются обвинением корпораций, но последние спокойно существуют, а многие первые распались[196].
Серьезные политические, социальные, экономические перемены в СССР во второй половине 1980 – начале 1990-х годов повлекли за собой среди прочего бум интереса к истории. В те годы это было прежде всего заполнением белых пятен, открытием огромного количества тем, в недавнем прошлом неизвестных советскому читателю и даже запрещенных. На волне огромного интереса к истории, с одной стороны, и обретения Латвией независимости, формирования своей государственности происходит возвращение многих старых культурных и общественных институтов. Возрождение корпораций в Латвии начало происходить в основном начиная с 1990 г., хотя неформальное общение бывших корпорантов в некоторой степени сохранялось, во всяком случае, об этом свидетельствует история Fraternitas Arctica, где даже имелся один случай приема фукса в 1980 г. Но открытое восстановление организаций началось только с начала 1990-х гг. Свою деятельность восстановили практически все довоенные корпорации Латвии (за исключением только двух корпораций – Salgalia и Ruthenia; при этом далеко не все существовавшие в прошлом прочие (некорпорантские) студенческие академические организации восстановились). Начиная с 1989 г. постепенно возобновилась их структура и символика, начали принимать новых членов.
В 1994 г. Коммерш народов в первый раз был организован в Тарту (Эстония), а 30 июня 1995 г. – в Риге (участвовали около 500 членов из разных стран). Затем, в 1996 г. Коммерш народов прошел в Германии, и в дальнейшем все стало продолжаться по очереди. В Литве тоже сложились довольно похожие на студенческие корпорации организации – однако они имеют свою историю и структуру, в частности, Neo-Lithuania – смешанная, там участвуют юноши и девушки, как и в ряде других латвийских организаций. Латвийское студенческое общество, объединяющее людей по специальности лесного хозяйства, alkone (образованное еще в 1923 г. и по ряду признаков сходное с корпорациями), объединяет студентов и тех, кто закончил обучение; они имеют отличительные цвета (зеленый и серебряный), нагрудный знак, девиз – «Взявшийся за руки – к труду!».
Ныне корпорации принимают участие в государственных праздниках Латвии, особенно 11 и 18 ноября (соответственно – День Лачплесиса и День провозглашения независимости Латвии). Все студенческие корпорации определяются как неполитические организации. Однако политический контекст всегда сопровождает деятельность любой общественной организации, тем более такой, где идеология является одной из основ. Поскольку члены их – люди социально активные, люди с гражданской позицией, то неизбежны случаи, когда они не могут не высказаться. В случае с латвийскими корпорациями все они – немецкие, русские, латышские – были и являются отчетливо националистическими организациями, этнонациональными или культурно-национальными, русские и латышские быи также более или менее антисоветскими, а ныне выступают против глобализма и американизации. Одним из случаев очевидного участия корпораций в политической жизни Латвии стал в январе-феврале 2012 г. референдум о придании русскому языку в Латвии официального статуса как второго государственного языка. Вот что об этом рассказал Дмитрий Трофимов:
История эта разворачивалась в то время, когда мы, аркты, президировали (председательствовали) в Конвенте президиумов (P!K!) – объединении всех студенческих корпораций Латвии. Корпорация Ventonia внесла предложение выступить с призывом к народу голосовать против введения второго государственного языка, и это предложение было поддержано всеми корпорациями, в том числе и нашей. Хотя были дискуссии: все же это политическая акция, а мы все декларируем свою отстраненность от политики. Тем не менее этот вопрос был сочтен столь важным, что P!K! принял это предложение. Был написан призыв к гражданам голосовать 18 февраля 2012 г. против введения второго государственного языка, который подписали Конвент Президиумов, Конвент Президиумов корпораций студенток, Латвийское Объединение студентов, объединяющее студенческие самоуправления всех вузов Латвии, Совет ректоров латвийских вузов, опосредованно – и Академия наук. Была организована пресс-конференция, и наш призыв получил широкое освещение в массмедиа. Хочу подчеркнуть, что это не был призыв к ненависти или унижению русских, напротив, это был призыв к единству народа Латвии, независимо от национальности. Мое личное мнение относительно введения русского языка как второго государственного таково: считаю, что это не будет способствовать интеграции, объединению всего нашего общества. Нельзя объединяться вокруг двух вещей, это как раз и будет источник разрыва. Объединяться нужно вокруг чего-то одного – и единый язык является подходящей основой для объединения общества! Русский язык и так достаточно хорошо себя чувствует в повседневной реальности, в Латвии на нем можно свободно общаться повсюду, в том числе и в государственных органах. Тем не менее большинство русских, не без влияния пропаганды, а также неправильного, на мой взгляд, понимания сути референдума и целей его организаторов, проголосовали за придание русскому статуса государственного. Интервью со мной печатались во многих газетах, позиция студенческих корпораций звучала в массмедиа, и я стал – в глазах некоторых русских – «предателем» их интересов и «русофобом». Особенно острой и показательной стала дискуссия с Владимиром Ильичом Линдерманом (доступная в интернете). После референдума, на котором 75 % проголосовало против введения второго государственного языка, в прямом эфире меня спросили: «Чувствуете ли Вы себя победителем?» Мой ответ был таковым: «Нет, не чувствую, потому что по результатам этого референдума проиграли все!» Я считаю, что вся затея с референдумом была своего рода провокацией, организаторы которой знали о том, что все это проигрышно, но последовательно разжигали ненависть, преследуя цели политической рекламы и создания определенного имиджа среди части русских Латвии. Я уверен, что после референдума ситуация ухудшилась, как среди русских, так и среди латышей укрепился начавший таять образ врага[197].
В то время, когда сложные экономические обстоятельства сильно меняют реальную жизнь жителей Латвии, заставляя многих искать работу (а часто и более или менее постоянное место жительства) за пределами своей страны, тема своей истории, своей социально-культурной идентичности остается, пожалуй, самой важной в культуре образованных, читающих латвийцев любой этнической принадлежности. Формируются разные точки зрения на историю, создаются очень интересные театральные постановки на историческую тему. По свидетельству Валтерса Щербинскиса, примерно начиная с 2003 –2004-х гг. в Латвии можно было наблюдать еще один всплеск интереса к истории. Примечательно, что это совпадает по времени со вступлением Латвии в Евросоюз и с началом весьма значительных миграционных процессов.
Одним из ответов на вызовы времени и одновременно сохранения исторической преемственности продолжают быть малые сообщества по интересам, группы исторической реконструкции и среди прочего такая форма объединения, как студенческие корпорации, охватывающая не очень большое число латвийцев, однако не исчезающая и занимающая свое определенное место в местной культурной палитре.
Студенческая корпорация Рижского политехникума – Borysthenia – возникла еще в 1876 г., но она просуществовала всего четыре года. Ее организовала группа студентов, среди которых были многие русские, и поэтому нередко именно эта корпорация считается первой русской балтийской корпорацией; это, однако, не совсем точно: никакая ее особая «русскость» нигде не была зафиксирована. Первой русской корпорацией Остзейского края была дерптская Ruthenia; внутренним же языком Borysthenia был немецкий, русский мог использоваться во время неформального общения.
Цветами корпорации стали бело-черно-оранжевый, девизом – «Mehr Licht, mehr Licht!» («Больше света, больше света!»). Поскольку сходные цвета до того принадлежали дерптской корпорации Ruthenia, цвета и девиз в 1877 г. поменяли на золотой-белый-синий и «Stark in der Tat, sanft in der Art» («Твердые в действии, мягкие в искусстве»). 7 апреля 1880 г. Borysthenia была закрыта, но 21 октября этого же года 26 членов Borysthenia и других студентов создали новую корпорацию, которую назвали Fraternitas Arctica («Арктическое братство»), которая существует и в настоящее время, то есть это – старейшая студенческая русская корпорация не только в Балтии, но и во всем мире, существующая поныне.
Корпорация получила «цвета» (точнее – получила разрешение своим членам носить свои «цвета» открыто, что, по сути, и было ее официальным признанием), то есть приобрела официальный статус 6 ноября того же года, когда корпорация была принята в C!C! (объединение корпораций), известие об этом было получено 7 ноября 1880 г., после чего этот день и отмечается как день основания корпорации. Девизом стало – «Рцы слово твердо». Цвета корпорации – золотой, черный и красный, значение которых выражено в тексте песни:
- Как золото, чиста будь наша совесть,
- Эмблема твердости – наш черный цвет,
- И красный цвет – любви и дружбы повесть.
- О, Арктика, цвети на много лет.
Фотографии основателей корпорации Fraternitas Arctica. Страница из альбома корпорации Fraternitas Arctica – см. список в приложении 4 (с. 335)
Циркель Fraternitas Arctica: изящное переплетение первых букв названия корпорации
Золото здесь интерпретируется как символ благородства, чести и чистой совести, черный цвет – твердость воли, мощь духа и постоянства, красный – дружбы и братской любви. В корпорацию, согласно Коману, могли входить студенты, которым близка русская культура. И ныне членом Fraternitas Arctica может стать студент Латвии и Эстонии (а в порядке исключения и других стран) любого этнического происхождения, получающий высшее академическое образование, знающий русский язык и связанный с русской культурой.
Очевидно, что Fraternitas Arctica стала одновременно землячеством для русских студентов, приезжающих сюда, в сугубо немецкую среду, на обучение, и корпорацией, объединяющей разных местных студентов воедино. Тут сформировались очень дружеские взаимоотношения с латышскими корпорациями, в то время боровшимися за признание своих прав наравне с аналогичными немецкими.
Собрание арктов. Э. Чайбе, Б. Вальдовский, Л. Шутов, Г. Дуппер, П. Эзау, К. Розенберг, В. Гезе, В. Рудаков. Фотография из альбома корпорации Fraternitas Arctica
Ее сформировали студенты, которые приехали учиться в Ригу из самых разных уголков России и которым оказался чужд немецкий дух, царивший в Риге в целом и в частности в Политехникуме[198].
По-видимому, созданная корпорация была своего рода «местом отдохновения» для русских юношей, приезжающих сюда учиться, в немецкую среду. У них тут не было семейной преемственности: они приезжали, жили в своей студенческой среде, учились, затем уезжали. О многих из них сохранилось мало сведений; например, среди корпорантов был такой Иван Евецкий родом из Екатеринославской губернии, дослужился до звания полковника Гродненского гусарского гвардейского полка.
Корпорация Fraternitas Arctica находилась в системе других подобных корпораций, она способствовала признанию латышских корпораций Selonia, Talavia. Вследствие самой корпорантской системы Fraternitas Arctica была близка подобным немецким и латышским организациям. Латинская номенклатура, немецкий язык, общие традиции и нормы определяли лик организации. Известно, что к празднованию двухлетия создания корпорации предполагалось, чтобы
хотя бы две песни были по-русски, а то – в основном, исполнялись песни по-немецки; об этом есть запись в протоколе. Русские тексты песен сочинил некий Каплановский, русский член корпорации из Кулдиги; о нем больше вообще ничего не известно[199].
Первый Президиум корпорации Fraternitas Arctica. 1880–1881 гг. Иван Евецкий, Виктор Брокмиллер, Павел Керберг. 1880 г. Из альбома корпорации Fraternitas Arctica
Мелодия и текст корпорантской песни «За стол, за стол, наполнимте бокалы…». Из альбома корпорации Fraternitas Arctica
Празднование 25-летнего юбилея корпорации Fraternitas Arctica. 1905 г. Из альбома корпорации Fraternitas Arctica
Пригласительная открытка. Neo-Ruthenia, студенческая корпорация Санкт-Петербурга. Из альбома корпорации Fraternitas Arctica. 16 октября 1910 г.
Символы корпорации на фоне силуэтов храма Василия Блаженного, башни Ивана Великого и московской Кремлевской стены. Рисунок к празднованию основания корпорации Fraternitas Arctica. Из альбома корпорации. 1925 г.
В известной степени как песнь корпорации Fraternitas Arctica функционировала песнь на стихи Языкова.
К корпорации Fraternitas Arctica в разное время принадлежали многие известные люди: Михаил Михайлович Пришвин, русский писатель, граф Мстислав Николаевич Толстой, вице-губернатор Санкт-Петербурга (1913–1915), Николай Максимович Озмидов, инженер, профессор электротехники Рижского политехнического института, Сергей Иванович Гриневич, член Государственной думы IV созыва, Николай Петрович Богданов-Бельский, художник, действительный член Академии художеств России. До Первой мировой войны в корпорации насчитывалось всего 455 членов.
В 1912 г. корпорация заключила картель (особый договор о тесных взаимоотношениях) с петроградской русской корпорацией Neo-Ruthenia.
В 1915 г. Рижский политехнический институт был эвакуирован в Москву, туда же переместилась и корпорация, где и существовала до конца первого семестра 1916 г. Активность была очень невысока, многие корпоранты были призваны на войну. В начале революции корпорация прекратила деятельность.
Ситуация изменилась после Первой мировой войны, после того как возникла Латвийская Республика. Трансформация русской корпорации после 1917 г. заключалась в четком отделении себя от новой власти: начали отовсюду убирать слово «Россия». С образованием государства Латвии корпорация начала идентифицировать себя с Латвией, хотя, конечно, и с русской культурой тоже.
Памятный рисунок к празднованию основания корпорации Fraternitas Arctica. Из альбома корпорации Fraternitas Arctica. 1937 г.
Первый прием в фуксы (Fuchs-Coetus) после войны. Фото М. Кривошапкина. Фотография из альбома корпорации Fraternitas Arctica. 1922 г.
Но оказалось, например, дискредитированным слово «товарищ», его заменяли на «друг, приятель» («…дед, Шервинский, на работе, конечно, был “товарищ”, но если вдруг кто-то из его близких знакомых так называл его в частной жизни, он возмущался: “Что это ты так меня называешь!”»[200]).
К 1920–1921 гг. (когда в независимой Латвии корпорация начала восстанавливаться) количество членов корпорации уменьшилось с 455 до 55 человек (это произошло в результате гибели арктов на полях сражений, а также ввиду того, что связь со многими была утеряна навсегда). 31 октября 1922 г. корпорация возобновила свою деятельность в Риге, была принята в Конвент президиумов. Позднее она заключила картели с эстонской корпорацией Vironia и русскими корпорациями Boeteia, Fraternitas Aeterna, Fraternitas Slavia (действовавшей в Эстонии и Чехословакии).
Цойтус 1922–1923 гг. Фотография из альбома корпорации Fraternitas Arctica
Празднование пятидесятилетнего юбилея корпорации Fraternitas Arctica. Высокопреосвещенный архиепископ Иоанн (Поммер) с арктами. Фотография из альбома корпорации Fraternitas Arctica. 1930 г.
Празднование пятидесятилетнего юбилея корпорации. После молебна. Фотография из альбома корпорации Fraternitas Arctica. 1930 г.
В памяти членов корпорации сохранилось пышное празднование 50-летия корпорации – 7 ноября 1930 г. в Доме Черноголовых (где участвовали представители всех корпораций). На торжественном молебне в кафедральном соборе присутствовал архиепископ Иоанн (Поммер).
Вот что пишет об этом современный рижский краевед Илья Эберштейн:
В тот день, 7 ноября 1930 года, в историческом здании Черноголовых состоялся торжественный акт. В назначенный час к Дому Черноголовых, принадлежавшему одному из богатейших и влиятельнейших тайных обществ Риги, потянулась красочная процессия. В открытых ландо, поблескивая обнаженными рапирами, с широкими трехцветными шарфами через плечо, сидели президиумы всех дружественных «Арктике» корпораций – рижских и приехавших из-за границы. Актовый зал Черноголовых был залит светом тяжелых хрустальных люстр. Среди гостей можно было видеть главу латвийской православной церкви, позже трагически погибшего архиепископа Иоанна, духовного покровителя «Арктики», ректора университета с проректорами и профессурой, полковника Лукина, представлявшего президента Латвии Ульманиса, а также членов правительства, представителей дипломатического корпуса, русской и латышской общественности. Исторический зал Черноголовых стал в этот день местом лебединой песни корпоративного студенчества и отходящей западноевропейской культуры, которая здесь была представлена во всем своем блеске. Со стен актового зала на это пышное собрание смотрели портреты всех русских царей, свидетельствовавшие о политическом такте латышей, сохранивших в своей независимой республике эти реликвии монархической России в знак уважения к ее великой культуре[201].
Дом, приобретенный корпорацией Fraternitas Arctica, до перестройки. Фотография из альбома корпорации Fraternitas Arctica. 1930 г.
Дом, приобретенный корпорацией Fraternitas Arctica, до перестройки. Фотография из альбома корпорации Fraternitas Arctica. 1930 г.
В 1930 г. арктам (в лице трех своих членов – И. Лассмана, Э. Эйсте (Эйхе) и М. Яковлева) представилась возможность купить собственное здание в Старой Риге, на улице Маза Смилшу, 8, за 35 тысяч латов.
Здание на этом участке было построено в XVIII в. Это было невысокое узкое двухэтажное строение. В начале прошлого века оно принадлежало барону Феликсу фон Ливену; здание обветшало, ему был нанесен урон строительством на соседнем участке[202]. После Первой мировой войны владельцем здания стал Александр Бонг, который привел его в порядок и расширил, поместил в пристройке продуктовую лавку.
Дом был небольшим, и корпорантам следовало приспособить его в соответствии с собственными планами. Проект перестройки в 1930–1931 гг. разработал член корпорации Fraternitas Arctica архитектор Владимир Шервинский.
Дом корпорации Fraternitas Arctica после перестройки. Фотография альбома корпорации Fraternitas Arctica. Декабрь 1931 г.
Предусматривалась капитальная перестройка фасадов здания в формах барокко XVIII в. Два декоративных чепца здания обрамляли завитушки аканта, в этом стиле были оформлены окна здания. В большом подвале оборудовали просторное складское помещение, отвели место для котла центрального отопления и хранения угля, туалета и ванной. На первом этаже открыли лавку и приемную для филистров – членов корпорации зрелого возраста. На втором этаже находился просторный зал и столовая, на третьем – библиотека корпорации. Внутри земельного участка был небольшой дворик[203]. После Второй мировой войны в здании разместилась Рижская средняя хореографическая школа – преемница открытой в 1932 г. балетной школы Национальной оперы. Ныне здание принадлежит офшорной компании.
Современный облик бывшего дома корпорации Fraternitas Arctica в Риге. Ул. Маза Смилшу, 8. Фото С. Рыжаковой, Рига, 2012 г.
Президиум 1-го семестра. В. Алексеев, А. Перов, Н. Трузе. Фотография из альбома корпорации Fraternitas Arctica. 1931–1932 гг.
О русских корпорациях «Русский ежегодник на 1940 г.» писал, что
в немецкие формы они сумели слить свое русское содержание, используя столь недостающую русскому характеру внутреннюю дисциплину; сумели создать свои традиции и выработать формы участия в жизни рижской общественности[204].
Попутно отметим, что русские студенты составляли очень незначительное число от общего количества студентов высших учебных заведений Латвии. Так, в Латвийском университете в 1920 г. их было всего 20 человек (то есть 1,48 %), в 1930 г. – 171 человек (2,06 %), в 1935 г. – 241 (2,79 %), в 1937 г. – 188 (2,77 %) (данные по «Русскому ежегоднику на 1940 г.», Рига, 1939, 3-й год издания, с. 33–34). В 1930-е годы арктов насчитывалось около 120 человек.
В результате определенных, по-видимому в основном личных разногласий, в конце 1920-х гг. произошел раскол, и часть русских рижских студентов сформировали в 1929 г. другую мужскую студенческую корпорацию – Ruthenia. Принятое ими имя имело долгую историю. В Геттингене в 1808–1809 гг. существовало Landsmanchaft Ruthenia Gttingen (с цветами синий-черный). Затем в Берлине сложилась русская студенческая корпорация Corps Ruthenia Berlin, существовавшая в 1814–1817 гг. с черно-оранжево-белым цветами. Потом – в Геттингене 1815–1816 гг. Corps Ruthenia Gttingen (черный-оранжевый-белый). В 1829 г. при Императорском дерптском университете появилась корпорация Ruthenia, просуществовавшая до 1868 г. (см. об этом выше). В 1855–1858 гг. в Лейпциге существовала корпорация Corps Ruthenia Leipzig (цвета – синий-белый-красный). В 1837 г. возникла недолго просуществовавшая корпорация Ruthenia (цвета – золотой-белый-черный) при Санкт-Петербургском университете. Еще до 1837 г. (то есть до основания петербургской Ruthenia) русские и немецкие студенты Санкт-Петербургского университета и Медицинской академии основали базирующееся на корпорационных принципах академическое сообщество. Под влиянием и при непосредственном участии (по некоторым источникам, он также был первым сениором петербургской Ruthenia) часто бывавшего в столице Николая Михайловича Языкова, эти студенты переняли бурсацкие традиции и песни. После вступления в организацию в 1837 г. бывшего дерптского студента, немца по национальности П. Прейса организация разделилась на две студенческие корпорации: немецкую Baltica и русскую Ruthenia. В 1848 г. они закрылись по внутренним причинам. В 1907–1917 гг. в Санкт-Петербурге (Петрограде) сложилась Neo-Ruthenia (цвета – черный-белый-золотой). Наконец, в апреле 1929 г. 14 студентов, вышедших из корпорации Fraternitas Arctica, основывают в Риге третью Ruthenia с цветами черно-оранжево-белый и девизами «Vera amicitia in calamitatibus dignosticur» и «Рцы слово твердо».
«O, alte Burschen Herrlichkeit…» А. Слетов с зонтиком Л.И. Тейловой. К. Меломет, Г. Блюм, В. Келлер, А. Силионов, А. Слетов. Аркты на улице Старой Риги. Фотография из альбома корпорации Fraternitas Arctica. Май 1926 г.
«Girod’ aus dem Wirtshaus da komm ich heraus, Strasse, wie sonderlich sehst du mir aus…» Аркты на улице Старой Риги. Г. Блюм, В. Келлер, К. Маломет, А. Силионов, А. Слетов. Фотография из альбома корпорации Fraternitas Arctica. 1920-е гг.
Первым сениором рутенов корпорации стал Николай Антипов, затем сениорами были И. Мамантов, Д. Левицкий, В. Трофимов. В октябре 1930 г. было совершено освящение новой квартиры архиепископом Иоанном, высоким другом и покровителем молодой корпорации» («Русский ежегодник» на 1938 г.», очерк «Корпорация студентов Латвийского университета Ruthenia»). По свидетельству Э. Упманиса, кроме личных причин и некоторого возрастного размежевания (рутены были в целом моложе арктов) для разделения русских корпорантов в 1920-х гг. была еще и идейная. В то время как Fraternitas Arctica подчеркивала свою «местность», региональность, латвийскость, Ruthenia, как кажется, больший акцент делала на русской национальной идее, ее члены исповедовали монархические идеалы. Это было выражено, в частности, в их корпорантских цветах, повторявших цвета одной из версий государственного флага Российской империи (теперь он также называется «Флагом русского народа»). Это совпадало с настроением отдельных эмигрантских политических кругов, которые тоже стремились подчеркнуть свою «российскость», национальную и монархическую идею (см. сноску[205]).
Между Fraternitas Arctica и Ruthenia возникли весьма напряженные отношения, долгие годы действовал режим бойкота. Отказ от общения – это вообще весьма жестокое наказание в академическом сообществе, и это одно из наказаний в корпорации. Члены корпораций, находящихся в состоянии бойкота, могли общаться только на официальные (рабочие, учебные) темы, а также, например, на балу. Однако, по словам Э. Упманиса, были такие аркты и рутены, которые общались вопреки бойкоту, и это было элементом эпатажа по отношению к своим корпорантам. Только в 1971 г. в эмиграции были восстановлены дружеские отношения.
После Второй мировой войны многие корпорации возобновили свою деятельность в эмиграции, прежде всего в Германии, а затем и США, где находилась зонтичная организация L!K!A! – Latvijas korporciju apvienba, Объединение латвийских корпораций в зарубежье. Отдельные группы имелись и в Европе, Канаде, Австралии, Новой Зеландии. В США члены Fraternitas Arctica и Ruthenia вошли в состав Объединения латвийских корпораций (тут были представлены 25 рижских межвоенных корпораций), целью которого провозглашалось воспитание в своих членах мужества и честности. 7 ноября 1980 г. в Нью-Йорке состоялся юбилейный слет, посвященный столетию корпорации Fraternitas Arctica; число ее членов в эмиграции было менее 50 человек. Но и в СССР члены Fraternitas Arctica нелегально продолжали регулярные встречи, принимали новых членов и даже издали песенник корпорации. Единственный новый член корпорации за все время подпольного существования – Эйженс Упманис – был принят в ряды арктов 7 ноября 1980 г., на неофициальном коммерше, посвященном 100-летию Fraternitas Arctica. Эта корпорация оказалась самой долгой непрерывно существующей русской организацией подобного рода; несмотря на запрет в 1940 г., память о ней продолжала существовать и в советский период.
С 1988 г. постепенно началось восстановление деятельности большинства довоенных латвийских корпораций. Одним из знаменательных событий стало открытие памятника полковнику О. Калпаксу в Курземе, на которое собрались русские и латышские корпоранты[206].>
Нью-Йорк, юбилейный коммерш 1955 г. Страница из альбома корпорации Fraternitas Arctica
Когда в Латвии начались политические перемены, среди сообщества буршей возникла мысль о возобновлении легальной деятельности, о восстановлении полноценной жизни. Поддерживаемое латышскими корпорациями, сообщество арктов тоже начало необходимую предварительную работу. 19 мая 1990 г. аркты собрались в здании своей исторической конвентской квартиры, на Маза Смилшу, дом 8; разрешение на это любезно дали тогдашние хозяева здания – духовой оркестр Риги. Как отмечает Эйженс Упманис,
…собрание постановило: восстановить деятельность корпорации Fraternitas Arctica; избрать президиум и руководство в следующем составе: сениор филистр Леонид Осипов, вице-сениор филистр Александр Путныньш; секретарь филистр Эйженс Упманис, кассир филистр Виктор Путнев; осуществить подготовительные действия по аккредитации корпорации при Рижском техническом университете (как наследника традиций старого Рижского политехнического института); проинформировать зарубежный президиум корпорации, его сениора филистра Евгения Рыбакова о принятом решении. 26 июня Fraternitas Arctica была принята в Конвент Президиумов. 28 декабря в Кафедральном соборе епископ Рижский и Латвийский Александр освятил знамя, провел молебен по всем усопшим[207].
Так, 19 мая 1990 г. считается днем возобновления деятельности Fraternitas Arctica в Риге. Первым сениором стал старейший ее член Леонид Осипов, потом на этот пост были избраны Эйжен Упманис, затем – Алексей Дедков, Дмитрий Трофимов, Владимир Войцеховский, Николай Путилин, а ныне – Сергей Парваткин. В марте 2011 г. у арктов появился филиал корпорации в Тарту.
Старейший аркт, вступивший в корпорацию еще до Второй мировой войны, затем оставшийся в Латвии в советское время и участвовавший в восстановлении корпорации, был Леонид Осипов (1917–2011). Он был ученым, инженером-технологом, профессором Рижского технического университета, одним из основателей химической технологии в Латвии. Он родился 10 апреля 1917 г. в Санкт-Петербурге; отец был родом из Польши, Александр Александрович Осипов, мастер-оружейник, мать – Элза Тимермане, латышка. В 1921 г. семья на последнем поезде бежала в Латвию («…последним эшелоном. На каждой станции делал остановку, даете деньги и золото – и тогда можно ехать»[208]). Леонид в 1932 г. закончил 6-ю Рижскую городскую русскую начальную школу, в 1937-м – Химическое отделение Рижского государственного техникума. Он был еще превосходным рисовальщиком; с 1934 г. работал на резиновой фабрике «Квадрат», на фарфоровой фабрике J.C. Jessen, на Государственной электротехнической фабрике, а с 1937 г. – на химфаке Латвийского университета. Членом корпорации Fraternitas Arctica Леонид Осипов становится в 1938 г. В эти годы он активно занимается спортом, в 1938 г. становится мастером Риги по фехтованию на рапирах. В 1943–1944 гг. пишет и защищает дипломную работу, начинает работать на факультете. В 1947 г. опять защищает диплом (предыдущие в СССР не признавались), начинает преподавать. Был известен своей пунктуальностью и тщательностью работы. С 1958 г. его факультет переведен в Политехникум. Женой Леонида Осипова стала Ирена Екабсоне (1919–2006) – фармацевт, заведовала 54-й Рижской аптекой; их дочь – Марика Целминя, химик, внучка – медик[209]. От своего учителя, а затем и коллеги Яниса Сауки Л. Осипов унаследовал любовь к природе и в свободное время много занимался садоводством. Сад при доме в рижском районе Задвинье, где он жил, на ул. Эрнестинес, был признан образцовым в районе: тут сделаны газоны, уголки отдыха, бассейн, каменная терраса, декоративная каменная стена с Нептуном и русалками, множество цветов, витражи[210].
Освящение нового знамени корпорации Fraternitas Arctica в Кафедральном соборе Риги. Из коллекции Д. Трофимова. 2005 г.
Юбилейный коммерш корпорации Fraternitas Arctica 2005 г. Страница из альбома корпорации Fraternitas Arctica
В ходе небольшого интервью с Леонидом Осиповым в 2009 г. я ощутила его определенные опасения и даже некоторое нежелание вообще разговаривать со мной, так как я – из России.
Президиум корпорации Fraternitas Arctica. 1990–1991 гг. Александр Путныньш, Леонид Осипов, Эйженс Упманис. Памятное собрание 28 декабря 1990 г., в честь 110-летнего юбилея корпорации. Фотография Вилниса Аузиньша
«Вы получите разрешение в Конвенте, и тот решит – куда Вас послать, как и что. Я уже довольно старый и очень осторожен. Не знаю, что в ваших сумках! Пережил не одну войну, родился в 1917 году, мне 92 года. Нельзя слишком много болтать. Нельзя слишком доверяться. Мы тут немножко перепуганы. Очень интересно было с Вами встретиться. Я доволен той жизнью, которую выбрал мой отец после войны ‹…› Пережить войны – это очень интересно»; о корпорациях он сказал, что «туда не всех пускают, но только тех, кому это нравится. Они во многом изменились, с того времени как я поступал туда. Но я больше жил без корпорации, чем в корпорации… самое важное в корпорации – быть человеком; там из дикаря делают человека»[211].
Дмитрий Трофимов был и остается одним из самых активных арктов; по его словам, он всегда говорит своим фуксам:
Для того чтобы что-то сделать, нужна только одна причина. Для того чтобы что-то не сделать – нужно десятки! Я всегда стремлюсь что-то изменить вокруг себя к лучшему, в душе я – общественный деятель, думаю, что это мое призвание, и если бы этим можно было бы зарабатывать, я бы, возможно, даже не занимался бизнесом.
Дмитрий – руководитель фирмы Ritters, c 2007 по 2010 г. являлся вице-президентом Торгово-промышленной палаты Латвии, президент Ассоциации домовладельцев Латвии, член Ассоциации риелторов Латвии (LANIDA). Кроме того, он – основатель Общества Александра Чака (был инициатором создания музея-квартиры), одно время был президентом Ассоциации ушу, а ныне еще и почетный консул Филиппинской Республики в Латвии. В корпорации Fraternitas Arctica он ныне выполняет обязанности ольдермана корпорации, а также является экстерным (межкорпорационным) судьей чести, судьей Суда Конвента президиумов (P!K!T!) и председателем Комиссии P!K! по разработке нового общего комана. Официальный сайт корпорации – www.arctica.lv – содержит множество интересной и полезной информации по истории и современной жизни.
Сейчас в списке арктов 46 человек: 5 фуксов, 26 активных членов, 7 человек сейчас живут и работают за рубежом. Недавно приняли почетным филистром Арвида Баршевского – ректора Даугавпилсского университета[212]. Это один из самых «русских» вузов Латвии, есть идея развивать корпорационную жизнь там. Кроме того, в 2012 г. у арктов появился филиал в Эстонии, в городе Тарту.
Из беседы с Владимиром Войцеховским (который учился в вузе в 1979–1985 гг.) хорошо видна тема семейной преемственности, сохраненных – иногда вопреки внешним неблагоприятным обстоятельствам – традиций.
Идея корпорационного движения никогда не умирала в Латвии. Некоторые вузы, правда, возникли относительно недавно, и они не имеют традиций. Но другие вузы и в советское время несли в себе неуловимые признаки старых традиций. Я учился в Рижском медицинском институте, образованном на основе медицинского факультета Латвийского университета. Там сохранялась очень характерная для медиков вообще коллегиальность, уважение старшего поколения, уважение к ученым степеням – не знаю, как в других вузах было, но я думаю, эти признаки – существенная черта корпоративности, корпорационнных традиций. И даже внешняя атрибутика корпораций отчасти сохранялась в советское время; у нас были декеля своих, определенных цветов, правда, у меня он до сих пор лежит. Мы их носили открыто, надевали даже на демонстрации 7 ноября и 1 мая, никаких репрессий не следовало, более того, это происходило «под крылом» комитета комсомола института. Мой приятель, Петр Рошонок (он был из семьи потомственных врачей), рассказывал о своих родителях, его отец был в корпорации, и в семье сохранялся старый, довоенный декель. В 1990-е годы я уже встречал собственно корпорантов, видел их на улице, но сначала никак не мог «набрести» на русскую корпорацию; стал интересоваться – и вот, нашел. В 2006-м сам вступил в корпорацию.
Я – врач в третьем поколении. Мой дед – Николай Владиславович Войцеховский (из польской семьи, но потом поменял отчество на «Владимирович», на поляков были гонения) – в Первую мировую войну был призван в армию, служил начальником госпиталя в Двинске (Даугавпилсе), дослужился до очень высокого для медика звания генерала. По специальности он был акушер-гинеколог. Во время Гражданской войны волею судьбы он оказался на Кубани, в Краснодаре, остался там, жил и работал, основал кафедру акушерства в Кубанском медицинском институте. Умер он в 1933 г.; в то время людей его окружения уже вовсю репрессировали. Мой отец, Владимир Николаевич, родился в 1917 году. Он пошел по стопам своего отца, окончил Кубанский медицинский институт, после войны стал специалистом по спецфизиологии глубоководных спусков. Отец прямо со студенческой скамьи ушел на флот, прошел всю войну военным врачом, но при этом принципиально не был ни членом партии, ни комсомольцем и даже – редкий случай! – почти всю жизнь не был даже членом профсоюза (обычно в профсоюз записывали всех автоматически), уже в пенсионном возрасте его принудили оформить это членство, что было необходимо для оформления больничного листа. С 1947 г. отец служил в Лиепае и там познакомился с моей мамой – она ветеринарный врач, и ее по окончании института туда распределили. Отец с 1961 г., демобилизовавшись при первой возможности, начал работать по специальности и был одним из организаторов Службы спасения на водах в Латвии.
В нашей семье всегда праздновали христианские праздники, конечно же, и Рождество, и Пасху. Когда бабушка умирала, она попросила, чтобы отец (ее сын) пришел на отпевание в военной парадной форме, со всеми наградами. И вот в 1976 г., в церкви, на отпевании, офицер – в парадной форме, с кортиком и наградами! Все были в шоке, это был очень смелый шаг в то время!
Моему сыну Николаю сейчас 21 год, он учится на медицинском факультете Рижского университета Страдыня, и моя дочка Александра тоже решила стать врачом. Мой дядя (брат отца), Михаил Николаевич, тоже был врачом, – урологом, его супруга – стоматологом. Их дочь, моя двоюродная сестра, продолжила династию и работает врачом, стоматологом[213].
Сын Владимира Николай Войцеховский ныне – вице-сениор арктов.
За все время существования корпорации Fraternitas Arctica ее членами стали около 800 человек, членов Ruthenia было не более 200 человек. Ruthenia в Латвии деятельность не возобновила, однако в 2005 г. была издана книга об этой корпорации[214].
Многие корпорации студенток в Латвии формировались посредством преобразования разных студенческих сообществ, наложения корпорационных принципов, унификации основ их работы. При Русском институте университетских знаний в Риге 19 марта 1931 г. была основана русская корпорация студенток Sororitas Rossica, которая, впрочем, не была полностью признана Конвентом президиумов студенток как корпорация, что было связано со статусом самого института. В 1931–1932 гг. там было 23 доцента и 220 студентов. Основательницами Sororitas Rossica стали Хелене Беркхольц, Александра Морозова, Сара Бжезинска, Ольга Крастыня, Хелене Рар, Ренате Рудзите. Валерий Бжезинский, муж Сары, юрист, входил в корпорацию Nevania (которая существовала в Санкт-Петербурге в 1847–1917 гг.), был ее филистром, он стал советником корпорации Sororitas Rossica, помогал составлять устав. Организация приняла по его совету следующие цвета: светло-голубой – белый – темно-голубой, но в обратной последовательности. Действительные члены носили ленту шириной 1,5 см через правое плечо на официальных собраниях. Головной убор был – черный бархатный берет с лентой на левой стороне, шириной 3 см, длиной 7. Фуксы на берете носили циркель, прикрепленный с левой стороны, в котором были объединены буквы V–C-F-S-R! «Vivat, crescat, floreat Sororitas Rossica!» В качестве девиза корпорация приняла «Одна за всех, все за одну!» (вслед швейцарскому девизу «Unus pro multis!»), что характеризовало общий настрой участниц, желание объединиться в единую, крепкую семью.
Сохранилось совсем немного сведения об этой корпорации; вот что пишет в небольшой заметке Ренате Рудзине:
…для нужд корпорации Валерий и Сара Бжезинские предоставили свою квартиру в Риге. Там каждую неделю проходили конвенты. Во время выходных корпорация обычно снимала дом в Майори, в Юрмале, где проходила активная общественная жизнь с участием русских корпораций. Первым сениором стала Хелене Беркхолц, хорошая руководительница, обладающая дипломатическими и организаторскими качествами, с чувством юмора, хороший оратор и женщина с жизненным опытом. На следующий год выбрали Хелену Рар, которая была на посту один год. Тогда опять сениором стала Хелене Беркхолц, которая и оставалась – до конца существования корпорации. Жуткой ночью 13–14 июня 1941 г. большевики выслали ее в Сибирь. Для помощи своим членам корпорация организовала кассу взаимопомощи. Организовывались и литературные, и научные семинары. В 1937 г. корпорацию почтили своим присутствием писатели И. Бунин, И. Шмелев, И. Ильин. В годы после основания Sororitas Rossica были приняты следующие: Ирене Бота, Ольга Харлова, Ольга Сабоцинская, Нина Попова, Евгения Рейс, Анна Гудан, Наталию Ардинович, София Кузьминская, Ольга Семенова и Людмила Колье. Когда в 1940 г. Советский Союз оккупировал Латвию, Русский институт был закрыт, и Sororitas Rossica свою деятельность автоматически прекратила[215].
Корпорация Sororitas Tatiana была организована 17 января 1932 г., русскими студентками при Латвийском университете в Риге. Сначала было объединение девятнадцати студенток-основательниц, представительниц двух женских корпораций, Tatiana и Sororitas Slavia; в результате объединения этих названий и возникло имя корпорации. Название корпорации связано с именем мученицы Татьяны. Кроме того, имя Татьяна носила мать графа Ивана Шувалова, первого куратора Московского университета. В день ее именин, 25 января 1755 г., императрица Елизавета Петровна подписала высочайший указ «Об учреждении Московского университета». С тех пор российские студенты почитают святую Татьяну как свою покровительницу.
Корпорантки Sororitas Tatiana. В центре – Вера Кухаренко. Из архива корпорации Sororitas Tatiana. Середина 1930-х гг.
Коммерш корпорации Sororitas Tatiana 1935 г. Из архива корпорации Sororitas Tatiana
Гимном корпорации Tatiana стало сочинение Хильды Цимбуль 1932 г.:
- В сей новый путь
- Мой робкий шаг
- Благословил трехцветный флаг.
- Зеленый цвет – зеленый шум
- России дальней… грустных дум…
- Над ночью черной злой судьбы,
- Как серебристый луч звезды,
- Горит надежды светлый лик!
- Стократ блажен священный миг,
- Когда в сей путь
- Мой робкий шаг
- Благословил трехцветный флаг.
Основательницей и первым сениором корпорации Sororitas Tatiana стала Вера Кухаренко. Она обладала большим авторитетом среди студенток и выпускниц, по признанию Светланы Францман, «ее слово было законом».
Цветами были избраны светло-зеленый, синий и алый (символика их, соответственно, – «истина», «добро», «красота»), девиз – «Pro veritate, cultura et unitate!» («За истину, культуру и единение!»). Сестричество Татьян благословил сам архиепископ св. Иоанн Поммер (почетный филистр этой корпорации), подарив им икону Богородицы (которая в 1940 г. была отдана в монастырь).
О происхождении гимна Sororitas Tatiana существует две точки зрения: согласно одной, он – результат коллективного творчества и сложился уже в 1933 г., согласно другой – его автором была Ксения Карпова, и написан он был в 1935 г. Гимн начинается со слов «Сильные духом»:
- Сильные духом, чистые сердцем,
- Верны заветам родной стороны,
- Мыслью и словом, словом и делом,
- Узами дружбы спаяны мы.
- Ярким трехцветным символом светлым,
- Знаменем нашим свой путь озарим!
- Наше стремленье – за единенье,
- Правду, культуру на нем начертим.
- Прочь все невзгоды, тяжкие годы,
- Серые будни лишь слабых удел!
- Жизнью пусть правит, к счастью направит
- Тот, кто уверен, молод и смел!
Корпорация объединяла студенток высших учебных заведений Латвии, которые воспитывались в традициях русской культуры. Целями корпорации были провозглашены «объединение студенток высших учебных заведений Латвии для воспитания в них чувства долга и чести, установления между ними дружбы и взаимного уважения, оказания друг другу помощи как в учении, так и в жизни, совершенствования их духовного роста, личного совершенствования, развития общественной активности».
В 1932 г. корпорация должна была выбрать корпорацию-куратора и гаранта своего комана: ею стала корпорация Imeria. 23 февраля 1932 г. Sororitas Tatiana официально гарантировали свой коман у Imeria (которая стала им, так сказать, «крестной»). Их «сестрой» стала корпорация Selga. Но только в мае 1938 г. Sororitas Tatiana были приняты в Конвент президиумов женских корпораций, став, таким образом, полноценным членом всего женского латвийского корпорационного сообщества. До того они находились в промежуточном состоянии, когда свои цвета и циркели они могли носить только на своих внутренних мероприятиях, декели могли носить и на внешних, но цвета лент на две трети должны были быть скрыты черной бархатной лентой.
Почетными филистрами корпорации стали архиепископ Латвийской православной церкви Иоанн (Янис) Поммер, Борис Попов (профессор Латвийского университета в минералогии), Александр Круглевский (проф. Латвийского университета в юриспруденции), врач Софья Межина; в 1993 г. – членкор ЛАН профессор астрономии Юрис Францман.
В 1940 г. деятельность корпораций – как и всех других обществ – была прервана. В 1940 г. сениором была Ксения Ивановна Карпова, специалист по немецкой филологии. Она и еще 12 «татьян» довоенного времени дожили до восстановления корпорации в 1990 г. Это были Елена Карловна Францман (доктор педагогических наук, преподавала в 1-й рижской средней школе, заведующая кабинетом русского языка и литературы при Институте усовершенствования учителей, читала курсы лекций в Латвийском университете, автор нескольких десятков учебников по русскому языку и литературе), Соловей (урожд. Универ) Ольга Адамовна (р. 1914), Галина Михайловна Петрова-Матисс, Павеле Татьяна Ильинична (р. 1918, историк-археолог, сотрудница Музея истории Риги. Вступила в корпорацию еще в 1938 г.), Соколова Елизавета Ивановна, Маргарита Салтупе, Ираида Горшкова, Милица Владимировна Трофимова.
Ксения Карпова стала первым сениором и возрожденной Sororitas Tatiana. Вот что о ней рассказала Елена Матьякубова:
Ксения Ивановна Карпова – уникальная женщина. Младшую школу она закончила на русском языке, а в гимназию была отдана – в латышскую. Девочкой она была очень способная. Всю жизнь была одним из ведущих наших германистов, преподавала немецкий язык, составляла словари. Песня нашей корпорации – ею была, как я помню, написана. Она всегда была на какой-то должности, активная. Внешне она была худощавая, нордическая, высокая – как многие женщины в Прибалтики; ведь в чемто выбор языка говорит о внутренней близости, внутреннем строении, тональности человека. Она была такая – с немецким языком; стихи ее – практически всегда были функциональны[216].
По словам Светланы Францман,
в конце 1980 – начале 1990-х годов наступило время, когда мы начали пересматривать, размышлять, что у нас было, что у нас осталось. Ощущалась нехватка русской среды. Вот это стало причиной желаний возродить корпорацию. И также – хотелось бы иметь место, куда можно надеть вечернее платье и где станцевать полонез. Собралось 50 «сестер», и – начали возрождать[217].
Деятельность корпорации была возобновлена 10 декабря 1990 г. Ректор Латвийского университета утвердил устав корпорации (первое собрание конвента состоялось 29 октября), а 21 августа 1991 г. корпорация была официально зарегистрирована (с 1993 г. также зарегистрирована как общественная организация при Министерстве юстиции Латвии). С 1995 г. корпорация аккредитована при Рижском техническом университете.
Эмигрантская часть нашей корпорации подарила нам хрустальную вазу для сбора пожертвований – этим мы гордились. Нас признали![218]
Направлениями деятельности корпорации провозглашены развитие интереса к науке, литературе, искусству, предполагается «прививать навыки общественной активности, стремиться к правильности речи, сохраняя чистоту родного языка, создавать и расширять круг интеллектуального общения членов корпорации и их содержательного досуга». В определенной мере корпорация направлена на сохранение своих традиций: одной из задач поставлено «обеспечивать преемственность корпорантских традиций», особенно осознавая, что Sororitas Tatiana – «единственная русская женская академическая организация».
Корпорация Sororitas Tatiana: празднование дня основания корпорации. Из личного архива С. Францман. 2008 г.
Стать «татьяной» может каждая студентка аккредитованного латвийского вуза, которая принадлежит русской культуре, связана с ней. Нужно пройти испытательный срок – один год. «Татьяны» не должны курить и выпивать; это своего рода семья, и нужно уживаться». Под «сестричеством» понимаются узы дружбы, подобные семье; «Татьяна» же для корпоранток – «символ русской культуры, память и традиции предков».
Молодые «татьяны»: Илона Крюкова, Елена Анненкова, Анна Репина. Газетная публикация, 2003 г.
Светлана Францман с лентой и декелем корпорации Sororitas Tatiana. Фотография С. Рыжаковой, 2010 г.
Последовавшие за восстановлением корпорации годы существования не были очень простыми; об этом свидетельствуют интервью.
В определенное время – в конце 1990-х гг. – возникли трения между теми женщинами, которые имели право быть преемницами той, старой традиции. Кто-то покинул корпорацию. Видение одних не совпадало с видением других – на то, как должна развиваться корпорация. Каждая из точек зрения вообще-то имела свое основание. Тогда меня выбрали сениором как компромиссную фигуру, чтобы не дать корпорации разойтись. В 1990-е годы я была очень активной, выступала за Латвийское государство, но – включая все разные народы, живущие тут. Хотя какое-то крыло корпоранток ушло, Лиза Карпова; Таня Котович ушла, очень жаль, она – из династии архитекторской, где были Кривошапкины. Эта семья сохраняла вещи корпорантские, реликвии, из прошлой жизни. Пока были те бабушки (Павеле, Соловей, Карпова, Петрова-Матисс, Нина Кузьминская), наши главные филистры, – все держалось, потом иногда проявлялись элементы конкуренции[219].
Весьма активно трудятся вместе с молодыми корпорантками и филистры Светлана Францман, Татьяна Фейгмане, Елена Матьякубова. Они примкнули к корпорации в начале 1990-х гг., уже будучи взрослыми, сложившимися людьми. Так, историка Татьяну Фейгмане в корпорацию привела идея написать книгу «Русские в довоенной Латвии»: как она признается, именно моральная помощь корпоранток помогла ей довести дело до конца. Мои беседы со Светланой В. Францман, преподавателем математики в Морской академии Риги, начались в сентябре 2003 г. и с тех пор периодически продолжаются.
Пригласительная открытка на Татьянинский бал, организуемый совместно корпорациями Fraternitas Arctica и Sororitas Tatiana. 2002 г.
Она – не уроженка Латвии, переехала в Ригу с семьей после войны, в 1945 г. Но вот родители ее мужа были корпорантами: свекр, Лев Эдгарович Францман, строитель, состоял в Ruthenia (в 1944 г. он был сослан в Норильск), свекровь, Елена Карловна Францман (1912–1996) – в Sororitas Tatiana; она была специалистом по методике преподавания русского языка в национальных школах; подготовленные ею учебники русского языка использовались во всех республиках СССР. Оба они были наполовину латышами, но в доме в основном преобладал русский язык, в университете же говорили, конечно, по-латышски. Светлана Францман рассказывает:
…когда в 1990-е годы корпорации начали возрождаться и стали туда принимать фуксов, в основном из числа студентов и студенток Латвийского университета, то дух корпораций нам с мужем импонировал, мы носили студенческие шапочки. К. Карпова предложила вступить; размышляла – возраст не тот. Но нужен был мостик между старшим поколением и молодыми, да и работаю я всю жизнь со студентами[220].
Она стала членом корпорации, избиралась на несколько сроков сениором.
Sororitas Tatiana изначально задалась целью объединить две культуры и любовь к двум народам:
С одной стороны – патриотизм и искренняя любовь к родине Латвии, присущая любой студенческой корпорации Латвии. С другой стороны – истинная потребность сохранить русские традиции и глубокая любовь к русской культуре». Одной из задач корпорации стоит «уважать культуру латышского народа и совершенствовать знания латышского языка», другой – «вносить свой вклад в развитие и сохранение русского культурного наследия в Латвии[221].
Найти верную позицию этой задачи в современном латвийском обществе не всегда просто.
Корпоранты всегда заботились о работе на благо государства и развития своей личности. И – это люди с активной жизненной позицией. В какой-то мере являются активными носителями идеологии. В современной Латвии я, к сожалению, вижу параллельность некоторых миров, отчасти – русского и латышского. Иногда нужно идеальные покрывала – латышские национальные – сдергивать и рассказывать о реальной истории Латвии. В школе должна изучаться история национальных меньшинств[222].
Все корпорантки, с которыми мне удалось поговорить, оценивают будущее корпорации позитивно. Например, по словам Елены Матьякубовой,
…корпорация имеет глубокие корни. Для определенной элиты – это будет близко. Такие организации должны быть. Ведь в советское время – там, где в комитетах комсомола идеология была убрана, – все было похоже на корпорации. Как структура, организация это необходимо, и это будет. И тут важно найти гармонию, равновесие между традицией и современным моментом, сегодняшним днем. И тут нет общей рекомендации – это всегда метод проб и ошибок. У нас был период года три-четыре назад (примерно 2008-й), когда мало девчонок было, казалось, что корпорация никому не нужна. Но потом стали приходить. Наша задача сегодня – рассказать как можно шире о сути, и тогда придут те, кому это интересно. А дальше – от них самих зависит, насколько длительно корпорация будет существовать, насколько будет это для них актуально. Эта форма нужно – для небольшой группы. Иначе выхолостится суть[223].
Немало интересной информации об этой корпорации можно увидеть на ее официальном сайте – http://www.sororitastatiana.lv
Глава 6
Повседневная жизнь корпораций, праздники и будни