Наша личная война Пучков Лев

Глава 8

Костя Воронцов

22—23 декабря, Ханкала – Толстой-Юрт.

Ниже – в скобках: «На мотив „Хорошие девчата“».

Ещё ниже – в скобках: «Как-то показать, что девчат больше, чем ребят. Ну, раза в три, допустим. Показать, что им (ребятам) трудно, но они стараются, потому что так воспитаны Родиной. А где это, в каком месте так? У нас тута везде мужики, баб мало. Думать…»

Потом – три здоровенных знака вопроса и опять скобки: «Рифма – зашибись. Но флот?! У нас тута нету флота. Неактуально получается. Надо что-то придумать. Может, на морпехов концы бросить? Морпехи у нас есть. Но это флот или где? Если флот, почему в горах? Спросить у Жеки, он с ними три раза дралса».

Далее – опять стихи:

В скобках: «Химера – оно воет или где? И вообще, кто оно? Спросить у Кости. „Отнюдь“ – вместе или нет? Спросить у Серёги».

Снова стих:

В скобках – глобальные сомнения и ряд предположений: «…А это точно моё? Кажется, что-то похожее где-то слыхал. Или стиль одинаковый с кем-то? Смотреть у классиков… Теперь: может, „сраку“ как-то по-другому замаскировать? Что-то не фонтан, бросается в глаза. Костя скажет – не литературно. Может так: ср…аку? Или так: с…раку? Блин, два слога всего, неудобно. И так и так – бросается. А если пару букв выкинуть – не поймут, что это такое. Да, впендюрить – „и“ или „е“? Спросить Серёгу…»

Всем привет, это я, доктор Воронцов. Сегодня у нас отгул. Иванов полетел в Моздок «товар» сдавать, остальные предоставлены себе. Я выспался впервые за много недель, сходил к артиллеристам в баню – их химики как раз по субботам дэдэашку (машина такая для дегазации, с двумя секциями, можно париться) топят, вшей гоняют. Теперь вот от безделья маюсь. Глебыч со вчерашнего вечера расслабляется у своих, Серёга в госпитале, Лиза взяла видак и ушла к связисткам – у них видак сломан. Петрушин с Васей ушли в седьмой отряд, там соревнования по рукопашке. Я на «хозяйстве», командую Подгузными. Прогулялся в модуль к Петрушину, смотрю – форма лежит. Они на соревнования в спортивных костюмах пошли. Я от нечего делать вытащил Васин толстенный блокнот, теперь пью чай со сгущем и наслаждаюсь литературными изысками.

Кстати! Отрыл суровую тайну. У Васи под матрацем нашёл четыре книжки – три тощие, с выщипанными страничками, и одну толстенную: Барков, Степанцов, Юра Хой и Д.Х. Чейз (это самая толстая). Видимо, те самые классики. Надо будет как-нибудь потактичнее поинтересоваться, какой мерзавец ему их подарил. И сказать Петрушину, чтобы наступил тому деятелю на голову – пусть больше так не шутит.

Ещё тайна. В юношестве Вася страстно мечтал стать моряком. Но во флот его не взяли из-за маленького роста. Теперь, по-видимому, эта нереализованная мечта тихонько трансформировалась в некий скрытый комплекс. Впрочем, никакого вреда от этого пока нет.

Литературные дела у нас идут полным ходом. Думаете, это я вам вразброс зачитывал, выдержки? Как бы не так! Это цельный монолит из главы № 4, которая имеет сразу четыре рабочих названия:

– «Пришло время любви» (зачёркнуто, курсив: «…неактуально, про войну нету…»);

– «Любовь разведчика» (зачёркнуто, курсив: «…остальным обидно будет – тоже нормальные ведь ребята…»);

– «Военная любовь» (зачёркнуто, курсив: «…какая-то дрянь. Не цепляет…»);

– «Краду любовь я у войны» (зачёркнуто, потом зачёркнутое с боков зачёркнуто – типа, аннулировано зачёркивание, курсив такой: «…А? Могу ведь, б…ля?..»

Есть ещё такое: «Любовная война» стоит по списку третьим, но зачёркнуто трижды, курсив – крайне нецензурное слово и рядом нарисован внушительный фаллос сплошь синего цвета. То ли отношение к проблеме показано, то ли намёк, что это название вообще читать не стоит.

Спешу зарегистрировать факт: у нас не только дела идут полным ходом, но также имеет место мощный творческий прогресс. Вася не ограничился одними стихами, и теперь мы имеем пару страничек сладострастной прозы. Рискую навлечь на себя гнев своего боевого товарища, но не могу удержаться от соблазна. Так что держите – привожу в девственном виде, без ретуши:

«…Они тихо кружились в танге. Он прижимался к ней всем своим мощным, огромным телом атлетического сложения, утопая носом в её выпуклых, белых, жутко пахнущих хорошими нерусскими духами полушариях. Она тихо постанывала в такт их кружаниям.

– О Крюк… Ты самый галантный мужчина, которого я видела на войне! И ты выше меня на целую голову! Ты такой огромный!

– Да, детка, да, – тихо отвечал он, ловя завистливые взгляды пленных „духов“, игравших для них танго. Это был пленный чеченский военный оркестр. Они жили в зиндане три месяца и забыли, что такое женщина (это „духи“ жили, а не Крюк с дамой. Крюк с дамой жили совсем даже зашибись – в блиндаже с печкой)… – Да, детка, да. Но ты не знаешь, что я такой огромный везде! Но ничего, я тебе ещё всё покажу.

– О Крюк… Какая ночь, Крюк!

– Да, ночь… – Крюк нежно обхватил её за корму, там тоже были полушария, но побольше и пониже, они зазывно шевелились в такт их кружаниям. – Знаешь, детка, какая черта в тебе мне больше всего нравится?

– Какая, милый? Моя доброта и скромность?

– Нет, детка! О нет!

– А какая?

– А ты попробуй угадай, детка. И я сразу всё пойму, что у нас там будет.

– Не знаю, Крюк, не знаю, милый. Ты такой загадочный… Так открой же мне тайну! Скажи мне, какая моя черта тебе больше всего нравится?

– Та, которая делит твою жопу на две половины, детка! – нежно сказал Крюк и тихо засмеялся, нежно погладив вот эту самую черту и ощутив всем телом, как эта черта там, под материалом, волнуется.

– Ах, Крюк, какой ты шалун! – Она слегка покраснела лицом, потупила нос вниз, но ответно зашлась в приступе нежного серебристого смеха. – Ах-ах-ах…

Крюк понял, что это такой тайный знак одобрения, и решил форсировать события.

– А не душновато ли тут, детка?

– Да, душновато. Отчего бы это, дорогой?

– Это „духи“ напердели, детка. Их плохо кормят в зиндане, вот они и серут, твари злобные.

– И что же нам делать теперь, дорогой? Может, сходить за противогазами?

– Нет, детка, это лишнее. Есть два варианта, детка. Или я их всех сейчас исполню, или мы пойдём в сад, подышим природой полной грудью…»

Скобки, курсив: «… Блин, где тут сад? Всё разбомбили на хер. Куда ещё тут можно пойти? Надо, чтобы деревья были, плодово-овощные как минимум. Думать…»

«– Конечно, пошли в сад, – сказала она – она вообще добрая и даже „духов“ жалеет. Она не знает, какие вредные эти „духи“ и что они могли бы с ней сделать, если бы не отважный Крюк. Потому что она сидит на складе и заведует сгущёнкой и тушёнкой и Крюка всё время подкармливает, поэтому он такой мощный и накачанный.

Они вышли в сад. Было чудесно. Ночь и в самом деле была – ну просто полный пис…дец!..»

Скобки, курсив: «…кажется, не совсем литературно. Все это говорят, вроде нормально звучит… Но… Думать, чем заменить. Что у нас ещё может быть полным? Если пару букв выкинуть – не поймут! Думать…»

«…Он прислонил её к дереву, она закрыла глаза и зажмурилась. Он склонился над ней, прижался к ней всем своим огромным, мощным корпусом и стал нежно стаскивать с неё камуфляж…»

Скобки, курсив – глубокие раздумья: «… а ведь женщины иногда носят платье? Может, пусть будет в платье? Платье где застёгивается – сзади, спереди? Спросить у Лизы…»

«…Он стал осторожно расстёгивать пуговки на её платье. Их было ровно двадцать семь – ровно столько ему шарахнуло в этом году.

– Это судьба, – подумал он, постепенно наливаясь звериной страстью. – Это вам не с крыши писать! Такие роковые совпадения бывают только раз в жизни! Только раз!

– О Крюк! – проворковала она, делая вид, что любуется на звёзды. – Что ты делаешь, Крюк?

– Я хочу тебя, детка, – мужественно ответил он, нежно раздвигая её ноги своим могучим коленом и нависая над ней, как неприступная скала. Страсть продолжала наливаться.

– О, не надо, Крюк, не надо! – чуть не плача простонала она. – Я прошу тебя, давай прекратим это!

– Почему, детка? – удивился Крюк, весь заходя к ней между ног и прижимаясь уже другим местом. Страсть наливалась очень сильно. А в том месте вообще всё было, как выстрел к „РПГ-7“. Твёрдо и на конус. – Почему бы нам не сделать это?

– Потому что я жена морского офицера, Крюк! Он плавает в морях по защите Родины, а я блюду ему верность! И у нас из-за этого может быть только лёгкий флирт…»

Скобки, курсив: «…Всё-таки насчёт моряков подумать. Это красиво и романтично. Типа, ходит, весь в чёрном, а на жопе – кортик. Может, „духи“ захватят подводную лодку, а наши моряки поедут с ними сурово сражаться? Думать. Уточнить у Кости: флирт – это совсем без еботни или куда?»

«– Извини детка, но вынужден сказать тебе суровую правду жизни, – могучий череп Крюка посетила глубокая резкая морщина. – Сегодня я получил совершенно секретную шифрограмму. Не хотел тебя расстраивать, но раз такой расклад попёр…

– Что, милый Крюк, что? – задрожала она всем своим аппетитным телом, благоухающим классными нерусскими духами. – Не томи, скажи мне эту страшную тайну!

– Твоего мужа – капитана первого ранга, моряка-героя, дважды орденоносца – два часа назад завалил „дух“, – решительно сказал он, тихонько снимая с себя форменные трусы и чувствуя, что страсть наливается просто совсем вообще. – Прямо на мостике. На капитанском. Они подошли слишком близко к берегу, и „духовский“ снайпер моментом исполнил твоего мужа, капитана первого ранга. А не хер высовываться! Вся команда скорбеет…

– О нет, милый, нет! – тихо заплакала она и тут же в связи с этим расслабилась – отвлеклась на горе.

– О да, милая, да!

И, воспользовавшись этой минутной слабостью, Крюк неслышно стащил с неё трусняк и с разбегу вогнал ей так, что осыпались груши со всех соседних деревьев.

– О нет, Крюк!!! – жутко крикнула она, дёрнувшись всем телом, как будто её током звездануло. – Ты не можешь…»

На этом запись обрывается. И мы не можем узнать, чего там не может загадочный мачо Крюк. Высокий и мощный, с могучими коленями. А жаль. Спрашивать Васю бесполезно, он ни с кем не делится своими творческими замыслами. Разве что иногда стишки почитает, безо всякой связи, вне контекста, да вопросы этак вкрадчиво задаст, вроде бы и не по теме. А если узнает, что я блокнот брал, смертельно обидится и неделю не будет разговаривать. Так что не будем травмировать юное дарование. Сейчас я блокнот обратно положу и пойду к себе в «кубрик».

Давайте я лучше доложу об итогах операции в Сарпинском ущелье. Итоги не бог весть какие, но положительный результат всё же есть. Итак, докладываю.

Помимо того пленного деда, которого мы нашли во второй пещере, на основном направлении взяли живьём ещё троих. Одного взрослого мужика и двоих юношей. Остальных положили при штурме: хоть они и плавали вслепую в «черёмуховом» аромате, у всех было оружие и сражались до последнего патрона. Если объективно, то можно снимать шляпы перед таким мужеством. Компетентно сообщаю – на личном опыте проверено, – когда в помещение залетает хотя бы одна шашечка «черёмухи-7», вся присутствующая публика мгновенно погружается в дикое сопельно-слезливое состояние и опрометью ломится на выход. В помещении находиться просто невозможно, есть вполне реальная перспектива быстро сдвинуть лыжи от непереносимой концентрации хлорацетофенона.

А эти товарищи соорудили влажные повязки и остались все до единого. И приняли бой, будучи буквально в плачевном состоянии. Вот такие славные герои. Но – мёртвые.

Мы бы взяли ещё одного, но тот, на свою беду, два последних патрона выпустил в лейтенанта Серёгу. И Серёга, что называется «на автомате», завалил ловкого товарища одним выстрелом. После чего и «поплыл» – оттуда его вытаскивали под руки.

Есть один интересный вопрос, на который никто пока не смог ответить. Вот разве что Иванов прилетит из Моздока да прояснит ситуацию. Вопрос такой: там ведь дверь была! Между пещерами – узкий проход, который со стороны Волчьего Глаза прикрывала сейфовская дверь, загрунтованная под скалу. Дверь была заперта, а ключ от неё нашли у взятого живьём мужика (к вечеру его установили – это Ислам Каруев из Старых Атагов). Напомню, взрыв во второй пещере прозвучал значительно позднее, чем начался штурм. То есть этот Ислам запросто мог отомкнуть замок и вывести всех оставшихся по проходу во вторую пещеру. Но не сделал этого.

У нас две версии по этому поводу. Первая: Ислам – фанат и хотел, чтобы все вокруг стали шахидами. Вторая: Ислам не фанат, а просто сверх меры предан тому, кто находился в другой пещере. Поэтому и не открыл дверь, до последнего надеялся, что этот кто-то сумеет уйти.

Вы знаете, что никто не ушёл. Но нам от этого не легче. Если бы удалось взять кого-нибудь из тех товарищей живьём, тогда другое дело. Ислам с двумя мальчишками ночь пересидел в омоновском зиндане и сотрудничать не пожелал: даже сало не помогло. Впрочем, особо терзать его не стали, поскольку нужно было явить красавца в высшие инстанции. А вообще, соблазн был. Петрушин заверил, что, если ему дадут этого парня на ночь, к утру мы будем иметь полный расклад – и по тем, кто лёг во второй пещере, и в целом по всей этой паршивой организации. Но не дали. После обеда Иванов отзвонился Вите, тот с утра прислал спецборт, и наш полковник полетел с победной реляцией, прихватив с собой всю троицу. Конвой доверили ОМОНу – заслужили.

Загадочный лейтенант Серёга. Перед штурмом как дисциплинированный солдат одолжил у кого-то из группы огневой поддержки «броник» и отправился работать. При штурме схлопотал две пули: одну в череп по касательной (противогаз был разодран от правого «очка» до середины!), вторую точно в центр «брюшка». Спасла парня железяка. После ранения был плох. Вкатили ему промедол, сказал:

– Всем спасибо. Извините за доставленные неудобства…

И тотчас же отрубился. Вместе с тремя другими ранеными и дедом-узником, который так и не пришёл в себя, Серёгу погрузили на прибывший к шапочному разбору «бардак» и повезли на базу. Сейчас лежит в нашем госпитале, уже встаёт, послезавтра собирается возвращаться в строй, хотя медики страстно желают эвакуировать его на месяц во Владик[19] (там базовый госпиталь).

Пару слов о второй пещере и прилегающих окрестностях. Глебыч был там, поковырялся малость, поставил диагноз:

– Думаю так. Судя по мясной нарезке – «пояса шахидов». Штуки три-четыре, минимум на кило-полтора каждый. А инициатором всего этого безобразия, думаю, была вот эта самая авиабомба, положенная в основу системы самоликвидации (Глебыч нашёл фрагмент стабилизатора). Система сработана топорно – свод не обвалился, но её мощи вполне хватило, чтобы сделать тут братскую могилу. Это вам повезло, что вы прежде пальнули с гранатомётов, потом полезли. Если бы было наоборот, соскребали бы вас со стенок. Первая граната разрушила внешнюю перегородку, отделявшую вход от центрального зала, а вот вторая… ну, короче, дальше вы в курсе…

Да, мы в курсе. Спасибо Гене с его волшебной «мухой»!

В той пещере также обнаружили изодранный паспорт отца Заура. Может, там и другие документы были, но ковыряться в останках никто не стал, а паспорт лежал как-то наособицу, у стены. Заур после того, как обнаружил девичью голову и брошку, ушёл в глухой психологический аут. Вообще ни на что не реагирует, смотрит в себя, не ест, не пьёт, обмяк, как тряпичная кукла. Омоновцы посоветовали прикончить его либо сдать в местную психушку – всё равно не жилец. Но мы решили иначе: отправили его вчерашним санитарным бортом во Владик, в наш госпиталь, там хоть уход получше. Вот такая благодарность за безупречную службу…

Ну ладно, хватит о грустном. Теперь о сюрпризах. Неподалёку от второй пещеры обнаружили два новых «УАЗа», замаскированных так славно, что даже всевидящий Вася их не заметил. Впрочем, обнаружил их всё тот же Вася, но уже после всего, светлым днём, и это, естественно, по его меркам, не могло считаться хорошей работой.

– Дебил слепошарый! – Вот так он обозвал себя и трижды стукнул свою голову кулачком – чтобы впредь работала как надо. – И куда смотрел, пень недоразвитый?!

Омоновцы великодушно отказались от призов – у них своей техники навалом, и «УАЗы» пошли по договору: один нам, другой – седьмому отряду (снайпера-то видели, не утаишь!). Номера, естественно, тут же сняли, омоновцы сказали, что по прибытии дадут пару десятков новых и столько же комплектов липовых документов. Теперь у Иванова новая головная боль – как наш «УАЗ» окончательно легализовать, чтобы без помех использовать в оперативной работе.

Насчёт предназначения найденных машин ни у кого сомнений не было. На них наверняка приехали круто навороченные товарищи, что легли во второй пещере. Кстати, их оружие тоже поделили по-братски со снайперами, а экипировку Петрушин сурово заныкал. Снайпера снаружи сидели, не видели, что там внутри. А по стволам их «развести» было нельзя, у каждого трупа, сами понимаете, должен быть как минимум один ствол, так что тут легко схлопотать обвинение в «крысятничестве». Ковры и посуду из пещеры брать не стали. Не потому, что залиты кровью, наших головорезов это не смущает. Просто у нас не принято мародёрствовать по сугубо бытовой линии. Есть определённый неписаный кодекс. Можно брать оружие, экипировку и мелочи, которые пригодятся в походной жизни. Это как закон. А если тебя при возвращении домой поймают с ковриком или часами с кукушкой – позора не оберёшься, от своих же схлопочешь по первое число…

Омоновцы, все как один, сходили на экскурсию во вторую пещеру и были полностью удовлетворены. Ефимыч построил людей и двинул спич: типа, мы отомстили за своего павшего боевого товарища, и душа его может спокойно гулять на небесах. Их фельдшер… Да, пас правозащитникам – следующий абзац не читать. А если читать, то можете считать это бредовой фантазией спятившего на войне психопата.

Так вот, омоновский фельдшер сделал иссечения на четырёх трупах, что лежали во второй пещере у фонтана, и набрал в пластиковую бутылку кровь. Бутылку упаковал в санитарную сумку. Там, в принципе, крови было и так навалом, но фельдшер спросил, кто здесь, и ему сообщили, что это останки семьи Заура.

– Нам эта кровь не нужна, – простецки заявил он и достал скальпель…

Вот такое варварство. Теперь эту кровь отправят на родину заместителя командира, и там боевые товарищи выльют её на могилу. Спи спокойно, дорогой друг, ты отмщён. А ведь вроде цивилизованные товарищи! Я же говорю, кровная месть – жутко заразная штука…

Так, что там ещё? Лиза всё снимала на камеру. От момента штурма и до упора. Потом во второй пещере снимала. Позже сделала две копии, одну, отретушированную (без «УАЗов» и прочих трофеев), Иванов забрал для представителя Вити. Вот вроде бы и всё по тому мерзопакостному ущелью.

Возюкались мы там едва ли не до обеда. К тому времени доползла вся техника, и на базу мы возвращались через Челуши – там значительно ближе и вполне приличная дорога есть. Прятаться теперь не было смысла: это сюда мы тихой сапой пробирались, а сейчас, после победного аккорда, можно было позволить себе некоторый комфорт – учитывая сноску на особенности близлежащего села.

Челуши у нас лояльны режиму, клан главы администрации села состоит в каком-то родстве с Кадырбековским тейпом. Это приятное обстоятельство позволяет тутошним товарищам развлекаться теми же шалостями, что и остальным нормальным нохчам: сосать из трубы, гнать бензин, торговать рабами, оружием, крадеными тачками, наркотой… но – под высоким покровительством. За это они не палят по нашим колоннам (без повода, по крайней мере), иногда по мелочи постукивают – «наводят» на товарищей из чужих джамаатов, и через это «мирное» село можно кататься без прикрытия с воздуха. Короче, курорт.

Проезжая по селу, остановились возле усадьбы главы администрации и посигналили. Глава – не старый ещё здоровенный мужлан, заросший волосами до самых глаз, – вождь клана Бекумурзаевых, вышел в сопровождении двух таких же экземпляров, только чуть поменьше. Головорезы, скажу вам, ещё те, наверняка в первую войну немало нашего брата положили.

– Гранату мне! – тихо взвыл Вася, увидев эту троицу. – Нет – связку!

– Место, Вася, место, – осадил товарища Петрушин. – Это, типа того, союзники, ибн их маму…

Иванов, оказывается, с местным вождём – Махмудом – был знаком. Он с ним вежливо поздоровался и попросил взглянуть на взятого в пещере деда. Дело в том, что дед оказался не славянином. Когда его осматривали, установили наличие отсутствия крайней плоти, да и обликом он, когда личико водицей спрыснули, оказался похож на местного. Вот и решили показать – вдруг тутошний, скраденный на выкуп? Между местными весёлыми нохчами такое случается сплошь и рядом, особенно после ввода войск. За славянами далековато кататься, так они без зазрения совести воруют своих же соплеменников, причём не абы кого, а из богатых тейпов, чтобы можно было хороший выкуп получить.

– Это вы там шумели? – поинтересовался Махмуд, подходя к «бардаку».

– Может, и мы, – уклончиво ответил Иванов. – Мы вообще тут просто катаемся…

– Ха! Катаимса… – Ответ полковника развеселил Махмуда. – Просто катаимса… Сарпи чистили, да?

– Просто катаемся, – повторил Иванов. – Ехали мимо, нашли человека. Гляньте, не ваш, случайно?

Дед к тому моменту слегка пришёл в себя и начал озираться по сторонам. Судя по выражению глаз (вернее, полному отсутствию такового), он пока не понимал, где находится и что вообще с ним происходит.

– Нет, это не наш, – покачал головой Махмуд. – Он гаварит может?

В этот момент один из тех, кто сопровождал вождя, вдруг пришёл в страшное волнение, хлопнул себя по ляжкам и скороговоркой закудахтал на местном наречии.

– Э? – уточнил Махмуд, чрезвычайно заинтересовавшись тем, что ему поведал товарищ из свиты.

Я обернулся, чтобы попросить Лизу перевести суть сказанного, но наша дама была занята – торчала в хвосте колонны и снимала величественную панораму предгорий. Вид отсюда (село высоко лежит) открывался и в самом деле просто великолепный.

– А давай по-русски, – предложил Иванов. – Мы вас уважаем, но в языке, извините, дуб дубом.

– Он говорит, что это Хасан…

Тут Махмуд взволнованно обратился к деду на чеченском – я уловил «федералы» и «Хасан», больше ничего не понял.

Дед посмотрел на вождя мутными глазами, кивнул и тотчас же смежил веки. Общение давалось ему тяжело.

– И кто он, этот Хасан? – уточнил Иванов.

– Это из Калиновской, – сообщил Махмуд. – Хасан Ахмедов. Глава рода. Украли два месяца назад. У семьи выкуп требуют, двести тыш баксов. Где взять, семья бедный… Вы где его нашли, э?

– Да вот тут, у вас, под самым носом, – с ехидцей сказал Иванов. – «Духи» тут у вас чувствуют себя как дома… Ну и что нам теперь с ним делать?

До Калиновской отсюда далековато и не совсем удобно. Или возвращаться к дороге от Толстой-Юрта до Червлёной, чтобы по мосту проехать, или где-то поблизости брод через Терек искать. А хочется побыстрее попасть на базу, обедать пора, да и вообще…

– Давай, мы возьмём его, – великодушно предложил Махмуд. – Нимнога палижит, хорошо станет, отвезём к семье.

– Ну, уболтал, языкастый, – с ходу ухватился за предложение Иванов и украдкой облегчённо вздохнул. – Семье его передайте – мы с них имеем.

– Канэчна, дарагой! – Махмуд широко расплылся в белозубой улыбке, которая показалась мне едва ли не ликующей. Вот вам горская солидарность – так радоваться чужому счастью может только глубоко любящий своё племя человек. Нам, славянам, это недоступно.

В общем, сдали мы того деда с рук на руки местному вождю Махмуду и со спокойной совестью покатили на базу. Одной проблемой меньше. Мы хорошее дело сделали – мало, что бандитов наказали, так ещё и человека из плена вызволили…

Иванов прилетел из Моздока задумчивый и малость озадаченный. Вид у полковника был какой-то не совсем уверенный, и на животрепещущие вопросы ответить однозначно он не сумел.

– Мы герои или где?

– Мы завалили тех, кого надо?

– Разработка завершена?

– Что нам теперь за это будет?

– Сегодня просто так беседует, – ответил Иванов. – Пока ничего не ясно. Сотрудничать не желает, гад. Если до исхода дня не будет результата, завтра Витя вызовет из Москвы спецов по допросу в режиме «Б» с соответствующими препаратами и всеми прочими гадостями.

– Я предлагал, – напомнил Петрушин. – Отдали бы мне его на ночь, и никаких спецов не надо.

– Ну, это уже не наше дело, – сказал Иванов. – Наше дело – отловить, а там…

– Так мы герои или как?

– Костя – точно герой. Если бы не этот шахид, ничего бы не было.

– Я, между прочим, там тоже присутствовал, – обиженно засопел Вася. – Мы его вдвоём вязали.

– Да кто спорит? – Полковник устало потёр виски. – Короче, за шахида большое вам спасибо с самого верха… У вас тут начальников ужином кормят или как?

– Обязательно. – Лиза бросилась накрывать на стол.

– В город не ездили? – Иванов с грустью глянул на сковороду с разогретой тушёнкой, махнул сто коньяка и отщипнул кусок лаваша – останки вчерашнего пиршества.

– Задачу никто не ставил, – вздохнул Петрушин. – Мы теперь опять пойдём в усиление?

– Разработка не завершена, – покачал головой Иванов. – Завтра надо будет кое-куда прокатиться.

– ???

– Поработать по вдовам.

– Так вроде ездили, – неуверенно заметила Лиза. – Мало?

– Нужен хоть какой-то результат. Завтра смотаетесь в этот комитет, отметитесь. Если там есть чего, съездите в какое-нибудь «мирное» село поблизости, чтобы живые фамилии были. Лиза пусть пообщается на местном, вы подстрахуете. В идеале, конечно, было бы здорово, если бы эта мадам из комитета с вами прокатилась. Вот так. А вечером я напишу отчёт, и отправим эту тему наверх. Пусть поставят отметку о выполнении…

С утра, ещё до пуска колонн, мы запаслись парой чистых «вездеходов»[20] и убыли на базу ОМОНа. Мы – это я, Петрушин, Вася и Лиза. Иванов сказал, что у него выходной, а Глебыч, которого принесли на рассвете бойцы комендантского взвода, был, как бы это сказать… в общем, не совсем готов к выполнению служебных обязанностей. Впрочем, он нам был и не нужен вовсе, мы не собирались ничего разминировать, минировать и, вообще, хоть как-то соприкасаться с военной тематикой. Сугубо мирная миссия, прогулка для «галочки», не более того.

База ОМОНа теперь для нас – второй дом. По крайней мере, пока здесь эта смена. Но мы туда поехали вовсе не для того, чтобы в очередной раз насладиться всеобщим доброжелательством или отхватить под Лизу большую порцию всего вкусного. Нам «УАЗ» нужен был. Для миссии, которой мы собирались развлечься, «бардак» выглядел слишком военно. Это общеизвестный факт, любая бронетехника всегда привлекает внимание местного населения, наводит на разные грустные мысли и не располагает к доверительным беседам. Потому что бронетехника – одна из составляющих жизнедеятельности «оккупационного режима», и её появление в любом селе, даже самом «мирном», у местного населения всегда ассоциируется с разными нехорошими вещами типа «зачисток» и пропажей людей.

Мы прибыли вовремя – Ефимыч ещё не успел завалиться спать – и потому были встречены вполне доброжелательно.

– Ну, пошли – по чаю…

– Да нет, нам бы транспорт забрать.

– А чаю?

– Да как-нибудь потом. Как там – готово?

– А то! Принимайте красавца…

«Красавец» действительно был готов: перекрашен в приятный кремовый колер, номера везде перебиты, чехлы на сиденьях и шины поменяли, и даже руль другой поставили. В общем, мы его сразу и не узнали. А ещё к «красавцу» прилагался полный пакет документов. Липовых, правда, но на вид вполне достоверных.

– Есть знакомые, можно из базы выкинуть, – плутовато подмигнул Ефимыч. – И хоть сейчас – в Россию-матушку.

Это он имел в виду базу данных по угнанным авто. Впрочем, мы не собирались прямо сейчас ехать в Россию (для всех, кто здесь в командировке, Чечня с Россией никоим образом не ассоциируется, это отрезанный ломоть, чужая и глубоко враждебная страна). Поэтому мы отказались от дополнительных протекций, пожали Ефимычу лапу и, прилепив на лобовое стекло «вездеход» с наспех вписанными номерами, убыли по своим делам. И даже чаю не попили. Ну его в задницу, этот их «чай» – с утра пораньше…

Петрушин работал рулевым. Это ещё тот ездун, не в том плане, что слабо знает предмет – катается он вполне прилично, а просто патологически не переносит малых скоростей. На каждом повороте мы жутко визжали тормозами, ловили все подряд буедобины и колдораки, на всех встречных блокпостах вызвали нешуточное волнение, граничащее с сиюминутной готовностью применить оружие… Но к искомому зданию в центре, где располагался офис комитета, прибыли в 8.35 – на двадцать пять минут раньше планируемого срока. И двадцать пять минут сидели в ожидании, поскольку комитет начинал работу в 9.00.

– Быстрый ты наш, – сурово оценил мастерство коллеги Вася. – Шумахер, блин! И куда мы так неслись?

– Зато из-под обстрела вывезу, – ответил Петрушин, втуне всё же ощущая некоторую неуместность своей водительской лихости. – Надо же было транспорт обкатать…

Пару минут дебатировали по поводу выходного. Вспомнили вдруг, что сегодня воскресенье. Мы давно отвыкли от нормальных недельных графиков. У нас выходной назначает начальник, когда есть возможность (случается сие событие крайне редко, как правило, после совсем уж убойных операций), а календарь нам нужен только для того, чтобы не пропустить день получки и сдачу месячного отчёта по обстановке.

– У них выходной по пятницам, – сообщила компетентная Лиза. – Работать грех, все отдыхают и ходят в мечеть.

Чтобы не терять даром время, Васю послали на угол, к хлебному ларьку. Тут рядом, всё под контролем, если что – можно прикрыть из двух стволов. Наш Вася – воплощённая юность команды и лучший кандидат для такого рода поручений. У него лицо ребёнка, пушистые ресницы, взгляд втихаря писающего на дверь директорской пятиклассника и соответствующий рост. Местные практически всегда добросовестно заблуждаются по поводу его внешности и относятся к нему значительно лучше, чем к нормальным представителям подвида «оккупантус вульгарис». Лучше в том плане, что если у снайпера будет дилемма, в кого первого стрелять, сначала он завалит Петрушина (тут вообще без вариантов!), потом меня, затем Лизу и уже после всех – Васю. И потом как минимум два часа будет угрызаться муками совести, вполне искренне полагая, что шлёпнул какого-нибудь сироту – сына полка.

Поэтому он у нас всегда берёт еду на базарах, в ларьках и местных «лавашных». Если, допустим, отправить Петрушина, продавцы обычно просто прячутся куда-нибудь. Мне дают с лёгким завышением цен, к Лизе относятся с большим недоверием, женщина в форме – это нонсенс по здешним меркам. Васе всё продают дешевле, а порой могут дать в нагрузку что-нибудь вообще бесплатно. У чеченских женщин, при всей их тотальной ненависти к оккупантам, ничто не может отнять материнский инстинкт. Они просто видят в Васе ребёнка, чувствуют это на каком-то ментальном уровне…

Вася приволок стопку горячих чуреков и полкило хорошего белого лаваша[21] в целлофановом пакете.

– Почём? – поинтересовался Петрушин, снимая со стопки верхний чурек и тут же принимаясь аппетитно жевать.

– Так дали, – Вася горделиво приосанился. – Наверно, очко на нуль – спозаранку такой тип подвалил! Я говорю, не бойтесь, я не страшный, зачисток не будет, мир – дрючба и всё такое. Ну и дали…

– Гхм-кхм… Молоток, – похвалил Петрушин, зачем-то отворачиваясь в сторону. – Мы за тобой, как за каменной стеной…

Вскоре прибыла председатель женского комитета – Лейла Ахундова. Симпатичная дамочка лет тридцати, стройная, рыженькая (здесь вообще рыжих хватает), веснушчатая, с большущими глазами. Стильный кожаный плащ, итальянские сапожки, модельная шляпка. И пахнет хорошо, какой-то цивилизованной парфюмерией. У них тут, не в укор будь сказано, сельские дамы зачастую пахнут бараньим жиром и кислым молоком. Что едят, тем и пахнут. А эта явно не сельская. Лиза нам про неё кое-что рассказала. Имеет высшее образование, вдова, мужа убили тутошние моджахеды за то, что сотрудничал с администрацией. Теперь она является тайной любовницей одного крутого товарища из всё той же администрации, самостоятельно растит двоих детей и моджахедов сильно не любит. То есть можно рассчитывать на полезное сотрудничество.

Петрушин с Васей, как по команде, сразу подобрались, втянули животы, развернули плечи, спины выпрямили. Орлы! Женщину учуяли. Лиза для них не женщина, а просто соратник. Она у нас, хоть и худенькая, тоже ничего себе. Однако ввиду некоторых особенностей мировоззрения, продиктованных, по всей видимости, давней психической травмой, совсем близко дружить с ней никто не пытается. Опасно, знаете ли. Можно запросто остаться без… гхм-кхм… в общем, без мужского гонора. Короче, боевой товарищ, и всё тут, без разных глупостей.

А тут – дама. Пригожая. Приветливая на вид. Ага!

– Какие люди!

– Привет.

– Привет. Вы ко мне?

– К тебе. – Лиза представила нас: – Костя, Женя, Вася.

– Очень приятно. Лейла. Можно – Лиля. По делу или в гости?

– По делу.

– Ну, пошли…

Офис комитета представлял собой обычную двухкомнатную квартиру с простенькими обоями, привычными крестами пластыря на оконных стёклах и старозаветной конторской мебелью. Решёток на окнах не было – третий этаж, да и красть всё равно нечего, разве что допотопный компьютер да канцпринадлежности.

Немного пообщались по существу вопроса: Лиза в прошлый визит просила собрать всю доступную информацию по вдовам. На выполнение просьбы, вообще говоря, никто не рассчитывал: вдов в Чечне – немерено, в системе управления разброд и шатание, попробуй тут собери что-нибудь!

– Я отчасти выполнила твою просьбу, – доложила Лейла. – Вот списки, ознакомься.

Мы были в трансе. Просто удивительная по нынешним временам деловитость и обязательность! Лейла собрала списки по девяти сёлам, администрация которых активно сотрудничала с режимом.

– Неужели ездила во все эти сёла?

Ну нет, никуда она, разумеется, не ездила, а обратилась к некоему хорошему знакомому (!), и он обзвонил глав администраций, которых сумел достать. И те дали полный расклад по своим вдовам. Это такая местная особенность: у них тут главы администраций знают всех своих сельчан так, как будто это члены их семьи. Кто когда и где родился, в каком отряде воевал, у кого новая краденая тачка, кто втихаря, без разрешения местного амира, на трубу подсел и так далее. В общем, этакая милая семейственность. Приятно работать.

– Это ваша машина у подъезда? – спросила Лейла, подойдя к окну, у которого сидел Петрушин, по инерции разместившийся так, чтобы контролировать подступы к подъезду и нашу тачку.

– Наша, – мужественно сказал Петрушин, горделиво поворачиваясь профилем к даме (это он анфас свиреп, а в профиль вполне даже ничего – есть что-то человечье в этом ракурсе). – Это хорошая машина, надёжная. Я лично проверял.

– Если хотите, можем съездить куда-нибудь недалеко, – предложила Лейла. – Вас какой район интересует?

– Нас интересуют сёла, расположенные вокруг Сарпинского ущелья, – сказала Лиза.

– Почему именно эти сёла?

– Это наша зона контроля, – уклончиво ответила Лиза. – Да и вообще…

– Понятно, – кивнул Лейла. – Тогда предлагаю прокатиться в Толстой-Юрт. У меня там много знакомых, с главой хорошие отношения. Оттуда у нас самый подробный список.

Мы кратко посовещались, взвешивая целесообразность и степень риска, и пришли к выводу: можно. Толстой-Юрт тут рядышком, двадцать с небольшим километров от центра города на северо-восток, в хорошо контролируемой зоне. Север у нас, в принципе, вообще довольно спокойный. Кстати, видимо, по этой причине наши фигуранты и свили в Сарпинском ущелье своё гнёздышко. Надеялись, наверное, что всё внимание федералы сосредоточили на мятежном южном направлении и не станут искать врага у себя под носом. И правильно, в принципе, решили. Не случись нам встретиться с Зауром, наверняка в это дремучее ущелье никто и не полез бы.

– Ну что, едем?