Наша личная война Пучков Лев

– Едем, – решительно сказал Петрушин и после секундной паузы вдруг выдал нечто для него вообще невообразимое: – Гхм-кхм… С вами, сударыня, хоть на край света!

– Однако… – невольно вырвалось у меня.

– О! – изогнула бровки Лиза. – Я не ослышалась?

– Да ладно, чего вы? – Петрушин зарделся, как свежевыкрашенный пожарный щит. – Это комплимент, блин. Я же не совсем дикий, в прошлой жизни общался с приличными дамами.

– Спасибо, Женя. – Лейла взяла Лизу под руку и направилась к выходу. – Вы посидите, мы быстро…

Вернулись они минут через десять – наша комитетчица, оказывается, тут неподалёку проживает. Дамы сельскохозяйственно преобразились: обе были в каких-то бабушкиных плюшевых кацавейках, тёмных шерстяных платках, натянутых до самых глаз, и длиннющих чёрных юбках. Форму Лиза упаковала в пакет и сверху прикрыла газетой.

– Ну блин… – выразился Вася. – Ну вообще…

– В село едем, – пояснила Лейла. – Женщина в штанах – нехорошо. Там строго.

– Ну ты хоть пуговку на пузе расстегни, – посоветовал Вася Лизе.

– Зачем?

– Чтоб пистоль было удобнее доставать.

– А вы у нас на что?

– Да там всё спокойно, – обнадёжила Лейла. – Ничего доставать не придётся…

Для начала мы зарулили на рынок и основательно запаслись провиантом. По поводу возможного приглашения на обед в мирном Толстой-Юрте никто не обольщался. Какой, в задницу, обед! Стрелять не будут, и то хорошо. Мы тут давно, в курсе, что почём.

Всю дорогу наши головорезы неуклюже пытались ухаживать за новой дамой, наперебой развлекали её почти нормативными байками (ну разве что «блин» вставят для сочности слога, да редкое «е» – и то без исчерпывающей информационной поддержки) и вообще держались кавалерами.

– Что-то наши стервятники на павлинов стали похожи, – шепнула мне на ухо слегка взревновавшая Лиза (я сзади сидел, в «малиннике»). – Крылами машут, хвосты распустили…

– Есть маленько, – согласился я. – Этак и до самого интимного недолго. Ещё немного и… едой поделятся!

И точно! Всё-таки не зря я ем свой хлеб с тушёнкой, соображаю немного в отправных аспектах психпрогноза. Двух минут не прошло – Вася распахнул пакет с тёплыми ещё пирожками, уставился в его пахучие недра и на несколько секунд «его могучий череп посетила глубокая резкая морщина». Задумался, короче.

Для наших славных терминаторов еда – это некий культ околототемного типа. Они тратят колоссальное количество энергии, поэтому могут есть часто и подолгу. К еде относятся как к одному из основных условий выживания и, будьте уверены, с посторонним делиться ни за что не станут. Да что там с посторонним! Я для Васи едва ли не лучший друг и даже некоторым образом гуру, он порой слушает меня, открыв рот, а потом что-то строчит в своём тайном блокноте. Но когда мы покупаем на пару вкусно пахнущие пирожки, Вася обязательно спросит – и безо всяких приколов, на полном серьёзе:

– А ты точно хочешь? Ты ж вроде завтракал…

Нет, он не жадный – как и Петрушин, они оба готовы последним поделиться с товарищем, в том числе и нормой провианта, если совсем уж приспичит. Но вся еда, что добыта сверх нормы (трофей в их понимании) – это, извините, совсем другое дело…

В общем, Вася изучил содержимое пакета, набрал в грудь побольше воздуха, словно собрался через пропасть прыгнуть, и решительно обернулся к нашей провожатой:

– Эмм… Пирожок хочешь?

– Гхм… – у Петрушина, кажется, запершило в горле.

– О! – вырвалось у Лизы. – Ну… Нет, у меня просто слов нет.

– Буду. – Лейла, даже не догадываясь, какие вокруг разыгрываются страсти, спокойно взяла пирожок и повернулась к Лизе: – Это ты насчёт чего?

– Да так, о своём…

Толстой-Юрт – довольно приличное по размерам село, расположенное рядом с крупной дорожной развязкой. По этому поводу тут неподалёку торчит внушительный контрольно-пропускной пункт, усиленный целым РОПом (ротным опорным пунктом), и через село частенько шастают военные как на бронетехнике, так и по сугубо конфиденциальным личным нуждам. Так что появление здесь нашего заштатного «УАЗа» никакого ажиотажа не вызвало.

При въезде в село Лейла достала список и выдвинула следующее предложение:

– Давайте так. Мы с Лизой будем общаться, а вы сидите в машине и не выходите.

– Хм… – усомнился Вася. – Эмм…

– Так будет лучше, – заверила Лейла. – Когда за спиной будут трое с автоматами стоять, доверительной беседы не получится. Более того, нам просто могут дверь не открыть.

– Ну… Тогда во двор не заходить, – выставил условие Петрушин.

– Ну Женя, ты сказал! – возмутилась Лиза. – Беседовать на улице – это моветон, друг мой…

– Это такие хреновые манеры, – поспешил выразить компетентность Вася, адресуясь к Лейле. – Когда оно, типа того, ведёт себя как последний обалдуй.

– Потрясающе! – закатила глазки Лиза. – Феноменально!

– Да ладно… – засмущался Вася. – Это ж элементарно…

– Если в доме остались одни женщины, нас могут пригласить войти, – пояснила Лейла. – Если откажемся – по нашим обычаям это как раз будет тот самый моветон, только в квадрате.

– А как вас прикрывать? – насупился Петрушин. – Мы должны вас видеть…

– Женя! – потеряла терпение Лиза. – Я вооружена. В конце концов, у меня – рация. Если что, дам длинный тон.

– Ну, не знаю, – Петрушин в нерешительности почесал затылок. – В принципе, конечно… Но не нравится мне это.

– Короче, мы сюда работать приехали или от каждого угла шарахаться? – Лиза потыкала пальцем за окно. – Посмотри, здесь всё нормально. Мирное село, не видно, что ли?

Действительно, антураж вполне располагал к некоторой беспечности. Аккуратные усадьбы, за чистенькими покрашенными заборами ни одной развалины, нигде не видно следов от пуль и прочей убойной металлургии. В центре села официально торчит купол мечети, как бы надзирает за порядком и благочестием. Тихо вокруг, откуда-то доносится музыка, люди спокойно ходят. Неподалёку кучка ребятишек с деревянными автоматами и саблями в войнушку играют. Кто у них за «федералов» играет, а кто за «духов» – непонятно, но все одинаково используют автоматы и сабли в качестве дубинок.

– Ну, ладно, – махнул рукой Петрушин. – Только всё время держи ручку на рации. Если что – сразу тон, и тут же обе падаете. Годится?

– Годится, – Лиза облегчённо вздохнула. – Ну, поехали, благословясь…

И поехали. Всего в списке было шестнадцать адресов, а самих вдов – больше, в некоторых усадьбах проживали по две, а совсем в некоторых – и по три. Суровая статистика двух войн.

Кое-где управлялись совсем быстро: калитка распахнулась, показалось лицо, во все стороны глазами – шмыг! На лице – вопросительная враждебность, особое внимание на машину. Пять вопросов, три ответа, пара неопределённых пожиманий плечами – калитка захлопнулась. Кое-где задерживались подольше, в створе калитки возникало некое подобие диалога. В двух усадьбах пригласили войти. Мы нервничали, выжидая, Вася ёрзал как на иголках, Петрушин, как всегда, был флегматично мрачен. Однако всё обошлось. Когда список перевалил на второй десяток, мы уже привыкли к режиму работы и слегка расслабились. Было тихо, неких незримых агрессивных флюидов, о которых принято говорить в таких случаях, никто не ощущал.

По миновании двенадцатого адреса можно было заметить, что Елизавета наша всё больше впадает в задумчивость и морщит лобик.

– Товарищей в курс когда будем вводить? – намекнул я. – Как вообще успехи?

– Да так себе – пополам.

– В смысле?

– Какая-то нездоровая коммерческая активность у них тут. Надо будет потом уточнить.

– А конкретнее?

– Из двенадцати пять отсутствуют, – пояснила Лиза. – Якобы в Турцию уехали, за вещами на продажу. Характерно, что все пять – однообразно, в Турцию, а не ещё куда-то. Общаются неохотно, в детали вдаваться не желают. На простой вопрос о турагентстве никто ответить не может. Понятия, мол, не имеют, услугами какого турагентства эти отсутствующие вдовушки пользовались. Просто уехали, и всё тут. Отговариваются тем, что вдовы женщины самостоятельные, сами по себе гуляют, куда хотят, не докладываются.

– А по-моему, ничего особенного, – с минуту поразмышляв, сказал я. – Взрослые женщины, как-то крутятся, на жизнь зарабатывают… Вон как Лейла – сама себе хозяйка, куда хочет, туда и едет. Правильно?

– Не совсем, – покачала головой Лейла. – Если женщина живёт одна, тем более в городе – тогда правильно. Если же она живёт в семье погибшего мужа – а так зачастую и бывает, – тогда она во всём слушается главу этого рода и старших женщин. Отца мужа, мать мужа, старшую сестру. Решение об отправке вдовы в «челночный рейс» для поправки бюджета семьи принимается на семейном совете. Тут вольностей никто не потерпит. Потом: билеты, документы, оформление – обычно этим занимается кто-то из мужчин семьи, это не женское дело.

– А если мужиков нету? Такое ведь случается?

– Случается. Но там, где мы были, – везде есть мужчины.

– А при вашем появлении они все разом выходили во двор и строились в колонну по три, – мило пошутил Петрушин. – Чтобы вы могли полюбоваться на них и сделать вывод: мужики есть. Да?

– Нет, никто не выходил, – Лейла прыснула – видимо, представила себе, как бы могло выглядеть этакое непотребство.

– А тогда откуда инфо? – прицепился дотошный Вася.

– Откуда – что?

– Информация, – перевёл я. – Васе интересно, как вы определили, что мужики в наличии в каждом проверяемом адресе.

– Списки, – Лейла тряхнула в воздухе затянутыми в скоросшиватель листками. – Глава администрации дал полный состав семей.

– Ну, вообще! – признал Вася. – Ты тут в авторитете, да?

– Да не я, – поправила Лейла. – А знакомый, по просьбе которого давали информацию. Со мной бы никто и говорить не стал. Я женщина. Тем более – вдова. Человек второго сорта.

– Не говори глупостей, – в голосе Петрушина явственно звякнули рыцарские нотки. – Такая женщина… Гхм… Такая…

– Короче – погнали дальше, пусть полковник со всем этим разбирается, – прервал боевого брата Вася. – Давайте быстро добьём оставшихся и встанем где-нибудь в укрытии, пообедаем. А то уже и так весь распорядок мне поломали…

В четырнадцатом по списку адресе наших дам опять пригласили в усадьбу. Мы уже не нервничали, сидели спокойно и ждали.

Дамы слегка задерживались. Через приспущенные окна в салон машины проникал дивный аромат чего-то жареного и наверняка жутко вкусного. Обедать хотелось больше, чем жить. Вася поминутно глотал слюну и косился на пакеты с провиантом – того и гляди, бросится.

– Да что они там… – Петрушин нажал кнопку передачи и вопросительно кашлянул в рацию.

– Минутку, – раздался голос Лизы. – Всё в порядке, я сейчас…

Через минуту Лиза возникла в проёме калитки и зазывно помахала рукой. За спиной её маячил какой-то дед.

– Что за новости? – нахмурился Петрушин, раскрывая дверь «УАЗа».

– Нас обедать приглашают, – доложила Лиза, кивнув в сторону деда. – Хорошие люди.

– Да, давай, захады! – подтвердил дед, выходя на улицу – теперь оказалось, что он на костыле и с деревянной ногой. Инвалид, короче. Какой войны – непонятно.

– Исключено, – помотал головой Петрушин. – Обед у нас с собой. Зови Лилю, и поехали.

– Женя!

– Я сказал. Два адреса по-быстрому отработаем и встанем на обед. Ну?

– Жень, ты чего такой трудный?! – Лиза боевито подбоченилась и отставила ножку в сторону. – Думаешь, я совсем глупая, чтобы тащить вас куда попало? У них сын в местном ОМОНе служит. Они молятся каждый день, чтобы войска не вывели. Люди от чистого сердца приглашают!

– Гхм-кхм… – Вася усиленно двигал ноздрями, впитывая доносящийся из-за забора аппетитный запах чего-то такого жареного. А может, двух жареных. Или трёх… – Гхм… А может…

Петрушин покосился на Васю, покачал головой и обратился ко мне:

– Что думаешь?

– Думаю… – я посмотрел на Васю. Это он у нас штатный барометр, чует опасность за версту. Сейчас этот барометр был явно не в состоянии адекватно оценивать ситуацию – пищевые ароматы забивали всё напрочь. – Думаю, ситуация неоднозначна…

– Сто лет не пробовал нормального домашнего обеда, – пробормотал Вася, продолжая плотоядно шевелить ноздрями и задумчиво смотреть на забор. – Вроде мирно тут. Вон куры кудахчут…

Да, откуда-то из глубины двора квохтали куры. Вот корова мыкнула, лениво так, вопросительно, недовольная тем, что её потревожили. Наверное, сена засыпали… Всё здесь было как-то доброжелательно, отовсюду навевало этакой сельскохозяйственной пасторалью…

– Понятно… Сколько там мужиков? – уточнил готовый сдаться Петрушин.

– Половина! – Лиза уже была готова приступить к скандалу. – Что вас ещё интересует?

– Не понял? – нахмурился Петрушин. – В смысле – «половина»?

– Там целая банда. Вот этот дед-инвалид – полмужика, две старухи и молодуха – жена сына-омоновца, – Лиза презрительно оттопырила нижнюю губу. – Щас навалятся, скрутят нашего робкого предводителя и…

– Зачэм такой гаварыш, э? – укоризненно попенял Лизе дед, распахивая ворота. – Сам ты баньда! Давай, заизжай, зачэм улица стаиш? Там всё астываит! Такой бкусный жижиг-чорпа – сабсэм свежжий барян, такой чепелгаш – такой никогда не ел, да!

– Ыкх! – невольно икнул Вася.

– Урр! – автономно выразил отношение к ситуации Васин желудок.

– Ну, в принципе… – Петрушин почесал затылок. – Ну, если ненадолго…

– Короче – загоняйте машину, мойте руки, – закрепила победу Лиза. – Мы вас в зале ждём, там уже накрыли…

Мы загнали машину во двор, дед закрыл ворота и заковылял к дому. Двор почти полностью был забран под шифер, как здесь принято, повсюду белел чисто выскобленный деревянный настил. Дом был одноэтажный, невысокий и вообще выглядел довольно скромно: крашенный белилами кирпич, старенькие оконные рамы, жидко подновлённые голубенькой эмалью. Решёток на окнах не было – видно, что здесь люди живут без опаски.

– Иды суда, рукам мыт. – Дед принял у выскочившей на крыльцо молодухи махровый рушник и пошёл дальше. – Иды, это зыдэс…

Мы осмотрелись и последовали за дедом. За углом открывался широкий длинный проход между домом и сараем – этакий просторный коридор, в конце которого высился каменный летний сортир. К стене сарая был пришпандорен древний чугунный рукомойник с соском, под рукомойником – табурет, тазик, сверху – зеркало. Дверь сарая находилась рядом с рукомойником.

– Хорошо живут, – одобрил Вася. – Чисто. Нашим бы поучиться…

«Да, на обед они, конечно, зовут… но держат за людей второго сорта, – отвлечённо подумал я. – В доме должен быть нормальный умывальник, для белых людей, так нас туда не повели. Мол, и летним обойдутся, не баре…»

– Сарай, – отметил Петрушин, беря здоровенный кус хозяйственного мыла из подставки и принимаясь мыть руки. – А что у нас в сарае?

– Скатын там, – ответил дед.

– Мму-у-уу! – лениво подтвердила из сарая корова.

– Понятно, – кивнул Петрушин. – Млеко, курки, яйки?

– Яйки нэт. Сичас такой пириуд – курица нэ хочит работат! – Дед повесил полотенце на крючок и заковылял к углу. – Давай, мойса, патом дом иды. Сартир хочиш – пряма хады.

– Ага! – Предприимчивый Вася сделал шаг по направлению к сортиру и…

В этот момент из близ расположенного окна на боковой стороне дома послышался приглушённый женский вскрик. И тотчас же в карманах у нас тихонько пискнул тон радиостанции. Но не длинный.

– Падай, – флегматично буркнул Петрушин, неуловимым движением переводя висевший за спиной «ВАЛ» в положение «для стрельбы стоя» и разворачиваясь к дому.

– Угу, – выдохнул Вася, хватая меня за воротник и резко дёргая назад, к углу дома.

«Дзинь-тресь-трах-тарарах!!!» – Петрушин чудовищным прыжком преодолел отделявшее его от стены дома расстояние и, слегка присев, прыгнул ещё раз – как-то боком, не по-человечьи, всей своей массой обрушиваясь на оконный переплёт. И исчез в оконном проёме, совместно с переставшим существовать окном.

– Мегар ду! – хрипло заорал дед, успевший скрыться за углом.

Это я рассказываю долго, а на самом деле всё длилось считаные мгновения. Я только рот успел разинуть, чтобы спросить – а что, собственно, происходит?!

В следующую секунду Вася отточенной подсечкой свалил меня на пол, а сам кульбитом ушёл влево и распластался рядом с углом.

«Та-та-та-та-та-та-та…» – пулемёт в закрытом пространстве двора громыхал, как гаубица на полигоне. Точнее, как много гаубиц и подряд. Типа трёх артдивизионов, лупивших со скоростью десять гаубиц в секунду. Представляете, что это за дрянь такая?

От мирной жизни до сейчас минуло немногим более трёх секунд, я даже испугаться толком не успел и теперь просто лежал на дощатом настиле, наблюдая за чудесным явлением, которого до сего момента ни разу в жизни не видел.

Дверь сарая вдруг обзавелась неким прихотливым дизайнерским изыском: ровной стёжкой плюющихся щепой отверстий. Стёжка, двигавшаяся справа налево, в мгновение ока проштопала дверь на уровне живота и попёрла дальше, перфорируя стену под умывальником. Стена дома ответно сплёвывала крупные куски кирпича, приправленные богатой рыжей пылью.

«Крак!» – верхняя половина двери сарая, не выдержав эстетических излишеств невидимого дизайнера, рухнула во двор, обнажив ровное прямоугольное отверстие.

– Нате!!! – рявкнул Вася, меча в образовавшийся проём ребристое «яичко» гранаты «Ф-1». – Морду в пол, башку прикрой, пасть разинь!

Это, видимо, мне. Как раз в этот момент стёжка на стене сарая добралась до угла и остановилась – пулемёт смолк. Я дисциплинированно выполнил команду. Во дворе стало тихо, только в ушах отчаянно звенело…

«Бу-бух!!!» – в сарае мощно громыхнуло, нижняя половина двери прыгнула во двор и больно приземлилась мне на спину.

– А-аааа!!! – раздался изнутри сарая нечеловеческий вопль, полный страдания и дикой боли. – Аааоооуууу!!!

– Спину держи! – крикнул Вася, с низкого старта бросаясь к дверному проёму.

– А-а-аааа!!!

Это мне? Точно, мне. Держу. Я со всей быстротой, на какую был способен, вскочил и устремился за Васей, на ходу изготавливая оружие к бою.

«Тр-р-р» – деловито стрекотнул Васин «ВАЛ». – «Тр-р-р».

Вопль прекратился. Я осторожно заглянул в проём.

В сарае было скверно. За дверью валялись два тела, у одного мелко дёргались ступни ног. Рядом лежал «ПК» с коробкой на сто патронов и выпавшая из приёмника пустая лента. За вывороченной перегородкой надрывно умирала корова, суча копытами и пуская пробоинами в брюшине струйки пара. Мне почему-то неуместно вспомнилась долина гейзеров на Камчатке – по телевизору смотрел, ещё в мирной жизни.

– Вот бляди! – огорчённо высказался Вася, добивая корову выстрелом в голову. – Сгубили животину…

– Как? – спросила Васина рация голосом Петрушина.

– Два «двухсотых», – ответил Вася. – Чисто. У тебя как?

– Норма, – буркнул Петрушин. – Деда исполнили?

– Нет, – сказал Вася. – Как-то недосуг было.

– И хорошо, что не до сук, – похвалил Петрушин. – Допросим. А то у меня тут с получением инфо – туган. Берите его, тащите сюда.

Увы, дед во дворе отсутствовал. Совсем. Распахнутая настежь калитка жалобно поскрипывала. Выглянули на улицу – пусто.

– Вот пидер старый, – покачал головой Вася, закрывая калитку. – Всех на…бал. Пошли…

В доме была примерно та же картина, но без коровы и со звуковым сопровождением.

На полу, в зале, мирно покоились два трупа, подплывающие кровью. Рядом лежали обычные «АКС». В углу сидели на коленях две старухи и молодуха, все синхронно выли в голос, азартно стукая головами об пол. Молодуха вдобавок энергично рвала на себе волосы. Точнее, не на всей себе, а конкретно на голове. Да, прав был Петрушин. Знакомая картина, допрашивать такую публику – себе дороже.

Лиза деловито обрабатывала йодом длинный порез на шее Лейлы. Лейла была бледной, как многократно стиранный солдатский подворотничок, и часто дышала, гневно раздувая ноздри.

Петрушин, морщась от дамских воплей, сосал свежеизодранный кулак и с интересом рассматривал трофейный кинжал. Лицо нашего терминатора было малость иссечено осколками стекла, из порезов текла кровь, на что он совершенно не обращал внимания.

– Дед свалил, – доложил Вася. – На костыле, а шустрый такой…

– Ну и хрен с ним, – констатировал Петрушин. – Обойдёмся.

– И-и-ииии!!! – выли дамы в углу. – Ии-уууу!!!

– Сусанин-герой! – Вася похлопал Лизу по плечу. – Куда ты завёл нас, не видно ни зги! Идите вперёд, не… мозги!

– Ну, убейте меня теперь! – покаянно согласилась Лиза. – Ну, виновата… Но кто ж знал?

– Ты как? – участливо обратился Вася к Лейле.

– Он схватил меня за грудь, – презрительно прищурившись, сообщила наша проводница. – Как будто нельзя было как-то по-другому схватить!

– Не вопрос, – джентльменски засопел Вася. – Жека?

– Да запросто. – Петрушин взял кинжал лезвием вверх и шагнул к трупам. – Щас отрежем эту поганую руку. По-моему, вот этот, справа…

– Ва-а-ааааа!!! – дружно сменили тон три дамы в углу. – Нэ трож, он сабсэм мортвий!!! Ва-а-ааааа!!!

– В смысле – «отрежем»? – удивлённо вскинула брови Лейла. – Что значит – «отрежем»?

– Шутят, – успокоила Лиза. – Это у них такие весёлые шутки. После боя.

– Ну, шутим так шутим, – Петрушин спрятал кинжал в «разгрузку» и объявил дамам в углу: – Мы не будем у вас обедать. Вы неправильно понимаете законы гостеприимства.

– Что это вообще было? – запоздало спохватился Вася, с грустью рассматривая останки обеда на полу (стол опрокинули в процессе общения). – Кому-то не понравилась наша прогулка по вдовы? Или так, случайно нарвались?

– Кому-то не понравилась наша прогулка, и мы случайно нарвались, – объединил тему Петрушин. – Потом разберёмся, на досуге. А сейчас – валим отсюда. Дед может подмогу вызвать…

Глава 9

Рыжая Соня

Как только стало более-менее светло, мы прогрели двигатель и поехали в Челуши. Теперь было как-то без разницы – даже если заметят, что мы выезжаем из ущелья, нам уже ничего не страшно. Нет базы, нечего утаивать. Всё равно сюда придётся гнать машины, чтобы забрать тела для похорон.

В Челушах у нас живут два информатора. Хотя это громко сказано – информаторы, просто какая-то дальняя родня тейпа Дадашевых. Дадашев – фамилия Аюба. Довольно большой и богатый тейп, у них в Москве солидный бизнес. Аюба сначала, ещё до войны, тоже взяли в Москву, но он там с ходу так накуролесил, что пришлось ему потом в горах полгода отсиживаться. Не приспособлен он для мирной жизни.

Так вот, дальняя родня, не дальняя, а люди надёжные. Всегда примут по-царски и помогут, чем могут.

Приехали мы к одним, поговорили. Ничего конкретного они не сказали, только сообщили, что позавчера утром в ущелье была стрельба и взрывы. А потом, примерно в обед, через село проезжала колонна. Ехали со стороны ущелья, не таясь. Остановились на десять минут возле усадьбы главы администрации, потом отправились дальше.

Вот так, значит… А мы в это время как раз отдыхали и чёрт знает чем занимались.

– Я к тебе не заезжал, – предупредил Аюб главу семейства. – Что бы ни случилось – не было меня, и всё. И вообще, ты меня не знаешь.

– Мог бы и не говорить, – усмехнулся глава семейства. – А то мы не знаем, чем ты занимаешься и в каких отношениях с этими стукачами!

Это он клан Бекмурзаевых имел в виду.

Поехали к другим родственникам. Там нам улыбнулась удача. Оказывается, их мальчишки, чтобы поглазеть на оккупантов, полезли на крышу. Дом находится неподалёку от усадьбы Бекмурзаевых (фамилия главы администрации), и с крыши хорошо видны подступы к их двору.

В общем, мальчишки видели, что федералы, после недолгих переговоров, передали Бекмурзаевым какого-то человека.

– Это был совсем старый дед, – сообщил допущенный в гостиную Беслан – паренёк лет двенадцати. – Седой весь, с бородой…

– Дед? – Аюб аж подпрыгнул на месте. – А как ты его сумел рассмотреть?

– Он в бинокль смотрел, – пояснил глава рода – пожилой богатырь Ваха. – У нас морской бинокль есть, двенадцатикратный. Очень хороший бинокль!

– Значит, говоришь – дед? – уточнил Аюб.

– Да, дед, – подтвердил Беслан, гордый тем, что к нему на равных обращается такой прославленный абрек. – Совсем старый. Бинты у него были на голове. Раненый, наверно. Он лежал на бронетранспортёре, на броне, в одеяло закутанный.

– Это был БРДМ, – поправил Ваха. – Я не видел того деда, но на улицу выходил, когда колонна проезжала. Там не было бронетранспортёров, только один БРДМ.

– А он точно живой был, не труп? – забеспокоился Аюб. – Как ты понял, что он живой?

– Он шевелился, – сказал Беслан. – Я видел. И Махмуд, собака, с ним разговаривал.

– Не смей так говорить про старших! – одёрнул распоясавшегося юнца глава рода. – Ты что себе позволяешь?

– Но он же предатель, – потупился Беслан. – Всё село знает!

– Всё равно не смей. Мал ещё такие вещи говорить про старших.

– Ладно, не буду…

– Здорово! – искренне обрадовался Аюб и подмигнул мне. – Видишь, не так уж всё плохо.

– И этот дед до сих пор в усадьбе Бекмурзаевых? – спросила я.

Ваха покосился на меня, с сомнением погладил бороду – не поправить ли наглую женщину, влезшую в разговор мужчин?

– Ну что, что? – бестактно поторопил его Аюб. – Не знаешь?

– Мы не следим за их усадьбой, – пожал плечами Ваха. – Но никто не видел, чтобы того деда куда-то вывозили. Наверно, он у них и лежит.

– Ну, спасибо, обрадовали. – Аюб от удовольствия потёр ладони и, вспомнив что-то, обратился к Вахе: – Кстати, а ты мне никогда не говорил, что служил на флоте.

– А я и не служил, – Ваха удивился. – С чего ты взял? Я поваром в стройбате был.

– А кто служил?

– Никто не служил. С чего ты взял?

– А морской бинокль?

– А, бинокль… Ну, это ещё в первую войну. Это ущелье обороняли. Одного морпеха убили, бинокль забрали. Так это давно было…

– Давай, звони Алдату, – сказал мне Аюб.

– Ты уверен?

Аюб на несколько секунд задумался. Алдат – связной государственного комитета обороны Маджлисуль Шура (далее – просто ГКО). Это личная связь Деда, и только он имел право ею пользоваться. Имя мы знали, потому что Дед, когда хотел что-то передать или связаться с кем-то из Большой Восьмёрки (члены ГКО), называл связного – Алдат.

– Но ты же у нас преемница… И у нас просто нет другого выхода. Давай, звони.

Я взяла из кейса особую трубку Деда – массивный тяжёлый телефон в контейнере из микропористой резины, открыла таблицу и набрала первый сверху номер.

– Прачечная, – сразу же ответил молодой мужской голос – по-русски.

– Мне нужен кто-то из Восьмерых, – сказала я, опустив приветствие.

– Всем нужен кто-то из Восьмерых, – голос хмыкнул и перешёл на чеченский. – Ты кто?

– Моё имя тебе ничего не скажет. Но у меня экстренная ситуация. Срочно нужна связь.

– Подтвердись, – потребовал голос.

Я назвала один из восьми кодов доступа – они тоже были в заглавной части таблицы.

Страницы: «« « ... 678910111213 » »»