Пляжный клуб Хильдебранд Элин
– Ты же не хочешь в Айову, – напомнил Мак.
– Почему же, хочу. – Вообще-то она не соврала. Ради того, чтобы выйти за Мака, она готова была поехать куда угодно. Ей вспомнилось, как прозябает мать. Двадцать восемь лет одиночества в окружении христианских календарей. Марибель такая жизнь не улыбалась.
– Мне нравится Нантакет, – сказал Мак. – Здесь я счастлив.
– Значит, продаешь ферму? – спросила Марибель. – Ты на что-то решился?
– Нет, – ответил Мак, и ей стало неловко: уж очень растерянный был у него вид. Мак промокнул хлебной коркой свою тарелку и спросил: – А зачем мне решать прямо сейчас?
– Потому что тебе уже тридцать лет. И тебе пора бы иметь деньги и статус. Неужели не чувствуешь, что созрел для перемен?
– Возможно.
Марибель протянула руку, коснулась его ладони. Он ей доверял, знал, что она не о себе одной печется.
– Поговори с Биллом о процентах. Если он откажет, поедем в Айову.
Мак взял пустую тарелку, отнес ее к раковине. Включил воду, выключил, снова включил. Налил стакан воды и медленно выпил. Марибель хотелось закричать. Постоянно он заставляет ее ждать!
– Мне надо подумать, – проронил Мак.
– Тебе не кажется, что пора уже перейти на новую ступень? Получать столько, сколько ты заслуживаешь?
– Даже так? – удивился Мак.
– Ну ладно, все, – сдалась Марибель.
Стоя у окна в гостиной, Марибель провожала Мака взглядом. Тот сел в джип и уехал. «Будь увереннее в себе, – мысленно внушала ему она. – И сделай мне предложение!»
Джем Крендалл, приехавший на собеседование в «Пляжный клуб» – он претендовал на место коридорного, – не мог избавиться от впечатления, что все происходящее с ним – просто кино. Пляж, океан и главный герой по имени Мак с крепким рукопожатием, загаром яхтсмена, заявивший: «А не перейти ли нам в павильон?» В павильон! Вы подумайте! Джему никогда в жизни не доводилось проходить собеседование в павильоне, не говоря уж о том, что Нантакет – поистине райское место.
Павильон оказался крытой террасой с синими креслами в стиле адирондак, откуда открывался прекрасный вид на океан.
– Похоже на крылечко, – заметил Джем, усаживаясь поудобнее.
– Ну и как тебе, нравится здесь? – поинтересовался Мак. Он сидел спиной к воде, облокотившись о перила, и смотрел на Джема. Тот не сводил взгляда с лодыжки Мака, что покачивалась взад-вперед, будто маятник гипнотизера. На нем были простые парусиновые туфли без носков.
– Да тут охренительная роскошь! – ляпнул Джем сгоряча. Да что ж такое? И что еще за словечки на собеседовании? – Простите за мой французский, – пробормотал он. – Вырвалось.
– Понимаю, – ответил Мак и что-то нацарапал в планшете. Наверное, он пишет: «Плебейские манеры, негоден к работе», подумал Джем и попробовал выпрямиться в кресле, но не удалось – уж слишком покатая была спинка.
– Извините, – произнес Джем.
Мак кинул взгляд на дорогие спортивные часы. Он будто сошел с рекламного проспекта модной одежды: темно-синий хлопковый свитер, брюки хаки и жилет от Хелли Хансена на флисовой подкладке. Джем тем временем безуспешно пытался отвести взгляд от покачивающейся лодыжки Мака.
– Итак, ты хочешь работать коридорным, – резюмировал Мак. – У меня к тебе два вопроса. Сколько ты намерен здесь пробыть и решен ли вопрос с жильем?
Джем собрался с мыслями. На факультативе по карьерному росту в колледже Уильяма и Мэри их учили, что главное на собеседовании – говорить правду, а не то, что, на твой взгляд, хочет услышать интервьюер.
– Могу пробыть здесь до конца сезона, – ответил Джем. – Я окончил колледж с неделю назад.
– А где учился? – спросил Мак.
– В колледже Уильяма и Мэри.
– Хорошо, так значит, выпускник. У тебя нет на осень контрактов?
– Нет, пока я ничего никому не обещал.
– Чем планируешь заняться?
Джем безуспешно попробовал распрямиться в кресле.
– Поеду в Калифорнию. Хочу стать агентом.
Агентом. Впервые он произнес эти слова вслух. Получилось недурно. «Хочу стать агентом». Джем боялся рассказывать о своих планах родным, потому они впали бы в ступор уже при слове «Лос-Анджелес». Стали бы возражать, что это слишком далеко от дома. Родители жили в Фоллз-Черч, и склад ума у них был вполне себе провинциальный. Чтобы понять, где находится Нантакет, им пришлось бы вытаскивать карту.
– Агентом? – переспросил Мак.
– Да, – ответил Джем. У него саднило ноги, и он подозревал, что в носки забился песок. Он посмотрел на голую лодыжку Мака и усилием воли отвел глаза. – Актерским агентом.
– Ты играешь в театре?
– Актер из меня посредственный. Правда, довелось в колледже побыть фотомоделью. И еще мой портрет напечатали в ежемесячнике – Мистер Ноябрь.
Мистер Ноябрь. Красивая была фотография. Джем сидел в джинсах на деревянной ограде в Уильямсберге. Правда, сейчас это прозвучало как-то дико. То, что казалось нормальным в колледже, не всегда адекватно переносится в другую, взрослую жизнь. Кто его за язык тянул? Лучше все же держать рот на замке и говорить только когда спрашивают.
Мак плотно сжал губы, словно пряча улыбку.
– А что с жильем?
– Мне есть, где жить, – ответил Джем. Он снял комнату через тетушку одного университетского приятеля. У нее был дом на Норт-Либерти-стрит. Неплохая комната, только кухней пользоваться запретили. Джем спросил хозяйку, как ему питаться, и та ответила, что обычно у нее живут те, кто приехал работать в ресторане. Отец Джема имел собственное заведение в Фоллз-Черч, бар в английском стиле под названием «Тюремная башня». И если бы он хотел таскать подносы, так можно было вообще никуда не уезжать. – Комната неплохая, – добавил он, – но с кухней проблема, а мне еще надо скопить денег на билет до Калифорнии. – Он вновь выпрямился. – Было бы здорово, если б удалось где-то питаться бесплатно. Я вообще-то мечтаю завести подружку, которая любит готовить.
– Да ну! Моя обалденно готовит, – сообщил Мак. – И смотри, в кого я превратился. – Он похлопал себя по животу.
Джем вежливо улыбнулся.
– А ты рукастый? – поинтересовался Мак. – Сможешь сменить лампочку, справиться с будильником? Знаешь, что такое распределительный щиток? Если вдруг позвонит гость и скажет, что у него свет погас, с пробками справишься?
– Наверное. Лампочку сменю и будильник на нужное время поставлю. И с предохранителями приходилось заниматься.
– Ты удивишься, но очень многие не способны даже просто установить будильник, – поделился Мак.
– Ну, это не про меня, – поспешил заверить Джем. – В колледже-то я как-то выжил. – И засмеялся.
Мак что-то записал в блокнот.
– Надеюсь, не проспишь, – пробормотал он. – Коридорный должен быть на работе ровно в восемь.
– То есть я принят?
– Мне нужен человек на три дневные смены и три ночные. Один день будет выходной. Рассиживаться без дела не удастся. Будешь убирать номера вместе с горничными после очередного гостя, подносить багаж. А когда у тебя выпадет свободная минутка, я буду давать тебе другие задания. Все по мелочи, бытовое. Полить цветы, отдраить тренажерный зал, подмести битые ракушки на парковке. И еще твоя помощь понадобится при подготовке к открытию. Начинаем сегодня и будем работать вплоть до Дня памяти павших, с восьми до четырех все дни, кроме воскресенья. Десять баксов в час плюс чаевые. Ну, устраивает работенка?
Чаевые. Отель мирового уровня на пляже, сулящий кучу полезных знакомств. Джем готов был расцеловать этого парня.
– Конечно!
Мак протянул руку, и Джем крепко пожал ее, как человек, который слов на ветер не бросает.
– Ты принят, – подытожил Мак. – Добро пожаловать в «Нантакетский пляжный клуб и отель». Твой напарник – Ванс Роббинс. Он здесь уже двенадцать лет. Столько же, сколько я. Ванс покажет тебе, что да как. Приходи завтра в восемь.
Джем вскочил с места.
– Приду! – Наверное, в его голосе прозвучала излишняя готовность, но он был очень взволнован. Получил работу и предстоящее лето проведет на острове. Скорее бы поделиться радостью с родителями. Только сначала надо отыскать продуктовую лавку и купить хлеба, баночку арахисового масла и уповать, что на трапезу не сбегутся муравьи.
Мак проводил его до выхода.
– Тогда до завтра.
– А это все ваше? – спросил Джем. Пролетавшая мимо чайка уронила на асфальт ракушку и, спланировав на землю, принялась клевать ее содержимое.
– Нет, – ответил Мак, зябко оправляя жилет.
– А-а, – протянул Джем, – просто здесь очень роскошно.
– Охренительно роскошно, – уточнил Мак. – В самую точку.
Вансу Роббинсу, здоровяку ростом в шесть футов с лишком, двадцать второго марта исполнилось тридцать, как, собственно, и Маку. Они не отличались ни по росту, ни по возрасту.
– Прямо близнецы, – как-то раз опрометчиво сказала Марибель.
Прежде всего Ванс был черным, а Мак – белым. К тому же Ванс был коридорным, а Мак – менеджером.
Вот уже двенадцать лет Ванс люто ненавидел Мака. Двенадцать лет назад Ванс окончил школу и перед поступлением в университет нашел летнюю подработку – хозяин «Пляжного клуба» предложил ему должность менеджера. По телефону они обо всем договорились, и Билл должен был встретить Ванса на пристани. Но тут влез Мак. По стечению обстоятельств этот проныра оказался на берегу чуть раньше, он был того же возраста и роста, и Билл отвез его в отель вместо Ванса. Лишь час спустя Билл вернулся на пристань и подобрал Ванса, но Мак уже втерся в доверие. Билл утверждал, что у Мака больше опыта, поскольку он работал на ферме. На ферме! Каждый раз, возвращаясь по весне в «Пляжный клуб», Ванс при виде Мака понимал, какая пропасть лежит между ними. Ванс – черная овца, второсортный недотепа, который сошел с парома на тридцать секунд позже. Мальчик на побегушках.
– Эй, Ванс! Рад тебя видеть, старик! Как провел зиму? – Вот он, Мак, тут как тут, хлопает Ванса по спине, трясет ему руку. Мак провел ладонью по гладкому черепу Ванса. – Обрился наголо? Слушай, круто! Тебе идет. У тебя такой вид, ну не знаю, устрашающий.
– Спасибо, – проговорил Ванс, не в силах сдержать улыбки. Он ожидал, что Мак скажет, мол, в «Пляжном клубе» запрещено ходить с бритой головой. Опомнившись, Ванс попытался изобразить злобный оскал, но не тут-то было. Так продолжалось из года в год. Всю зиму он взращивал в себе ненависть к Маку, но приезжал по весне, встречал обидчика, – и тот разоружал его приветливостью. Волей-неволей ненависть отходила на второй план.
– Как прошла зима? – спросил Мак. – Как Таиланд? Нашел себе даму сердца?
– А то! – ответил Ванс и опять не сумел сдержать улыбки. Когда он вспоминал пляж на острове Самуи, вечера в проворных руках массажистки, хорошенькой тайской девушки с черной копной струящихся волос, его так и подмывало поделиться подробностями. Сам-то Мак, как известно, провел зиму на этой унылой скале. – Таиланд – вещь. Я снял бунгало на берегу, шесть баксов за ночь, – сказал он, кивком указав на отель. – Ближе к воде, чем одиннадцатый номер, и в сто раз дешевле. Массаж до глубокой ночи. Каждый день банановые блинчики и рыба-гриль.
К ним приблизился курчавый чернявенький паренек с лопатой в руке.
– Похоже на рай, – сказал он. – Вы в Калифорнии были?
– В Таиланде, – ответили Мак с Вансом одновременно. Их голоса слились в один. Ванс покачал головой.
– В Таиланде, – повторил он уже соло. В груди всколыхнулась ядовитая ненависть. Ванс кинул в рот две таблетки средства от несварения. Летом, когда встречи с Маком были неизбежны, Ванс поглощал их горстями.
– Ванс, знакомься, это Джем. Вчера вышел на работу. Джем, это – Ванс Роббинс, старший коридорный.
Ванс кинул на парня пристальный взгляд, с хрустом разжевывая мел. Мордашка смазливая. Наверное, впечатлительный. Такие легко попадают под влияние.
– Джем, как из книжки «Убить пересмешника»? – поинтересовался Ванс.
Джем кивнул.
– Не все способны уловить эту параллель.
Ванс протянул руку.
– Рад знакомству, – сказал он.
Мак снова провел ладонями по голове Ванса.
– Как же я соскучился, старина. А ты даже открытку не черкнул. Почему?
Ванса передернуло. Что от него хочет? Неужели он ни черта не понимает?
Ванс с Джемом на пару принялись разгребать песок. Солнце сияло, на небе ни облачка, становилось тепло. Вансу нравилась работа до начала сезона и по его закрытии, как-то оно было честнее. Честнее и спокойнее. В Таиланде он занялся бегом, делал отжимания и качал пресс. Днем обязательно плавал. Он раздался в плечах, стали сильнее руки. Однажды летом он начистит Маку рыло, отметелит для профилактики. Пусть знает, что нечего было вот так, с ходу, занимать хорошее место.
Ванс с Джемом мирно работали вместе; Джем лишь раз поднял глаза и обратился к нему с вопросом:
– Слушай, а нам тут не полагается обед? Я голодный как волк.
Ванс взглянул на часы. Десять тридцать утра.
– Бывает, босс подкинет сандвичей. Ну, Билл Эллиотт, наш хозяин. Ты с ним еще не знаком?
– Нет.
– Не забывай, что не Мак здесь главный, а Билл.
– Так что, Билл купит нам сандвичи? – не унимался Джем.
– Иногда покупает, если хорошо попотеем с утреца, – ответил Ванс. – Но не каждый день.
– А завтрак здесь подают?
– Континентальный завтрак с восьми тридцати до десяти. В твои обязанности входит накрывать на стол и убирать. Конечно, когда ты в дневную смену. А Мак что, не сказал?
Ванс был недоволен. Мак всегда взваливал на его плечи обязанность объяснять новым работникам, что к чему в этом заведении и какие у них обязанности. Бывало, новенькие даже сердились – думали, Ванс пытается спихнуть на них свою работу. Однако с Джемом было по-другому. Тот просиял:
– Нет, про завтрак он мне ничего не говорил. Это ж здорово!
Тут кто-то обратился к Вансу по имени, и на пляж выбежала Марибель в шортах, в спортивном красном топе и с ветровкой, повязанной вокруг талии. Ее светлые волосы были стянуты в пучок на затылке. Девушка бросилась Вансу на шею и чмокнула его в щечку. Какую бы ненависть ни испытывал Ванс к Маку, он беспомощно таял рядом с Марибель.
– Красив как бог! – проворковала та. – Такой экзотичный. Обожаю бритых наголо мужчин! Ты напоминаешь мне Майкла Джордана. Ну и как там Таиланд?
– Отлично. – Ванс никак не мог взять в толк, что же Марибель в нем нашла. Каждый раз, когда она с ним заговаривала, он терял дар речи.
– Ты в превосходной форме. Считай, все девчонки твои.
Ванс стиснул черенок лопаты в надежде, что Марибель увидит, как перекатываются мышцы на предплечье, и в тайне порадовался, что снял рубашку. Впрочем, он не успел ничего ответить: в разговор встрял Джем:
– Привет. Мы еще не знакомы. Я – Джем Крендалл.
– Джем? – Марибель потрясла руку Джема, и у Ванса холодок по спине пробежал. Джем тоже был без рубашки, и на лице его сияла неотразимая улыбка во все тридцать два зуба. – Джем, как в книжке «Убить пересмешника»?
– Так точно, – ответил Джем. – Мало кто замечает. Вот Ванс, кстати, заметил.
Марибель повернулась к Вансу.
– Еще бы! Ванс – наш литературный гений.
Ванс пожал плечами. Марибель так сказала, потому что он отучился в университете Фэрли Дикинсона, специализировался на американской литературе и однажды написал рассказ под названием «Под откос», который напечатали в одном малоизвестном журнале.
– А я – Марибель Кокс. Подружка Мака. – Она сделала паузу, чтобы новый знакомый переварил полученную информацию. В подтексте это звучало так: «Я очень важная персона, потому что я девушка Мака».
– Марибель работает в библиотеке, – пояснил Ванс.
– Тогда неудивительно, что она знает толк в книгах, – проронил Джем.
– Ты сегодня первый день?
– Ага, – ответил Джем. Он оперся о черенок лопаты и скрестил руки. – И уже заставили копать.
Марибель снова повернулась к Вансу:
– Знаете что, парни, загляните-ка сегодня на ужин. Я курочку поджарю, приготовлю настоящий французский картофель-фри, как ты любишь.
– Я не смогу, – отрезал Ванс. У него было собственное правило на этот счет: никаких внеслужебных контактов с Маком.
– А я бы пришел, – с готовностью вызвался Джем.
Марибель не обратила на него внимания.
– Тогда, может, на следующей неделе, – сказала она. – А Мак здесь?
– Поищи во дворе, – ответил Ванс. – Или в офисе. Наверное, в кабинете Билла.
– Хорошо, – ответила Марибель, коснувшись руки Ванса. Под его кожей эффектно перекатывались мышцы. – Рада была повидаться. – И пошла в сторону отеля. – Приятно познакомиться, Джем! – добавила она, уходя.
Когда девушка скрылась из виду, Джем прокомментировал:
– Горячая штучка. Да еще и готовит!
– Занята, – буркнул Ванс. По тому, как он это сказал, могло показаться, что он оберегает Мака, хотя на самом деле Ванс хотел напомнить Джему Пересмешнику, что если уж ему самому Марибель не по зубам, то какому-то новенькому уж точно.
Лав О’Доннел приехала на остров на быстроходном пароме. Май был в самом разгаре, а с задернутого мрачной пеленой неба сыпал мелкий дождик. Лав зябко куталась в флисовую куртку. Хотелось стоять, повернувшись к морским брызгам, и смотреть, как паром приближается к острову. Кстати говоря, сложно было понять, что за капельки она чувствовала на своем лице – то ли дождь, то ли вообще мелкую водяную пыль тумана; остров был плотно скрыт из виду практически до самой пристани. Потом впереди мелькнул красный луч маяка Брант-Пойнт, за ним показались крытые серой черепицей здания города и белый шпиль протестантской церкви, которую она видела на фотографиях. «Пляжный клуб», где ей предстояло работать, размещался чуть западнее, а коттедж, который она сняла на сезон, находился в срединной части острова – там, где обитали местные.
Лав была не из тех людей, кто легко срывается с места, и эта поездка могла считаться самым импульсивным ее поступком. Последние семь лет она прожила в Аспене, где работала редактором популярного журнала, пока не повстречала Билла Эллиотта.
Это случилось в тренажерном зале. Они лежали на соседних матах и качали пресс. Лав украдкой поглядывала на Билла в зеркало, чем, собственно, занимались все в тренажерных залах Аспена: рассматривали представителей противоположного пола. Особенно Лав. С тех пор, как ей исполнилось сорок, она с увлечением искала человека, от которого могла бы зачать.
Она улыбнулась Биллу в зеркало и сказала, указав на тренажер:
– Я иногда сомневаюсь, что от них есть какой-то прок.
– Во всяком случае, помогают сохранить форму, – усмехнулся Билл.
Лав сделала еще два жима и проговорила:
– Вы здесь живете? В Аспене?
– Приезжаю сюда на зиму, – ответил Билл. – А вы?
– Я местная, – сказала Лав. – А где обитаете летом?
– В Нантакете. – Билл закончил упражнения и встал. Лав тоже поднялась и направилась вслед за ним к тренажеру для ходьбы. Этот мужчина прекрасно подходил на роль отца ее ребенка, Лав хотела иметь малыша, но не мужа.
– Чем занимаетесь в Нантакете? – поинтересовалась она, забивая свой вес – ровнехонько сто фунтов, – в панель управления лестничного тренажера.
– Мы с супругой держим отель, – ответил Билл.
– А-а, так вы женаты, – произнесла Лав. Ничего страшного. За семь лет в Аспене Лав прекрасно уяснила: женатики часто помышляют об интрижке.
– Да. У меня восемнадцатилетняя дочь, заканчивает школу.
Лав забралась на степпер и принялась работать ногами. Ей очень понравилось, что у Билла уже есть ребенок. Приезжий, раз. Репродуктивная система в порядке. Плюс собственный бизнес. Лав мысленно пробежалась по списку, привычно осматриваясь. Повсюду ей мерещились беременные женщины. Но тут у многих имелся животик. Некоторые будущие мамочки тягали отвесы. И сколько еще вокруг таких, у кого пока еще ничего не заметно. У Лав были знакомые, которые в свои тридцать-сорок лет только завели семью. За последние полтора года Лав прошла убойный курс подготовки к материнству: от галет семь злаков до колясок повышенной проходимости с надувными шинами. Повсюду: в тренажерном зале и на прогулке, – встречались ей женщины с круглыми тугими животами. Желание стать матерью мучило ее как голод, болезненный и неутолимый. Разменяв четвертый десяток, она не могла думать ни о чем другом. Лав хотела ребенка. Плоть от плоти, кровиночку, привязанную к ней до конца жизни. В Аспене существовало общество под названием «Сознательные матери-одиночки». Лав видела рекламные проспекты в магазине здорового питания. Обязательно надо будет присоединиться, когда ее усилия увенчаются успехом.
В конце тренировки она улыбнулась Биллу и сказала:
– Вы в хорошей форме.
Билл подмигнул:
– Следую советам врача заниматься спортом и не пренебрегать супружескими обязанностями. Помогает поддерживать тонус!
Надежды Лав сдулись. Ее не коробило, если мужчина признавался, что он женат, но говорить о своей интимной жизни – это табу. Она попыталась скрыть разочарование. И тут, уже по пути к выходу, Билл предложил Лав угостить ее чем-нибудь в баре, где подавали исключительно соки. Лав потягивала через соломинку морковно-малиновый сок, а Билл рассказывал о своем нантакетском отеле.
– Поначалу там был пляж, что-то вроде клуба, открылся он в двадцать четвертом. Джентльмены в шелковых костюмах и цилиндрах, дамы с зонтиками от солнца, четыреста деревянных раздевалок. В пятьдесят втором пляж выкупил мой отец. Двадцать лет назад он отошел от дел, а я построил на территории пляжа гостиничные номера.
– Увлекательно, – кивнула Лав. – Давно мечтала побывать в Новой Англии.
– Ну что ж, тогда у меня к вам предложение, – проговорил Билл.
Лав вся подобралась, словно перед броском.
– Какое?
– Не хотите приехать ко мне летом поработать? Ищу человека на полную ставку за стойку администратора. Отель вам понравится, клянусь.
Лав был знаком этот тон, она слышала его постоянно. Он пытается назначить ей свидание вслепую. Может, не такая уж и плохая идея. Уехать на лето из Аспена и вернуться осенью уже будущей матерью.
Она допила сок, облизнула зубы, чтобы очистить их от малиновых косточек, и ответила:
– Вообще-то у меня уже есть работа. Но я подумаю.
Каждый раз, когда они встречались в тренажерном зале, Билл предлагал ей работу.
– Ну что вы пропустите за эти полгода? – вопрошал он. – Вам трудно с кем-то расстаться?
Лав покоробила такая постановка вопроса. Он ведь наверняка успел догадаться, что у нее здесь никого нет. Очень многие в ее положении, спортивные одинокие дамы Аспена, заводят для компании собак. А у нее – аллергия на шерсть.
– Нет, – ответила она.
– Послушайте, – не отступал Билл. – Очень скоро я отойду от дел, и от моего желания или нежелания тут ничего не зависит. Но я хотел бы хорошо провести это лето. Буду рад, если вы согласитесь у нас поработать.
Его синюшные ладони дрожали, и кожа была серовата на вид, несмотря на обилие упражнений. При этом он жадно ловил ее взгляд, словно верил, что она действительно может стать отличным администратором. И вот в начале апреля, когда до закрытия горных склонов оставалось всего ничего, Лав согласилась. Ну что ж, значит, лето на пляже. Лето на Нантакете.
Взвыла сирена парома. Она на месте.
Лав О’Доннел, женщина организованная, обзавелась тремя картами и от корки до корки прочитала книгу «Винтажный Нантакет». Она сошла на берег и подхватила свой нехитрый багаж: дорожную сумку и верный горный велосипед «Кэннондейл». Океанский воздух по обыкновению пах солью и рыбой. Главное, чего она не ожидала – так это божественного, бесподобного изобилия кислорода. Как здесь здорово!
За рулем такси сидела худая длинная девушка с крашеными черными волосами и кольцом в носу, а в каждом ухе было штук по восемь сережек.
– Куда едем?
– Хупер-Фарм-роуд. Но сначала я хотела бы посмотреть окрестности, если вы не против. Как вас зовут?
– Трейси. И я не экскурсовод.
– Вы здесь живете, на острове? – спросила Лав.
Девушка обернулась, бросила взгляд на выстроившуюся позади очередь такси. Закинула велосипед Лав в багажник своего универсала, прыгнула за руль и, дождавшись, когда пассажирка заберется в салон, отъехала от тротуара.
– Я здесь только на лето, – ответила она.
– Вы первый раз здесь? – поинтересовалась Лав.
Трейси кивнула. Они не спеша ехали по мощенной булыжником Мейн-стрит.
– Я тоже, – призналась Лав. Ее голос дрожал и срывался в такт подпрыгивающей на колдобинах машине. – А вы знаете, что этот булыжник завезли сюда первые поселенцы? Они использовали его как балласт на кораблях.
Трейси не ответила. Лав смотрела в окно и читала названия магазинов и ресторанов. Винный магазин Мюррея, кафе «Эспрессо», аптека Конгдона, книжная лавка Митчелла. Вскоре они доехали до кирпичного здания с величественными белыми колоннами. Национальный тихоокеанский банк.
Лав постучала пальцами по стеклу.
– Он называется Тихоокеанским, потому что китобойные суда плыли отсюда до Тихого океана, чтобы охотиться на китов. До самого мыса Горна. Бывало, их возвращения ждали по пять лет. Зато они привозили деньги. Так что Тихий оказался кормильцем.
– Да вы прям ходячая энциклопедия, – буркнула Трейси.
Лав словно не заметила сарказма. Не хотелось портить первое впечатление от острова. Она принялась изучать карту.
– Давайте доедем до самого верха Мейн-стрит.
Они проползли мимо Ходвен-Хауса, который Лав планировала посетить в ближайшие дни.
– Там, на самом верху белого дворца, есть танцевальный зал. Его специально построили с откидной крышей, чтобы можно было танцевать под звездами.
– Правда? – удивилась Трейси. Замедлила ход. – То есть у него крыша снимается?
– Какая романтичная задумка – танцевать под звездами, – проронила Лав. Откинувшись в кресле, она продолжила: – Трейси, я должна вам кое в чем признаться. Я приехала на остров, чтобы завести ребенка.
– Ого, дамочка, придержите коней. Это уже перебор, – сказала Трейси. – Если хотите болтать про историю, пожалуйста, я на ком-нибудь потом потренируюсь, но умоляю, не надо делиться личными проблемами. Мне за это не платят.
Лав рассмеялась:
– У каждого, кто приезжал на Нантакет, была своя цель, своя причина. Кто-то охотился на китов, кто-то спасался от религиозных гонений. Моя цель – забеременеть, и я сообщаю вам об этом умышленно. Теперь мне невольно придется ответить за свои слова.
– Ну, передо мной вы отчитываться не обязаны.
– Вам не сложно взглянуть мне в лицо? – попросила Лав.
– Что? – не поняла Трейси.
– Вы не могли бы обернуться и посмотреть на меня?
Трейси медленно обернулась.
– Я приехала сюда, чтобы завести ребенка, – повторила Лав. – И я его заведу.
– И что, я теперь должна сказать «аминь»?
– Нет. Достаточно того, что вы видели и слышали.
Лав сверилась с картой.
– Поехали на Олд-Милл, – скомандовала она. – Я знаю дорогу.
На следующий день Лав нацепила ролики и помчалась в «Пляжный клуб». На стремянке у фонарного столба стоял симпатичный молодой блондин и что-то закручивал. Лав, очертив дугу, подкатила к нему.
– Я – Лав О’Доннел, – произнесла она. – А вы Мак?
– Он самый. – Молодой человек ввернул лампочку в фонарь, тихонько постучал по нему. – Надеюсь, будет работать.