Короткие пьесы Ансельм Людмила
Мать. Кто тебя научил говорить неправду? (Пауза.) А если они все-таки узнают, что ты веришь в Бога, тебя могут выгнать из комсомола…
Дочь. Я их не боюсь…
Мать. А вот я боюсь… Всю жизнь боялась за себя, а теперь и за тебя боюсь… Как ты стала такой храброй?
Дочь. Бабушка говорила, что у каждого человека есть ангел-хранитель… Он меня спасет… Надо только верить в Бога…
Мать. Твой дедушка, верил в Бога, но тот его не спас…
Пауза.
Дочь. Мама, расскажи мне о дедушке…
Мать. Позже…
Дочь. Почему позже, я хочу сейчас… Кто был твой отец?
Мать. Ты все прекрасно знаешь… Я родилась и выросла в селе… Мой отец был в этом селе учителем…
Дочь. Это неправда! Он был священником!
Мать. Замолчи! Он был учитель!
Дочь. Сама никогда не говоришь правды… Спрашиваешь, кто меня научил лгать? Ты! Ты меня научила!
Мать. Молчи! Грубиянка! (Бьет дочь по спине.) Не смей так со мной разговаривать! Я твоя мать! Ты ничего не понимаешь!
Дочь (обидевшись). Почему ты меня ударила?
Мать. Потому что не понимаешь, чего я натерпелась в этой жизни! Что мне пришлось пережить…
Дочь (громко). Но я сказала правду… Твой отец был священником!
Мать (испуганно). Тише! Как ты узнала?
Дочь. Мне бабушка сказала…
Мать. Я так и знала… Значит, я была права, когда запретила тебе с бабушкой встречаться…
Дочь. А мы все равно встречались… Иногда… Я любила бабушку… Она была хорошая…
Мать. Я не догадывалась, что вы встречались.
Пауза.
Дочь (громко). Ты о многом не догадывалась… Я давно уже знала, что твой отец был священником, но никому не рассказывала…
Мать. Тихо! Господи, всю жизнь боялась, что кто-нибудь узнает, что я дочь священника! Уехала из своего села в город… Больше всего боялась, что ты узнаешь и расскажешь кому-нибудь…
Дочь. Мама, что случилось с моим дедушкой?
Мать. Если бы я знала, что с ним случилось!
Пауза.
Дочь. Мама, я хочу знать… Я никому не скажу…
Мать. Хорошо… Мне тогда было лет тринадцать, как тебе… Был вечер… Мне не хотелось идти спать, я спряталась за кресло… Вдруг раздался стук в дверь… Отец пошел открывать дверь… В комнату вошли трое…
Дочь. Кто трое?
Мать. Милиция, НКВД, КГБ, не знаю… Сказали, что заберут отца ненадолго, им надо с ним побеседовать… Отец ушел с ними почти раздетый… Я схватила со стола кусок хлеба, папину куртку и побежала за ними… Я боялась, что не догоню их, бежала и кричала, задыхаясь: «Папа! Папа! Погодите!» Они остановились… Помню, как отец взял хлеб и куртку, молча взглянул на меня и перекрестил на прощание… Больше я его не видела…
Дочь. Почему его арестовали?
Мать. Сказали, за то, что священник… Приговор был десять лет без права переписки… Потом мы узнали, что это означало расстрел… Всех священников арестовывали, не его одного…
Дочь. Мама, я не понимаю, почему арестовывали священников?
Мать. Потому что Ленин сказал: «Религия – опиум для народа». Из его слов получалось, что священники обманывали народ…
Дочь. Вы не пробовали узнать, что случилось с дедушкой?
Мать. Конечно нет… Это было опасно… Постарались спрятаться, затаиться, поэтому переехали в Москву…
Дочь. Мама, хорошо, что ты, наконец, рассказала о дедушке… Видишь, я умею хранить тайны…
Мать. Теперь вижу…
Дочь. Почему ты боялась рассказать мне всю правду?
Мать. Ты могла бы проболтаться кому-нибудь… Если бы КГБ стало известно, что я дочь священника, меня бы не приняли в медицинский институт…
Дочь. Как не приняли?
Мать. После революции в Советском Союзе дети священников и дворян не имели права получать высшее образование… Такой был закон при Сталине… Я смогла поступить в медицинский институт, когда началась война…
Дочь. Я не понимаю, как тебе удалось скрыть, что твой отец священник… ведь в паспортах пишут, кем были родители…
Мать (оглядываясь по сторонам). Тихо! Соседи могут услышать… (Почти шепотом.) Я сожгла свой паспорт, а в милиции сказала, что у меня его украли… Получила новый, там в графе происхождение мне написали, что я из служащих… Я им сказала, что мой отец был учителем…
Дочь. Ты ничего не рассказала бабушке о паспорте?
Мать. Конечно нет… Это была моя тайна… Никому об этом не говорила, боялась, что меня могут выгнать из Института… а я всегда мечтала быть врачом… (Пауза.) Теперь ты поняла, почему я боялась за себя, а теперь боюсь за твое будущее? Запомни, твой дедушка был сельским учителем…
Дочь. Да, поняла…
Мать. Повтори.
Дочь. Мой дедушка был учителем…
Мать. Где он был учителем?
Дочь. В каком-то маленьком селе, название не помню…
Мать. Когда будешь вступать в комсомол, могут спросить, веришь ли ты в Бога?
Дочь. Мама, обычно комсомольцам таких вопросов не задают…
Мать. А вдруг спросят… Ты должна быть готова… Ты веришь в Бога? Отвечай…
Дочь. Я не верю в Бога…
Мать. Правильно… Катя, запомни, ты должна говорить и делать то, что делают другие, старайся не выделяться… Я научилась так жить, прилаживаться к другим, соглашаться со всеми, никогда не спорить о политике… Поняла?
Дочь. Мама, ты любишь Сталина?
Мать (тихо). Катя, к чему такой вопрос? Ты действительно интересуешься, как я отношусь к нему?
Дочь. Я знаю, как ты к нему относишься… Мне интересно, как ты будешь отвечать… если спросят…
Мать (громко и отчетливо). Я люблю товарища Сталина! Товарищ Сталин – наша гордость, наша слава, наш отец родной… Да здравствует товарищ Сталин!
Пауза.
Дочь. Звучит слишком фальшиво. Тебе не поверят.
Мать (тихо). Неважно… Надеюсь, в конце концов, ты поняла, почему мы вынуждены лгать?
Дочь. Чтобы выжить…
Мать. Молодец!
Пауза.
Дочь. Мама, но бабушка всегда говорила, что лжецы и обманщики попадут в ад… Бог их не любит…
Мать (крестит дочь и целует ее лоб). Бог простит тебя… Ложь во спасение – Святая Ложь.
ЗАНАВЕС.
Три подруги
Действующие лица:
Ирина – эмигрантка из Москвы, пятьдесят пять лет.
Маша – эмигрантка из России, пятьдесят пять лет.
Ольга – эмигрантка из Вологды, шестьдесят лет.
Сцена
Типичная двухкомнатная квартира в Бруклине, которую снимают три подруги Ирина, Маша и Ольга. Они приехали в Америку из России нелегально, через фирмы и устроились на работу помощницами к старикам и бебиситтерами к детям. Они хотят легализоваться в Америке и получить грин-карты, но для этого им нужно выйти замуж за граждан Америки. В свободное от работы время они занимаются поисками мужей. Ольга спит на диване. Маша приходит с работы и видит на полу разбросанные Ольгой вещи, хватает их и бросает на спящую Ольгу.
Ольга (просыпается и сбрасывает одежду на пол). Ты что? Ты чего расшвырялась? А человек устал… Мы в свободной стране, могу я поспать, когда хочу? Человек в пять утра встает, причем каждый день, а она будит его…
Маша. А кто тебя просит так рано вставать? Поднимайся, как мы с Ириной, в семь, будешь высыпаться.
Ольга. Ты что, забыла?
Маша. Брось это занятие – прогулки по пляжу, пустое. Все равно никого не найдешь.
Ольга. А вот и не пустое! Мне уже примелькался один старичок. Всегда сидит на одной и той же скамейке. Я ему все рукой махала, когда шла мимо. А вчера подсела к нему, и мы поговорили.
Маша. И как же вы говорили? Хай, бай?
Ольга. Нет, не только. У него мать из Польши. Он знает несколько слов по-польски – дзенкую, сгинела, несгинела… Я их тоже знаю. То, что я не понимаю, он рисует палочкой на песке. Вчера нарисовал дом. Только я не поняла, приглашает он меня в свой дом или нет. (Вздыхает.) Трудно в чужой стране без языка.
Маша. А где твоя подружка? Она обещала учить нас английскому.
Ольга. Скоро придет.
Маша. Вместо того чтобы с нами заниматься, она сама целыми вечерами болтает по телефону.
Ольга. Она с кем-то познакомилась, вот и разговаривает. Имеет право. Ей тоже муж нужен.
Маша выбегает в другую комнату и возвращается с газетой для объявлений.
Маша. Погляди, где Ирина ищет себе мужа.
Ольга. Что это?
Маша. Газета объявлений.
Ольга. Надо же! Прочти что-нибудь, что там пишут?
Маша. «Мужчина ищет женщину. Билл Клинтон ищет Монику. Ищу юную соучастницу преступления».
Ольга. Какого преступления?
Маша. Не понимаешь? Ищет такой же секс как у Клинтона с Моникой.
Ольга. Это надо же, какой изобретательный! Нет, мне это не подходит. Я люблю романтику… Почитай что-нибудь про закаты…
Маша. Тут ничего про закаты нет. Хотя вот, пожалуйста. «Люблю гулять по берегу океана»…
Ольга. Давай – давай, что там дальше?
Маша. Это тебе тоже не подходит.
Ольга. Почему?
Маша. Мужчина ищет мужчину… К черту эту газету.
Ольга. Нет, прочти еще что-нибудь… Ирина там кого-то нашла, и мы найдем.
Входит усталая Ирина, опускается на стул.
Ирина. Добрый вечер. Мне никто не звонил?
Маша. При мне – никто.
Ольга. Устала?
Ирина. Устала. У меня клиенты такие требовательные – почисти здесь, помой окно. Объясняю, русским языком, я не обязана это делать, не понимают…
Ольга. Да откажись от этих требовательных.
Ирина. А деньги? Кто будет каждый месяц высылать переводы моей дочери в Москву. Иначе там не прожить.
Ольга. И моему сыну не прожить без моих денег.
Маша. А вот мне никому высылать денег не надо.
Ольга. А мужу в Россию?
Маша. Перетопчется.
Ирина. Сама говорила, ему ничего не платят.
Маша. Не платят.
Ольга. И ты не хочешь ему помочь?
Маша. Значит, не заслужил.
Ирина. Почему?
Маша. А я вам, разве не рассказывала? У меня с ним одна история приключилась.
Ольга. Нет. Ничего не знаем. Расскажи…
Ирина. Только все по порядку.
Маша. Если по порядку… Когда началась «перестройка» и нам, учителям, перестали платить зарплату, я и говорю своему. «Надо что-то делать». В это время как раз образовались разные фирмы – посылали людей в Америку на бебиситтерство. Я и говорю своему. «Поеду в Америку… Что толку здесь сидеть без работы и без денег».
Ольга. А он?
Маша. «Поезжай», – говорит. Что он может еще сказать?
Ольга. Поддержал твое начинание, значит…
Маша. Но прежде, чем поехать, фирме нужно было внести задаток, остальное они уже гребли в Америке. Задаток-то ни больше ни меньше – триста долларов. Да еще на билет надо было набрать. Вот и крутись, как знаешь. Мы решили прежде подкопить денег, стали выращивать свиней, кроликов… чего только ни делали.
Ирина. А муж тебе помогал?
Маша. А то как же, трудился как вол…
Ольга. Вот видишь…
Маша. Уж больно хотелось ему послать меня в Америку…
Ольга. А ты не хочешь ему помочь?
Маша. Слушайте дальше… Я и сама работала на шести работах, где чего-нибудь платили. Наскребли мы этих самых долларов, заплатили задаток фирме… И вот поехала я работать в семью, где было пятеро детей, причем один грудничок. Прилетела я в Нью-Йорк, встретила меня эта самая фирма, засадили в автобус, дали три доллара мелочью и номер телефона. Сказали только, до какой остановки ехать… Если не встретят, звонить по этому номеру. Хозяина, к которому я ехала, звали Игорь…
Ольга. А ты разве, знала тогда, как звонить по американскому телефону?
Маша. Нет, конечно. Я тогда не знала ни слова по-английски. Приехала я на мою остановку – темнота, холод, ни души. Сижу на скамейке и бренчу этой мелочью в кармане, погибать, думаю, так с музыкой… Час так сижу, второй на излете… Вижу, где-то мелькнули фары… Я сорвалась со своей скамейки, выскочила на дорогу, машу руками, кричу… Машина подъезжает, останавливается и из окна, кто-то высовывает голову и говорит на чисто русском языке. «Я – Игорь». Я как кинулась к нему, чуть не задушила.
Ольга. Да, хлебнули мы всякого, на первых порах, когда сюда попали. Я ведь тоже приехала через фирму.
Маша. Вы слушайте… Отработала я год у Игоря, расплатилась с фирмой, подкопила денег и собираюсь ехать домой… Мы так с мужем договорились – год отработаю и вернусь. Я с ним перезванивалась раз в месяц. Он мне каждый раз повторяет. «Я так за тобой скучаю, так скучаю…» И вдруг говорит. «Может быть, еще годик поработаешь? Но я так соскучился…» И вдруг в наш разговор врезается голос телефонистки: «Не верьте ему, все врет. Вы еще и улететь не успели, как он привез на квартиру свою сотрудницу Галину. Она в ваших вещах по всему поселку щеголяет». Я так и застыла с трубкой в руке и слышу, как он кричит: «Не верь, не верь ты ей! Она все врет из зависти…»
Ольга. Это надо же! А ты что?
Маша. Грохнулась на пол, потом два дня проплакала и решила: «Найду себе другого мужа».
Ирина (насмешливо). Нашла?
Ольга (участливо). Да где его найдешь? Они тут не валяются…
Маша. То-то и оно. Вот он, значит, живет с этой Галиной, а я время от времени звоню приятельнице. Она мне все доносит: вот их видели там, видели здесь, то она в моей шубе, то в моей шапке… А о моих трико и колготках, думаю, и говорить нечего, все, наверное, переносила. Я по телефону рассказываю, что, мол, поселилась в доме с бассейном. Туда ездила, сюда… А все мои путешествия – прогулки в воскресный день до Даунтауна и обратно. Фотографии шлю: то я в одном костюме, то в другом, то с машиной, то без… Около бассейна снималась… В общем, погибаю, но не сдаюсь.
Ольга. Ирина, вот с кого нам надо брать пример.
Ирина. Да, Маша – молодец! Ничего не скажешь…
Маша. Не перебивайте… А у них там «перестройка» в разгаре… Зарплату стали выдавать колбасой – они с Галчонком работали на мясокомбинате. Ему две палки колбасы и ей две палки. Что хочешь, то и делай. Наелись они этой колбасой, съели всех наших свинок, кроликов. А когда работу потеряли – есть нечего, делать нечего – стали между собой ссориться. И вот приходит мой благоверный к моей приятельнице, с которой я перезваниваюсь, и рассказывает о своем житье-бытье, говорит, что прогнал Галину и хотел бы со мною поговорить, хочет, мол, приехать в Америку…
Ольга. Замечательно, приглашай его сюда.
Маша. Ну, нет, не все сразу. Пускай немного помучается… Не звоню, выдерживаю характер.
Ольга. Смотри, пока ты характер выдерживаешь, он опять кого-нибудь подцепит.
Телефонный звонок. Ирина вскакивает, хватает трубку.
Ирина. Это меня. Хай, Джек! Файн! (Уходит разговаривать по телефону в другую комнату.)
Маша (берет параллельную трубку подмигивает Ольге). Потренируемся в английском…
Ольга (понизив голос). Ну, что там?
Маша. Здороваются. Спрашивает, сколько ему лет.
Ольга. Волнуется насчет возраста.
Маша. Теперь какой у него рост. Он очень высокий… Спрашивает ее сколько в фунте сантиметров.
Ольга. Зачем?
Маша. Она ему свой рост в сантиметрах сказала. Говорит, что любит гулять.
Ольга. Так, и она тоже любит.
Маша. Музыку любит.
Ольга. Вот здорово, наверное, культурный… Что еще?
Маша. Она предлагает встретиться в этот викенд.
Ольга. Во, молодец… Быка за рога… А он что?
Маша. Не может… занят…
Ольга. О чем они говорят?
Маша. Погоди… Он спрашивает, как часто она принимает душ…
Ольга. Зачем?
Маша. Что она одевает, когда ложится спать…
Ольга. Ну и дела! Почему она кричит?
Слышно, как Ирина повышает голос до крика.
Маша. Почему, почему? Про нас говорят…
Ольга. Что говорят?
Маша. Одна соседка ничего, а другая придурковатая… Болтливая очень…
Маша быстро кладет телефонную трубку. Входит взволнованная и злая Ирина.
Ирина. Вы что, подслушивали?
Ольга. Ни в коем разе… Я бы все равно ничего не поняла.
Ирина. Из-за вас я не договорила… Он понял, что кто-то нас подслушивает, и бросил трубку.
Маша. Да брось ты! Он положил трубку, потому что понял, что ты против…
Ирина. Против чего?
Маша. Эх ты! Ничего не поняла? Против секса…
Ирина. Какого секса?
Маша. Секса по телефону…
Ольга. Какого-какого? Что это такое?
Маша. Телефонный секс это, когда ты разговаривая по телефону, занимаешься этим делом… И приятно, и безопасно.
Ольга. В первый раз слышу. По-моему, у нас там, в Москве, такого секса не было.
Маша. Не знаю, как у вас в Москве, а в нашем поселке телефонов-то раз-два и обчелся, только у больших начальников, и один на почте.
Ирина. Он ничего такого не говорил. Как ты можешь это доказать?
Маша. Намекал… Он тебе говорил: я сейчас лежу на кровати, принял душ…
Ирина. Говорил.
Маша. Что тебе еще надо? Какие еще доказательства?
Ирина. Это еще ничего не значит.
Маша. Значит… Мне мои приятельницы про этот телефонный секс объясняли и предупреждали… В Америке такое бывает.
Ирина. Как-то не верится…
Маша. Почему ты так кричала?
Ирина. Он спрашивал, что я одеваю на ночь. А потом стал объяснять, как называются по-английски разные места…
Ольга. Какие еще места?
Ирина. Для секса. Я начала на него кричать, а он сказал, что просто хотел мне помочь.
Маша. А я что говорю?
Ольга. Девочки, что же получается, сколько людей, столько сексов?
Ирина. Без хорошего английского в этом деле не разобраться.
Ольга. Надо же! Как американцы до этого додумались?
Маша. А сексуальная революция на что? «Либерте, егалите, сексуалите!»
Читать бесплатно другие книги:
