Пирамиды Пратчетт Терри
— Зачем?
— Спроси что-нибудь полегче. Похоже, считают, что черепаха может убежать.
— От стрелы?
— Нет, правда. Ужасно странно. Побудь здесь. Если там не опасно, я свистну.
— А если опасно?
— Заору.
Теппик вновь вскарабкался по песчаному склону, отряхнулся как мог и, выпрямившись в полный рост, замахал шапкой маленькому сборищу. Стрела тут же выбила шапку у него из рук.
— Уф! — произнес толстяк. — Извините!
Он поспешно бросился по утоптанному песку к тому месту, где стоял Теппик, разглядывая оцарапанную руку.
— Просто держал… — объяснил толстяк, задыхаясь. — Не знал, что заряжен. Тысячу извинений. Представляю, что вы обо мне подумали…
Теппик глубоко вдохнул.
— Меня зовут Зенон, — толстяк никак не мог отдышаться. — Ты не ранен? Там должны быть предупредительные знаки, я уверен. Ты пришел из пустыни? Наверное, пить хочешь? Тебя мучит жажда? А кто ты такой? Ты не видел там, наверху, черепаху? До чего же шустрые, носятся, как молнии, просто не углядишь за негодницами!
Теппик выдохнул.
— Черепахи? — переспросил он. — Ты имеешь в виду этих, ну, похожих на камни с лапками?
— Именно, именно, — поспешно ответил Зенон. — Только отвлечешься и — вжик!
— Вжик? — снова переспросил Теппик.
Он знал черепах. В Древнем Царстве их было предостаточно. Называть их можно было по-всякому: вегетарианками, символами долготерпения, мудрости и даже изворотливыми и неуемными сексуальными маньячками. Но шустрыми, быстроногими — никогда! Слово «быстрый» ассоциировалось с черепахой именно потому, что кем-кем, но такой она точно не была.
— Ты уверен? — уточнил Теппик.
— Самое быстроногое животное на всем белом свете — обыкновенная черепаха, — заявил Зенон, но тут же смилостивился, и на лице его мелькнула улыбка. — С точки зрения логики, — добавил он[24].
Высокий кивнул Теппику.
— Не обращай на него внимания, мальчик, — хмыкнул он. — Мой друг еще не поправился после несчастного случая, который произошел с ним на прошлой неделе.
— Но черепаха все-таки обогнала зайца, — рявкнул Зенон, набычившись.
— Заяц был мертвый, Зенон, — терпеливо промолвил высокий. — Ты же сам подстрелил его.
— Я целился в черепаху. Понимаешь, приходится проводить два эксперимента одновременно, экономить крайне драгоценное время исследователя, пользуемся любой возможностью…
Разглагольствуя, Зенон во все стороны размахивал луком, на котором лежала новая стрела.
— Прости, — перебил его Теппик. — Ты не мог бы на минутку опустить лук? Я и мой друг проделали слишком долгий путь, чтобы в конце концов нас просто подстрелили.
«Эта парочка кажется безобидной», — подумал он и даже сам поверил в это.
Теппик свистнул. Птраси появилась из-за дюны, ведя за собой Верблюдка. Теппик сильно сомневался, чтобы ее костюм предполагал наличие хоть каких-то карманов, однако ей каким-то образом удалось подправить макияж, подвести глаза и расчесаться. Она шла, волнообразно раскачиваясь, как змея пред броском, словно решила поразить чужестранцев всей силой своего обаяния. В свободной руке она что-то несла.
— Она нашла черепаху! — воскликнул Зенон. — Прекрасно!
Рептилия молниеносно спряталась в панцирь. Птраси бросила на Зенона испепеляющий взгляд.
Во всем мире у нее, пожалуй, только и было, что она сама, и поэтому ей вовсе не хотелось, чтобы ее приветствовали исключительно как бесплатное приложение к черепахообразным.
— Знаешь что, Зенон, — со вздохом промолвил высокий, — мне все-таки кажется, ты здорово прогадал с этой своей затеей, с этими стрелами, черепахами…
Толстячок сверкнул глазами.
— А твоя главная беда, Ибид, — фыркнул он, — в том, что ты, черт побери, считаешь себя главным авторитетом во всем.
Боги Древнего Царства пробуждались.
Вера — это сила. Разумеется, довольно слабая сила по сравнению с силой тяжести — когда дело доходит до передвижения гор, последняя неизменно одерживает верх. Но все же вера имеет силу, и ныне, когда Древнее Царство замкнулось на самом себе и свободно парило в отрыве от остальной вселенной, все больше удаляясь от того общепризнанного порядка вещей, который несколько помпезно зовется реальностью, сила веры дала о себе знать.
Ибо народ Джелибейби верил в своих богов целых семь тысяч лет.
Сегодня боги существовали въяве. Полный набор богов.
И мало-помалу обитатели Древнего Царства стали понимать, что, к примеру, Ват, Песьеглавый Бог Сумерек, куда симпатичнее, когда он изображен на глиняном горшке, чем когда, выпрямившись во весь свой семидесятифутовый рост, грозно порыкивая и смердя, бредет по улицам неверной походкой.
Диос сидел в тронном зале с золотой маской на коленях и пристально глядел в сумрачное никуда. Столпившаяся у двери кучка младших жрецов наконец набралась мужества и приблизилась к нему — так трепеща приближаются к рычащему льву. Пожалуй, увидев любимых богов во плоти, жрецы встревожились больше, чем кто-либо; отчасти это напоминало неожиданное явление ревизора.
Один лишь Куми держался чуть в стороне от прочих. Он напряженно думал. Странные, необычные мысли теснились на еще не проторенных мозговых извилинах, двигаясь в совершенно немыслимых направлениях. Куми хотел поглядеть, куда они его заведут.
— О Диос, — пробормотал верховный жрец Кета, Ибисоглавого Бога Справедливости, — каковы же веления царя? Боги бродят по стране, затевают драки и разрушают жилища, о Диос. Где же царь? Чего он от нас хочет?
— Ага, — подтвердил верховный жрец Скарабея, Движителя Солнечного Шара. Но, почувствовав, что этого явно недостаточно, добавил: — Ваше преосвященство, должно быть, наметили, что ход светила утратил плавность, поскольку все Боги Солнца борются за него, и, — он расшаркался, — благословенный Скарабей предпринял стратегическое отступление, совершив, м-м, незапланированную посадку в городе Хорт. Несколько зданий пострадало.
— Воистину так, — произнес верховный жрец Тпру, Возничего Солнца. — Ибо все мы знаем, что мой повелитель — это подлинный бог…
Голос его вдруг пресекся.
Диос дрожал всем телом, медленно раскачиваясь и глядя перед собой невидящим бессмысленным взором. Он с такой силой вцепился в маску, что отпечатки его пальцев остались на золотой поверхности; губы беззвучно произносили слова Обряда Второго Часа, который свершался в это время на протяжении вот уже многих тысяч лет.
— Похоже на шок, — заметил один из жрецов. — Он всегда был человеком твердых правил.
Остальные поспешили продемонстрировать, что, по крайней мере могут хотя бы посоветовать что-то.
— Поднесите ему стакан воды.
— Наденьте на голову бумажный колпак.
— Принесите в жертву цыпленка так, чтоб он учуял.
Внезапно послышались пронзительный свистящий звук, отдаленный грохот взрыва и протяжное шипение. Клубы дыма ворвались в зал.
Оставив Диоса в полубесчувственном состоянии, жрецы бросились на балкон и увидели окружившую дворец толпу народа, задравшего головы к небу.
— Кажется, — произнес верховный жрец Сефута, Бога Ножевых Изделий, почувствовав, что ситуация предрасполагает к некоторой раскованности, — Тпру упустил солнце и упал от неожиданной подножки со стороны Джета, Лодочника Дневного Светила.
Издалека донеслось жужжанье, словно несколько миллиардов трупных мух в панике поднялись в воздух, и что-то темное, массивное промелькнуло в небе над дворцом.
— Но, — продолжал жрец Сефута, — ему на помощь спешит Скарабей… да, он набирает высоту… Джет, который пока его не видит, уверенно движется по меридиану… а вот и Сессифет, Богиня Полудня! Вот так сюрприз, настоящий сюрприз! Юной богине еще предстоит показать себя, но, помяните мое слово, какое многообещающее начало, еще одна попытка, евнухи и господа, и… Да! Скарабей упускает его!
Гигантские тени метались по камням балкона.
— Но что же мы видим? Старшие боги, я не подберу иного выражения, кооперируются против дерзких новичков! Отважная юная Сессифет уже в гуще событий, иногда сила женщины — в ее слабости, о да, она уже там, она толкает его, толкает все дальше, Джил и Скарабей, кажется, собираются устроить потасовку, а между тем Сессифет врывается в свободную зону… и… да, да, да!… Какая кульминация, какая потрясающая кульминация!
Жрец умолк, почувствовав, что кругом стало очень тихо и все как один не отрываясь смотрят на него.
— Чего шумим? — наконец вымолвил кто-то.
— Извините, сам не знаю, что на меня нашло.
— А если кто-нибудь из них его уронит? — с презрительной ухмылкой фыркнула жрица Богини Пещер, Сардук.
— Но… но… — Жрец Сефута судорожно проглотил слюну. — Разве такое возможно? Наверное, мы все чем-то отравились, или перегрелись на солнце, или… Каждый знает, боги не… То есть я хочу сказать, что солнце — это огромный сгусток раскаленного газа, который каждый день обходит вокруг Диска, а боги… нет, нет, поймите меня правильно, мы действительно нуждаемся в том, чтобы люди верили…
Куми, даже несмотря на то что голова его буквально распухла от вероломных мыслей, и тут оказался расторопнее своих коллег.
— Хватай его, ребята! — воскликнул он.
Четверо жрецов сгребли злополучного ножепоклонника за руки за ноги, стремительно подбежали к противоположному краю балкона и перекинули тело через парапет, в мутно-желтые воды Джеля.
Жрец Сефута довольно скоро всплыл, отплевываясь.
— За что вы так со мной? — крикнул он. — Вы же знаете, что я прав. На самом деле никто из вас…
Воды Джеля лениво разинули зубастую пасть, и жрец исчез как раз в тот самый момент, когда грузный скарабей, раскинув крылья и угрожающе жужжа, пронесся на бреющем полете над дворцом и взял курс на горы.
Куми потер лоб.
— Чистая работа, — заключил он.
Все согласно кивнули, глядя на расходящуюся по воде рябь. Искреннее сомнение вдруг стало совершенно невозможным в Джелибейби. Это самое искреннее сомнение могло стать причиной серьезных телесных повреждений.
— M-м, — высказался один из жрецов, — и все-таки Сефут, пожалуй, немного расстроится.
— Славься, славься, Сефут, — произнесли все хором.
Так, на всякий случай.
— Нашли кого славить, — проворчал стоящий в задних рядах старый жрец. — Этого фокусника с его ножами да вилками.
Старика схватили и, несмотря на протестующие крики, тоже бросили в реку.
— Славим тебя… А чьим жрецом он был, не помните?
— Буну, Козьеглавого Козьего Бога.
— Славим тебя, Буну, да будет так, — хором провозгласили все.
Священные крокодилы ушли на дно, подобно флотилии субмарин.
Куми умоляюще воздел руки. Принято считать, что минута может возвеличить человека. Куми был из тех, на чью долю выпадают в основном несчастливые минуты, и в его лысом черепе неожиданно зашевелились постепенно обретающие отчетливость мысли, словно освобождающиеся от многолетнего заключения в каменной темнице. Пока он еще не был уверен, что в точности они означают, но они самым непосредственным образом касались проблемы богов, нового века, твердой руки и, возможно, планов, как спровадить Диоса в утробу первого попавшегося голодного крокодила. Подобные перспективы навевали сладостный, запретный трепет.
— Братия! — воскликнул Куми.
— Прошу прощения! — возмутилась жрица Сардук.
— И сестрия!
— Благодарю.
— …Возрадуемся же!
Толпа жрецов застыла в полном молчании. Столь радикальный подход был для них внове. Куми же, глядя на обращенные к нему снизу лица, испытывал дрожь такого счастья, которого доселе не знал. Все они ополоумели от страха и ждали, когда он — он! — подскажет им, что делать.
— Да! — продолжал он. — Воистину час богов…
— И богинь…
— …Да, и богинь, пробил! М-м…
Что же дальше? Что именно, когда дойдет до дела, он им присоветует? «Неважно, — подумал Куми. — Думаю, я внушаю им доверие. Старик Диос силком пытался тянуть их куда-то и никогда не пробовал стать настоящим лидером. Без него они как овцы без пастыря».
— Итак, братия и, разумеется, сестрия, мы должны задаться вопросом, задаться вопросом, м-м, да. Да, мы должны задаться вопросом, — голос его вновь исполнился уверенности, — почему боги спустились на Диск? Нет ни малейшего сомнения, случилось это потому, что мы недостаточно ревностно поклонялись им, потому, что мы, м-м, что мы вожделели мертвых идолов.
Жрецы обменялись недоуменными взглядами. Неужели? Как он себе это представляет?
— Да, вспомните хотя бы жертвоприношения. В былые времена жертвоприношение действительно было жертвоприношением, а не унылой возней с курами и цветочками.
Среди публики послышалось вежливое покашливание.
— Ты имеешь в виду, что стоит перейти на дев? — нерешительно произнес один из жрецов.
— Кхе-кхе.
— Ну и, конечно, на невинных юношей тоже, — поторопился добавить он.
Сардук была одной из старших богинь, чьи почитательницы явно не к добру собирались в священных рощах. При одной мысли о том, что сейчас Сардук бродит где-то поблизости, с руками по локоть в крови, глаза начинали слезиться.
Сердце Куми глухо забилось.
— А почему бы и нет? — вопросил он. — В былые дни дела шли гораздо лучше.
— Но я думал, что с подобными вещами покончено. С распущенностью нравов и так далее.
Со стороны реки донесся оглушительный всплеск. Цут, Змееглавый Бог Верхнего Джеля, высунулся из воды и величественным взором окинул сборище жрецов. Фее, Крокодилоглавый Бог Нижнего Джеля, вынырнул вслед за ним и попытался одним лихим наскоком отхватить ему голову. Оба скрылись под водой, подняв столб брызг и маленькое цунами, которое перехлестнуло через балконную ограду.
— А может, причиной распущенности нравов как раз и стало то, что мы перестали приносить в жертву девственниц… и девственников, разумеется? — поспешно добавил Куми. — Вам никогда не приходило в голову взглянуть на дело с такой точки зрения?
Жрецы задумались. Потом задумались снова.
— Не думаю, что царь одобрит… — осторожно высказался один из них.
— Царь? — воскликнул Куми. — А где царь? Покажите мне царя! Пусть Диос скажет, где царь!
Что-то с глухим стуком упало к его ногам. Куми в ужасе проводил взглядом золотую маску, которая, подпрыгивая, выкатилась на середину зала. Кучка жрецов рассыпалась, как кегли, сбитые удачным шаром.
Из тени выступил Диос. Солнце, которое еще недавно было яблоком раздора, осветило серый от ярости лик верховного жреца.
— Царь мертв, — произнес он. Выдержав первую, самую страшную волну гнева, Куми решил ретироваться с достоинством.
— Тогда его преемник… — начал он.
— Преемников нет, — ответил Диос.
И устремил взгляд ввысь. Мало кто может прямо смотреть на солнце, но столько яда было во взоре Диоса, что само светило не выдержало и отвело взгляд. Диос скосил глаза — два дальномера — на кончик своего страшного носа.
— Являются сюда, как к себе домой, — сказал Диос, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Да как они смеют.
У Куми отвисла челюсть. Он пытался было возражать, но взгляд мощностью в несколько киловатт заставил его умолкнуть.
Куми обернулся, ища поддержки у жрецов, которые тут же принялись деловито разглядывать ногти или просто отводить глаза. Все ясно. Выпутывайся как хочешь. Хотя, выиграй он эту битву, все дружно станут заверять, что все время были на его стороне.
— Все же наше царство принадлежит им… — промямлил он.
— Что?
— Это место принадлежит им, Диос, — повторил Куми. Теперь он просто не мог не дать выход скопившимся чувствам. — Они ведь боги!
— Боги должны служить нам, — прошипел Диос, — а не мы — им. Это мои боги, и я заставлю их исполнять мои веления!
Куми решил отказаться от лобовой атаки. Не стоило затевать игру в гляделки с этими сапфировыми глазами, страшен был вид похожего на боевой топор носа, но главное, никто не смог бы пробить броню безупречной правоты верховного жреца.
— Но… — начал было Куми. Жестом дрожащей руки Диос заставил его замолчать.
— Они не имеют права! — возопил он. — Я таких распоряжений не отдавал! Они не имеют права!
— И что же ты намерен предпринять? — злорадно поинтересовался Куми.
Диос судорожно развел руками. Он чувствовал себя, как почувствовал бы себя роялист — добрый роялист, вырезающий для альбома картинки с изображениями царственных персон; роялист, который не желает слышать о царях ни единого дурного слова, ведь они трудились на славу и не могут ответить обидчикам, — если бы члены царственной фамилии вдруг объявились в его гостиной и принялись переставлять там мебель. Диос мечтал о некрополе, о прохладе и безмолвном обществе старых друзей, о недолгом, но крепком сне, после которого мысли становятся такими ясными…
Сердце Куми учащенно билось. Растерянность Диоса означала, что броня дала трещину и, если проявить выдержку и терпение, трещину эту можно будет расширить. Только не следует прибегать к помощи молотка. Будучи в хорошей форме, Диос один мог противостоять всему миру.
Старика снова охватила дрожь.
— Я не собираюсь учить их управлять Загробным Миром, — заявил он. — Но пусть и они не учат меня управлять моим царством.
Куми запомнил крамольные слова — и всем своим видом постарался выразить одобрение.
— Разумеется, ты прав, — кивнул он.
— Прав? — недоверчиво переспросил Диос, вращая глазами.
— Уверен, что как первый министр царя ты обязательно найдешь выход. Все мы на твоей стороне, о Диос.
Куми дирижерским жестом поднял руку, и хор жрецов выразил дружное и чистосердечное согласие. Если цари и боги еще могут подвести, то на старика Диоса всегда можно положиться. Среди жрецов не было ни одного, кто предпочел бы туманный гнев богов прямому укору Диоса. Диос наводил вполне понятный, чисто человеческий ужас — сверхъестественным существам такое не под силу. Диос всем богам давал сто очков форы.
— И, разумеется, нам не следует прислушиваться к этим безумных слухам об исчезновении царя. Вряд ли они на чем-то основаны, так, очередной плод необузданной фантазии, — высказался Куми.
Жрецы закивали, в то время как пресловутые слухи уже начали свою зловредную работу, порождая змей сомнения.
— Какие такие слухи? — уточнил Диос, почти не разжимая губ.
— Так просвети же нас, учитель, — продолжал Куми. — Скажи, какой дорогой нам теперь следует идти.
Диос всплеснул руками.
Он не знал, что делать. В таких обстоятельствах ему еще не приходилось действовать. Это было Нечто Новое.
Единственное, о чем он мог сейчас думать, что заполонило все его мысли, были слова Обряда Третьего Часа, которые он повторял каждый день в это время уже много, ох как много лет подряд… Ему давно следовало бы удалиться на покой, но время всегда было неподходящим, вокруг не было ни одного мало-мальски способного человека, без него, Диоса, все пропадут, царство рухнет, он всех подведет… И тогда он снова отправлялся за реку. Каждый раз Диос давал себе клятву, что этот раз уж точно будет последним, и каждый раз, когда члены его начинали холодеть, нарушал ее, а годы… годы становились все длиннее. И вот теперь, когда царство так нуждалось в нем, слова Обряда вытеснили из его головы все мысли, парализовали саму способность думать.
— Э-э… — протянул он.
Верблюдок жевал и был счастлив. Теппик привязал его слишком близко к оливе, и животное на свой лад подрезало ветви деревца. Время от времени верблюд останавливался, бросал быстрый взгляд на кружащих над Эфебом чаек и со снайперской меткостью обстреливал их оливковыми косточками.
Про себя же он обдумывал новую любопытную концепцию тау-пространственной физики, объединяющей время, пространство, магнетизм, силу земного притяжения и почему-то спаржевую капусту. Периодически он издавал звуки, напоминающие взрывы в далеком карьере, которые, впрочем, свидетельствовали лишь о том, что верблюжий желудок функционирует идеально.
Птраси сидела под деревом и кормила черепашку виноградными листьями.
Хотя белые стены таверны потрескались от жары, Теппику не давала покоя мысль о том, что здесь все другое, все так не похоже на Древнее Царство. В Древнем Царстве даже жара была древней; воздух, затхлый и безжизненный, давил, как грех, в нем слышалась отрыжка столетий. Здесь же с моря задувал прохладный ветерок, острый, пропитанный кристалликами соли. Он доносил пьянящие намеки на запах вина — впрочем, не только намеки, потому что Зенон уже приступил ко второй амфоре. Это было место, где мир только начинался, засучивал рукава.
— Честно говоря, я так и не разобрался в твоих черепахах, — пожаловался Теппик, с трудом ворочая языком.
Он только что впервые хлебнул эфебского вина, и глотка у него словно покрылась клейким лаком.
— Все очень просто, — махнул рукой Зенон. — Скажем, вот эта оливковая косточка у нас стрела, а эта, эта… — Он пошарил кругом. — А эта подбитая чайка — черепаха, так? Ты стреляешь, и стрела проделывает путь отсюда до чай… до черепахи, верно?
— Верно, но…
— Но чайк… то есть черепаха успела чуть-чуть сместиться вперед. Успела? Правильно?
— Правильно, — беспомощно повторил Теппик.
Зенон торжествующе взглянул на него:
— Значит, стреле нужно лететь чуточку дальше, верно? Дотуда, где сейчас черепаха. А между тем черепаха еще немножечко ушла вперед, совсем немножко. Верно? И вот стрела все движется и движется, но когда она оказывается там, где черепаха сейчас, черепахи на прежнем месте уже нет. Так что, если черепаха не остановится, стрела никогда ее не догонит. Она будет подлетать все ближе, но никогда не достанет черепаху. Что и требовалось доказать.
— Это действительно так? — машинально спросил Теппик.
— Нет, — холодно ответил Ибид. — Из убитых черепах вышла бы добрая дюжина шашлыков, поэтому не стоит воспринимать его слова всерьез. Беда моего друга в том, что он не видит разницы между постулатом и метафорой человеческого существования. Или дыркой в земле.
— Вчера получилось, — огрызнулся Зенон.
— Ага, я видел. Ты едва-едва натянул тетиву. Я все видел собственными глазами.
Друзья снова принялись спорить. Теппик уставился в дно винной кружки. Эти двое — философы, думал он. По крайней мере, они так представились. Значит, им нипочем самые заковыристые задачки, которые простому человеку с ходу не решить. Например, по пути в таверну Зенон объяснял ему, почему, с точки зрения логики, человек не может упасть с дерева.
Теппик рассказал Зенону и его приятелю историю исчезнувшего царства, но ни словом не упомянул о своей роли в происходящем. Он был совсем неопытным в таких делах, однако чутье подсказывало ему, что цари, лишившиеся царства, вряд ли очень популярны в соседних странах. Одного или двух таких он помнил еще по Анк-Морпорку — низложенных монархов, которые бежали в гостеприимный Анк из своих внезапно ставших небезопасными царств, успев прихватить только одежду, в которой их застало несчастье, да пару вагонов с драгоценностями. Город, разумеется, радушно приветствовал каждого, независимо от цвета кожи, класса и вероисповедания — лишь бы деньги тратил, — однако погребение остаточных монархов служило для членов Гильдии Убийц постоянным источником заработка. Дома у королей и царей всегда оставался кто-то, кто предпочитал, чтобы низложенных правителей постигала именно такая судьба. Особую заботу проявляли престолонаследники.
— Думаю, все дело тут в геометрии, — с надеждой произнес Теппик. — Я слышал, вы в ней очень сильны… — добавил он.
— Геометрия не мой конек, — покачал головой Ибид. — Возможно, тебе об этом известно.
— К сожалению, нет.
— А разве ты не читал мои «Принципы идеального государства»?
— Боюсь, что нет.
— Или мою речь «Об исторической неизбежности»?
— Увы.
— О! — сокрушенно произнес Ибид.
— Ибид известный авторитет во всех областях, — пояснил Зенон. — Кроме геометрии, интерьерного дизайна и элементарной логики.
Ибид сверкнул на него глазами.
— А ты? — спросил Теппик.
— Я больше по части проверки аксиом на прочность, — ответил Зенон, допивая вино. — Птагонал — вот кто тебе нужен. Чрезвычайно остроумен во всем, что касается острых углов.
Его прервало цоканье копыт. Несколько всадников галопом пронеслись мимо таверны вверх по извилистой, мощенной булыжником улочке. Казалось, они чем-то крайне взволнованы.
Ибид подобрал чайку, плюхнувшуюся в его чашу с вином, и положил на стол. Вид у него был задумчивый.
— Если Древнее Царство действительно исчезло… — начал он.
— Да, — решительно произнес Теппик. — Уж в этом можешь не сомневаться.
— Отсюда следует, что теперь мы граничим непосредственно с Цортом, — многозначительно сказал Ибид.
— Ну и что? — пожал плечами Теппик.
— Нас теперь ничто не разделяет, — объяснил философ. — Ах, дорогой мой. Это означает, что войны не избежать.
— С другой стороны, — продолжил Ибид, — война мешает отрешенному размышлению.
— Верно, — согласился Зенон. — Особенно когда ты убит.
Воцарилось неловкое молчание, нарушаемое только пением Птраси да вскриками подстреленных чаек.
— Какой сегодня день? — спросил Ибид.
— Вторник, — ответил Теппик.
— По-моему, — сказал Ибид, — тебе стоит появиться на сегодняшнем симпозиуме. Мы проводим их каждый вторник. Величайшие умы Эфеба соберутся там. Следует все обдумать.
Он взглянул на Птраси.
— Однако твоя юная подруга присутствовать там не сможет, — предупредил он. — Вход женщинам категорически воспрещен. В головы им вечно приходят какие-то горячечные идеи.
Царь Теппицимон XXVII открыл глаза. «Ну и темнотища», — подумал он.
И вдруг понял, что слышит стук собственного сердца, хотя и приглушенный, доносящийся как бы издалека.
И тут он вспомнил.
Он жив. Снова жив. Только разложен по полочкам.
Раньше он считал, что в Загробном Мире разобранный на куски человек снова должен собираться в единое целое.
«Возьми себя в руки», — подумал он.
«Теперь все зависит только от тебя».
«Итак, — подумал он, — было, по крайней мере, шесть сосудов. Значит, мои глаза в одном из них. Впрочем, сначала нужно снять крышку, а там будет видно.
Для этого понадобятся ноги, руки и пальцы.
Да, как все непросто…»
С трудом двигая негнущимися членами, он нашарил сверху что-то тяжелое. Оно слегка подалось, он вытянул вторую руку и неуклюже толкнул.
Что-то с глухим стуком упало, и царь почувствовал над собой открытое пространство. Скрипя, он приподнялся.
Стенки церемониального саркофага все еще давили на него с боков, но, к своему удивлению, медленным движением рук он раздвинул их, как картонки. «Не зря, значит, шпиговали, — подумал он. — Вот силушка и пригодилась».