Пирамиды Пратчетт Терри

Теппик положил голову на руки.

— Надо признаться, ты уже неплохо говоришь по-эфебски, — сказал он.

— Спасибо.

— Правда, с легким акцентом.

— Языки — это часть программы, — заявила Птраси. — Кроме птого, моя бабушка говорила, что легкий птакцент — это очаровательно.

— Нас учили одному и тому же, — пожал плечами Теппик. — Убийца, где бы он ни был, всегда должен казаться немного чужим. В этом я преуспел, — горько добавил он.

Птраси стала массировать ему шею.

— Я ходила на птристань, — сказала она. — Там птакие штуки, вроде огромных плотов, ну знаешь, караваны моря…

— Корабли, — догадался Теппик.

— Они плавают повсюду. Мы могли бы отправиться на них куда угодно. Если захотим, весь мир раскроет перед нами свои сокровища.

Теппик рассказал ей о теории Птагонала. Птраси ничуть не удивилась.

— Это нечто вроде застоявшегося пруда, — заметила она. — Все птолько и знают, что ходить кругами вокруг старой лужи. Птак и живешь в уже прожитом времени. Все равно что моешься в птой же воде, где до птебя уже птысяча людей перемылась.

— Я хочу вернуться.

Пальцы, умело разминавшие затекшие мышцы, прервали свою работу.

— Мы могли бы поехать куда угодно, — повторила Птраси. — Стать, к примеру, пторговцами и продать верблюда. Пты мог бы показать мне Анк-Морпорк. Звучит завлекательно.

Теппик попытался представить, какое впечатление произведет Анк-Морпорк на девушку. Потом — какое впечатление она произведет на этот город. Птраси определенно расцвела. В Древнем Царстве у нее вряд ли появлялись самостоятельные мысли — разве что какую виноградину почистить следующей, но со времени побега она изменилась. Не то чтобы у нее изменился, скажем, подбородок, он по-прежнему был маленьким и, Теппик не мог не признать этого, очень красивым. Но что-то волевое появилось в его очертаниях. Раньше при разговоре она все время опускала глаза. И теперь, беседуя с Теппиком, она тоже отводила взгляд, но уже потому, что думала о чем-то своем.

Теппик ощущал, что ему давно хочется вежливо, без всякого нажима, напомнить ей о том, что он — царь. Но предчувствие говорило, что она, скорее всего, пропустит это замечание мимо ушей или попросит повторить. А если она к тому же пристально посмотрит ему в глаза, он никогда не сможет еще раз напомнить ей об этом.

— Можешь ехать, — промолвил Теппик. — Беспокоиться не о чем. Я дам тебе несколько адресов и пару рекомендательных писем.

— А пты что будешь делать?

— Мне даже страшно подумать о том, что творится сейчас дома. Я должен что-то предпринять.

— Пты не можешь. Да и зачем? Даже если пты не хочешь быть убийцей, кругом столько разных занятий. Потом, помнишь, пты сам сказал, что, по словам птого человека, в царство уже нельзя вернуться. Ненавижу пирамиды.

— Но там ведь наверняка остались люди, которые тебе дороги.

Птраси пожала плечами:

— Если они умерли, я ничего не смогу для них сделать. И даже если живы — птоже. Я остаюсь здесь.

Теппик поглядел на нее с ужасом и изумлением. Итог был подведен изящно и лаконично. Вот только Теппик никак не мог с ней согласиться. Правда, его самого целых семь лет не было в Древнем Царстве, но до него там многие тысячелетия жили люди, чья кровь теперь течет в его жилах. Конечно, ему бы очень хотелось, чтобы все осталось позади, но в том-то и суть: даже если бы он покинул царство до конца дней своих, все равно оно осталось бы для него чем-то вроде надежного якоря.

— Я чувствую себя таким несчастным, — повторил Теппик. — Прости. Для меня это царство слишком много значит. Мне нужно вернуться туда хотя бы на пять минут, чтобы сказать, что я не вернусь никогда. И только. Наверное, я сам во всем виноват.

— Но обратного пути нет! Пты будешь бродить по окрестностям как потерянный, как пте низложенные цари, про которых пты мне рассказывал. Бродить в штопаной-перештопанной одежде и в изысканных выражениях выпрашивать себе на хлеб. Сам же говорил, нет никого более никчемного, чем царь без царства. Советую подумать.

Они пошли по залитым вечерним солнцем улицам в сторону порта. Все городские улицы вели в порт.

Уже зажигали свет на маяке — самом седьмом из всех семи чудес света, построенном по чертежам Птагонала в соответствии с золотым сечением и пятью принципами эстетики. К сожалению, маяк поставили не на том месте, потому что в противном случае он портил бы вид на гавань, но все моряки сходились на том, что это замечательно красивый маяк и теперь есть на что поглазеть, пока твое судно отшвартовывается от скал.

Корабли стояли в гавани тесно, борт к борту. Теппик и Птраси, пробираясь между упаковочных клетей и тюков, добрались наконец до длинного, изогнутого дугой волнореза: с одной стороны расстилались тихие воды гавани, с другой — бились о камень сердитые волны. Высоко над головами ярко светился маяк.

Судам этим предстояло отплыть в страны, о которых Теппик знал только понаслышке. Купцы Эфеба торговали со всем миром. Теппик мог вернуться в Анк, получить диплом, и тогда мир действительно распахнулся бы перед ним, как створки ракушки, хранящей несметные сокровища.

Птраси тихо взяла его за руку.

И не будет никаких проблем из-за женитьбы на родственнице. Месяцы, проведенные в Джелибейби, уже казались Теппику сном, одним из тех бесконечно повторяющихся снов, от которых никак не отделаться и по сравнению с которыми бессонница кажется весьма привлекательной перспективой. А здесь будущее разворачивалось перед ним многоцветным ковром.

В подобные минуты любому молодому человеку требуется некий знак, нечто вроде мудрого наставления. Беда в том, что в жизни нельзя попрактиковаться, перед тем как взяться за нее всерьез. Вы можете только…

— Вот это да! Теппик, дружище, ты ли это?

Голос доносился откуда-то снизу. Но вот над краем пирса показалась голова, а затем и все остальное. Все остальное было исключительно богато одетым, и было ясно, что тут не поскупились на перстни, меха, шелка и кружева, причем все детали до единой были черного цвета. Перед Теппиком стоял Чиддер.

— А что он теперь делает? — спросил Птаклюсп.

Сын его осторожно высунулся из-за колонны и посмотрел на Шляпа, Ястребиноглавого Бога.

— Ходит, вынюхивает что-то, — сообщил Птаклюсп-младший.

— Похоже, ему нравится статуя. Скажи честно, пап, зачем она тебе понадобилась?

— Она была в списке, — ответил Птаклюсп. — Я хотел внести народный колорит.

— Для кого?

— Ну, ему же нравится.

Птаклюсп 2-б рискнул еще раз высунуться, чтобы взглянуть на угловатое чудовище, неуклюже подпрыгивающее среди развалин.

— Скажи ему, что может забрать ее, если уберется прочь, — предложил Птаклюсп 2-б. — Скажи, пусть забирает по себестоимости.

— Со скидкой, — нахмурился Птаклюсп. — Особая уценка для сверхъестественных покупателей.

Он взглянул на небо. С того места, где они с сыном прятались среди развалин строительного лагеря, под несмолкаемое гудение Великой Пирамиды, похожее на шум от электростанции, открывался превосходный вид на сцену прибытия богов. Поначалу Птаклюсп взирал на происходящее достаточно хладнокровно. Боги, рассуждал он, будут хорошими заказчиками, им всегда нужны храмы и статуи, к тому же он сможет общаться с ними напрямую, без посредников.

Но потом ему пришло в голову, что бог, недовольный качеством продукции — а мало ли что может случиться: то штукатурка осыплется, то угол храма осядет из-за неожиданного плавуна, — так вот, в данной ситуации бог не ограничится криками и угрозами в адрес подрядчика. Какое! Бог всегда точно знает, где ты, и вряд ли станет церемониться с тобой. Кроме того, боги не любят платить в срок. Люди, конечно, тоже, но никто из людей не станет ждать твоей смерти, чтобы рассчитаться окончательно.

Взглянув на второго сына — раскрашенный силуэт на фоне статуи, губы, от изумления округлившиеся как буква «О», — Птаклюсп принял решение.

— Вот до чего довели нас эти пирамиды, — сказал он. — Попомни мое слово, сынок. Если выберемся отсюда — никаких пирамид. Мы пойдем другим путем. Пора расширять дело.

— Да я уже тысячу лет об этом твержу, папа! — воскликнул Птаклюсп 2-б. — Я говорил, что несколько небольших акведуков откроют перед нами…

— Да, да, помню, — согласился архитектор. — Акведуки. С такими арочками. Красиво. Только вот не припомню, куда там ставится гроб…

— Папа.

— Не обращай взимания, сынок. Кажется, я схожу с ума.

Не может этого быть, но вот идет мумия, а с ней еще двое с кувалдами…

Да, это действительно был Чиддер.

И у Чиддера было свое судно.

Теппик слышал, что дальше по побережью сериф Аль Хали жил в сказочном дворце Рокси, который, как утверждала молва, выстроил ему за одну ночь некий гений и который прославился в мифах и легендах своей пышностью[27]. «Безымянный», корабль Чиддера, можно было бы назвать плавучим Рокси, но безмерно превосходящим образец роскошью и блеском. Строитель судна явно питал слабость к позолоте — он буквально всюду всунул любимую золотую краску, витые колонны и дорогие драпировки, отчего корабль больше походил на будуар и одновременно на некую крайне подозрительную бутафорию.

Но надо было обладать наметанным взглядом убийцы, чтобы подметить, что невинная безвкусица скрывает стремительный, обтекаемый корпус и, даже если учесть общую площадь кают и подсобных помещений, на судне остается еще немало неучтенного пространства. Вода вокруг того, что Птраси назвала «острым концом», дрожала странной рябью, однако было бы совершенно нелепо заподозрить, что простой купец оборудовал свое судно скрытым подводным тараном и что пяти минут работы топором достаточно для того, чтобы превратить этот покачивающийся на волнах алькасар в нечто, способное ускользнуть от любой погони и заставить горько раскаяться любого преследователя.

— Впечатляет, — похвалил Теппик.

— На самом деле все показуха, — махнул рукой Чиддер.

— Да, я заметил.

— Мы просто бедные купцы.

Теппик кивнул:

— Обычно принято добавлять «бедные, но честные».

— Добавим, что за вопрос, — Чиддер улыбнулся как опытный купец. — Но, черт побери, ты-то как здесь оказался? Последнее, что мы о тебе слышали, — это что ты отправился царствовать в какое-то богами забытое место. А кто эта милая молодая леди?

— Ее зо… — начал было Теппик.

— Птраси, — оборвала его Птраси.

— Она слу… — заикнулся Теппик.

— Она наверняка принцесса царских кровей, — нежно пропел Чиддер. — И мне доставит громадное удовольствие, если она, то есть вы, отужинаете у меня нынче вечером. Скромная моряцкая трапеза, но главное — не унывать.

— Кухня, надеюсь, не эфебская? — спросил Теппик.

— Галеты, солонина и все в этом роде, — ответил Чиддер, не сводя глаз с Птраси.

Он не спускал с нее взгляда, пока она не поднялась на борт. А затем рассмеялся. Старым, знакомым смехом, не лишенным веселости, но ощутимо контролируемым всеми важнейшими мозговыми центрами.

— Какое удивительное совпадение, — заметил Чиддер. — А мы собирались отплывать на рассвете… Могу я предложить вам переодеться? Долгие странствия некоторым образом наложили на вас отпечаток.

— В простую моряцкую одежду, как я полагаю? — уточнил Теппик.

— Как то и подобает скромному коммерсанту, или я не прав?

Теппика провели в небольшую каюту, обставленную с такой изысканной роскошью, что она скорее напоминала вышедшее из рук ювелира, инкрустированное драгоценностями яйцо. На кровати был разложен полный ассортимент платья, представляющий все страны Круглого моря. Правду сказать, все оно оказалось бывшим в употреблении, но тщательно выстиранным и искусно заштопанным, так что не было заметно ни одного следа сабельных ударов. Теппик задумчиво оглядел крючья на стенах и еле заметные пятна на деревянной обшивке, наводящие на мысль о том, что там когда-то висели некоторые вещи, которые недавно были поспешно сняты.

Теппик вышел в узкий коридор и столкнулся с Птраси. Она выбрала красное платье придворной дамы, какие были в моде в Анк-Морпорке лет десять назад, — с пышными рукавами, кринолином и плотным кружевным воротником размером с мельничный жернов.

Это неожиданно открыло Теппику глаза на то, что привлекательная женщина в прозрачной газовой накидке и легком шелковом одеянии может выглядеть куда более желанной, когда она закутана с ног до головы. В порядке эксперимента Птраси попыталась сделать реверанс.

— Там столько таких платьев! — воскликнула она. — Значит, вот как одеваются женщины в Анк-Морпорке? Не платье, а целый дом. Прямо вся вспотела.

— Будь поосторожнее с Чиддером, — поспешно предупредил Теппик. — Он, конечно, хороший парень и всякое такое, но…

— Он очень добрый, правда? — согласилась Птраси.

— Да, конечно, добрый, — с сомнением в голосе, но не видя другого выхода, произнес Теппик. — Он… он мой старый друг.

— Вот и прекрасно.

В конце коридора, словно из воздуха, возник еще один член команды и поклоном пригласил Теппика и Птраси проследовать в кают-компанию. Прежний род его занятий выдавали разве что крестообразные шрамы на лице и черепе и татуировки, по сравнению с которыми картинки труда «Сквозь дворцовые ставни» выглядели иллюстрациями из учебника для приготовишек. Перекатывая бицепсы, он вытворял с татуировками такое, что часами способно было приковывать внимание завсегдатаев портовой таверны, при этом у него был вид человека, глядящего в будущее с бескрайним пессимизмом.

— Рад, очень рад, — проговорил Чиддер, наливая вина. — Альфонс, можешь подавать суп, — добавил он, обращаясь к татуированному.

— Послушай, Чидди, ты что, теперь пират, да? — спросил Теппик, уже не надеясь услышать отрицательный ответ.

— Так вот что тебя волнует… — лениво ухмыльнулся Чиддер.

Теппика волновало не только это, но именно этот вопрос стремительно выдвигался в число лидеров. Теппик кивнул.

— О нет, нет. Просто мы стремимся по возможности избегать всякой писанины. Понимаешь, нам не нравятся люди, которые так и норовят сунуть нос в наши дела.

— Но эта одежда…

— А, пустое. Дело в том, что сами пираты без конца нападают на нас. Поэтому отец и построил «Безымянный». От него пираты не ожидают никаких сюрпризов. К тому же в этом нет ничего аморального. Мы забираем их корабли, добычу и пленников, которых они еще не успели отправить по домам на конкурсной основе.

— А что вы делаете с самими пиратами?

Чиддер мельком взглянул на Альфонса.

— Это зависит от их планов трудоустройства на будущее. Отец любит повторять, что, если от человека отвернулась удача, ему всегда следует протянуть руку помощи. На определенных условиях, разумеется. Ну а как престольный бизнес?

Теппик вкратце рассказал о случившемся. Чиддер слушал внимательно, поплескивая вином в бокале.

— Понятно, — кивнул он наконец. — Мы слышали, что начинается заварушка. Поэтому и отплываем так скоро.

— Я тебя не виню, — пожал плечами Теппик.

— Нет, просто хотим организовать торговлю. С обеими сторонами, естественно, поскольку придерживаемся строгого нейтралитета. В этой стране производят потрясающее оружие. Аж в дрожь бросает. Поплыли с нами. Ты для нас совершенно бесценный человек.

— Никогда не чувствовал себя бесценным, — уныло произнес Теппик.

Чиддер с любопытством взглянул на него.

— Но ты же царь! — воскликнул он.

— Да, конечно, но…

— Царь страны, которая фактически существует, но на данный момент недоступна ни одному смертному?

— Увы.

— И ты можешь принимать законы, ну скажем, о валюте и пошлинах?

— Полагаю, что да, но…

— Вот поэтому тебе цены нет! Черт побери, Теп, наши бухгалтеры сломали себе головы… нет, у меня просто руки чешутся, как подумаю об этом. Думаю, отец первым делом переведет в твое царство нашу главную контору…

— Чиддер, я уже объяснял. Никто, понимаешь, никто не может туда проникнуть, — перебил Теппик.

— Это не важно.

— Как не важно?

— Не важно, и все. Мы разместим в Анке свой основной филиал, а пошлину будем платить у тебя. Единственное, что нужно, это какой-нибудь официальный адрес, ну, скажем, Пирамидная авеню или что-то в этом роде. Учти все, что я тебе сказал, и ни на что не соглашайся, пока отец не предоставит тебе место в совете. Как-никак ты особа царской крови, это впечатляет…

Чиддер продолжал без умолку болтать. Одежда на Теппике взмокла.

«Вот оно как все обернулось. Ты потерял царство — и к лучшему, теперь это место, где никто по станет поднимать шум из-за пошлины, а тебе точно светит место в совете, назовем его так…»

Обстановку разрядила Птраси, схватив за руку Альфонса, который как раз подавал фазана.

— Поза «Милая собачка и два маленьких бисквита»! — воскликнула она, разглядывая замысловатую татуировку. — Такое сегодня редко увидишь. Прекрасная работа, правда? Даже йогурт можно разглядеть.

Альфонс замер, потом медленно покраснел до самых ушей. Румянец разливался по его покрытому шрамами лицу, как рассвет над горами.

— А что у тебя на другой руке?

Альфонс, который выглядел так, будто долго бился головой о стену, пробормотал что-то нечленораздельное и с робким, пристыженным видом показал предплечье.

— Молодым дамам не пристало глядеть на такое, — произнес он еле слышно.

Птраси серьезно, как вдумчивый естествоиспытатель, раздвинула жесткие волосы. Чиддер наблюдал за нею, разинув рот.

— А, эту я знаю, — снисходительно констатировала она. — Это из «130 дней Псевдополиса». Физически невозможно.

Опустив руку Альфонса, она вновь принялась за еду. Но тут же взглянула на Теппика и Чиддера.

— Не обращайте на меня внимания, — сказала она с жизнерадостной улыбкой. — Ешьте, ешьте.

— Альфонс, пожалуйста, пойди и надень рубашку поприличнее, — довольно резко произнес Чиддер.

Альфонс попятился к выходу, все еще глядя на свою руку.

— Да, так о чем бишь я? — продолжал Чиддер. — Извините. Потерял нить. Н-да. Еще вина, Теп?

Птраси не удовольствовалась потерей нити. Она устроила настоящее побоище, взрывая пути и сжигая мосты. Между тем незаметно настал черед пирога с говядиной, свежих персиков, засахаренных морских ежей и полубессвязного ностальгического разговора о добрых старых деньках, проведенных в Гильдии. Они покинули ее три месяца назад, а казалось, что прошла целая жизнь. Впрочем, три месяца в Древнем Царстве действительно приравнивались к целой жизни.

Через какое-то время Птраси раззевалась и отправилась в свою каюту, оставив приятелей наедине с только что початой бутылкой вина. Чиддер проводил ее благоговейным взглядом.

— И много у вас таких? — спросил он.

— Не знаю, — неопределенно ответил Теппик. — Может быть. Обычно они лежат вокруг и чистят виноград или обмахивают тебя опахалом.

— Она забавная. Анк будет у ее ног. С такой фигурой и с таким умом… Чиддер помедлил.

— А она?… Я хочу сказать — вы?…

— Нет, — возразил Теппик.

— Весьма привлекательная.

— Да, — согласился Теппик.

— Нечто среднее между жрицей-танцовщицей и рыбой-пилой.

Прихватив стаканы, приятели поднялись на палубу. Редкие огни города затмевал ослепительный блеск звезд. Слабо колыхалась ровная маслянистая гладь воды.

Голова у Теппика потихоньку начала кружиться. Знойное солнце пустыни, причуды эфебской кухни, о которых то и дело напоминал желудок, и выпитая за ужином бутылка вина — все это вкупе обрушилось на его здоровую наследственность.

— Должен сказать, — с трудом проговорил он, облокотившись на поручень, — ты хорошо устроился.

— Все оукей, — кивнул Чиддер. — Коммерция — интересное дело. Мы открываем рынки. Контролируем конкуренцию в каперском секторе. Поплыли с нами. Отец говорит, за коммерцией будущее. Не за царями и волшебниками, а за предприимчивыми людьми, которым по карману держать их на откупе. Не обижайся, ладно?

— Мы двое — это все, что осталось, — сказал Теппик, обращаясь больше к своему стакану. — Всего двое от целого царства. Она, я и верблюд, пыли в котором как в старом ковре. А древнее царство — пропало.

— Хорошее было царство, но уже не новое, — отозвался Чиддер. — Люди, наверное, попросту подустали.

— Ты не понимаешь… — проговорил Теппик. — Это вроде великой пирамиды. Только вверх ногами, представляешь? Вся история, предки, все люди, что были и что есть, — все это вливается в меня через эту пирамиду, как через воронку.

Чиддер передал ему бутылку. Теппик тяжело опустился на свернутый бухтой канат и пробормотал:

— Над этим стоит призадуматься, верно? Сколько их, пропавших городов и царств? Вроде тех, что в Великом Нефе. Целые страны пропали без следа. И где они сейчас? Может, люди там поголовно ударились в геометрию, а?

Теппик захрапел.

Размахнувшись, Чиддер швырнул пустую бутылку в море — она плюхнулась в воду, и еще какое-то время на ровной поверхности булькали пузырьки, — а затем, пошатываясь, отправился спать.

Теппику снился сон.

Ему снилось, что он стоит где-то на неимоверной высоте, с трудом удерживая равновесие, на плечах своих родителей, а те стоят на плечах стариков, под которыми — сотни, тысячи, миллионы людей, огромная пирамида человечества, основание которой теряется в облаках.

Снизу до Теппика долетали повелительные крики и наставления.

— Если ты ничего не сделаешь, мы исчезнем, словно нас никогда не было.

— Это всего лишь сон, — вслух сказал он сам себе и, сделав шаг, очутился во дворце.

Маленький смуглолицый человек в набедренной повязке, сидя на каменной скамье, грыз фиги.

— Конечно, это сон, — подтвердил он. — Мир — это сон Создателя. Все мы — сны, только разные. Почему-то считается, что они имеют смысл. Ну, например: не ешьте омара на ночь. И прочая чепуха. Тебе когда-нибудь снился сон про семь коров?

— Да, — признался Теппик, оглядываясь. Сон его отличался архитектурным изяществом. — Одна из них играла на тромбоне.

— В мое время она курила сигару. Старый, наследственный сон.

— А что он означает?

Человечек выковырял пальцем застрявшую между зубов косточку.

— Спроси чего полегче, — ответил он. — Я сам отдал бы правую руку, чтобы узнать. Кстати, мы не успели познакомиться. Куфт. Основатель этого царства. Тебе снятся хорошие фиги.

— Ты мне тоже снишься?

— Верно, черт побери. Мой словарь состоял из восьмисот слов. Неужели ты думаешь, я действительно мог бы так говорить? Если рассчитываешь на совет предка — и думать забудь. Это сон. Я не могу сказать тебе ничего, чего бы ты сам уже не знал.

— Так, значит, ты основатель!

— Именно.

— Мне казалось… ты выглядишь несколько иначе, — промолвил Теппик.

— Как именно? …

— Ну… как та статуя…

Куфт раздраженно махнул рукой.

— Это все работа на публику, — сказал он. — Погляди на меня хорошенько. Разве я похож на патриарха?

Теппик окинул человечка критическим взором.

— В этой повязке, пожалуй, не очень, — согласился он. — К тому же она немного поистрепалась.

— Следы прожитых лет, — пояснил Куфт.

— Наверное, это единственное, что ты успел захватить с собой, спасаясь от преследования, — заметил Теппик, изо всех сил стараясь показать свою эрудицию.

Куфт взял еще фигу и искоса взглянул на Теппика:

— Ну-ка повтори.

— Тебя преследовали, — повторил Теппик. — Поэтому тебе пришлось бежать в пустыню.

— Да, верно. Верно, черт побери. Меня преследовали за мою веру.

— Это ужасно, — покачал головой Теппик. Куфт сплюнул:

— Точно, черт побери. Я искренне верил, что никто не заметит, что я продаю верблюдов со вставными зубами, а значит, я успею смыться.

Последнее заявление несколько ошарашило Теппика, но сознание все-таки поглотило его, как зыбучие пески — бетонную плиту.

— Выходит, ты преступник? — спросил Теппик.

— Преступник — грязное слово, — произнес его маленький предок. — Предпочитаю — предприниматель. Моя беда состоит в том, что я обогнал свое время.

— И ты бежал? — слабым голосом уточнил Теппик.

— Сидеть на месте и ждать было не слишком-то умно, — пожал плечами Куфт.

— «И когда Куфт, погонщик верблюдов, заблудился в пустыне, перед ним, как Дар Богов, открылась Долина, по которой протекала молочная река в кисельных берегах», — процитировал Теппик загробным голосом и добавил: — Я всегда считал, что берега такой речки, должно быть, очень липкие.

— И вот когда я помирал от жажды, а верблюды орали как сумасшедшие и просили воды — хлоп! Преогромная долина, река, тростники, гиппопотамы и всякие такие штуки. Из ниоткуда, из ничего. Я струхнул так, что чуть было не сбежал.

— Нет! — возразил Теппик. — Все было не так! Боги долины смилостивились над тобой и указали тебе путь!

Он умолк, с удивлением услышав умоляющие нотки в своем голосе.

— Неужто? — усмехнулся Куфт. — Значит, мне просто повезло. Я вдруг наткнулся на тысячемильную реку, которую никто до меня не замечал. Речная долина в тысячу миль посреди пустыни — ну кто ж ее заметит? Я, конечно, дареному верблюду в зубы смотреть не стал, сам понимаешь, вернулся и скоро привел туда свою семью и остальных людишек. Не колебался ни секунды.

— Она действительно хлоп — и возникла? — спросил Теппик.

— Вроде того. Хотя верится с трудом.

— Нет, — смутился Теппик, — отчего же…

Куфт ткнул в его сторону морщинистым пальцем.

— Честно говоря, по-моему, тут не обошлось без верблюдов, — заявил он. — Я всегда считал, что именно они отыскали это место, то есть оно как бы с самого начала было там, только нужно было еще одно маленькое усилие, чтобы появить его на самом деле. Хитрые бестии, эти верблюды.

— Знаю.

— Страннее, чем сами боги. Что-то случилось?

— Прошу прощения, — извинился Теппик, — все, что я узнал… для меня это небольшой шок. Я-то думал, что мы действительно цари. То есть мы не такие, как прочие.

Куфт выковырял фиговое зернышко, застрявшее между двух почерневших обломков, которые могли называться зубами только потому, что торчали во рту. Потом сплюнул.

— Твое время истекло, — хмыкнул он и исчез.

Теппик брел по некрополю, пирамиды зубчатым горизонтом протянулись на фоне ночного неба. Женское тело выгнулось над ним аркой небосвода, и боги стояли кругом на Краю Диска. Они были не похожи на тех богов, которых тысячелетиями изображали на фресках. Они выглядели хуже. Они выглядели старше, чем само Время. Впрочем, боги редко когда вмешивались и людские дела. Хватало других желающих.