Ведьмы за границей Пратчетт Терри

Нянюшка Ягг снова потупилась и что-то невнятно пробормотала.

— Ась? — переспросила матушка.

— Без конца выигрывала, говорю, — отозвалась нянюшка. — А под конец подумала: ба, да ведь мы можем сорвать неплохой куш — ну там, чтобы не слишком отказывать себе в городе, к тому же, мне всегда везло в дуркера…

— И ты начала поднимать ставки, — кивнула матушка.

— Как ты догадалась?

— Дурное предчувствие, — устало ответила матушка Ветровоск. — И, само собой, тут всем, кроме тебя, вдруг стало необыкновенно везти, я права?

— Попёрло просто невероятно, — понурилась нянюшка Ягг.

— Гм-м.

— Но всё равно никакой это не азарт, — заявила нянюшка. — Я ведь и понятия не имела, что это азартная игра. Когда я села за стол, они и карт сдать толком не могли. А обыграть таких противников — это никакой не азарт, а самый обычный здравый смысл.

— В том кошельке было почти четырнадцать долларов, — сообщила Маграт, — не считая заграничных денег.

— Гм-м.

Матушка Ветровоск уселась на койку и забарабанила пальцами по деревянной отделке. Взгляд её стал отсутствующим. У них в Овцепиках люди были дружелюбны и честны настолько, что, даже попадись им профессиональный шулер, они, скорее всего, спокойно и открыто поймали бы его за руку, не спрашивая, как он там называется. Да и выражение «карточный шулер» до их мест никогда не доходило. Но человеческая природа повсюду одинаковая.

— Надеюсь, ты не очень расстроилась, а, Эсме? — с тревогой спросила нянюшка.

— Гм-м.

— А помело новое я куплю, сразу как вернусь домой.

— Гм… что?

— Проиграв все деньги, она поставила на кон своё помело, — торжествующе произнесла Маграт.

— А у нас вообще осталось хоть сколько-нибудь денег? — поинтересовалась матушка.

Тщательная проверка многочисленных карманов и панталон принесла сорок семь пенсов.

— Хорошо, — хмыкнула матушка. Она сгребла монетки и сунула их в карман. — Этого должно хватить. По крайней мере, для начала. Ну, где эти типы?

— Что ты собралась делать? — в ужасе осведомилась Маграт.

— Играть в карты, — ответила матушка.

— Но так нельзя! Ты не имеешь права! — воскликнула Маграт, сразу узнавшая блеск в матушкиных глазах. — Ты собираешься обыграть их с помощью ведьмовства! Но это запрещено! Нельзя влиять на законы вероятности! Это нечестно!

Корабль был практически целым плавучим городом, и, поскольку тёплый вечерний воздух всё же дарил кое-какую прохладу, практически никому не хотелось сидеть в помещении. На палубе между штабелями груза группками прогуливались гномы, тролли и люди. Матушка протиснулась между ними и направилась в салон, почти такой же длинный, как сам корабль. Из салона доносились звуки шумного веселья.

Подобные корабли были самым быстрым и самым доступным средством передвижения на дальние расстояния. Как выразилась бы матушка, здесь можно было встретить самое разное отребье, а на корабли, идущие вниз по течению накануне Сытого Вторника, всегда набивались определённые любители поживиться за чужой счёт.

Матушка Ветровоск вошла в салон. Со стороны могло бы показаться, что его входная дверь обладает совершенно волшебными свойствами. Матушка Ветровоск подходила к ней своим обычным шагом. Но стоило ей миновать дверную арку, как она внезапно превратилась в согбенную, едва ковыляющую старушку, являющую собой зрелище, которое тронуло бы даже самое чёрствое сердце.

Доковыляв до стойки, матушка остановилась. На стене за стойкой висело такое огромное зеркало, какого матушке в жизни видеть не приходилось. Она некоторое время смотрелась в него, но с виду зеркало выглядело достаточно безопасным. Что ж, придётся рискнуть.

Она ещё немного сгорбилась и обратилась к человеку за стойкой.

— Икс козу муар, мусью, — окликнула она[14].

Человек за стойкой бросил на неё равнодушный взгляд и продолжил полировать стакан.

— Чего надо, старая? — спросил он.

В свидетельствующих о полном старческом маразме глазах матушки Ветровоск мелькнула едва заметная искорка.

— О… так ты меня понимаешь? — удивилась она.

— Да у нас тут кого только не бывает, — пожал плечами человек.

— В таком случае не будешь ли ты так любезен одолжить мне колоду этих — как их? — ах, да! Кажется, они картами зовутся, — проскрипела матушка Ветровоск.

— Никак собираешься в гроб сыграть? — сострил человек за стойкой.

В глазах матушки снова мелькнул ледяной огонек. Однако она сдержалась и спокойно ответила:

— Да нет, просто пару сьянсов разложить. Хочу попробовать понять, в чём суть.

Человек нырнул под стойку, вынырнул и швырнул ей засаленную колоду.

Матушка Ветровоск рассыпалась в благодарностях и заковыляла к стоящему в сторонке, покрытому пятнами от стаканов столику, в беспорядке рассыпала на нём карты и уставилась на них.

Буквально через несколько минут её плеча мягко коснулась чья-то рука. Подняв голову, матушка увидела над собой приветливое открытое лицо человека, которому кто угодно с радостью и без каких-либо вопросов дал бы в долг. Когда незнакомец заговорил, во рту у него блеснул золотой зуб.

— Прошу прощения, матушка, — сказал он, — но у меня и моих друзей, — он указал ещё на несколько гостеприимных лиц за соседним столом, — было бы гораздо спокойнее на сердце, если бы ты присоединилась к нам. Женщине опасно путешествовать одной.

Матушка Ветровоск мило улыбнулась ему, а потом неопределённо махнула в сторону своих карт.

— Никак не могу запомнить: циферки старше картинок или младше? — пожаловалась она. — Скоро, видать, собственную голову где-нибудь забуду!

Все рассмеялись. Матушка прошаркала к соседнему столу и уселась на свободное место, расположенное так, что зеркало оказалось прямо у неё за спиной.

Она улыбнулась про себя, после чего наклонилась вперёд, всем своим видом выражая готовность.

— Так расскажите же мне, — сказала она, — как играют-то в эти самые карты?

Ведьмы очень тонко чувствуют сказки. Они чувствуют их так же, как человек, купающийся в крошечном пруду, чувствует присутствие там форели.

Если знаешь, как устроены сказки, можно считать, дело в шляпе. Или, как говорят гномы, в каске.

Например, если за один стол с тремя опытными шулерами усаживается явный простофиля да ещё спрашивает: «Как вы играете в эту игру?», кого-то определённо будут трясти до тех пор, пока у него все зубы не выпадут.

Маграт и нянюшка Ягг бок о бок сидели на узкой койке. Нянюшка рассеянно щекотала Грибо брюшко, а кот довольно мурлыкал.

— Если она, чтобы выиграть, воспользуется ведьмовством, мы можем навлечь на себя ужасные неприятности, — сказала Маграт. — Ты ведь знаешь, как она не любит проигрывать, — добавила она.

С проигрышами матушка Ветровоск наотрез отказывалась мириться. С её точки зрения, проигрыш — это нечто, случающееся с кем-то другим, но не с ней.

— Это всё её йогоизм, — откликнулась нянюшка Ягг. — Все люди от природы такие. Йогоисты. А она — великая йогоистка. Впрочем, все ведьмы такие, таков уж наш удел.

— Она обязательно воспользуется ведьмовством, — покачала головой Маграт.

— Использовать чары в азартной игре значит искушать судьбу, — важно сообщила нянюшка Ягг. — Жульничать — это нормально. Практически даже честно. То есть, я хочу сказать, мухлевать может кто угодно. Но вот пользоваться какими-нибудь там заклятьями — это значит искушать Судьбу.

— Судьбу? Боюсь, кого пострашнее, — хмуро промолвила Маграт.

Нянюшка Ягг вздрогнула.

— Пошли, — решилась Маграт. — Нужно остановить её.

— А всё её йогоизм, — слабым голосом сказала нянюшка Ягг. — Страшное дело этот самый йогоизм.

— А у меня, — поделилась матушка, — три маленькие картинки королей и три забавные единички.

Трое партнеров просияли и перемигнулись.

— Это называется тройственный дуркер! — сказал тот, что пригласил матушку к столу и которого, как выяснилось, зовут господин Честни.

— Так это хорошо или нет? — спросила матушка.

— Это значит, что ты снова выиграла! — Он придвинул к ней кучку пенни.

— Ух ты! — восхитилась матушка. — То есть, выходит, у меня… сколько же это будет… почти пять долларов, да?

— Ничего не понимаю, — покачал головой господин Честни. — Должно быть, здесь у нас то самое знаменитое везение новичка, правда, ребята?

— Если так и дальше пойдёт, мы вообще без гроша за душой останемся, — подхватил один из его компаньонов.

— Да, неровен час, она с нас и пиджаки поснимает, запросто, — присоединился третий.

— Ха-ха.

— Похоже, нам лучше выйти из игры, пока не поздно, — притворно озаботился господин Честни.

— Ха-ха.

— Ха-ха.

— Ха-ха.

— Ой нет, лучше давайте продолжим, — тревожно улыбаясь, забеспокоилась матушка. — Я только-только начала входить во вкус.

— Тогда тебе стоит дать нам хоть немножко отыграться, ха-ха, — сказал господин Честни. — Ха-ха.

— Ха-ха.

— Ха-ха.

— Ха-ха. А как насчёт сыграть по доллару? Ха-ха?

— О, сдаётся мне, что такая азартная дама будет не против сыграть по доллару, — сказал третий.

— Ха-ха!

Матушка взглянула на свою кучу пенни. Мгновение она как будто пребывала в нерешительности, но потом — как рассудили по её виду трое шулеров — осознала: ну разве может она проиграть, коль пошла такая пруха?

— Давайте! — воскликнула матушка. — По доллару так по доллару! — Она порозовела. — Это так возбуждает, верно?

— Точно, — согласился господин Честни и потянул к себе колоду.

Раздался ужасный грохот. Все трое шулеров уставились на стойку, с которой сыпались осколки зеркала.

— Что случилось?

Матушка одарила господина Честни милой старушечьей улыбкой. Она вроде и не обратила внимания на происшествие.

— Должно быть, стакан, который тот парень вытирал, выскользнул у него из руки и угодил прямиком в зеркало, — объяснила она. — Надеюсь, бедняжке не придется платить за ущерб из своего кармана.

Её партнеры переглянулись.

— Продолжим, — сказала матушка. — Мой доллар уже весь наготове.

Господин Честни нервно взглянул на осиротевшую раму. Потом пожал плечами.

От этого движения что-то где-то высвободилось. Послышался приглушенный щелчок, как будто мышеловка сделала свое чёрное дело. Господин Честни побелел и схватился за рукав. Оттуда вывалилось небольшое металлическое приспособление, состоящее в основном из пружин и гнутых проволочек. Среди них застрял помятый туз пик.

— Оп-па! — выразилась матушка.

Маграт через окошко заглянула в салон.

— Ну, что она там делает? — прошипела нянюшка Ягг.

— Снова улыбается, — ответила Маграт.

Нянюшка Ягг покачала головой.

— Йогоистка, — только и сказала она.

Матушка Ветровоск придерживалась того самого метода игры, который приводит в бессильную ярость профессиональных игроков по всей множественной вселенной.

Она держала карты в кулачке тесно сдвинутыми и в нескольких дюймах от лица, так что разглядеть можно было только самые их краешки. Она смотрела на свои карты так, словно боялась ненароком их обидеть. И создавалось впечатление, что она ни на мгновение не отрывает от них глаз, кроме как для того, чтобы быстро глянуть на стол.

И она очень, очень подолгу думала. И она никогда, никогда не рисковала.

Через двадцать пять минут она проиграла доллар, а господин Честни весь взмок. Матушка уже трижды любезно указывала ему, что он совершенно случайно сдал карту снизу колоды, а потом вообще попросила принести другую колоду «потому что, глядите, в этой у всех карт на обратной стороне какие-то черные точечки».

А всё её глаза… Они были виноваты. Он уже два раза пасовал с прекрасными тройственными дуркерами только для того, чтобы она выиграла с каким-то жалким двойным бублом. На третий раз, когда, как ему показалось, он наконец понял стиль её игры, господин Честни пошёл ва-банк — и его неплохой флюш угодил прямо в зубы пятерному дуркеру, который старая кошелка собирала, должно быть, целый век. А потом — тут у него даже костяшки пальцев побелели — потом эта ужасная, кошмарная карга ещё и говорит: «Так я что же, выиграла? Со всеми этими маленькими карточками? Ого, ну и везучая же я!»

После чего, глядя на карты, она начала что-то мурлыкать себе под нос. Раньше трое шулеров только приветствовали бы это. Перестук зубов, шевеление бровями, потирание ушей — такие жесты для человека, знающего значение всех этих незаметных сигналов, означали, что деньги уже хранятся у вас в чулке под матрасом. Но своей «прозрачностью» эта отвратительная старая карга больше походила на кучу угля. А её мурлыканье было… завораживающим. Вы вдруг ловили себя на том, что пытаетесь разобрать мотив. От этого даже зубы начинали ныть. А потом она выкладывала жалкий неполный флюш в ответ на ваш столь же паршивый двухкарточный дуркер и удивлённо спрашивала: «Что, неужто снова я?»

Господин Честни отчаянно пытался вспомнить, как играть в карты без потайного приспособления в рукаве, верного зеркала и краплёной колоды. И под мурлыканье, подобное скрежету гвоздя по стеклу.

При всём при том мерзкая старуха вроде бы даже понятия не имела, как правильно играть.

Через час её выигрыш составил ещё четыре доллара, и, когда она заявила: «Иногда и нам, девочкам, везёт!», господин Честни случайно прокусил себе язык.

А затем ему вдруг прямо с раздачи пришёл настоящий дуркер-рояль. Перебить эти карты практически невозможно. Такое вообще случается раз или два в жизни.

А она взяла да и бросила свою сдачу! Старая стерва бросила карты! При этом она лишилась целого доллара, черти её побери, — и всё же не колеблясь бросила карты!

Маграт снова заглянула через окошко в салон.

— Ну, что там? — спросила нянюшка.

— У них у всех очень сердитый вид.

Нянюшка сняла шляпу и вытащила из неё трубку. Раскурив табак, она бросила спичку за борт.

— Ага! Попомни мои слова, скоро она примется мурлыкать под нос. О, Эсме умеет назойливо мурлыкать. — Нянюшка выглядела вполне довольной. — А в ухе она ещё не ковырялась?

— Да нет вроде.

— Никто не умеет ковыряться в ухе так, как Эсме.

И тут она начала ковыряться в ухе! Всё делалось очень женственно, и слабоумная старая мымра скорее всего даже не замечала, что делает. Просто она то и дело совала мизинец в ухо и крутила им там. При этом получался звук, похожий на тот, который раздаётся, когда натирают мелком бильярдный кий.

Отвлекающий маневр, вот что это такое. Наконец-то они раскусили её…

Но нет, она снова бросила карты! А ведь у него ушло целых пять проклятых минут на то, чтобы собрать проклятый двойственный дуркер!

— Помню, — сказала нянюшка Ягг, — как-то раз она пришла к нам в гости на праздник по случаю коронации короля Веренса и мы начали играть с детишками в «пятнашки» по полпенни за кон. Так она обвинила Джейсонова младшенького в жульничестве и целую неделю потом дулась.

— А он и вправду жульничал?

— Надеюсь, — гордо ответила нянюшка. — Основная беда Эсме состоит в том, что она совершенно не умеет проигрывать. Маловато практики.

— По мнению Лобсанга Достабля, иногда, чтобы выиграть, нужно проиграть, — вспомнила Маграт.

— По мне, так это просто чушь какая-то, — пожала плечами нянюшка. — Это йен-буддизм, что ли?

— Нет. Йен-буддисты, наоборот, говорят, мол, чтобы выиграть, ты должен иметь много денег[15], — сказала Маграт. — А в Учении Скорпиона говорится, что самый верный способ выиграть — это проиграть все схватки, кроме последней. То есть нужно использовать силу противника против него самого.

— Что же, надо сделать так, чтобы он сам себе врезал? — спросила нянюшка. — По-моему, звучит довольно глупо.

Маграт наградила её сердитым взглядом.

— Да что ты во всём этом понимаешь? — фыркнула она с не свойственной ей резкостью.

— А что я в этом понимаю?

— Ладно, с меня хватит! — воскликнула Маграт. — Я, по крайней мере, хоть пытаюсь узнать что-то новое, пытаюсь учиться! Не оскорбляю окружающих меня людей и не даю волю своему дурному характеру!

Нянюшка вытащила трубку изо рта.

— И вовсе у меня не дурной характер, — спокойно заявила она.

— А я не о тебе говорю!

— Да уж, Эсме всегда была вздорной, — подтвердила нянюшка. — Это у неё от природы.

— И она практически никогда не пользуется ведьмовством. А что толку быть ведьмой, если не насылаешь чары? Почему она не пользуется заклятьями, чтобы помогать людям?

Нянюшка уставилась на Маграт сквозь клубы табачного дыма.

— Думаю, это потому, что ей не нужно никому ничего доказывать, — промолвила она. — К тому же, я знаю матушку много лет. И всю её семью тоже. Ветровоски всегда отличались способностями к магии, даже мужчины. Есть у них какая-то волшебная жилка. Что-то вроде проклятия над ними довлеет. И тем не менее… она считает, что людям магией не поможешь. То есть как следует не поможешь. Но если подумать хорошенько, оно ведь и верно…

— Тогда какой смысл?…

Нянюшка поковыряла в трубке спичкой.

— Помнится мне, как-то раз, когда в твоей деревне началась чума, матушка тут же прилетела, чтобы помочь тебе, — продолжила она. — Работала день и ночь. Ни разу такого не бывало, чтобы она отказала кому-то в помощи, какая бы зараза к человеку ни прицепилась, пусть даже самая заразная зараза. А когда большой старый тролль, ну, тот, что живет под Ломаной горой, пришёл в деревню за помощью, потому что его жена никак не могла разродиться, — так вот, помню, все тогда принялись бросаться в него камнями, но Эсме, ни слова не говоря, пошла с ним и приняла у бедняжки роды. Ха… А потом Куроцап Хопкинс тоже запустил камнем в Эсме — вскоре после того, как ночью все его амбары раздавила чья-то огромная нога. Эсме всегда говорила, что людям чарами не поможешь, зато поможешь трудом. То есть людям нужно помогать чем-то реальным, а не волшебством.

— Я вовсе не имела в виду, что матушка Ветровоск плохой человек… — начала Маграт.

— Ха! Зато я имела в виду именно это. Нужно много заграниц объездить, чтобы найти кого-нибудь повреднее Эсме, — усмехнулась нянюшка Ягг, — и это я тебе говорю. Ей отлично известно, что она собой представляет. Эсме уродилась доброй, и ей это очень не нравится.

Нянюшка выколотила трубку о поручни и снова повернулась к Маграт.

— Девочка моя, просто пойми, — сказала нянюшка, — она не только большая йогоистка, но ещё и на психолологию больна. И я рада до смерти, что ни тем, ни другим я лично не страдаю.

Матушка выиграла уже двенадцать долларов. Жизнь в салоне замерла. Стояла такая тишина, что слышно было, как шлепают по воде колеса и раздаются команды, отдаваемые капитаном.

Матушка предъявила тройственный дуркер и выиграла ещё пять долларов.

— Что значит психолология? — спросила Маграт. — Вы что, книги читаете?

Нянюшка проигнорировала её вопрос.

— Главное дело сейчас следить, — сказала она. — Когда она начнет зубом цыкать, этак негромко: «ц-ц-ц». Это всегда следует за ковырянием в ушах. И обычно означает, что она что-то задумала.

Господин Честни побарабанил пальцами по столу, к своему ужасу, поймал себя на этом занятии и, чтобы скрыть смущение, прикупил ещё три карты. Старая кошелка вроде бы ничего не заметила.

Он уставился на новый расклад. Добавил два доллара и прикупил ещё карту. Снова уставился на карты. Интересно, подумал он, каковы шансы получить дуркер-рояль дважды за день? Только не паниковать.

— Пожалуй, — услышал он собственный голос, — я рискну ещё парой долларов.

Он взглянул на компаньонов. Они послушно бросили карты — сначала один, за ним другой.

— Даже не знаю… — пробормотала матушка, по всей видимости обращаясь к своим картам. И снова поковыряла в ухе. — Ц-ц-ц. А как называется, ну, знаешь, когда, ну, вроде хочешь поставить ещё денег?

— Это называется поднять ставку, — ответил господин Честни. Костяшки пальцев у него снова побелели.

— Тогда я подниму. Долларов этак на пять.

Колени господина Честни заскребли друг о друга.

— Отвечаю и поднимаю ещё на десять, — огрызнулся он.

— Уравниваю, — откликнулась матушка.

— Тогда я поднимаю ещё на двадцать долларов.

— А я… — Матушка вдруг поникла. — Я… У меня… есть помело.

Где-то в подсознании господина Честни прозвонил тревожный звоночек, но он уже во весь опор скакал к победе.

— Идёт!

Он выложил карты на стол.

Толпа ахнула.

Он начал тянуть банк к себе.

Но тут на его запястье сомкнулись пальцы матушки.

— Ещё я не выложила свои карты, — лукаво заметила она.

— А это и ни к чему, — рявкнул господин Честни. — Вряд ли ты сможешь перебить это.

— Могу, если надурю тебя, — возразила матушка. — Кажется, поэтому игра и называется дуркер?

Он заколебался.

— Но… но… Да, ты, конечно, выиграешь, но только если у тебя на руках девять карт одной масти подряд, — пробормотал он, чувствуя, что начинает тонуть в пучине её глаз.

Матушка откинулась на спинку стула.

— Знаешь, — спокойно сказала она, — мне как раз показалось, что у меня на руках что-то уж очень много этих черненьких с колючками. Много — это ведь хорошо, да?

Она выложила на стол карты. Окружающая игроков толпа дружно ахнула.

Господин Честни затравленно огляделся.

— Да, здорово вам повезло, госпожа, — признал какой-то пожилой господин.

Из толпы посыпались поздравления. Из большой и так некстати образовавшейся толпы.

— Э-э-э… да, — наконец кивнул господин Честни. — Да. Здорово. Учишься ты невероятно быстро…

— Уж побыстрее, чем ты. Итак, с тебя пятьдесят пять долларов и помело, — подсчитала матушка.

Когда она наконец появилась в дверях салона, Маграт и нянюшка Ягг уже поджидали её.

— Вот твоё помело, — буркнула она. — И надеюсь, вы уже собрали вещи. Мы сходим.

— Почему? — спросила Маграт.

— Да потому, что, когда здесь всё немного утихнет, кое-кто начнет нас искать.

Они трусцой поспешили за ней в маленькую каюту.

— И ты не использовала никаких заклятий? — спросила нянюшка Ягг.

— Нет. Чистая головология, — ответила матушка Ветровоск.

— А где ты научилась так играть? — подозрительно осведомилась нянюшка.

Матушка остановилась. Они с разбегу врезались в неё.

— Помнишь прошлую зиму, когда старой матушке Дипбаж совсем похужело и я почти месяц сидела с ней каждую ночь?

— Да.

— Ты поиграй в дуркера с человеком, которого взад-вперёд по времени мотает, тоже быстро научишься, — сказала матушка.

«Дарагой Джейсон и все астальныи, Чево в заграницах с избытком, так эта разных запахов, теперь я вних здораво разбираюсь. Эсме на всех кричит, думаю она думаит што все вакруг спицально притваряются чужеземцами, на Зло ей, даже не знаю кагда ана ище так развликалась. И вапще, по мне так им всем просто нехватает харошей Встряски, на абед мы астановились где-то и заказали Бифштекс по-Тартарски так все павара вели себя ОЧЕНЬ призрительна, патамушта я захатела, штпобы мой как следует пражарили. Всиво харошева, МАМА».

Здесь луна была ближе.

Овцепиками спутник Плоского мира предпочитал любоваться издалека, очевидно не доверяя столь высоким и угрожающе выглядящим горам. Здесь же, неподалеку от Края, луна стала значительно больше. И налилась оранжевым цветом.

— Вылитая тыква, — заметила нянюшка Ягг.

— Кажется, мы договорились не упоминать больше о тыквах, — сказала Маграт.

— Так я ж не за обедом… — пожала плечами нянюшка.

И было здесь ещё одно отличие. Ведьмы совершенно не привыкли к тёплым ночам — в их краях такие ночи выдавались только в самый разгар лета, и то не каждый год. Неправильно это — сверху светит огромная оранжевая луна, а ты неспешно скользишь, скользишь над тёмной листвой, в которой трещат, жужжат и стрекочут насекомые…

— По-моему, мы достаточно отлетели от реки, — промолвила Маграт. — Матушка, может, приземлимся? Вряд ли кто сумеет нас догнать!