Операция «Моджахед» Пучков Лев
Спустя примерно час с небольшим добрались до того самого серпантина, упомянутого Рашидом. Для тех, кто малость подзабыл горную подготовку, напоминаю: серпантин — это дорога или тропа, обвивающая гору, спиралью ползущая сверху вниз (или снизу вверх — это уже смотря куда вы двигаетесь). В нашем случае — справа стена, слева пропасть. В том месте, до которого мы дошли, брали начало две тропы, одна убегала вправо, опоясывая гору, вторая влево. И выглядели они совершенно одинаково. Рашид сказал, что нам по левой, и показал на карте точку, в которую мы выйдем примерно через час-полтора.
Вася, быстро разобравшись с картой, поинтересовался, почему именно по левой. Если смотреть по карте и руководствоваться отметками высот, справа будет почти в два раза быстрее. Там что, тропа нерабочая? Или она кончается сразу за поворотом?
Рашид, усмехнувшись в своей обычной манере, доложил: там всё рабочее... но не совсем безопасное. Вот тут село, правее серпантина полтора километра, а там могут быть арабы. Это их участок, там, неподалёку, их база.
— Арабы! — обрадовался Вася, доставая карандаш. — Арабески, блин... А ну, где это?
— Зачем? — удивился Рашид.
— Ну вы и трудные, дети гор, — неодобрительно покрутил головой Вася. — Дадим координаты авиации, с утра накроют...
— Понятно, — кивнул Рашид. — Вот видишь, эти три села рядом? Ничего отмечать не надо, их в типографии отметили. Можешь передавать своей авиации, Пусть сразу всё накроют.
— Не понял... — Вася нахмурился. — Это что, шутка такая? А в чём тут юмор?
Рашид пояснил: никакого юмора тут нет. И собственно базы — тоже. Есть три села, в которых арабы попеременно квартируют. Пожили в одном месте, переехали в другое — по обстановке. Так ещё в первую войну было, они тут давно, эти арабы, типа, совсем местные. Когда они в селе, вокруг садят наблюдателей, на хорошо оборудованных позициях, и в трёхкилометровой зоне пускают пеший патруль. Они там каждый камешек знают, могут ночью гулять с завязанными глазами. И ещё ни разу такого не случалось, чтобы кто-то их там выпас. Опасность заметят за версту, сразу организованно переместятся в другое село.
— Так это не сёла, а... псевдосела? — озарился Вася.
— Не выражайся, — поправил Петрушин. — Ты в приличной компании.
— Откуда такие слова знаешь? — заинтересовался Костя. — В разведшколе учили?
— Да ладно вам... — засмущался Вася. — Какая, в задницу, разведшкола... Я имею в виду — типа, макеты? Никого нет, вроде бы сёла, на карте нанесены, а там...
— Это просто сёла, — Рашид с грустью вздохнул. — Там живут обычные люди. И арабы. Они платят хорошие деньги, никого в этих сёлах не обижают, люди им рады и никогда никому не «сдадут». Такие вот наши сёла. Давай передавай координаты. Пусть бомбят. Арабов грохнут — в одном из сёл они точно есть, а заодно стариков и детей. У вас это всегда хорошо получалось...
Вот и поговорили. Вообще, мы впервые так плотно и на сравнительно равных условиях работаем с бывшим «духом», и не просто «духом», а полевым командиром, матёрым таким нохчей, имеющим непоколебимую жизненную позицию. И поверьте на слово — это очень непросто. Мы настолько разные, что, если бы не та роковая нить, что связывает нас, между нами по определению не могло быть ничего общего...
Этот серпантин оказался вполне приличным. Тропа широкая, видимо, не только козлы здесь скакали, забирает круто вправо, летальных длиннот нет (прямых участков более ста метров), если кто и выскочит из-за поворота, можно в упор отработать...
А почти в самом конце нас ожидал ужасный сюрприз.
— Вот так ни хера себе! — воскликнул Вася Крюков, уткнувшись носом в широкую спину Рашида. — Ну и как мы теперь?!
А был здесь, братцы мои, тривиальный обвал. Или оползень. Иными словами, тропа внезапно обрывалась в пропасть, справа имелась вогнутая стенка с отрицательным углом, а метров через пятнадцать тропа возобновлялась вновь и, как ни в чём не бывало, бежала дальше. Посмотрели в пропасть — дна не видно, туман. Любому школьнику понятно, что без альпинистского снаряжения ловить тут нечего. Мы не школьники, снаряжение достать — не проблема, а не взяли его потому, что собирались просто прогуляться пешком, а вовсе не штурмовать заснеженные пики.
— Не было... — голос Рашида дрогнул и нечаянно сбился на фальцет. — Гхм-кхм... Не было этого! Тут всегда всё нормально было...
Вид у абрека был такой, словно этот кусок тропы обвалился по его личной халатности.
— Час — псу под хвост, — Петрушин озабоченно посмотрел на часы. — Ты по правой ходил?
— Ходил, — кивнул Рашид, не смея поднять виноватый взгляд.
— Ну и как там?
— Да ты не тушуйся, орлом держись, — вмешался Костя. — В горах, бывает, и не такие куски отваливаются, целые экспедиции накрывает. Ты-то тут при чём...
— Там всё нормально, — Рашид поднял голову, но по-прежнему избегал встречаться взглядом с Петрушиным. — Но там село недалеко, километра полтора — я говорил.
— И прямо в конце серпантина проходит первая линия обороны арабской армии, — опять вставил Костя. — Да?
— Нет, это совсем не обязательно, — Рашид невольно хмыкнул и с благодарностью посмотрел на психолога. — Может, сейчас их в том селе вообще нет. А если и есть...
— Наблюдатели на ближних подступах, патруль в трёхкилометровой зоне, мы в курсе, — поторопил Петрушин. — Это всё фигня. Это ж каким невезучим надо быть, чтобы в такой зоне напороться на их патруль... Ну что, возвращаемся, идём по правой?
— А по-моему, зря болтаем, — буркнул Вася. — Это единственный вариант, который у нас остался. И вообще, если помните, я сразу говорил, что там короче...
Этот серпантин был значительно неприятнее первого. Тропа узкая, приходилось ставить ступни на одной линии, левое плечо постоянно цеплялось за стенку. Справа — бездонная пропасть, даже и смотреть туда не хочется. Короче, левой эта тропа была потому, что тут повсюду присутствовали прямые линии. Двухсотметровый отрезок, небольшой поворот, ещё один, примерно такой же отрезок...
Зато добрались быстро. Последний отрезок пути был просто неприлично длиннющим и крутым: метров пятьсот, не меньше, угол градусов двадцать. В конце было заметно ощутимое расширение тропы, виднелись густые кусты, валуны, и вообще, пропасть уходила вправо, а там было какое-то подобие площадки...
— Ну вот, почти пришли, — облегчённо вздохнул Рашид. — За кустами — распадок, плоская ложбина, по ней спустимся в ущелье. А там — два километра, и мы дома.
— Хорошо, — одобрил замыкающий Петрушин. — Смотрите в оба, нам ещё до тех кустиков дотопать надо...
Когда мы прошли уже метров сто по последнему отрезку, Вася Крюков вдруг выдал замороженным голосом:
— Попали...
Рашид остановился и с недоумением обернулся.
— Кустики шевельнулись, — шёпотом пояснил Вася. — А ветра нет...
— Темп не сбавлять, — флегматично буркнул Петрушин. — Двигаться ровно, как и шли. Никому не оборачиваться. Пошёл, пошёл...
Рашид двинулся дальше, не задавая лишних вопросов. Только спина у абрека как будто окаменела. Честно говоря, я ничего такого не заметил — далековато до тех кустиков, чтобы можно было толком разглядеть, пока только очертания виднеются... Но Васе следовало доверять. Он у нас, как барометр, опасность чует за версту. И уж если сказал, что кустики шевельнулись, значит, так и есть.
— Расскажи нам, Константин, как мы сейчас будем себя вести, — попросил Петрушин, не меняя тона. — Только без всяких там загогулин, а сразу — кто что делает.
Петрушин верно мыслит. Если кто-то в тех кустах есть, мы все уже у них в секторе. Если там пулемёт или снайперка — это гарантированно братская могила. Они вверху, лежат удобно — мы их не видим. Мы внизу, как на ладони, топаем в колонне по одному, и укрыться нам совершенно негде. Развернуться и топать обратно — тут ведь даже и не пробежишься, — сразу поймут, что вычислили их, и с таким же успехом отработают в спину. Короче, можно сразу прыгать в пропасть, это вернее, хоть мучиться не будешь!
Единственный шанс у нас есть — это добраться-таки до тех кустиков. Мы живы до тех пор, пока гипотетический противник в кустах не понял, кто мы такие. То есть всё, что мы сейчас можем сделать — это вести себя примерно и правильно. А поведение — это уже прерогатива психолога...
— Идём как ни в чём не бывало, — предложил Костя. — Мы с Жекой молчим. Рашид и Серый разговаривают по-чеченски о делах насущных. О том, как славно нам всем будет, когда мы переберёмся через границу и спрячемся от злобных федералов, которые нас зачем-то ищут. Не шёпотом, не напрягая голос — обычным тоном. Ну, может быть, чуть тише обычного тона, мы тут всё-таки не на прогулке. Метров через сто они начнут разбирать отдельные слова, будут прислушиваться. Ещё через сто — сто пятьдесят должны понять, о чём речь, и принять нас за своих. Если мы скверно сыграем и они нашей игры не примут, тогда мы очень быстро умрём... Вася?
— На приёме, — шёпотом ответил Вася.
— Да ни фига ты не на приёме, — поправил Костя. — Забудь, что у тебя рация есть. Как они начнут разговаривать, считай. На каждом двадцатом счёте вставляешь короткую фразу по-чеченски.
— Зачем? — не понял Вася.
— Пятеро идут, двое болтают, остальные молчат... Короче, массовки нет, — пояснил Костя. — Не очень натуралистично. Тем более, болтают через третьего, который между ними, как буфер, и почему-то молчит... Он что — глухонемой? Если третий будет вставлять фразы, так лучше. Ты верь мне, я знаю, что делать...
— Ладно, — кивнул Вася. — Когда считать?
— Как они начнут болтать, — Костя вдруг вспомнил: — Да, просьба: фразы должны быть сугубо пацифистскими. Никаких допросных тем. Ты понял?
— Понял, — успокоил Вася. — Сделаем...
Костя тоже верно мыслит. Не просто верно, а единственно правильно. За то и держим. Если заговорим врага, они примут нас за своих, дадут дойти до кустов, вылезут навстречу с расспросами... Ух, как это будет здорово! Если там никого нет, а Васе просто почудилось, и всю эту комедию мы ломаем для валунов и кустов... Вот это мы посмеёмся! До заворота кишок.
Но сначала надо дойти...
— Поехали, — через некоторое время вполголоса скомандовал Петрушин. — Подходим на дистанцию слышимости отдельных слов.
Поехали. Петрушину в этом плане можно доверять безоговорочно. Он и Вася с точностью до десятка метров могут навскидку вычислить, на каком расстоянии находится источник звука, в любой местности: в горах, на равнине, в городе, в лесу. Работа у них такая.
— А там надёжно? — спросил я по-чеченски Рашида.
— Где? — абрек от неожиданности даже обернулся.
— В том месте, где ты хочешь нас спрятать от этих проклятых гяуров.
— А, это... — Рашид судорожно вздохнул. — Слушай, совсем тупой стал... Да, там очень надёжно. Ни одна собака не узнает...
Это просто замечательно, что первым идёт Рашид. Это всех нас спасает. Не потому, что его убьют первым, а остальные успеют укрыться. Тут укрыться негде. Просто Рашид — чеченец. Явно и ярко выраженный...
— Гу тях ду тхо![16] — браво рявкнул Вася.
— Не ори, не дома, — шёпотом напомнил Костя. — Я же просил — нормальным голосом!
— Из няк мич бедаш бу?[17] — спросил Вася нормальным голосом — исправился.
— Не части, — буркнул я на правах сзади идущего. — Сказали же, считай до двадцати.
— Задолбали! — злобно прошипел Вася. — Чего вы меня сегодня все тыкаете? Нашли пацана...
Так вот, это здорово, что Рашид — чеченец. Если кто-то оттуда смотрит в прицел, видят в первую очередь его бородатую физиономию, а потом уже всех остальных — мельком, урывками, потому что мы шагаем след в след. И хорошо, что он высок ростом и плечист. Мелкого Васю за его спиной вообще не видят...
— А там у тебя родственники или просто кунаки? — я продолжал необременительно общаться с Рашидом.
— Там все — мои кунаки, — на этот раз Рашид отреагировал с ходу. — Но такие, что даже лучше родственников. Ты не думай, вам совсем не о чем волноваться. Сами придёте и увидите...
— Цаа хум ца го[18], — очень гармонично вставил Вася, как будто в беседе участвовал.
— Молодец, — шёпотом одобрил мне в затылок Костя. — Понимает политику партии. А вы бы не только о делах, но и пошутили как-нибудь. Чтоб не в напряг. Ну, например, по поводу Васи. Да, надо ему имя придумать. Пусть будет Мустафой.
— Этого малыша будем звать Мустафой, — сказал я Рашиду. — Он сегодня маленько не в духе. Но вообще, он парень что надо...
— Цаа хум цахез[19], — уныло провозгласил Вася.
— Мустафа грустный что-то, — сказал Рашид. — Всё так хорошо идёт, мы скоро будем кушать чепилгаш и жижиг-галныш...
— Он просто устал, — объяснил я. — В последние несколько дней федералы нас просто достали. Житья от них не было...
Костя неплохо придумал с привлечением Васи к беседе. Точно, как будто какая-то массовка вырисовывается, и он между нами не выглядит странно молчащим буфером. Как и каждый разведчик, Вася владеет набором обиходных фраз на чеченском. Правда, этот набор предназначен для допроса в жёстком режиме (все чеченцы знают русский, но когда на родном — доходчивее), но в нём встречаются и нормальные выражения, как говорит Костя, сугубо пацифистского характера...
— Со тухш ву, джалеш! — неожиданно сбился с курса Вася. — Отрядаш кюгал дал мнла ву дещ?! Буш мича бу?[20]
— Де дика хула хун![21] — подтвердил Костя — внёс свою лепту, языковед хренов.
— По-моему, у Мустафы температура, — Рашид затравленно втянул голову в плечи. — Точно, он здорово устал.
— А вот этого не надо, Вася, — прошептал я в затылок разведчику. — Мы уже подходим, могут неправильно понять...
— Это жопа, — так же шёпотом пожаловался Вася. — Мы тут — как в тире, блин...
До кустов осталось метров пятьдесят, тропа стала шире. Тридцать метров... Я с трудом сдерживал себя, чтобы не рвануть во все лопатки вперёд...
В этот момент из кустов на тропу вышагнул мужик с автоматом.
— Кто такие? — по-чеченски он говорил скверно, по-моему, даже хуже Васи. Автомат в руках, ствол смотрит на нас. — Стой на месте, не ходи!
— Ты, наверное, хотел поздороваться? — Рашид остановился и выровнял ствол карабина в горизонтальном положении. — Сам кто такой? Чего тут делаешь? Почему плохо говоришь — ты не нохчо, что ли?
Хорошо получилось! Как-то по-хозяйски, как будто Рашид вышел из дома и увидел в своём дворе постороннего. А вообще, мог бы и не спрашивать насчёт нохчепринадлежности. Товарищ смуглолиц, хоть и коротко острижен, но видно, что зело кучеряв...
— Мы — бригада командир амир Абу, — заученно протараторил смуглолицый. — Воины джихада. Ты кто?
— Так это кунаки твоего родственника, Рашид, — я шагнул вправо и встал рядом с абреком — тропа стала шире, теперь можно. — Пусть по-русски говорят, зачем человеку язык ломать?
— Какой-такой родстник? Кто такой?
По-русски смуглый говорил не лучше. И как таких в патруль пускают? Безобразие.
— Халил зовут, — нехотя буркнул Рашид. — Зять мой. Сестра замужем.
Далее, по идее должны были последовать дурные вопросы из серии: какого чёрта этот родственник тут делает и почему крадётся в обход?
— Халил? — смуглый слегка засомневался. — Когда жинилса? Как жина зват?
— В январе, — Рашид говорил как будто через силу. — Сестру мою зовут Земфирой. Я Рашид Музаев. Я в розыске, поэтому пришёл...
— А, Земфира! — смуглый вдруг моментом успокоился, махнул рукой и громко сказал по-арабски: — Это свои. Это Халила родственник.
Это хорошо, что они не в курсе насчёт Земфиры. Всё правильно, Абу наверняка не со всеми подряд болтает о своих исполнительницах, тут должен быть какой-то режим секретности...
Из кустов разом встали трое. Один с «СВД», второй с пулемётом, третий с автоматом. Вот так, а мы гадали: если с пулемётом — хана, если со снайперкой — хана, а тут полный комплект. Пулемётчик, снайпер и два стрелка. Дважды хана, короче.
— Пошли, пошли, — тихонько прошептал сзади Петрушин. — Ещё чуток пройти надо, узковато...
— Нам тут теперь до ночи стоять или как? — уточнил Рашид.
— Давай, давай — иды суда, — разрешил смуглый, доставая из кармана «разгрузки» рацию. — Сичас будим гаварыт...
Мы двинулись вперёд. Тропа постепенно разъезжалась, через пятнадцать шагов доставало места для троих. Ещё несколько шагов — вот они кустики! — и мы практически на дистанции штыкового боя...
— «Орёл», пусть Халил к трубке подойдёт, — сказал смуглый в рацию по-арабски. — Тут его родственник пришёл. Пусть пару слов скажет.
— Ладно, — шепеляво ответила рация на том же языке. — Подожди, я сейчас позову...
Мы расположились напротив патруля арабов, буквально в двух метрах. Можно работать. Все четверо супостатов пялились на Петрушина. Точнее, на его косынку, скрывавшую лицо. Петрушину места в шеренге не хватало, он пытался втиснуть свои могучие габариты между мной и Костей и потому получилась секундная заминка...
— У Халила тут целое море родственников, — неприятно осклабившись, сказал по-арабски пулемётчик. — И никто из них понятия не имеет, как поступает Халил со своими жёнами.
— Точно, — подтвердил снайпер и не менее гнусно ухмыльнулся. — Давай скажем, пусть этот платок снимет...
Я точно знаю, что Рашид в арабском шарит так же, как я в санскрите. То есть ни слова не понимает. Видимо, шутников подвела интонация и глумливые ухмылки. Они же не знали, что Рашид — скорбящий брат, для которого теперь любой кучерявый ассоциируется с самым страшным злом этого мира. А уж гнусно ухмыляющийся кучерявый — и подавно...
— Шакалы! — глухо рыкнул Рашид, вскидывая карабин.
— Ту-дух!
Снайпера отшвырнуло назад. Выстрел получился такой громкий, что на миг все в буквальном смысле оглохли. Отвыкли от такой грубости, наши «ВАЛы» совсем не так работают.
В следующую секунду наши «ВАЛы» негромко стрекотнули вдогон списанному с вооружения собрату, и патруль арабов перестал существовать. Случилось всё в мгновение ока, даже эхо от Рашидова выстрела рассеяться не успело.
— «Сокол», это не у тебя? — тревожно вопросила по-арабски рация. — Ты слышал, где там стреляли? «Сокол»?
— Запрашивают насчёт выстрела? — уточнил Петрушин.
— Угу, — кивнул я. — Слышали, но направление точно не определили.
— Ты сдал всех нас, — Петрушин колюче прищурился на Рашида. — Тебе русским языком сказали — карабин молчит! А ты что?
— Так получилось, — виновато развёл руками Рашид. — Ты видел, как он смеялся, шакал?
— Я видел, — кивнул Петрушин. — И я тебя понимаю. Но оправдать не могу... Короче, так. Если слышали, запрашивают, значит, сидят где-то рядом. Значит, скоро будут. Давай выводи по-быстрому.
— Я выведу, — пообещал Рашид. — Пока они сюда придут, нас и след простынет. Ни одна собака не догонит...
Глава восьмая
МОДЖАХЕД
Пейзаж после битвы...
Работать рядом с Абу — это то же самое, что жить возле действующего вулкана. Вроде всё тихо и спокойно, большая такая гора, с виду надёжная и монолитная... Но в любой момент может случиться извержение. И тут уж как повезёт: можно либо полюбоваться фантастическим зрелищем огненного фейерверка, либо погибнуть под стремительным потоком раскалённой лавы.
У амира изощрённый и пытливый ум, он прекрасно играет в шахматы, может предвидеть практически любую ситуацию, мыслить на много ходов вперёд... Вместе с тем зачастую он ведёт себя, как бесшабашный баловник-забияка, совершенно не задумывающийся о завтрашнем дне. Сколько раз такое бывало: всё продумает, распланирует любые возможные варианты, разложит по полочкам каждую деталь, а в самый неожиданный момент вдруг — бац! — и выкинул какой-нибудь фортель, страшно удивив всех окружающих.
Абу называет это озарением. Вроде бы ему пророк что-то в уши шепчет и подсказывает, как правильно поступить в каждом конкретном случае. Он, вообще, на полном серьёзе считает себя махди[22] и свято верит в свою миссию освободителя мира от неверных. Спорить никто не пытается — себе дороже, здесь он занимает такое положение, что критиковать его и шутить в его сторону может только Шамиль. И то, соблюдая определённый такт.
Я с ним давно и считаю, что он просто человек без тормозов, хотя и очень умный. Просто не желает ограничивать свои порывы и ведёт себя так, как ему в голову взбредёт. А с рук ему всё сходит, потому что он очень высоко сидит, не достать. Хотя, если смотреть со стороны, порой очень похоже получается как будто он общается с пророком. В опасный момент он становится необычайно хладнокровным как будто совсем не боится смерти, перед тем как выдать очередное своё сумасбродное решение, на несколько секунд прикрывает глаза, уходит в себя и замирает — как будто прислушивается к какому-то голосу извне. Прислушался, получил какое-то послание, открыл глаза и выдал очередное откровение. Например — завалите-ка вот этого шейха, ребята. И плевать, что после этого за нами пол-Чечни охотиться будет! Мне так пророк сказал, и всё тут...
В Аргуне у нас сначала всё шло гладко. Прибыли без шума — заезжали в село по одной машине, неторопливо, транспорт и людей распределили по намеченному плану, с рассветом все уже находились на своих местах. Из местных никто ничего не знал, только те наши люди, которые приняли к себе бойцов.
Где-то в половине седьмого утра Абу послал Дауда к одноглазому Мустафе, спросить, не приехал ли Зелимхан. Зелимхан, оказывается, здесь был уже давно, сразу пришёл. Абу тепло принял его, извинился за беспокойство в столь ранний час, и они довольно долго говорили о делах. Амир остался доволен разговором, по всему выходило, что Зелимхан нам здорово поможет в предстоящем бакинском мероприятии.
В половине восьмого наблюдатель с северо-западной оконечности села доложил: через мост заехали две машины, «УАЗ» и «Нива», номеров не видно, судя по всему, замазаны грязью.
Абу это почему-то не понравилось. На мой взгляд, ничего такого особенного тут не было, село большое, у многих есть машины. Зелимхан тоже не понял. Абу пояснил: они заехали. Обычно с утра все выезжают, возвращаются во второй половине дня. А эти заехали с утра. Дауд возразил: ну и что, тут у многих бизнес ночью бывает, поработали, а утром возвратились. Абу усмехнулся и сказал — если ты такой умный, давай, ты будешь работать амиром, а я тебя охранять стану. Дауд смутился — Абу своими приколами любого может в краску вогнать. Амир пояснил, что ночью работают только моджахеды — это наш бизнес, а поскольку Аргун входит в зону его ответственности (он, напомню, командующий Восточным фронтом), он тут по всем этим делам полностью владеет обстановкой. Кроме нас, сейчас других моджахедов здесь быть не должно. И потом, сейчас грязи нет, почему номера замазаны?
В общем, амиру не понравились эти машины, и он дал команду наблюдать за ними. Сказал так: если это федералы, значит, к местным не сунутся, спрячутся где-нибудь на окраине. А если местные, пусть на всякий случай посмотрят, куда они заедут.
Наблюдатели вскоре доложили: двигались уверенно, не прячась, нигде не петляли, сразу заехали в один из дворов. Двор этот располагается недалеко от нас, через пять домов. Абу передал Фатиху, сидевшему на крыше, чтобы присмотрел на всякий случай за этим домом.
Спустя некоторое время Фатих доложил: на чердаке этого дома кто-то есть. И не просто есть, а они там... дыры в шифере провертели! Аккуратные такие, если бы специально не наблюдал, не заметил бы.
— Значит, сдали нас... — Абу неожиданно развеселился и пришёл в хорошее настроение. — Ну что, кто скажет, что я страдаю излишней подозрительностью? Интересно, кто же это? Мои все мне верны, хотя... А может, это наш Друг?
Друг — это тот большой человек, который должен был подъехать во второй половине дня. Из-за него, в общем-то, всё и затевалось, с остальными можно было вопросы в другом месте решить.
Мы с Даудом заволновались, предложили сразу уходить. Дауд говорит: давай сзади дома снимем пролёт забора и тихонько уедем, никто и не заметит.
Амир прислушался к себе, или к голосу в своей голове, как обычно он это делает, и решил так: остаёмся. Хочу, говорит, разобраться во всём. Вот Друг приедет, посмотрим, как он себя будет вести. И потом, чего нам бояться? Нас тут больше взвода, а этих, на двух машинах, едва ли с десяток будет. И мы знаем, где они сидят. После этого амир прикинул, как этот дом смотрится в нашей системе обороны. У двоих пулемётчиков он как раз был в секторе, но этого Абу показалось мало, он решил подстраховаться. Приказал ещё двоим пулемётчикам поменять позиции, так чтобы этот дом попадал и в их сектора. Попросил Зелимхана помочь в этом деле: наши люди сидели у проверенных местных, а теперь надо было решать вопросы с другими. Дал ему толстую пачку денег, хотя Зелимхан и отказывался, сказал, что просто так договорится. Просто так, говорит, это ничего не стоит. С деньгами будет надёжнее.
Зелимхан перелез сзади дома через забор, пошёл, договорился с двумя хозяевами, всё получилось нормально. После этого амир в последний раз вышел на общую связь и велел всем соблюдать режим радиомолчания. На связь выходить только в самом крайнем случае, если на наш дом пойдут в штыковую атаку. Потому что, если это не местные баловники, а серьёзные люди, они могут запросто прослушивать наши частоты.
Отдав необходимые распоряжения, Абу поблагодарил Зелимхана за помощь и попросил его уходить. Полезай, говорит, через забор сзади дома, иди к Мустафе, бери машину, уезжай. Ситуация может стать опасной, а я не могу рисковать тобой, ты мне очень нужен.
Зелимхан наотрез отказался. Сказал так: я буду с тобой до конца. Ты меня опозорить хочешь? Зачем просишь уйти, когда в любую минуту может бой получиться? Как я потом буду людям в глаза смотреть?
Абу легко согласился, он, видимо, ждал такой реакции. Хороший воин никогда помехой не будет.
Прошло некоторое время, всё было спокойно. Враги, которые на крыше, никак себя не проявляли. Абу созвонился по спутнику с людьми, которым назначил встречу, сказал, чтобы спешивались где-нибудь подальше, потом шли по другой улице и лезли к нему через забор. Это, конечно, несолидно, но зато безопасно. Забор, кстати, бетонный, это Дауд немного погорячился, когда предложил пролёт положить. Тут экскаватор надо или бригаду с кирками и ломами.
Вскоре эти люди пришли, один, потом, спустя некоторое время, второй. Через забор лезли, кряхтели — они солидные, не мальчики. Абу пил чай во дворе, под навесом, смотрел и только посмеивался. Его здорово забавляло, что он спокойно решает свои вопросы чуть ли не на виду у вражеских наблюдателей, в ста метрах от них. Кроме того, амира разбирало жуткое любопытство: кто же это? Федералы или местные народные мстители? Говорит: может, пойти спросить — ребята, вы чьи будете? Ха-ха...
Запаздывал оператор, который должен был привезти магерпал с последней моздокской акции. На звонки он не отвечал, как будто пропал куда-то. Когда минул час с окончания контрольного срока прибытия, Абу внезапно потерял настроение и помрачнел. Акция прошла нормально, кураторы уже давно доложили. Теперь осталось только получить видеоматериал для отчёта перед «Братьями». А материала нет. Что случилось с оператором? Там, в Моздоке, у нас дела шли не очень хорошо: первая акция сорвалась, людей потеряли, а причины до сих пор установить не удалось...
Шли часы, всё было спокойно, погода прекрасная, никакой войны не хочется. Мы играли в нарды, непрерывно гоняли чаи. Фатих устал, его на посту наблюдения сменил Дауд. Враги на крыше как будто вымерли. Или хорошие специалисты, или мы зря подняли тревогу.
— Сколько там дыр? — неожиданно спросил Абу Фатиха.
— Каких дыр? — не сразу понял Фатих — он сел с Зелимханом в нарды играть, забыл про обстановку. — Где?
— В твоей глупой заднице, сын верблюда! — неожиданно рассердился амир. — Ты мне про какие дыры говорил, когда на крыше сидел?
— Шесть, — Фатих втянул голову в плечи, не понял, почему командир вдруг на ровном месте завёлся. — Ровно шесть. Диаметром, по-моему, не больше десяти сантиметров. Смотрел в бинокль, ничего не мелькает, не торчит. Но там темно, внутри чердака, если кто-то и сидит, вряд ли можно рассмотреть издалека...
— Может, и в самом деле, ничего такого? — Абу тут же забыл про обиженного им без надобности аскера, задумался о своём. — Может, какую-нибудь антенну хитрую хотят поставить, для спутникового телевидения... Типа, на шесть штырей. Интересно, такие антенны бывают, нет? Взглянуть бы... Короче, если Друг приедет и уедет нормально, сходим туда, посмотрим. А то так и уедем отсюда и не узнаем, для чего в крыше дыр навертели...
Я сходил во двор, переговорил с Даудом — амир запретил пользоваться рацией. Дауд сказал, что всё нормально. Крыша вражья как будто мёртвая совсем. Люди мимо проходили, но все местные. Один мужик даже два раза прошёл, с интервалом где-то в час. В нашу сторону не глянул, смотрел под ноги, но Дауду его лицо показалось знакомым. Кажется, он видел его на одной из «свадеб» Халила. А из Аргуна мы вроде бы никого не брали в «невесты». Хотя, может, просто показалось. Или приехал по делам, мало ли...
У Дауда прекрасная память. Так бывает, когда человек не забивает голову всякими лишними вещами, типа книг и учения. Я пошёл, сказал об этом мужике амиру. Абу отмахнулся — мы, говорит, пол-Чечни в «жёны» взяли, этих родственников повсюду, как собак нерезаных. Пусть хоть батальонами маршируют, нам как-то без разницы...
Наконец, за воротами послышался шум моторов — Друг приехал.
— Ну вот, сейчас всё выяснится, — к Абу вдруг опять вернулось хорошее настроение. — Посмотрим, как он себя будет вести...
Друг вёл себя плохо. Заметно нервничал, глаза бегали. Когда они поздоровались, я заметил, что амир машинально отёр свою руку об штаны — видимо, ладонь Друга была чрезмерно влажная. Так бывает, когда человек волнуется.
На мой взгляд, ничего особенного в этом не было. Друг встречается не с кунаком из соседнего села, а с самим Абу. Это же ведь один из главных людей, принадлежащих к стану врага. Если свои узнают, мало Другу не покажется. Кроме того, Абу известен своим непредсказуемым нравом...
Но по поведению амира я понял, что свои выводы он уже сделал. Нет, глаза его не метали молнии, он был спокоен, как камень... просто смотрел на Друга по-особенному и разговаривал с ним приторно вежливо. Он так никогда и ни с кем не разговаривает, даже с самим Шамилем.
Абу некоторое время общался с Другом, склонив голову набок и чуть прикрыв глаза — как будто прислушиваясь к его интонациям. Всё это происходило во дворе, под навесом, там был накрыт стол для чая.
Потом амир спросил Друга, сколько с ним приехало людей.
— Со мной — двенадцать, — ответил Друг. — А что?
Амир на несколько секунд замер, как будто стал прислушиваться к себе. Ну вот, сейчас что-то будет...
— «Седьмой», «восьмой», «двенадцатый», «четырнадцатый», — перестав прислушиваться к себе, амир достал рацию и заговорил на нашем языке. — Засеките ровно минуту, как машина со двора выскочит.
Потом, когда минута пройдёт, начинайте долбить по крыше, пока патроны не кончатся...
— Что случилось? — обеспокоился Друг — арабского он не понимает, сразу видно. — Какие-то проблемы?
Абу ничего не ответил, жестом успокоил Друга — мол, всё нормально, и продолжал отдавать распоряжения:
— Мы уходим вдвоём, я и Усман. Так безопаснее. Фатих — остаёшься за старшего, командуйте с Даудом. Прикроете мой выход, добьёте этих, за забором, и тех, что на крыше, потом отходите по резервному плану.
Потом амир встал из-за стола и сказал Зелимхану — уже по-русски: лезь через забор, уходи. Ты не должен в этом участвовать, береги себя. Затем расстегнул свою небольшую сумку, в которой он носил телефоны и личное оружие. А мне велел заводить мотор одной из наших «Нив», что стояли тут же, под навесом.
— Да что такое случилось? — всполошился Друг. — Почему этот парень должен сигать через забор?
Я тем временем юркнул за руль, быстро завёл мотор.
— Случилось так, что ты предатель. Теперь тебе самое время умереть.
Сказав это очень спокойным тоном, Абу достал из сумки свой «Каштан»[23] и почти в упор выстрелил в Друга. Через стол, короткой очередью. Вах! Довольно неожиданно... Но какая честь для Друга — амир своей рукой покарал!
Друг падать не желал — дородный мужчина, здоровый. Вцепился руками в край стола, зарычал, как будто хотел в последнем усилии броситься на нас. Абу выпустил в него ещё одну очередь, подлиннее.
— Дауд — яичко, — скомандовал амир по рации, садясь в машину.
Дауд с чердака метнул за забор гранату. Грохнул взрыв, раздались крики — охрана Друга получила первую порцию.
— Сразу после второго, — сказал мне Абу. — Приготовься.
— Я с вами, — Зелимхан было полез к нам в машину.
— Нет, — покачал головой Абу. — Я здесь командую. Ты мне очень нужен, не могу тобой рисковать. Давай — через забор. Встретимся в Баку... Дауд, ещё яичко...
Сразу после второго взрыва я рванул машину с места, мы вынесли ворота и помчались по Шалинской трассе прочь из села. Вслед нам ни одна пуля не прилетела, вся охрана Друга была занята своими мелкими осколочными ранениями. Кроме того, их тут же начали поливать с крыши Дауд и Фатих, сковывая до подхода наших.
Однако далеко мы не уехали. Почти сразу за селом кто-то с близкой дистанции открыл по нам огонь. Машину на полном ходу снесло в ложбину, и она упала набок...
Я сильно ударился при падении и на некоторое время выключился. Очнулся, не понял, что происходит. Я вверх ногами, Зелимхан тащит меня через окно, Абу сзади тихонько подталкивает, лицо у него в крови. Потом Зелимхан помог амиру выбраться так же, через окно, усадил его в машину, и мы оттуда очень быстро уехали. Соображал я туго, но, кажется, по нам стреляли — стёкла трещали и осыпались в салон...
Выходит так, что Зелимхан спас нас обоих от верной гибели. Взял вторую машину, выскочил следом из усадьбы, прорвался через стреляющую охрану Друга, проскочил по трассе, под огнём тех, кто нас снёс в ложбину... Герой, да и только, без всяких скидок. Не каждый на такой поступок решится. Его ведь запросто могли уложить там. Что мешало перепрыгнуть через забор и удрать? Ничего. О нём там никто бы и не вспомнил. А он ни о чём не думал, просто взял и сделал это.
Теперь, выходит, амир опять оказался прав. Всё-таки он выдающийся человек, несмотря на все его странности. Умеет влиять на людей, располагать к себе кого угодно, даже человека, который хотел его убить. Хотел убить, потом спас. Вчера кровник, сегодня — брат. Психологический парадокс. После таких событий поневоле задумаешься — может, Абу действительно махди?
Добравшись до Шали, мы остановились у нашего надёжного человека и привели себя в порядок. Ранен никто из нас не был, хотя оба мы довольно сильно побились при падении, а Абу, вдобавок, здорово изрезался стёклами — они у нашей «Нивы» оказались не очень качественными.
— Кто мне эту машину подогнал, я того заставлю эти стёкла съесть, — пообещал Абу, морщась, когда наш хозяин мазал его зелёнкой. — Я теперь на крокодила похож — весь зелёный, с людьми неудобно общаться...
Зелимхана отправили в Гудермес — пусть на поезде едет в Москву, потом домой. Ему ничего не грозит, он нигде не засветился, поэтому нет смысла тащить парня в горы и тратить время на переправку через границу. На прощание Абу сказал ему:
— Ты потерял одного брата... И нашёл другого. Теперь я твой старший брат...
Мне показалось, что он сказал это искренне, без обычного для него скрытого смысла. Оно и понятно, не каждый день случается такое, чтобы тебе спасал жизнь человек, брат которого погиб по твоей вине.
Отправили Зелимхана, а сами задержались, дела у нас тут были. Абу оседлал спутник, быстро обзвонил всех, кого надо, разобрался по ситуации. Оказалось, что в Аргуне федералов оказалось гораздо больше, чем мы предполагали. Наши вынуждены были бросить транспорт во дворах и потихоньку отходить, прикрывая друг друга, пешим порядком. Амир быстро организовал транспорт к Мескер-Юрту, куда наши должны были отойти по резервному плану. Потом сказал:
— На всё воля Аллаха. Теперь осталось только ждать...
Пока ждали, Абу сказал, чтобы я обработал фото на ноутбуке (Зелимхана мы втихаря сняли на видео, нужны были его хорошие фотографии). Потом созвонился с кем надо, зарядил пятерых «внештатников» (местных) проследить за Зелимханом. Двое на вокзале, трое вообще должны были поехать на поезде, чтобы всю дорогу его контролировать. Позвонил в Москву, дал команду нашим людям: там тоже его возьмут под опеку, примут от вокзала и будут смотреть, пока не улетит. Фото я им по Интернету перегнал, тоже через спутник.
То есть брат-то он брат... а проверить не помешает. Мало ли что в жизни случается?
К исходу дня всё благополучно разрешилось. Хотя благополучного тут было лишь то, что сам амир не пострадал и сохранил большинство своих людей. Наши оторвались от наседавших федералов, удрали на транспорте, подготовленном амиром. Девятерых мы потеряли, в их числе и Дауда. Он был тяжело ранен, Фатих вынес его, но до вечера наш аскер не дожил, умер от потери крови. Давно не было таких громких дел и таких потерь. Вообще, эти две недели были напряжённые, затеянная федералами амнистия заставила нас поработать в поте лица.
Если исключить из этих событий факт нашего спасения, получалось, что дела шли неважно. Мало того, что попали в ловушку, понесли такие потери, так ведь амир мог и сам погибнуть. Всё к тому шло, да Зелимхан вмешался. По Зелимхану, кстати, тоже проблемы возникли. Наши доложили, что его объявили в розыск. Ориентировки на него на всех столбах висят, на вокзале усиление, поезд проверяют. А в народе, типа того, слух идёт, что младший Атабаев спас самого Абу и теперь за это его федералы очень хотят увидеть. В общем, на вокзале он не появлялся, в городе его тоже не видели. Правильно, он хороший конспиратор, прежде чем куда-то идти, сначала разузнает всё...
Это было неожиданно и странно. Откуда они могли узнать? Может, кто-то из охраны Друга его разглядел? Так ведь они очень заняты были, да и мало кто из них остался в живых. Очень, очень странно...
Ночевать в Шали мы не стали — завтра с утра везде введут усиление, будут летать вертушки, шнырять разведчики федералов, так что двигаться небезопасно. Можно застрять здесь как минимум на неделю, а у нас были дела. Поэтому мы собрали людей, оказали помощь раненым и потихоньку двинулись по приборам домой. Пусть завтра вводят усиление, мы уже к утру будем на базе.
Наши злоключения не ограничились одним лишь аргунским эпизодом. Сразу по прибытии на базу Абу приказал сделать усиление. У федералов усиление, и у нас тоже. На четырёх наиболее опасных местах посадили по «секрету»: снайпер, пулемётчик, два стрелка. Теперь, по идее, в нашем районе ни одна мышь незамеченной не прокрадётся.
К вечеру того же дня один «секрет» организованно умер. Был один выстрел, группа немедленного реагирования примчалась туда — а там все уже мёртвые. Подняли остальных на ноги, обыскали весь район — пусто, нет никого.
Стали разбираться. Наш хирург поковырялся в телах, доложил: троих убили из бесшумного оружия (пули от патрона «СП-5» нашёл), одного, снайпера, уложили из чего-то другого. Гильзу не нашли, видимо, в пропасть улетела, пулю тоже, как ни искали. Но, судя по характеру сквозного ранения, оружие большой убойной силы, или снайперская винтовка, или карабин. Опросили караул. Начальник караула сказал, что перед выстрелом этот «секрет» вышел на связь, попросили Халила к рации — вроде бы его родственник подошёл, пообщаться хочет.
Абу вспомнил, что говорил Дауд насчёт того мужика, что два раза проходил мимо нашего двора в Аргуне. Вроде бы он признал в нём одного из наших «родственников»... Амир тогда отмахнулся от этого, не придал значения. А теперь задумался. Получается, наш «секрет» уничтожили местные? Но откуда у них такое оружие? Значит, либо наняли спецов, либо... даже страшно подумать об этом... либо им помогал Шамиль?! Вот так ничего себе новости! Это уже не баловники-народные мстители. Уложили «секрет» и растворились в горах. А сами целы-невредимы, следов крови в районе не обнаружили. Это серьёзные люди.
Получалось, что мы попали в чёрную полосу. Существует такое мнение, что жизнь похожа на зебру и устроена из белых и чёрных полос. Вот у нас, по-моему, как раз началась такая чёрная полоса. Имелся повод, чтобы крепко задуматься и принять немедленные меры для сохранения личной безопасности.
Мы с Фатихом настаивали, чтобы всё бросить и немедленно удрать в Баку. Отсидеться там, пока здесь всё не утрясётся. Кроме того, у нас мероприятие намечается, как бы не сорвалось...
Амир обругал нас трусами и сказал, что поедем, когда он скажет. Правильно, ему надо марку держать. Несолидно командующему бегать после каждого неудачного сражения. Неправильно прятаться от кучки мстителей, имея за плечами армию. Люди начнут за спиной перешёптываться, слухи пойдут. Тут с этим запросто: чуть дашь слабину, сразу авторитет потеряешь. А без авторитета здесь делать нечего, я уже говорил.