Маятник судьбы Бачинская Инна

20

Франсуаз вскинула к плечу карабин. Вздрагивающая метка лазерного прицела скользнула по черному боку одного из автомобилей. Девушка плавно спустила курок. Молния выстрела пронеслась над высохшей прерией. Машина обратилась в огненный шар, который становился все больше и больше.

– Я с детства любила фейерверк, – произнесла девушка.

Спецназовец поднял пистолет. Он не знал, что произошло и виновны ли в этом его партнеры по сделке. Но он не собирался выяснять это слишком долго.

Франсуаз перевела дуло карабина на второй автомобиль.

– Фейерверк должен продолжаться, – пояснила она.

Дверца машины распахнулась, на землю выкатился человек. Он держал пистолет в вытянутых руках и пытался вести огонь на лету, как это делают в кино. Возможно, он смотрел не те фильмы или же был недостаточно внимателен.

Он ни разу не попал в заросли джузгуна.

Я пробил ему голову одиночным выстрелом, и он успокоился.

– К окнам! – коротко распорядился военный.

Боевики выполнили его приказ. При этом они не сводили взгляда с четверых бандитов. Командир спецназовцев расстегнул пластиковую куртку и положил футляр с камнем во внутренний карман.

Теперь оружие появилось и в руках гангстеров. Они вытаскивали его слишком медленно; если бы спецназовцы получили такой приказ, они успели бы изрешетить своих партнеров по сделке.

Но военные не спешили.

Я обходил дом кругом.

Карабин дернулся в руках Франсуаз. Второй автомобиль раскрылся лепестками алого пламени. Теперь люди, собравшиеся в заброшенном здании, не смогли бы уехать из прерии, даже если бы им удалось выйти из деревянных дверей.

– Черт! – закричал тот из бандитов, что вел переговоры. – Это было наше авто! Ублюдки!

Он бросился к дверям.

Командир спецназа следил за ним, сощурившись. Он знал, что гангстер делает то, чего делать не следует. Но не собирался тратить силы на спасение мелкого преступника.

Военные презирали шпану, с которой им пришлось сегодня иметь дело.

Деревянная створка распахнулась, и гангстер появился на пороге, держа наизготовку счетверенный автомат. Франсуаз приветствовала его очередью в грудь; кривая алая черта прошла по телу бандита, и он упал.

Мне приходилось видеть разные коврики, которые кладут у порога, чтобы входящие не вносили в дом грязь. Но этот был самым оригинальным.

Один из военных ударил в окно рукоятью пистолета. Старое, потрескавшееся в десятках мест стекло разлетелось вдребезги. Боевик выпрыгнул, не обращая внимания на торчавшие из рамы осколки.

Я ударил его в висок прикладом карабина. Такой удар мог бы вышибить человеку мозги, но спецназовец только тряхнул головой. Он направил на меня дуло пистолета и… В последнюю долю секунды я успел отвести его руку.

Я упер в живот человека ствол карабина и трижды спустил курок.

Его глаза были так близко от меня, что я видел их выражение даже через черные очки. Кровь хлынула из его рта. Кусочки тела вылетали из спины боевика.

Его товарищ появился в проеме окна и выстрелил, целясь мне в лицо.

Я отклонился в сторону. Командир спецназовцев поспешно ссыпал пластины из драгоценного металла в дипломат. Ход переговоров был нарушен, и он не видел смысла выполнять условия сделки. Он закрыл крышку чемоданчика и поднял его. Теперь спецназовцы могли уходить.

Когда дверь распахнулась, перед Франсуаз открылся обзор на все помещение. Тепловые прицелы отказывались работать в прерии, которая уже успела прокалиться солнцем.

Двое бандитов, держа в руках оружие, замерли на месте. Они не знали, то ли открывать огонь по спецназовцам, то ли бежать к двери вслед за своим вожаком.

Франсуаз выпрямилась. Стреляя от бедра, она дважды нажала на спусковой крючок. Кровь хлынула из пробитых шей, как шампанское из бутылки. У обоих гангстеров еще оставалось время на то, чтобы сделать последнее движение в своей жизни. Они потратили его так же бесцельно, как и все отпущенные им годы. Отпустили свое оружие и схватились за горло.

Могло показаться, что они совершают нечто наподобие ритуала – с такой слаженностью один умирающий повторил действия другого.

– Першит в горле? – спросила Франсуаз. – Ешьте мятные леденцы.

Когда растворилась дверь, Анна стояла около стены. Она не попала на линию обстрела. Женщина упала на колени и накрыла голову руками.

Командир спецназовцев понял, что стрелявший стоит напротив дверей. Не целясь, он выпустил в том направлении три заряда, потом переместился в сторону.

Франсуаз упала на землю и перекатилась, держа карабин перед собой. Командир спецназа перебежал от стены к стене, стреляя короткими очередями. Шесть или восемь скорпионов нашли свою смерть, поджарившись в зарослях джузгуна.

Я стоял, прислонившись спиной к стене здания. Я пытался определить, что станет делать мой противник. Он совершил ошибку – все люди совершают ошибки.

Он отступил на два шага назад, и я услышал его.

Боевик прошил деревянные доски серией выстрелов. Я упал на спину, получив возможность любоваться тем, как обжигающие снаряды летят над моим лицом.

Нет, я не люблю фейерверк!

Я трижды нажал на спуск, ориентируясь на звук стрельбы. Мои пули превратили стену здания в изжеванные кусочки дерева. Человек принял все три пули. Это оказалось для него слишком много.

Он измазал пол своей кровью и упал на него лицом.

Командир спецназовцев снова побежал от стены к стене. Он успел выстрелить дважды. Когда он поравнялся с дверным проемом, то увидел перед собой Франсуаз.

Дуло карабина было направлено прямо ему в живот.

У него хватило времени только на то, чтобы понять – слишком поздно.

Разрывная пуля угодила боевику в живот, он дважды дернул ногами, когда уже лежал на полу.

Франсуаз вновь перекатилась по земле.

Анна отбросила в сторону оружие – она не хотела умирать.

– Хорошо, Френки! – крикнул я. – Я захожу!

Я перепрыгнул через подоконник и обвел помещение стволом карабина. Шесть трупов лежали на деревянных до­сках.

Женщина стояла на коленях, заложив руки за голову.

Она не знала, сможет ли это спасти ей жизнь. Но была достаточно умна, чтобы понимать: ничто другое не сможет.

– Чисто, – сказал я.

Франсуаз вошла в здание, перешагивая через трупы. Она приблизилась к мертвому командиру и, пнув его ногой по руке, раскрыла маленький чемоданчик.

– Колье бьонинов на месте, – произнесла она. – И шесть пластин золота.

Женщина сорвалась с места и бросилась к дверям. Франсуаз вскинула карабин и направила ствол в спину беглянки.

– Паф, – сказала она.

Анна выбежала из дверей. Я знал, что неподалеку привязана ездовая ящерица. Значит, Анна надеется ускакать на ней.

Женщина сделала первый шаг, и он оказался для нее по­следним. Нечто пронзило ее насквозь, словно она состояла не из плоти, а из серого тумана.

Она бы упала, но сила удара оказалась настолько велика, что несколько секунд женщина еще удерживалась на ногах.

Потом она упала, и это было почти милосердно.

– Что это? – спросил я.

– Великая дрема, – ответила Франсуаз.

Хлопья бесцветного тумана начали клубиться у самой земли. Они возникали словно из ниоткуда – и правда, родиной им было само Ничто.

Вязкая облачная поземка поднималась, словно мутная талая вода, пока полностью не покрыла собою трупы. Когда же она спала, все тела исчезли. Только разбросанное тут и там оружие еще напоминало о недавних событиях.

– Обычно Дрема не пожирает павших, – хмуро произнесла Франсуаз. – Но сейчас она слишком голодна. Мы должны торопиться.

21

Широкая дорога пролегала среди белых песков. Коричневые камни разных форм и размеров были погружены глубоко в землю, и набегающие порывы ветра сметали с них рассыпающиеся песчинки.

– Эта дорога выложена дворфами, – произнеся. – Каждый камень, составляющий ее, подбирался отдельно. Они должны были соответствовать друг другу очертаниями и составить все вместе самое гармоничное из сочетаний, которые знало ремесло каменотеса.

– А почему они не выточили камни той формы, какой хотели?

– Это было бы неправильно. Дворфы полагают, что нельзя придавать камню те очертания, которые тебе нужны. В этом они видят насилие над дорогой, по которой ведет человека судьба. Необходимо не спорить с ней, но терпеливо подбирать разбросанные на ней камни и ждать, пока они сами сложатся в симфонию.

– В симфонию?

– Да. Каждый дворф, проезжающий по этой дороге, испытывает те же чувства, что и человек, слушающий концерт Бетховена… Впрочем, прости, я подобрал неподходящее сравнение. Ты его не поймешь.

Франсуаз пропустила это замечание мимо ушей. Высунув голову, девушка внимательно рассматривала камни. Затем она решительно сообщила:

– Обычная мощеная дорога.

– Все так считают, – согласился я. – Кроме дворфов. Мало кто умеет по достоинству оценить то, что священно для другого. Вот почему дворфы добывают камни в своих рудниках, а подряды на работу получают фрейские каменотесы. Эти хоботные не видят ничего сверхреального в камне, как и почти все заказчики.

– С чего ты взял, что усадьба Карго сейчас пустует? – спросила Франсуаз, передергивая затвор автоматического пистолета.

Я осторожно объехал глубокую выбоину на дороге, и нас почти не качнуло.

– Майкл, твой школьный приятель не леденцами торгует. У него наверняка бандитов полная лавочка. И они не поцелуями нас встретят. Может, хватит вилять по дороге?

Я с такой же аккуратностью обогнул следующую яму:

– Лучше ехать помедленнее, чем превратить машину в шейкер для коктейлей. Ты сама говорила, что ритуал очень сложный. У Октавио Карго нет под рукой проклятых монахов, которые могут создать астральную тишину с помощью молитв. Ему остается только одно – отослать с усадьбы всех слуг и телохранителей.

– Почему тогда не выбрать уединенное место? Вокруг пустыня. Устроился бы под кактусом.

– Это сделало бы его уязвимым. У Карго много врагов.

– Кроме меня? – спросила девушка, дотрагиваясь до плеча. – Майкл, все еще щиплет.

– Это была сквозная рана, Френки. Чего ты хочешь? Не нравится – отправляйся к профессиональному целителю.

– Черт, – пробормотала девушка. – Неужели я стала жаловаться? В твоей компании становлюсь неженкой. Когда я еще жила в преисподней, то однажды выиграла регату со сломанной рукой и боли почти не чувствовала.

– Разве там есть реки? – удивился я. – Мне казалось, только огонь и сера.

– Это реки из вулканической лавы, – пояснила девушка. – Поэтому во время регаты лучше не падать за борт. Но ты говорил о Карго.

– Да. Все знают, что его усадьба хорошо охраняется элитным отрядом орков. Значит, гуда никто не полезет и можно отпустить охрану на полдня, ничем не рискуя. Никому ведь не известно, что дом будет пустовать.

Франсуаз задумалась, устремив взгляд куда-то вниз.

– И все же, – сказала она, – я не согласна. На месте Карго я бы отправилась в пустыню. А дом оставила под охраной.

– Ты бы так и сделала, – согласился я. – Но не он. В усадьбе он чувствует себя в безопасности. Родные стены помогают. Есть и другое. Октавио любит комфорт почти так же сильно, как я. Недаром мы оба вышли из стен Даркмура. Оставить свои ковры, кресло, столик с напитками, кондиционер – и ехать куда-то в пустыню, где он превратится в куропатку для любого стрелка? Нет, Октавио на это никогда не пойдет.

– Ты слишком самоуверен.

– Нет, мне кажется, после Лернея я даже потерял веру в себя. Наверное, это цена войны – на ней теряешь либо жизнь, либо идеалы.

– Тогда откуда твоя уверенность?

– И людьми, и обществом управляют простейшие законы, Френки. Об этом знают все – и тролли, и гоблины, и серебряные драконы. Но только у эльфов хватает цинизма признаться в том, что эти правила существуют, и использовать их. Однако мы уже приехали…

– Постарайся не палить по сторонам почем зря, – предупредил я свою партнершу. – У Октавио редкостная коллекция картин. Сам он в них, правда, не разбирается, но нанял двух профессоров-искусствоведов, и те подбирают для него самые ценные полотна. Будет обидно, если ты их продырявишь.

Возле владений Карго дорога стала гораздо лучше, и я смог ехать быстрее. Мы не встретили ни одной живой души на своем пути. Люди не жаловали эти места.

Черные железные ограждения выросли перед нами, словно уродливые растения, высохшие и почерневшие под безжалостным солнцем. Инициалы наркобарона застыли вензелем на металлических воротах.

– Октавио говорил: заезжай в любое время, – пробормотал я. – Взгляни на часы, Френки. «Любое время» наступило?

– Думаю, да.

Я вынул из внутреннего кармана пульт дистанционного управления и нажал кнопку. Черные ворота стали медленно растворяться.

– Вот что философы называют «идеей кнопочной власти», – заметил я.

– Откуда у тебя пульт?

– Раз Октавио меня пригласил, мне показалось, он не обидится, если я возьму ключ заранее. Снять копию с электронного ключа так же просто, как и с обычного…

– Но как же сигнализация?

– А с чего ей включаться, радость моя? Ключ-то хозяйский.

Ворота замерли, и наш автомобиль плавно покатил вперед по гравиевой дорожке.

– Здесь ты должна выйти, – предупредил я.

– Зачем?

– Так надо. Пройдешь с сотню футов по периметру забора в любую сторону, и перелезешь там. Тем временем я въеду на машине. Скорее, ворота уже начали затворяться.

Девушка открыла дверцу со своей стороны и вышла на дорогу – хищница, готовая к решительному прыжку.

– Встретимся внутри, – сказал я.

Франсуаз, как пантера, заскользила вдоль черного ограждения. Мой автомобиль миновал ворота, и мирная сень деревьев сомкнулась надо мной.

Октавио Карго не жалел денег ни на растения, ни на са­довников. Его усадьба хотя и не походила на тропический рай – в пустыне это вряд ли возможно, – но здесь не было ни песка, ни знойного солнца, ни сухой пыли. Только радующая глаз зелень и крупные капли влаги на широких листьях.

Мне в голову пришла мысль, что в Аспонике надо быть наркобароном, чтобы наслаждаться простыми радостями жизни.

Заросли справа от дороги раздвинулись, и передо мной бесшумно появилась Франсуаз. Я открыл перед ней дверцу.

– Ничего не произошло, – сказала она. – Я никого не заметила.

– Так и должно быть, – кивнул я. – Ведь, кроме Карго и Лэндора, здесь никого нет.

– А зачем мне надо было лезть через забор?

– Для тренировки. Ты же сама сказала, что я тебя слишком балую. И я подумал, что дополнительные трудности тебе не повредят.

– Майкл, я тебя придушу.

22

– Привет, Октавио, – сказал я. – У меня с самого начала было предчувствие, что наша с тобой встреча выпускников ничем хорошим не кончится.

Карго, одетый в свой лучший, парадный костюм, стоял в конце холла. Его окружали предметы – ковры, лакированные столики, картины, старинные статуэтки. Вещей здесь было не просто много, а очень много.

И в то же время комната не казалась ни музеем, ни складом. Здесь все находилось на своем месте. Многообразие мебели и безделушек сплавлялось в одно общее, гармоничное целое. Да и сам Карго, довольный и безукоризненный, казался здесь не хозяином, а частью обстановки, предметом среди предметов.

Услышав мой голос, он мельком посмотрел в мою сторону. Это было его единственным ответом; ни один мускул не дрогнул на широком лице хозяина усадьбы. И я, и моя партнерша были слишком незначительными существами, чтобы отвлечь его внимание в этот момент.

Глаза Октавио Карго были прикованы к тому, что находилось в центре комнаты, вернее туда, где открывались двери в иное измерение реальности.

Там, на пороге портала, стоял Генри Лэндор. Голубоватое свечение охватывало его высокую фигуру. Глаза предсказателя были закрыты, лицо приподнято; он не замечал нас, не слышал моего голоса. Скорее всего, он даже не помнил, где находится.

Я сделал шаг вперед. Очертания портала дрогнули, судорога пробежала по телу Лэндора, его пальцы сжались, потом снова расслабились.

– Вечеринка окончилась, – сказала Френки. В ее руке появился пистолет. – Мальчикам пора баиньки. Лечь на пол, лицом вниз, руки за спину.

Карго посмотрел на прекрасное лицо демонессы, потом перевел взгляд на дуло пистолета. На лице наркобарона отразилась легкая досада – такая же, какую я видел у него солнечным утром, когда сэр Чартуотер отвлек Октавио от приятной беседы.

Франсуаз и ее смертоносное оружие казались владельцу усадьбы всего лишь маленькой помехой, пустяковой мелочью, на которую и жачко, и обидно терять драгоценное время.

– Мне повторить? – спросила девушка. – Или пусть мой пистолет переведет на язык попроще?

– Генри, – негромко произнес Карго. Он не смотрел на Лэндора. – У нас гости. Ты бы не мог избавиться от них?

Глаза провидца раскрылись. Голубоватое свечение стало редеть – так звезды поутру прячутся со светлеющего небосвода. Очертания портала дрогнули и исчезли.

– Уходите, – произнес Лэндор.

Голос его был неровным, ему требовалось отдышаться.

– Просто уйдите, и никто не пострадает.

– Не глупи, Генри, – отрывисто сказала девушка. – Отойди от Карго и сделай то, что я велела.

Октавио улыбнулся, как мне показалось, с неподдельной печалью.

– Они не понимают, – произнес он. – Я понимаю все, – отрезала девушка. – А вот ты, кажется, забыл, что такое пули. Но я тебе напомню.

– Объясни им, – коротко бросил Карго.

– Мне больше никто не приказывает, – вымолвил Лэндор. – Ни комендант. Ни святоши из Великой Церкви. Ни ты, Франческа. Я сам решаю, что делать.

Чувственные губы девушки гневно изогнулись.

– Сам?! – выкрикнула она. – Этот ублюдок тебе приказывает, а ты выполняешь. Вот, значит, как ты все решаешь сам.

– Франсуаз поставила на вас, сеньор Лэндор, – негромко произнес я, – а вы ее подвели.

– Это слова. – Лэндор взмахнул головой. – А теперь уйдите, и мы продолжим свой ритуал. Не заставляйте меня… – Он не закончил.

– Знаешь, Майкл, – заметил Карго, дотрагиваясь до своей бороды, – а ведь ты мне никогда не нравился. Даже в школе.

– Взаимно, – ответил я.

– Нет, это правда. Ты – настоящий эльф, хитрый, циничный и бессовестный. Тебя любили наставники, всегда ставили в пример остальным. А ты только и знал, что прогуливать уроки и нарушать правила Даркмура. Но тебе все сходило с рук.

– Это не нелюбовь, – улыбнулся я. – Это зависть.

Лицо Карго пересекла быстрая гримаса, потому что я был прав.

– Давай, Генри, – негромко произнес он.

– Не надо, – процедила сквозь зубы девушка. Лэндор поднял руки.

Две искры родились в его ладонях и через мгновение выросли в два снопа ослепительно белого цвета.

– Я не хочу этого делать, Франческа, – предупредил Лэн­дор.

Но он сделал.