Чужие интриги Браун Сандра

Sandra Brown

Exclusive

Copyright © 1996 by Sandra Brown Management Ltd. First published in the United States by Warner Books, New York.

© Клинова Е., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

Глава 1

– Прекрасно выглядите, миссис Меррит.

– Бросьте! Я выгляжу отвратительно.

Ванесса Меррит и впрямь выглядела хуже некуда, и Барри, сообразив, что ее неуклюжая попытка польстить шита белыми нитками, попыталась сгладить неловкость.

– После всего, через что вам пришлось пройти, вы имеете полное право выглядеть слегка уставшей. Господи, да любая другая женщина на вашем месте, даже я – особенно я – была бы и вовсе без сил.

– Спасибо. – Ванесса Меррит рассеянно помешала ложкой капучино. Если бы ее натянутые до предела нервы могли издавать какой-то звук, они бы наверняка дребезжали в унисон позвякиванию ложечки о края чашки. Вздрогнув, Ванесса швырнула ее на блюдце. – Господи! Душу бы продала за сигарету! – простонала она.

До этого Ванесса никогда не появлялась на людях с сигаретой. Барри понятия не имела, что она курит. Хотя… возможно, ее нынешняя нервозность объясняется именно пагубным пристрастием к табаку.

Руки Ванессы пребывали в постоянном движении – она то беспокойно крутила нитку жемчуга, то рассеянным жестом трогала серьги с крупными бриллиантами, и при этом каждую минуту поправляла солнцезащитные очки, скрывающие темные круги и некрасивые «мешки» под глазами.

А ведь именно эти лучистые глаза делали ее особенной. Во всяком случае, до этого дня. Но сейчас в ее наивных, как у ребенка, голубых глазах застыли боль и разочарование. Так мог бы смотреть на мир ангел, с ужасом и содроганием заглянувший в адскую пропасть, разверзнувшуюся у него под ногами.

– Ну, насчет того, чтобы продать душу, – это не ко мне, – усмехнулась Барри. – Что же до сигарет, то с этим никаких проблем. Берите. – вытащив из большой кожаной сумки нераспечатанную пачку сигарет, она через стол протянула ее Ванессе.

Нетрудно было догадаться, что миссис Меррит безумно хочется курить. Ее затравленный взгляд метался по открытой веранде ресторана, где устроились обе женщины. Посетителей было немного – только за одним столиком сидели несколько мужчин, рядом нетерпеливо топтался официант. Однако Ванесса нашла в себе силы справиться с искушением.

– Лучше, пожалуй, не стоит. – Она покачала головой. – Но вы курите. Не стесняйтесь.

– Я не курю. Просто ношу их с собой для тех, у кого беру интервью – чтобы помочь им расслабиться.

– А потом нанести жертве смертельный удар.

Барри расхохоталась.

– Я не до такой степени опасна, как вы думаете. Хотя мне и жаль это признавать.

– Зачем вам это? Вам гораздо лучше удаются сюжеты о том, что интересно обычным людям.

Вот так сюрприз! Выходит, миссис Меррит смотрит ее репортажи.

– Спасибо, – смущенно пробормотала Барри.

– Я считаю, что у вас немало замечательных сюжетов. Например, о человеке, больном СПИДом. А еще репортаж о бездомной женщине, которую вышвырнули на улицу с четырьмя маленькими детьми.

– Помню. За эту работу меня номинировали на журналистскую премию, – о том, что одним из учредителей данной премии была она сама, Барри предпочла скромно умолчать.

– Я даже плакала, – призналась миссис Меррит.

– Я тоже.

– Это было замечательно! Я потом часто гадала, почему у вас нет авторской программы?

– У меня была пара неудач.

Изящно изогнутые брови Ванессы Меррит поползли вверх.

– Это из-за той истории с судьей Грином…

– Вы угадали, – прервала ее Барри. Она терпеть не могла говорить о своих промахах. – Так почему вы позвонили мне, миссис Меррит? Это, конечно, лестно, но, признаюсь, я сгораю от любопытства.

Улыбка на лице Ванессы Меррит мгновенно исчезла.

– Я ведь ясно выразилась, не так ли? – понизив голос, уже совсем другим, серьезным тоном сказала она. – Это не интервью. Вы меня понимаете?

– Разумеется.

На самом деле Барри ничего не понимала. Она понятия не имела, с чего это миссис Меррит вдруг вздумалось ей звонить, да еще приглашать на кофе. Они были едва знакомы – так, кивали друг другу при встрече, и уж совершенно точно не были близкими подругами.

Даже место, выбранное Ванессой для разговора, оказалось неожиданным. Этот ресторан ничем не отличался от десятков других, разбросанных по берегу канала, соединявшего Потомак и бухту Тайдел. Они пользовались популярностью, особенно среди туристов. С наступлением темноты в местных клубах и ресторанах яблоку негде было упасть. Кормили здесь неплохо, однако в будни, да еще в середине дня, эти места обычно пустовали.

Может быть, именно этим и был обусловлен выбор Ванессы?

Барри бросила в стакан кусочек сахара и принялась помешивать кофе, рассеянно поглядывая по сторонам поверх металлической ограды веранды.

День выдался пасмурный. Небо хмурилось, вода в канале приобрела зловещий свинцово-серый цвет. Баржи и яхты у пристани мотало из стороны в сторону. Ветер, пахнувший рыбой и дождем, свирепо трепал холщовый зонт над их столиком. Кто вообще сидит на веранде в такую погоду?

Миссис Меррит еще раз подлила молоко в капучино и наконец решилась сделать осторожный глоток.

– Остыл, – пробормотала она.

– Может, еще кофе? – предложила Барри. – Я сейчас позову официанта.

– Нет, спасибо. Я и этот-то с трудом допила. Вся эта идея с кофе…ну, вы понимаете… – Ванесса передернула плечами. И Барри невольно отметила про себя, что ее плечи, некогда аристократически хрупкие, теперь стали попросту костлявыми.

– Просто предлог, да? – подсказала она.

Ванесса Меррит подняла голову. Сквозь темные стекла очков Барри наконец рассмотрела ее глаза. Они не лгали.

– Мне необходимо с кем-то поговорить.

– И вы выбрали меня?!

– Ну… да.

– И все из-за того, что парочка моих сюжетов довела вас до слез?

– И поэтому тоже. А еще потому, что вам все это не безразлично. Такое отношение трогает меня до глубины души.

– Что ж, спасибо.

– Видите ли, у меня нет близких друзей. А поскольку мы с вами почти ровесницы, я подумала, что вы сможете меня понять. – Ванесса опустила голову. Прядь густых каштановых волос упала ей на лицо, скрыв от глаз Барри изящно очерченные скулы и подбородок с ямочкой.

– Не могу выразить словами, как я вам сочувствую, – негромко произнесла Барри.

– Я понимаю. И… спасибо. – Покопавшись в сумочке, Ванесса вытащила носовой платок и, быстро приподняв в очки, неловко промокнула слезы. – Просто не понимаю, откуда они берутся, – скомкав мокрый платок, проговорила она. – Я уж думала, что все выплакала.

– Так вы об этом хотели поговорить? – осторожно спросила Барри. – О вашем малыше?

– Его звали Роберт Раштон Меррит, – с неожиданной злостью выпалила Ванесса. – Почему люди избегают произносить его имя?! Ради всего святого, у него ведь было имя! Он целых три месяца был человеком – и у него было имя!

– Мне кажется… – нерешительно начала Барри.

Но Ванесса не дала ей оправдаться.

– Раштон – это девичья фамилия моей матери, – объяснила она. – Ей было бы приятно узнать, что внука назвали в ее честь.

Уставившись невидящим взглядом на рябь, пробегавшую по поверхности воды, Ванесса заговорила снова. Голос ее звучал безжизненно – казалось, мысли ее витают где-то далеко.

– Мне всегда нравилось имя Роберт. Оно совсем не пафосное, а простое, честное… в общем, настоящее.

Барри слегка опешила – подобные выражения совсем не вязались с утонченным обликом «леди-южанки», какой всегда представлялась ей Ванесса Меррит. Чуть ли не впервые в жизни Барри растерялась настолько, что даже не нашлась, что ответить. Какие слова считаются подходящими в подобной ситуации? Что сказать женщине, только что похоронившей ребенка? Чудесные были похороны?!

Внезапно миссис Меррит очнулась.

– Что вам об этом известно?

Ее слова застигли Барри врасплох. Что она хочет этим сказать? «Вы понимаете, что значит потерять ребенка?» Или Что вы вообще об этом знаете?»

– Что вы имеете в виду? Вы сейчас говорите о смерти вашего ре… простите, о смерти Роберта?

– Да. Что вам известно о смерти Роберта?

– Ну, об СВДС[1] мало что известно, не так ли? – неловко пробормотала Барри, пытаясь угадать, какой смысл вкладывает в эти слова Ванесса.

Миссис Меррит потянулась за лежавшей на столе пачкой сигарет, хотя только что отказалась от них. Из-за неловких, каких-то судорожных движений она смахивала на марионетку, которую кукловод дергает за веревочки. Она неловко поднесла сигарету к губам, и Барри обратила внимание, как у нее дрожат пальцы. Смущенно отведя глаза в сторону, Барри принялась шарить в сумочке в поисках зажигалки. Ванесса Меррит заговорила после нескольких глубоких затяжек. Но сигарета, похоже, не помогла ей успокоиться, скорее наоборот – Барри показалось, что Ванесса пришла в еще большее возбуждение.

– Роберт спокойно спал в своей кроватке, под головой у него была крохотная подушечка – я уложила его в точности, как меня учили. Все произошло так быстро! Как это могло… – Голос у нее оборвался.

– Неужели вы вините себя?! Послушайте. – Барри осторожно вытащила сигарету из пальцев Ванессы и затушила ее в пепельнице. Потом порывисто сжала ее холодные руки в своих. Она сделала это машинально, но краем глаза заметила, что сидевшие за соседним столиком мужчины удивленно покосились в их сторону.

– То, что ваш ребенок умер, случайность. Каждый год тысячи родителей теряют своих детей из-за СДВС, и нет ни одного, кто бы ни винил в этом себя. Такова уж человеческая природа – кого-то винить, когда происходит трагедия. Не повторяйте их ошибку. Не дайте загнать себя в ту же ловушку. Иначе вы долго не сможете вернуться к нормальной жизни.

Миссис Меррит яростно замотала головой.

– Вы не понимаете! Это действительно была моя вина! – Даже сквозь темные стекла очков было заметно, как у нее забегали глаза. Выдернув руки из ладони Барри, она уронила их на стол, потом положила на колени, но тут же подняла вверх, чтобы поправить волосы, а затем принялась вертеть чайную ложку. Руки ее словно жили своей отдельной, беспокойной жизнью. – Знаете, последние месяцы беременности были совершенно невыносимыми.

Она зажала рот рукой, как будто даже воспоминание об этих днях причиняло ей мучительную боль.

– Потом родился Роберт. Я надеялась, что станет легче, но вместо этого мне становилось все хуже и хуже. Я не могла…

– Не могли что? Справиться? Но все молодые матери первое время устают и, бывает, не могут справиться с раздражительностью, – попыталась успокоить ее Барри.

Ванесса потерла ладонью лоб.

– Вы не понимаете, – сдавленным голосом прошептала она. – Никто не понимает. И нет никого, кому бы я могла рассказать. Даже своему отцу. О господи… что мне делать?!

Ее беспомощность и отчаяние настолько бросались в глаза, что мужчина, сидевший за соседним столиком, повернулся и уставился на нее во все глаза. Наблюдавший за ними официант незаметно, бочком придвинулся к их столику – на лице его читалось беспокойство.

– Ванесса, прошу вас, – понизив голос, торопливо пробормотала Барри, – возьмите себя в руки. На нас обращают внимание.

То ли потому, что Барри впервые обратилась к ней по имени, то ли по какой-то другой причине, но это сработало. Миссис Меррит как-то разом успокоилась – слезы вдруг высохли, даже беспокойно метавшиеся руки вновь оказались на коленях. Она одним глотком допила остывший кофе, от которого отказалась еще минуту назад, после чего грациозным жестом промокнула салфеткой бледные, не тронутые помадой губы. Барри изумленно наблюдала за этой неожиданной метаморфозой.

Видимо, миссис Меррит окончательно пришла в себя, потому что ледяным, бесстрастным тоном добавила:

– Надеюсь, вы понимаете, что этот разговор должен остаться между нами?

– Разумеется, – кивнула Барри. – Вы ясно дали мне это понять еще во время нашего телефонного разговора.

– Учитывая, как по-разному мы к этому относимся, думаю, это было ошибкой – договориться о встрече. С тех пор как умер Роберт, я просто сама не своя. Я думала, что мне нужно с кем-то поговорить, но ошиблась. Мне стало только хуже.

– Вы потеряли сына. Вам нужно выговориться, разобраться во всем и понять, почему это произошло. – Барри накрыла рукой ладонь Ванессы. – По-моему, вы слишком суровы к себе. СВДС… Словом, такое иногда случается…

Миссис Меррит сняла темные очки и впервые за все время их разговора посмотрела Барри прямо в глаза.

– В самом деле?

С этими словами Ванесса Амбрюстер Меррит, первая леди Соединенных Штатов, снова нацепила очки, подхватила сумочку и поднялась из-за стола. Сидевшие за соседним столиком агенты службы безопасности поспешно вскочили на ноги. К ним присоединились трое других, все это время старавшихся держаться в стороне.

Окружив первую леди плотным кольцом, они спустились с веранды и подвели ее к поджидавшему возле ресторана лимузину.

Глава 2

Стоя возле автомата с прохладительными напитками, Барри лихорадочно копалась в сумке в поисках мелочи.

– Эй, кто-нибудь! Дайте взаймы пару четвертаков!

– Только не тебе, радость моя, – промурлыкал проходивший мимо оператор видеозаписи. – Ты и так должна мне семьдесят пять центов.

– Завтра отдам. Клянусь.

– Забудь об этом, сладкая моя.

– Эй, а слышал, что бывает за сексуальные домогательства на рабочем месте? – крикнула она ему вслед.

– А то как же. Сам за это голосовал, – бросил он через плечо.

В конце концов Барри отчаялась найти в сумочке завалявшиеся монетки, решив, что диетическая кола не стоит всей этой кутерьмы.

Она прошла через отдел теленовостей – прозрачные перегородки, отделявшие один крохотный офис от другого, придавали ему сходство с каким-то чудовищным муравейником. Пройдя по длинному проходу, она наконец добралась до своего кабинета. Одного взгляда на заваленный бумагами стол было достаточно, чтобы Барри захотелось взять в руки бритву и порезать себе вены. Она зашвырнула сумку поверх бумажных сугробов – несколько журналов шлепнулись на пол. Барри проводила их злобным взглядом.

– Ты хоть что-то из этого читала?

Услышав знакомый голос, она испустила сдавленный стон. Хови Фрипп, редактор отдела новостей и, стало быть, ее непосредственный начальник, был настоящей занозой в заднице.

– Естественно, читала, – храбро соврала она. – От корки до корки.

В свое время Барри подписалась на множество периодических изданий. Журналы прибывали регулярно, их стопки были похожи на небоскребы – потом она потихоньку выкидывала их на помойку – чаще всего непрочитанными. Зато она регулярно читала в «Космополитен» свой гороскоп. На большее просто не хватало времени – тем не менее Барри принципиально не отказывалась от подписки. Хорошие журналисты были своего рода наркоманами, более-менее плотно сидевшими на новостной «игле», стараясь читать абсолютно все, что попадало им в руки.

А Барри считала себя очень хорошей журналисткой.

И имела на это полное право.

– Тебя не мучает совесть, что тысячи деревьев должны пожертвовать жизнью, чтобы ты могла заказать все то, что даже не соизволишь пролистать?

– Единственный, кто меня действительно мучает, так это ты, Хови. Кстати, о защите окружающей среды… а как же четыре пачки сигарет, которые ты выкуриваешь каждый день? Это твой личный вклад в загрязнение атмосферы – маленький, но весомый.

– Не говоря уже о том, что иногда я пускаю ветры.

Ух, как Барри ненавидела его мерзкую ухмылку! Точно так же, как презирала скудоумие тех, кто правил бал на телеканале WVUE – малобюджетной, независимой телестудии, старающейся кое-как свести концы с концами и выжить среди гигантов телеиндустрии – и это в Вашингтоне, где никто не мыслит жизни без новостей. Сколько ей пришлось унижаться, чтобы вымолить средства на создание телепередачи, которая только что удостоилась высочайшей оценки из уст самой первой леди! А ведь у Барри было немало и других проектов. Однако руководство канала – и Хови в том числе – придерживалось на этот счет несколько иного мнения. Все ее проекты были зарублены на корню людьми, которым не хватало ни ума, ни таланта, ни хватки. Нет, ей тут не место.

Но разве не так думает каждый, кто хоть раз в жизни угодил за решетку?

– Спасибо, что напомнил, Хови.

Плюхнувшись на стул, Барри запустила руку в густые волосы. Ее прическа и до того не была шедевром, а порывистый, влажный ветер, за то время, пока они сидели на открытой веранде ресторана, и вовсе превратил ее в некое подобие вороньего гнезда.

Все-таки странное место для встречи.

Не говоря уже о самой встрече.

Что ей было нужно?

По дороге на работу Барри прокручивала в голове странный разговор с первой леди, тщательно взвешивая каждое слово, каждую интонацию, каждый жест Ванессы Меррит, пытаясь разгадать язык ее тела. В особенности ее тревожил тот последний вопрос, который прозвучал как прощание. Он, словно заноза, засел у нее в голове, не давая покоя. Барри никак не могла взять в толк, что же, собственно, произошло. Вернее, чего не произошло.

– Уже проверила почту? – осведомился Хови, вернув Барри к реальности.

– Еще нет.

– Помнишь случай с тигром, сбежавшим из передвижного цирка? Так вот, его нашли. Вернее, никуда он не сбегал. Раз нет побега, нет репортажа.

– О нет! – Барри театральным жестом заломила руки. – А я-то уже заранее облизывалась, представляя, какой получится сюжет.

– Да уж, представляешь, какая была бы сенсация? Ведь эта тварь могла бы сожрать человека и вообще натворить дел. – При мысли об упущенной сенсации на лице Хови появилось обиженное выражение – как у ребенка, у которого отняли конфету.

– Это было дерьмовое задание, Хови. Впрочем, как и те, что ты давал мне до этого. Интересно, почему, а? Ты меня невзлюбил или, по-твоему, женщина другого не заслуживает?

– Ой, только не нужно этих феминистских штучек, ладно? Ты что – мужененавистница?

Барри испустила тяжкий вздох.

– Ты безнадежен, Хови.

Безнадежен. Точно! Миссис Меррит тоже, казалось, утратила всякую надежду.

Неожиданно блеснувшая догадка заставила мысли Барри устремиться в другом направлении. Теряя терпение, она повернулась к Хови.

– Послушай, у тебя что-то срочное? Потому что если нет, извини – сам видишь, дел у меня по горло, так что… – Она выразительным жестом указала на бумажные горы, громоздившиеся на столе.

Хови привалился к перегородке, отделявшей ее крохотный офис от соседней клетушки – так Барри мысленно именовала кабинеты сотрудников. Барри незаметно скосила на него глаза – белая рубашка с коротким рукавом, которую он носил круглый год вне зависимости от сезона, и такие же вечные черные брюки, залоснившиеся от долгой носки. Хуже всего были пристегивающиеся галстуки, которые Хови просто обожал. Сегодняшний выглядел особенно удручающе, поскольку заканчивался где-то посреди бочкообразной груди, составляющей нелепый контраст с тощими бедрами и рахитичными, кривыми ногами. Вдобавок на самом конце галстука красовалось жирное пятно.

Каким-то непостижимым образом скрестив одновременно и руки и ноги, Хови откашлялся:

– Нужен хороший сюжет. Ты меня поняла? Тебе за это платят. Например, для вечернего выпуска новостей. У тебя есть что-нибудь подходящее?

– Я тут как раз работала над одним материалом, – туманно пробормотала Барри, включая компьютер, – да только пока ничего конкретного.

– И о чем речь?

– Какая разница? Я ведь сказала – пока ничего конкретного. Рано пока обсуждать – может, вообще ничего не получится.

Миссис Меррит обмолвилась, что последние месяцы беременности были невыносимыми. Прозвучало это достаточно резко. Но даже если не обращать внимания на эти слова, достаточно было только взглянуть на нее, чтобы понять, насколько тяжело ей тогда пришлось. А после рождения сына, судя по всему, все стало совсем плохо. Невыносимо. Но что она имела в виду? И почему выбор миссис Меррит пал именно на нее, Барри?

Не замечая, что она слушает его вполуха, Хови продолжал свой выговор:

– Послушай, я же не требую от тебя каких-то сенсаций. Здорово, конечно, писать о том, что какой-то псих снес себе выстрелом полчерепа, или о высадке людей на Марс, или об исламских террористах, взявших в Ватикане в заложники папу римского. Но я реалист, и ничего такого от тебя не жду. Просто какая-нибудь маленькая, симпатичная история. Любая. О чем угодно – только бы заполнить шестьдесят секунд паузы между вторым и третьим рекламными роликами. Это все, о чем я прошу.

– Проблема в том, Хови, что ты не видишь дальше собственного носа, – вздохнула Барри. – И не умеешь мотивировать своих подчиненных. Неудивительно, что результат, как правило, оказывается плачевным.

Удар попал в цель – опустив руки, Хови выпрямился во весь рост (пять футов шесть дюймов, и то лишь благодаря особым стелькам, которые он клал в башмаки, что добавляло ему дюйм-другой).

– А знаешь, в чем твоя проблема, Барри? Ты мечтаешь прославиться. Хочешь стать второй Дайаной Савьер, да? Так вот, могу тебя порадовать: ты – не звезда. И никогда ею не станешь. Ты никогда не выскочишь замуж за знаменитого режиссера, не создашь собственный новостной канал. Никогда не добьешься ни известности, ни славы, ни доверия в этом бизнесе. А знаешь почему? Да потому, что ты неудачница, и все об этом знают. Поэтому хватит ждать сенсаций – лучше возьмись за то, на что хватит твоих способностей. Что я смогу выпустить в эфир. Я ясно выразился?

Барри отключилась сразу после того, как Хови упомянул о звездах. Примерно то же самое он уже говорил ей в тот самый день, когда взял ее на работу – из самых лучших побуждений, как он тогда сказал. При этом не забыв упомянуть, что руководство, мол, потребовало, чтобы он нанял в штат еще одну «дамочку», а Барри, на ее счастье, оказалась еще и «смазливой». С тех пор он повторял это примерно раз в неделю. Три года подряд.

Проверив электронную почту, она обнаружила три новых письма – к счастью, ничего срочного, так что ими можно будет заняться позже. Повернувшись спиной к компьютеру, она поднялась из-за стола.

– В любом случае, для вечернего выпуска уже поздно, Хови. А к завтрашнему утру я что-нибудь состряпаю, обещаю. – Подхватив сумочку, Барри двинулась к выходу.

– Эй! Куда это ты? – всполошился Хови, когда Барри протиснулась мимо него.

– В библиотеку.

– Это еще зачем?

– Ищу информацию, Хови.

Проходя мимо автомата с прохладительными напитками, Барри не упустила случая врезать по нему кулаком. Что-то лязгнуло, и ей в руки упала банка диетической колы.

Барри сочла, что это хороший знак.

С трудом удерживая под мышкой стопку взятых в библиотеке книг, Барри копалась в сумке в поисках ключей. Наконец они отыскались – отперев заднюю дверь, она протиснулась в дом. И прямо на пороге была встречена пылким, хоть и слюнявым поцелуем.

– Спасибо, Кронкайт. – она машинально вытерла лицо. – Я тоже тебя люблю.

Кронкайта и всех остальных его братьев и сестер собирались усыпить – случилось это как раз в тот день, когда Барри решила, что четвероногий друг намного лучше двуногого, объявившего, что он нуждается в личном пространстве и под этим предлогом навсегда исчезнувшего из ее жизни.

Она тогда немало намучилась, решая, какого щенка оставить себе, однако впоследствии ни разу не пожалела о своем выборе. Со временем Кронкайт превратился в крупного, лохматого пса, чья впечатляющая внешность недвусмысленно говорила о том, что в его жилах течет кровь золотистых ретриверов. Сейчас его большие карие глаза с благоговением следили за хозяйкой, а пушистый хвост молотил ее по ногам.

– Ступай, делай свои делишки, – велела она, выпихнув собаку на задний двор. – Только воспользуйся своей дверью. – Кронкайт заскулил. У Барри вырвался тяжелый вздох: – Ладно, я подожду. Но ты уж поторопись, ладно? Книги уж больно тяжелые.

Пулей вылетев во двор, Кронкайт обежал кусты, с удовольствием задирая ногу и не пропустив ни одного из них, после чего, оттеснив Барри, первым вбежал в дом.

– Ну что ж, давай посмотрим почту, может, найдем что-нибудь интересное, – пробормотала Барри, пробираясь к передней двери, где на полу были кучкой свалены письма. – Счет… еще счет… просроченный счет… Приглашение на обед в Белый дом. – Она покосилась на пса – тот вопросительно склонил голову набок, словно спрашивая, о чем речь. – Проверяю, внимательно ли ты слушаешь, – объяснила она.

Кронкайт последовал за хозяйкой наверх, в спальню, и терпеливо ждал, пока она избавится от делового костюма. Натянув тонкий свитер с индейским рисунком, доходивший ей почти до колен, и толстые шерстяные носки, она пару раз провела расческой по волосам, небрежно стянула их резинкой в «конский хвост», после чего бросила на себя взгляд в зеркало.

– Потрясающе, – буркнула она. После чего, тут же забыв о внешности, сосредоточилась на работе.

За те годы, что она проработала в журналистике, Барри обзавелась огромным количеством информаторов. Кого только среди них не было – клерки, секретарши, неверные любовники, горничные, копы, даже несколько крупных «шишек», время от времени снабжавших ее весьма полезной информацией или хотя бы намеками, в каком направлении копать. Одним из таких «источников» была Анна Чен, работавшая в администрации Центральной окружной больницы. Любопытная и к тому же страшная сплетница, Анна с удовольствием пересказывала Барри все, что слышала в кулуарах больницы, и из этих слухов не раз уже рождались забавные истории. Барри считала ее одним из своих наиболее ценных «источников».

Надеясь застать ее в офисе, Барри отыскала номер Анны в своей записной книжке. Администратор больницы соединила ее с Анной.

– Привет, это Барри Тревис. Рада, что застала тебя!

– А я как раз собиралась уходить. Ты что-то хотела?

– Каковы мои шансы получить на руки копию отчета о вскрытии ребенка Мерритов?

– Это что, шутка?

– Никакой надежды?

– Практически никакой. Прости, Барри, это невозможно.

– Я так и подумала, но решила, чем черт не шутит.

– Для чего тебе это?

Барри состряпала более-менее правдоподобную версию, которая выглядела достаточно невинно, чтобы успокоить Анну. Поблагодарив осведомительницу, Барри поспешно с ней распрощалась, стараясь скрыть свое расстройство. Отчет о вскрытии мог подсказать, о чем пыталась рассказать Ванесса. Впрочем, Барри до сих пор толком не знала, что именно и с какой целью она ищет.

– Что желаешь на ужин, Кронкайт? – бросила она через плечо, спускаясь на кухню. Не дождавшись ответа, Барри открыла шкаф и принялась перечислять вслух его содержимое: – Итак, выбирай: сухой корм или курица с печенкой? – За спиной послышалось разочарованное поскуливание. – Ладно, – сжалилась Барри. – Позвоним в «Луиджи»? – Услышав знакомое слово, Кронкайт облизнулся и принялся бешено вилять хвостом, извиваясь всем телом, словно танцовщица ламбады.

Барри почувствовала угрызения совести – следовало бы выбрать на ужин что-нибудь менее калорийное, но… какого черта? Если торчишь вечерами дома, обрядившись в бесформенный свитер с шерстяными носками, и коротаешь время с собакой, а в перспективе у тебя ничего, кроме работы, то какая разница, наберешь ты лишний килограмм или нет?

Пока Барри заказывала по телефону две пиццы, Кронкайт снова заскулил и принялся царапать дверь, намекая, что неплохо было бы прогуляться еще и перед ужином. Обернувшись, Барри прикрыла трубку ладонью.

– Если тебе приспичило, ступай. Но через собственную дверь!

Кронкайт уставился на вырезанный в входной двери проем – на морде его было написано презрение. Проем был достаточно большой, чтобы пес мог выбраться во двор, но все-таки недостаточно, чтобы им мог воспользоваться грабитель. Продолжая говорить по телефону, Барри выразительно ткнула пальцем в сторону дверцы. Кронкайт с обиженным видом протиснулся наружу. К тому времени, как пес вернулся, Барри уже повесила трубку.

– Пиццу обещали привезти через двадцать пять минут. Если опоздают, мы получим заказ бесплатно, – объявила она.

В ожидании пиццы Барри налила себе бокал мерло и поднялась на третий этаж, где располагался рабочий кабинет. Чтобы приобрести небольшой старинный особняк в фешенебельном районе Дюпон Сёркл, Барри пришлось обналичить свой трастовый фонд. Дом отличался неповторимой архитектурой и при этом был расположен на редкость удачно.

Сначала Барри снимала только верхний этаж, представлявший собой отдельную квартиру. Но когда до окончания срока аренды оставалось всего полгода, владелец перебрался в Европу и предложил ей полностью выкупить здание. Барри тут же превратила три крошечные комнатушки этажа в просторный рабочий кабинет-студию.

Одну из стен полностью занимали видеокассеты. Книжные полки, поставленные одна на другую, тянулись от пола до потолка. Барри хранила тут все свои репортажи, а также записи новостей с важными событиями и все новостные журналы. Записи были расставлены в алфавитном и тематическом порядке. Без труда найдя нужную видеокассету, Барри вставила ее в видеомагнитофон и стала просматривать запись, неспешно потягивая белое вино из изящного старинного бокала.

Смерть и похороны маленького Роберта Раштона Меррита были записаны во всех подробностях. Случившаяся трагедия казалась несправедливой вдвойне, ведь она произошла не с кем-то, а с Мерритами, чей брак пресса в свое время объявила идеальным.

Президент Дэвид Малькольм Меррит казался отличным примером для любого американского мальчишки, собиравшегося воплотить в жизнь Большую Американскую мечту. Красивый, атлетически сложенный, харизматичный политик.

Ванесса Меррит стала для него идеальной женой. Она была ослепительна. Ее красота и обаяние удачно компенсировали кое-какие небольшие недостатки. Например, ум. И здравый смысл. Может быть, ее и не считали гением, но кого это волновало? Народу нужна была первая леди, которая вызывала бы всеобщую любовь, и Ванесса полностью соответствовала этим требованиям.

Родители Дэвида умерли давным-давно. Других родственников, даже дальних, у него не было. Их отсутствие с лихвой компенсировал отец Ванессы. Клитус Амбрюстер занимал пост сенатора верхней палаты от штата Миссисипи так долго, что всем казалось, будто он так и родился в сенаторском кресле. Он проводил в последний путь столько американских президентов, что уже сам сбился со счета.

Объединившись, они образовали прекрасную троицу, известностью не уступавшую королевской фамилии. Ни разу со времен Кеннеди ни один американский президент и его жена не привлекали к себе столько внимания, ни к кому из них не относились с таким восторженным обожанием, причем не только в Штатах, но и во всем мире. Что бы они ни делали, куда бы ни пошли, вместе или порознь, это всегда расценивалось как сенсация.

Неудивительно, что вся Америка чуть с ума не сошла от счастья, когда газеты объявили, что первая леди ждет ребенка. Этот малыш заранее стал всеобщим любимцем.

Его появлению на свет пресса уделила куда больше внимания, чем операции «Буря в пустыне» или этническим чисткам в Боснии. Барри вспомнила, как, затаив дыхание, смотрела репортаж из Белого дома, когда новорожденного впервые представили общественности. Хови тогда брюзгливо поинтересовался, не слышал ли кто-нибудь, что на Востоке взошла новая яркая звезда.

Но вскоре произошло событие, вызвавшее еще больший шум в прессе. Тремя месяцами позже было объявлено о смерти сына президента.

Казалось, весь мир был охвачен горем. Никто не хотел в это верить. Америка погрузилась в скорбь.

Барри, допив вино, перемотала пленку и снова внимательно уставилась на экран, уже в третий раз просматривая ту ее часть, которая относилась к похоронам.

Ванесса Меррит, бледная и трагически прекрасная в трауре, казалось, вот-вот сломается. Было ясно, что ее сердце навсегда разбито. Как выяснилось, ей несколько лет не удавалось зачать ребенка – еще одна интимная деталь ее личной жизни, которую пресса вытащила на свет и теперь с упоением обсасывала день за днем. И то, что она потеряла малыша, которого уже почти отчаялась родить, превратило ее в настоящую мать-героиню.

Президент держался изо всех сил, хотя по его осунувшемуся лицу струились слезы – видно было, как они поблескивают на кончиках его аккуратно подстриженных усов. Репортеры без устали повторяли, как он внимателен и заботлив с женой. В этот скорбный день Дэвид Меррит был в первую очередь мужем и скорбящим отцом и только потом президентом.

Сенатор Амбрюстер плакал, вытирая глаза белоснежным носовым платком. Камеры запечатлели момент, когда он положил на гроб внука букет белых роз, а рядом – крошечный флаг штата Миссисипи.

Окажись Барри на месте первой леди, она бы скорее умерла, чем допустила подобный фарс. Она разбила бы камеры и вытолкала бы репортеров в шею, хотя прекрасно понимала, что ее коллеги просто делают свою работу. И все же превратить похороны единственного ребенка в шоу, за которым по спутниковому телевидению с замиранием сердца следит весь мир… просто чудовищно! Как Ванесса Меррит допустила такое? И откуда у нее взялись силы выдержать все это до конца?

Неожиданно в дверь позвонили.

Барри покосилась на часы.

– Проклятье! Двадцать четыре минуты тридцать девять секунд! Знаешь, Кронкайт, – проворчала она, сбегая по лестнице, – мне иногда кажется, что они это нарочно дарят людям надежду, чтобы потом отнять ее!

Пиццу доставил сам Луиджи. Это был тучный коротышка с розовым, мокрым от пота лицом, пухлыми губами и густой порослью курчавых черных волос на груди. Казалось, они перебрались сюда с головы, оставив ее лысой и круглой, как бильярдный шар.