Султан и его гарем Борн Георг

XXV

Ночное празднество

Во дворце принцессы Рошаны проходило празднество в честь победоносного возвращения императорских войск и взятия в плен Кровавой Невесты; но, собственно, праздник ею давался в честь одного Сади и назначения его пашой. Принцесса разослала многочисленные приглашения, и с наступлением ночи залы ее дворца наполнились разодетыми придворными дамами и кавалерами. Только с недавнего времени, с тех пор как европейское влияние начало вытеснять восточные предрассудки, в Турции вошли в обыкновение подобные праздники. Но всякий раз на это нужно было согласие султанши Валиде, которой полностью подчинялась в стране общественная жизнь женщин.

Принцесса Рошана, очень хорошо зная, как султанша Валиде любит участвовать в подобных празднествах, первой лично пригласила ее. Таким образом, султанша ничего не могла иметь против этого праздника.

Она явилась на торжество в бархатном платье темного пунцового цвета, вышитом золотыми колосьями. Лицо ее было закрыто тонким покрывалом, а головной убор представляла драгоценная диадема из бирюзы.

На принцессе Рошане, богатство которой вошло в пословицу, было светло-зеленое, украшенное золотом платье, роскошный головной убор из бриллиантов, а на лице, так же как и у всех присутствующих придворных дам, тонкое покрывало.

Кавалеры были: одни в блестящих военных мундирах, другие – в черных европейских костюмах.

На галерее большого главного зала, среди которого был душистый фонтан, помещался отличный оркестр музыкантов принцессы.

Большая зала дворца, в которой принцесса только что приняла султаншу Валиде и теперь принимала министров и их жен, была отделана с необыкновенной пышностью и совершенно в парижском вкусе.

Потолки были украшены такой живописью, что, глядя вверх, казалось, будто все эти фигуры движутся.

Огромная люстра с бесчисленным множеством огоньков заливала всю залу морем света, и, отражаясь в зеркальных стенах залы, светильники казались бесконечными.

Вдоль стен были поставлены мягкие диваны, а в нише, отделявшейся от залы пунцовой шелковой портьерой, помещались высокие, наподобие трона, кресла для султана и султанши Валиде.

В соседнем зале слуги раскладывали на золотые подносы и беспрестанно разносили закуски и лакомства, а черные невольники на хрустальных блюдах – редкие фрукты. Тут же были шербет и вода со льдом.

Шейх-уль-Ислам также явился с главными своими советниками и сановниками. Принцесса была его давнишняя союзница, а потому при входе в зал он поспешил засвидетельствовать ей свое почтение.

Но принцесса Рошана не могла уделить ему много внимания: она должна была приветствовать визирей и других знатных гостей, явившихся на ее приглашение.

Сказав несколько приветливых слов присутствующим высшим сановникам, чтобы заслужить их расположение, Мансур-эфенди обратился к Гамиду-кади, также удостоенному приглашения принцессы.

– Мы накануне великих событий, брат мой, – тихо сказал Шейх-уль-Ислам Гамиду-кади, подходя вместе с ним к пунцовой портьере султанской ниши. – В следующие дни должно многое решиться!

– Ты находишь, что арест пророчицы может иметь тяжкие последствия? – спросил Гамид-кади.

– Это возможно, но я надеюсь вовремя предупредить их.

– Она не смела уйти! – сказал кади. – Мы должны вытребовать ее!

– Изменить этого теперь уже нельзя, брат мой. Надо только предупредить дурные последствия. Другое событие кажется мне более важным. Скоро будет помолвка принцессы Рошаны.

– Помолвка? Когда же?

– Мне почти кажется, что сегодняшний праздник можно считать помолвкой.

– А кто тот счастливец, кого принцесса удостоила своей благосклонностью?

– Сади-паша!

– Новоиспеченный солдатский вождь? Быть не может, Мансур-эфенди!

– Известие это передано мне из верного источника, – ответил Шейх-уль-Ислам. – Лаццаро, слуга принцессы, доверил мне эту тайну.

– Сначала еще должен дать свое согласие султан!

– Оно уже дано!

– Этого не может быть! – воскликнул кади. – Один из трех офицеров, как ты увидишь из последних приказов и рапортов, в прошлую ночь попал в немилость и был арестован.

– Зора-бей, я знаю это…

– Я рассчитываю на то, что остальные два офицера помогут ему и прибегнут к какому-нибудь насилию – тогда они пропали!

– Принцесса с Сади-пашой? Это было бы ничем не восполнимой потерей! – прошептал Гамид-кади.

В эту минуту разговор обоих сановников был прерван громким грохотом труб.

– Султан! – сказал Шейх-уль-Ислам своему советнику и поверенному.

Роскошно одетые пажи вошли в зал и стали по обеим сторонам входа. Два церемониймейстера возвестили о появлении падишаха. Затем вошел султан в черном европейском платье с большой орденской звездой на груди. Сзади его шел Гассан, за ним следовали важные сановники и генералы, составлявшие блестящую свиту султана.

Принцесса вышла навстречу дяде и, поблагодарив его за милостивое посещение, повела в нишу к предназначенным для него креслам.

Султан приветствовал султаншу Валиде и пригласил ее сесть рядом с собою. Принцесса должна была также несколько минут пробыть с ним, и дядя был с ней очень любезен. Затем он велел позвать к себе Шейх-уль-Ислама и других присутствующих сановников, которым хотел оказать благосклонность и каждого удостоить несколькими приветливыми словами.

Султанша Валиде улучила время, когда султан разговаривал с министрами, и встала посмотреть на толпу гостей.

Недалеко от себя она заметила Гассана-бея и обратилась к нему. Она знала, что он был новым любимцем султана и его ожидала блестящая карьера. Императрица-мать расспрашивала его о некоторых неизвестных ей гостях.

– А принц Юсуф не приехал? – между прочим спросила она.

– Его императорское величество остались дома по случаю нездоровья!

– Передай принцу, что я очень жалею об этом и охотно воспользовалась бы случаем сблизить его с Шейх-уль-Исламом.

– Ошибаетесь, светлейшая повелительница, принц Юсуф слишком хорошо знает намерения Шейх-уль-Ислама, чтобы что-нибудь ожидать от него, – тихо отвечал Гассан.

– Ты, как говорят, поверенный принца – так это его собственные слова ты передаешь мне?

– Точно так, светлейшая повелительница! Кроме того, принц Юсуф считает, что дни Шейх-уль-Ислама сочтены.

Султанша Валиде удивленно взглянула на Гассана-бея.

– На каком основании? – спросила она. Затем, не дождавшись ответа, заметив Сади, спросила: – Не новый ли это паша?

– Точно так, ваше высочество, это Сади-паша, взявший в плен Кровавую Невесту!

– Я желаю, чтобы ты мне представил обоих офицеров! – приказала султанша Валиде.

– К сожалению, светлейшая повелительница, я могу представить только одного из них, другой же, Зора-бей, арестован в прошлую ночь.

– Арестован? За что?

– За поединок, в котором убил своего противника, и, к сожалению, противником этим был Магомет-бей, поверенный Шейх-уль-Ислама.

– Так я хочу говорить с Сади-пашой! – приказала султанша Валиде.

Гассан поклонился и сквозь толпу гостей поспешил к Сади, который в это время разговаривал с Махмудом-пашой, великим визирем, и некоторыми высшими сановниками.

Извинившись, что беспокоит, он объявил Сади, что с ним желает говорить султанша Валиде.

– Дела наши идут хорошо! – успел шепнуть своему другу по дороге Гассан. – Сирра-пророчица уже более не в руках Мансура. Я должен был арестовать Сирру.

– Арестовать? – спросил Сади.

– От имени султана за пророчество! Сирра сегодня вечером сообщила мне обо всем, что для нас так важно! Я теперь полон надежд. Через Сирру мы низвергнем Шейх-уль-Ислама. Я достаточно-таки знаю о нем. Если он будет обличен, если Сирра расскажет все, то ему невозможно будет увернуться!

В это время оба офицера подошли к султанше Валиде.

– Сади-паша, светлейшая повелительница, победитель мятежников, – представил Гассан своего друга, низко склонившегося пред султаншей.

– Я много наслышалась о твоей храбрости, – обратилась к нему императрица-мать, – и очень рада, что султан так отличил тебя своею милостью, Сади-паша.

– Очень благодарен вашему высочеству за милостивое участие! – отвечал Сади. – Но эта похвала, считаю, относится не ко мне одному, но и к моему товарищу, который, к сожалению, не может принять ее, так как вследствие необдуманного поступка попал в немилость к Шейх-уль-Исламу. И за это он теперь томится в тюрьме сераля.

Султанше Валиде очень понравился молодой паша, и она попросила его рассказать обо всем случившемся с Зорой.

– Мне очень жаль твоего храброго товарища, Сади-паша. Надеюсь, что следствие оправдает его, – сказала она сочувственно.

– Следствие будет сделано не в его пользу, может даже быть, что он поплатится жизнью, если этого пожелает Шейх-уль-Ислам, – осмелился заметить Сади, – но говорят, что «чудо» оказалось обманом! – прибавил он.

– Чудо? Пророчица? – спросила султанша Валиде, крайне удивленная.

– Если следствие открыто докажет это, значит, пророчица не что иное, как слепое орудие Мансура-эфенди, – отвечал Сади.

– Что ты говоришь, Сади-паша! Как можешь ты возводить подобное обвинение на пророчицу?

– Насколько оно справедливо, пусть докажет следствие, светлейшая повелительница! Гассан-бей получил приказание арестовать пророчицу!

– Арестовать чудо? Быть не может! От кого же?

– От его величества султана!

– Я еще этого не знала! На каком основании?

– За пророчество! Но Гассан-бей не мог арестовать пророчицу.

– Я так и думала!

– Пророчица, орудие Мансура-эфенди, была уже арестована жандармами, ее нашли на трупе одной убитой старухи.

– Клянусь нашим божественным пророком, это для меня непостижимо! Правда ли это?

– За это я ручаюсь моей головой, светлейшая повелительница! Если Сирра, невинно захваченная и мучимая кавасами…

– Невинно, да, это правда. Так они должны страшно поплатиться за это!

– Если Сирра не умрет внезапной смертью, то истина выйдет на свет!

– Она не должна умереть! Где она?

– В караульне жандармов, в Скутари.

– Я немедленно прикажу снова доставить ее в дом софта.

– Тогда она погибла.

– Я не понимаю тебя, Сади-паша.

Сади увидел, что Гамид-кади обратил внимание Шейх-уль-Ислама на него и на султаншу Валиде, и хотя он и был далеко от Сади и не мог слышать его разговора с императрицей-матерью, но все-таки не мешало быть осторожнее.

– Мне остается только обратиться к вашему величеству с всепокорнейшей просьбой отправить Сирру-пророчицу в свой дворец, чтобы избавить ее от всех оскорблений, мучений и опасностей.

– Хорошо! – воскликнула султанша Валиде решительно. – Я это сделаю сейчас же! Позови ко мне Керима-пашу, моего камергера, я дам ему поручение послать адъютанта с приказанием привести пророчицу ко мне во дворец.

Сади поблагодарил и поклонился. Новый шаг был сделан, новый невидимый удар был нанесен Мансуру. Он был тем значительнее, что Мансур не мог и подозревать о нем. Сади немедленно отыскал Керима-пашу и послал его к султанше Валиде.

Султан уже уехал с праздника принцессы, остальные же гости тем свободнее предались удовольствиям.

Женщины, принимавшие участие в празднестве, мало-помалу удалились в смежные комнаты и болтали на свободе, ели мороженое и курили папиросы.

Сади, убедившись, что Керим-паша вышел из залы, не будучи замечен Мансуром и его приверженцами, только хотел снова войти в залу, как к нему подошла доверенная служанка принцессы.

– Эсме поручено просить тебя, благородный паша, следовать за ней, – тихо сказала она.

– Кем ты послана? – спросил Сади.

– Ты сейчас узнаешь это, благородный паша, – отвечала Эсма и боковым ходом привела его к двери.

– Войди туда, – сказала она, указав на дверь, затем неслышно удалилась по мягким коврам, застилавшим весь пол.

Сади открыл дверь и вошел в маленькую комнату, обитую зеленым атласом. Первое, что бросилось ему в глаза, – это великолепная золотая подставка с тремя бунчуками – знаком достоинства паши, над ними висел лавровый венок, окруженный свечами. «Тебе принадлежит торжество этого дня! – было написано сверкающими буквами, состоявшими как бы из маленьких, едва заметных блуждающих огоньков. – Слава тебе, Сади-паша!»

Сади осмотрелся кругом, в маленькой комнате никого не было. Казалось, что невидимая рука устроила все это. Предназначенный Сади сюрприз, конечно, был делом принцессы.

Сади был обрадован и осчастливлен этим, чрезвычайно льстившим его самолюбию сюрпризом. С сияющим лицом глядел он на блестящие знаки своего достоинства. Он был так погружен в созерцание, что даже не заметил, как близ него зашумела портьера и показалась стройная фигура принцессы. Она увидела Сади и заметила его восторг.

– Прими это от меня в знак моей благосклонности, – тихо сказала она.

Сади обернулся и, увидев Рошану, опустился пред нею на колени.

– Благодарю, горячо благодарю тебя, принцесса! – взволнованно прошептал он, страстно целуя протянутую ему руку.

– Ты скоро исполнил свое обещание, Сади. Ты возвратился победителем, ты достиг тех блестящих знаков достоинства, которые висят там, – сказала принцесса, поднимая Сади с колен. – Прими же от меня эти отличия и позволь пожелать тебе всякого счастья, Сади! Этот праздник устроен в твою честь и твоего товарища Зоры-бея – и я желаю обоих вас видеть в числе моих гостей.

– Я не могу представить тебе, светлейшая принцесса, моего друга Зору-бея. Он стал жертвой низкой измены, – отвечал Сади.

– Жертвой измены? Пойдем в мой будуар, Сади, и расскажи мне обо всем.

И принцесса повела Сади из маленького зеленого покоя в соседний, немного побольше, куда слегка доходили нежные, чарующие звуки музыки.

Будуар Рошаны представлял смесь восточной пышности с европейским вкусом. Мягкие, обитые светло-пунцовой шелковой материей диваны, обтянутые дорогими коврами стенные ниши с золотыми висячими лампами – все это влекло к отдыху и неге. Кругом стояли прелестные мраморные столики со всевозможными дорогими безделушками: часы из мрамора, античные вазы и различные вещи из янтаря. В середине будуара с потолка свисала люстра, лампы которой были закрыты матовыми колпаками. У окна с тяжелыми затканными золотом занавесями стоял дорогой, отделанный золотом и перламутром письменный столик принцессы и на нем золотой письменный прибор, украшенный драгоценными камнями.

Принцесса ввела Сади в этот слабо освещенный роскошный покой, где они были совершенно одни, вошла в одну из полукруглых ниш и опустилась на диван. Сади, стоя перед нею на коленях, рассказал ей обо всем, что произошло между Зорой и Магометом-беем.

– Ты прав, Сади. Магомет был фаворитом Мансура-эфенди, – сказала она. – Шейх-уль-Ислам никогда не простит Зоре-бею убийство его доверенного слуги.

– Задача моя теперь – освободить Зору и низвергнуть Мансура.

– Это слишком смелый план, Сади. Оставь его. Он может испортить всю твою будущность.

– Когда я отправлялся в бой, ты говорила иное, принцесса, и твои слова были для меня талисманом, зачем ты на этот раз предостерегаешь меня? Будь лучше заодно с нами, помоги нам в нашем деле, оставь Мансура-эфенди! Прошу тебя!

– Если ты просишь, Сади, я не могу отказать тебе – ты еще никогда не просил.

– Будь нашей союзницей, тогда дни Мансура сочтены.

– Если ты объявишь ему войну, я буду на твоей стороне, Сади.

– О, благодарю, принцесса, благодарю! – воскликнул Сади в упоении: любовь Рошаны, ее прелестный, обольстительный образ и роскошная обстановка заставили его забыть все остальное.

Он был один с нею, в нише полутемного будуара, он стоял на коленях перед диваном, на котором лежала Рошана, – принцесса отвечала на его любовь, он мог назвать ее своею. Его манили блеск и богатство, но еще более предполагаемая красота Рошаны и упоение этой минуты.

Он обнял и с любовью смотрел на нее, она склонилась к нему, и в ее прекрасных черных глазах сверкнуло целое море любви и блаженства.

– Любишь ли ты меня? – спрашивала она едва слышно трепетным голосом.

– Выслушай мое признание, о принцесса, да, я люблю тебя! Последние преграды между нами должны разрушиться, ты должна быть моей, беззаветно моей!

– Не спрашивай, не требуй ничего, лежи у ног моих, и жизнь будет блаженством, – шептала Рошана.

– Будь моя! Будь беззаветно моя! – страстно шептал Сади и хотел приподнять покрывало с ее лица.

Но она поспешно отстранила его руку.

– Что хочешь ты сделать? – спросила она с упреком.

– Будь моею! Дай мне взглянуть на твое личико, дай мне поцеловать твои губки, – отвечал он, устремив на нее страстный взгляд.

– Я твоя – но не требуй видеть мое лицо! Обещаю тебе все, только не это.

– Не сердись на меня, ты даешь мне так много, так согласись же быть моею.

– Я твоя, мой возлюбленный, наконец-то я в твоих объятиях, – шептала Рошана в блаженном упоении.

– А ты не дашь мне взглянуть на твое лицо? – тихо спросил Сади, обвив рукою стан принцессы.

Она поспешно опустила руку на покрывало, боясь, чтобы он не приподнял его, точно под ним скрывалась тайна.

Кругом воцарилась тишина. Музыка смолкла. Гости разъехались. Сади держал в своих объятиях Рошану, и оба упивались блаженством полной, взаимной любви – забыт был весь свет, забыто было все, что разделяло их, принцесса с сияющими глазами покоилась в объятиях своего возлюбленного, и Сади на груди Рошаны вкушал все радости и блаженства жизни.

Но внезапный шум пробудил его от блаженного сновидения.

Рошана была в таком упоении, что ничего не слышала, ничего не видела.

Сади обернулся по направлению полутемного будуара. Ему послышался глухой голос, как бы выходящий из могилы: «Сади, вспомни о Реции».

Он встал. Что такое это было? Не был ли это голос совести, напоминавший ему о покинутой девушке? Он пристально посмотрел в полутемный покой. Как будто там что-то зашевелилось. Сади казалось, что он видит все это во сне. По слабо освещенному красноватым светом будуару пронеслась как будто призрачная фигура, которая уже не раз являлась Сади, на лбу ее он ясно разглядел блестящую золотую маску.

Сади со страхом вскочил.

– Что с тобой, мой возлюбленный? – тихо спросила принцесса, тоже поднявшись с места.

– Золотая Маска, – прошептал Сади, указывая на будуар.

– Тебе пригрезилось, Сади. Я ничего не вижу, – сказала, улыбаясь, Рошана.

«Сади, вспомни о Реции», – прозвучало тихо, совсем тихо.

Сади бросился из ниши.

Комната была пуста – призрак исчез.

XXVI

Борьба из-за пророчицы

Вернемся еще раз в зал принцессы. Когда Шейх-уль-Ислам от султана снова вернулся к Гамиду-кади, последний обратил его внимание на то обстоятельство, что султанша Валиде разговаривала сначала с Гассаном, потом с Сади. Мансур-эфенди еще не был уверен в императрице-матери, союз, заключенный между ними, был еще непрочен. А потому его сильно беспокоил разговор обоих офицеров с султаншей; он чувствовал, что над головой его собиралась гроза. Гассан и Сади были его враги, он знал это, и они с каждым днем приобретали все большее и большее влияние. Наибольшая же опасность грозила ему от Сирры, если она еще не была казнена за убийство старой Ганнифы. Он надеялся на это и предпочел до времени не заботиться о ней.

Но вот Гамид-кади заметил, что слуга принцессы, хитрый грек Лаццаро, неподвижно стоял у пунцовой занавеси царской ложи; с этого места его не могли видеть ни султанша, ни Гассан, ни Сади, между тем как он мог спокойно подслушать их разговор.

Лаццаро, казалось, ждал здесь приказаний, на самом же деле он поместился тут только затем, чтобы все высмотреть и подслушать. Его умысел удался, ожидание не обмануло его. Он стал свидетелем важных разговоров. Он внезапно очутился возле Мансура-эфенди, осторожно высматривая по сторонам.

– Важное известие, – шепнул он ему.

– Говори! Тебе надо многое загладить, – мрачно ответил Мансур-эфенди.

– Гассан и Сади сообщили султанше Валиде, что чудо было не что иное, как обман.

Мансур вздрогнул, он не ошибся – гроза готова была уже разразиться.

– Они говорили о пророчице, исчезнувшей из дома софта? – спросил он.

– Они сообщали неслыханные вещи! Они объявили, что пророчица была твоим орудием. Гассан-бей должен был по приказанию султана арестовать ее за пророчество, но он нашел ее уже в руках кавасов, обвиненную в убийстве старой служанки Ганнифы.

– Так Сирра еще жива?

– Да, она жива. Гассан и Сади, чтобы доказать свое тяжкое обвинение, просили султаншу Валиде взять пророчицу от жандармов и отправить к ней во дворец.

– Ну, и что сказала султанша?

– Она только сейчас дала своему камергеру Кериму-паше поручение вытребовать Сирру.

Мансур-эфенди побледнел – глаза его засверкали мрачно и беспокойно, опасность была больше, чем он даже предполагал, и этим он обязан был греку, который вместо Сирры задушил служанку. Хотя он, желая загладить свою ошибку и выйти сухим из этого дела, и призвал кавасов арестовать Сирру, когда та лежала на трупе убитой, но это теперь вызвало величайшую опасность на голову Мансура-эфенди. Если бы даже его показания, что Сирра – низкая лгунья и обманщица, и могли возбудить более доверия, чем ее собственные слова, все-таки весь этот неожиданный оборот дела с пророчицей был очень опасен; он мог низвергнуть Мансура, тем более что пророчество сильно раздражило султана.

За это последнее обстоятельство и решил ухватиться Шейх-уль-Ислам. Еще не все пропало. Он мог еще рассчитывать на победу. Если бы ему удалось захватить в свои руки Сирру, прежде чем этого достигнут его противники, то он мог быть уверен, что одним ударом отвратит все их козни. Все зависело оттого, удастся ли ему овладеть ею. Султанша Валиде уже послала своего камергера доставить Сирру к ней во дворец. Нужно было во что бы то ни стало опередить его. Стоило Кериму-паше явиться к кавасам и передать им приказание султанши, и Сирра в ту же ночь была бы в ее власти, так как караул не смел медлить ни минуты при исполнении приказа могущественной матери султана.

Керим-паша быстро прошел через зал.

Султан собирался уже уезжать.

– Ступай скорей вслед за пашой, – приказал Мансур-эфенди решительно Лаццаро, – следуй за ним почти до караульни, затем сделай вид, будто догоняешь его. Скажи, что султанша Валиде велела вернуть его, чтобы еще что-то сообщить ему; вероятно… – прибавил он; но грек уже спешил исполнить данное ему поручение: «Наверняка султанша последует за султаном, прежде чем вернется паша. Тогда игра будет нами выиграна. Керим-паша должен будет отправиться за разъяснением к султанше Валиде, а тем временем мне удастся овладеть Сиррой».

Затем Шейх-уль-Ислам обратился к Гамиду-кади.

– Не теряя времени, отправляйся в караульню кавасов, мой брат, – сказал он. – Надо во что бы то ни стало опередить наших противников. Пророчица не должна попасть в их руки. Ее подозревают в убийстве. Поспеши в караульню. Если захотят ее вытребовать от кавасов, то откажи во имя закона. Никто не должен опередить меня. Через несколько часов, а может быть и раньше, я сам буду в караульне и вытребую эту тварь! А пока не дозволяй отпускать подозреваемую в убийстве.

– Спешу исполнить твое желание, мудрый Мансур-эфенди, – отвечал Гамид-кади и потихоньку вышел из залы. Грек уже исчез и последовал за пашой.

Необходимые приготовления были сделаны Мансуром со свойственным ему присутствием духа и энергией. Холодная улыбка уже скользила по его лицу. Он надеялся на победу, на захват Сирры, так как победа должна была остаться за тем, в чьих руках будет пророчица. Если Мансуру-эфенди удастся опередить и одолеть противников, они страшно поплатятся за неслыханную дерзость – желание свергнуть его. Один из офицеров был уже в его власти, значит, все равно что уничтожен; той же участи должны подвергнуться и остальные, хотя один из них и был любимцем султана, а другой – почти женихом принцессы. Кроме того, Рошана была, по мнению Мансура, его союзницей, может быть, даже через нее ему удастся захватить в свои руки и погубить Сади. Они должны быть устранены – это было первое, что он намеревался сделать, овладев Сиррой.

Шейх-уль-Ислам вышел из залы и в ожидавшей его у подъезда карете немедленно последовал в Беглербег за султаном, которым хотел воспользоваться для своих планов. Тут, правда, ему мешал Гассан, но это не могло остановить его.

Дело шло к победе, а Мансур-эфенди принадлежал к тем энергическим характерам, которые в подобном случае не знают ни преграды, ни страха.

Вслед за султаном вошел в Беглербег и Мансур, и едва вступил султан в свои покои, как за ним последовал и Шейх-уль-Ислам.

Гассан, как и всегда, был при султане.

Узнав о прибытии Мансура, Гассан тотчас понял, к чему клонится эта необычная аудиенция. Но помешать он не мог, так как султан приказал ввести Шейх-уль-Ислама.

Мансур низко поклонился султану и извинился за позднее беспокойство, затем указал взглядом на стоящего в отдалении Гассана, попросил аудиенции с глазу на глаз.

Султан дал знак своему адъютанту удалиться.

– Я пришел донести вашему величеству, что почитаемая многими пророчица, – сказал он, – которую адъютант вашего величества тщетно искал в доме софта, находится в известном мне месте, необходимо отвести ее в более надежное место.

– Ты знаешь, где она находится, великий муфтий?

– Да, эта благодаря различным странным обстоятельствам прослывшая за пророчицу личность, прошлое которой покрыто мраком неизвестности, – продолжал Мансур-эфенди, – исчезла из дома софта. Как это произошло и по какому поводу, этого я не в состоянии объяснить вашему величеству, знаю только, где она теперь находится.

– Где же?

– В караульне кавасов, в Скутари.

– В караульне кавасов? Как это случилось? Разве ее схватили?

– Кавасы нашли ее на трупе старухи, убитой в прошлую ночь.

– Так ее подозревают в убийстве?

– Кажется, что так, ваше величество! Пока еще ничего не известно, но следствие должно раскрыть не только это дело, но и прежние ее действия. Эта прослывшая пророчицей личность слишком долго была покрыта непроницаемым, таинственным мраком. Теперь время приподнять эту завесу.

– Я сам желаю этого, – перебил султан Шейх-уль-Ислама, вспоминая о страшном для него пророчестве, – и поручаю тебе заключить эту обманщицу в надежную тюрьму и назначить над ней следствие.

– Приказание вашего величества будет немедленно исполнено! – отвечал Мансур-эфенди, который только и ждал этого приказания.