Султан и его гарем Борн Георг
– Сади заключен?
– Главное то, что он разлучен с прекрасной Рецией, и это сделал я! Счастье кончилось! Дворец, в котором живет Реция, занят войсками! Ее глаза, я думаю, уже покраснели от слез, но слезы ей не помогут! Голова благородного Сади-паши, наверно, не останется на его плечах! Мансур-эфенди не найдет более удобного случая отомстить ему и Гассану-бею за те усилия, которые они употребили, чтобы свергнуть его! Черкесскому палачу будет немало работы!
– Ты говоришь, что он в башне Сераскириата?
– Да, ваше высочество, в отдельной комнате башни. Жаль, что ты не в ладах с Мансуром-эфенди, а то тебе легко было бы проникнуть к пленнику.
Рошана молчала. Казалось, она обдумывала какое-то решение.
– Ее высочество султаншу Валиде сегодня утром отвезли в старый сераль, – продолжал Лаццаро, – точно так же и принца Юсуфа, и великого шейха Гассана. Теперь все переменилось, и новый султан скоро решит судьбу принца. Если бы было сделано, как хотел Гуссейн-паша, то с принцем покончили бы еще ночью, но Мидхат-паша воспротивился этому и отговорил остальных министров.
– Я исполнил все, что ты мне поручила, не прикажешь ли еще чего-нибудь, принцесса?
Догадавшись, что Лаццаро ожидает платы, Рошана вынула несколько золотых монет и бросила ему.
– Благодарю повелительница, ты знаешь, что нужно бедному слуге, который должен дорого платить за каждый кусок хлеба, за каждый глоток воды.
Принцесса отпустила Лаццаро и, поспешно одевшись и закутав лицо покрывалом, вышла в сопровождении нескольких слуг из дворца. Сев в великолепный каик, она велела везти себя к Сераскириату, который находился на самом берегу моря.
По всему берегу и на ступенях мечетей виднелись группы турок. Одни читали обращение Шейх-уль-Ислама, другие говорили о перемене на престоле и военных новостях. Но вообще повсюду царствовало полнейшее спокойствие. Народ, как и все народы, надеялся, что перемена правителя поведет за собой улучшение.
Через несколько минут великолепный каик принцессы достиг берега, на котором возвышалась старая башня Сераскириата.
Комнаты главной башни уже давно служили тюрьмой для важных преступников. В окружающих строениях помещалось военное министерство, военное казначейство и жили солдаты, занимавшие караулы в здании.
Высадившись на берег, принцесса послала вперед слугу, чтобы предупредить караул, кто делает Сераскириату честь своим посещением. Но только приказание министра могло открыть ворота, и принцессе пришлось, как и всем прочим, ждать разрешения.
Министра не было в Сераскириате, но Редиф-паша, узнав о посещении принцессы, поспешил выйти ей навстречу и ввести ее в Сераскириат, уверяя, что считает за особую честь оказать услугу принцессе.
– Можешь ты свести меня к Сади-паше? – спросила его Рошана, входя на обширный двор.
– Ваше высочество желает видеть Сади-пашу?
– Да, по одному очень важному делу!
Комендант отлично знал, какие отношения существовали между принцессой и Сади-пашой.
– Я не могу колебаться ни одной минуты, чтобы исполнить желание вашего высочества, – поспешно отвечал он.
– Благодарю тебя за твою готовность к услугам, но я должна заметить еще, что хочу переговорить с Сади-пашой наедине, без свидетелей.
– И это желание вашего высочества будет исполнено.
– Тогда веди меня к пленнику!
Редиф-паша тотчас же приказал отпереть дверь башни и повел принцессу по ступеням старой каменной лестницы.
Во втором этаже также находился караул, несмотря на то, что дверь башни постоянно была заперта.
Поднявшись сюда, Редиф-паша велел отпереть комнату Сади. Принцесса знаком поблагодарила услужливого коменданта и вошла.
Сади-паша стоял у окна, заделанного решеткой, и смотрел на город, расстилавшийся у его ног.
Стук открывшейся двери заставил его обернуться.
По роскошному платью и гордой походке неожиданной посетительницы он тотчас же узнал в ней принцессу.
Рошана пришла к нему в тюрьму? Уж не была ли и она в числе заговорщиков?
– Где я тебя нахожу, Сади-паша! – сказала Рошана, подходя к заключенному.
– Арест нисколько не тяжел для меня, принцесса, – отвечал спокойно Сади. – Только сознающий себя виновным может дрожать – я же не знаю за собой никакой вины и не боюсь суда.
– И теперь ты сохранил то спокойствие и гордость, которым я с самого начала удивлялась в тебе, – продолжала принцесса. – Я пришла сюда, чтобы попытаться устроить между нами примирение! Я не хотела тебя больше видеть, я хотела ненавидеть и презирать тебя, но не могу! Какая-то неодолимая сила влечет меня к тебе! Я не могу жить без тебя, Сади! Я должна соединиться с тобой или ты погибнешь!
Страстные слова принцессы изумили Сади, он менее всего ожидал этого.
– Мой выбор уже сделан, принцесса, – отвечал он, – я женат!
– Разве это может помешать тебе протянуть мне руку? Твоя первая жена станет прислужницей в твоем гареме.
– Остановись, принцесса! Этого никогда не будет.
– Не спеши с решением, Сади! Еще раз все зависит от тебя! Новое счастье, новые почести предстоят тебе, если ты будешь мужем принцессы. Я не колеблясь говорю тебе это, так как в эту минуту решается судьба моего счастья. Если оно будет разрушено, то, клянусь тебе, та же участь ожидает и тебя! Я освобожу тебя отсюда! Я снова возведу тебя на ступени трона султана, если ты согласишься быть моим – обещаю тебе свободу и…
– Не обещай мне ничего! Я не хочу получить освобождение такой ценой! – прервал Сади. – Ты знаешь меня! Моя правота должна дать мне свободу, а не милость других, не твое заступничество!
– Может случиться, что правда не восторжествует.
– О! Тогда я буду искать средства заставить признать мою правоту, но никогда не соглашусь быть обязанным тебе!
– Ты отказываешься от моей помощи, Сади! Отказываешься ли ты так же и от моей руки? – вскричала Рошана дрожащим голосом.
– Должен ли я оставить Рецию и принадлежать тебе? Должен ли я принадлежать вам обеим? Этого я не могу! Я проклинаю многоженство как причину всех несчастий нашей страны! И какая судьба ожидала бы тогда Рецию? Ты показала уже мне это однажды, когда…
– Когда она была моей невольницей, – сказала Рошана со злобой и ненавистью.
С этими словами она гордо выпрямилась и при этом нечаянно задела головой за свисавшую с потолка лампу.
Покрывало, закрывавшее ее лицо, упало, и Сади в первый раз увидел лицо Рошаны.
Это была мертвая голова! Выдающиеся скулы, беззубый рот и глубоко ввалившиеся глаза делали сходство поразительным.
В эту минуту гнева и возбуждения принцесса не обратила внимания на то, что ее лицо так неожиданно открылось, хотя обыкновенно она старалась, чтобы никто, даже из близких слуг, не видел ее без покрывала.
Сади невольно отступил в ужасе.
– Так знай же, чью участь решаешь ты в эту минуту! – продолжала Рошана беззвучным голосом. – Последний раз протягиваю я тебе мою руку для союза и мира. От твоего ответа зависит жизнь и смерть твоего ребенка!
– Моего ребенка? Значит…
– Твое дитя в моей власти, да!
Сади вздрогнул. Эта неожиданная весть поразила его как громом.
Ему предстоял ужасный выбор: или пожертвовать Рецией, или лишиться ребенка.
– Выбирай! Говори! – вскричала принцесса в лихорадочном нетерпении.
– Оставь меня! Того нельзя назвать человеком, кто может предлагать такой выбор! Кто может полюбить женщину, говорящую такие слова! Выслушай мое последнее слово, принцесса! Я останусь всегда верен Реции.
Не говоря ни слова, принцесса закутала снова голову покрывалом и, отворив дверь, вышла.
Начальник караула встретил ее у дверей.
– Исполняй свою обязанность! – приказала принцесса повелительным тоном, указывая на дверь комнаты Сади. – Ты отвечаешь за пленника!
С этими словами она поспешно вышла из башни.
Сади долго не мог опомниться от изумления и ужаса.
«Была ли принцесса человеческим существом? – невольно спрашивал он себя. – Было ли у нее сердце, так же как и у других женщин?»
Его дитя, сокровище Реции, находится в ее руках! Это более всего ужасало Сади.
И он был пленником! Он не мог защитить, спасти своего ребенка! Никто, кроме него, не знал, где тот находится, и не мог поспешить ему на помощь! Нечего было и думать, что принцесса отступит перед убийством!
Судьба Реции также очень его беспокоила, так как он знал, что и она осталась одинокой и беззащитной, а между тем ей грозила опасность, у нее был неумолимый и жестокий враг в лице принцессы Рошаны.
В это время Реция все еще оставалась во дворце великого визиря, где она так недолго наслаждалась счастьем.
Со страхом прислушивалась она к малейшему шуму в доме. Она еще не могла найти объяснения случившемуся. Реция знала только одно, что у нее отняли ее Сади, благороднейшего человека в стране. Но что предстояло ей еще?
Слуги все покинули ее, и она оставалась одна в великолепных залах дворца, который казался теперь печальным и пустым.
Вдруг, уже поздно вечером, ей послышалось, как будто кто-то назвал ее по имени.
Она оглянулась и увидела, что на пороге залы стоит Черный гном, которой удалось пробраться во дворец, несмотря на расставленные около него караулы.
– Как! Это ты! – вскричала Реция, счастливая, что есть хоть одна душа, сочувствующая ей, которой она может высказать свое горе.
– Я знаю все! – сказала Сирра. – Оттого и пришла. Ты одна?
– Да, одна! Слуги покинули меня!
– Презренные! Но ты ничего от этого не потеряла, моя бедная, милая Реция. Возьми меня вместо них, я буду тебе верна! Часовые пропустили меня к тебе!
– Часовые? – спросила, бледнея, Реция.
– О! Не пугайся. Они только оберегают бумаги, которые здесь хранятся.
– Мне страшно с тех пор, как нет здесь моего Сади!
– Ты знаешь, куда его отвезли?
– Нет, я ничего еще не узнала, но я должна узнать, где он! Я должна быть с ним!
– Это будет трудно сделать, моя бедная Реция! – отвечала Сирра. – Заговорщики, которые боялись Сади, отвезли его ночью в тюрьму, где его теперь строго караулят.
– Ты, значит, все уже знаешь?
– Да, он в башне Сераскириата. Там, в одной из комнат наверху, находится твой муж, твой Сади! Но мужайся. Знаешь, что я хочу предложить тебе, Реция?
– Я уже решилась! Я хочу идти в башню Сераскириата. Я хочу разделить горе моего Сади!
– Я думаю, это было бы напрасным трудом. Тебя ни за что не допустят к Сади. Нет, я хочу предложить тебе другое! Мы должны освободить Сади.
– Освободить! Да, Сирра, ты права! Аллах поможет нам! Мы должны освободить Сади!
– Тише! – шепнула Сирра, приложив палец к губам. – Никто не должен слышать нас. Я боюсь, что если твоему Сади не удастся бежать, то в благодарность за все услуги, оказанные им стране, его осудят на вечное заключение, может быть даже на смерть!
Поэтому мы должны приступить к делу, не теряя ни минуты! Здесь нам нечего больше делать, Реция! Прежде всего, надо оставить этот дом. Потом мы обдумаем наш план, и я говорю тебе, что он должен нам удасться! Ты снова соединишься с Сади!
– Идем! – шепнула Реция и, набросив на себя темное покрывало, вышла из дворца в сопровождении Сирры.
Часовые, расставленные повсюду, свободно пропустили их.
XXVIII
Смерть султана Абдул-Азиса
Для проживания свергнутого султана был назначен Чераганский дворец, наиболее удаленный от столицы.
Жены Абдул-Азиса и султанша Валиде также были отвезены туда.
Дворец находился у самого берега Босфора, так что султан был перевезен туда водой.
Выйдя из каика, он начал ходить взад и вперед по берегу. На замечание одного из сопровождавших его офицеров, что он лучше бы сделал, если бы пошел в назначенный ему дворец, султан приказал оставить его одного.
Офицер, из сторонников Гуссейна, отошел, как бы исполняя волю султана, но вместо этого другой офицер подошел к чрезвычайно раздраженному султану и потребовал снова, чтобы тот шел во дворец.
В бешенстве султан, выхватив револьвер, стал угрожать им назойливым офицерам.
Тогда те решились оставить его в покое и ушли, расставив повсюду часовых.
Это не понравилось султану, и он тотчас же отправился в назначенный ему дворец. Тогда офицер, командовавший караулом, приказал отнять у султана саблю и револьвер, которыми тот был вооружен. Ненормальное состояние Абдул-Азиса оправдывало эту меру предосторожности. Оружие было отобрано и отослано в сераль.
С пятницы до вечера субботы у султана постоянно были припадки исступления и ярости, за которыми следовали упадок сил и полнейшее уныние и отчаяние.
Но в ночь с субботы на воскресенье солдаты, стоявшие на часах, все время слышали в саду дворца шум и дикие крики. Это Абдул-Азис кричал, требуя оружие и негодуя, что броненосцы спокойно стоят на якорях вместо того, чтобы стрелять в его врагов изо всех своих орудий.
Эта печальная сцена долго продолжалась, так что офицер, командовавший караулом, послал об этом донесение к министрам.
Это как нельзя более благоприятствовало планам заговорщиков, давая им неоспоримое доказательство расстройства умственных способностей свергнутого султана.
Немедленно по получении донесения караульного офицера враги султана собрались на совет в развалинах Кадри.
Это были Мансур-эфенди, Гамид-кади и министры Гуссейн и Рашид. Мидхат и Халиль не хотели более подчиняться бывшему Шейх-уль-Исламу и способствовать успеху его планов.
– Я созвал вас, чтобы обсудить, что должно теперь предпринять, – сказал Мансур, обращаясь к собравшимся. – Вам уже известно донесение караульного офицера. Нам надо обдумать, какие меры следует принять. Я боюсь вмешательства Европы!
– Еще большая опасность угрожает со стороны приверженцев бывшего султана, – прибавил Гамид-кади. – Пока султан жив, мы не должны упускать этого из виду! Его приверженцы могут тайно сговориться и устроить государственный переворот.
– Хуже всего то, что, пока жив старый султан, новый должен постоянно беспокоиться за свою безопасность, – заметил Рашид-паша.
– К чему так много разговоров! – вскричал Гуссейн. – Если Абдул-Азис опасен для нас, то его жизнь должна прекратиться.
– Я согласен с тобой, благородный паша! – сказал Мансур. – Она должна прекратиться.
– Но позвольте мне заметить, друзья мои, – вмешался Рашид. – Внезапная смерть Абдул-Азиса может возбудить подозрения не только в народе, но и у других государств. Ее сочтут насильственной.
– Этого не будет, если бывший султан лишит себя жизни в припадке умопомешательства, – возразил с хитрой улыбкой Мансур.
– На это у него не хватит мужества!
– Но пойми, друг мой, – сказал Гуссейн, – вовсе не нужно, чтобы Абдул-Азис сам лишил себя жизни. Нужно только, чтобы это так казалось.
– О! Теперь я понимаю слова моего мудрого друга Мансура-эфенди, – сказал с легким поклоном Рашид-паша. – Если это будет так же хорошо исполнено, как умно задумано, тогда важнейший вопрос, занимающий нас, можно считать разрешенным.
– Когда мудрый Мансур-эфенди предлагает какой-нибудь план, он обыкновенно знает уже и средства к исполнению его! – заметил Гуссейн. – Мы согласны с тобой!
– Устранение, смерть Абдул-Азиса необходима! – отвечал Мансур. – Для него самого она будет избавлением от постоянных мучений и страха, для нас же это необходимая мера предосторожности. Но необходимо, чтобы его смерть показалась всем самоубийством. Случай помог мне найти человека, который может лишить жизни так, что самое внимательное исследование не найдет следов насильственной смерти.
– Что же это, яд? – спросили все присутствовавшие враз.
– Нет, это совсем особенное средство. От него нечего опасаться даже вскрытия, тогда как почти всякий яд может быть легко обнаружен, – продолжал Мансур. – Применит его солдат – негр по имени Тимбо.
– Солдат? – спросил Гуссейн.
– Да, господин военный министр, солдат одного из вновь сформированных полков. С помощью какого-то доктора, знакомого ему, он берется умертвить султана.
– Но как же устроят они это? – спросил Гуссейн.
– Будет сделано так, как будто бы Абдул-Азис лишил себя жизни каким-нибудь оружием, которое найдут у него же в руках, – отвечал Мансур.
– Что же, можно использовать этого солдата, – заметил Рашид, – но что мы с ним сделаем, когда он кончит свое дело?
– Они оба получат награду и будут посланы в Аравию, – сказал Гуссейн. – Я берусь наблюдать за ними.
– Лучше всего, если они оба найдут смерть по дороге в Аравию, – заметил Мансур таким спокойным тоном, как будто бы дело шло о самой ничтожной и простой вещи на свете.
– Согласен! – сказал Гуссейн. – Где же тот солдат, о котором ты говоришь, мой мудрый Мансур-эфенди?
Мансур потянул за шнурок колокольчика. Вошел один из дервишей.
– Они оба тут? – спросил Мансур.
– Нет, мудрый Баба-Мансур, – отвечал дервиш, – здесь только один из них.
– Кто же?
– Солдат – негр Тимбо.
– Пусть он войдет!
Дервиш вышел, и через минуту в залу совещания вошел, униженно кланяясь, Тимбо и бросился на колени перед Мансуром.
– Где же твой товарищ-шарлатан? – спросил Мансур, в то время когда Рашид и Гуссейн внимательно рассматривали солдата. Гамид, казалось, уже знал его.
Негр вопросительно взглянул на Мансура, очевидно не понимая, что тот ему сказал.
– Я спрашиваю, где доктор, которого ты хотел взять в помощники, – повторил тот.
– А! Да, доктор! Доктор не пришел. Его не надо. Тимбо может все за него сделать!
– Но мы должны же видеть и знать, кто он такой, – продолжал Мансур. – Как его зовут?
– О! Он придет сюда! Когда ему прийти? – вскричал негр. – Тимбо отвечает за него. Он благоразумен и молчалив, как могила. Прикажи мне – и я сделаю все! Я буду смотреть за доктором.
– Этого довольно! – сказал нетерпеливый Гуссейн-паша, обращаясь к Мансуру и Рашиду.
– И ты обещаешь нам устранить свергнутого султана в его покоях без шума, осторожно? – спросил Рашид.
Негр утвердительно кивнул головой.
– Да, без шума! – сказал он.
– И никто не догадается, что он умер насильственной смертью?
– Никто! Доктор и я, мы все отлично устроим! Ни красного следа на шее, ни малейшей раны, ни яду – ничего.
– Должно сделать так, чтобы даже доктора подумали, что султан сам лишил себя жизни! – приказал Гуссейн-паша.
– Все будет сделано, как ты приказываешь, великий паша.
– По окончании вашего дела вы получите оба пятнадцать тысяч пиастров[30] и должны будете тотчас же отправиться в Аравию, – продолжал Гуссейн.
– И это приказание будет исполнено, великий паша.
– Ступай теперь в свой полк. Завтра утром ты будешь назначен в караул к бывшему султану. Тогда тебе можно будет ввести к нему доктора, и вам будет удобно сделать ваше дело, – продолжал Гуссейн.
Негр униженно поклонился каждому из присутствующих и поспешно вышел.
За развалинами ожидал его товарищ, называвший себя доктором.
Это был не кто иной, как грек Лаццаро.
Он был одет, как и все греческие и турецкие доктора, в широкий и длинный зеленый халат, на голове у него был намотан платок, свисающие концы которого скрывали часть лица.
– Ну что, сделано? – спросил он Тимбо, когда тот вернулся из развалин. Негр кивнул головой.
– Сделано! – сказал он. – Завтра утром за работу! Я иду в караул во дворец и введу тогда тебя в комнаты султана.
– А что мы за это получим?
– Пятнадцать тысяч пиастров.
– Собачья плата за такую работу! – заметил грек. – Ты мог бы потребовать больше. Не каждый день убивают султанов. Я, право, в убытке, а ты как? Ведь я должен устроить, чтобы султан лишился сознания, иначе ничего не выйдет.
– Мы поделимся! Ты возьмешь половину – Тимбо возьмет половину.
– Идет! Я приду завтра рано утром в Чераган, и ты проведешь меня к султану.
Сообщники расстались. Негр-солдат отправился в свой полк, и еще ночью восемь человек, в числе которых был и он, получили приказание идти в караул в Чераганский дворец, где жил свергнутый султан. Тимбо был поставлен у дверей комнаты, в которой спал Абдул-Азис.
Утомленный и разбитый страшным волнением, несчастный султан к утру уснул, но ненадолго, не прошло и двух часов, как он уже проснулся. И во сне не нашел он покоя. Ему все грезились убийцы, подосланные его врагами.
Поднявшись и совершив предписанное религией омовение, он перешел в соседнюю комнату и потребовал зеркало и ножницы.
Требуемые предметы были ему принесены, и он начал подстригать себе волосы и бороду, как он обыкновенно делал каждое утро.
В эту минуту в комнату, где он находился, вошел Тимбо и за ним Лаццаро, одетый по-прежнему турецким доктором.
Султан с удивлением взглянул на вошедших незнакомых ему людей и положил около себя зеркало и ножницы, бывшие у него в руках.
– Доктор! – сказал с почтительным поклоном Тимбо, указывая на Лаццаро.
– Кто ты? Чего тебе от меня надо? Я тебя не знаю! – отвечал султан.
– Я пришел освидетельствовать состояние здоровья вашего величества! – сказал грек, подходя к Абдул-Азису.
Несчастный подумал, что это, верно, доктор, посланный султаншей Валиде, и машинально протянул руку, чтобы тот мог пощупать пульс.
В ту же минуту Лаццаро поднес к лицу султана белый шелковый платок, который был пропитан одуряющей жидкостью. Султан тотчас же лишился сознания.
Началось преступное дело.
Солдат-негр вынул из своего платья крепкую длинную иглу и воткнул ее в затылок султана так, что конец ее проник до мозга. Сон несчастного оборвала смерть. Только легкое вздрагивание обозначило этот переход.
Тимбо вынул осторожно иглу из ранки и вытер выступившую каплю крови.
Оставалось только придать смерти султана подобие самоубийства.
Лаццаро схватил лежавшие около убитого ножницы и проткнул ими жилы на обеих руках – кровь хлынула потоком. Тогда грек вложил ножницы в руку султана, чтобы казалось, будто тот сам нанес себе раны, затем убийцы вышли из комнаты так спокойно, как будто бы ничего не случилось.
Спустя несколько минут слуги вошли в комнату, где лежал султан, и отступили в ужасе, увидя его плавающим в крови. Тотчас же послали за докторами, но было уже поздно. Доктора могли только констатировать смерть Абдул-Азиса, которая, по их мнению, произошла от слишком большой потери крови.
План Гуссейна и Мансура удался вполне. Европейские доктора, призванные, в свою очередь, подтвердили то же самое, и только двое убийц могли рассказать истинную причину смерти несчастного султана.
Они были опасны, так как знали истину, и поэтому их смерть была также решена. Но близок уже был для врагов султана час возмездия.
Земная кара готова была обрушиться на их преступные головы!..
Часть четвертая
I
Мурад V – новый султан Турции
В ту же ночь, когда Абдул-Азис был принужден отречься от престола, принца Мурада приверженцы Гуссейна привезли во дворец Беглербег.
Согласно, вероятно, данному им приказанию, они не сказали наследнику престола ни куда его везут, ни что его ожидает.
Очутившись во дворце султана, принц Мурад решил, что наступил его последний час. Поэтому переход от страха и унижений к могуществу был слишком неожидан для принца.
Когда министры торжественно объявили ему о его восшествии на престол, эта весть поразила его и оглушила.
Его силы были слабы, чтобы вынести подобное волнение. Он и смеялся, и плакал, и от избытка чувств обнимал Мансура и Мидхата. Неожиданная радость едва не лишила его рассудка!
Наутро узнал он все подробности событий необычной ночи, и первым делом он приказал освободить сына свергнутого султана, принца Юсуфа, и великого шейха Гассана-бея. В остальном он во всем подчинился желаниям министров, которым он был обязан своим возвышением.
Министры освободили принца Юсуфа и определили ему для житья дворец Долма-Бахче, туда же привезены были его братья и сестры, но Гассан-бей казался им слишком опасным, и они, по совету Мансура, оставили его в каменной тюрьме старого сераля, куда он был заключен в ночь государственного переворота.
Сделавшись султаном, Мурад поспешил вознаградить тех, кто был ему верен и помогал в прошлое тяжелое время.
Но чаше всего, к сожалению, он оказывал благодеяния недостойным, вроде Нури-паши, его зятя, которого мы уже знаем как участника того рокового обеда, который стоил жизни муширу Изету.
Этот Нури-паша, которого слабый и добродушный Мурад сделал главным управителем дворца, не посовестился употребить во зло оказанное ему доверие. Впоследствии стали известны его мошеннические проделки.
Казнокрадство Нури-паши достигло таких колоссальных размеров, что, наконец, он попал под суд. Гамик-паша и сам великий визирь занялись расследованием этого дела. Было доказано похищение пятидесяти четырех лошадей, двадцати двух экипажей, двенадцати серебряных и золотых ящиков для сигар, семи осыпанных бриллиантами табакерок и множества орденов, украшенных драгоценными камнями.
Преемником Нури-паши стал Сеид-паша, директор оружейной фабрики. Он более всего был известен тем, что «потерял» в Лондоне сто тысяч франков, которые были даны ему для закупки оружия. И подобных людей назначали на высшие должности!..
Министры, свергнувшие Абдул-Азиса, достигли своей цели, захватили всю власть в свои руки. Мехмед Рушди-паша был сделан великим визирем, но истинным главой государства стал Мидхат-паша. Гуссейн Авни остался военным министром и Кайрула-эфенди – Шейх-уль-Исламом. Рашид-паша возглавил министерство иностранных дел, а Ахмед Кайзерли-паша – морское министерство.
Редиф-паша за выказанную им энергию и усердие был осыпан наградами и почестями.
Тимбо – солдат-негр – тоже не был забыт, и обещанная награда ожидала его.