Султан и его гарем Борн Георг
– Ты уверен, что Сади не участвует в этом заговоре?
– Я уже сказал тебе, что Сади-паша должен был арестовать министров, но он не захотел этого сделать!
– Тогда нам ничего больше не остается делать, как помогать заговорщикам. Гассан-бей тогда тоже падет.
– Он это хорошо сам знает. Поэтому-то он и хочет опередить заговорщиков, принц тоже будет ему помогать.
– Этого не должно случиться, Фазиль!
– Почему же? Если этого не случится, я потеряю мое место, Лаццаро.
– Его тебе ни в каком случае не удержать, поверь мне! Гассан-бей ничего не сможет сделать!
– Он мужествен и умен, говорю тебе!
– Ну, даже если ему и удастся на минуту отвратить опасность, то все-таки ему никогда не уничтожить ее совсем. Что ты хочешь: оставить это место и заработать завтра большую сумму денег или остаться здесь на несколько дней и потом не иметь ничего?
– Большую сумму?
– Не меньше твоего годового жалованья.
– Это стоит послушать!
– Ты можешь завтра очень легко заработать эти деньги, Фазиль, – сказал вполголоса Лаццаро.
– Гм!.. Почему же ты сам не хочешь их заработать? – спросил недоверчиво Фазиль.
– Я не могу заработать их сам, – отвечал грек. – Во-первых, тебе, как слуге принца, скорее поверят, чем мне, во-вторых, я не могу теперь еще показываться. Одним словом, я не могу заработать сам этих денег и поэтому хочу передать это дело тебе, так как ты мой друг!
– Хорошо, я согласен: ты прав, тут я ничего не потеряю!
– Ну так иди завтра, но чтобы этого никто не заметил, к одному из заговорщиков – ты знаешь их имена?
– Да, Гассан-бей называл их: Гуссейн-паша, Мидхат-паша…
– Довольно! Ступай завтра к Мидхату-паше и скажи ему, что заговор открыт и Сади-паша приготовился арестовать всех их накануне назначенного ими дня.
– Не Сади-паша, – заметил Фазиль.
– Это все равно! Скажи, что Сади-паша!
– Хорошо, пускай он!
– Тогда Мидхат не станет торговаться о вознаграждении. Завтра будет двадцать девятое мая, и у него будет еще время предупредить своих товарищей о грозящей им опасности. Они успеют еще исполнить свой замысел.
– Да, это правда!
– Когда же ты пойдешь?
– Завтра вечером.
– Не слишком поздно только!
– В девять часов.
– Ты в этом не раскаешься! Я приду узнать, как все произошло. Спокойной ночи, Фазиль.
И старые приятели расстались.
Когда на другой день Мидхат-паша возвращался в свой дом, у самого входа его остановил нищенствующий дервиш, который опять был не кто иной, как Лаццаро.
– Великий паша! – сказал он глухим голосом.
– Ступай во двор моего дома, – сказал ему Мидхат, – там тебя накормят и дадут денег.
– Я знаю, что ты великодушен и щедр, великий паша! Выслушай мои слова! Берегись Сади-паши!
Мидхат невольно остановился и взглянул с изумлением на нищего дервиша.
– Берегись твоего врага, Сади-паши! – продолжал тот. – Высокое место предстоит тебе! Займи его! В эту ночь все зависит от тебя! Воспользуйся ею и берегись Сади-паши.
С этими словами Лаццаро низко поклонился Мидхату-паше и отошел прочь.
Слова старого нищего еще более усилили волнение, все более и более овладевавшее Мидхатом по мере того, как приближался день развязки.
Эта развязка была ужасна! Дело шло о свержении султана и о возведении на трон другого. Удайся этот переворот, и те, которые его задумали, стали бы самыми сильными и могущественными людьми государства. В случае же неудачи им не избежать позорной смерти.
Мидхат хотел быть сильнейшим и первым. Он не доверял остальным участникам заговора. Он более всего боялся, что их сила и влияние будут первенствующими и он будет ими, как прежде Сади-пашой, отодвинут на второй план.
Но если бы ему удалось стать во главе их и захватить в свои руки все нити заговора, тогда нечего было бы их опасаться и, в случае успеха, легко было бы устранить их.
В то время, когда Мидхат, объятый этими мрачными думами, ходил взад и вперед по своему кабинету, вошел слуга и доложил ему, что один из слуг принца Юсуфа хочет его видеть.
Это известие изумило Мидхата. Как? К нему явился посланный от принца?
Он тотчас же велел впустить слугу, и на пороге кабинета появился, униженно кланяясь, Фазиль.
– Выслушай меня, великий паша! – сказал он умоляющим голосом, падая на колени перед пашой.
– Кто ты? – спросил Мидхат с удивлением. – Мне сказали, что меня хочет видеть слуга его высочества принца Юсуфа.
– Это я, великий паша! Но лучше, если никто этого не узнает, так как я пришел не от имени принца! Я пришел, чтобы сообщить тебе об опасности, грозящей тебе и прочим министрам!
– Значит, ты изменник? – сказал Мидхат ледяным тоном.
– Ты можешь велеть кавасам взять меня, если хочешь, но я думаю, что ты наградишь меня! Заговор выдан!
– Выдан – кем? – вскричал Мидхат, пораженный ужасом.
– Сади-паша знает, что ты и прочие заговорщики назначили последнее число мая днем исполнения ваших планов! Он хочет накануне ночью арестовать всех вас в ваших домах!
– Сади-паша… – прошептал Мидхат, к которому уже вернулось его спокойствие. – И он назначил ночь с тридцатого на тридцать первое мая?
– Чтобы опередить вас!
– Это ночь с завтра на послезавтра! – продолжал вполголоса Мидхат. – Нам, значит, остается еще сегодняшняя ночь!
– Я пришел, чтобы предостеречь тебя и твоих друзей! – сказал Фазиль.
Мидхат подошел к своему письменному столу и, вынув из ящика кошелек с деньгами, протянул его Фазилю.
– Ты вовремя пришел предостеречь меня, бери свои деньги и беги, так как ты рискуешь теперь своей головой, – сказал он, указывая на дверь.
Фазиль поспешил взять кошелек и с низкими поклонами исчез из комнаты.
Мидхат-паша дернул за зеленый шелковый шнурок колокольчика.
Вошел слуга.
– Заложить карету! – приказал Мидхат.
XXVI
Свержение султана
В тот же день, когда происходили описанные в предыдущей главе события, Сади-паша отправился в Беглербег с намерением просить аудиенции у султана.
Сади очень удивлялся, что в последние дни его ни разу не звали во дворец для совещаний, хотя положение дел на театре войны и в самой столице становилось все более и более угрожающим.
Абдул Керим-паша, генералиссимус турецких войск, настойчиво требовал людей, пушек, провианта, особенно же денег.
Султан очень неблагосклонно принял своего бывшего любимца.
В ответ на сообщение Сади о требованиях генералов он сказал сурово, что, конечно, все должно быть им послало, чего они требуют.
– Это, к сожалению, невозможно, ваше величество. В государственном казначействе нет ни одного пиастра.
– Тогда надо достать денег! На что же у меня министры? – вскричал Абдул-Азис.
– Вашему величеству известно, – отвечал решительно Сади, – что в настоящий момент невозможно достать денег. Но ваше величество может одним решением предотвратить опасность смуты.
– Что же это за решение?
– В подвалах этого дворца хранятся огромные суммы, принадлежащие лично вашему величеству, пожертвуйте половину их для стесненной страны, и вся опасность поражения исчезнет. Такой великодушный поступок будет…
– Довольно, Сади-паша! – прервал в гневе султан. – Молчи, если у тебя нет лучшего совета.
– Другого средства наполнить пустую кассу не существует, и я считал своей священной обязанностью в это опасное время поставить ваше величество в известность.
– Ни одного пиастра! – вскричал султан. – Что значит этот совет? Уж не думаете ли вы, господа министры, что вы можете распоряжаться моими частными средствами?
– Я этого никогда не думал! Ваше величество не поняли моего предложения. Я предлагал только средство быстро удовлетворить все государственные нужды.
– Ищи лучших средств! – вскричал Абдул-Азис и в сильном волнении прекратил аудиенцию.
Султан был так взволнован, что долго после ухода великого визиря ходил взад и вперед по своему кабинету, наконец, позвав секретаря, велел приготовить приказ об отставке Сади-паши.
Спустя немного времени после того, как Сади вернулся домой, к нему явился посланный султаном офицер с указом об отставке.
В указе было сказано, что Сади-паша отстраняется от должности великого визиря, так как задуманные им нововведения и перемены противны желаниям султана и народа.
Сади еще стоял в задумчивости, держа в руках это доказательство постыдной неблагодарности и несправедливости, когда к нему подошла Реция и, положив ему на плечо руку, с любовью взглянула ему в лицо.
Сади бросил бумагу и прижал Рецию к своему сердцу.
– Гассан был прав, когда говорил, что не поздравляет меня с новым повышением! – сказал он. – Великий визирь Сади-паша получил уже отставку!
– Наконец-то ты принадлежишь безраздельно мне! – вскричала обрадованная Реция. – До сих пор я владела тобой только наполовину! Я благословляю эту бумагу, хотя она тебя и огорчила, – она возвращает мне тебя!
– Только это и утешает меня, – сказал Сади.
– Я знаю и понимаю твои чувства, – продолжала Реция. – Тебя оскорбляет, что твои благородные намерения не поняты другими. Теперь ты свободен. Удались от неблагодарных с сознанием, что ты честно исполнил свой долг и заботился только о благе страны! Там, на берегу Босфора, мы купим маленький домик и будем жить без горя и забот! Мы будем искать и найдем нашего ребенка, и тогда счастье снова улыбнется нам на земле.
– Это прекрасные мечты, Реция! – сказал Сади с грустной улыбкой. – Я хотел бы, чтобы они сбылись! Но теперь оставь меня на некоторое время одного. Я должен еще привести в порядок дела. Скоро уже ничто не будет разлучать нас.
Реция ушла в свои комнаты, а Сади снова принялся за работу. Курьеры, адъютанты, кавасы то и дело посылались с бумагами и депешами: великий визирь был так поглощен работой, что не заметил, как наступил вечер.
Вдруг ему послышалось, что кто-то робко и осторожно постучал в дверь.
Сначала Сади показалось что он ошибся, так как никто не мог проникнуть в его кабинет, не будучи замечен слугами.
Но стук повторился. Сади хотел было уже позвонить, чтобы позвать слуг, но в эту минуту стук раздался в третий раз. Какое-то странное чувство овладело Сади, и вместо того чтобы позвать слуг, он сам встал и подошел к двери, у которой слышался стук.
Дверь вела в библиотеку, где также стояли шкафы с бумагами. Чиновники все уже давно разошлись с наступлением вечера, и в библиотеке не могло быть никого.
Сади отворил дверь и взглянул в темную комнату.
– Сади-паша! – послышался глухой, замогильный голос.
В ту же минуту Сади заметил в глубине библиотеки Золотую Маску.
– Зачем ты зовешь меня?.. – спросил он.
Его, казалось, нисколько не удивило появление Золотой Маски. Он не спросил, как она могла попасть к нему, не позвал своих слуг.
Сади, как и многие, думал, что все возможно для таинственной Маски.
– Бери Рецию, твою жену, и беги! – продолжала Золотая Маска. – Тебе грозит опасность!
– Я должен бежать? Теперь?
– В этот же час, Сади-паша! Завтра будет уже поздно!
– Это было бы трусостью и дало бы повод к подозрению, что я злоупотреблял доверенной мне властью! – ответил Сади. – Благодарю за твое предостережение, таинственный человек, но я не могу последовать твоему совету. Это бегство дало бы оружие в руки моих врагов.
– Ангел-губитель султана близок к своей цели!
– Кому даешь ты это ужасное имя?
– Тому, кто называл себя главой ислама, Мансуру-эфенди, – отвечала Золотая Маска. – Берегись его и тех, кто помогает его планам! Еще есть время! Еще ты можешь спастись и спасти Рецию!
С этими словами таинственная Маска исчезла во мраке, прежде чем Сади успел опомниться от изумления.
В задумчивости вернулся Сади в свой кабинет. «Не должен ли он последовать совету Маски? – думал он. – Но вместе с тем это бегство послужило бы к его обвинению. Только преступник бежит перед судом! Да и к чему бежать? Разве он не исполнял честно свой долг? Ему нечего опасаться самого строгого судьи! Нет! Надо твердо и мужественно встретить опасность! Но султан? Ведь Золотая Маска сказала, что ангел-губитель султана близок к своей цели? Что значат эти слова? Может быть, Абдул-Азису грозит опасность, которую еще есть время отвратить? Тогда моя обязанность предупредить его».
Сади хотел уже приказать заложить экипаж и ехать тотчас же, не теряя ни минуты, в Беглербег, как вдруг в кабинет вбежали несколько слуг с бледными, испуганными лицами и бросились на колени перед великим визирем, дрожа от страха.
– Что случилось? Что вас так испугало? – спросил Сади.
Но все объяснилось прежде, чем испуганные слуги успели выговорить слово. Дверь отворилась, и на пороге показался комендант Константинополя Редиф-паша в сопровождении нескольких высших офицеров.
– Что это значит? – спросил его Сади с тем замечательным спокойствием и хладнокровием, которые составляли отличительную черту его характера.
– Я должен арестовать тебя, Сади-паша! – отвечал Редиф.
– Кто приказал тебе это?
– Министры!
– Великий визирь выше министров! И в этот час я еще великий визирь! – сказал повелительно Сади. – Где письменный приказ, я хочу видеть его!
Редиф-паша вынул сложенную бумагу и подал ее Сади-паше.
– Мидхат, Гуссейн, Мехмед-Рушди, Халиль. А! И ты, Рашид! Ахмед Кайзерли… – читал Сади. – Тут недостает главной особы! – сказал он, обращаясь к Редифу-паше. – Здесь нет подписи Мансура-эфенди! Неужели эти люди в самом деле думают, что я покорюсь их безумному решению, комендант? – спросил Сади.
– Я должен напомнить тебе, Сади-паша, – отвечал Редиф, – что твой дворец занят войсками, и если ты не последуешь за мной добровольно в башню Сераскириата, то я принужден буду прибегнуть к силе!
– А! Значит, заговор министров! Гассан! Гассан! Как ты был прав!
В эту минуту на пороге кабинета появилась Реция, до которой уже успела дойти страшная весть.
С ужасом и отчаянием бросилась она в объятия Сади.
– Успокойся, моя дорогая! – шепнул он ей. – Мужайся! Я скоро к тебе возвращусь!
– Ты оставляешь меня?
– Я хочу, насколько от меня зависит, предупредить пролитие крови. Я не боюсь суда и со спокойной совестью буду ожидать рассмотрения моих поступков. Будущее покажет, могут ли сказать то же те, которые подписали это повеление от имени народа! Я готов за тобой следовать, комендант. Передаю тебе мою саблю, которую обнажал только на защиту отечества. Прощай, моя дорогая! Да защитит тебя Аллах до моего возвращения!
– Как! Ты уходишь! Я не увижу тебя более! – вскричала в отчаянии Реция.
– Мужайся! Разве ты не жена Сади? – сказал Сади, пытаясь успокоить ее. – Прощай, мы скоро увидимся!
С этими словами он поцеловал в последний раз Рецию и последовал за Редифом-пашой, который посадил его в ожидавшую у дворца закрытую карету и повез в Сераскириат, башня которого давно уже была обращена в тюрьму.
В это же время заговорщики, собранные Мидхатом, послали султанше Валиде приглашение явиться в полночь на совет министров в Беглербег. Гуссейн Авни, со своей стороны, пригласил принца Юсуфа и Гассана-бея в Сераскириат под предлогом совещания касательно вновь формируемых полков. Там они были арестованы приверженцами Гуссейна и посажены в башню.
Затем Редиф-паша пришел в Беглербег с отрядом солдат полка капиджи.
В это смутное время ночные движения войск были не редкостью, и это не удивило никого. Никто не заподозрил в эту ночь, что происходит дворцовый переворот, и Константинополь остался совершенно спокоен.
Вечером султан, как это уже нередко бывало, отправился в подвал дворца, чтобы насладиться видом собранных там сокровищ.
В Абдул-Азисе наряду с безумной расточительностью существовала крайняя скупость и жадность к деньгам, доходившая до того, что для него не было большего наслаждения, чем любоваться накопленными им богатствами, собранными в то время, когда государство было полным банкротом и в казначействе часто не было ни одного пиастра, а солдаты и чиновники по нескольку месяцев не получали жалованья.
Никому не удавалось проникнуть в подвал, где хранились эти богатства. Никто не знал их стоимости, и только впоследствии стало известно, что там хранилось сокровищ на много миллионов.
Отперев собственноручно железные двери подвала, султан вошел в него и, поставив свечу на большой мраморный стол, стал открывать один за другим железные шкафы с деньгами и драгоценностями.
Тут находились бриллианты различной величины, сапфиры, ярко сверкали рубины, жемчуг редкой величины!
С довольной улыбкой султан пересыпал их между пальцами. Это было его удовольствие, его наслаждение!
Весь поглощенный этим занятием, султан не слышал, как во двор замка въезжали кареты, как вошел в него отряд кавалерии.
Вдруг послышался сильный стук в дверь подвала. Кто-то осмеливался проникнуть к самой сокровищнице, куда вход был строго запрещен всем. В гневе и страхе за свои богатства султан поспешил к двери со свечой в руке.
– Кто тут? – спросил он.
– Отвори, повелитель! – послышалось за дверью.
Абдул-Азис узнал голос своей матери.
– Зачем пришла ты сюда? – спросил он с удивлением, отпирая дверь, но не впуская мать в сокровищницу.
– Но ведь сегодня в полночь назначен совет министров! Они давно уже собрались и ждут тебя, – отвечала султанша.
– Как? Совет министров? Здесь? Во дворце? В эту ночь? – продолжал султан, удивление которого все более и более возрастало.
– Ты велел сам им собраться, повелитель, и позвал также и меня, – отвечала султанша.
– Министры собрались? Что это значит? Уж не дело ли это Сади-паши? Великий визирь тоже здесь?
– Нет, но Шейх-уль-Ислам здесь!
Абдул-Азис побледнел, он едва не выронил из руки подсвечник.
– Что с тобой, повелитель? Ты беспокоишь меня! – воскликнула султанша Валиде, невольно опасаясь повторения ужасной ночи, уже описанной нами, когда на султана нашел припадок бешенства.
– Я не знаю ничего о совете министров! Но пойдем! – сказал Абдул-Азис с мрачным видом и, заперев свои богатства, поднялся по каменной лестнице, ведшей из подвала в его покои. Султанша следовала за ним.
Через минуту они были уже в зале, где собрались министры и Шейх-уль-Ислам в ожидании султана.
При входе Абдул-Азиса Шейх-уль-Ислам, седой Кайрула-эфенди, торжественным тоном произнес следующие слова:
– Мы пришли к вашему величеству с надеждой, что наша просьба будет уважена и нам можно будет передать народу добрую весть…
– Кто созвал вас сюда в такой час? – прервал султан.
– Необходимость! – отвечал Шейх-уль-Ислам, этот преемник Мансура, которого Золотая Маска назвала ангелом-губителем султана.
При этом ответе Абдул-Азис побледнел от гнева и быстрыми шагами подошел к столу, около которого стояли министры.
– Что это значит? – вскричал он дрожащим от ярости голосом.
– Мы пришли, чтобы спросить ваше величество, – сказал Шейх-уль-Ислам, – согласны ли вы пожертвовать для блага страны теми сокровищами, которые лежат в подвалах этого дворца.
Султанша Валиде окинула взглядом заговорщиков. Только тут поняла она их намерения и увидела всю величину опасности.
– Что они смеют говорить! – вскричала она высокомерным тоном, указывая султану на министров. – Я думаю, что это просто заговор, повелитель, и ты не можешь дать им иного ответа, как…
– Мы спрашивали его величество! – прервал суровым и угрожающим тоном Шейх-уль-Ислам. – Мы ждем ответа: согласны ли вы, ваше величество, пожертвовать стране ваши сокровища или нет?
– Поберегите ваши глупые вопросы! – вскричал Абдул-Азис. – Мои деньги не выйдут из этого дворца! Ищите другие средства помочь стране!
– Если так, то я считаю своей обязанностью возвестить вашему величеству, что волею народа вы лишаетесь престола!
– Часовые, сюда! Мои адъютанты! – вскричал в бешенстве Абдул-Азис. – Ни один из этих изменников не должен выйти из дворца! Их головы должны пасть! Схватить их! Заковать их в цепи!
Султанша Валиде бросилась к выходу, чтобы передать приказание султана, но Редиф-паша загородил ей дорогу.
– Остановитесь, – приказал Шейх-уль-Ислам. – Дворец занят войсками!
Двери залы отворились, и вошел отряд капиджи, верных слуг заговорщиков.
В ужасе стоял Абдул-Азис, не в состоянии выговорить ни слова.
Шейх-уль-Ислам развернул бумагу, бывшую у него в руках.
– Мы просим ваше величество, – сказал он, – подписать следующий документ:
«Мы, султан Абдул-Азис, уступая желанию большинства наших подданных, отрекаемся от престола в пользу племянника нашего, султана Мегемеда Мурада».
– Никогда! Никогда! – вскричал султан хриплым, беззвучным голосом.
– Мы очень об этом сожалеем, ваше величество, – сказал Шейх-уль-Ислам. – Это принуждает нас прибегнуть к силе.
– Гуссейн-паша! – вскричал султан, протягивая руки к тому, кто был ему всем обязан.
Но Гуссейн стоял, мрачно скрестив руки, и не обратил внимания на слова своего повелителя.
Кайрула-эфенди протянул султану перо.
– Разве у меня нет более солдат? Разве все мне уже изменили? – вскричал в отчаянии Абдул-Азис. – Сади-паша! Сади-паша!
Тут только понял он, что, уступая проискам заговорщиков, отдалил от себя единственного человека, бывшего ему верным, и тем лишил себя последней опоры.
Теперь его положение было безвыходно! Помощи ждать было неоткуда!
Перо было всунуто в руку султана, и он, покорившись своей участи, дрожащей рукой подписал свое отречение.
Затем сверженный султан, султанша и весь гарем были перевезены водой в дворец Тофана, находившийся на берегу Босфора и назначенный местом жительства Абдул-Азиса.
На следующее утро в своем послании Шейх-уль-Ислам возвестил удивленной столице о свержении султана:
«Если повелитель правоверных не способен управлять государством, если он делает личные расходы, которые не может вынести страна, если его дальнейшее пребывание на престоле может иметь гибельные последствия, то позволено ли свергнуть его с трона? Да или нет?
Шариат[29] говорит: “Да”.
Шейх-уль-Ислам Кайрула-эфенди».
XXVII
Женщина с мертвой головой
Жители Константинополя спокойно приняли весть о дворцовом перевороте.
Послание Шейх-уль-Ислама произвело сильное впечатление. Повсюду в мечетях улемы вели фанатические проповеди против нарушителей законов Корана, против государей, которые осмеливаются щадить врагов ислама.
Набожные мусульмане оделяли бедных единоверцев деньгами, и все надеялись, что наступили лучшие времена.
На утро следующего дня слуги доложили принцессе Рошане, что ее хочет видеть нищий дервиш, который говорит, что принес ей важную весть.
Рошана тотчас же велела впустить дервиша, который был не кто иной, как Лаццаро. Ей хотелось поскорее узнать подробности событий прошедшей ночи.
– Что скажешь ты теперь, принцесса? – спросил грек, когда Рошана выслала слуг и они остались одни. – Что это была за ночь!
– Знаешь ты все достоверно? Все подробности?
– Конечно, ваше высочество.
Грек поспешил рассказать о событиях прошедшей ночи, которые нам уже известны из предыдущей главы. Он не скрыл также, что душой всего заговора был Мансур-эфенди.
– Я устроил все, что ты хотела, принцесса, – сказал он наконец. – Твое желание исполнено, Сади-паша разлучен с прекрасной Рецией.
– Разлучен? Что же с ним случилось? Я думала, что он стоит во главе заговорщиков.
– Нисколько, ваше высочество! Сади-паша не принимал участия в заговоре. Он заключен теперь в башню Сераскириата.