Мы не умираем, а рождаемся вновь! Доказательство реинкарнации, сделанное известным психиатром и подтвержденное документально Вайсс Брайан

Кэтрин продолжила.

Но надо не переусердствовать. Все, что делается чрезмерно… сверх меры… вы поймете. На самом деле, вы понимаете.

Она снова сделала паузу.

«Пытаюсь», — ответил я и попытался сконцентрироваться на Кэтрин. Может, Учителя еще не ушли…

«Что мне лучше всего сделать для Кэтрин, чтобы помочь ей справиться со страхами и тревогами? Как помочь ей выучить ее урок? То, что мы делаем сейчас — это лучший способ? Или мне стоит что-то поменять? Или продолжать в том же духе? Что будет лучше всего для нее?»

Ответ дал Учитель-поэт, с глубоким голосом. Я не мог усидеть в кресле и подался вперед.

То, что ты делаешь, — хорошо. Но для тебя, а не для нее.

Опять мне сказали, что я делаю что-то для своей пользы, а не для пользы Кэтрин.

«Для меня?»

То, что мы говорим, адресовано тебе.

Оказывается, не он один говорил через Кэтрин — он сказал «мы». Определенно, в данный момент здесь присутствовало несколько Учителей.

«Могу я узнать ваши имена? — спросил я и невольно вздрогнул от того, как по-светски это прозвучало. — Мне нужна помощь. Мне столько всего нужно узнать!»

Ответ был любовным стихотворением, поэмой о моей жизни и смерти. Голос был мягким и нежным, и я почувствовал любовь, которая исходила от вселенского духа. Я внимал с благоговением.

Время придет — и тебе укажут путь. Тебе укажут путь… в свое время. Когда ты выполнишь свое предназначение, твоя жизнь закончится. Но не раньше. У тебя впереди много времени… очень много времени.

Я чувствовал одновременно и тревогу, и облегчение. Я был рад, что он не вдавался в подробности. Кэтрин начинала беспокоиться. Она заговорила тихим шепотом.

Я падаю, падаю… пытаюсь найти мою жизнь… падаю.

Она вздохнула, и я вслед за ней. Учителя ушли. Я обдумывал то, что услышал сегодня из этих духовных источников — это было удивительно, а информация была очень личной. Напрашивалось огромное множество выводов. Свет после смерти и жизнь после смерти; мы выбираем, когда рождаться и умирать; нас уверенно и безошибочно направляют Учителя; продолжительность жизни — это количество выученных уроков и выполненное предназначение, а вовсе не годы; милосердие, вера, надежда, любовь; самоотдача и самоотречение в действиях — это было послание для меня. Но с какой целью? Для чего я послан сюда?

Эти волнующие послания и события, градом обрушившиеся на меня в моем же офисе, отражали изменения в моей семейной и личной жизни. Эти перемены постепенно достигли моего сознания. Например, однажды, когда мы ехали с сыном на соревнования колледжа по бейсболу, попали в огромную пробку. Меня всегда раздражали пробки, а в этот раз получалось, что мы пропустим первую подачу или даже две. Я понимал, что не следует раздражаться. И я даже не обвинял неумелых водителей в том, что они создали пробку. Мышцы плеч и шеи у меня были расслаблены. Я не позволял раздражению выплескиваться на сына, и мы просто сидели и разговаривали. Я понял, что просто хочу хорошо провести время с Джорданом в выходной, следя за игрой, которая нравится нам обоим. Целью этого дня было провести время вместе. Если бы я поддался раздражению и злости, все планы рухнули бы. Я смотрел на своего сына и жену и задавался вопросом — проводили ли мы вообще когда-либо время вместе? Было ли нашим выбором делить друг с другом горести и радости? Неужели мы бессмертны? Я почувствовал огромную любовь и нежность к ним обоим. Я понял, насколько незначительны их недостатки и ошибки. Они и правда были не важны. Только любовь имела значение. По той же причине я стал пересматривать свои недостатки. Мне, действительно, не нужно было стараться быть идеальным или все время держать все под контролем. Мне и правда не нужно было никого впечатлять.

Я радовался тому, что могу поделиться этими переживаниями с Кэрол. Мы часто разговаривали после ужина и подробно разбирали мои чувства и мысли, возникавшие по ходу сеансов с Кэтрин. У Кэрол аналитический склад ума и отличное образование. Она знала, насколько для меня важно вести работу с Кэтрин аккуратно и в научном русле, и исполняла в некотором роде роль «адвоката дьявола», чтобы помочь мне объективно смотреть на полученную информацию. Было очевидно, что Кэтрин передает нам ценнейшие истины, и Кэрол разделяла со мной мои радости и тревоги.

Глава 7

Когда на следующей неделе Кэтрин пришла на сеанс, я уже приготовил к прослушиванию удивительную запись предыдущего сеанса. В конце концов тогда она не только рассказала что-то о прошлых жизнях, но и передала целое небесное послание. Я сказал ей, что она является источником удивительной информации из околосмертного состояния, хотя может об этом ничего и не помнить. Однако слушать запись она отказалась. Стремительно выздоравливая, она находилась в счастливом состоянии, поэтому не испытывала никакой нужды слушать этот материал. Кроме того, все это было в некотором роде жутковато.

Все же я убедил ее послушать — потому что это было чудесно и вдохновляюще, и все это совершалось ею. Несколько минут она прислушивалась к своему тихому шепоту на записи, а затем потребовала, чтобы я прекратил трансляцию. Она сказала, что все это слишком странно и неприятно. И тут я вспомнил: «Это не для нее, это для тебя».

Интересно, как долго продолжатся наши сеансы, ведь ей становится лучше с каждой неделей. Только одно облачко омрачало это ясное небо. Она все еще боялась замкнутых пространств, и отношения со Стюартом оставляли желать лучшего. В остальном прогресс был очевиден.

Вот уже несколько месяцев у нас не было традиционных психотерапевтических сеансов. Но это было и не нужно. Мы обходились короткой беседой о том, что произошло на неделе, и переходили к гипнозу. То ли благодаря реальным воспоминаниям о событиях прошлого, то ли благодаря высвобождению эмоций, но Кэтрин поправлялась очень быстро. Ее фобии и панические атаки практически прекратились. Она не боялась смерти или умирания. Она больше не боялась потерять контроль. Нынче психиатры прописывают своим пациентам слоновые дозы транквилизаторов и антидепрессантов, чтобы бороться с такими же, как у Кэтрин, симптомами. Помимо приема лекарств пациенты проходят интенсивную психотерапию или посещают группы по лечению фобий. Многие врачи уверены, что такие симптомы, как у Кэтрин, имеют биологическое происхождение и появляются из-за недостатка тех или иных веществ в той или иной области мозга.

Погружая Кэтрин в глубокий транс, я думал о том, как замечательно то, что в течение нескольких недель мне почти удалось вылечить Кэтрин без всяких лекарств, традиционной психотерапии и работы в группе. Нет, мы не подавляли симптомы и не заставляли Кэтрин жить с ними, стиснув зубы и несмотря ни на что. Мы убрали болезненные проявления, мы вылечили ее. И вот передо мной сидела сияющая, спокойная и счастливая Кэтрин, что было выше всех моих ожиданий.

Она снова начала говорить тихим шепотом.

Я нахожусь в здании со сводчатым потолком. Своды окрашены в голубой и золотой цвета. Со мной здесь и другие люди. Они одеты в … старые… что-то наподобие платьев, но очень старые и грязные. Я не знаю, как мы сюда попали. В комнате много людей. Тут также видны какие-то обломки, стоящие на каком-то сооружении из камня. В конце комнаты — огромная золотая фигура. Это… фигура большая и с крыльями. Очень злобная. В комнате жарко, очень жарко… Жарко потому, что комната наглухо закрыта. Мы должны держаться подальше от деревни. С нами что-то не так.

«Вы больны?»

Да, мы все чем-то больны, но я не знаю, что это. Наша кожа умирает. Она чернеет. Мне холодно. Воздух очень сухой и застоявшийся. Мы не можем вернуться в деревню. Мы должны держаться от нее подальше. Лица некоторых людей изуродованы.

Название болезни ужасно, что-то вроде лепры. Если она и прожила славную жизнь, то мы о ней уже не узнаем.

«Как долго вы должны здесь оставаться?»

Всю оставшуюся жизнь. Пока не умрем. Болезнь неизлечима!

«Ты знаешь, как она называется?»

Нет, не знаю. Знаю только, что кожа высыхает и сморщивается. Я тут уже несколько лет. Некоторые только что прибыли. Пути назад нет. Нас отобрали… чтобы оставить там умирать.

Она страдала от того, что ее жизнь разрушена, и она навечно заперта в пещере.

Мы должны добывать себе еду, охотиться за ней. Я вижу какое-то рогатое чудовище, на которое мы охотимся… Оно рогатое и коричневое, рога его огромны.

«Тебя кто-нибудь навещает?»

Нет, никому нельзя быть поблизости, иначе они тоже пострадают. Мы наказаны … за какое-то зло, что свершили ранее. И это наше наказание.

Ее религиозные представления менялись от жизни к жизни. Только после смерти, когда она становилась духом, к моей радости и растущей уверенности, она говорила одно и то же.

«Ты знаешь, какой это год?»

Мы потеряли счет времени. Мы больны; мы просто ждем смерти.

«Неужели нет никакой надежды?» — я почувствовал, как мной овладевает отчаяние.

Надежды нет. Мы все умрем. Мои руки сильно болят. Мое тело очень слабое. Я стара. Мне трудно двигаться.

«Что случится, когда ты не сможешь больше двигаться?»

Меня перенесут в другую пещеру и оставят умирать.

«Что делают с мертвыми?»

Замуровывают вход в пещеру.

«Вход замуровывают до того, как человек умирает?» — я пытался найти здесь разгадку ее боязни замкнутых пространств.

Я не знаю. Я там никогда не была. Я в другом помещении с остальными людьми. Здесь очень жарко. Я лежу около стены, просто лежу.

«Для чего существует эта комната?»

Она для поклонения… множеству богов. Здесь очень жарко.

Я повел ее дальше во времени.

Я вижу что-то белое, я вижу что-то белое, что-то вроде балдахина. Кого-то несут.

«Это ты?»

Я не знаю. Я очень жду смерти. У меня все тело болит.

Губы Кэтрин сжались от боли, и она вся вспотела от жары в пещере. Я перенес ее в день ее смерти. Она все так же потела.

«Тебе тяжело дышать?» — спросил я.

Да, тут так жарко… ужасно жарко… и темно. Я ничего не вижу и не могу двигаться.

Она умирала, парализованная и в полном одиночестве, в жаркой темной пещере. Вход в пещеру уже замуровали. Она была напугана и очень несчастна. Ее дыхание участилось и стало прерывистым, и наконец, смерть милостиво забрала ее, заканчивая ее мучения.

Я чувствую свет. И я парю… Здесь очень светло. Это прекрасно!

«Тебе все еще больно?»

Нет!

Она замолчала.

Я ждал появления Учителей. Вместо этого ее выбросило обратно:

Я падаю, очень быстро. Я возвращаюсь в тело!

Казалось, она так же удивлена, как и я.

Я вижу здания, здания с круглыми колоннами. Здесь очень много этих зданий. Мы на улице. Вокруг растут деревья — оливковые деревья. Очень красиво. Мы за чем-то наблюдаем… Все носят забавные маски; маски скрывают их лица. Наверное, это какой-то праздник. Все носят длинные платья и маски… Все притворяются кем-то. Они стоят на платформе… над которой сидим мы.

«Вы смотрите спектакль?»

Да.

«Как ты выглядишь? Посмотри на себя».

У меня каштановые волосы, убранные в косу.

Она замолчала. Это описание ее внешности, а также оливковые деревья на улице, напомнили мне жизнь Кэтрин в Греции за полторы тысячи лет до Рождества Христова, когда я был ее учителем Диогеном.

Я решил узнать подробнее.

«Ты можешь назвать дату?»

Нет.

«Есть ли там люди, известные тебе?»

Да, мой муж сидит рядом с обезьяной. Я не знаю его[17].

«У вас есть дети?»

Я сейчас ношу ребенка.

Очень интересным было то, как она подбирала слова — в несколько устаревшей манере, совсем не в том стиле, который был ей свойствен в настоящем.

«Твой отец там?»

Я не вижу его. Вы тоже есть где-то там… но не со мной.

Итак, я был прав. Мы снова вернулись на тридцать пять веков назад.

«Что я там делаю?»

Вы просто смотрите, но в то же время учите. Вы учите… Мы все учимся у вас… Квадраты, круги и прочие забавные штуки. Вы там Диоген.

«Что еще ты знаешь обо мне?»

Вы старый… Мы каким-то образом связаны… Вы брат моей матери.

«Ты знаешь других членов моей семьи?»

Я знаю вашу жену… и ваших детей. У вас есть сыновья. Двое из них старше меня. Моя мать умерла; она умерла очень молодой.

«Ты росла с отцом?»

Да, но теперь я замужем.

«Ты ждешь ребенка?»

Да. И я боюсь. Я не хочу умереть во время родов.

«Так произошло с твоей матерью?»

Да.

«И ты боишься, что то же самое случится и с тобой?»

Это так часто случается.

«Это твой первый ребенок?»

Да. И я боюсь. Он скоро родится. Я очень большая. Мне трудно двигаться… Холодно.

Она сама перескочила в другое время. Ребенок должен был бы вот-вот родиться. У Кэтрин никогда не было детей, а я никогда не принимал роды за все четырнадцать лет моей медицинской практики.

«Где ты сейчас?»

Я лежу на чем-то каменном. Мне холодно. Мне больно… Кто-то должен помочь мне. Кто-нибудь, помогите мне!

Я велел ей дышать глубже; тогда ребенок родится без боли. Она пыхтела и рычала одновременно. Еще несколько минут тяжкого труда — и ребенок появился на свет. Родилась дочка.

«Теперь тебе лучше?»

Я очень слаба… столько крови вокруг!

«Ты уже знаешь, как назовешь дочку?»

— Нет, я слишком устала… дайте мне ребенка!

«Вот она, — я импровизировал, — твоя маленькая девочка».

Да, мой муж очень рад.

Она была без сил. Я предложил ей немного вздремнуть, чтобы проснуться с новыми силами.

Через одну-две минуты я пробудил ее ото сна:

«Теперь тебе лучше?»

Да… я вижу животных. Они что-то несут на своих спинах. Корзины. Все корзины заполнены доверху … едой… какими-то красными фруктами.

«Тебе нравится этот край?»

Да, здесь много еды!

«Ты знаешь, как он называется? Что ты отвечаешь, когда путник спрашивает у тебя название местности?»

Катения… Катения!

«Похоже на название греческого города», — предположил я.

Не знаю… а вы знаете? Вы уезжали отсюда и возвращались. А я никогда.

Вот это поворот. Так как в той жизни я был ее дядей — а значит, старше и мудрее ее, — то она спрашивала меня, знаю ли я ответ на собственный вопрос. Но, увы, у меня не было доступа к этой информации.

«Ты всю жизнь прожила в этой деревне?»

Да. Но вы путешествовали, поэтому вы знаете, чему учите. Вы путешествовали. Путешествовали, чтобы изучать землю… изучать разные торговые пути и наносить их на карту… Вы старый. Вы странствуете с молодыми людьми, так как понимаете чертежи и карты. Вы очень мудрый.

«О каких картах ты говоришь? О картах звездного неба?»

Вы… вы понимаете символы. Вы помогаете им делать… делать карты.

«Узнаешь ли ты других людей из этой деревни?»

Нет, я их не знаю… я знаю только вас.

«Хорошо. И какие у нас отношения?»

Очень хорошие. Вы очень добрый. Мне нравится даже просто сидеть рядом с вами; мне так хорошо… Вы очень помогли нам… Вы помогли моим сестрам.

«Однако приближается время, когда я вас покину… ведь я очень стар».

Нет.

Она не была готова столкнуться с моей смертью.

Я вижу хлеб, ровный, очень ровный и тонкий.

«Люди едят хлеб?»

Да, мой отец ест хлеб, и мой муж, и я. И все остальные люди тоже.

«И что за повод?»

Какой-то… какой-то праздник.

«Твой отец там?»

Да.

«А твой ребенок?»

Тоже здесь, но не со мной. Она с моей сестрой.

«Посмотри попристальнее на свою сестру», — предложил я, думая, что она может узнать кого-то из близких или значимых людей в нынешней жизни.

Смотрю. Я не знаю ее.

«Ты узнаешь своего отца?»

Да… да… Эдвард. Вокруг растут фиги и оливки… И красные фрукты. На столах тонкий хлеб. Люди зарезали овцу. И теперь они жарят ее мясо.

Повисла длинная пауза.

Я вижу что-то белое…

Она снова переместилась во времени.

Белое… квадратный ящик. Туда кладут людей, когда они умирают.

«В таком случае, кто-то умер?»

Да… мой отец. Мне неприятно смотреть на него. Я не хочу его видеть.

«А тебе приходится смотреть на него?»

Да. Его заберут, чтобы похоронить. Мне очень грустно.

«Да, понимаю… сколько у тебя детей?» — мой внутренний интервьюер не позволял ей впасть в тоску.

Трое. Два мальчика и одна девочка.

Обстоятельно ответив на мой вопрос, она вернулась к своему горю.

Они чем-то накрыли его тело, каким-то покрывалом…

«А я тоже уже умер?»

Нет. Мы пьем вино, вино в чашах.

«Как я сейчас выгляжу?»

Вы очень-очень старый.

«Тебе уже лучше?»

Нет. Когда вы умрете, я останусь совсем одна.

«Ты пережила своих детей? Они позаботятся о тебе».

Но вы столько всего знаете.

Она говорила совсем как маленькая девочка.

«Ты справишься. Ты тоже много всего знаешь. Все будет хорошо, — я успокоил ее, и она успокоилась. — Теперь тебе спокойнее? Где ты сейчас?»

Не знаю.

Она внезапно перешла в состояние духа, хотя не пережила свою смерть в текущем периоде. На этой неделе мы рассмотрели очень детально два ее земных воплощения. Я ждал появления Учителей, но Кэтрин продолжала отдыхать. Подождав несколько минут, я спросил, может ли она поговорить с Духами-Учителями.

Я еще не достигла этого плана. Пока я до него не доберусь, я не могу говорить с ними.

Но она так и не вошла в это состояние. Подождав еще довольно длительное время, я вывел ее из транса.

Глава 8

Со дня нашей последней встречи прошло три недели. Я был в отпуске. Лежа на тропическом пляже, я все время об этом думал, как бы со стороны рассматривая все, что происходило с Кэтрин: перемещение в прошлые жизни под гипнозом, детальное описание объектов, процессов и фактов, которые были в реальной нынешней жизни ей неизвестны; улучшение ее здоровья за счет этого перемещения — улучшение, которого не удавалось добиться путем традиционной психотерапии в течение первых восемнадцати месяцев; пугающе точные послания из состояния после смерти, духовного состояния, содержащие информацию, недоступную ей в реальной жизни; духовная поэзия, учения об измерениях, жизнях после смерти, о рождении и возрождении — все, о чем говорили Духи-Учителя.

Конечно, тут было, над чем подумать. За годы практики я лечил сотни, если не тысячи, пациентов и видел все возможные эмоциональные расстройства. Я возглавлял стационарные отделения в четырех крупнейших медицинских институтах, провел годы в отделениях скорой психиатрической помощи, стационарах и других заведениях, занимаясь осмотром и лечением пациентов. Я знал все о зрительных и слуховых галлюцинациях, иллюзиях при шизофрении. Мне приходилось лечить пациентов с расстройствами восприятия границ тела и психопатией, включая расщепленные и множественные личности. Я обучал людей в рамках программы борьбы со злоупотреблением алкоголем и наркотиками, проводимой Национальным Институтом по борьбе с наркоманией, и был близко знаком со всеми возможными воздействиями наркотиков на мозг.

У Кэтрин не было ни одного из вышеперечисленных симптомов. То, что происходило у нас на сеансах, не являлось проявлением психического заболевания. Она не была в пограничном состоянии, не находилась в отрыве от реальности и никогда не страдала от галлюцинаций (когда слышишь или видишь то, чего нет на самом деле) или иллюзий (фальшивых убеждений). Она не употребляла наркотики и не была социопаткой. Личность ее была далеко не истероидного типа, и тенденций к расщеплению личности у нее не было. Иными словами, она полностью осознавала то, что делала или говорила, не действовала «на автопилоте» и никогда не обладала расщепленной или множественной личностью. То, что она говорила на сеансах, выходило за рамки ее способностей в сознательном состоянии, и по содержанию, и по стилю. Что-то было за гранью психических возможностей, например упоминания отдельных моментов моего прошлого (например, то, что она говорила о моем отце и сыне), а также ее собственного прошлого. Она говорила то, что не могла знать и не могла нигде услышать в ее настоящей жизни. Эти знания, как и всё, что она переживала, были не типичны для ее культуры, воспитания и противоречили большинству ее убеждений.

Кэтрин представляла собой относительно простую и честную женщину. Она не являлась глубоким специалистом и потому не могла открывать и изучать какие-то факты, детали, исторические события и поэзию, которые доносила нам. Как психиатр, человек науки, я был уверен, что все это исходило из какой-то части ее бессознательного. И без сомнений, все это было реально. Та информация, которую она сообщала, была слишком точной и специфичной, находящейся за пределами ее возможностей.

Я задумался над терапевтической целью изучения прошлых жизней Кэтрин. Как только мы перешли в этот новый для нашей работы пласт, ее состояние начало стремительно улучшаться и без всяких лекарств. Видимо, в этом заключается мощная терапевтическая сила — гораздо более эффективная, чем современная традиционная терапия или новейшие лекарства. Целебное действие воспоминаний и проживания эпизодов, нанесших сильную психологическую травму человеку, помогают восстанавливать наше тело, ум и эго. Задавая вопросы при наших исследованиях разных жизней, я пытался найти наиболее типичные для всех воплощений Кэтрин способы нанесения такого вреда — например постоянное эмоциональное или физическое насилие, бедность и голод, болезни или увечья, постоянные преследования или предубеждения, повторяющиеся неудачи и так далее. Также я выискивал наиболее запомнившиеся ей трагические события, такие как болезненные ощущения смерти, изнасилование, массовые катастрофы или другие ужасные события, которые могли оставить свой глубокий след. Технически это было то же самое, что исследование детства в традиционной психотерапии — за исключением событий, происходивших несколько тысяч лет назад, а не десять-пятнадцать лет, как обычно. Поэтому мои вопросы были более конкретными, более точными и направляющими, чем принято в терапии. Успех нашего нетрадиционного исследования был очевиден. Она (так же, как и те, кого я буду лечить с помощью гипноза в будущем) поправлялась с невообразимой скоростью.

Но существовали ли иные объяснения воспоминаниям Кэтрин из прошлых жизней? Возможно ли, что эти воспоминания сохранились в ее генах? Такая вероятность была довольно низкой. Для генетических воспоминаний необходимо наличие неизменного объема генетического материала, передаваемого из поколения в поколение. Кэтрин жила в различных частях света, и ее наследственность постоянно прерывалась: она тонула при потопе со своим потомством, либо вообще не имела детей, либо умирала слишком молодой. Ее генетические данные прерывались и не передавались далее. А что же насчет ее существования после смерти и в промежуточном состоянии? Там у нее не было тела, а следовательно, и генетического материала. А воспоминания продолжались. Нет, генетическую версию следует исключить.

Как же насчет идеи К.Г. Юнга о коллективном бессознательном, вместилище всех воспоминаний и опыта человечества, который только можно представить? Разные культуры подчас содержат схожие символы, даже если речь идет о снах. Согласно учению Юнга, коллективное бессознательное не формируется отдельными людьми, но каким-то образом «наследуется» структурами мозга. Оно включает в себя мотивы и образы, которые вновь и вновь появляются в каждой культуре, безотносительно исторической традиции и распространенности. Я думал, что воспоминания Кэтрин слишком специфичны для того, чтобы объяснять их концепцией Юнга. В них не было универсальных образов, мотивов или символов. Скорее они касались описания отдельных людей или мест. Идеи ученого слишком расплывчаты. Кроме того все еще оставалось промежуточное состояние, которое необходимо было учитывать. Так или иначе, учение о реинкарнакциях объясняло все наиболее полно.

Знания Кэтрин были не только детальными и особенными, но, что более удивительно, превосходили возможности ее сознания. Она знала то, что нельзя было почерпнуть из книг, а затем забыть на время. Также она не могла это узнать в детстве, а затем подавить или вытеснить из сознания. А как же насчет Учителей и их посланий? Они говорили через Кэтрин, но информация не принадлежала ей. Также их мудрость отражалась в воспоминаниях Кэтрин о прошлых жизнях. Я знал, что эти послания и эта информация были достоверными. И знал я это не только потому, что много лет работал с людьми и их сознанием, мозгом и личностью, а чувствовал интуитивно, даже до того, как прозвучал рассказ о моем отце и сыне. Я был уверен в правдивости всего, что слышал от Кэтрин.

Несмотря на трехнедельный перерыв Кэтрин быстро погрузилась в глубокий транс. Она переместилась в другое тело, в другое время.

Я вижу горшки, наполненные каким-то маслом. В этих горшках разные масла. Похоже, что это какой-то склад или хранилище. Горшки красные… красные… они сделаны из какой-то красной глины. У них голубые окантовки, голубые окантовки вокруг горлышек. Вижу мужчин… группу мужчин в пещере. Они переставляют горшки и сосуды, вытаскивают и складывают в определенное место. Их головы обриты. Их кожа коричневая… у них коричневая кожа…

«Ты тоже находишься там?»

Да, я закупориваю некоторые горшки… каким-то воском… да, я запечатываю горловины горшков воском.

«Ты знаешь, для чего используются эти масла?»

Нет, не знаю.

«Ты видишь себя? Взгляни на себя. Расскажи мне, как ты выглядишь?»

Она замолчала, разглядывая себя.

У меня коса… мои волосы заплетены в косу. На мне надето какое-то длинное платье. Подол его обшит золотой тесьмой.

«Ты работаешь на этих священников — или просто мужчин — с обритыми головами?»

Закупоривать горлышки горшков воском — моя работа. Это моя работа.

«Но ты не знаешь, для чего предназначены эти горшки, так?»

Похоже, они используются в каких-то религиозных ритуалах. Но я не уверена… не уверена в этом. Наверное, их используют для помазания… им мажут головы и руки. Я вижу птицу, золотую птицу у себя на шее. Она плоская. У нее плоский хвост, очень плоский хвост… а голова свисает аж до моих ног.

«До ног?»

Да, ее носят именно так. Тут еще есть черное… черное липкое вещество. Я не знаю, что это.

«Где оно?»

Оно в мраморной коробочке. Его они тоже используют, но я не знаю, для чего…

«Есть ли в этой пещере что-то, что ты можешь прочитать и сказать мне название страны или местности, где ты живешь, и дату?»

На стенах нет ничего. Они чистые. Я не знаю названия.

Я перенес ее дальше во времени.

Вижу белый кувшин, какой-то белый кувшин. Ручка наверху золотая, вероятно, это какое-то золотое покрытие.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Это не совсем обычная книга о России, составленная из трудов разных лет, знаменитого русского ученог...
Цель «Трактата о любви» В.Н. Тростникова – разобраться в значении одного-единственного, но часто упо...
Новая книга В.Н. Тростникова, выходящая в издательстве «Грифон», посвящена поискам ответов на судьбо...
Книга «От смерти к жизни» – уникальная. Она рассказывает об уходе из земной жизни с христианской точ...
Автор книги – известный религиозный философ – стремится показать, насколько простая, глубокая и ясна...
«Государь» Никколо Макиавелли – одна из самых известных и в то же время неоднозначных книг о политик...