Тайный код китайского кунфу Маслов Алексей

«Никто не знает, кто создал тайцзицюань, его утонченно-потаенную и искусно-сокровенную сущность детально изложил и довел до конца Ван Цзунъюэ», — написал в «Кратком предисловии к тайцзицюань» замечательный мастер У Юйсян.[95] Это, пожалуй, одно из наиболее точных, лаконичных и откровенных обобщений долгих исторических поисков в области тайцзицюань. Вопросами кто? когда? на основе чего? задавались десятки знатоков этого искусства, и ответы на них даже сегодня далеко не очевидны. История тайцзицюань на две трети погружена в область мифов, а о реальных создателях стиля (или о тех, кто усовершенствовал его?) можно с достоверностью вести речь лишь с XVII века.[96]

Однако до сих пор мифы о создании тайцзицюань никак не желают уступить место исторической реальности. Признание У Юйсяна, относящееся к середине XIX столетия, отразило общую тенденцию демифологизации истории стиля, развившуюся в то время потому, что искушенные знатоки стали понимать: покров легенд отвращает взор от истинного исследования и последующего понимания действительных тайн и тонкостей тайцзицюань, которые завещали истинные создатели.

Сегодня масла в огонь немало подлили западные авторы, старательно пересказывая небылицы о тайцзицюань и зачастую сами расцвечивая китайскую историю, которая, вероятно, кажется им чересчур пресной из-за недостатка элементарных знаний о ней. Из-под их пера выходят порой весьма забавные версии, например, о том, что тайцзицюань создан пять, а то и десять тысяч лет назад (т. е. в эпоху неолита или мезолита, когда жили неоантропы), что этот стиль практиковал сам Конфуций и т. д. Особой популярностью пользуется версия о даосском монахе Чжан Саньфэне, создавшем тайцзицюань на основе наблюдения за боем птицы и змеи, хотя и эта китайская легенда пересказывается с явными искажениями. Таким образом, даже мифология тайцзицюань, говорящая, кстати, немало о самом характере отношения к этому стилю китайцев, оказалась чрезвычайно запутанной уже нашими не всегда добросовестными соотечественниками.

Немалая путаница может возникнуть из-за того, что многие «претенденты» на создание тайцзицюань жили в разных регионах Китая и в разное время и поэтому никак не могли передавать по прямой линии знания друг другу. И тогда китайская традиция выбирает испытанный способ объяснения: утверждается, что существовали две практически независимые друг от друга ветви — южная и северная. Широко известный сегодня вид тайцзицюань принадлежит к северной ветви, в частности, мастерами этого направления были Чэнь Вантин (основатель школы Чэнь), Ян Лучань (основатель школы Ян), У Цзянцюань (основатель школы У) и другие. А вот южная ветвь включает в себя как реальных мастеров, так и полулегендарных персонажей. История этой, второй ветви более глубока и мистифицирована. Зачастую утверждается, что мастера южной ветви разрабатывали не столько тайцзицюань (даже внутренняя традиция ушу признает, что прямого преемствования между ними не было), а общую практику и теорию внутренних стилей (нэйцзя) вообще.

Нет оснований огульно отвергать это, равно как и мало сохранилось сведений, хотя бы частично подтверждающих, что юг и центр Китая, например, провинции Чжэцзян и Сычуань, были связаны с созданием тайцзицюань. Более того, история собственно тайцзицюань не столь глубока, его первые комплексы были разработаны лишь в конце XVII века. Речь, в сущности, идет о складывании более глобального образования — всей системы внутренних стилей.

Сначала поговорим о самых мифологических и самых неподтвержденных страницах истории тайцзицюань. Начнем с так называемой «южной ветви» тайцзицюань.

В основе мифологической версии тайцзицюань лежит общий корпус даосских легенд о древних алхимиках, создателях внутренней пилюли бессмертия, небожителях, магах. Вероятно, нигде так выпукло, как в тайцзицюань, не прослеживается развертывание истории «назад» — достраивание происхождения стиля до глубокой древности. Легенды о тайцзицюань насчитывают около десятка фигур «первооснователей», причем общим для всех таких рассказов является мотив священности тайцзицюань и его эзотерического истока. Рождались такие легендарные версии сравнительно поздно, не ранее XVII века, на основе переработки более древних рассказов о даосских «истинных людях». Один и тот же трактат по истории тайцзицюань мог без труда и без видимых контрадикций упоминать троих-четверых создателей тайцзицюань, что не только не противоречило здравому смыслу, но лишь повышало ценность всей системы в глазах последователей стиля.

Вероятно, самое первое перечисление легендарных создателей тайцзицюань мы встречаем в «Исследованиях семейных хроник Сунов о происхождении искусства тайцзи и его ветвей» («Сунши цзячжуань тайцзи гун юаньлю цзи чжипай као», XVII век). Они гласили, что еще в эпоху Тан даосский маг по имени Ли Даоцзы «обучал искусству тайцзи, называя его «Кулак Прежденебесного», а также «Длинный кулак»… «Кулак Прежденебесного» еще называют «37 форм», что и было одним из названий тайцзицюань. В эпоху Мин его изучали Сунь Юаньцяо, Юй Лянчуань, Цюй Юэлян и Чжан Сунси». Вместе с Ли Даоцзы в «Исследованиях семейных хроник…» упоминается еще несколько предполагаемых первопатриархов тайцзицюань — даос Хань Гунъюэ (VI век) и «истинный человек» Сюй Сюаньпин.

Что за люди были эти первопатриархи, да и существовали ли они вообще? Прежде всего отметим, что «Исследования семейных хроник…» несли характер компендиума, прямого и безыскусного перечисления всех версий, которые ходили вокруг тайцзицюань, что с точки зрения китайской традиции и являлось изучением его исторических корней. Нетрудно заметить попытку обнаружить исторические корни тайцзицюань в древних даосских системах даоинь, что в общем-то не совсем правильно, однако вместе с тем ряд перечисленных персон можно считать реальными историческими лицами, хотя истории из их жизни поистине ареальны и чудесны. Например, Чжан Сунси и Сунь Юаньцяо — лица вполне реальные, о которых можно найти немало упоминаний в уездных хрониках, — считались учениками одного из самых известных легендарных основателей тайцзицюань Чжан Саньфэна. Примечательно, что два первых персонажа жили в XVI веке, а последний — в XIII веке. Значительный временной сдвиг в изложении истории стиля не нарушал «логического» хода событий — ушу живет в мифологическом времени, он лишь приближал последователей тайцзицюань к «высокой древности», связывая индивидуума с универсальностью самого учения гайцзи, переданного на землю через древних учителей.

Пролистаем древние хроники и посмотрим, что они поведают нам об этих многочисленных создателях тайцзицюань.

Первым создателем тайцзицюань «Исследования семейных хроник» упоминают некого Ли Даоцзы — Ли Даосского Мудреца, жившего в VIII–IX веках. Ли обитал в горах Удан в монастыре Наньяньгун («Южного утеса»). Историй про него ходило никак не меньше, чем про Сюй Сюаньпина. Например, рассказывали, что Ли Даоцзы никогда не ел подогретую или обработанную на огне пищу. Интересно, что само имя этого даоса напрямую связывало его с основателем даосизма Лао-цзы. Можно предположить, что Ли — это реминисценция родового имения Лаоцзы, который в своей земной версии родился от матери по фамилии Ли. Легенда, увязывая вместе исторически несопоставимое и логически необъяснимое, создавала образ тайцзицюань, равный следу прошедшего когда-то мудреца.

Стиль, который был, по преданиям, создан Ли Даоцзы, назывался сяньтяньцюань («Кулак Прежденебесного»), или, как было принято в то время, чанцюань. Традицию этой школы перенял клан Юэ из южного округа Нинго, и через два столетия в эпоху династии Сун Китай узнал о замечательных бойцах — Юэ Цинхуэе, Юэ Ичэне, в XIII веке — об Юэ Ляньдане.

Тайные методы Ли Даоцзы позволяли достичь удивительного мастерства, которое «начинается в том, что не имеет ни формы, ни образа (т. е. в Дао. — А. М.), продолжается через опустошение всего тела и завершается в естественности проявлений вещей» — фактически, проходит полный круг трансформаций в промежутке между бытийным и небытийным миром, охватывая целостность Космоса. Некоторые позиции, как гласят предания, перешли в тайцзицюань, но вот полная форма тайного стиля была утрачена.[97]

Одной из самых известных и одновременно загадочных персон ранней истории тайцзицюань считался отшельник Сюй Сюаньпин. Многие речитативы, относящиеся ко времени его жизни, т. е. к эпохе Тан, например, «Песнь восьми иероглифов», «О сердечной встрече», «О великом пользовании всего тела», «Песнь о пользовании мастерством» и другие, непосредственно утверждают, что именно Сюй Сюаньпин является создателем тайцзицюань, причем приводят немало подробностей о внешнем виде и структуре стиля в то время. Есть ли основания довериться столь немалому количеству стихотворных источников?

Мистическая символика просветления (XVI век)

Прежде посмотрим, что нам известно о Сюй Сюаньпине. Жил он в эпоху династии Тан на юге в области Наньвэй (современная провинция Аньхой, уезд Шисянь), а затем удалился в отшельнический скит в горах Шиян. Уже при жизни про Сюй Сюаньпина ходили удивительные истории, а его облик поистине был впечатляющ: ростом знаменитый Сюй был под семь чи шесть цуней (свыше двух метров), «борода его доходила до пояса, а волосы — до ног».[98] Одна из неофициальных хроник XI века — «Основное и второстепенное в записках о деяниях танских поэтов» — добавляет необычных черт к его описанию: «Избегал питания злаками (в данном случае — пищи вообще. — А. М.), передвигался же, как волшебная кобылица».[99]

Пораженный рассказами об этом человеке, на его поиски на восток империи даже отправился знаменитый поэт Ли Бо, долго бродил в горах, но так никого и не встретил. Память об этом странствии Ли Бо сохранилась в его «Стихах о бессмертных-сянях».

Каким же кулачным искусством занимался Сюй Сюаньпин? Кажется, все истории о нем как о кулачном бойце были созданы значительно позже его жизни, и прямого отношения к ушу он не имел, тем не менее передадим, как это излагают народные предания. Гигант Сюй предпочитал практиковать некий стиль ушу, в который входило 37 основных форм, или приемов, сам же стиль назывался достаточно просто — чанцюань («Длинный кулак»). Примечательно, что списки названий приемов чанцюань действительно включают по крайней мере 30 приемов, которые встречаются в современном тайцзицюань. Это можно было бы считать серьезным подтверждением истинности истока тайцзицюань от Сюй Сюаньпина, если бы не было установлено, что эти списки появились достаточно поздно, приблизительно в XIX веке, когда тайцзицюань уже широко практиковался.

Почти через столетие традиция этого стиля перешла к некоему Юань Гао, который значительно усовершенствовал его — до такой степени, что его вид «обрел много общего и мало различий» с каноническим тайцзицюань. Полный комплекс стиля стал насчитывать уже 42 формы. Была и весьма характерная черта у этого комплекса, абсолютным образом соответствовавшая даосской идее бесконечности вселенских трансформаций, — комплекс не имел первой и последней позиций, фактически — начала и конца. Его можно было начинать с любой формы и выполнять, повторяя позиции сколь угодно долго.

Обратимся для проверки этой версии вновь к источникам. Упоминания о Сюй Сюаньпине и его поразительном облике действительно встречаются в хрониках, но созданных через два-три столетия после его жизни. Другой источник — речитативы о нем — также не выдерживает серьезной проверки, созданы они были в конце XIX — начале XX века в сектантских народных объединениях, практиковавших внутренние стили.

Однако есть в этой истории один важный момент, который, кажется, стоит признать правдивым. Речь идет о безостановочном выполнении комплекса, который не имел ни начальной, ни конечной позиции, при этом, как упоминалось в историях о Сюй Сюаньпине, движения «накатывали одно на другое, без малейшего промежутка между ними». Вероятно, именно так выглядели ранние комплексы внутренних стилей ушу.

Другим претендентом на создание тайцзицюань китайская традиция называет загадочную персону по прозвищу Ху Цзиньцзы — Борода До Земли. Настоящего имени этого человека так никто и не узнал, жил он в Янчжоу, где и получил это необычное прозвище. Ему наследовал некий Чжун Си.

При Шан Лихэне — мастере третьего поколения этой школы — стиль приобрел название хоутяньцюань («Кулак Посленебесного»).[100] Включал он в себя пятнадцать основных приемов, причем все они представляли собой технические действия локтями: удары, толчки, сбивы, блоки, подставки, атаки двумя локтями одновременно. Вероятно, если допустить, что такой стиль действительно существовал (отрицать это у нас нет оснований), то он представлял собой систему боя на короткой дистанции с большим количеством передвижений. Однако нет ни малейшего основания полагать, что он как-нибудь был связан с современным тайцзицюань, в частности, в тайцзицюань практически не встречается технических действий локтями. Может быть, теоретически, в своей внутренней практике? Но у нас нет упоминаний о том, какие теоретические принципы лежали в основе «Кулака Посленебесного». Более того, создается впечатление, что такое название эта школа получила для того, чтобы уравновесить в традиции школу «Кулака Прежденебесного», создание которой приписывается Ли Даоцзы. Китайская нарративная традиция всегда требует равновесия, создавая южные и северные школы, внешние и внутренние стили.

Может вызывать удивление, что всем этим людям, сведения о которых чрезвычайно расплывчаты, неясны, обрывочны и, скажем прямо, малоправдоподобны, традиция приписывает если не непосредственное создание тайцзицюань, то разработку теории этого стиля.

И все же обо всех этих людях даже легенды говорят крайне скупо. Мифологическое сознание нуждалось в постоянном расцвечивании реального хода событий красками сверхчувственного восприятия. И здесь, наконец, мы подходим к самому легендарному персонажу из легендарной истории тайцзицюань — Чжан Саньфэну. Историям про него несть числа, они на сотни ладов пересказываются на Востоке и на Западе.

Вот она — типичная метаформа ушу, воплощенная в одном персонаже. То, что это именно метаформа мистической культуры, символ сакральности, а не повествование о реальном человеке, мы и покажем чуть ниже.

И в этом случае полиморфность традиционного восприятия ушу указала сразу на нескольких людей, носивших такое имя. Наибольшую известность приобрели Чжан Саньфэн, живший в XIII веке, и его однофамилец — даосский маг XVI века. Написание их имен разнилось лишь последним омофоническим иероглифом, поэтому в устной речи их могли путать, пока вместо нескольких людей в умах не сложился образ единого внеисторического Чжан Саньфэна.

Впервые о Чжан Саньфэне, жившем в XIII веке, как об основателе тайцзицюань сообщается в трактате Хуан Личжоу «Эпитафия на могильном камне Ван Чжэннаня» («Ван Чжэннань мучжимин», XVII век). Чжан Саньфэн был даосским алхимиком и «пестовал Дао» в Уданских горах. Интересная легенда рассказывает о том, как даос получил высшее откровение. Однажды, утомленный долгими занятиями и раздумьями, Чжан Саньфэн погрузился в сон. Лишь только он закрыл глаза, к нему явилось «сокровенное божество» и поведало секреты постижения Дао посредством практики тайцзицюань.

Легенда о Чжан Саньфэне, что жил в период правления династии Сун (960—1279), оказалась весьма популярна не только в среде мистиков или народных школ ушу, но в основном в кругах аристократии, пытавшейся в XVII веке найти опору и подтверждение своим духовным поискам не столько в седой древности, сколько в событиях взлета китайской культуры периода Тан — Сун. Так, один из самых блестящих философов начала периода Цин Хуан Цзунси (1610–1695), большой поклонник ушу, впервые опубликовал «Эпитафию…» в своем труде «Литературное собрание из Наньлэя» («Наньлэй вэньцзи»), где заметил, что традиция тайцзицюань, а точнее — всей внутренней школы ушу, начинается именно с Чжан Сань-фэна, что жил в эпоху Сун.[101]

По одной из версий, система Чжан Саньфэна через несколько сот лет распространилась вплоть до провинции Шэньси и в конечном счете дошла до уроженца этой провинции Ван Цзунъюэ — реальной персоны, создателя одного из основополагающих трактатов «Рассуждения о тайцзицюань» («Тайцзицюань лунь»).[102]

Здесь путь системы от легендарного Чжан Саньфэна до реального Ван Цзунъюэ остается неясным, а мотив ночного откровения наводит на мысль, что речь идет о повторении даосской мифологемы. Например, патриархам наиболее мистичной даосской школы шанцин («Высшей чистоты») в горах Маошань Сюй Ми, Сюй Хуэю, Тао Хунцзину откровения также были поведаны во сне «сокровенным божеством».

Однако главным героем мифов считается другой Чжан Саньфэн, живший в эпоху династии Мин. Легенда рассказывает, что однажды Чжан Саньфэн прогуливался в горах Удан. Внезапно он заметил, что птица (в некоторых вариантах — ворона) нападает на змею. Птица стремительно наскакивала на змею, стремясь острым клювом попасть ей в голову, а мудрая рептилия сочетала плавные движения со стремительными уходами в стороны. Для Чжан Саньфэна, погруженного в раздумья о путях достижения долголетия и сочетании этой системы с приемами кулачного боя, такая сцена стала настоящей подсказкой. В основу новой школы он положил сочетания плавных и быстрых движений (именно такой характер носит школа Чэнь тайцзицюань — первая из стилей тайцзицюань). Такова популярная легенда, которая до сих пор почитается во многих школах тайцзицюань.

Что мы знаем о Чжан Саньфэне? Оказывается, намного больше, чем о других легендарных творцах тайцзицюань. Вероятно, Чжан Саньфэн — реально существовавшая личность, и его биографию можно прочесть в «Истории династии Мин» («Мин ши») в разделе «Жизнеописания магов». Чжан Саньфэн происходил из округа Ичжоу провинции Ляодун и получил прозвище Цзюньши — Истинный Муж. Существовало у него и другое прозвище — Чжан Неряшливый, так как даос воплощал собой классический образ юродивого мудреца. «Телом был огромен. Формой напоминал черепаху, спину же имел, как у журавля. У него были огромные уши, круглые глаза, а усы и борода топорщились, как трезубцы. От холода его защищали лишь монашеская ряса да накидка из травы».[103]

Чжан Саньфэн

Мы без труда замечаем, что облик Чжан Саньфэна приблизительно повторяет дикий и необузданный вид основателя чань-буддизма Бодхидхармы и многих других священных героев древности, например, мятежного князя Чию, с которым сражался Хуанди. Так, пассаж о волосах, торчащих, как трезубцы, идентичен описанию облика Чию в книге «Изображения драконов, рыб и рек» («Лунъюйхэ ту», I век) — «волосы на висках — словно мечи и копья».[104] Столь грозный облик, уже знакомый сознанию китайцев по мифологии, делал Чжан Саньфэна легко узнаваемым в виде грозного мудреца.

Поступал Чжан Саньфэн также в соответствии с традиционными канонами «обезумевшей мудрости»: «Бывало, целый шэн (1 л) зерна без остатка съедал, иногда несколько дней подряд ел, а бывало — несколько месяцев пищи не принимал… Далеко не путешествовал, а порой за день тысячу ли проходил. Любил забавляться и шутить и не походил на других людей».[105] Особо подчеркиваемый разрыв между его мудростью и отталкивающим обликом, «непохожестью» на других, отстранение от обыденности усиливали ощущение непередаваемой святости Чжан Саньфэна, его слитости с природным началом, не случайно его называли Цюаньи — Вместилище Единого, или Целостное Единое.

Традиция достаточно определенно называет дату рождения Чжан Саньфэна — седьмой год правления императора Ли-цзуна династии Сун, т. е. 1232 год. Именно эта дата почитается последователями тайцзицюань как день рождения основателя стиля. Тем не менее, такая точность, типичная для метаформы китайской традиции, отнюдь не позволила избежать общего хаоса в датах: судя по одним из них, Чжан Саньфэн прожил до ста, по другим — до ста пятидесяти лет и даже больше.

Отшельник

По-видимому, в молодости Чжан Саньфэн отдал должное обычной карьере государственного чиновника, к тому же весьма удачливого, благодаря своим талантам. В 1260 году на экзаменах он получает почетный титул «маоцай» («цветущий талант»). Вскоре он прославился в столице своим литературным дарованием и даже был назначен уездным главой в Чжуншани. В общем, он повторил карьеру великих китайских мудрецов, в том числе и Конфуция, которые испытали всю прелесть, почет и в то же время великую несвободу императорского чиновника. Рассказывают, что в моменты отдыха он посещал даосские монастыри, в том числе и те, где проповедовались алхимические принципы Гэ Хуна, и весьма заинтересовался мистикой даосизма.[106]

Однажды Чжан Саньфэну кто-то сообщил, что красота Уданских гор достойна восхищения, и он с семерыми учениками поселился в Уданшане, построив хижину из травы. О мудреце, безобразном на вид, но великом своим духом, прослышал император Тай-цзу и в 1392 году послал нескольких человек на его поиски, которые закончились неудачей. Не повезло и одному из последователей Тай-цзу императору Чэн-цзу (годы правления 1403–1425), который также стремился пообщаться с мудрым даосом.

Однажды удивительный монах сообщил ученикам, что желает покинуть этот мир, после чего составил оду на собственную смерть и отошел. Его обрядили в похоронные одежды и положили во гроб, однако внезапно из-под крышки послышались какие-то звуки. Потрясенные ученики подняли крышку, и оказалось, что Чжан Саньфэн жив. После этого события беспокойный мудрец бродил по провинции Сычуань, а затем вернулся в горы Удан, где и затерялись его следы.[107]

Попробуем разобраться, чему действительно учил Чжан Саньфэн, занимался ли он тайцзицюань или чем-либо подобным вообще? Отбросив многочисленные устные рассказы, мы обнаружим, что у нас есть всего лишь один, весьма ненадежный источник — небольшой мистический текст позднего даосизма, авторство которого традиция приписывает Чжан Саньфэну. Хотя такое авторство весьма спорно, тем не менее лишь так мы можем узнать сущность системы, которую практиковал знаменитый даос.

Называется этот труд «Древо без корней» («Угэн шу»), и объем комментариев к нему значительно превосходит сам текст. Оккультно-поэтическим языком Чжан Саньфэн повествует о путях и смысле возвращения человека к истоку всего сущего — к пустоте небытия. Под «древом без корней» даосская традиция обычно подразумевала ци Прежденебесного, в результате сгущения которого рождался человек.[108] Человек подобен дереву, не имеющему корней, которому не суждено жить долго, — он смертен и преходящ и вскоре вновь вернется в лоно изначальной пустоты. «Истинный человек» Ли Хайсюй, комментируя название трактата, писал: «Когда говорят о древе без корней, речь идет о ци человеческого тела. Тело имеет сотни каналов, и все они порождены ци. Ци рождается из мира пустоты и небытия. Поэтому мы и говорим о древе без корней. Алхимики пребывают в этом мире пустоты и небытия, вскармливая корень и давая ему проявиться. И Прежденебесное, и Посленебесное — все порождает бытие из небытия. Это и есть имеющий корень исток того, что не имеет корня».[109]

На первый взгляд, трактат представляет собой не что иное, как набор сентенций внешней алхимии по поводу выплавления пилюли бессмертия, сочетая золото и свинец. Однако при более подробном рассмотрении оказывается, что перед нами — скрытое от глаз непосвященных пособие по психотехнике не внешней, а внутренней алхимии. Например, мы встречаем метафорическое описание двух потоков ци — нисходящего и восходящего, образно называемых «опускающийся месяц» и «восходящий месяц», которые образуют замкнутый круг в теле человека, а «соединив два ци в единый круговорот, можно породить Великую радость».[110]

Что же такое Великая радость для даосского мудреца? Этот вопрос непосредственно относится к практике тайцзицюань, так как в более поздних трудах неоднократно упоминается, что Великая радость (Далэ) — и есть истинное состояние, достигаемое в момент занятий. О каком, в сущности, состоянии идет речь? Великая радость — это квинтэссенция всех разнообразных ощущений, испытываемых человеком во время психопрактики и ведущих в конечном итоге к просветлению. Фактически, Великая радость и есть синоним просветления, прозрения высшего знания.

Истина здесь выступает как семя, зерно всякого последующего явления и состояния, это «начало ян, заключенное в свинце, золото в сердцевине киноварной пилюли, Прежденебесное в Посленебесном». Это предданность мира, затаенное ощущение восторга от созерцания изначального небытия мира, точки, откуда все начинает быть.

Это состояние сопровождается и реальными цветовыми эффектами — видениями яркого света, что было подобно тому, как «лунные души хунь на Небосводе и солнечные души по, соединившись, образовывали вокруг сияние».[111] И, наконец, Великая радость поселяла в человеке «великий яркий свет, Великое пробуждение, Великое просветление, Великое чувствование». Трудно более объемно и образно выразить те ощущения, которые подводят человека к состоянию Великого предела, когда мир представляется скорее в виде ощущения, света озарения, нежели сущностной категории. Человек постигает мир в его цельности и осознает, что все бесконечные образы внешнего мира — суть Единое, «основа инь и ян, корень пяти первоэлементов, семя небожителей и Будд, каналы святых мудрецов».[112]

Значит ли это, что Чжан Саньфэн создал тайцзицюань или какую-то другую систему, подобную ему, относящуюся к нэйцзя? Об этом не упоминает ни один источник, рассказывающий о жизни этого «истинного человека», молчат и «История династии Мин», и «Полная книга о Чжан Саньфэне» («Саньфэн цюаньшу»), составленная в 1723 году Ван Силином и дополненная через столетие его комментатором Ли Хайсюем. Вероятно, легенды о Чжан Саньфэне как об основателе тайцзицюань передавались в устной форме уже в конце XVIII — начале XIX века, но свое окончательное оформление они получили лишь в начале нашего века после бурного развития различных направлений тайцзицюань в районе Пекина.

Однако для тайцзицюань Чжан Саньфэн важен не столько как человек, который первым составил комплексы этого стиля, но как святой мудрец, поведавший, наряду с другими даосами, о смысле конечного состояния в занятиях нэйгун, о Великой радости и Великом знании. Обратим внимание на одну немаловажную подробность: во многих произведениях говорится о Чжан Саньфэне не как о первопатриархе тайцзицюань, но как об основоположнике всей внутренней ветви.

Китайская традиция ушу далее ведет прямую линию от Чжан Саньфэна к людям, чьи реальность и мастерство в боевых искусствах в общем-то не вызывают сомнений. Через несколько столетий после смерти Чжан Саньфэна прямыми носителями тайн тайцзицюань стали считать мастеров, которые последовательно передавали традицию один другому — Ван Цзунъюэ, Ван Чжоутун, Чжан Сунси, Е Цзянцюань, Дань Сынань, Ван Чжэннань, Хуан Байцзя, Гань Фэнчи. Большинство из них жили в приморской провинции Чжэцзян, не все эти люди были равноценны и по интеллекту и по боевому мастерству, далеко не все оставили яркий след в истории внутреннего направления ушу. Мы расскажем лишь о тех, кем до сих пор восхищается традиция китайских боевых искусств.

В жизни это были разные, зачастую абсолютно несхожие по своему характеру люди. Так, блестящий боец Чжан Сунси был великолепно образован и хорошо разбирался в конфуцианских канонах, был вежлив и тактичен. Ван Чжэннань в этом смысле составлял ему полную противоположность: «Чжэннань не любил читать книги и предпочитал в беседах с сильными бойцами в меру повеселиться. Не выносил вида неотесанных людей».[113] Его первый ученик — человек высокого мастерства и удивительной силы духа — Хуан Байцзя честно признавался: «Я нимало не занимался науками, чтобы испытать свои силы в написании экзаменационных работ на соискание чиновничьей степени, и направлял все свои силы лишь на постижение боевого дела».[114]

Советы по медитации в движении

Одним из самых первых людей, которым традиция приписывает занятия внутренними стилями ушу, был Ван Чжоутун. Он жил в провинции Чжэцзян, в известном сегодня своими боевыми традициями уезде Вэньчжоу. Он обучался у прямого наследника Чжан Саньфэна — Ван Цзунъюэ из провинции Шаньси, что находится севернее его родных мест. Затем Ван Чжоутун начал преподавание среди односельчан и тем самым положил начало изучению нэйцзяцюань в уезде Вэньчжоу. Это практически все, что мы знаем о нем, а вот о его последователе великом Чжан Сунси известно значительно больше.

Чжан Сунси (1522–1566), житель провинции Чжэцзян, — реальная историческая личность, был действительно одним из величайших мастеров ушу своего времени. Человек скромный, неприметный, он не любил ни появляться на людях, ни демонстрировать свое мастерство на деревенских праздниках. Тем не менее, к середине XVI века имя Непобедимого Чжана стало широко известно в Китае.

«Уездные хроники Нинбо» рассказывают про него забавную историю. Однажды на поиски Чжан Сунси отправились несколько шаолиньских монахов, решивших с его помощью укрепить свой отряд, выступивший под предводительством генерала Ци Цзигуана на борьбу с японцами. Чжан Сунси, всегда вежливый, скромный и уступчивый, узнав, что его разыскивают, куда-то исчез. Монахи уже отчаялись его найти, но как-то случайно в одной из винных лавок обратили внимание на могучего человека и узнали в нем Чжана. Тот спокойно сидел, засунув руки в карманы. Один из монахов, подскочив к нему, нанес сильнейший удар ногой. Чжан, моментально отклонившись, отбросил монаха рукой так, что тот, «будто шарик для арбалета, взвился в воздух и упал в пыль». Монахи в ужасе бросились прочь.

В другой раз, когда Чжан Сунси был уже стар, в его городок пришел молодой боец и решил помериться силами с известным мастером. Вероятно, будучи наслышанным об отвращении Чжана к такого рода поединкам, он, поклонившись, сказал: «Сегодня вам нет места отступать, попытаем-ка счастья». Чжан Сунси ответил: «Я — 70-летний старик, которого уже ничего не беспокоит, разве можно вам насмехаться над достойным мужем?» После этого он выбрал три камня в несколько сот цзиней и перерубил каждый из них ударом левой ладони на две части. Молодой боец решил не рисковать и благоразумно отказался от поединка.[115]

У Чжан Сунси было несколько учеников, прославившихся по всему Китаю. У лучшего из его последователей Е Цзянцюаня постигал ушу У Куньшань — будущий учитель Дань Сынаня. Дань Сынань в свою очередь стал наставником человека, которому также приписывается основание всего направления «внутренней семьи», равно как и тайцзицюань — Ван Чжэннаня (1616–1669). «Эпитафия на могильном камне Ван Чжэннаня» — один из интереснейших источников по ранней истории ушу — рассказывает о Ван Чжэннане как о достойном и скромном человеке, никогда без особой причины не использовавшем свое мастерство.

Будучи профессиональным воином, однажды ночью он был послан в разведку и оказался схвачен противником. Врагов было около десятка, и они связали Ван Чжэннаня. Пока враги пили и ели, Ван подобрал с земли осколки разбитой фарфоровой посуды и осторожно разрезал путы. Воины, заметив, что Ван освободился, бросились на него, но мастер, не нанеся ни одного удара, ускользнул от них. Пройдя несколько километров, Ван понял, что заблудился, и пока искал дорогу, вновь натолкнулся на своих преследователей. Те окружили его и взвалили на него тяжелый мешок, требуя, чтобы Ван тащил ношу. Ван Чжэннань сначала вежливо просил отпустить его, но нападающие не слушали. В конце концов, проходя по мосту, Ван сбросил мешок. Один из воинов, решив наказать его, обнажил меч и замахнулся на мастера. Ван моментально сблокировал его руки, обезоружил противника и бросил меч в колодец, а затем стремительно метнулся в сторону и скрылся.

Ценить то удивительное искусство, которым он обладает, Вана научил его учитель Дань Сынань. У Дань Сынаня была большая школа, но однажды без видимых причин он прекратил преподавание и распустил учеников. Дань Сынань стал тренироваться один, а Ван Чжэннань подглядывал за его занятиями с чердака через щель в потолке и постепенно узнал многие тайные методы тренировки.

Дань Сынань, узнав, что за ним следит его же ученик, был потрясен этим и счел это своей ошибкой, ибо не сумел воспитать в нем почтения. После этого он тяжело заболел, но Ван Чжэннань, используя лечение серебряными иглами, вылечил учителя, а тот, осознав искренность намерений своего последователя, обучил Ван Чжэннаня тому, чего еще никому не показывал. В частности, Ван Чжэннань умело использовал воздействие на активные точки организма. Однажды один из бандитов стал при Ване оскорблять какого-то старика. Ван несильным нажатием на точку сумел сделать так, что грубиян не смог в течение нескольких дней мочиться. В другой раз ученик Вана, мальчишка-подпасок, во время учебного поединка несильно ударил в какую-то точку на теле партнера. Тот рухнул как подкошенный, и всем показалось, что он умер. Лишь Ван Чжэннань, поглядев опытным глазом, сразу определил: «Это — всего лишь точка, приводящая к потере сознания. Он вскоре очнется».[116]

Ван Чжэннань был удивительно силен. Вплоть до глубокой старости никто не мог разогнуть его руку, не удавалось это сделать, даже если на него наваливались 4–5 человек. Сам Ван относил это на счет «истинных методов внутренней семьи», при этом считая, что стили «внешней семьи» не позволяют достичь такого мастерства. Однако чем конкретно занимался Ван Чжэннань, сегодня уже никто точно не скажет, история не сохранила ни внешнего облика его школы, ни ее методик.

Фигура одного из известнейших мастеров Ван Цзунъюэ представляется во многом непонятной и загадочной. Он считается автором основополагающего трактата «Рассуждения о тайцзицюань» («Тайцзицюань лунь»), а также составителем целого ряда речитативов, собранных под единым названием «Канон тайцзицюань» («Тайцзицюань цзин»). До сих пор эти тексты считаются классикой тайцзицюань, до сих пор многие известные мастера находят в них откровения, секреты, спрятанные за словами, исполненными символики и скрытого смысла.

И в то же время как в самом произведении, так и в истории самого Ван Цзунъюэ много неясного и противоречивого. Прежде всего, мы не можем найти ему адекватное место на генеалогической линии не только тайцзицюань, но стилей «внутренней семьи» вообще. У кого учился, кого обучал, чем конкретно занимался — ни на один из этих вопросов мы не способны дать более или менее доказательный ответ.

Народная традиция, правда, не мучается такими вопросами. У нее есть своя версия — Ван Цзунъюэ обучался непосредственно у даоса Чжан Саньфэна. А затем он, обучая двух последователей, положил начало сразу двум направлениям — южному и северному. Южную ветвь продолжил Ван Чжоутун, а северную — Цзян Фа. Таким образом, следуя этой версии, создание тайцзицюань так или иначе сходится к Чжан Саньфэну.

Вопрос о том, как передавался стиль «внутренней семьи» после таинственного Чжан Саньфэна, действительно остается крайне запутанным. Можно насчитать несколько десятков версий, но ни одна из них не выводит нас непосредственно на современный тайцзицюань или другой внутренний стиль. Создается впечатление, причем подтвержденное историческими сведениями, что стиль, который называли «Кулаком внутренней семьи», никак не связан с тайцзицюань! «Полное собрание трудов Чжан Саньфэна» передает следующую каноническую версию развития нэйцзя, которую излагает учитель Ван Юйян. После Чжан Саньфэна его первым последователем стал Ван Цзун из местности Вэньчжоу, причем до конца не ясно, одно ли это и то же лицо с Ван Цзунъюэ. У Ван Цзуна якобы учился Ван Чжэннань, живший в той же местности, который в свою очередь обучил двух буддийских монахов — Сэнмэя и Сэнэра.[117]

Мифологичность этой версии мы замечаем без труда хотя бы потому, что Чжан Саньфэна и Ван Цзунъюэ (Ван Цзуна) разделяют по крайней мере две сотни лет, что хотя нимало и не смущает мифологическое сознание, мягко говоря, настораживает историка. Существует и еще одно веское доказательство малоправдоподобности этой версии: ни в одном письменном источнике, ни в одной хронике внутренних стилей мы не встретим упоминаний, у кого же обучался Ван Цзунъюэ и кто ему наследовал.

Ван Цзунъюэ

Наиболее точно, хотя и достаточно лапидарно описывает его жизнь предисловие к «Стихам копья темного знака» («Иньфу ян пу»), созданное в 1795 году. Ван Цзунъюэ был выходцем из провинции Шаньси, «с молодых лет, помимо изучения канонов и истории, интересовался книгами Хуанди, Лао-цзы и речениями военных стратегов, и не было такой книги, которую бы он не прочитал. К тому же был весьма искусен в искусстве ударов и уколов и методах боя с копьем».[118] Обратим внимание, что о его занятиях внутренними стилями речи не идет, более того, Ван Цзунъюэ считается именно мастером боя с копьем.

На закате лет Ван Цзунъюэ переехал в центр провинции Хэнань, в город Лоян, и открыл небольшую школу, где преподавал не ушу, но каноническую науку чтения и комментирования трактатов.

Однажды в своих странствиях Ван Цзунъюэ заехал в уезд Вэньсянь, в деревню Чэньцзягоу, находившуюся в той же провинции Хэнань, и открыл там школу. Он обратил внимание, что многие жители деревни под руководством мастера Чэнь Вантина (о нем разговор позже) занимаются кулачным искусством, однако понимают его достаточно примитивно. Ван Цзунъюэ, будучи блестящим знатоком даосских и неоконфуцианских писаний, стал объяснять теорию кулачного боя, сводя ее к духовному учению о достижении состояния Великого предела.

Но вот другая версия, изложенная в семейных хрониках клана Чэнь, которая представляется более правдоподобной. Не Ван Цзунъюэ обучал теории Чэнь Вантина, а сам являлся его учеником в четвертом поколении.[119]

В 1372 году, на пятом году правления под девизом Хун-у, в провинцию Хэнань из Шаньси перебирается человек, которому было суждено стать основателем целой династии китайских мастеров, создавших один из самых могучих стилей за всю историю ушу — тайцзицюань. Звали человека Чэнь Бу. За свою жизнь он немало проехал по дорогам Китая, перепробовал массу занятий — был лекарем, преподавал боевые искусства, зарабатывал себе на жизнь торговлей или сопровождал караваны в качестве охранника.

Но наконец старость заставила его искать себе постоянное пристанище. И вот он строит себе дом в небольшом местечке Чанъянцунь, расположенном в уезде Вэньсянь, километрах в десяти от уездного центра. Была и другая причина, заставившая Чэнь Бу покинуть родную провинцию Шаньси. Именно в тех местах когда-то разворачивались кровопролитные бои между войсками китайского императора Тай-цзу и монгольского правителя Тимура. Несколько раз китайские войска штурмовали захваченный монголами город Хуайцинфу в уезде Басянь, на месте которого позже возник уезд Вэньсянь. Захватив наконец эту местность, китайский император, по преданию, жестоко расправился не только с монголами, но и с частью местных жителей, обвинив их в помощи врагам. С тех пор это место опустело, а как только выгоревшая земля залечила свои раны, сюда устремились переселенцы из соседних провинций. Среди них был и Чэнь Бу.

Устные предания гласят, что Чэнь Бу отличался приветливыми манерами, добрым, спокойным нравом. Через некоторое время клан Чэнь разрастается столь широко, что деревушку переименовывают в Чэньцзягоу (Лощина семьи Чэнь). Это местечко находилось почти в низине, и к тому же нередко разливы затапливали его, отсюда и происходит это название.[120] Сегодня это место стало настоящей Меккой всех поклонников тайцзицюань, открыт музей, к деревне (впрочем, сегодня это уже небольшой город) ведет хорошее асфальтированное шоссе, а род Чэнь насчитывает уже 19 поколений.

Велик соблазн повести традицию занятий боевыми искусствами, а следовательно и становление тайцзицюань, от основателя рода Чэнь — Чэнь Бу. В этом случае реальную историю тайцзицюань можно приравнять к ее легендарному «житию», отнеся эти события к XIV веку. Причем такие намеки можно встретить в трудах некоторых китайских историков, говорящих, что Чэнь Бу считался неплохим мастером ушу.[121] Мы вновь возвращаемся на круги своя, задавая вопрос, когда же можно говорить о начале складывания тайцзицюань как стройной системы передачи знания. Да и причастен ли род Чэнь к этому делу?

Разгадку этой тайны истории ушу было суждено дать одному из самых блестящих теоретиков китайских боевых искусств Тан Хао. Он решил подойти к этой проблеме не просто как восхищенный поклонник ушу, но как серьезный и щепетильный историк. В первые два десятилетия нашего столетия спектр версий о происхождении тайцзицюань был предельно широк: от мистических даосов типа Чжан Саньфэна и Ху Цзинь-цзы до авторов ряда трактатов — Ван Цзунъюэ и Ян Лучаня. Среди этих имен фигурировали и представители рода Чэнь, в том числе и некий Чэнь Вантин, якобы создавший первые комплексы тайцзицюань. Но все эти версии оставались на уровне устных преданий, рассказов, причем их количество росло с каждым днем, и не было ни малейшей возможности с уверенностью утвердить приоритет «создателя» тайцзицюань за какой-то из этих замечательных личностей.

Путь, предложенный Тан Хао, был одновременно неожидан и удивительно прост. А что если где-то в деревенских анналах сохранились записи об этих событиях? В 1932 году Тан Хао приезжает в деревню Чэньцзягоу, где испокон веков жили Чэни, и буквально за несколько дней обнаруживает уникальный документ — семейные хроники семьи Чэнь. Первая запись в этих хрониках была сделана в 1754 году, последняя — в 1822-м, всего же они охватывали жизнь нескольких поколений, начиная от знаменитого родоначальника Чэнь Бу.

Много удивительного было найдено в документах. Прежде всего, действительно, род Чэнь испокон веков занимался боевыми искусствами, слава о его удивительном и загадочном стиле (который, кстати, в хрониках никак не именуется) распространилась далеко за пределы Чэньцзягоу. А вот патриарх рода Чэнь Бу никакими боевыми искусствами не занимался, во всяком случае, конкретных упоминаний об этом мы не встречаем. Правда, следует учитывать и другое: все сведения об истории семейства Чэнь до 1711 года почерпнуты из устных преданий, а затем перенесены в хроники. Известно, что именно в 1711 году представитель десятого поколения Чэнь Гэн установил памятную стелу, где высек краткую историю жизни Чэнь Бу. Ни о каком тайцзицюань в этом памятнике не упоминалось.

Был дан ответ и на другой вопрос: кто первым начал практику некой школы ушу, которая позже переросла в тайцзицюань. Из многочисленных историй, уездных хроник и, что самое главное, из семейных хроник Чэней вырисовывается яркая фигура Чэнь Вантина (1600–1680 или? — 1719), представителя девятого поколения рода Чэнь. Обратим внимание на то, что создание тайцзицюань в XVII веке полностью укладывается в нашу теорию практически одновременного складывания в это время всех основных стилей ушу. Семейные хроники отзываются о Чэнь Вантине с удивительным пиететом: «Он прославился в провинции Шаньдун как знаменитый мастер. Вступая в поединок, истреблял толпы из тысяч бандитов (долгое время он служил телохранителем и охранником грузов. — А. М.). Он и является основателем кулачного искусства, боя с изогнутым мечом дао и копьем рода Чэнь. Этот величайший герой, урожденный под Небом, уверенно владел в бою и алебардой».[122]

Постараемся поподробнее разобраться в жизни этого человека, чье имя столь непосредственно связано с созданием одного из самых грандиозных стилей ушу. Второе имя Чэнь Вантина было Чэнь Цзоутин. Он считался человеком высокообразованным, в котором «воистину сочеталось военное и гражданское». Родился он в уезде Вэньсянь провинции Хэнань, где когда-то поселился патриарх рода Чэнь Бу, а затем на время переехал в соседнюю провинцию Шаньдун, где и прославился как мастер кулачного искусства. В последние годы правления Минской династии он служил охранником в родном уезде и «лишь одним своим именем приводил в трепет врагов». В его задачу входила охрана уезда от набегов местных бандитов, грабивших деревни и караваны с грузами, мешавших проведению ярмарочной торговли, а также поддержание порядка и разрешение особо жарких споров между жителями деревни. Вероятно, он весьма неплохо справлялся со своими обязанностями, так как все уездные хроники упоминают о неимоверной силе этого человека и о полном спокойствии, воцарившемся в уезде во время его службы охранником, хотя в те времена ситуация в империи была весьма неспокойной — приближалось маньчжурское вторжение.

В 1641 году, за три года до воцарения маньчжуров, Чэнь Вантин покидает службу и уходит на отдых. Вторжение иноземцев и крушение мощнейшей китайской империи Мин настолько потрясли Чэня, что он удалился от людей, начал сторониться всякого общения и жил как настоящий отшельник, что раньше не свойственно было его характеру воина и уездного лидера. Его основным занятием становится рыбная ловля, а большую часть времени Чэнь проводит в недалеких путешествиях на своей лодке по рекам, стиснутым грядой скал. Возможно, удаление от жизни, тишина и величавый покой пейзажа, близость к природному лону всего живого заставили Чэнь Вантина переосмыслить суть занятий боевыми искусствами и обратиться к поискам духовно-мистического истока жизни. Результат этого нового миропереживания хроники констатируют достаточно сухо, обходясь всего лишь двумя иероглифами: он «создал кулачное искусство». Как в то время, так и в течение многих последующих поколений оно не имело никакого названия и именовалось просто «кулачное искусство рода Чэнь» (чэньши цюаньшу).

Легкая грусть о прожитых годах, когда боевое мастерство сменяется мудростью воина, владела Чэнь Вантином. Укрывшись почти полностью от глаз людей, он предавался размышлениям, читал древних мудрецов, тщательно штудировал даосскую теорию «вскармливания жизненности» через управление ци и установление гармоничной циркуляции ци по каналам цзиньло. Его настольной книгой становится «Канон императорских покоев» («Хуантин») — трактат IX века, рассказывающий о важнейших нормах здоровой жизни, питании, регулировании сексуальных сношений, гимнастике даоинь и других даосских секретах, возвращающих молодость. Обратимся к нескольким строкам, написанным в ту пору стареющим Чэнь Вантином, — немногим из оставшихся после него произведений, вошедших в сборник «Стансы о великом и малом» («Чандуань цзюй»): «Тщетно удостаивали меня благодеяниями и милостью. Сегодня же я годами стал стар и одряхлел, лишь «Канон императорских покоев» является моим единственным и неразлучным спутником. Пребывая в одиноком отдохновении, я разрабатываю систему кулачного искусства; уходя в хлопоты по хозяйству, обрабатываю поле. Пользуясь мгновениями досуга, обучаю своих сыновей и внуков, дабы стали они подобны тиграм и драконам».[123]

Военный чиновник эпохи династии Цин

Так началось преподавание в ту пору еще достаточно аморфного стиля ушу, которому было суждено перерасти в многогранную систему тайцзицюань. Как же создавалась новая школа? Прежде всего заметим, что в своем раннем виде искусство семьи Чэнь было ничуть не похоже на современный вид тайцзицюань. Несмотря на развитую теорию «внутреннего искусства» и трансформаций ци, в нем превалировал боевой аспект, все комплексы выполнялись в быстром темпе, как это было принято в обычных тренировках ушу среди воинов того времени, встречалось много прыжков, резких ударов, даже кувырков. За основу Чэнь взял наиболее эффективную и распространенную в то время систему, разработанную знаменитым генералом Ци Цзигуаном в XVI веке, состоявшую из 32 базовых приемов кулачного искусства. Вновь обратим внимание: в основу стилей «внутренней семьи» были положены базовые принципы и приемы внешних стилей, и, таким образом, тайцзицюань, багуачжан и синъицюань возникают как приложение принципов даосского искусства, неоконфуцианской теории к приемам армейского высокоразвитого ушу. Причем, хотя развитие внутренних стилей происходило в народной среде, разрабатывались они наиболее просвещенными и образованными представителями местной воинской элиты, прекрасно знавшими основы даосских мистерий и психопрактики.

Из 32 приемов кулачного искусства Ци Цзигуана Чэнь Вантин выбирает 29 и создает из них несколько комплексов — пять базовых комплексов тайцзи, один комплекс, названный «баочуй» («Взрывающиеся (пушечные) удары»), и комплекс, названный по традиции того времени «чанцюань» («Длинный кулак»), состоявший из 108 форм. Последнее таолу никакого отношения к современному спортивному стилю чанцюань не имеет, равно как и не было связано с шаолиньским стилем аналогичного названия. Это было просто распространенное обозначение комплексов, в которых удары наносились из сравнительно низких позиций с почти полным выпрямлением руки и использовался бой на дальней и средней дистанции. А вот многие связки из комплекса баочуй можно и сегодня встретить в шаолиньских системах, например, приемы «Тигр, нападающий из засады», «Нефритовая богиня, ткущая на челноке» и другие. Но, как уже говорилось, техническую основу системы составили приемы, разработанные Ци Цзигуаном, которые, вероятно, изучал Чэнь Вантин в свою бытность охранником.

Туйшоу

В новую систему вошло и немало комплексов работы с оружием — изогнутым и прямым мечами, шестом, крюками, топорами, серпами, трезубцем, боевыми граблями, деревянным мечом-палицей, однако все это не было лишь простой компиляцией каких-то приемов из других систем — весь раздел кулачного искусства и работа с оружием были подчинены вполне определенному принципу сочетания мягкого и жесткого, пустого и наполненного. Чэнь требовал избегать использования жесткой силы в бою и опираться в основном на круговые движения, «забирающие» энергию у соперника. Не должно быть ни одной статичной позиции, боец постоянно пребывает в движении, во внешней и внутренней трансформации. «Изменение — это и есть удар, удар — это и есть изменение», — учил Чэнь. Именно ему приписывается знаменитая фраза, вошедшая во все каноны тайцзицюань: «Если хоть что-то пришло в движение, не должно быть того, что бы не двигалось», — объясняющая принцип движения как всеобщую трансформацию, причем трансформацию не только чисто внешне-физическую, но и внутренне-энергетическую.

Все крупнейшие теоретики ушу в Китае так характеризуют те новшества, на основе которых и создал Чэнь Вантин свою систему. Прежде всего, он разработал стиль ушу, основанный на сочетании кулачного искусства, гимнастико-оздоровительных методик даосского даоинь и специальной системы дыхания и управления ци — туны, о зачатках которой упоминается еще у Чжуан-цзы. Во вторых, он активно использовал в тренировках ушу древнейшее учение об энергетических каналах цзиньло, по которым циркулируют ци и «соки организма». Во многом дугообразная траектория всех движений объясняется именно теорией циркуляции внутреннего ци по спирали в организме по каналам цзиньло. Благодаря особым скручиваниям тела во время тренировок, ци омывает переднесрединный, заднесрединный и опоясывающий меридианы, устраняя заторы в теле человека, где застаиваются ци и семя-цзин. В-третьих, Чэнь Вантином на основе армейских систем тренировки была разработана система туйшоу («Толкающие руки»), основанная на «приклеивании» к телу соперника. Здесь использовались особые усилие слышания и усилие понимания, когда боец не только контролировал движения соперника, но и своим сознанием как бы проникал в его мысли, угадывая его действия раньше, чем нападающий начинал их. «Движение должно быть столь разнообразно и выполняться таким образом, чтобы быть полностью неожиданным для соперника, и я базируюсь на скручиваниях тела и на легких касаниях руками», «Противник не знает меня, лишь я один знаю противника», — учил Чэнь Вантин.[124] Если сегодня система туйшоу представляет собой сравнительно плавные вращения руками с осторожным переносом центра тяжести, когда занимающиеся стоят в соприкосновении друг с другом, то в своем раннем виде, то есть во времена Чэнь Вантина, в туй-шоу было немало реальных резких бросков, ударов, в том числе и ногами. Бойцы привыкали стоять вплотную к сопернику, не отпуская его от себя и таким образом закаливая свою психику. Лишь через несколько веков патриарх рода Чэнь Чансин исключил из туйшоу наиболее опасные движения и сделал эту систему основой парной тренировки в тайцзицюань.

По принципу туйшоу строились и парные упражнения с копьями и шестами, именовавшиеся «приклеивающиеся копья». В стиле Чэней использовались в основном длинный шест, заостренный шест и обычное копье. Копье бойца должно находиться все время в непосредственной близости от корпуса или лица противника, при этом все время обходя его оружие или «обматываясь» вокруг него, реализуя при этом классический принцип тайцзицюань — «разматывающейся нити тутового шелкопряда». Отметим, что и «Толкающие руки», и «Приклеивающиеся копья» служили тренировочными упражнениями для двух занимающихся, и хотя и готовили бойца к реальному поединку, все же сами таковым не являлись.

Все эти тренировочные методы, выполнение комплексов были призваны воплотить сложную философско-духовную теорию тайцзицюань как учения о просветлении духа и достижении предельной стадии внутренних трансформаций — Тайцзи. Именно такая цель ставилась в процессе занятий, и этим новое направление значительно отличалось от высокоразвитого и эффективного в боевом отношении армейского ушу, в том числе и системы Ци Цзигуана.

Вскоре ближайшим учеником Чэнь Вантина становится некий Цзян Фа (1644–1722). Он считался человеком весьма грозным и даже свирепым. Его история началась с участия в небольшом восстании, которое поднял некий Ли Цзиоу против непомерных зерновых налогов. Но повстанцы сумели продержаться недолго, Ли Цзиоу был убит, а Цзян Фа пришлось скрываться и скитаться, пока он не забрел в деревню Чэньцзягоу. Руководитель клана Чэнь Вантин сразу обратил внимание на этого необычного человека, который сумел тут же поразить всех фантастическими по скорости ударами ног. Рассказывали, что он «шагал, будто летел, и даже лошадь не могла сравниться с ним». Чэнь Вантин не колеблясь взял его себе в слуги, а заодно и сделал своим партнером в тренировках ушу.

Цзян Фа не уставал поражать Чэнь Вантина. Однажды они вместе отправились на охоту. Чэнь Вантин, увидев зайца, уже поднял лук, чтобы подстрелить его. Внезапно Цзян Фа сорвался с места и, не сделав еще и ста шагов, сумел схватить удиравшего зайца. Сегодня, листая древние хроники Чэньцзягоу, мы можем найти изображение патриарха Чэнь Вантина, рядом с которым с алебардой в руках стоит Цзян Фа.

…Проходили годы, искусство семьи Чэнь развивалось и модернизировалось, по-прежнему оставаясь достоянием лишь крайне небольшого круга людей. Постепенно система сама начала регулировать себя — оказалось, что столь большого количества комплексов, которое ввел в практику Чэнь Вантин, было слишком много. Дело в том, что сама структура и внутренняя логика системы, предложенной им, вели к тому, что количество внешних форм переставало играть существенную роль на пути постижения высших знаний ушу. Боевой смысл системы Чэней в определенном смысле вступил в конфликт с ее эзотерической направленностью, поиском абсолютного, запредельного состояния сознания. Одна из уникальных черт новой системы состояла как раз в том, что эти две стороны ушу — военно-прикладная и мистико-ритуальная — не поглотили одна другую, но гармонично слились, и боевая форма движений стала оболочкой для духовно-философского учения о предельном состоянии духа в момент практики тайцзицюань. Правда, все это привело к сокращению технического арсенала боевого искусства Чэней, отмиранию некоторых излишних форм. Когда сознание человека открыто Космосу, нет нужды в каких-то дополнительных технических навыках и комплексах, так как интуитивно приходит Высшее умение — «искусство Дао».

Такое саморазвитие системы привело к тому, что количество комплексов значительно уменьшилось, из семи таолу, введенных в практику Чэнь Вантином, осталось только два: первый комплекс и комплекс баочуй («Пушечные удары»), который с той поры стал именоваться вторым комплексом стиля Чэнь тайцзицюань, и практикуются они вплоть до сегодняшнего дня. Внешне эти комплексы столь различны, что, глядя со стороны, неискушенный зритель может подумать, что относятся они к различным стилям. Со времен Чэнь Вантина оба комплекса изменились — увеличилось количество плавных, медленных движений, возросла их техническая сложность, например, некоторые движения стали выполняться с различной скоростью, варьировавшейся от очень медленных круговых вращений до резкого, взрывного выброса силы во время удара локтем или рукой, когда сила проистекала не только из конечности, но от всего тела. Значительно увеличилось и количество дополнительных фаз в одном движении за счет мелких вращений, в частности, стали употребляться многократные повторы вращения кистью, поясницей, всем корпусом, что позволяло в большей степени индуцировать ток ци внутри организма. Первый комплекс был построен практически полностью на таких медленных, плавных, несколько тягучих и одновременно упругих движениях с многократными вращениями и включал 83 формы. В свою очередь эти формы представляли собой некоторые приемы из стиля Ци Цзигуана, а с другой стороны — базировались на 13 классических позициях внутреннего искусства.

«13 позиций» — понятие древнее, вероятно, даже более древнее, чем сама школа тайцзицюань. В чисто техническом плане они представляли собой основу всех движений, которые позже вошли не только в тайцзицюань, но и в багуачжан и синъицюань. По легендам, например, Чжан Саньфэн не столько изобрел тайцзицюань, сколько ввел в практику метод «13 позиций». Эти же позиции были в обиходе у магов в горах Удан, когда они готовили свое тело и дух к приему пилюли бессмертия. Сама цифра «тринадцать» получалась от сложения восьми триграмм и пяти первостихий (металл, дерево, вода, огонь, земля), в результате чего рождалось все многообразие природных форм.

Итак, о каких же конкретно позициях идет речь? Прежде всего, это пять шагов (убу), или направлений движения: движение вперед (цяньцзинь), движение назад (хоутуй), взгляд влево (цзоугу), взгляд вправо (югу) и, наконец, центральное равновесие, или обретение срединного баланса (чжундин). Эти пять движений точно соотносились с пятью первостихиями.

Восемь триграмм соотносились с «восемью вратами» (бамэнь) — особыми методами использования внутреннего усилия. Во-первых, это выброс усилия по четырем сторонам света (сыфан) — на юг, запад, восток и север. На самом деле это четыре типа усилия, в основном рождающиеся за счет особого импульса движения рук и всего тела: отводящее усилие (бэн), «натягивающее на себя» (люй), давящее вперед, или теснящее (цзи), и, наконец, толкающее (ань).

Во-вторых, это четыре дополнительных движения в основном атакующего характера, ориентированные также по четырем сторонам света — на северо-запад, юго-восток, северо-восток, юго-запад. Они представляли собой «сдергивание вниз» (цай), уклон назад (ле), удар локтем (чжоу) и толчок плечом (као). Обратим внимание, что все восемь движений, следуя традиции сакрального космизма, ориентированы по всем сторонам света. Естественно, что боец не должен был реально выбирать сторону света, в направлении которой он должен выполнить то или иное движение, но лишь виртуально осознавать срединный характер человека, который стоит в центре мира и выбрасывает внутреннее усилие во все стороны. Напомним, что все восемь движений сополагались с триграммами, например, отводящее движение — с триграммой «цянь» («Небо»), «натягивающее на себя» движение — с триграммой «кунь» и т. д.

Сам комплекс за основу брал «изменения усилия» (хуацзин), т. е. ежемгновенные изменения в позициях, приводящие к постоянным внутренним энерге-тическим трансформациям.

Если прямые представители семьи Чэнь могли всю жизнь изучать премудрость семейного искусства, то другие были лишены такой возможности. Так возникает разновидность («новая ветвь») стиля Чэнь — «ветвь Чжаобао» (чжаобао-цзя), которую разработал мастер Чэнь Цинпин. В это направление по-прежнему входили два классических комплекса, но сама форма движений значительно изменилась. Они становятся менее амплитудными, как бы немного «сжимаясь». Зато передвижения становятся более округлыми, они выполняются по плавной дуге, и их сложность значительно возрастает. Казалось бы, в связи с такими трансформациями должна уменьшиться и возможность боевого применения системы, но именно за счет более узких, очень собранных движений, резкого выброса силы и усложнения передвижений эта ветвь тайцзицюань в дальнейшем начинает считаться наиболее эффективной для прикладного применения. Именно здесь лежат корни таких весьма прикладных систем тайцзицюань, как стиль У и стиль Сунь, созданный блестящим воином-философом Сунь Лутаном.

В шестнадцатом поколении патриархом стиля становится Чэнь Синь, второе имя которого было Чэнь Пинсань (1849–1929). Если на протяжении многих столетий тайны школы передавались лишь устно, то Чэнь Синь начинает фиксировать основные положения теории в письменном виде. В результате двенадцатилетней работы рождается четырехтомный труд «Наглядное изложение системы тайцзицюань школы Чэней» («Чэньши тайцзицюань тухуа цзяньи»). Именно в этом труде было впервые описано соответствие движений тайцзицюань открытию и закрытию каналов-цзиньло и циркуляции ци. Кстати, ни одна другая школа тайцзицюань не опубликовала таких схем.

Казалось, мы сейчас можем с достаточной уверенностью говорить, что тайцзицюань так или иначе пошел от Чэнь Вантина и передавался долгое время по семейной линии Чэней. Но вот недавно были обнаружены новые документы, которые смутили многих знатоков тайцзицюань. Они показывали историю школы Чэней в таком необычном виде, что многие просто отказывались их комментировать. Итак, что же произошло?

Был обнаружен небольшой текст, передававшийся в семействе Чэнь как документ по истории школы, — «Речения три по три о кулачном искусстве» («Саньсань цюань пу»). Приведем несколько выдержек из этого примечательного документа.

«Существует немало способов кулачного искусства, в конце концов, в основном неизвестно, кто был их создателем. Говорят, что «Шесть соответствий» (люхэ) создал господин Цзи Лунфэн из Шаньси, живший в конце эпохи династии Мин. Был он весьма искушен во владении копьем, люди считали его искусство чудесным. Господин говорил: «Я живу в мире, полном смут, поэтому, владея копьем, могу защитить себя. Если бы я пребывал в спокойном мире, то тотчас уничтожил бы всякое оружие…» Затем он заменил способы работы копьем на способы кулачного искусства, принципы подчинил единой основе, формы же стали подобны мириадам жемчужин. Всего же получилось шесть симметричных форм.

Что это такое, «единая основа»? Это подвижное сердце (т. е. внешние движения рождаются из движений сердца. — А. М.). Что такое «мириады жемчужин»? Это изменения в формах. Говоря о шести соответствиях, имеют в виду, что сердце координируется с волей, ци — с силой, мышцы — с костями, руки — с ногами, локти — с коленями, плечи — с бедрами.

Разные люди изучали «Шесть соответствий», версии о его передаче также неодинаковы. Многие изучавшие получали ложную традицию и, сами желая что-то передать, передавали ложь».

Перед нами — почти точное описание истории и принципов совсем другого внутреннего стиля — синъицюань. Действительно, Цзи Лунфэн из Шаньси как-то решил приложить принципы работы с копьем к кулачному искусству, и так родился характерный вид «Кулака формы и воли». Но этот текст долгое время передавался как «тайная традиция» семьи Чэнь, причем утверждалось, что он непосредственно связан с историей тайцзицюань.

Объяснения волнообразного движения ладонью и приставного шага из книги Чэнь Синя (Начало XX века)

Этот текст относится к 1723–1726 годам и фактически утверждает, что представители семьи Чэнь долгое время обучались стилю люхэцюань, т. е. ранней форме синъицюань, который действительно был широко распространен в этой местности.

Существует еще один интересный факт. Считается, что комплекс в 108 форм, созданный когда-то Чэнь Вантином, затем был целиком утрачен. Во всяком случае, именно так утверждают классические версии. Но вот оказалось, что в некоторых районах Шаньси и в местечке Чжаобаочжэнь в Хэнани, где преподавал Чэнь Цинпин и где возникло одно из ответвлений школы Чэнь, этот комплекс сохранился. Так, может быть, он существовал там вообще до Чэнь Вантина?

И вот на основе некоторых документов ряд китайских специалистов выдвинули следующую версию становления тайцзицюань, а точнее — направления Чэ-ней. Цзян Фа, выходец из уезда Вэньсянь в Хэнани, приехал в Шаньси, где более десяти лет обучался у Ван Цзунъюэ — того, кто написал знаменитый труд «Рассуждения о тайцзицюань». Затем он вернулся в Хэнань, поселился в Чэньцзягоу и действительно работал слугой в доме Чэней. Но не Чэни обучали его, а наоборот, Цзян Фа стал учителем Чэнь Вантина. Был у него и другой ученик — Син Сихуай, который также жил в Хэнани в деревне Чжаобаочжэнь. Таким образом, Чэнь Вантин оказался далеко не единственным учеником Цзян Фа и тем более, следуя данной версии, отнюдь не был создателем тайцзицюань.[125]

Но этим не кончаются превратности ранней истории тайцзицюань. Оказывается, к знаменитому мастеру Чэнь Цинпину, основателю направления чжаобаоцзя, считающегося разновидностью стиля Чэнь, тайцзицюань пришел отнюдь не по семейной линии, а по линии, которая начиналась от Син Сихуая, второго ученика Цзян Фа. Кстати, именно поэтому комплекс тайцзицюань в 108 форм, утраченный в классической школе Чэней, сохранился в Шаньси, где учился сам Цзян Фа, и в школе Чэнь Цинпина, который обучался у ученика Цзян Фа. Интересно, что у Чэнь Цинпина учился основатель стиля У тайцзицюань У Юйсян, по этой же линии произошел и стиль Сунь тайцзицюань. Таким образом, основополагающая линия развития тайцзицюань начиналась не в семействе Чэнь и пролегала совсем в другом направлении!

Насколько верна эта неожиданная версия? Сейчас трудно с уверенностью ответить, был ли Чэнь Вантин создателем тайцзицюань или все-таки являлся одним из учеников Цзян Фа. И та и другая гипотезы нуждаются в фактических подтверждениях, в источниках, а их чрезвычайно мало, к тому же они наполовину легендарны. Вероятно, это останется еще одной неразгаданной загадкой ушу.

Первый стиль тайцзицюань долгое время был исключительно семейным достоянием. Он не получил даже никакого названия, и его именовали просто «искусством семьи Чэнь». Стиль тщательно оберегался от сторонних глаз, хотя можно предположить, что кто-то все же видел удивительное искусство Чэней. Не случайно про них ходили легенды, широко рассказывали об их подвигах, но никто не мог сказать, что конкретно представляет собой их школа.

Заметим, что к тому времени за рамки семьи не вышел ни один принцип, к тому же это был один из сотен семейных стилей, не имевших собственного названия, распространенных тогда в Китае. Так же как не называют привычные вещи, не видя в этом необходимости, так и стиль Чэнь никак не собирался отличать себя от других.

Впервые покров тайны над школой Чэней было суждено приподнять выходцу из бедной многодетной семьи Ян Фукую, более известному под именем Ян Лучань (1799–1872). Ян родился в уезде Юннянь провинции Хэбэй. Бегая по улицам с одноколесной тачкой угля, он приобрел недюжинную силу, как говорили — имел «тигриную спину и медвежью поясницу». В его родном уезде до сих пор ходят легенды о том, как он приобщился к тайцзицюань. Расскажем одну из них, не исключая, что так и могло быть.

Ян с детства мечтал заниматься ушу, засматривался на известных бойцов, урывками пытался тренироваться. Но забота о семье не оставляла ему ни минуты свободного времени. В городе Гуанпине, где продавал свой уголь Ян, в то время открылась аптекарская лавка, названная в традиционном философско-патетическом духе «Зал Всеобщей гармонии». Ее содержала семья Чэнь, приехавшая сюда из Чэньцзягоу в Хэнани. Ходили слухи, что все, начиная от хозяина лавки вплоть до мальчишки-слуги, занимаются ушу, а по вечерам из-за ограды доносились звуки ударов и глухие выдохи. Однако ворота всегда были плотно закрыты, и ни один любопытствующий не мог похвастаться, что видел, чем занимаются Чэни.

Повезло лишь Ян Лучаню. Однажды его, десятилетнего мальчишку, пустили во двор разгрузить уголь. Ян, оглядевшись, не заметил обычных для дворов боевых искусств стоек с оружием, лишь несколько молодых людей вели поединок. Мягкие, плавные движения напомнили угольщику движения рыбы в воде. Это вызвало у него в душе недоумение и смех — такая техника вряд ли была годна для боя, а все рассказы о непобедимости Чэней обернулись вымыслом.

Однако однажды произошел случай, заставивший его изменить мнение. Как-то в лавку Чэней вошли пятеро братьев Чао, прозванные «пятью тиграми семьи Чао», известные своим мастерством в бою и буйным нравом. В грубой форме они потребовали поменять лекарство, которое им чем-то не понравилось. Слуга мягко отказывался, так как лекарство было заграничное и не подлежало обмену, но братья настаивали на своем и собирались уже затеять драку, как слуга несколькими быстрыми приемами выкинул их из лавки. «Вот поистине чудесная техника, — подумал Ян Лучань, — раз слуга может сделать такое, то хозяин лавки способен и на большее!» С тех пор Ян ни разу не брал с Чэней денег за уголь, а однажды даже вернул те, которые Чэни прислали ему с посыльным. Наконец хозяин решил выяснить, не нужна ли молодому человеку помощь, и Ян Лучань признался, что хочет изучать их стиль. Хозяин не решился без разрешения патриарха школы начать преподавание. Но тронутый услугами Яна, он отправил его вместе с рекомендательным письмом в Чэньцзягоу к патриарху стиля выпускнику Императорской Академии Чэнь Дэху.

Встретил Яна племянник Чэнь Дэху мастер Чэнь Чансин — представитель четырнадцатого поколения Чэней. Напоив и накормив Яна, он поблагодарил его за письмо, но взять в ученики отказался. Чэнь Чансин сослался на то, что якобы сам давно не занимался и плохо помнит движения. Яну ничего не оставалось, как отправиться обратно. Однако случай и хитрость помогли ему.

Однажды в деревне внезапно выпал сильный снег. Утром члены семьи Чэнь, выйдя за ворота, чтобы расчистить сугробы, увидели лежащего на снегу парня с перемазанным лицом. Отогрев его, они поняли, что парень немой, однако он так усердно таскал дрова и готовил пищу, что его решили оставить на время в доме в качестве слуги. Каждый вечер в дом к Чэнь Чансину, которому прислуживал никем не узнанный Ян Лучань, приходил патриарх стиля Чэнь Дэху и проводил занятия на большом, огороженном со всех сторон дворе. Хитроумный Ян в течение трех лет тайно подсматривал за тренировками Чэней, разучивая, когда все спали, прием за приемом, принцип за принципом. Однажды Ян Лучань, опустившись на колени перед Чэнь Чансином, признался ему во всем.

Подглядывать за тренировками считалось жесточайшим преступлением, а замеченного в этом могла ожидать смерть. Однако Чэнь Чансин, проявив благородство души, достойное мастера, попросил Яна продемонстрировать, чему он сумел научиться столь недозволенным образом. Чэнь был приятно поражен, увидев, что Ян Лучань сумел выполнить комплекс, не допустив ни одной ошибки. Он разрешил Яну остаться с ним еще на три года для продолжения занятий, но фактически тот провел у него несколько десятилетий.[126]

Эта красивая история говорит о том, что постепенно начинался процесс открытия семейных стилей для наиболее достойных учеников, не связанных с кланом. Многие учителя даже начинали ездить по уездам, пропагандируя свои стили, что раньше считалось бы грубейшим нарушением традиции.

Изменялся и сам облик ученика, хотя его жизненная миссия — восприятие духа школы — оставалась неизменной. Теперь, закончив обучаться основным принципам стиля, последователь мог покинуть школу и даже начать собственное преподавание. Все эти изменения позволили 40-летнему Ян Лучаню после смерти Чэнь Дэху покинуть Чэньцзягоу и открыть в родном уезде Юннянь собственную школу при кумирне Небесной гармонии, названной так в память о старой аптечной лавке Чэней. По одной из версий, Ян Лучань обучался у Чэнь Дэху и Чэнь Чансина более тридцати лет.[127]

Вернувшись в родной уезд, Ян оказался «у разбитого корыта» — у него не было даже собственного дома. Он поселился в доме семьи У и тренировался вместе с тремя братьями, большими знатоками боевых искусств — У Жуйцином, У Хэцином и У Чэнцином. Семья У отличалась высокой образованностью, все братья были чиновниками, и именно у них Ян Лучань изучал каноноведение и вообще становился полноценно грамотным человеком. Семье У суждено было сыграть немалую роль в жизни Ян Лучаня. Именно они порекомендовали никому не известного человека аристократическим кругам в качестве преподавателя ушу. В свою очередь благодарный Ян Лучань показал им многие секреты старой ветви тайцзицюань, на основе которой вскоре возникла отдельная школа У тайцзицюань.

У Чэнь Чансина Ян обучался тому, что называли «старой (или большой) ветвью» школы Чэней (лаоцзяцзы), в отличие от «новой ветви», или ветви Чжао-бао. Вероятно, за долгие годы тренировок Яну не раскрыли всех тонкостей семейной школы, что было вполне в духе традиционного преподавания. Однако, будучи незаурядным и чрезвычайно энергичным человеком, Ян Лучань много работал над стилем, додумывая то, что ему казалось отсутствующим. Без знания некоторых принципов сочетание взрывной силы и мягкости стиля Чэней было неэффективным и наигранным. Ян это прекрасно понимал. Постепенно он изменяет характер движений, делая их более плавными. Теперь медленное превалировало над быстрым, и Ян Лучань вводит новый, более растянутый выброс силы. Таким образом, фактически можно было уже вести речь о новом стиле. Первоначально, так же как и стиль Чэней, он не имел названия, и слово «тайцзицюань» по отношению к нему не использовалось. Его называли то хуацюань («Кулак изменений»), то жуаньцюань («Мягкий кулак»), то чжаньмяньцюань («Кулак влажной ваты»). Эффективность своего детища Ян неоднократно доказывал на практике, за что его прозвали Ян Не Имеющий Соперников.

Школа Ян Лучаня постепенно теряет закрытость традиционных китайских школ. Скорее наоборот, Ян стремится всячески пропагандировать ее. Эзотерическое знание, таким образом, приобретает экзотерический характер — то, что раньше передавалось как высочайшая тайна, становилось доступно практически каждому. У Жуйцин, у которого жил Ян Лучань, был в то время советником законодательной палаты императорского двора в Сычуани и был вхож в самые высокие сферы. Он и рассказал однажды своим друзьям из высших кругов о том, что в его родном уезде живет удивительный мастер. И вот вскоре Ян Лучаня приглашают для преподавания в Пекин, и таким образом он оказывается первым учителем тайцзицюань, который вынес стиль на суд аристократии. Примечательно, что в то время школа Ян Лучаня отнюдь не была самой лучшей, она явно уступала более глубокой и многогранной школе Чэнь, к тому же, скажем прямо, Ян Лучань был не очень хорошо образован, в отличие от Чэней, среди которых были выпускники Императорской Академии и чиновники высших рангов. Однако знакомства сыграли свое дело, и Ян создал в Пекине первую школу тайцзицюань.

Прежде всего Ян придает своей школе светский характер. Для него сохранение здоровья посредством занятий тайцзицюань, обретение чистоты духа приобретают не менее важное значение, чем боевой аспект. Более того, сам будучи прекрасным бойцом, Ян практически не преподает боевое применение стиля. За счет изменения формы выброса усилия все движения приобретают плавность и медлительность, уменьшается количество ударов ногами, практически исключаются прыжки, каких было немало в исконном стиле Чэней. Такие новации позволили одному из учеников Яна, обладателю высшего чиновничьего звания «цзиньши» Яо Ханьчэню, заключить: «Что является высшей целью тайцзицюань? Сохранение здоровья и продление жизни».[128]

В то время в Пекине собиралось немало известных бойцов, особенно много было их при дворе наследного принца Дуань Цижуя. Здесь с Ян Лучанем произошла забавная история. Однажды его на поединок вызвал известный боец, причем сделал это неожиданным образом. Решив посмотреть, кто из них сильнее, он предложил Ян Лучаню сесть на стулья один напротив другого, упереться правыми кулаками друг в друга и посмотреть, кто кого столкнет. Через несколько мгновений стул с треском разлетелся под тем бойцом. Ян Лучань, как обычно невозмутимый, вежливо заметил: «Ваше мастерство, господин, поистине велико. Да вот только стул оказался у вас не столь прочен, как мой».

Вернувшись из Пекина в родной город и приобретя немалую славу, а соответственно и полезные знакомства в столице, Ян продолжил работу над стилем, стремясь не исказить принципы внутренней работы. Признаемся, что надежные связи в кругах аристократии играли немалую роль в пропаганде и развитии ушу. Бюрократическая элита, чиновники, прошедшие через многоступенчатую сеть экзаменов, наследственная аристократия составляли безусловно опору имперской культуры той эпохи. Быть принятым в их среду человеку, который никогда систематически не учился конфуцианским наукам и был вообще крайне плохо образован (угольщик!), можно считать случаем редким, в известной степени исключительным. Несомненно, Ян Лучань обладал магической способностью воздействия на людей. Без поддержки столичных кругов вряд ли появилась бы возможность столь широко развивать тайцзицюань.

Не случайна и подчеркнуто оздоровительная направленность школы Ян Лучаня, хотя, как будет видно в дальнейшем, искусство ведения поединков он весьма успешно, хотя и тайно, передал своим сыновьям. Тайцзицюань практически с самого рождения был ориентирован на аристократию, точнее на особое духовное восприятие воспитания собственного тела. В популярных книгах о тайцзицюань широко распространилось мнение, что этот стиль, родившись как искусство боя, постепенно эволюционировал в сторону оздоровительной системы, и связано это было, в частности, с развитием современных видов оружия, что свело на нет необходимость изучения кулачного боя.[129] Это не совсем верно, так как действительно боевым стилем, и то чрезвычайно сильно ритуализированным, можно считать лишь раннее направление семьи Чэнь, которое быстро переросло в крайне мистическое искусство достижения просветления. А вот стиль Ян Лучаня (обратим внимание, что большинству учеников и аристократическим кругам в Пекине он преподавал одно, а внутри своей семьи — другое, и истинного «внутреннего» вида стиля Ян мы не знаем) был изначально ориентирован на оздоровление тела и обретение психического здоровья. По сути дела, рождался новый подход к светскому ушу, и представителем нового направления был Ян Лучань и его сыновья.

Искания Непобедимого Яна завершает его третий сын Ян Цзяньхоу (1839 (или 1842) — 1917), живший с отцом в столице и знакомый с запросами аристократии. Ян Цзяньхоу, прозванный за чистое и ясное сознание Зеркало Света (Цзинху), не мог похвастаться столь высоким мастерством, как его старший брат Ян Баньхоу, однако он был великолепным учителем. Помимо кулачного искусства, он владел искусством копья тайцзи, которое мало кто знал и которое он изучал непосредственно у своего отца. Ян Цзяньхоу был основным партнером Ян Лучаня в парной работе, а его умственные способности старый мастер оценивал значительно выше, чем способности других. Все последователи Ян Цзяньхоу стали известными мастерами, среди них его сыновья Ян Чэнфу и Ян Шаохоу, а также Сюй Юйшэн. Благодаря этим трем «Небесным талантам» Ян Цзяньхоу получил еще одно прозвище — Учитель Трех (Саньсяньшэн).

Ян Цзяньхоу, отличавшийся мягким характером, умел просто и доступно объяснить как смысл движений, так и философские основы тайцзицюань. Его направление стало называться «средней ветвью», в отличие от ветви его брата Ян Баньхоу («малой») и его сына Ян Чэнфу («большой»). К нему со всех сторон тянулись ученики самых разных возрастов, поэтому его школа считалась очень большой — в ней было несколько десятков учеников одновременно. Ян Цзяньхоу также вносит изменения в стиль, например, делает стойки намного выше, исключает движения, требующие приложения большой физической силы. В то же время он углубляет понимание тайцзицюань, полностью переносит его в глубь души-сердца человека. Однако оформление стиля Ян тайцзицюань только начиналось. Много необычных аспектов в тайцзицюань обнаружил средний сын Ян Лучаня (его первый сын умер в раннем возрасте) Ян Баньхоу (1837–1890 (или 1892)).

Долгое время Ян Лучань наотрез отказывался учить Ян Баньхоу ушу и преподавал лишь Ян Цзяньхоу и Ян Фэнгэ. С детства Ян Баньхоу отличался замечательной силой, однако был крайне невыдержан, а многие сверстники отказывались с ним играть, так как он зачастую сильно колотил их. Ни одному из его товарищей, даже старше его по возрасту, не удавалось одолеть Ян Баньхоу в драках. В конце концов, учитывая неуравновешенность характера сына, Ян Лучань решил, что если тот всерьез займется ушу, то это может обернуться бедой для других людей. Ян Баньхоу был отдан в обучение к местному учителю, одному из наиболее просвещенных людей в уезде, дабы тот «овладевал гражданским и не касался военного». Вполне вероятно, что из Яна вышел бы чиновник, если бы его учителем не оказался У Юйсян (1812–1880) — знаменитый мастер тайцзицюань, основатель стиля У, называемого также «малой ветвью» тайцзицюань.

Особого рвения к учению Ян Баньхоу не испытывал. Он просто спал на занятиях, уронив голову на стол. Обучение в китайских школах в то время основывалось на многократном повторении и заучивании классических конфуцианских текстов, дисциплина была крайне жесткой, за малейшую провинность или забывание канонов следовало наказание. Ян Баньхоу, любившему двигаться, было невмоготу выдерживать эти ограничения, и даже талант У Юйсяна не в силах был изменить его.

Толчок (ань) из тайцзицюань

Однажды У Юйсян оставил учеников самостоятельно читать тексты и ненадолго отлучился. Ян Баньхоу вновь погрузился в спокойный сон. Внезапно он был разбужен шумом: два хулигана ворвались в небольшую комнату, где проходили занятия, и решили сорвать со стены схемы упражнений по тайцзицюань, которые повесил У Юйсян. Ни один из учеников не решился выступить против них. Лишь Ян Баньхоу крикнул хулиганам, чтобы они убрали руки. Двое парней бросились на Яна, но тот несколькими толчками в грудь отшвырнул их так, что забияки отлетели к стене. Встав на ноги, они тотчас бросились бежать.

Когда У Юйсян вернулся, ему рассказали об этой истории. Оценив по достоинству поступок своего ученика, учитель спросил, почему он специально не обучался кулачному искусству. Ян честно признался, что отец запрещает ему изучать тайцзицюань. Тогда У Юйсян решил вместо обычных школьных занятий показывать ему свою ветвь тайцзицюань. Ян Баньхоу быстро овладевает основной последовательностью движений, базовыми формами и методами управления ци. Однажды, когда во дворе своего дома Ян Лучань вместе со своим сыном Ян Фэнгэ занимался туйшоу, Ян Баньхоу начал отпускать столь точные замечания, что знаменитый мастер понял: его сын действительно разбирается в ушу. Ян Лучань без труда догадался, где лежит исток знаний сына, и направился к У Юйсяну. Ян поинтересовался: «Я велел ему изучать гражданское, зачем же ты позволил ему учить военное?» У Юйсян резонно ответил: «Каждый человек волен поступать, как он того желает. Баньхоу, изучая ушу, обретает мудрость, а изучая гражданское, — глупеет. Глядя на это, я и разрешил ему заниматься ушу. В будущем это обязательно даст толк».[130] Ян Лучань согласился с доводами учителя У и сам стал обучать Ян Баньхоу своей школе. Таким образом, на основе «малой ветви» стиля У и «старой ветви» Ян Лучаня сформировался характерный облик школы, преподаваемой Ян Баньхоу.

Ян Баньхоу меньше обращал внимание на оздоровительный и общеукрепляющий аспекты тайцзицюань, считая, что основа стиля заключена в открытии чудесных способностей души человека, а поэтому «чудесность» и необычайность мастера может раскрыться в любом виде деятельности. Ян Баньхоу, например, мог пройти под дождем, не замочив одежды, так как капли мгновенно высыхали на нем, толчком плеча валил на землю сразу пятерых человек. Количество историй о нем превзошло рассказы о самых знаменитых мастерах ушу. По одной из народных легенд, Ян Баньхоу возглавил отряд бойцов ушу во время восстания ихэтуаней в 1900 году. Когда его окружили враги и попытались свалить на землю, они не сумели сдвинуть могучего Яна ни на сантиметр. Тогда они решили заколоть его копьями, но прежде чем Ян Баньхоу пал под их ударами, он сумел голыми руками уложить около десятка противников. Правда, сопоставление даты его реальной смерти (1890 (или 1892) год) и даты восстания ихэтуаней (1898–1901 годы) не требует комментариев. Характерно другое: китайский народ «продлевал» жизнь мастера ушу, не позволяя умереть ему вне боя.

Ян Баньхоу, как и некоторые мастера внутренних стилей, обладал удивительным искусством «приподнимания тела» (тифаншу), заключавшимся в регулировании веса собственного тела: он мог облегчать его или даже вообще приподниматься на несколько сантиметров над землей. Не случайно многие последователи тайцзицюань или багуачжан рассказывают, что во время занятий испытывали ощущение, будто их тело приподнимается немного вверх.

Про Ян Баньхоу рассказывали, например, следующую историю. Однажды, когда он отправился в гости к своему другу, дороги раскисли после сильного дождя, и нельзя было пройти, не перепачкавшись. Гости приходили все в грязи. Но вот в дом вошел как всегда спокойный Ян Баньхоу. Каково же было удивление хозяина, когда он не увидел ни капли грязи на его обуви, лишь на подошвах было несколько пятен!

Искусство тифаншу в основном отрабатывалось на основе статичной позиции — «столбового стояния», во время которого регулировалась циркуляция ци. Именно этому упражнению и уделял особое внимание Ян Баньхоу. В этой позиции он как бы врастал в землю. Как-то, решив проверить его мастерство, восемь сильных мужчин привязали к его телу и ногам веревки, дергали в разные стороны, хватали за руки, толкали, пытаясь сдвинуть с места. Но ни разу их попытки не увенчались успехом.[131] Порой великий мастер даже позволял привязать себе веревки к волосам. Но и в этом случае никто не мог сдвинуть его с места.

Действительно, Ян Баньхоу был замечательным бойцом. Взяв за основу движения, демонстрировавшиеся его отцом, он начал преподавание «малой ветви» — сильно трансформированного варианта тайцзицюань, основанного на коротких связках и узкой амплитуде движений. Ян Баньхоу, закончив обучение у отца, с его разрешения пошел в ученики к мастеру У Юйсяну, который показал ему основы «малой ветви», рассказав о выгодах и хитростях движения с малой амплитудой.

Стиль Ян Баньхоу был предельно боевым, однако его эффективность заключалась не столько в силе удара или быстроте передвижений (хотя сам Ян валил ладонью стены домов), сколько в особом умении «прилипнуть» к конечностям соперника, плавно следовать его движениям, обращая силу нападающего против него самого. Ян неоднократно доказывал свое мастерство и даже в пятидесятилетнем возрасте принимал вызовы на поединок, неизменно выходя победителем. Мастер то внезапно исчезал с глаз удивленной публики, будто растворяясь в воздухе; то в течение нескольких часов ходил вокруг соперника, не нанося ни одного удара, а тот не мог в него попасть; то, несильно хлопнув противника по плечу, заставлял его скорчиться от нестерпимой боли.

На первый взгляд Ян Баньхоу мог показаться грубым и нетерпимым человеком. Бывало, он жестоко избивал своих учеников, сам же был практически нечувствителен к ударам. Его любимая поговорка: «У строгого учителя — хорошие ученики». Из-за жестких тренировок у Ян Баньхоу оказалось немного последователей, но те, которые оставались с ним после первых месяцев тяжелейших занятий, стоили десятков, ушедших со двора. Именно у Ян Баньхоу учился маньчжур Цюань Ю, основавший впоследствии один из пяти крупных стилей тайцзицюань — стиль У.

Несмотря на грозность и кажущуюся невыдержанность, Ян Баньхоу был очень заботлив по отношению к тем, кто искренне желал постичь основы его школы. Он сам залечивал раны у учеников, мог часами вести беседы с ними. Он был одним из самых образованных членов клана Ян, прекрасно знал конфуцианские и даосские каноны, внимательно изучил труд Ван Цзунъюэ «Рассуждения о тайцзицюань» и часть трактатов по ушу, принадлежащих семейству У, основавшему к тому времени собственное направление тайцзицюань.

Одно время Ян Баньхоу выступал на турнирах по саньда, неизменно вызывая восхищение у знатоков ушу. В 19 лет он впервые вместе с отцом приехал в Пекин, где несколько раз поднимался на помост. Но однажды во время поединка он серьезно травмировал иностранца и, чтобы избежать неприятностей со стороны властей, вынужден был вновь вернуться в родной уезд Юннянь. Имя Ян Баньхоу в народной традиции, равно как и имена многих известных бойцов, таких как Хо Юаньцзя, Сунь Лутан, Ван Цзыпин, связывалось с борьбой Китая за национальную независимость. В конце XIX — начале XX века иностранцы — русские, французы, американцы, голландцы, — проживавшие в сеттльментах, неоднократно участвовали в турнирах по лэйтай, причем часто побеждали китайцев. В основном это были боксеры или профессиональные борцы. Так как строгих правил не существовало, то не было и критериев отбора участников. Важно было лишь одно: готовность вести поединок любыми известными приемами. Однако в китайской традиции ушу особую роль играли понятия боевой добродетели, но китайцы считали, что иностранцам это чувство недоступно. В этом виделась некоторая ущербность «заморских дьяволов», желающих якобы лишь унизить соперника, а не испытать свою силу духа.

Пришлось выходить на поединки с иностранцами и Ян Баньхоу. В то время уже сложилось мнение, что тайцзицюань есть в основном средство оздоровления, и большинство не видело способов его боевого применения. Тем разительнее были выступления Ян Баньхоу. Однажды в Пекин приехал известный голландский борец Дэрк, который вызвал на поединки бойцов из шести северных и семи южных провинций. В течение ста дней любой мог подняться на помост и испытать свои силы, но ни один из китайских бойцов не смог одолеть Дэрка. У голландца был уже солидный «послужной список» — в Америке он убил кулаком двухтонного быка, в Индии сумел опрокинуть девятитонного слона, в Италии демонстрировал бой со львом. В конце концов он объявил, что все китайские бойцы — не более чем «молокососы в утробе матери». Его слова задели многих известных мастеров, в том числе и Ян Баньхоу. Первым его желанием было отправиться в Пекин, однако он не хотел неприятностей с властями, которые не желали ссориться с иностранцами. Того, кто ранил или убил иностранца, могло ждать очень серьезное наказание.

Через несколько дней после начала турнира к Ян Баньхоу из Пекина приехал Цзе Тегуй — ученик знаменитого мастера багуачжан Дун Хайчуаня. Он с горечью поведал, что и ему не удалось избежать поражения от могучего голландца. Цзе Тегуй просил Ян Баньхоу выйти на поединок, так как никто кроме него не мог защитить достоинство китайцев. Но и на этот раз Ян Баньхоу стал отказываться. Сумел убедить его лишь мастер школы У тайцзицюань знаменитый Ли Еюй, составитель и комментатор «Канона тайцзицюань». Его авторитет был столь высок, что Ян Баньхоу решил ехать.

На следующее утро, оседлав лошадей, Ян Баньхоу и Цзе Тегуй отправились в путь. Цзе Тегуй рассчитывал гнать лошадей так, чтобы уже через день приехать в Пекин. Однако Ян не торопился, спокойно осматривал окрестности, часто останавливался. До конца турнира оставалось лишь несколько дней, и даже всегда вежливый Цзе Тегуй, не выдержав задержек, обвинил Яна в нежелании выходить на помост. В конце концов спутники приехали в Пекин в последний день турнира.

Помост был установлен на четырех огромных столбах, так что падение с него заканчивалось для бойца весьма плачевно. Вокруг помоста росли старые кипарисы, что облагораживало вид грандиозного зрелища.

Уже более двадцати дней никто не решался выйти на поединок, и все считали, что состязание закончилось победой голландца. В последний день на помосте неожиданно для всех появился Ян Баньхоу. Дэрк узнал его, но ничуть не испугался. Поприветствовав друг друга, соперники начали поединок. Ян Баньхоу, уклоняясь от ударов, медленно отходил к краю помоста. Голландец, решив воспользоваться этим, нанес сильный удар ногой в живот и толкнул Яна обеими ладонями. Все ожидали, что китайский мастер рухнет с помоста. Но внезапно Ян Баньхоу выполнил прием «Сокол кувыркается в воздухе» — в прыжке перелетел через противника, хлопнул его по спине и крикнул: «Господин Дэрк, я здесь!» Резко развернувшись, Дэрк нанес Ян Баньхоу удар кулаком в лицо и опрокинул его. Судья открыл счет, и на счет «шесть» Ян встал на ноги. Бой продолжался до обеда. После небольшого перерыва бойцы вновь взошли на помост. Дэрк, высоко подпрыгнув, попытался нанести удар ногой в голову, но Ян Баньхоу откинувшись назад, встал на мост. Тогда голландец, решив воспользоваться, как ему показалось, неудачным положением Яна, нанес тому удар двумя кулаками в живот. Но Ян и не думал уворачиваться, он лишь напряг мышцы, и… кулаки противника «прилипли» к животу. Ян тотчас вскочил, а Дэрк по-прежнему оставался «приклеенным» к китайцу. Дэрк так и не сумел вырваться и признал себя побежденным. Так Ян Баньхоу победил противника «внутренним мастерством», ни разу не ударив его. Внезапно помост стали окружать солдаты правительственных войск, раздалась команда арестовать Ян Баньхоу. В это мгновение Ян, высоко подпрыгнув, ухватился за сук кипариса и скрылся в густой листве.[132]

Такова одна из многочисленных историй, которые до сих пор ходят на родине семейства Ян. В них есть одна характерная особенность: они подчеркивают «внутренний» характер мастерства, достигаемый во время занятий ушу. Например, семейство Ян занималось в основном отработкой медленных комплексов и туйшоу, но при этом без труда брало вверх над представителями внешних стилей. Дело в том, что если внешние стили отрабатывали конкретные боевые ситуации, то в тайцзицюань воспитывалось само душевное состояние, истинное использование внутренней силы в бою, что стояло значительно выше чистой техники.

Школа Ян все дальше отходила от своего первоистока — школы Чэнь. Последовательность движений в комплексе осталась той же самой, однако их характер, а соответственно и принципы, значительно изменились. Превалировать стали плавные, округлые движения, идущие от «средней ветви» Ян Цзяньхоу. Всякое движение должно выполняться по дуге с особым типом внутреннего (не мышечного!) напряжения, «будто вытягиваешь шелковую нить». Были исключены и резкие, взрывные выбросы силы, передергивания корпусом и поясницей, отчего геометрия движений стала значительно проще. Дыхание становится также плавным и размеренным, в то время как в школе Чэнь могли выполняться резкие сонорные выдохи, причем теория циркуляции ци у Чэней рассматривалась глубже и подробнее.

Окончательную форму школа Ян приобретает благодаря усилиям внука Ян Лучаня и сына Ян Цзяньхоу Ян Чэнфу (1883–1936), создавшего «большую ветвь» тайцзицюань. Ее не следует путать с одноименной, но разной по форме «большой ветвью» его деда Ян Лучаня. Прежде всего Ян Чэнфу предпринимает громадную работу по сведению воедино принципов тайцзицюань и даже пытается частично вернуться к полузабытым принципам, проповедуемым в школе Чэнь. Он издает несколько важнейших трудов, причем его «10 важнейших требований в трактовке тайцзицюань» до сих пор считаются каноном тренировки. Несмотря на то, что Ян Чэнфу был поклонником старых традиций, а в качестве основной цели тайцзицюань видел «достижение сокровенной утонченности», он редко объяснял кому-нибудь все тонкости, считая это искусством избранных. «10 важнейших требований…» явились, по сути дела, популярным переложением труда Ван Цзунъюэ, истинный смысл которого к началу XX века уже с трудом понимался поклонниками тайцзицюань. Важнейшая мысль этого краткого труда — достижение гармоничного сочетания внешнего и внутреннего, воспитание физического тела и «сокровенной природы» в человеке: «Внешнее и внутреннее взаимосочетаются — тренировка в тайцзицюань заключена в упражнениях духа, поэтому и говорится: «Дух — хозяин, а тело — слуга». Очищенный дух может подняться вверх, двигаясь естественно и легко. Приемы не должны носить чисто внешний характер, они лишь выявляют пустое и полное, открытое и закрытое. Так называемое «раскрытие» — это не только разведение рук и ног, но сердце и воля также должны раскрываться. Так называемое «соединение» заключено не только в том, что руки и ноги должны сдвигаться, но дух и воля также должны соединяться в гармонии. Если сумеешь сочетать воедино внутреннее и внешнее, то станешь целостен и неразрывен».[133]

В этом и заключалось то эфемерно легкое, почти незаметное, но крайне существенное в тайцзицюань — обнаружение за каждым внешним движением самотрансформаций духа и наполнение каждого жеста своим волевым импульсом. Ян Чэнфу видел в каждом приеме тайцзицюань стимул для внутреннего движения, а следовательно и переноса плавной непрерывности движений комплекса на цельность и неразрывность внутренней природы человека. В этом же коренилась и суть использования тайцзицюань как части боевого искусства. Сам Ян Чэнфу объяснял, что «тайцзицюань — это искусство, где сила кроется в мягких движениях, словно железная рука в мягкой перчатке или игла в клубке ваты».[134]

Направление Ян Чэнфу стало называться «большой ветвью» (дацзя) и сегодня считается классическим для школы Ян тайцзицюань. Его комплекс включает 85 форм, выполняется около 20 минут, и именно на его основе позже был создан самый популярный «упрощенный тайцзицюань» в 24 формы.

Каждое движение стиля Ян сочетало в себе прямую и дугу, фактически — инь и ян, причем «в прямой должна содержаться дуга, в дуге должна содержаться прямая». Начало одного движения заключалось в другом, и все они нанизывались на эту шелковую нить. Ян Чэнфу учил «соединять движения без разрывов», не использовать физическую силу, но использовать исключительно свой волевой импульс. Принцип шелковой нити, или нити тутового шелкопряда, пришел в школу Ян из школы Чэнь. В каждый момент движения человек должен ощущать эту шелковую нить как особый тип внутреннего натяжения (но не напряжения!). Сам момент натяжения соответствует открытию каналов-цзиньло и циркуляции по ним ци. Лишь присутствие в каждом моменте жизни этого волевого импульса могло связать все движения в единую нить. Даже в обыденной жизни выполнение комплекса мастером тайцзицюань было удивительно целостно в потоке его сознания. Эта нить энергетизирует внешне мягкие движения, или, как учили мастера тайцзицюань, «за мягкими зубами есть твердые зубы». Внутренняя нить колеблется в плавных движениях, она то растягивается, то вновь собирается в клубок, что соответствует переходу пустого — наполненного, концентрации и отдачи, закрытого и открытого. «Когда сумеешь разделить пустое и наполненное, то легкий дух будет двигаться без малейших усилий», — учил Ян Чэнфу.[135] Ян Чэнфу впервые полно и четко описал базовые принципы тайцзицюань — расслабление, успокоение сознания, методы внешней и внутренней координации, объяснил реализацию смысла пустого и наполненного.

Ян Чэнфу был весьма колоритной фигурой: огромного роста и немалого веса, он никогда не наносил ударов. Легким, почти незаметным толчком он отправлял противника на землю. Популярность его была невероятна и превзошла славу многих мастеров того времени. К тому же школа Ян стала развиваться по пути открытой, светской традиции, это была одна из немногих народных школ, которая вынесла свои внутренние принципы на широкую публику. Долгое время Ян Чэнфу вел занятия в Пекине, а в 1928 году его пригласили преподавать тайцзицюань в Нанкине, Шанхае, Ханчжоу, Гуанчжоу и Ханькоу. Таким образом, стиль Ян начинает завоевывать всекитайскую популярность.

Вместе с Ян Чэнфу активное преподавание вел его старший брат Ян Шаохоу (1862–1930), причем в мастерстве он ничуть не уступал своему именитому родственнику. Ян Шаохоу преподавал практически ту же форму тайцзицюань, но сделал стойки выше, благодаря чему передвижения стали более легкими и подвижными. Он возвращается к древней традиции внутренних стилей — контролю над противником путем воздействия на болевые точки, широко использует быстрые переходы и даже прыжки. Его школа изобилует захватами и заломами, неожиданными разворотами корпуса и бросками противника. Примечательно, что сами движения, методы и даже живое выражение лица Ян Шаохоу были такими, что скопировать их было просто невозможно. Из-за этого его школа, которая в ряде аспектов была сильнее классической школы Ян Чэнфу, не прижилась. Столичной публике нужно было что-то сравнительно простое и доступное.

В 1925 году Ян Чэнфу вместе со своими учениками издает первое пособие по тайцзицюань с фотографиями, где 130-килограммовый мастер показывает комплекс туйшоу. В 1934 году другой его ученик, Чжэн Маньцин, издает еще более обширное пособие, в котором также фотографировался сам Ян Чэнфу. Эти книги опередили издание пособий по всем другим стилям тайцзицюань, и школа Ян становится, таким образом, самой популярной в Пекине, а позже — и во всем Китае.

С некоторых пор искреннее восхищение всех жителей деревни Чэньцзягоу стал вызывать невысокий крепкий юноша, отличавшийся тем, что ежедневно делал десять раз полный комплекс тайцзи каждые утро, день и вечер. Никто даже из опытных последователей школы не мог повторить этого. Звали юношу Чэнь Факэ (1887–1957), и ему суждено было стать величайшим мастером тайцзицюань за всю историю клана Чэнь. Даже когда солнце ярко палило над головой и другие ученики прятались в доме, Чэнь Факэ продолжал заниматься и даже извлекал выгоду из этого: глядя на свою тень под солнцем, он корректировал позиции. В конце концов он довел количество повторений комплекса до ста в день.

Уже в юношестве он овладел удивительным мастерством резкого, короткого выброса силы. Достаточно ему было несильно толкнуть плечом, как человек отлетал на несколько метров. Уже в 20 лет он побеждает на турнире по саньда в уезде, и о нем начинают с уважением говорить даже недоброжелатели школы Чэней.

Наконец, слава Чэнь Факэ достигает ушей местного правителя Хань Фуцзюя. Он приглашает молодого Чэня занять высокий пост старшего инструктора по ушу, но тот отказывается. Правитель был взбешен этим: отказаться от столь почетной и многообещающей должности было равносильно невежливости. Дабы проучить юношу, Хань Фуцзюй приказал одному из воинов собственной охраны припугнуть того. Воин не долго думая подошел к Чэнь Факэ и приставил ему к горлу копье. Но внезапно Чэнь резко пригнулся и, используя принцип «скрученного» движения из семейного стиля, перехватил копье и несильно толкнул тупым его концом воина в грудь. Профессиональный воин отлетел на три метра и растянулся на земле. Тогда Хань Фуцзюй предложил Чэню другое испытание: сумеет ли тот уклониться от ударов меча, не выходя из очерченного на земле круга и заложив руки за спину? Чэнь не только ушел от всех ударов мечом, но и выбил ногой оружие из рук нападающего!

В 1929 году Чэнь Факэ приезжает по приглашению племянника в Пекин для преподавания своей школы. Сразу же по приезде Чэню пришлось неоднократно доказывать свое мастерство, так как многие титулованные столичные мастера не могли согласиться с тем, что какой-то человек из небольшой деревушки Чэньцзягоу способен овладеть премудростями ушу лучше, чем многие профессиональные воины, да к тому же использовать в поединке какой-то малоизвестный, но весьма эффективный стиль.

Приезд Чэнь Факэ первоначально многие восприняли без энтузиазма Движения новоявленного мастера казались странными, несколько дергаными. К тому же наибольшей популярностью в ту пору пользовалась школа Ян. К ее виду успела привыкнуть вся аристократия, ее поддерживали ведущие мастера боевых искусств, и именно ее считали «истинным тайцзи». Это породило даже забавный парадокс, смысл которого один из мастеров тайцзицюань Ян Цзичжи (1886–1965) выразил так: «Кто мог ожидать, что кулачное искусство семьи Чэнь из Северной Хэнани станет известно благодаря семейству Ян из Южного Хэбэя?»[136] Это был явный и весьма едкий намек на то, что стиль Ян — более молодой и в принципе производный от стиля Чэнь — стал многократно более распространен, нежели стиль-прародитель.

Однако лишь направление Чэней («старая ветвь») сохраняло свои непосредственно-прикладные черты. Чэнь Факэ, например, активно использовал нажимы на болевые точки, многочисленные заломы суставов, броски, то есть многое из того, что в других стилях уже не практиковалось. Сохранил Чэнь Факэ и удивительное искусство энергетического обездвижения соперника, побеждая его лишь одним своим внутренним воздействием.

Одними из первых к Чэнь Факэ после его прибытия в Пекин пришли три брата Ли, решив проверить новоявленного мастера. Проверка закончилась на удивление быстро: старшего Ли Чэнь Факэ несильным толчком выкинул через окно во двор, остальные братья разумно решили ретироваться. Этот забавный инцидент послужил росту популярности Чэнь Факэ, а о его необычном стиле заговорили в кругах самых искушенных знатоков ушу и творческой элиты столицы.

Правда, желание некоторых бойцов испытать Чэня после этого не уменьшилось. Теперь вызов на поединок ему бросили сам руководитель Пекинского центра ушу Сюй Юйшэн, 100-килограммовый мастер багуачжан Ли Цзяньхуа и ряд других известных мастеров. Все они проиграли ему и в конце концов признали бесспорное первенство Чэнь Факэ в жизни пекинского ушу. А его ученики подарили ему огромный серебряный кубок с надписью: «Величайшему в тайцзи».

Если в ту эпоху стиль Ян широко пропагандировал свою оздоровительную направленность, то Чэнь Факэ неизменно придерживался старой традиции, демонстрируя, что тайцзицюань в его исконном виде ничуть не утратил боевой направленности. Например, однажды Чэнь принимал участие в обсуждении правил соревнований по ушу, которые должны состояться в Пекине. Сюй Юйшэн, главный судья соревнований, предлагал ограничить время поединков 15 минутами, но Чэнь утверждал, что этого слишком много, и достаточно лишь досчитать до трех, как уже можно определить победителя. Присутствующие сильно сомневались в возможности столь кратковременного поединка, и тогда Чэнь Факэ решил доказать это простейшим способом. Он попросил старшего тренера по ушу Северокитайского университета Ли Цзяньхуа, весившего более ста килограммов, помочь ему. Ли был известным знатоком стиля багуачжан, но лишь он успел сделать первое движение, двинувшись на Чэнь Факэ, как тот слегка повернул корпус, парировал удар Ли и отбросил гиганта в сторону. Ли оторвался от земли сантиметров на тридцать и влетел в стену спортивного зала. Правда, неизвестно, стали ли после этого проводиться поединки «на три счета», но в боевых возможностях стиля Чэнь тайцзицюань и лично Чэнь Факэ уже никто не сомневался.

Характерно и другое: Чэнь Факэ уделял основное внимание не выполнению комплексов, рассматривая их как начальную стадию занятий, а парным упражнениям туйшоу. Хотя в то время туйшоу стало неотъемлемой частью всех стилей тайцзицюань, однако лишь в направлении Чэней оно сохраняло свои непосредственно прикладные черты. Чэнь Факэ, например, активно использовал нажимы на болевые точки, многочисленные заломы суставов, броски — то есть многое из того, что в других стилях уже не практиковалось. Сохранил Чэнь Факэ и удивительное искусство энергетического обездвижения соперника, побеждая его лишь одним своим внутренним воздействием.

Как-то раз Чэня вызвал на поединок известный мастер по борьбе шуайцзяо Шэнь Сань. Их поединок удивил многих, наблюдавших его со стороны. Чэнь Факэ поднял обе руки перед собой, и Шэнь Сань тут же захватил их. Не двигаясь, бойцы постояли друг перед другом несколько секунд, затем рассмеялись и разошлись в стороны. В ответ на просьбу объяснить сущность этой необычной схватки Шэнь Сань сказал: «Мастер Чэнь — не только блестящий знаток ушу, но и добродетельный человек. Мастер Чэнь позволил мне захватать его руки, я попытался воспользоваться этим моментом, но так и не смог. Тогда я захотел поднять мою ногу, но понял, что и этого не смогу сделать. И тут я осознал, что мастер Чэнь намного лучше, чем я. Более того, мастер Чэнь не только не сбил меня с ног, но даже ничего не сказал».[137]

Чэнь Факэ воспитал замечательных учеников, среди которых — сегодняшние патриархи «старой ветви» Чэнь тайцзицюань Фэн Чжицян (р. 1926), Гу Люйсин, Лю Жуйшань, известный историк и теоретик Тан Хао.

После народной революции Чэнь Факэ вместе с мастером Ху Яочжэнем создает Пекинское общество ушу и становится его председателем. Прекрасно чувствуя распространение тенденции новой власти к «огосударствлению» и подчинению себе системы ушу, вплоть до ее полной реформации, Чэнь торопился осуществить свои планы, но ему не хватило времени. В 1957 году в возрасте 70 лет он скоропостижно скончался от какой-то болезни, а Общество вместе с началом реформы и модернизации ушу было распущено.

Третий крупный стиль тайцзицюань появился в той же местности, что и знаменитая школа семьи Ян, — в уезде Юннянь. Здесь жил выходец из многодетной семьи зажиточного чиновника У Юйсян. Все его родственники издавна практиковали некий семейный стиль без названия. У Юйсян с детства хотел найти известного мастера, который показал бы ему «истинное» ушу. Неоднократно он обращался за помощью к местным учителям, но чего-либо принципиально нового так и не узнал — практически во всех школах этой местности обучение было стандартизировано, везде встречались однотипные удары, блоки, комплексы. Да и сам У Юйсян не мог четко сформулировать, какого «чудесного» мастерства он добивается. Начав еще в юношеском возрасте занятия боевыми искусствами, он вряд ли мог предположить, что о настоящем ушу узнает, когда ему минет 38 лет.

Однажды до У Юйсяна дошла молва, что совсем рядом, в его же уезде, тогда еще малоизвестный учитель Ян Лучань открыл кумирню Великой гармонии и начал преподавание некоего необычного стиля, основанного на медленных округлых движениях. Ходили слухи, что Ян Лучань базировал свой стиль лишь на преподавании одного комплекса, но зато мог часами рассказывать о духовных тонкостях ушу. У Юйсян вместе со своими двумя братьями не раздумывая отправился к Ян Лучаню и попросился к нему в ученики. Ян Лучань, вероятно, увидел в юноше задатки будущего мастера, к тому же они были выходцами из одной местности, и он не стал возражать.

В школе Ян Лучаня У Юйсян сталкивается совсем с иным ушу, оно не было лучше или хуже тех направлений, которые он изучал, — это ушу было типологически другим. Именно здесь У Юйсян встречает принцип символического движения. Примечательно, что у Ян Лучаня У Юйсян изучал не стиль семьи Ян, а «старую ветвь» стиля семьи Чэнь. Отдельного стиля Ян еще не существовало, и тайцзицюань (кстати, тогда этот стиль не имел такого названия) имел совсем иной вид. Дело заключалось не столько в технике движений, в которой сочетались в равной степени как быстрое, так и медленное исполнение форм, но прежде всего в самой сути этого стиля. Отметим самое главное: глубокой философско-духовной направленности тайцзицюань еще не существовало, не было глубокого осмысления символической сути движений как перехода инь-ян, как выражения самопоглощающей пустоты Дао, и много другого. Короче говоря, тайцзицюань как внутреннего стиля тогда еще не существовало. Это может звучать довольно непривычно, ведь, по традиционным версиям, именно Ян Лучань положил начало «истинной традиции» школы Ян тайцзицюань, да и вообще переосмыслил весь тайцзицюань. Но факт остается фактом: до У Юйсяна никакой теории тайцзицюань не существовало, а концепция Ян Лучаня сложилась позже под влиянием теоретических построений своего бывшего ученика.

У Юйсян, человек, которому было суждено дать новое направление всей теории тайцзицюань, за два года сумел под руководством Ян Лучаня целиком овладеть полным комплексом «старой ветви» стиля Чэнь. Он уже считался официальным преемником Ян Лучаня, как очередной поворот в жизни У Юйсяна изменил его судьбу, а вместе с ней и судьбу тайцзицюань.

Старший брат У Юйсяна У Дэцин (1800–1884), также большой знаток ушу, избравший себе карьеру военного, в 1852 году был направлен на место начальника уезда Уян в Хэнани. У Юйсян немедля собирается в дорогу вместе с братом, тайно лелея мысль по дороге повидать знаменитого мастера Чэнь Чансина из Чэньцзягоу, о котором он много слышал от Ян Лучаня. Но его постигло разочарование: по дороге кто-то рассказал У Юйсяну, что Чэнь Чансин в свои 82 года уже прекратил преподавание и никого не принимает. У Юйсян уже готов был смириться с мыслью, что его поездка оказалась напрасной, но тут в городишке Чжаобаочжэнь, через который пролегал путь двух братьев У, он повстречал мастера из семьи Чэнь по имени Чэнь Цинпин, руководителя направления чжаобаоцзя, основанного на движениях с малой амплитудой. Первоначально Чэнь решительно отказался обучать У Юйсяна, но затем вспомнил, что учитель У Юйсяна Ян Лучань тренировался в семье Чэнь, поэтому У Юйсян был милостиво принят в ученики. Теперь предметом его тренировок стала «новая ветвь» стиля Чэнь (синьцзя), которой он овладевает меньше чем за месяц.

Через некоторое время У Юйсян гордо объявил брату: «Сегодня я уже глубоко постиг принципы семьи Чэнь, и все это благодаря моему упорному труду».[138] Но его путь только начинался, и, как оказалось, одной пустячной покупке было суждено изменить судьбу целого направления ушу.

Как то раз У Дэцин, зайдя в соляную лавку, обратил внимание на малопонятный рукописный трактат, который довольно необычным образом рассказывал об ушу. Трактат был невелик, но изящен своим слогом, и У Дэцин решил преподнести его в подарок своему брату. Рукопись оказалась впоследствии самым знаменитым трактатом по тайцзицюань, принадлежащим кисти Ван Цзунъюэ, который потомки назвали «Рассуждения о тайцзицюань» («Тайцзицюань лунь»). Правда, собственно о тайцзицюань там не говорилось, и вряд ли даже Ван Цзунъюэ предполагал, что его трактат будет использован для теоретического осмысления этого стиля, но, так или иначе, в руках У Юйсяна оказался удивительный мистический трактат, передающий истинные экстатические глубины сознания мастера ушу. У Юйсян был настолько потрясен этим трактатом, что, как гласит одна история, развесил цитаты из него по стенам своей комнаты и по нескольку раз в день вслух перечитывал их.

Столь большая работа над принципами тайцзицюань приводит У Юйсяна к созданию нового направления, которое по своей форме не было похоже ни на «старую» и «новую» ветви стиля Чэнь, ни на «большие» и «малое» направления стиля Ян. Школа У Юйсяна отличалась своеобразием в движениях — они были крайне узкими, неширокими, создавалось впечатление, что мастер выполняет их с особенной осторожностью, даже бережностью. Глубина мысли У Юйсяна придала несколько иное направление самим формам тайцзицюань, они полностью превращаются в символическое движение, постепенное, бережное и осторожное пестование внутреннего ци. Боевое мастерство достигалось уже не просто за счет рационального блока или удара, но за счет именно внутреннего энергетического усилия.

У Юйсян учил, что исток каждого движения «должен начинаться в сердце и лишь затем откликаться в теле… Движение способствует тому, чтобы ци шло вдоль спины и густым потоком проникало в позвоночник, для чего и нужен покой. Внутри необходимо укреплять очищенный дух, а снаружи надо обрести умиротворенно-блаженный вид. Делай шаг вперед, будто двигается кошка, начинай усилие, будто разматываешь шелковую нить».[139]

Умиротворенно-блаженный, беззаботный (аньи) вид мастера тайцзицюань, о котором говорит У Юйсян, непосредственно соотносится с идеалом даосского «истинного человека», так что в этом цель тайцзицюань совпадала со стремлением достигнуть «пустого, светлого и чистого состояния». Примечательно, что У Юйсян в качестве кардинального принципа своей работы выдвинул не управление циркуляцией ци, но обретение запредельного спокойствия духа, в котором и заключается секрет рождения волевого импульса, творческого посыла к любой деятельности и даже мысли. «Воля всего тела заключена в концентрации духа, но отнюдь не в ци. Если же она заключена в ци, то может произойти закупорка. Обладающий ци не имеет силы (не использует силу. — А. М.), не обладающий ци — абсолютно жёсток».

Направление У тайцзицюань многим казалось слишком сложным: узкие, очень осторожные движения, многочисленные переборы руками затрудняли обучение, в то время как народ с большим интересом шел в обучение к семье Ян, к тому же чисто зрелищно этот стиль казался более красивым. Мало кто понимал, что в то время лишь в школе У существовала действительно глубокая теория тайцзицюань как внутреннего стиля, направленная не столько на боевую практику и оздоровление, сколько на эзотерическое осмысление вселенских процессов, их символическое воспроизведение через формы ушу. Учеников в школе У было немного, да и большинство из них было привлечено фантастическим боевым мастерством выдающегося представителя школы Ли Еюя.