Распознавание образов Гибсон Уильям
А Доротея знает.
Кейс на негнущихся ногах подходит к двери, берется за ручку, оглядывается.
– До свидания, Бернард. До свидания, Доротея.
Стоунстрит выглядит озадаченным.
Доротея светится от радости.
К этому часу энергичная толпа на улицах Сохо рассосалась. Машина, слава богу, уже стоит у входа.
На подъезде к Парквею Кейс берется за кошелек, чтобы расплатиться с водителем, но вспоминает, что это машина «Синего муравья».
Открыть подъезд. Подняться по лестнице, перешагивая через две ступеньки. Приготовить черные немецкие ключи.
К дверной ручке привязан жирный Мишлен, сделанный из белого фетра. Подвешен за горло на черном шнурке.
Кейс начинает кричать. Берет себя в руки. Закрывает рот ладонью.
Вдох, выдох.
– Он получил утку в лицо на скорости двести пятьдесят узлов.
Черный волосок на месте. Пудру с ручки, разумеется, смахнули, но периметр по-прежнему в безопасности.
Кейс старается не глядеть на чудовище, прикрученное к двери. Это просто кукла. Обычная кукла. Немецкий ключ вонзается в замок.
Зайти внутрь, запереть дверь, накинуть цепочку.
Дребезжит телефон.
Она вскрикивает.
После третьего звонка поднимает трубку:
– Але?
– Это Хьюберт.
– Хьюберт?..
– Конечно, кто же еще. Итак?
– Что, «итак»?
– Утро вечера мудренее.
Кейс открывает рот, но слова застревают в горле.
– Вы подписались под эмблемой Хайнца, – продолжает он. – Значит, дело сделано. Поздравляю.
В трубке слышен приглушенный звук рояля. Фоновая музыка коктейльного зала. Сколько сейчас времени в Нью-Йорке?
– Я собираю чемоданы, Хьюберт. Беру такси в Хитроу, потом первым же рейсом домой.
Наконец-то озвучено то, чего она хочет больше всего на свете.
– Замечательно. Значит, мы можем все обсудить, как только вы прибудете.
– Вообще-то я лечу в Париж.
– Париж? Ладно. Я там буду завтра утром. Мой клиент как раз должен мне один полет на «Гольфстриме»[14]. Заодно и долг получу.
– Послушайте, Хьюберт, тут нечего обсуждать. Я все сказала в субботу.
– Вы помирились с Доротеей?
Он меняет тему разговора.
– Вы меняете тему, Хьюберт.
– Бернарду показалось, что вам стало плохо при виде нового дизайна.
– Вы опять меняете тему. Буду ли я на вас работать, искать автора фрагментов? Нет, не буду.
– Почему?
Вопрос ставит ее в тупик. Потому что Бигенд ей несимпатичен? Потому что она ему не доверяет? Потому что ей не интересно, откуда берутся фрагменты, кто их делает и зачем? Это последнее неправда: ей очень хочется узнать правду об источнике чуда, как и любому фрагментщику. Достаточно зайти на Ф:Ф:Ф, чтобы в этом убедиться. Но все дело в том, что слова «фрагменты» и «Бигенд» в одном предложении смотрятся весьма неприятно и пугающе. Не Бигенд-человек, неправильно надевающий ковбойскую шляпу, а Бигенд-сила, стоящая за «Синим муравьем». Бигенд, бесспорный гений своей профессии, открыватель новых путей.
– Я хочу вас кое с кем познакомить, – говорит он. – По моей просьбе этот человек пришел в офис сегодня утром. Бернард должен был устроить так, чтобы вы вместе пообедали. Но вы ушли слишком быстро.
– Познакомить? С кем, для чего?
– Он американец, по имени Бун Чу.
– Бунчу?
– Два разных слова, Бун Чу. Думаю, вы с ним отлично сработаетесь. Я хочу, чтоб вы просто поболтали.
– Хьюберт, ну как вам еще объяснить? Это бесполезно! Мне совершенно не интересно...
– Он сейчас на другой линии. Бун, вы слышите нас? Где вы находитесь?
– На выходе из Камденского туннеля, – жизнерадостно откликается мужской американский голос. – Смотрю на вывеску «Вирджин».
– Вот видите, – говорит Бигенд, – он совсем рядом.
– Дальше по Парквею, да? – уточняет американский голос. – Прямо вверх, от станции?
– Хьюберт, в самом деле, это бессмысленно...
– Я вас прошу, – говорит Бигенд. – Поговорите с Буном. Что вы теряете? Если вас не зацепит, полетите в свой Париж.
Что он имеет в виду? Что значит «зацепит»?
– Каникулы за счет «Синего муравья», – продолжает он. – Я распоряжусь, чтобы вам забронировали гостиницу. В качестве премии за консультацию по дизайну «Х и П». Мы с самого начала знали, что можем на вас положиться. Наш клиент готов перейти на новую эмблему уже весной. Да, кстати, для вас снова будет работа: предстоит утвердить варианты для каждого конкретного продукта.
Он снова применяет этот трюк. Кейс уже начинает думать, что будет проще встретиться с этим Буном, а потом поехать в аэропорт. А в Нью-Йорке она всегда сможет избежать Бигенда.
– Он все еще на линии, Хьюберт?
– Да-да, – отзывается американский голос. – Я на Парквее.
– Звоните два раза, – говорит Кейс и дает номер дома и квартиры.
Повесив трубку, она идет на кухню и вооружается новеньким немецким ножом и черным мусорным пакетом. Мусорный вкладыш, как их здесь называют. Кейс открывает входную дверь. Это все еще висит на ручке. Стиснув зубы, она одевает его в черный пластик, потом ножом перерезает шнурок. Это падает в мешок. Кейс оставляет мешок за порогом, идет на кухню, кладет нож в ящик. Потом возвращается к двери. Глубокий вдох. Выйдя за порог, она нашаривает ключ на шее, запирает замок. Осторожно поднимает черный пакет. Это теперь лежит внутри, словно дохлая крыса, только не такая тяжелая. Кейс спускается вниз и оставляет мешок на площадке, за кипой старых журналов, предназначенных на выброс. Вот и все дела. Она садится на ступеньки, прислоняется к стене и обхватывает колени руками. Узелок внутри начинает шевелиться. Кейс с раздражением чувствует, что начались месячные.
Она встает и возвращается в квартиру, чтобы об этом позаботиться. И едва успевает закончить, как дважды трещит звонок.
– А, ч-черт!..
Она сбегает по ступенькам, забыв запереть квартиру.
Все это должно занять не более минуты. Она извинится за то, что Бигенд настоял на встрече, но будет твердо стоять на своем: ни в каких проектах по поиску автора фрагментов она участвовать не будет. Просто и ясно.
Наружная дверь сделана из дуба и выкрашена белой эмалью, которая уже пожелтела и потрескалась по краям. Глазок, должно быть, не протирали со времен Второй мировой.
Кейс отпирает дверь.
– Кейс? Здравствуйте, я Бун Чу. Рад познакомиться! – Он протягивает руку.
На нем все та же шоферская куртка, прошитая серой ниткой. Правая рука вытянута, в левой красно-коричневый чемоданчик, который привлек внимание Кейс несколько часов назад, на улице в Сохо.
– Здравствуйте, – говорит она, пожимая его руку.
11
Бун Чу
Бун Чу развалился на коричневом диване, по-ковбойски скрестив ноги.
– А вы раньше никогда не работали с «Синим муравьем»?
Его глаза сверлят, как буравчики. Типичная черта американо-китайских ботаников? Этакое интенсивное бесстыжее любопытство.
– Да, в Нью-Йорке, несколько раз, – отвечает Кейс со своего насеста за столом.
– По контракту?
– Да.
– Я тоже.
– А что вы делали?
– Настраивал компьютеры. – Он умолкает на секунду. – Сначала окончил Техасский университет, потом Гарвард. Потом открыл интернет-компанию. Которая лопнула, конечно.
По голосу не скажешь, что он огорчен. Кейс заметила: мало кто из бывших владельцев огорчается по поводу провала своих интернет-проектов. В основном они относятся к этому с циничным фатализмом, считают, что это к лучшему. Хорошо, если Бун не из их числа.
– Если ваше имя набрать в «Гугле», то...
– То услышите громкий хлопок, какой бывает, когда лопается перспективная интернет-компания. А еще встретите кое-какие упоминания о «цивилизованном хакере». Впрочем, это все сплетни.
Он бросает взгляд на кибердевочек у стены, но ничего не спрашивает.
– А чем занималась ваша фирма?
– Сетевой безопасностью.
– Живете в Америке?
– В штате Вашингтон. У меня земельный участок на острове Оркас. Небольшой пятачок и часть горного склона. И кузов от трейлера «Аэрострим» пятьдесят первого года, подпертый шпалами. Все держится на плесени и еще на какой-то дряни, которая окисляет алюминий. Я давно собираюсь построить дом, да жалко портить вид на скалу.
– И это ваша постоянная база?
– Моя база вот. – Он пинает ногой свой антикварный чемоданчик. – А вы где живете, Кейс?
– В Западном Манхэттене, на перекрестке Сотой и Одиннадцатой.
– Да, я знал, что вы живете в Нью-Йорке.
– Откуда?
– Нашел вас в «Гугле».
На кухне начинает свистеть чайник. Кейс встает. Бун тоже встает, идет за компанию на кухню.
– Интересный желтый цвет, – комментирует он.
– Дэмиен Пиез.
– Вы о чем?
– Фамилия такая – Пиез. «Завтрак с овсянкой». Режиссер видеоклипов. Не знакомы с его работами?
– Так сразу не вспомню.
– Это его квартира. Бун, а что вам предложил Бигенд?
– Партнерство, как он выразился, – говорит Бун, и Кейс чувствует, что он внимательно следит за ее реакцией. – Хотя я не вполне понял, что он имеет в виду. Он хочет, чтобы я работал с вами. Мы должны найти человека, который выкладывает видеоклипы в интернет. Все расходы будут покрыты; насчет гонорара я еще не говорил.
Волосы у него плотные, жесткие, типичная китайская щетка. Лицо чуть вытянутое, изначально женственное, но впоследствии, должно быть, закалившееся в передрягах, которых наверняка хватало в жизни китайского мальчика по имени Бун, выросшего в американском городке под названием Тулса.
– Он вам объяснил, почему мы должны работать вместе? И вообще, зачем ему нужна я? – Кейс кладет в заварник пакетики так называемого чая, заливает кипятком. – Извините, забыла спросить: может, вам кофе?
– Нет, пусть будет чай.
Бун подходит к раковине и начинает мыть стоящие там кружки. Что-то в его движениях напоминает повара, с которым Кейс одно время встречалась. Тот так же сноровисто складывал полотенце перед тем, как вытереть посуду.
– Бигенд сказал, что не хочет изобретать велосипед. – Бун ставит чашки на стол. – Сказал, что если кто и сможет вычислить, откуда берутся эти обрывки, так это вы.
– А ваша роль какая?
– Я должен вам помогать. Вы даете идею, я воплощаю ее в жизнь.
Кейс смотрит на него:
– А вы уверены, что справитесь?
– Конечно, я не всесилен, но пригодиться могу. Как говорится, практик-ассистент широкого профиля.
Кейс разливает чай в кружки.
– А сами вы хотите это делать?
Он выуживает пакет так называемого чая, нюхает его.
– Что это такое?
– Не знаю. Нашла у Дэмиена в шкафу. Кажется, чай без кофеина.
Бун дует на кружку, осторожно пробует, морщится:
– Горячо.
– Ну так как? Вы хотите это делать?
Он держит кружку у рта, смотрит на Кейс сквозь ленточки пара.
– Честно говоря, пока не решил. – Он опускает кружку. – Это интересная задача, теоретически. Насколько мы знаем, с ней никто еще не справился. Время у меня сейчас есть. А у Бигенда есть деньги, которые он готов потратить.
– Это ваши «за»?
Он кивает, делает глоток, снова морщится.
– Да. А против в общем-то одно: Бигенд. Такие вещи трудно сопоставить, правда?
Бун подходит к окну и, похоже, смотрит на улицу. Потом показывает на круглый прозрачный вентилятор, который вмонтирован в верхнюю панель одной из створок:
– У нас таких нет. А здесь они везде, во всех окнах. Непонятно, зачем они вообще нужны.
– Эффект зазеркалья, – отвечает Кейс.
– Зазеркалья?
– Разные мелкие отличия.
– Для меня зазеркалье – это Бангкок. Все чужое, азиатское. А здесь практически все, как у нас.
– Нет, не все, – возражает Кейс. – Вы же заметили вентилятор. Это местная английская вещь, они его сами изобрели, разработали конструкцию. И скорее всего здесь же изготовили. Британия всегда была индустриальной страной. Зайдите в магазин, купите ножницы – это наверняка будут английские ножницы. Они здесь все делают сами. А цены на импорт всегда искусственно завышали, чтобы ничего не ввозить. В Японии та же ситуация – там каждая мелочь, каждый шурупчик местного производства.
– Да, я понимаю, о чем вы говорите. Но знаете, такое положение долго не продержится. Сейчас все бигенды мира над этим работают: над стиранием границ. Скоро уже не останется таких зеркал, за которые можно будет убежать. – Бун смотрит ей в глаза. – По крайней мере в смысле мелочей и шурупчиков.
Они несут кружки в гостиную, садятся на старые места.
– А вы? – спрашивает Бун. – Что вы думаете о Бигенде?
Кейс не может понять, зачем она вообще продолжает этот разговор. Наверное, из-за мимолетной утренней встречи в толпе, которую Бун не помнит. Или только делает вид, что не помнит. Это идет вразрез с концепцией урбанистической разобщенности: сначала сталкиваешься со случайным прохожим, которого наверняка больше никогда не увидишь, а потом он снова появляется в твоей жизни.
– Хьюберт Бигенд – умный человек, – отвечает она. – Но он мне не очень симпатичен.
– Почему?
– Ну, мне не нравится, как он себя ведет. Как обращается с людьми. Трудно объяснить. Какая-то смутная неприязнь. Конечно, этого мало, чтобы отказаться от контрактов с его фирмой. Однако работать на него лично...
Кейс тут же жалеет, что проговорилась. Она ведь совсем не знает этого человека. Что, если он сейчас пойдет к Бигенду и обо всем доложит?
Бун сидит на диване, обхватив кружку длинными пальцами и глядя на Кейс.
– Бигенд может позволить себе покупать людей, – говорит он. – Я, конечно, не хочу превратиться в один из ключиков на его цепочке. Но речь идет о больших деньгах, у меня нет иммунитета к таким деньгам. Когда моя фирма стала разваливаться, я вынужден был делать некоторые вещи, о которых теперь жалею.
Кейс смотрит на него. Это правда, или он просто рисуется?
Бун хмурится и спрашивает:
– Как вы считаете, зачем это ему надо?
– Он думает, что сможет превратить фрагменты в товар.
– Да, а потом в деньги. – Бун ставит кружку на ковер.
– Он говорит, это не из-за денег. А из стремления к совершенству.
– Ну да, конечно. Деньги – побочный эффект. Очень удобная позиция. Позволяет ему темнить насчет нашего гонорара.
– Но если бы он впрямую назвал цену – ведь это было бы уже не так интересно! Если он точно скажет, сколько заплатит, то мы получим обычный контракт. А он играет на более глубоких вещах.
– И ведет себя так, как будто уже все решено.
– Да, я заметила. И что, вам хочется ему подыгрывать?
– Если сейчас не подыграть, то никогда не докопаешься до сути, – отвечает Бун. – А я уже начал, я уже влез в это дело.
– Вот как? Уже?
– Ну да, много ли надо. Мне достаточно вот этого, – он кивает в сторону своего чемоданчика, – чтобы начать работать. Правда, результат пока нулевой.
– А что у вас в чемодане?
Бун кладет чемоданчик на колени, щелкает замками. Внутри все выстелено серой губкой; в центральном углублении покоится металлический прямоугольник, по бокам разложены шнуры, три мобильных телефона и большая универсальная отвертка. Один из телефонов одет в яркий пятнистый чехольчик.
– Что это? – Кейс показывает на пятнистый телефон.
– Это из Японии.
– Что, и отвертка нужна?
– Конечно! Без нее ни шагу.
В это она почему-то сразу верит.
Они едят китайскую лапшу в паназиатском ресторане на Парквее. Полированные деревянные панели, керамические миски. Бун самозабвенно рассуждает о технических вещах, о разрешении. Даже признанному ветерану Ф:Ф:Ф интересно послушать мнение свежего человека.
– Все фрагменты обладают одинаковым разрешением, очень высоким. Чтобы хватило для проекции на большой экран. Вся видеоинформация, все детали, размер зерна – все это здесь есть. Видеоматериал с меньшим разрешением невозможно увеличить, чтобы одновременно сохранилась четкость. Если фильм смоделирован на компьютере, то всю эту мелкую физику нужно добавлять руками. – Бун поднимает палочки. – Слышали что-нибудь о рендер-фермах? – Он забрасывает лапшу в рот, начинает жевать.
– Нет.
Он глотает, кладет палочки на стол.
– Огромный зал, масса компьютеров, множество людей. Обрабатывают видеоматериал вручную, кадр за кадром. Очень трудоемкий процесс. Шекспировские обезьяны, которых заставили вкалывать по плану. Рендеринг – это окончательный обсчет цифрового видеоматериала. Очень дорогая штука, требует серьезных вычислительных ресурсов, рабочей силы. Это практически невозможно осуществить втайне, особенно в данной ситуации. Нужны корпоративные средства безопасности, иначе кто-нибудь обязательно проговорится. Представьте, куча людей сидят и ковыряются в вашем видео, разбирают по пикселям. Добавляют детали. Делают волосы. Волосы – это вообще кошмар. А получают за труд гроши.
– То есть гипотеза о «Кубрике-самоучке» не работает?
– Ну, если только у него есть доступ к технологии, которая сегодня считается несуществующей. Если допустить, что фрагменты сделаны на компьютере, то автор либо изобрел принципиально новую концепцию создания цифровой графики, либо у него есть засекреченная рендер-ферма. Если отмести первую возможность, что у нас остается?
– Остается Голливуд.
– Правильно. Только в более широком, глобалистском смысле. Сейчас вы можете создавать компьютерную графику в Голливуде, а обсчитывать ее будут в Нью-Йорке или в Новой Зеландии. Или в том же Голливуде. В любом случае это останется серьезным производством. А на производстве люди общаются, говорят. Учитывая уровень интереса к фрагментам, потребуются крайние меры безопасности, чтобы избежать утечек.
– Получается уже не «Кубрик-самоучка», а какой-то «Спилберг-инкогнито». То есть фрагменты создают люди, которые сидят на олимпе киноиндустрии. В их распоряжении находятся неограниченные ресурсы. Эти люди зачем-то производят весьма необычный продукт и распространяют его весьма необычным путем. Сохраняя строжайшую секретность.
– Вы в это верите?
– Не очень.
– Почему?
– Сколько времени вы провели, просматривая фрагменты?
– Не так уж много.
– И какое чувство у вас возникло?
Бун смотрит на миску с лапшой, потом на Кейс.
– Пожалуй, чувство одиночества.
– Многие считают, что со временем чем больше появляется новых фрагментов, тем глубже, полифоничнее от них впечатление. Словно все куда-то движется, и вот-вот случится нечто... радикальное, когда все круто изменится. – Кейс пожимает плечами. – Это трудно объяснить, но если погрузиться, то постепенно начинаешь чувствовать нагнетание. Удивительно мощный эффект, если учесть столь незначительный объем видеоматериала. Я просто не верю, чтобы кто-то из теперешних кинематографистов мог такое создать. Хотя если вы походите по форумам, то увидите, что разные известные режиссеры постоянно выдвигаются на роль автора.
– Вы не думали, что все дело в повторении? Может, вы уже посмотрели фрагменты столько раз, что начинаете додумывать несуществующие вещи? А общение с другими фрагментщиками только усугубляет...
– Думала, конечно. Даже пыталась себя уговорить, что надо избавиться от зависимости. Но всякий раз открываю файл, и это чувство возвращается. Чувство, что стоишь на пороге... не знаю чего. Другой вселенной? Или понимания сюжета?
– Ешьте лапшу, пока не остыла. Еще успеем поговорить.
Они и вправду много говорят – прогуливаясь по Хай-стрит в сторону Камденского шлюза, мимо магазина, где Дэмиен купил новую мебель. «Юные крестоносцы» уже разошлись по домам. Бун рассказывает про детство в Оклахоме, про взлеты и падения своей фирмы, про изменения в экономике после сентябрьских терактов. Похоже, он хочет, чтобы Кейс поняла, что он за человек. Она в свою очередь рассказывает немного о своей работе, не упоминая о лежащей в ее основе аллергии.
В конце концов они оказываются на замусоренной служебной дорожке, которая идет вдоль канала. Небо наливается тревожным серым светом, как на черно-белой репродукции Тёрнера[15]. Это место напоминает Кейс о поездке в Диснейленд с родителями, когда ей было двенадцать. «Пираты Карибского моря» сломались; актеры, надев болотные сапоги поверх пиратских костюмов, сняли посетителей с аттракциона и провели через служебную дверь в огромный подземный зал с цементными стенами, забитый уродливыми механизмами, среди которых копошились чумазые рабочие, словно морлоки из «Машины времени».
Для Кейс это была трудная поездка: втайне от родителей она начала избегать Микки-Мауса, постоянно от него отворачивалась и в результате на четвертый день натерла себе шею. Впоследствии Микки-Маус почему-то перестал вызывать болезненную реакцию, но Кейс еще долго относилась к нему с подозрением.
Бун извиняется: ему надо проверить почту. Может прийти письмо, которое будет ей интересно. Присев на скамейку, он достает лэптоп, кладет его на колени. Кейс подходит к парапету и смотрит вниз, в мутную воду. Серый презерватив, похожий на медузу. Полузатонувшая пивная банка. Нечто трудноразличимое на глубине – громоздкая масса, замотанная в подвижные обрывки целлофановой пленки. Она пожимает плечами и отворачивается.
– Вот, посмотрите, – зовет Бун, поднимая голову.
Кейс пересекает служебную дорожку, садится рядом с ним. Он передает ей лэптоп. На бледном от дневного света экране она читает:
Каждый из сегментов чем-то помечен, каким-то шифром. Конкретнее сказать не могу. Формат всех меток одинаковый, однако информации в них, к сожалению, немного. Поэтому прочитать не получится. Могу только подтвердить, что иголка в этом стоге есть.
– Кто это пишет?
– Мой друг из университета «Райс». Я послал ему все сто тридцать пять сегментов, попросил посмотреть.
– Чем он занимается?
– Теоретической математикой. Считает чертей на кончике иглы. Я в этих вещах вообще не разбираюсь. Он какое-то время работал в моей фирме, занимался шифрованием данных. Еще удивлялся, что его знаниям нашлось хоть какое-то практическое применение.
Неожиданно для себя Кейс говорит:
– Это цифровой водяной знак.
Бун смотрит на нее с каким-то непонятным выражением.
– Почему вы так решили?
– В Токио живет один человек. Он утверждает, что знает некий код, который считали с фрагмента номер 78.
– Кто считал?