Умереть от любви, или Пианино для господина Ш. Дубчак Анна

– А потому что я не хочу.

– А при чем здесь, извините, вы?

– Это теперь моя квартира. Я купила ее. Сначала она, да, была государственной и все такое прочее… Но у меня была еще одна квартира, на Набережной, и ничуть не хуже этой. Вот тогда-то я и поменяла ту, что на Набережной, на эту. А вот здесь жил мой покойный муж. Он умер, оставив мне ее. И таким образом у меня получилось две квартиры на одной лестничной клетке. Знаете, очень удобно.

– И вы купили ее сразу после смерти ее бывших хозяев?

– Не купила, повторяю вам, а обменяла.

– Но с кем же вы менялись? Если хозяева погибли.

– Да здесь уже на следующий день появилась какая-то дама из исполкома и заявила мне, что это теперь ее квартира. Ну я возьми и предложи ей квартиру на Набережной. Там и лоджия большая, с чугунными решетками, и комнатка для прислуги имеется, да и трубы там только что заменили. Вот мы с этой самой, не помню уж теперь фамилию-то, женщиной и поменялись. Но я так думаю, что ей просто страшно было жить там, – Наталия Петровна махнула костлявой рукой в сторону жуковской квартиры, – все-таки такое несчастье.

– А вы-то сами были знакомы с ними?

– Конечно. Они у меня иногда стулья брали, когда к ним гости приходили. Знаете, симпатичные были люди, скажу я вам. Но я удивилась, когда узнала, что Леночка собирается на море с малышкой на руках. Я-то сама, конечно, и ездила, и летала с Лизкой на руках, ничего не боялась. Но ей все-таки сказала: «Будь осторожней». Так и сказала. Но она не послушала.

– А вещи… Вещи Жуковых… где?

– А они так в целости и сохранности и остались. Может, конечно, та женщина, что собиралась там жить, что-то и взяла, но на вид она такая интеллигентная, навряд ли украла. Я все ждала, что приедут родственники, а никто не приехал. Хотя приходил Родионов, Сережа… Я его тоже знаю, еще по консерватории, но он тоже ничего не взял. Сказал, что не может даже находиться там, где не стало Леночки. Он очень любил ее. Она же такая красавица была, пела. У них пианино стояло. Может, эта женщина его и вывезла? Я бы услышала, но мне пришлось неделю жить на даче, а потом вот как раз и объявилась эта дама. Но инструмент был старый, очень старый, и его почти невозможно было настроить.

– Наталия Петровна, вы ничего не слышали о Родионове?

– Слышала. Как же: он стал министром культуры. Достойный человек, скажу я вам. У него было, знаете, повышенное чувство ответственности, что ли. Мне рассказывали о нем только самое хорошее.

– С ним случилось несчастье. Он погиб.

– Да вы что! Ну и семейка! Просто наваждение какое-то. И что же с ним случилось?

– Его убили, а я занимаюсь расследованием. Если угодно, могу показать документ.

– Нет-нет, что вы, милочка, вы такая чудесная, я вам верю. Вы, очевидно, хотите меня о чем-нибудь расспросить, а я тут заболталась. Знаете, у меня вот здесь болит. Я понимаю, об этом не принято говорить вслух, но какой-то идиот вставил мне такой протез, что, была бы у меня палка, непременно бы поколотила его. Поэтому, с вашего позволения, я его выну, вот так. – Она ловким движением вынула вставную челюсть и положила на стол, прикрыв салфеткой, а сама же стала до такой степени уморительной, что Наталия едва удержалась, чтобы не расхохотаться. – Ну вот, теперь и поговорить можно, – прошепелявила Наталия Петровна и, состроив серьезную мину, приготовилась слушать.

– Что вы можете сказать об этой семье?

– Я же говорила, симпатичные люди. Молодые, красивые. Хотя Валентин Сергеевич был, конечно, постарше. Лет на десять, наверное. Понимаете, прошло столько времени, но я как сейчас помню Леночку. Она всегда очень хорошо одевалась, следила за собой, у нее были густые светлые волосы, а какая фигурка! Даже беременность ее не испортила. Со спины невозможно было определить, с животом она или без.

– Если я вам сейчас покажу фотографию, вы сможете ее узнать?

– А почему бы и нет? Вот только очки надену.

Бланш долго рассматривала снимок, где Елена была в обществе двух мужчин.

– Вот это – Валентин Сергеевич, а кто второй, могу только догадываться. Это не очень приятная история. Красивый молодой человек. Он приходил к ней довольно часто. А потом, знаете ли, почти переселился к ним. Я сначала думала, что они родственники, брат, например, или еще кто… Но однажды утром, было очень рано… Я уж и не знаю, говорить вам о таких вещах или нет, но раз вам это нужно… Словом, я вышла на балкон, чтобы полить цветы. Часа четыре, наверно, было. Но я всегда встаю рано. Я лучше днем посплю… Но я отвлеклась. Так вот, наши балконы, как вы понимаете, находятся на одной стороне. Они считаются нежилыми, то есть нам, жильцам, запрещено вывешивать там, к примеру, белье, чтобы не портить внешний вид города, так сказать. Но, я повторюсь, было четыре часа утра, и поэтому молодые люди не боялись, что они своим поведением как-то испортят этот самый внешний вид. И вот этот самый молодой человек, который на вашей фотокарточке, и Леночка, оба совершенно голые, как это называется сейчас, занимались любовью. Прямо на балконе. У Лены был уже месяц восьмой-девятый. Но это им не мешало. Больше того скажу: им не мешала я, которая стояла в нескольких метрах от них и смотрела, старая дура… На меня напал столбняк, что ли… Но я, признаться честно, досмотрела до конца. Замерла с лейкой и словно окаменела. Со мной-то мой муж таких вещей не проделывал. Стеснительный был очень. Вот и поплатился.

– Это как же? – находясь еще под впечатлением от услышанного, спросила Наталия.

– Как-как? Я завела себе любовника.

– Это шестнадцать лет назад?

– Ну да. Мне тогда было, дайте подсчитать…

– Семьдесят девять.

– Подождите, что вы меня путаете. Я тогда была молодая. У меня не то что любовника, у меня вообще уже таких мыслей не было. Вы что?! Это я вообще сказала, понимаете?

– Как вы думаете, Валентин Сергеевич знал об этом?

– Трудно что-либо сказать. Самое удивительное, что спустя час-полтора на балкон вышел Валентин с полотенцем на плече. Он курил на балконе.

– А какое у него было лицо?

– Задумчивое конечно же.

– Скажите, а вы не могли бы позволить мне войти туда?

– Конечно. Сейчас только ключи принесу.

Глава 6

СЮРПРИЗ В МОРОЗИЛЬНОЙ КАМЕРЕ

Квартира выглядела так, словно хозяева, уезжая, к примеру, на дачу на все лето и заботясь о том, чтобы в доме было поменьше пыли, закрыли мебель белыми простынями. Запаха почти не было. Никакого. Даже пылью не пахло. Но и человеческий дух отсутствовал полностью.

– Неужели вам не приходило в голову навести здесь порядок и пустить квартирантов. Ведь вы бы могли прилично заработать на таких хоромах. – Наталия прошла в глубь помещения, ощущая в себе острое желание сорвать с мебели этот привиденческий наряд, чтобы попытаться представить себе эту квартиру жилой.

– Возможно, так я и сделаю. Только это слишком уж хлопотно. Это же надо нанимать людей, чтобы они здесь все отмыли, почистили, шутка ли – шестнадцать лет…

«До чего же странные люди», – подумала Наталия, подходя к балконной двери.

– Вы не будете против, если я открою балкон, а заодно и все окна? Пусть свежий ветер сдует эту пыль.

– Конечно. Вы можете делать здесь все что угодно. Только бы от этого был толк.

– Мне бы хотелось поискать здесь кое-какие документы, книги, возможно, в этом случае мне удастся обнаружить хотя бы что-то, свидетельствующее о том, что Жуковы не случайно попали в опалу даже после своей смерти. Ведь согласитесь, это довольно странно: после них не осталось даже могилы…

– Я не люблю разговоры на эту тему. Тем более когда речь идет о политике.

– Политике?

– А почему бы и нет? Если вы не возражаете, то я вас оставлю. Сейчас по телевизору будет моя любимая программа, а я, знаете ли, человек азартный и стараюсь не пропустить ни одной передачи. Там они устроили что-то вроде конкурса на внимательность, так мне необходимо срочно записать…

Она ушла. Наталия стянула с мебели простыни и собрала их в одну большую серовато-белую кучу возле порога гостиной. Села в кресло и осмотрелась. Что она могла сказать о людях, которые здесь жили? Обеспеченные, молодые, красивые, если судить по многочисленным фотографиям, которыми была увешана вся стена (несколько штук, на которых были засняты Лена с Валентином и другим мужчиной, она спрятала в сумку: пригодится); интересующиеся литературой, искусством и музыкой, поскольку на книжных стеллажах она обнаружила целую коллекцию раритетных музыкальных альбомов Баха, Моцарта, Бетховена, Шопена, Шуберта, Шумана, Генделя, Вивальди… Кроме того, в спальне в шкафах было много добротной одежды, настолько универсальной, что классический ее покрой оставался актуальным и в настоящее время. И литература-то была в основном классическая. «Нейтральная», – подумала Наталия, листая толстый том Лиона Фейхтвангера. Она искала что-то особенное, то, что отличало бы эту семью от остальных, но не нашла. В квартире было пять комнат: гостиная, две спальни, детская и кабинет. В одной спальне на прикроватной тумбочке она нашла томик с комедиями Шекспира и градусник. В другой – журналы по вязанию, книжку о детском питании и прибор для сцеживания молока. Кровати в обеих спальнях были разные, но явно итальянского производства: белая и коричневая. Заправлены они были, соответственно, такого же цвета шелковыми покрывалами, огромными, спускающимися до пола. Комоды и там и здесь были забиты в основном женскими туалетными принадлежностями и бельем. Создавалось такое впечатление, словно в квартире жили две женщины. Но когда Наталия обследовала ванную комнату и обнаружила там четыре бритвенных прибора и шесть зубных щеток, она поняла, что помимо Валентина Сергеевича здесь жил, причем жил достаточно постоянно, еще один мужчина. Очевидно, тот самый брюнет, который занимался с его женой любовью на балконе…

В детской стояла белая кроватка, стол для пеленания, на котором, прикрытая простыней, как и все вещи вокруг, высилась стопка чистых и глаженых пеленок. Этот факт показался наиболее подозрительным: какая мать, отправляясь в длительное путешествие, оставит такое количество пеленок дома? Ведь тогда еще не было памперсов. Такие мелочи наводили на разного рода размышления.

В кабинете стоял письменный стол, в котором никаких документов не было вообще: только канцелярские принадлежности и пачки чистой бумаги, а сверху – печатная машинка, проигрыватель с магнитофоном и телефон. Два кресла, два мягких стула и несколько книжных полок с юридической литературой также нейтрального характера: уголовный и гражданский Кодексы да Конституция… Ну, еще зарубежные детективы.

В кухне стоял большой диван, длинный стол, на котором лежали три полотняные салфетки. Три. Три пивные кружки, три рюмки, столовый японский сервиз в розовый цветочек, ваза. Наталия открыла холодильник и почему-то совершенно не удивилась, когда обнаружила, что он работает. Она увидела запечатанную банку с консервированным горошком, несколько коробок с сухой молочной смесью, пару бутылок греческого оливкового масла и слегка сморщенный лимон. В морозилке же лежало нечто, похожее на замороженное мясо. «Это продукты Бланш или Жуковых?»

Она пошла к соседке и спросила ее об этом.

– Как вы говорите: холодильник включен? – Наталия Петровна сняла очки и замотала головой. – Не может такого быть! Разумеется, это не мои продукты. Вы можете проверить это при помощи экспертизы, если мне не верите. – Она была явно недовольна тем, что ее отвлекли от телевизора.

Наталия, ни слова не говоря, вернулась на кухню и взяла в руки сверток с замороженным мясом. И вдруг сквозь прозрачный целлофан увидела нечто, заставившее ее вскрикнуть. Сверток упал на пол и скользнул под стол. Дрожащими руками она достала его, завернула в одну из простыней, сунула в найденную в кладовке хозяйственную сумку, зашла к соседке, поблагодарила ее за все и, не дав ей опомниться, с ключами выбежала из квартиры. Заперла жуковскую квартиру и бросилась вниз по лестнице. Села в машину и на огромной скорости помчалась домой, где тотчас сунула сверток в свою морозильную камеру. Такого в ее жизни еще не было: в целлофановом пакете находился замороженный младенец.

Валентина спала в гостиной на диване. «Восстанавливается». Надо было срочно приготовить что-нибудь на скорую руку. Наталия достала банку консервированной фасоли, фарш и за полчаса приготовила чили. Когда на пороге возникла заспанная Валентина, она, ни слова не говоря, усадила ее на стул и поставила перед ней тарелку с дымящейся едой. Затем, похлопав девушку по плечу, принялась названивать Логинову. На ее счастье, он оказался на месте и взял трубку.

– Игорь, мне необходимо срочно тебя увидеть.

– Я как раз еду домой.

– Дома поговорить не удастся… Хотя, конечно, приезжай… Я приготовила чили. Если постараешься, то можешь еще успеть.

После обеда Валентина пошла в кабинет распеваться, а Наталия, убрав со стола, попросила Логинова «абстрагироваться»:

– Забудь, пожалуйста, о том, что ты только что поел. Это крайне важно. Мне надо показать тебе одну штуку. Надеюсь, что тебя не стошнит.

– Наташа, брось ты свои приколы. Давай лучше поспим с полчасика, у меня сегодня бешеный день.

– Ты готов?

Он понял, что она не шутит:

– Готов. Показывай.

Она достала из морозильной камеры сверток и почувствовала, что ее сейчас стошнит. Сколько она ни работала над собой, сколько ни внушала себе чувство, противоположное отвращению, ей все равно стало плохо…

– Разворачивай сам, – сказала Наталия и отвернулась к окну.

Она слышала, как что-то твердое перекатывается на столе, и старалась как можно глубже дышать. Наконец послышался хруст целлофана. Логинов выругался. Затем стало тихо.

– Вот черт, где ты его нашла?

– В одной квартире.

– А если точнее?

– В квартире Жуковых.

И она, как могла, сбиваясь и нервничая, рассказала ему обо всем, что произошло с ней утром.

– Это надо срочно отправить в лабораторию. Вполне вероятно, что новорожденный был заморожен шестнадцать лет тому назад. У нас уже бывали такие случаи, правда, не с младенцами, а кое с чем другим, но то, что наши отечественные холодильники работают до сорока лет и больше, без ремонта и выключения, это абсолютно точно. Если хочешь, можешь поехать со мной.

– Нет, у меня другие планы. Надеюсь, что ты не станешь скрывать от меня результаты экспертизы?

– Разумеется. И все же: ты куда?

– Хочу навестить жену одного из знакомых Сапрыкина.

– По этому же делу? – Логинов, конечно, сделал вид, что его это мало интересует и что якобы он спросил машинально, но Наталия-то поняла, что он впал в то состояние азарта, какое бывает у гончих псов во время охоты.

– Нет, по своим, по женским делам.

Сказав это, она заперлась с телефоном в прихожей и позвонила Сапрыкину.

– Сережа? Спасибо тебе за Филимонова. Но у меня к тебе еще одна просьба. Если выполнишь ее, я сегодня же привезу тебе пива и рыбу. Записывай телефон.

Договорившись с Валентиной, что Наталия заедет за ней в ресторан часов в одиннадцать вечера, Наталия оставила ей ключи и вышла с Логиновым из квартиры.

– Нам в противоположные стороны, – сказала она уже на улице и побежала, прячась под зонтом от дождя, к своей машине. Логинов пожал плечами и направился к своей видавшей виды «Волге». Перед тем как сесть в нее, он повернулся и, окинув взглядом сиреневый «Опель» Наталии, только развел руками. Они понимали друг друга с полуслова.

«Перспективная, 7, квартира 92. Оленина Ольга Константиновна». Да, любопытно было посмотреть на любовницу Родионова.

Улица Перспективная огибала городской парк и разделяла город на две почти равные части, поэтому являлась центральной, и жить на ней считалось престижным. Домом номер семь оказалась обычная девятиэтажка с длинным вытянутым двором, засаженным молодыми каштанами и тополями. У подъездов играли дети, не обращая внимания на моросящий дождь и довольно-таки чувствительный холод. Наталия поднялась в лифте на восьмой этаж. Позвонить и спросить: «А не вы ли, Ольга Константиновна, являлись любовницей Родионова?» – было бы непростительной глупостью. Но в голове образовался вакуум: мысли разлетелись, едва за спиной закрылись двери лифта. Надо было срочно что-то придумать. Такое, чтобы расположить к себе эту незнакомую ей женщину. А что, если сказать ей, что она ищет няню? Оленина ответит, что она никакого объявления не давала, и вот тогда Наталия извинится и скажет, что… А что, собственно, она тогда скажет? Нормальный человек, каким, вполне возможно, является эта женщина, скорее всего, сразу же захлопнет дверь, и на этом «знакомство» закончится. Стоп. А что, если представиться агентом риелторской фирмы, который интересуется квартирой Родионова? Раз в его квартире находились вещи Олениной, то, значит, она вполне может ответить на вопросы, касающиеся новой хозяйки. Больше того, она, не подозревая, чьи интересы представляет Наталия, может многое порассказать о Валентине, излить, что называется, душу. И это будет очень кстати, поскольку появится возможность на словах принять сторону Олениной, тем самым расположив ее к себе.

Она позвонила. Послышался лязг засова. Дверь открылась ровно настолько, насколько позволяла длина цепочки. В полумраке возникло лицо.

– Вы ко мне? – услышала Наталия высокий женский голос.

– Да, к вам, если вы – Оленина Ольга Константиновна.

– По объявлению?

– Да.

«Объявление могло быть связано с квартирой и вполне подходит к причине моего визита».

Цепочка исчезла, дверь распахнулась, и Наталия оказалась нос к носу с женщиной довольно привлекательной наружности в красном вязаном свитере и черных брюках. Современная, интеллигентная и явно высокого о себе мнения. Это читалось во взгляде и манере держаться.

– Проходите, пожалуйста. – Она впустила Наталию и тщательно заперла за ней дверь. – Тапочки вот эти, синие. Проходите в комнату. Это же вы звонили с утра?

– Наверное, нет. Видите ли, это очень для меня важно.

– Я понимаю, понимаю, садитесь вот сюда. Со старыми вещами всегда очень тяжело расставаться. Но, с другой стороны, жизнь идет, они мешают, хочется как-то изменить стиль, знаете ли…

Наталия ничего не понимала, но уже сидела в кресле и рассматривала комнату, в которой ничего, кроме обычного набора самой необходимой мебели, не было. Разве что старинный карточный столик. Чувствовалось, что Ольга Константиновна живет одна. Бегонии на подоконнике, пушистый кот в глубоком, в кошачьей шерсти, кресле, полосатые, в стиле ампир, малинового цвета обои.

– Какой фирмы пианино? – задала конкретный вопрос хозяйка, чем мгновенно облегчила положение своей посетительницы.

– «Petroff».

– Если не секрет, откуда оно у вас?

– Купила по случаю у одного человека.

– Вы сказали, что для вас это очень важно. Могу я спросить: почему?

– Да потому что, – оживилась Наталия, – мы из-за этой старой развалины постоянно ссоримся с мужем. Он говорит, что это хороший инструмент и что надо только найти специалиста, который мог бы его настроить и отремонтировать. Но я-то хочу купить спальню, а пианино занимает много места. Словом, я решила продать его втайне от мужа. Вы понимаете меня?

– Очень даже хорошо. Скажите, а вы не могли бы описать его? В объявлении написано, что оно светло-коричневого цвета, с инкрустацией и канделябрами, это действительно так?

– Да, совершенно верно. И инкрустация, и канделябры.

– Мне бы надо посмотреть на него. И еще: какой рисунок… я имею в виду инкрустацию.

– Как какой? Растительный, с ангелочками.

– А чем инкрустировано, деревом или перламутром?

– Деревом… темных и светлых тонов. А канделябры из чистого серебра.

– Вы можете оставить мне свой адрес, чтобы я приехала и посмотрела?

– А зачем вам адрес? Я на машине и могу подвезти вас прямо сейчас.

– Да что вы говорите? Прекрасно. Только давайте сначала хотя бы приценимся. А то вдруг вы запросите слишком большую сумму.

– Миллиона три вас устроит? – не моргнув глазом сказала Наталия, чувствуя, как краснеет. От ста тысяч сразу перескочить на три миллиона – это же не «Сотбис» и не «Кристи».

Оленина побледнела.

– Надо посмотреть, – произнесла она чуть слышно. И Наталия подумала, что все коллекционеры – а Ольга Константиновна наверняка была из их племени – немного ненормальные люди и что, если действительно она заинтересуется инструментом, который Наталия купила у пьяницы Борисова, цену придется, конечно, сбавить. «Во всем должна быть мера».

Оленина собралась за минуту, накинула плащ и надела на маленькую птичью головку черный драповый берет. Когда они садились в машину, из-за угла дома вывернула высокая женщина в белом пальто и красной шляпе. Лицо ее показалось Наталии знакомым. И только когда они выехали со двора, она поняла, что только что видела Дору Бланш.

Она не знала, как отнесется Валентина, которая могла быть еще дома, к приходу Олениной. Ей такое потрясение ни к чему, а потому Наталия решила сделать так, чтобы они не встретились.

– Знаете, мой муж вообще-то должен быть на работе, но всякое может быть… Вы подождите меня в машине, а я быстренько поднимусь и проверю. Если он дома, то я представлю вас как свою клиентку.

– Какую еще клиентку?

– Понимаете, я парикмахер, делаю прически на дому.

– Бога ради, говорите все, что угодно. Я подожду, не переживайте. Но только если у вас есть еще покупатели на инструмент, то скажите мне об этом прямо, пожалуйста. – Она говорила предельно серьезно, и это удивило Наталию.

Глава 7

ФИЛИМОНОВ. НЕВОСТРЕБОВАННЫЕ КАНДЕЛЯБРЫ

Валентина была дома. Она как раз собиралась выходить из квартиры.

– Как хорошо, что ты пришла. К тебе приходил один мужчина. Он оставил записку.

«Наталия Валерьевна! Таня будет дома в восемь часов. Она в поликлинике. Желаю Вам удачи. Филимонов».

«Да это же Филимонов, эксперт, который посоветовал мне поговорить со своей женой относительно Елены Жуковой. Надо же, какой ценный человек. Сам пришел, чтобы предупредить… Удивительно».

– Он был один?

– Вообще-то их было трое: твой Игорь-прокурор, еще какой-то Сергей и Паша. Вот этот Паша-то и написал тебе записку. Они сначала вышли втроем, но потом Паша вернулся и сказал, что ему нужно срочно тебя повидать. Но не дождался и ушел, минут пять назад. Ты его могла встретить на лестнице.

Нет, они, видать, разминулись. Итак, приехали втроем: Логинов, Сапрыкин и Филимонов. Интересно.

– Пожелай мне ни пуха ни пера, – услышала Наталия голос Валентины, который вывел ее из раздумий.

Она стояла в прихожей, готовая к выходу. Глядя на это юное существо в скромном, песочного цвета плаще, с распущенными волосами и бледным лицом, которое оживляли большие карие глаза с каким-то медовым оттенком, Наталия подумала о том, что меньше всего ее можно было себе представить поющей на ресторанной сцене.

– Конечно, Валя, ни пуха тебе ни пера. Я заеду за тобой, как мы и договорились, в одиннадцать.

Она рассчитывала на то, что они вместе выйдут из подъезда, Валентина пойдет в сторону автобусной остановки, а Наталия – к своей машине и встанет таким образом, чтобы загородить сидящую в машине Оленину. Это дело одной-двух минут, не больше. Затем они с Ольгой Константиновной поднимутся в квартиру, где Наталия предложит ей кофе или что-нибудь покрепче, поговорят о пианино… Главное, войти в доверие к Олениной и вывести ее на откровенный разговор: начать с квартиры и закончить ее отношениями с Родионовым. Она-то как раз и может знать, кто и за что мог его убить.

Но вышло все совершенно неожиданно. И нелепо. Да, действительно, Валентина быстрым шагом направилась к остановке, и Оленина ее не увидела. Но не потому, что ее загородила Наталия, а потому, что возле машины стоял Филимонов. Склонившись, он мирно беседовал с Олениной, и эта сцена спутала все планы Наталии.

– А вот и Наталия Валерьевна, – обрадовался Филимонов, увидев приближающуюся к машине Наталию, – вот что значит оказаться в нужном месте в нужное время. Представьте, я ждал вас дома, а потом не выдержал и вышел за сигаретами, а когда вернулся, увидел вашу машину. Подхожу, а в ней Ольга Константиновна.

– Вы знакомы? – Наталия несколько растерялась.

– Не то слово! Конечно. Бывшие соседи. Она, кстати, тоже достаточно хорошо знала Жуковых и Родионова. Вы и представить себе не можете, как вам повезло! Это же просто чудо какое-то, что вы вышли на нее… Она уже мне рассказала, что собирается купить у вас пианино. Нет, господа, как же все-таки тесен мир. А я-то что, собственно, вас ждал? Моя Татьяна сейчас в поликлинике и будет дома часам к восьми.

– И ради этого вы столько меня прождали? – Она сказала это с невольным раздражением, не в силах скрыть своего разочарования по поводу того, что Филимонов в присутствии Олениной произнес фамилию Жуковых. Все ее старания казаться нейтральной пошли насмарку. Оленина может догадаться, что она не случайно зашла именно к ней, а когда узнает, что Наталия занимается расследованием убийства Родионова, так и вовсе замкнется в себе, как раковина-беззубка.

– Кстати, – услышала она голос Филимонова и сжала кулаки, словно предчувствуя, что сейчас случится что-то непоправимое, – Наталия Валерьевна как раз и занимается…

Наталия сделала вид, что оступилась и повисла на плече Филимонова, который поддержал ее и, не обращая внимания на ее выразительный взгляд, невозмутимо продолжил:

– …занимается расследованием убийства вашего друга. Боже, как тесен мир…

Разозлившись, Наталия поняла, что больше никогда в жизни не подаст руки этому недоумку.

– Хорошо, Павел, я зайду к вам сегодня в восемь. Спасибо, что заехали, это так не-ожиданно.

Филимонов, очевидно, понял, что разговор окончен, пожал в каком-то душевном порыве руку Наталии и, пожелав ей удачи, зашагал в ту же сторону, что и Валентина.

– Ну что ваш муж? – наконец подала голос Оленина, которая во время этого разговора молчала как рыба. – Он дома?

По ее тону невозможно было понять, удивлена ли она создавшимся положением, обрадована ли, или же ей глубоко на все это наплевать.

– Его нет, поэтому мы можем спокойно пойти ко мне и посмотреть инструмент.

Оленина вышла из машины, дождалась, пока Наталия запрет двери, и они поднялись в квартиру.

Увидев пианино, Ольга Константиновна принялась рассматривать инкрустацию. По выражению ее лица Наталия поняла, что пианино она покупать не будет. Даже за сто тысяч.

– Что, не понравилось?

– Это несколько не то, что я себе представляла. – Оленина подошла к роялю и коснулась клавиш. – Так что, вы действительно расследуете дело Сергея Ивановича?

– Да нет, это сильно сказано. Я всего лишь преподаватель музыки. Просто я очень хорошо относилась в Родионову, и один человек, который занимается этим убийством, попросил меня кое-что выяснить.

– Это касается его сестры?

– Чьей сестры? – Наталия сделала вид, что не понимает, о ком идет речь. Она обратила внимание на то, что Оленина почти не смотрит ей в глаза, а постоянно отводит взгляд в сторону. Так обычно поступают люди с нечистой совестью.

– Его сестры, Лены Жуковой.

– Да нет, не совсем. Если бы я была профессионалом, тогда другое дело, а так… Сплошная самодеятельность. А что, вы можете мне что-нибудь рассказать о ней? Вы думаете, что Жуковы и Сергей Иванович… вы думаете, что его убийство как-то связано с ними?

Оленина резко повернулась и посмотрела на нее в упор:

– Неужели вам непонятно, что Родионова убили случайно? Что целились в эту девицу, а попали в него. Почему никому не приходит это в голову? Ведь у нее же был выпускной. Все интернатские напились и устроили пальбу.

– Какую еще пальбу?

– Такую. Фейерверк, например. А под этот шум можно расстрелять целую толпу. Ведь его же там не должно было быть. Он оказался там случайно.

– А разве они с Валентиной не договаривались?

– Договаривались о чем? О том, чтобы встретиться в полночь? Зачем? Все прекрасно знали, что после выпускного все отправятся на автобусе на набережную… Это же традиция. Зачем же ему было появляться там в такое неподходящее время? Он был человеком в высшей степени рассудительным и никогда не тратил времени зря. Эта девица… – Наталия заметила, что Оленина упорно не желает называть Валентину по имени, что она просто ненавидит ее. И винит в смерти Родионова. – Девица должна была ночевать в интернате, как и все, а уж потом приехала бы к нему.

– Она не нравится вам?

– Бесстыжая нахалка, каких еще поискать. Из грязи – в князи, слыхали? Это про нее. Возомнила о себе бог знает что. Проститутка…

Наталия поняла, что разговор предстоит более чем серьезный.

– Знаете что, давайте-ка с вами выпьем. Помянем Сергея Ивановича.

Оленина посмотрела на нее с недоверием, но потом машинально стянула с головы берет, расстегнула плащ и сама направилась на кухню. Когда Наталия вошла за ней следом, то успела заметить, как покраснели ее глаза. Она явно собиралась расплакаться. Ее можно было понять: она ревновала своего любовника к новоиспеченной племяннице и тяжело переживала не только его смерть, но и то, что его шикарная квартира теперь принадлежит не ей, а Валентине.

– Водку я не буду, а вот крепкого кофейку с удовольствием.

Пока Наталия варила кофе, Оленина рассказывала:

– Мы жили с ним душа в душу. Он собирался оформить наши отношения, потому что всякое может случиться, все под Богом ходим. И тут вдруг он находит эту девицу.

– Скажите, она действительно так похожа на его сестру, как говорят? – спросила Наталия и поняла, что проговорилась: откуда ей, собственно, знать об этом? Но Оленина не заметила. Очевидно, эта история настолько крепко врезалась в ее сознание, что ей казалось, будто все окружающие посвящены в нее и понимают друг друга с полуслова.

– Я бы не сказала, – произнесла она неуверенно.

Наталия оценила эту явную ложь как элементарное нежелание принимать их родство. В принципе, схема этих отношений была предельно проста: Валентина, по сути, отняла Родионова у Ольги Константиновны, затмила ее существование и всколыхнула в своем дяде неистребимую любовь к погибшей сестре. Именно любовь к Елене Родионов и перенес на Валентину. И Оленина не смогла им обоим этого простить.

– А вы знали Елену?

– Нет. Мы не были знакомы. Я видела ее лишь на фотографиях. Скажите, а зачем вам встречаться с Татьяной Филимоновой?

Наталии это не понравилось: она не любила, когда ей задавали подобные вопросы. Но показаться невежливой ей тоже не хотелось, поэтому она ответила:

– Кажется, они с Павлом были дружны с Жуковыми, вот я и хотела кое-что для себя выяснить. – Она не могла солгать, потому что сам Филимонов в присутствии Олениной произнес фразу, свидетельствующую о том, что ее визит имеет отношение к Жуковым. Поэтому придумывать что-то на ходу было глупо и могло вызвать у Олениной подозрения. – Кстати, а вы не могли бы мне сказать, кто этот человек? – И Наталия показала Олениной снимок, где Елена была изображена в обществе своего мужа и, как теперь она узнала от Наталии Петровны Бланш, любовника. Даже если Олениной эта фотография ни о чем не скажет, попытаться понаблюдать за выражением ее лица в момент, когда она будет смотреть на фотографию, все-таки стоит. А вдруг…

И она увидела, как Ольга Константиновна побледнела. Как бы она ни держала себя в руках, физическая реакция ее организма на снимок была более чем явной. Человек не в силах управлять некоторыми внутренними процессами, происходящими с ним в момент волнения. Но волнение здесь могло быть вызвано разными причинами, вернее, разными людьми: Леной, Валентином Сергеевичем и, наконец, брюнетом, любовником Жуковой.

– Вы знаете кого-нибудь из этих людей?

– Нет.

– И эта женщина вам никого не напоминает?

– Нет.

– Но ведь это же Жукова Елена и ее муж, Валентин Сергеевич. А вот кто третий, никто не знает…

– И вы за этим собираетесь к Филимоновой?

– А почему вас это так интересует?

– Меня это не интересует вовсе. Мне просто не хотелось бы, чтобы поиски убийцы Сергея Ивановича велись не в том направлении. Я глубоко убеждена, что причина кроется в этой… этой девице, которая называет себя его племянницей. И поэтому у меня к вам просьба: если вы имеете влияние на тех людей, которые занимаются расследованием профессионально – вы понимаете меня, – то попытайтесь объяснить им, что Родионова убили по чистой случайности.

– Но откуда такая уверенность?

– Да вы бы посмотрели на нее, поговорили бы. Это же преступница, наркоманка, проститутка. На ней клейма некуда ставить. Они же все такие, интернатовские.

– Почему вы такого мнения об этих несчастных детях?

– Потому что хорошо знаю жизнь.

– Ладно, я поняла вас и попробую поговорить о вашей версии, но скажите, а почему бы вам самой не сходить в прокуратуру и не заявить о своих подозрениях? Или у вас нет доказательств?

– Я там была, но меня даже никто слушать не захотел. Они, конечно, все записали, но я не верю в то, что они обратят на это внимание.

– Странный разговор у нас с вами получается. Начали мы с пианино, а закончили прокуратурой. Кстати, хотела вас спросить, вы что, коллекционируете старинные пианино?

– В некоторой степени да.

– Но у вас дома нет ни одного инструмента…

– Они у меня на даче.

– И вы не боитесь, что дача, к примеру, сгорит? – При этих словах Оленина вдруг резко встала со стула:

– Извините, мне пора. Я и так засиделась у вас. Но в любом случае разговор был полезным.

– Я могу вас подвезти.

– Да? Это было бы отлично. Кстати, который сейчас час?

– Без четверти пять.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

В этом уникальном самоучителе собраны самые эффективные и популярные программы, разработанные мирово...
Как показывают социологические опросы, многие люди испытывают провалы в памяти, так что вы не одинок...
Наш мозг – одна из тех тайн, над которыми продолжают работать ученые многих стран мира. Специалисты ...
Наш мозг – одна из тех тайн, над которыми продолжают работать ученые многих стран мира. Специалисты ...
В этой книге представлен оптимальный набор приемов и вспомогательных упражнений из разных школ и сис...
В книге «Фитнес для груди» собраны модные, популярные и доступные программы тренинга самой сексуальн...