Неделя холодных отношений Сивинских Александр
– Так, всё! Давайте заканчивайте, через минуту приду вас ополаскивать.
– Только дождиком, душем, не из ковшика! Дай мне душ! И не толкайся, я лучше умею!
– Пап, а ты мне полотенце с дельфином дашь, да?! А Димке с поздравлением?
– Нет, мне с дельфином, я маленький!
– Всем будут одинаковые, успокойтесь.
Он уже привык к таким субботним вечерам, и ждал их, и начинал готовиться ещё с утра, составляя список того, что нужно будет купить до вечера в магазине.
«Теперь, наверно, что-то изменится…».
– Папа Толя! Ты меня на руках в комнату понесёшь?
Младший из мальчишек, Димон, топорщился мокрым круглым животом, стоя в полный рост в мыльной ванной.
– На руках. Обязательно. Юрка, а ты чего задумался, воду-то не выпускаешь?
– Я! Я! Дай мне пробку!
– Не ссорьтесь! Пусть Юра пока выдернет, а ты первым под душ вставай, делай воду себе погорячее.
– Ой, а она в шланге такая холодная!
– Пусть сойдёт немного, подожди.
Блестя розовыми щеками Юрка, завёрнутый с ног до головы в толстое полотенце, сам прошлёпал из ванной в большую комнату.
– Пап, а мы у телевизора сегодня будем ужинать?
– Конечно, как всегда. Оп-ля!
Лёгонький Димон, счастливо повизгивая, прямо из его рук приземлился на диван.
– Давайте вытирайтесь, я стол пока пододвину. Телевизор вам включить?
– Да, да, обязательно!
Этот мультфильм он ещё не смотрел.
Юрка уже успел самостоятельно освободиться от полотенца и оделся в чистое, в бордовую маечку и спортивные трусы.
– Тебе пюре ещё добавить?
– Да, я хочу быстрей вырасти и стать сильным, как дядя Сергеич из бабушкиного подъезда!
Димон уже не первую минуту пыхтел, пытаясь правильно соединить на своей тарелке вилку и нож. Он устал их перекладывать из руки в руку и начал фантазировать.
– Вот бы взять, связать вместе ножик и вилку. Можно одной рукой резать и колить!
– Ешь быстрей, остынет ведь всё, изобретатель.
Сыновьям он налил в кружки подогретого клюквенного морса из пакета, а себе открыл бутылку «Балтики».
– Папа, а ты почему с нами не кушаешь?
– Не хочется чего-то…
– Папа, а мальчишки в нашем садике говорят, что пиво горькое и полезное, это ведь неправда?
– Для детей оно вредное.
Младший всё ещё размышлял, оставляя на тарелке размазанную добавку пюре.
– А чем собака и кошка похожи на грузовики?
Он растерялся, задумавшись.
– Не знаю.
– Собаки с капотом, а кошки – без капота.
– Не понял…
– Ну, это морды спереди у кошек вот такие…
Димон приплюснул ладошкой свой нос вверх.
– А-а…
Юрка, как всегда, доел первым и сосредоточенно уставился в телевизор.
«Нужно будет завтра туалетной бумаги купить. И порошка стирального… Овсянка тоже у нас кончилась».
– Так, товарищи курсанты, пора вам спать!
– Папа, можно мы ещё немножко! Ну, можно?! Мне же завтра в садик не нужно идти…!
– Всё равно – режим. Юрке тоже с утра нужно будет на понедельник уроки делать. Много задали?
– Пап, ты чего?! У нас же сегодня каникулы начались! Уроков-то никаких и не будет!
– Ладно, тогда просто так на кроватях своих поваляйтесь, книжки почитайте. Марш из-за стола!
И он сделал страшное лицо, закатив глаза и оттопырив себе уши руками. Мальчишки дружно завизжали.
В маленькой комнате было тепло, даже жарко, но младший всё же решился напоследок покапризничать.
– У меня подушка холодная!
– Сейчас погреются тебе носочки на батарее, наденешь их после бани-то. И молока выпей вот, обязательно. Три глоточка.
Закрыв молочным стаканом почти пол-лица, Димон пыхтел и выглядывал из-за него лукавым глазом.
– Папа, а почему у тебя трубочка такая тоненькая?
– Какая?
– Вот, на ухе.
Горячими пальчиками Димон потрогал его за самый краешек уха.
– Ты считаешь, что она у меня тоненькая?
– Да, у дядьки-то в автобусе была то-олстая!
– Всё, давай спи. Завтра гулять пойдём, санки возьмём, на горку сходим.
Младший уютно поворочался на подушке.
– А мама скоро приедет? Почему её так долго с нами нет? Она в командировке в Польше или во Владивостоке?
– Да, в Польше, в Польше….
Из своего угла, из-под света лампы отозвался и Юрка.
– А в школе нам сказали, чтобы у всех мамы пришли на родительское собрание после каникул.
Действительно, батареи жарили вовсю, но его отчего-то знобило…
– Папа, а ты сейчас грустишь?
– Нет, ты что! Просто думаю.
– Ты, папа Толя, не грусти, нам ведь с тобой завтра на горку идти, нужно, чтобы там всем весело было.
….В пустой большой комнате телевизор бормотал что-то про пенсии.
Он собрал тарелки, поставил их на угол стола, залпом, из горлышка, допил своё пиво, опустился на диван и, прикрыв кулаком большой рот, тихо заплакал.
Прав был старик, когда говорил, что морякам со своими женами нужно быть аккуратными. Они тогда в Атлантике механика с мурманского траулера искали, пропал мужик внезапно посреди океана, вышел как-то вечером на палубу покурить и всё, с концами. Только письмо из дома у того механика в каюте, на подушке, осталось, нехорошее такое письмо….
Знал, наверно, ещё и в те времена Ефим Маркович, что именно полезно посоветовать ему, простому мотористу, да вот только он-то его не послушал.
«Не женись!».
А он женился, быстро, не сильно сомневаясь; уж очень им с Катей хотелось той весной жениться-то…
Хрустнула пробка на ледяной бутылке; с размаху, чтобы не передумать, он налил себе целый стакан.
Фотографии он всегда смотрел теперь только на кухне: стены здесь ближе, да и холодильник под рукой. Развернул пачку старых писем в целлофановом пакете, в самом верхнем – строчки о первом ребенке: «…Уже большой, безобразит. Ходит по ванночке, пьёт мыльную воду».
Водка ударила в голову быстро.
Он опомнился, глянул на почти полную ещё бутылку, разбил на сковородку три яйца. Зашкворчало через несколько минут горячее сало. Налил в стакан ещё.
Сегодня – очередная годовщина их знакомства с Катюхой.
Любили ведь они друг друга, хорошо им было вместе-то, потом – с мальчишками…
Ну, конечно, иногда устраивала она ему после рейсов истерики, плакала, что он неинтеллигентный, не умеет совсем обращаться, в рестораны её не водит.… Куда уж тут от этого денешься.
Но ведь и у него сердце разрывалось, когда глядел он на её смешное такое, заплаканное лицо.
«Дети у нас уже растут, большие, а нам всё никак вместе не остаться! Поцеловаться по-настоящему – и то украдкой!».
Да, правда, в коммуналке-то у тёщи много не нацелуешься, особенно, когда после морей они такие жадные друг до друга бывали…
Вот она, Катюха-то, на самой любимой его фотографии…. Ещё до их знакомства – молоденькая такая вся, бойкая. Продавщицей она работала в тот год, в промтоварном отделе.
После первого рейса, который после свадьбы был, он привез ей самодельный бумажный календарик, на котором все шесть месяцев отмечал прожитые без неё дни. Вот они, квадратики, красным карандашом зачириканные.… Как же она ревела тогда, обнимая его за шею, целуя в глаза!
Налил ещё, поковырял без аппетита горячую яичницу. Ломая одну за другой спички, сжёг в пепельнице помятую картонку старого календарика.
Копил же он деньги на квартиру, копил! И не виноват, что всё так с его морями-то неудачно получилось.… Ну, да, было дело, потом, когда таксовал уже на берегу, заезжал вечерком в гараж, брал чекушок, расслаблялся душой. Она ещё больше тогда на него кричала.… Потом условие поставила, говорила, чтобы квартира обязательно была. Иначе…
Старик-то за последние годы круто поднялся, ребята знакомые о нём уважительно говорили, да и все в городе про его рекламные деньги знали.
Последний ведь шанс вроде у него оставался, а как всё хорошо получилось! Старик помог ему и квартиру купить, своих денег добавил, предупредил, правда, что отдать всё равно придётся, и работать у себя водителем предложил.… А через год, да, почти, через одиннадцать с половиной месяцев, они с Катюхой разошлись.
Несколько недель он жил отдельно, у холостого друга. Ну а потом уже, после её смерти, вернулся в их квартиру, к пацанам…
Катюха-то ведь Юрку так в школьной форме ни разу и не видала.
Первую записку, которую она под петлёй-то для всех оставила, в полицию тогда забрали, а вот эту он уже потом, в Юркином свидетельстве о рождении нашёл. Напился…
Никто из знакомых, тёща тоже, ничего не могли тогда толком понять. Тёща в кабинете у следователя всё твердила, что «не обижал он дочку-то мою, не обижал, кровиночку…!». Мужики спрашивали первое время, когда угощали его по-шоферски, всё «почему», да «почему»…
А потом он старшего в школу пошёл оформлять, документы понадобились…
Он-то сам догадывался, видел же всё своими глазами.
«Не надо мстить Вадиму – виновата только я сама…».
Не поверил он тогда своей Катюхе.
И что ему, дураку, в тот вечер на складе-то понадобилось?!
Люди пили, веселились, старый Новый год отмечали. Всех женатых с жёнами тогда Ефим Маркович в офис к ним пригласил.
Чего ему с пьяными-то делать было, вот и пошёл в подсобку, краски хотел взять, с машиной немного в выходные повозиться….
А там – они.
Увидел, отшатнулся сразу же за дверь, бежать хотелось, чтобы не знала она о том, что он уже обо всём в курсе.
И как она с ним, с этим Вадимом…. У него-то с ней даже по ночам никогда такого и не было.
Дома он напился, стал бить её, Катюха ревела… Хорошо хоть, что никто больше их там, на празднике-то, не видел. А он молчал. Даже старику ничего не говорил, в себе всё держал. До сегодняшнего дня…
«Ну и пусть!».
Он махнул в сторону дрожащей рукой, пустая бутылка жалко звякнула с края стола и покатилась по полу в угол. Сковородка блестела белым застывшим жиром.
Ещё раз поднёс к глазам записку, бросил на стол, сжал голову руками.
«Нет, всё это неправильно! Ведь не она, а этот урод должен был тогда умереть! Не Катюха моя во всём виновата, а этот…. Но ничего, я ему отомстил! Я всё сделал, чтобы он сдох! Теперь всё как надо, всё путём…».
В коридоре пьяно ударился спиной о стену, задел плечом вешалку, чуть не упал.
Мальчишки спали, только у Юрки в головах ещё горел свет.
«Ничего, ребята, ничего… Жалко, конечно, вас, но никто ничего не узнает.… Да! Я сделал всё как надо. Я сделал всё правильно, и ни о чём сейчас не жалею. Отомстил за вашу маму. Я же не трус, что так прячусь после всего; у меня же ведь сыновья… Вадим отнял у меня Катюху, но пацанов моих дорогих, пацанов… Никому их не отдам! Хорошо, что нож острый и всё закончилось так быстро.… Так ему и надо!».
День первый
ВОКРЕСЕНЬЕ
Явление света, отделение света от тьмы, дня от ночи
Ночью лесной снег скрипел сильнее.
Сашка даже однажды проснулся от шума его неосторожных шагов, высунул из-под капюшона нос, посмотрел на огонь сонным глазом.
– Что это, пап?
– Слабые ветки на деревьях под тяжёлым снегом ломаются…
– А-а, ну тогда ладно…
Их первый рассвет был чудесен и короток.
Капитан Глеб специально несколько раз, на минуту, на две, отворачивался и не смотрел на восходящее солнце, чтобы затем заметить значительные перемены на розовеющем небе.
Свет над заливом постепенно отделялся от ночной тьмы.
…Всю ночь он не спал, поддерживая огонь и тепло их костра. Да и вряд ли в эти длительные часы Глеб смог бы уснуть, даже если и захотел.
Голос Сашки после холодной ночи был глухим и хриплым. С мальчишеским ужасом на всё ещё помятом лице он промямлил:
– Я что, заболел?!
– С добрым утром, коллега.
– Па, я действительно заболел! В горле дерёт сильно, сказать ничего просто невозможно!
– Паникёров к стенке! Не можешь говорить – не говори. Приступаем к водным процедурам!
– Умываться?! Да ты что, тут такая холодрыга!
Капитан Глеб, только что вернувшийся с берега залива, сверкая каплями на влажном лице и в коротких волосах, стянул с себя тельняшку. Тщательно вытерся её подолом, снова ловко заправил тельник в комбинезон, потопал ботинками по плотному снегу около костра, нагнулся, чтобы перевязать аккуратней тесемку в самом низу штанины.
– Ну, а ты чего сидишь? Подъём!
Сашка действительно продолжал сонно хмуриться, опёршись спиной о нагретую огнём изнанку большого пня, не замечая, что всё ещё накрыт тёплой подстёжкой отцовской куртки.
Глеб забавлялся его видом, натягивая на плечи свитер.
– А для вашего высочества приготовлена тепленькая водичка. Давай полью.
– Где это ты её взял?
– Не спрашивай, а поднимайся. Быстрей, быстрей!
На краю костра, на протаявшей горячей земле стояли две пивные банки, с отрезанным верхом, наполненные водой.
– А горло?
– Забудь про свои выдуманные болячки навсегда. Ты хрипишь оттого, что долго не разговаривал. Сейчас мы поругаемся немного, и вся эта чепуха из тебя мгновенно выйдёт. Гарантирую.
Пошатываясь и позёвывая, сын нехотя подставил ладошки.
– С гуся вода, с нашего Сашки худоба!
На загорелом лице Глеба белозубая улыбка казалась немного неуместной…
– Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красавица?!
Сашка, уже в охотку засучив рукава куртки, плескал себе в лицо тонкие брызги горячей и солоноватой заливной воды.
– Хорошо ведь, скажи!
– Ну, да…
В те же самые приспособленные пивные банки Глеб велел сыну плотно набить чистого снега.
– Будет таять – добавляй понемногу.
В свитере, подтянутый и ловкий, всё ещё с улыбкой на смуглом лице, капитан Глеб несколько раз принёс к костру большие охапки толстых сосновых веток.
Потом снял с удобного сучка на ближней сосенке свою куртку, бережно выгреб из её карманов две пригоршни тёмных, почти чёрных ягод.
– Готово там у тебя?
Сашка посмотрел на кипящую в закопчённых банках воду.
– Да, вроде…
Он чувствовал, как во рту копится неприятно тягучая, горькая слюна; что вроде бы уже настала пора задавать вопросы о том, что же они будут делать дальше, как поступят с Вадимом…, с его телом, но медлил, ожидая первых правильных решений отца.
Глеб тоже молчал, тщательно очищая от сухих травинок сморщенные, подмороженные ягоды шиповника. Разделил их в своей кепке на две равные части и аккуратно высыпал в кипяток. Обернулся к стенке пня и снял с небольшой земляной полочки пучок серых, неровно наломанных по вершинкам веток.
– Это прошлогодняя малина. Ягоды ещё на некоторых остались.
Действительно, на тощих изогнутых прутиках висели какие-то крохотные неровные комочки.
И ветки Глеб, мелко поломав, засунул в наполненные водой банки.
– Смотри, что я ещё в нашей низине нашёл, пока ты спал!
Как фокусник, он протянул Сашке маленькую, немного помятую, гроздь алой калины.
Они ещё минут двадцать молчали, Сашка тоже встал, сходил по следам отца за дровами, плотнее заправил майку и свитер в комбинезон, сразу же нетерпеливо натянул скинутую на время куртку, достал из карманов рукавицы.
– Ну, вот, горячий чай готов! Джем, бекон и сдобные булочки будут немного позже.
Голой рукой капитан Глеб Никитин поднял от огня одну блестящую чёрной копотью банку и протянул её сыну.
– Прутья выбрось, только аккуратней, и не взбаламуть разваренный шиповник.
– Почему?
– Когда твоё нежное горлышко будет драть как напильником, тогда ты получишь ответ на этот, в общем-то, справедливый вопрос.
И опять – молчание…
Горячая тёмная вода оказалась такой вкусной! Кисло-сладкая, она приятно согревала и пощипывала язык.
Сашка, прищурившись на взбодрённый новыми дровами огонь костра, прихлёбывал из банки и краем глаза наблюдал за отцом.
Глеб опять шагнул к своей висящей на коренастом деревце куртке и вытащил из внутреннего кармана несколько длинно сложенных газет.
– Не хочешь ничего почитать?
В великом изумлении, не в силах сглотнуть нечаянно большой горячий глоток ягодного чая, Сашка отрицательно замотал головой.
– Ну, как знаешь… Я их, пока ты за билетами на паром бегал, купил. Вчера не получилось прочитать, сегодня в самый раз. Извини, привык перед завтраком со свежей прессой знакомиться.
Голос отца был ровным, безо всяких намёков и трагического подтекста, но Сашка слишком хорошо знал этого человека, чтобы изумляться или пытаться его перебивать собственными словами.
– Кроссворды мы оставим на потом, хорошо? Без авторучки и карандаша как-то непривычно ими заниматься.
Красивый, полный робким солнечным теплом, рассвет закончился.
Небо опять затянуло серым, к их лицам раз за разом начали прикасаться слабые порывы неприятного ветерка. Даже каждый глоток поначалу горячего чая был холодней предыдущего. Правильно, холодно, зима же…
«Чего он тянет! Нужно же действовать, а он.… Как будто дома, на диване!».
– А кто это сделал, пап, как ты думаешь?
Стараясь не казаться взволнованным, Сашка слегка поправлял прутиком мелкие перегоревшие веточки на краю костра, напряжённо ожидая ответа отца.
– Не мешай. Сейчас про Лигу чемпионов дочитаю…
– А если сюда полиция внезапно приедет? Что с нами будет? Мы же вроде как главные подозреваемые, да…? Что говорить будем? Это же всё очень серьёзно, понимаешь!
По-мальчишески упрямо он говорил громко, почти кричал в сторону молчавшего отца, поэтому капитан Глеб тоже решил крикнуть. Всё-таки вокруг лес, чего сдерживаться-то…
– Ты прав!
Отбросив раскрытый и недочитанный «Спорт-Экспресс» в сторону, Глеб поспешно и чересчур нервно вскочил на ноги.
– В самом деле, что ж я так! Как же можно пить чай в такое сложное время?! Неужели всё пропало, ох, как же так-то…
Паника его была явно дурашливой, комедиантской, но Сашка не позволил себе улыбнуться.
Внезапно Глеб остановился, широко потянулся руками и пристально посмотрел прямо в глаза сына.
– Ты что, действительно испугался?! Не заметил. Просто я не совсем закончил обдумывать план наших дальнейших действий. Ещё раз извини, газеты сегодня были явно лишними. Давай, если так, начинать мыслить вместе.
Накинув на плечи куртку, он захватил поближе к костру небольшой пенёк, удобно сел на него, почти коснувшись коленями ног сидящего на еловых ветках Сашки.
– Предлагаю начать с воспоминаний, а потом понемногу приблизиться к сегодняшней суровой действительности.
И опять Сашка признался себе, что зря сорвался, не выдержал, раньше времени начал психовать. Рядом с ним был не кто-нибудь, а его отец. Значит, всё будет нормально. Нужно просто слушать, слушаться и ждать…
– Спокойно, подробно, совершенно необязательно чтобы в алфавитном порядке, перечисли-ка мне, дружок, кто был тогда на том острове, куда вы корпоративно ездили летом за подберёзовиками? Я имею в виду тот случай, когда твой нож пропал.
– Да я уже понял… – По всему суровому облику Сашки было видно, что парень передумал паниковать и дисциплинированно принялся за умственную работу. – Сейчас, сейчас…
– Так. Всего нас там было семь человек. Я только ещё начал работать у них, они меня с собой первый раз тогда пригласили…. Микроавтобус был восьмиместный, точно, мне поручили его в транспортной фирме заказывать, одно сиденье пустое было.… На этом кресле ещё Ефим…, Ефим Николаевич один сидел. Да! Точно, он один был!
– Кто ещё?
– Да все наши, никого из посторонних они тогда и не собирались брать! Просились девчонки две, подружки Евы, но потом передумали чего-то. Не знаю….
– Семь? Ну-ка, попробуй поимённо, а то что-то в твоей арифметике мне не нравится.