Неделя холодных отношений Сивинских Александр

– Снизу – тепло. Справа – костёр, слева – стена корневища. Сверху…

– Ангелы плюются, глядя на это наше безобразие!

Отец и сын согласно захохотали.

На землю, под коврики, лёг весь лапник, все остатки камыша. На корнях вывороченного пня Глеб заботливо и практично устроил несколько полочек для будущих припасов.

– Давай-ка, сын, употребим ещё немного горячительного.

Приметные для каждого из них личные банки с ягодным кипятком давно уже стояли на привычных местах с краю костра.

Сашка держал банку перчаткой, нетерпеливо, обжигая губы, часто отхлёбывал и уворачивался лицом от лёгкого соснового дымка. Капитан Глеб поставил свою банку в снег.

– Допьём, и пока ещё солнце есть, сходим, прогуляемся за желудями. Считаю, что джентльменам навроде нас негоже коротать долгие зимние вечера без кофе у камина. Согласен?

Сашка кивнул, вытер нос рукавом.

После долгого снегопада деревья и на обрыве, и в оврагах стояли мокрые и тёмные с одной, с восточной, стороны.

Дюжина старых дубов тихо шелестела в высоте не опавшими вовремя, осенью, жестяными листьями. Снега под дубами нападало не так уж и много.

Сначала они раскидывали старые листья ногами, потом стали искать жёлуди наощупь. Сашка первым поднял две штуки, в азарте встал под одним из могучих деревьев на колени. Некоторые жёлуди были вроде как раздавлены, их чёрные шапочки валялись отдельно, на многих топорщилась коричневая отмокшая скорлупа.

«Хорошо хоть, что немного подмёрзли, не такие уж будут и противные поначалу…».

Капитан Глеб знал, что на третий-четвёртый день эти почти гнилые жёлуди будут казаться им лакомством.

– Всё, хорош! Половину рощи мы уже подмели, успели. Остальное соберём завтра с утра.

– А я ещё каштаны видел на просеке! Два или три дерева! Давай завтра и там пройдёмся! Будем, как в Париже!

– Каштаны очень горькие в наших лесах.

– Я всё равно попробую.

– Угостишь?

– Нет, я их под одеялом в одиночку сжую! Весь килограмм!

Сашка повторно и весело шмыгнул носом.

И опять, когда они вернулись к зимовью, капитану Глебу не пришлось длинно объяснять сыну, зачем он ещё днём принёс от берега и уложил с края костра, почти в огонь, несколько больших плоских камней.

Очищенные и вымытые жёлуди сначала резко шипели на раскалённых камнях, потом от них запахло тёплым кофе.

– Терпи. Напиток готовим серьёзный, требующий времени. Напоминай только мне, что продукт нужно пошевеливать, чтобы совсем уж сильно не пригорел.

– И это мы будем.… Без сахара?

Сашка сморщился.

– И без серебряных ложечек, без свежих сливок, без покашливания возле наших кресел седовласого дворецкого.

Глеб Никитин сидел в привычной уже, удобной позе, опираясь плечами на высокое корневище, подбрасывая мелкие прутики в огонь костра.

– …Когда я был немного помельче, чем ты сейчас, из тюрьмы отпустили брата моей мамы, твоей бабушки. Мне Алик приходился, естественно, родным дядькой, и было ему тогда.… Да, лет тридцать, не больше. Времена тогда, когда он сел, были лихие, говорили, что срок ему дали фраерский, за драку, за стволы вроде.… Но не важно, не об этом сейчас хочу говорить.

Ну вот, отсидел Алик семь лет, но вышел с прежним ещё характером, смешливым и справедливым. Учил нас, пацанов, родную кровь, понятиям правильной жизни, сёстрам своим помогал по хозяйству, чем мог….

Главное, что меня поразило тогда в дядьке Алике – после тюрьмы он ел только белый хлеб и постоянно таскал в карманах конфеты! Жили-то всеми близкими семьями бедновато, по-рабочему, роскоши такой конфетной никогда даже мы, ребятня, не знали. А тут взрослый, зэк, конфетками постоянно хрустит! Попробовал как-то я сопли пустить перед своей мамой, выпрашивая лишнюю конфету, на Алика тогда по-наглому кивнул, мол, чего, он-то жрёт сладкое, и мне тоже хочется, да и нам, всем мальчишкам…

Капитан Глеб Никитин отмахнулся от злого дыма, случайным ветром брошенного ему в лицо, отвернулся, потёр глаза.

– Ну?

– Гну.

Глеб бросил ещё ветку в костёр.

– Ну и получил от матушки такого, что до сих пор помню. Мне наподдавала, потом сама разревелась. Объяснила, как они с сёстрами все эти семь лет собирали передачки Алику в тюрьму…. Раз в полгода, кроме самой дешёвой махорки, носков самовязанных, куска сала, добавляли ещё в посылку обязательно и по две-три карамельки, которые от нас, от своих пацанов, наши матери отнимали. Для сладости, для братишки своего непутёвого…. Любовь-то, да уважение, они, знаешь ли, особо не разбирают, кому женщина добра в этот момент желает…. Вот так.

– И что Алик?

Капитан Глеб сквозь дым остро взглянул на сына.

– Молчал, посмеивался, когда возился в гостях с нами, с пацанятами. А в городе нас, его племянников, ни одна сволочь тёмная так ни разу, пока мы после школьных дней по институтам не поразъехались, и не тронула, знали блатные, чья родня… Ладно, хорош ностальгировать, лучше отодвинь вот тот камень с желудями чуток от углей.

– А чего ты про это вспомнил?

– Иллюстрация. В обычной жизни предпочитаю хороший кофе без сахара, но сейчас начинаю опасаться, что после таких чудовищных вкусовых экспериментов, разочаруюсь в горьких напитках.

– Давай-ка…

Капитан Глеб Никитин вскочил на ноги.

– Давай приведём наши запасы в порядок. Дров на ночь, думаю, хватит, но упорядочить их нужно.

– Зачем? Бери из кучи, да бросай…

Не выпуская из рук в очередной раз подогретой банки с ягодным напитком, Сашка негромко бурчал из-под надвинутого капюшона.

– Подъём! Порядок должен быть у человеков и в душе, и в одежде, и в мыслях!

Глеб сломал через колено сосновую ветку.

– Смотри. Делаем так – если получаются сравнительно прямые палки, длиной примерно с локоть, складываем их вот здесь, справа, в одну аккуратную поленницу. И сейчас, и все эти дни. Хлам, кривые корни, прутья сразу же бросаем в огонь, очищаем плацдарм.

– И всё-таки, зачем такие сложности?

Сашка продолжал лениво упрямиться, не особо желая подниматься с нагретого места, слегка испытывая отца на терпение.

– Так удобней подбрасывать топливо при необходимости в нужное место костра. Начнёт где-то сбоку огонь слабеть, прогорит где, или ветер немного изменится – взял, не глядя парочку удобных палочек – и восстановил справедливость. К тому же ночью, спросонок, не нужно ничего ломать, рубить, искать по сторонам. Знаешь, где что лежит, встал, да и подбросил в огонь.

– Убедил.

– То-то же.

Глеб готовил дрова привычными движениями, то хрустя ветками через колено, то наступая на длинные толстые сучья тяжёлым башмаком. Аккуратная груда росла, огонь костра часто вспыхивал в наступающей темноте, когда кто-то из них бросал туда охапки ненужных лёгких сосновых веток и хвои.

– Ты вот тут нечаянно сказал, что Вадима могла убить и женщина…

Сашка застыл с не доломанной чёрной веткой в руках.

– Да-а, а что? Он же слабый был.

– Не о нём речь. О женщине. Вспомнил я свои первые впечатления…

Глеб присел на циновку.

– Антракт, отдохни.

– Судя по суматошным ударам, по кривым порезам куртки, это был или слабый, неуверенный в своих физических возможностях мужик, или, действительно, сильная, подготовленная женщина. Спортсменка. Кто-то из ваших рекламщиц спортзал посещает?

– Не знаю…

Сашка потёр перчаткой лоб.

– Ева только. Да ты что, с ума сошёл?!

– Я – ничего. Сядь, и никогда не вскакивай возмущённо в ходе процессуально-розыскных мероприятий…. Сядь, я сказал!

Опустив от лица кружку-банку, парящую кипятком, капитан Глеб напомнил сыну о силе своего взгляда.

– Вот так, успокойся. Мы же пока не прокуроры, не никого обвиняем, мы просто мыслим. Ладно, если уж на ногах…. Пошли к воде, прогуляемся перед сном.

– Куда идти-то, темнота, ничего не видно…

– Оценим обстановку, наши перспективы на завтра. Давай, давай, вперёд! Демагогов нам тут ещё только и не хватает!

Мелкая и мрачная вода залива чётко отделялась от белизны берегового снега и в ночной слепоте окружающего их пространства.

Глеб проверил осторожными шагами – лёд на воде хрустел уже в нескольких метрах от берега.

– Это хорошо. Это к богатству!

– Почему?

Они шли вдоль ровных камышовых зарослей, разговаривали, смотрели на ясные крупные звёзды.

– При такой динамике температур залив скоро встанет. Нам нужна толщина льда в пять-восемь сантиметров, тогда и начнём рыбачить.

– А мы сами раньше не встанем от такого-то дубака?

– Ну, это каждому по желанию. У меня, например, более забавные жизненные планы. Не стони попусту – оптимизма не добавляет.

Глеб топнул по очередной тёмной луже на песчаном берегу. Лёд не треснул.

– Ого! И ещё…. Не забывай горячего больше пить! Остатки шиповника не выбрасывай из банки, добавляй снегу понемногу, кипяти.

– Почему не выбрасывать? Как-то грязно это получается, не очень опрятно…

– Если ставишь перед собой задачу выжить – грязи в пище не бывает. Навар гуще, питательней, да вываренные семена нам с тобой скоро пригодятся.

Сашка шёл по твёрдому береговому песку, пришаркивая тяжёлыми башмаками.

– Приманка для охоты? А на кого охотиться будем?

За несколько минут зрение каждого из них остыло от яркого света костра, стали ещё чётче видны над горизонтом большие звёзды.

– Да лося какого-нибудь средненького завтра завалим в лесу и сожрём.

И на полном серьезе, прищурившись взглядом на сына, капитан Глеб Никитин попробовал на ногте большого пальца лезвие своего ножа.

Когда возвратились, пространство в близком круге привычного костра уже показалось им по-домашнему теплым и уютным.

Глеб и Сашка, поочерёдно подняв за концы, положили в ласковый близкий огонь два тяжеленных, приготовленных ещё с утра, ольховых бревна.

– Давай уж ночевать. Завтра трудно просыпаться будет, так что не расстраивайся особенно, если утром ноги поначалу тебя держать не будут…

Толстые камышовые циновки сухо похрустывали, нагретые за день постоянным костровым теплом.

– Ух ты! Как на перине! А в это время Бонапарт переходил границу!

Капитан Глеб весело ворочался, Сашка молчал.

Хорошая доза оптимизма перед тяжёлым и холодным сном была явно для парня необходима, его впечатления прошедшего дня также нуждались в плавном и, по возможности, приятном аккомпанементе забвения.

Заботливый отец начал сознательно неторопливую, нейтральную по словам и ассоциациям, приготовленную им заранее колыбельную болтовню.

– …Ты даже не представляешь, как иногда бывают полезны случайные, не умышленные, и не приобретаемые специально знания. Среднестатистический человек ведь обычно не в состоянии оценить богатство того, что он когда-то услышал, увидел, но не обратил никакого внимания на эту мелкую, даже незначительную, на первый взгляд, информацию. Ну, так вот…

Капитан Глеб нарочито громко, в расчёте на внимание Сашки, покряхтел, с удовольствием, якобы ещё уютней, устраиваясь на своей циновке.

– Послала меня однажды Родина повышать её обороноспособность. Ты был тогда ещё крохотным человечком, практически младенцем, а я – старшим лейтенантом военно-морского запаса. В той местности, где наша семья тогда проживала, редкую воинскую специальность дивизионного минёра имел только я, твой славный отец. К несчастью. Это я в смысле специальности…. Ну так вот, партия, Родина и военкомат выбрали именно меня и послали в далёкий город Кронштадт на переподготовку, «партизанить», на целый месяц. Сопротивление было бесполезным.

Переодели нас там, солидных семейных мужиков, в музейные, сталинских ещё времён, кителя морских офицеров, расселили в старом форте по казармам, и начали учить современному военному делу настоящим образом.

Через день, два нам всем стало скучно.

Правда, кто-то из коллег для развлечения вызвался помочь крышу казармы перекрыть, какого-то умельца по его собственной просьбе определили отопительные котлы в кочегарке перебирать, к осени форты готовить. Остальные, в том числе и я, строем ходили с тетрадками на занятия. Бред….

И вот, на одной из лекций заместитель командира этих самых офицерских курсов, роскошный, седовласый и длинноусый капитан первого ранга, демонстрируя нам, двум сотням собранных в одной просторной аудитории гражданских штурманов и капитанов, свою прогрессивность и расположенность, предложил угадать одну дату. Красную дату, в календаре. Правда перед этим он страшно укорял нас всех, оптом, что мы, мол, ленивые и нелюбопытные, что ничего мы уже не знаем из изученных нами ранее общественных наук, ничего не запоминаем и из обыденной жизни. Так вот он и сказал: «Кто за пять секунд отгадает, что за событие празднует мировая общественность ежегодно 25 мая, того я признаю полностью готовым боевым офицером и своим приказом немедленно отпущу домой. Сегодня же. Ну?».

Зал ахнул.

Ангел в погонах дарил три недели свободы!

Но сразу же по рядам прокатился шикарный вздох разочарования. Никто действительно ничего не знал про эту дату. Почти никто….

Своего-то папку ты изучил уже, уверен, что папка-то твой кое-что кумекает в этой жизни…

Пять секунд, тишина, муха жужжит под потолком.

И тут я поднимаю руку.

Господа офицеры остолбеневают. От невозможности, от зависти, от предчувствия возможного скорого обретения долгожданной свободы одним из их сокамерников.

Бросил на меня заинтересованный взгляд и капитан первого ранга.

«Коллега, а вы уверены?».

Тут уж я расправляю плечи и чеканю в замершее пространство.

– Ежегодно, 25 мая, всё прогрессивное человечество нашей планеты отмечает День освобождения Африки!

Седоусый и седовласый командир в восхищении разводит руками, признавая мою победу.

Зал взвывает от восторга!

Мадонна, Леди Гага, Стинг, не считая Элтона Джона, в сумме, никогда не слышали в своей мелкой эстрадной деятельности таких бурных и продолжительных аплодисментов!

Военный преподаватель сдержал своё слово и через день я уже уезжал и Кронштадта домой, к тебе, проштамповав командировочное удостоверение.

На прощанье капраз, не смирив всё-таки любопытства, вроде как между делом поинтересовался, занеся авторучку для подписи, по какой такой причине я знаю тонкие подробности про данную занудную международную дату.

Я ответил ему честно, как всегда, ну, ты же знаешь…

Что, мол, им спрошено про 25 мая, а так как я был рождён 24-го этого же месяца, то с детских лет имел привычку заглядывать в настенный календарик-численник, изучая следующие после моего дня рождения, счастливые для прочего человечества дни. Первой же следующей и была там всегда эта самая освобождённая Африка…

Вот такая вот польза бывает от наших случайных, несистемных знаний.

Ты спишь?

– Почти…

– Это хорошо. Продолжаем сеанс ностальгического гипноза.

Капитан Глеб ничем не мог помочь в эти минуты своему юному сыну: ни лишним теплом, ни сытной пищей, ни окончательным решением; ничем, кроме одного – быть рядом с ним, изо всех сил казаться мальчишке уверенным и сильным.

– … Или вот, раз уж у нас о музыке речь-то зашла. Уверен, ты и не знаешь, что милашку Оззи Осборна по-настоящему с детства Джонни кличут. Это он потом, когда повзрослел, в Оззи трансформировался.

– А почему?

Сашка с любопытством высунул нос из-под скомканного было сонным желанием капюшона куртки.

«Перестарался…».

– А такая у Джонни Осборна любимая книга была в детском саду – «Волшебник страны Оз». Вот он и назвался потом в её память…

– Круто!

«Точно, лишка интереса ты взял, папаня…».

– А вообще, сумма наших жизненных впечатлений – это как блестящий шар из разноцветных стеклышек и осколков зеркал, собранных нами когда-то в жизни. Одни случайные впечатления, события, знания ярче, другие – таинственней, третьи имеют незаметную, на первый взгляд, практическую ценность.

– Или вот ещё….

«Дожимать клиента, доводить его до полной и приятной истомы!».

– Не знаю уж и откуда что взялось, но в моём учебнике алгебры, кажется в девятом классе, на внутренней обложке, я собственноручно сделал грандиозную надпись: «Ошибаться может каждый, но упорствовать в своем заблуждении может только глупец». Помню, как девчонки-одноклассницы замирали от такой взрослой философии, почтительно интересовались все, как одна, авторством справедливых слов. Ну, я, естественно, небрежничал. В зависимости от обстоятельств говорил, что это Еврипид, что Цицерон…

– А помнишь, как ты сам-то снежинки «свежинками» в три года называл?

Глеб помолчал, ожидая ответа.

Не дождавшись, улыбнулся.

Помедлив для верности несколько неподвижных минут, капитан Глеб Никитин чрезвычайно медленно, плавно и аккуратно поднялся с их совместного лежака.

«Холодина-то какая! Но зато комаров нет…».

Глеб удобно устроился на бревне под свет костра.

Он, как и обещал сыну, собирался не спеша распустить на нитки свой почти белоснежный носок.

Утром они с Сашкой обязательно должны будут поймать рыбу. Или птицу. И съесть их. Чтобы жить.