Неделя холодных отношений Сивинских Александр
Своего сына он никому в обиду не даст.
Все эти внутренние и внешние отношения в агентстве «Новый Альбион» никак не должны отражаться на Сашке. Никто не должен мешать ему хорошо делать свою работу, учиться и иметь возможность смотреть честными глазами на свою ненаглядную Еву…
Ещё не было и восьми, когда позвонил Ефим.
Смеясь, хитрый лис длинно и запутанно поинтересовался здоровьем Глеба, вежливо пригласил собеседника в офис на утренний кофе и, только убедившись, что его ритуальный танец не вызывает у зрителей серьёзной изжоги, сразу же, не мешкая, извинился за своего сына.
– Не держи зла, Глеб, он же, в принципе-то неплохой у меня парень, только вот как поддаст, так с бабами всякие пакости может вытворять, особенно не подумав.… Нет, нет! Я не о том! Это отдельный разговор, тут так сразу и не разберёшься между ними. Конечно, конечно! Понимаю, что с Евой он шутит как-то нехорошо! Я переговорю с ним по этому поводу обязательно, не сомневайся! Да, конечно.… Тут вот что ещё.… Это я к тебе по-приятельски обращаюсь: знаю, что ты здраво всегда в этих вопросах всё решаешь. Штука такая… Вадим сейчас протрезвел, да, совсем; рядом со мной уже, на работе.… Да. Он просится с вами, в лес, говорит, что проветриться бы ему немного нужно, полоса какая-то в его делах пошла неприятная, а с тобой он… Я бы хотел, чтобы ты его немного там, ну, сам понимаешь.… У тебя и характер что надо, да и рука твоя таких разболтанных ребят дисциплинирует….
Так много лишних слов Ефим говорил специально для сына.
Капитан Глеб всегда понимал его без длинных объяснений, а вот эта смущённая просьба Ефима Марковича выглядела немного странной и не очень уверенной.
Полотенце после душа так и осталось лежать на спинке коричневого кресла.
Бриться Глеб решил после небольшой прогулки в киоск за утренними газетами.
– Отказ. Прямо так и скажи, Ефим, ссылайся на меня. Объясни честно, что это именно я не хочу видеть его рядом с собой.
Они пообедали вместе, в ресторане, в здании мэрии, немного раньше всей привычной к режиму чиновничьей братии.
Сашка явился на штабное заседание с большим блокнотом и двумя авторучками.
– Говори. Я всё подробно буду записывать.
Состроив значительное и напряжённое лицо, капитан Глеб Никитин решительно приказал сыну.
– Пиши. Во-первых, не брать с собой никаких часов и мобильников.
– Ну, это-то ясно! – Сашка свободно откинулся на спинку стула. – Чего тут ещё запоминать-то!
– Второе. Только семь сигарет.
Сашка засмущался, не зная как правильно отреагировать.
– Так я же…
– Ты куришь ещё со школы, и я это знал всегда. Но, будучи ребёнком с тонкой душевной организацией, ты ещё в те далёкие годы решил не расстраивать грозного папу свидетельствами своих дурных привычек. Так ведь? Так. Мне говорили, что без сигарет у завзятых курильщиков портится настроение. Мне же ты нужен в лесу жизнерадостным. Поэтому бери с собой семь сигарет – по одной на каждый день. Согласен?
Обладатель, по крайней мере, одной вредной привычки отчаянно покраснел.
– Да…
– Подстриги ногти. Особенно на ногах.
– Зачем?
– Затем. В лесу узнаешь.
И эти слова Сашка посчитал какими-то несерьёзными, не очень достойными записи в таком шикарном блокноте.
В ожидании главной пищи начальник экспедиции отламывал маленькие кусочки хлеба и неторопливо жевал их, поглядывая по сторонам.
– Сделай сегодня у себя в конторе копии наших паспортов. На, возьми мой…
– Для чего?
– Негоже в наш просвещённый век бегать по диким лесам без документов. Почему копии? Ну, мало ли что с нашей одеждой там может приключиться.
Блокнот всё ещё оставался пустым, когда им подали горячее.
– А ты уверен, что всё получится? Мы же даже и не тренировались, ничего толком не готовили?
Глядя в спокойное лицо отца, Сашка налёг подбородком на сложенные руки.
– Готовиться было бы скучно. Весь интерес в том, что мы с тобой моделируем внезапную, неожиданную ситуацию. Катастрофа, крушение… Обычная одежда, никаких припасов. Мы отрезаны свирепыми льдами от большой Земли. Нужно продержаться семь дней до подхода спасателей… Примерно так. Единственная натяжка здесь – ножи. Но в этом и есть главный «романтизьм» нашего дела!
– А огонь? А есть мы чего там будем?
– Ты же в детстве прочитал много книжек. Я старался, чтобы среди них были и умные. Вспоминай…. Времени в лесу хватит, чтобы придумать чего-нибудь подходящее.
Сашка пристукнул кулаком по скатерти.
– И если мы быстро не добудем огонь, то сразу же – домой? С позором?!
– Ну, не совсем так…
Кофе в заведении был такой, какого капитан Глеб совсем не ожидал. Горячий, крепкий и совсем не сладкий.
– Одну-то ночь нам всё равно придётся там провести, при любом раскладе. Последний пассажирский паром уходит в город вечером в четыре, а грузовой – ещё раньше, засветло, в три часа. Даже если неудача и настигнет нас или мы, – Глеб грустно посмотрел на сына, – или мы струсим, увидав страшный ночной лес, то возвратиться оттуда к паромам в этот же день мы никак не успеем.
– Прогноз погоды на ближайшие дни я посмотрю в Интернете сам. Нам будет приятен небольшой мороз, лёд и совсем не нужна тёплая слякоть.
Окончание дня радовало.
Сквозь далёкие, немного осевшие за горизонт окраинные многоэтажные дома мчались вверх последние лучи красного зимнего солнца.
У чистого, сознательно всё ещё не заслонённого никакими шторами и занавесками, широкого окна стоял большой стол.
Он был почти пуст. На нём не было ничего значительного, бытового, домашнего.
Кроме двух ножей.
Капитан Глеб специально оставил их на просторе стола так, чтобы, заканчивая свои недолгие сборы, обязательно ещё раз обратить внимание на самое главное.
Два ножа.
Один – старый, потёртый, очень знакомый. Его «Отшельник».
Второй нож не был Глебу другом, ведь друзей и боевых товарищей не выбирают в магазинах и обычно не платят за них никому никаких денег.
Сын потерял его подарок.… Улыбнувшись, извинился. Немного, всего на какую-то секунду стало неприятно, но потом удалось понимающе засмеяться и самому. Ну, потерял и потерял, что ж тут такого…. Жаль, конечно. Тот клинок ковал старый кузнец на украинском судоремонтном заводе; рукоятку Глеб сделал в рейсе сам из крупных акульих позвонков. Он хранил его много лет специально для того, чтобы подарить сыну на совершеннолетие; просто хранил, не пользовался тем ножом никогда сам, не показывал никому другому до срока. Жаль, хороший был нож.…
Ладно, всё, позабыли.
Напарник его «Отшельника», лежащий на столе справа, был молод и строен телом.
На мощную стать чёрного «Центуриона» капитан Глеб Никитин обратил внимание сразу, первым же взглядом окинув витрину лучшего в городе оружейного магазина.
Сплошная резкая сталь – от опасно мерцающей острой точки в начале лезвия до массивного торца рукоятки.
Никаких заклёпок, склеек, пластмассы.
Только металл и жёсткий витой шнур, лишь слегка делающий приятной хватку руки.
Два ножа.
Очень разных своими судьбами, назначением и обликом, но одинаково предназначенных решать одну и ту же задачу. Какой-то из них может и не выдержать… «Отшельник» не должен подвест, он проверен и испытан; свеженький магазинный «Центурион» может рассчитывать на его старую сталь, мягкую и совсем не злобную, а, скорее, спасительную, по своей сути…
И очень здорово, что в этом деле участвуют такие разные вещи.
То, что они с сыном вместе могут многое, уже не вызывало никаких сомнений капитана Глеба. Так будет и в этот раз. Они обязательно справятся, выдержат свой строгий график, победят и вернутся домой. Только какой ценой?
Неправ был тот, кто ничего не зная, обвинял его в легкомыслии. Каждую минуту любого предстоящего дня из этих семи Глеб обдумывал за последние годы не однажды. Он ждал такой встречи давно, несколько раз останавливал себя, трезво оценивая имеющиеся силы, но не свои, нет, а силы и характер собственного сына! И ждал. В этот раз совпали все нужные звёзды.
Ножи на столе.
Всё остальное, необходимое для решительного поступка, у каждого из них присутствовало при себе всегда. И это было не тёплое европейское бельё с начёсом, не жирные куски вкусного мяса, и даже не фляжка со спасительным спиртом…
Глеб легко подкинул в руке чёрного «Центуриона». Подмигнул ножу.
«Ничего особенного. Мы же с сыном будем там вместе. А я – всегда рядом с ним».
Начало
Спустя час капитан Глеб во второй раз оглянулся.
Шагалось легко, с этим он угадал. Их следы, неглубокие, лишь слегка тревожащие поверхность твёрдого после ночного морозца песка, тянулись вдоль берега ровной далёкой цепочкой.
Безветренный прибрежный воздух с утра был ещё вкусен и свеж. Но и он сам, и Сашка уже больше молчали, изредка обращая внимание друг друга только на очень уж какие-нибудь привлекательные и сильные впечатления или мысли.
Понапрасну и ежеминутно назидать сыну Глебу не хотелось; первые же порывы Сашки, отмечающие непривычно лёгкую для него свободу, сами собой исчезли после пяти-семи пешеходных километров.
Сначала он то лихо взбегал на песчаный обрыв, заметив там, в колючих кустах облепихи, огромную хищную птицу; то уклонялся, наоборот, к воде, к самому заливному берегу, бросая на стылую прозрачную поверхность мелкие камешки. Потом притих, шагал рядом с отцом уже ровно, правильно ставя на песок ребристые подошвы грубых солдатских башмаков.
Когда Глеб оглядывался на их пройденный путь первоначально, то за ними тянулась безобразно кривая, поражавшая дисциплину его штурманского глаза рваными пунктирами отдельных юношеских взбрыков.
Сейчас же всё было ровно, как после прохода в парадном строю двух эскадренных миноносцев.
«Вот так умные люди без посторонней помощи и начинают понимать, что значит эффективно экономить собственные силы…».
Иногда Сашка начинал немного сопеть, готовясь спросить его о чём-то.
– Может, я куртку пока сниму, а то как-то жарко, а?
– Раньше нужно было, сейчас ты потный, поясницу ветром быстро протянет. Не советую.
– Ладно…
Каждый из них, отнюдь не новичок в пеших походах и странствиях, выбирал себе одежду для этого сумасшедшего предприятия сообразно своим представлениям. Правда, у капитана Глеба ещё присутствовали при этом гораздо больший опыт и умение ответственно моделировать различные жизненные ситуации.
С ним сейчас было только то, что он давно испытал и до сих пор с преданностью уважал. Куртка голландского спецназа, полностью повторяющая американскую армейскую модель М-65, только тёмно-синяя; старый, по-рыбацкому плотный и грубый, свитер; спортивный зимний комбинезон, горные ботинки и немного растрёпанная океанскими ветрами бейсболка. С этой скромной, совсем не фирменной, небольшой и уютной кепочкой капитан Глеб Никитин пропутешествовал за последние годы уже почти полсвета.
В самом начале их пути заботливый сынок ехидно поинтересовался у папы.
– А тебе морозец ушки не щиплет?
Кулак Глеба в замшевой лыжной перчатке был убедительным и достойным ответом провокатору.
Сашка ещё совсем недавно числился ребёнком. Поэтому и его горнолыжная куртка, и такой же комбинезон отличались чрезвычайно яркими и блестящими пластмассовыми кнопками и застёжками-«молниями». Башмаки же, напротив, были сверхнадёжны, но, при этом, очень грубы и тяжелы. Да и тесная, крупновязаная шапка могла быть полезной только при лютых морозах.
Иногда редкие порывы ветра сдували с прибрежного обрыва лёгкие облачка сухого инея, и тогда воздух вокруг них на краткое мгновение становился искрящимся и туманным…
– Носки ты, надеюсь, надел правильные?
– А то! Не сомневайся! Всё по науке: на каждую мою замечательную ногу – по два простых, хэбэшных, носка и один шерстяной, тёплый. Всё как учили! Правильно же?!
– Почти. Для того чтобы много ходить по снегу, – да, достаточно; для выживания на морозе – набор не совсем удачный.
– Почему это?
Отец неразумного юноши был мудр и краток.
– Скоро поймёшь.
Следующий примерно километр они опять молчали, ловя лучи ласкового послеполуденного солнца левыми щеками. Потом Глеб не выдержал и расхохотался, заметив, как в очередной, двадцатый, наверно, уже раз Сашка склонился над своей брутальной обувью.
– Да завяжи ты шнурки правильно! Один раз и навсегда!
– Я и так… Правильно же? Вот, посмотри сам.
– Не делай никаких бантиков! Затяни потуже – и на мёртвый узел! Всё.
– Так ведь неудобно же! А как развязывать?!
Всё ещё веселясь, Глеб хмыкнул.
– Развязывать их на этой неделе тебе придется редко.
Постояли, осмотрелись, Сашка старательно перевязал шнурки по новому рецепту. И они опять двинулись отмеривать ровные шаги по приятно-хрусткому песку.
Хороший шаг и спокойное дыхание – старинное правило для всех юных гимназисток, желавших когда-то иметь розовые щёки.
– …А знаешь, в тот четверг, в агентстве-то, ну, почти ещё в самом начале, Ева меня, оказывается, на свой телефон незаметно фотографировала! Вчера показывала – я там такой рассерженный, смешной!
Он даже сам не понимал, как был честен и этим дорог некоторым людям.
– Стоп.
Нахмурив серьёзную бровь, капитан Глеб обернулся и через голову сына посмотрел на их следы. Человеческая тень и повреждения на песке от их башмаков идеально совпали.
– Приступаем!
– Чего?
– Пришло оно, наше время, товарищ! С этой минуты начинаем жить по легенде! Мы только что выброшены стихией на неизвестный скалистый берег и должны теперь прилагать неимоверные усилия, чтобы дождаться прибытия благородных спасателей!
– А какие усилия нам сейчас нужно прилагать?
– Мы ищем место для лагеря и собираем на пустынном берегу различные полезные вещи, которые, несомненно, помогут нам выжить на этом жестоком патагонском морозе! Вот, смотри, какая чудесная веревочка прямо у тебя под ногами валяется.… Пригодится!
Чересчур резко остановленный, Сашка вздумал было протестовать.
– Но это же нечестно! Ведь если мы на необитаемом острове, то никаких верёвочек там не может быть! Договаривались же, что всё будет по-настоящему!
– Ну и что? Цивилизация давит на нас по всем фронтам, приятель. Однажды на диком кораллово-розовом пляже Барбуды я лично видел неизвестно откуда выброшенную волнами крышку литовского холодильника «Снайге», а в океане около намибийских берегов у борта нашего траулера, лежащего в дрейфе, долго плавала большая деревянная катушка из-под ярославского кабеля. И это ещё не самые вопиющие факты, заметьте, сэр!
– Ладно, уговорил. А банки алюминиевые из-под пива брать?
В парне начал просыпаться инстинкт добытчика, да и, кроме того, просто так шагать ему уже надоело.
В поисках они разбрелись по всей ширине прибрежного песка, продолжая продвигаться всё дальше и дальше к намеченной цели.
Сашка крикнул издалека.
– Па! А помнишь, мы недавно проходили мимо кастрюли?! Нужно было и её взять!
– Вот именно такой поступок и был бы нечестным. Я тоже заметил её, но кастрюля была ещё там, в другой жизни, не на нашем необитаемом острове.
– Согласен.
Через минут двадцать, когда они одновременно стали узнавать знакомые лесные места, от их бравого внешнего вида не осталось практически ничего.
КапитанГлеб тащил в руках почти целый оранжевый капроновый мешок из-под овощей, неопрятный мокрый моток унылых верёвок и две пустые пластмассовые бутылки.
Его сыну шагалось значительно веселее. Все свои находки, с десяток пивных банок разнообразной ёмкости и большой кусок пенопласта, он нанизал на кусок ржавой проволоки, перекинул этот патронташ наискосок через плечо и поэтому прыгал через упавшие с откоса к воде деревья с некоторым музыкальным сопровождением.
Всё шло по плану. Глеб был очень рад, что Сашка так веселится.
– А вода, интересно, сейчас в заливе теплая?
– Попробуй.
Прямо от высокого обрыва Сашка опрометчиво резво сбежал к самой воде. Тяжёлые ботинки несли его сами по себе, а полуденное солнце продолжало ещё очень ярко слепить глаза. Морозец, мелкая прибрежная волна и прохладный низовой ветерок сделали своё дело – прозрачная тончайшая наледь ждала героя.
Нелепо взмахнув руками и банками на своей проволочке, Сашка с алюминиевым звоном грохнулся на лёд всего лишь в метре от зимней воды.
Первый раз с начала их приключения он выглядел так смешно и растерянно, в спешке на четвереньках отползая от холодной и мокрой опасности.
– Осторожней! Помни, что обратный путь – это двадцать километров! Боливар не выдержит двоих – здорового и инвалида!
И, протянув сыну руку, помогая подняться, капитан Глеб не сдержался и захохотал.
– Всё, приехали.
Он бросил собранный мусор себе под ноги.
– Богатство наше пока оставляем здесь…
Сашка тоже громыхнул на песок свои банки, с удовольствием расправив плечи.
– Теперь как действуем? Зажигаем костёр?
– Не суетись. Сейчас расходимся по лесу, ищем место для лежбища. Самый лучший для нас вариант – большой упавший ствол, но только обязательно такой, чтобы плотно лежал на земле.
– Почему?
– Чтобы из-под него лишний ветер к костровищу не пробивался. Нужны стволы, похожие на стенку. Или пни, толстые, высокие. Ещё обращай внимание на другие поваленные деревья вокруг, их потом можно будет использовать как дрова. И не таскай сухие ветки за собой, а просто запоминай, где есть запасы и какие.
Нетерпеливо поглядывая по сторонам, словно опасаясь, что все лучшие места кто-то нехороший уведёт у него внезапно и прямо сейчас, Сашка пинал носком башмака песок.
– А почему ты не хочешь сделать лагерь прямо там, ну, на том самом месте, где мы летом-то со всеми были? Там же сосны такие красивые, у самого берега!
– Не забывай, что тогда мы приезжали на ваш культурный пикник на автобусе, с комфортом, с дамами, с большим брезентовым навесом и с бензопилой. А сейчас…
– Да и ветер, – Глеб остановился, уже безо всякой улыбки повернулся к сыну, – по прогнозу в эти дни дуть будет с востока. То сосновое место как раз на ветру. Нам будет неуютно в таком пейзаже.
– Ладно, нечего время терять. Примерно через час встречаемся именно там, на знакомом обрыве. Обсудим впечатления – и окончательно выберем место стоянки.
– А как узнаем, что прошёл уже час?
Капитан Глеб укоризненно покачал головой.
– Считай до трёх тысяч шестисот.
– Не, я ведь серьёзно!
– Я тоже.
Не показывая своего очень похожего нетерпения, Глеб стянул с рук перчатки, сунул их за отворот куртки.
– Помнишь ещё, не забыл?
Он сложил ладони «лодочкой», поднёс к губам и сильно, один раз, дунул. Гулкий свист прокатился по пустынному берегу и затих в кустах над обрывом.
– Вяхирь!
Теперь уже Сашка расплылся в доброй улыбке.
– Ясно, понял! Будем обмениваться сигналами. Как только будет чего-нибудь сверхинтересное – я свистну тебе так три раза!
Стоило им только на несколько минут остановиться для планирования дальнейших своих дел, как вокруг резко потемнело. Небо как будто кто-то большой накрыл серым, вдоль берегового песка и низко над водой потянуло суматошным ветром.
Поправляя поднятый внезапным порывом капюшон куртки, Сашка воскликнул, восхищаясь стихией.
– Ого!
– Да, коллега, погода портится. Всё в соответствии с прогнозом. Думаю, что долго нам теперь солнышка-то не видать. Ничего, не заблудимся…. Поехали! Я, чур, направо!
Вначале, после первых же лесных шагов, Глеб часто останавливался, чтобы прислушаться к удаляющемуся Сашке: в первые минуты хруст мёрзлых веток под его ногами был ещё слышен, но потом всё плавно затихло.
Наступила настоящая зимняя тишина.
На склонах оврагов, обращённых в сторону закрытого неожиданной мглой солнца, земля оставалась мягкой; на ветру, на мелких холмах мох и стылые листья поддавались подошвам действительно твёрдо, трескаясь льдом внутри; промежутки между большими деревьями, похожие на тропинки, за эти последние солнечные дни протаяли и почернели влагой.
Красновато-седые малинники стояли густой шершавой стеной, почти не качаясь на ветерке, подставляя иногда для особо крепких и настойчивых его порывов отдельные задорные прутики.
Две сосны, высокие, взрослые, с плоскими зелёными кронами, метров по пятнадцать в высоту каждая, сильно наклонились от залива в сторону большого леса. Вид их голых корней вызывал сожаление.
«Не жильцы…».
Меж круглых лесных холмиков прояснилась небольшая замёрзшая болотина, сплошь покрытая очень низкой и согнутой сухой осокой.
Волшебные, покрытые густым неожиданным снегом деревья перебивали друг у друга тусклый солнечный свет.
Без потерянного берегового простора здесь было немного неуютно, но капитан Глеб Никитин всё равно шагал по спускам и подъёмам знакомого леска с удовольствием.
Загрохотал где-то поблизости по сухому морозному дереву дятел.
Поглаживая на ходу гладкие желто-коричневые стволы вязов, Глеб спустился с высоты обрыва к заливу. На холодной воде изобильно шевелился пустой камыш, а у самой песчаной кромки трепетала седыми и густыми стебельками сухая крапива. На согнутых зеленовато-серых вершинках всё ещё оставалось немного сморщенных листиков.
«Каким же ветром и когда её сюда занесло?».
Внезапно сквозь далёкую тугую пелену вырвалось на краткий миг к земле солнце. Глеб как раз поравнялся с большим деревом, и на широком стволе отпечаталась его неожиданная тень. Таким случаям нельзя позволять пропадать просто так, поэтому пришлось остановиться, немного привести себя в порядок. Поглядывая на собственную симпатичную тень на ровной коре дерева, как в зеркало, Глеб поправил согнутый козырёк кепки, приосанился.
«Вот теперь гораздо лучше…!».
Пару-тройку подходящих мест для устройства их лагеря он нашёл довольно-таки быстро. Одно, под роскошным, высоченным, вставшим на дыбы корневищем упавшей чёрной ольхи, ему глянулось больше остальных. Да и дров поблизости было предостаточно.
В небольшой дубовой рощице неподалёку от выбранного места Глеб несколько раз, для верности, повернулся на месте, запоминая изобильное желудёвое месторождение.
Он ещё и ещё раз, улыбаясь и внимательно поглядывая по сторонам, представлял себе, как сможет в эти дни удивлять сына интересными наблюдениями и открытиями; как обязательно получится сейчас у них развести горяченный светлый костёр, а потом, завтра, изобретательно и хитро они вместе наловят в заливе рыбы, и будут говорить вечерами, прислонившись спина к спине, сохраняя общее тепло своих тел и вглядываясь в чёрное звёздное небо…
Примерно в километре от него три раза подряд раздался знакомый и правильный свист.
«Замечтался! Парень-то верно намекает, что час уже почти прошёл…».
Он ответил, тоже троекратно.
По тонкому бархатному снегу бежалось приятно.
Пелена мягких и густых снежинок набирала силу, но ничуть не мешала ему ориентироваться. Судя по всему, Сашка был уже рядом с местом назначенного сбора, в их привычных соснах.
На ходу капитан Глеб громко окликнул сына, через минуту – ещё раз. Снимать перчатки и свистеть не было никакой необходимости, и он опять крикнул, не особенно сильно.
Под мокрыми листьями и свежим снегом часто попадались старые, скользкие на стылой земле, толстые ветки. Он старался не вступать на них твёрдыми подошвами ботинок, укорачивая для этого шаг или иногда прыгая на бегу чуть в сторону.
Метров через двести Глеб ещё раз остановился, унял дыхание и снова крикнул. То, что донеслось до него в ответ, встревожило.
Рядом, за маленьким, заросшим осинками бугорком, раздался сначала очень неправильный, суетливый какой-то, «их» свист. Три раза. Потом сразу же, безо всякого перерыва, ещё раз, ещё.… Два, один.… Это уже было не густое угуканье лесного голубя, так похоже подражать которому он смог научить сына в детстве, а какое-то жалобное, прерывистое, очень непонятное сопение.… Через мгновение капитан Глеб услышал и знакомый голос, срывающийся в страшный крик.
– Па-ап…! Па-ап…!
– Я здесь!
Обозначить, что ты рядом – и мчаться, мчаться на помощь! Что-то случилось с его сыном. Что?! Пока неважно… Быстрей! Быстрей!!!
Среди всех жёстких тонких веток, хлеставших его по лицу, он мгновенно угадывал и откидывал ударами ладоней только те, которые метили ему прямо в глаза. На остальные Глеб не обращал внимания, сминая плечами в стороны незначительные деревца и сучья редких, ломких кустов.
Его бег по притихшему лесу был жесток и шумен.
– Ты где?!
– Я здесь! Здесь…
От кромки обрыва навстречу к нему рванулся Сашка.
– Жив?
– Да! Да, это не я, не со мной.… Сюда, сюда, быстрей!
– Что такое?
Глеб наконец-то плотно сжал плечо сына.
– Что случилось? Почему ты так кричишь?
Вязаная шапка сбилась низко и криво на лоб Сашки, из-под неё блестели круглые, застывшие в непонятном ужасе мальчишечьи глаза.