Неделя холодных отношений Сивинских Александр

– Там…, вон там…, на берегу, под обрывом…

Он схватил отца за руку, торопливо подталкивая его вперёд, и, с хрипом глотая воздух, всё повторял и повторял:

– Там…, лежит…, лежит! Посмотри сам…, внизу. Я как увидел, так тебе… Ты ведь молчал! А он…, он там!

– Кто?!

Одним рывком капитан Глеб Никитин развернул сына лицом к себе.

– Замолчи!

Его громкий крик, почти рычанье, мгновенно прекратил истерику Сашки. Тот, не мигая, обмяк, уставившись в лицо отца.

– Вот так-то уже лучше. Где и кто?

– Пап, я же и говорю.… На берегу человек! Мёртвый.

И снова, не отпуская рукава куртки Глеба, нерешительно двинул его впереди себя.

Сквозь деревья, по мелкому ущелью песчаного обрыва, к воде проникала незначительная, узкая, но ровная лесная дорога. Её, летнюю, наезженную не одним поколением рыбаков и отдыхающих, Глеб Никитин знал тоже давно, догадывался о ней даже и сейчас, когда пушистый снег успел ровно закрыть мелкую колею.

На береговой поляне, среди остатков старого, осеннего ещё костра, действительно лежал человек.

Вниз лицом…, неприятно, как в криминальной хронике, раскинув в стороны руки. Вывернутая левая нога в красивом меховом сапоге.

– Пап, он же мертвый! Точно! А там.… В спине.… Видишь, там нож!

– Назад!

Он сделал это одновременно: заорал и отшвырнул назад, за свои плечи, сына, уже было поспешно шагнувшего к мёртвому человеку.

– Не подходи! Я сам.

– Я же…

– На-зад! Кому сказано – не двигайся с места!

Внимание к неожиданным деталям всегда было полезным и не раз выручало его в трудных ситуациях. В отличие от перепуганного Сашки капитан Глеб Никитин мгновенно заметил и понял многое.

Их, живых, и того человека разделяли несколько метров и тысячи медленно падающих крупных снежинок. Никаких следов на свежем снегу уже не было.

Стараясь ощущать подошвами ботинок все значительные неровности на земле, Глеб подошёл к лежащему, опустился рядом с ним на колено, внимательно оглядывая его одежду. Сразу тело переворачивать не стал, просто медленно приподнял неудобную голову.

– Вадим!

С обрыва вскрикнул и понёсся вниз, к убитому, Сашка.

Капитан Глеб вскочил навстречу, расставил руки, стремясь вовремя перехватить мальчишку, и опять на десяток шагов оттащил его от тела.

– Да не топчи ты здесь всё вокруг!

– А ты?!

– Мне можно.

– Па, но это же Вадим!

– Вижу. И твой нож у него в спине.

После таких спокойных и негромких слов отца Сашка попятился, не отводя взгляда от знакомой белой рукоятки и неловко спотыкаясь о незаметные под снегом мёрзлые ветки.

Кожа на шее была ещё тёплой и мягкой, но пульса, как ни старался Глеб, найти ему не удалось….

«Не больше получаса… Мы в это время только ещё подходили к северному краю леса».

На длинной куртке Вадима и на его чистых непромокаемых штанах снег лежал тонкими полосками, понемногу скапливаясь в углублениях неровных складок.

Глеб снял с лица убитого прилипший чёрный лист, тщательно обмахнул с подбородка несколько мокрых травинок. Снежинки по очереди таяли, опускаясь на бледную щёку Вадима…

Удар ножом в спину не был единственным. Заметны были ещё следы и от других – суматошных и слабых, только порезавших по-разному камуфляжную ткань новенькой охотничьей куртки. Для последнего удара, после которого нож остался торчать, забитый в тело по самую рукоятку, убийца, вероятно, навалился на сбитого с ног Вадима уже сверху. Да, именно так, а сначала его ударили ножом в грудь. Или в живот…

Из-под упавшего по снегу проступала яркая кровь.

Детали, детали….

И куртка, и тёплые сапоги, и специальный походный комбинезон – вся верхняя одежда убитого – странно новая, не стиранная, ни разу в непогоду не намокавшая. И сейчас мелкие талые капли просто скатывались по поверхностям складок, а новые снежинки скользили, не задерживаясь на остывающей гладкой ткани.

Всё так же, не переворачивая, капитан Глеб стремительно и деловито обыскал Вадима. Вслух удивился, что ни в одном из многочисленных карманов не нашлось никаких документов, ни ключей, ни мобильного телефона.

– Ты видел на нём такую куртку раньше? А комбинезон? Шапку?

– Нет, ни разу…

С растерянностью и молчаливым ужасом Сашка смотрел на то, как отец сноровисто приподнимал мёртвое тело, и изредка морщился, когда там, в спине, шевелился знакомый нож.

– Пока всё…

Глеб обтёр руки чистым снегом, в два прыжка поднялся на обрывчик к сыну, который с внезапной усталостью привалился к берёзе и жадно мял пальцами и зубами незажжённую сигарету.

– Без спичек скучно?

Глеб ухмыльнулся.

Прогулочный румянец исчез с бледного лица Сашки, а вот глаза, наоборот, устало потемнели, прикрытые большими ресницами.

– Почему у…, у него мой нож? Зачем ты его не взял?

Ещё раз, подняв сведёнными пригоршнями от подножия берёзки много пушистого снега, капитан Глеб Никитин опустил в холод разгорячённое лицо, а потом и провёл мокрыми ладонями по своей горячей шее. Фыркнул, глубоко вздохнул и пристально посмотрел на сына пронзительными голубыми глазами.

– Хуже всего то, что кроме нашего с тобой старого ножа, который торчит у Вадима в спине, есть ещё один, у него на ремне, в ножнах. Чистенький весь такой, почти в смазке, только что из магазина…

Сашка помотал головой, не в силах понимать в эти минуты сложных рассуждений отца. А тот и не стал ничего подробно ему пояснять.

– Ты как?

– Устал. Задумался вот немного.

– О Еве?

– И о ней тоже.

Первый раз в жизни Глеб смотрел, как его сын разговаривает с ним, совсем не смущаясь остатком смятой сигареты, и жалел о своих многих, многих давно и неправильно прожитых днях…

– Подойди к обрыву.

– Зачем? – Сашка нахмурился недоумённо.

Так же жестко, как и пять минут назад, когда он останавливал истерику сына, Глеб взял его за плечо.

– Подойди и посмотри туда. Запомни подробно. Пригодится.

С обрыва, из-под деревьев, под которыми они стояли, снег на широком берегу казался гораздо более сильным и быстрым.

Сквозь белесую дневную пелену тело убитого уже напоминало мягкий снежный холмик, на поверхности которого ещё темнели полосы не до конца спрятанной метелью одежды.

– Что делать? – Капитан Глеб не отнимал руку от плеча сына. – Давай-ка, мы с тобой для начала костёр всё-таки разведём.

– Какой ещё костёр?! Ты что, здесь, рядом с ним…! Нужно быстрей сообщить…, чтобы полиция приехала! Может они ещё здесь, в лесу?!

– Кто это «они»?

– Ну, те, кто…, эти, кто Вадима убил…

– Помолчи, а?

В беспокойные и громкие словасына капитан Глеб Никитин почти не вслушивался, пристально рассматривая какую-то только ему ведомую важную точку на мутно-снежном пространстве широкого залива. Сашка обиженно замолчал, переступил нетерпеливо ногами, снял со своего плеча и опустил руку отца. Ещё раз хотел сказать ему что-то решительное, но передумал. Несколько минут прошли в тишине, сквозь которую далёким эхом несколько раз прошумели в высоких соснах случайные порывы ветра.

Глеб словно очнулся.

– Не «они». Убийца был здесь один. Подобные вещи – это результат размышлений умного одиночки. Он спланировал всё. Зрелище явно рассчитано на нас с тобой. Он точно знал, что мы будем идти сюда берегом. Переправился на автомобильном пароме после нашего, пассажирского; приехал на машине, чтобы опередить нас, привёз с собой Вадима. Прямо около машины и убил.…

Это был свой, с кем Вадим мог бы поехать в лес запросто. Судя по тому, как одет Вадим, он примчался сюда, чтобы присоединиться к нашей экспедиции. В четверг ты чётко дал ему понять, что его присутствие здесь нежелательно… Ты действительно точно так и сказал? Конкретно? И сослался на меня, да?

Не мигая, Глеб пристально посмотрел в лицо сыну и был рад, что тот не отвёл серьёзных глаз.

– Не сомневайся. Мы поначалу-то и поссорились с ним тогда в офисе из-за этого. Я специально в ответ нагрубил ему, сказал, что мы с тобой не любим посторонних неприятных запахов. А он….

– Значит, – Глеб опять нахмурился, размышляя. – Значит, тот, кто его сюда привез, убедил парня, что мы его простили и зовем к себе в компанию. Убийца не дал время Вадиму на сборы, не дал и возможности сообщить кому-либо об их поездке. Очевидно, бедняга так обрадовался, что обязательно станет героем, что уже не обращал внимания на разные мелочи….

Сашка продолжил, стараясь упростить.

– А, может, они с Вадимом просто здесь, нечаянно, поссорились…

– Нет, это не так, но очень жаль, что ты неправ. Это убийство подготовлено, и твой нож здесь присутствует не случайно. В ином случае Вадим бы защищался. Впрочем, губа у него действительно сильно разбита.

– А теперь о том, как же нам с тобой в этой ситуации поступать… Ты веришь мне сейчас? Скажи. Только тщательно подумай, я ведь это на полном серьёзе.

Взгляд капитана Глеба, действительно, не выглядел в эти мгновенья ни насмешливым, каким почти всегда бывал в их коротких случайных разговорах; ни истерическим, ни гениально проницательным.

– Ну, конечно…

Он ясно видел, что сын его всё ещё не понимает.

– Па, ну чего ты со мной так?!

Неловко ткнув размокшей сигаретой в самый низ близкого берёзового ствола, Сашка взмолился, стараясь пристально рассмотреть выражение лица отца.

– Нам нужно сегодня остаться здесь.

– Ка-ак?! Зачем? Рядом с ним…. А сообщать?!

– Не всё так просто, малыш. Твой нож сильно побеспокоил не только несчастного Вадима, но и меня тоже. Прежде чем действовать и что-то предпринимать, нам необходимо немного подумать. Одна ночь в этом деле ничего не решает, а у нас с тобой появляется шанс принять грамотное и взвешенное решение. К тому же возможностей ни у нас переправиться в город, ни у полицейских сюда из города раньше утра никаких нет.

– Спрашивать же будут, почему мы не сразу…

Крепко вытерев лицо изнанкой кепки от неприятно высохшей снежной влаги, капитан Глеб повернулся к сыну.

– А мы и не будем никому лгать. Просто я считаю, что над нашими ответами на такие вопросы лучше подольше поразмышлять. Ну что, согласен?

– Тебе видней…

– Слабоватое мнение. Но на первый раз сойдёт. Пошли, я, кажется, успел всё-таки найти хорошее место для сегодняшней ночёвки.

И опять, закончив такой принципиальный разговор с сыном, Глеб Никитин усмехнулся, заметив, с каким облегчением тот ринулся в лесную чащу, стремясь скорее расстаться с впечатлениями проклятого обрыва.

Всё остальное они обсуждали уже на ходу.

– Про следы ты не думал? Пригодятся же ведь для следствия?

– Ты прав – следы преступника всегда интересны. Отпечатки колёс машины, скорей всего, ещё остались на дороге в том, в старом осиннике. Там и грунт помягче, и деревья погуще растут; думаю, что там-то их снегом не успело ещё до конца засыпать. Но через полчаса ничего уже не будет видно.…

– Давай, накроем их прямо сейчас чем-нибудь! Курткой моей!

– Не надо…

– Но это же важная улика! А мы сохраним!

– Во-первых, человек, который всё это натворил, уже этим вечером полностью поменяет резину на своей машине. А во-вторых, такая тёплая и прочная куртка тебе ещё здесь очень пригодится, поверь.

С началом снегопада в лесу немного потеплело, песок сразу же отмяк и проваливался под их ногами гораздо глубже, чем ранним утром.

– Ева сильно обижалась на Вадима?

– Ага, очень. И на отца своего тоже…

Деревья и земля незнакомо побелели, но Сашка, неожиданно став серьёзным и лицом, и движениями, ориентировался в эти минуты хорошо. С основной лесной дороги, по которой летом ездили и ходили грибники и рыбаки, к их береговым соснам вёл неприметный километровый отворот, о котором знали немногие. Зимой же даже лесники и егеря не имели никакой надобности заглядывать в эти скудные края.

Вывороченное ольховое корневище находилось примерно в десяти минутах неспешной ходьбы от того обрывчика, под которым остался лежать Вадим.

Капитан Глеб плотно шагнул на нетронутый снег и велел Сашке встать рядом.

– Зачем?

– Не шевели пока башмаками.… Так, а теперь аккуратно скакни в сторону. Какой у тебя чёткий след-то получился! Получше даже, чем мой. Запоминай. Это наши следы. Встретишь поблизости какие-нибудь другие – будь очень осторожен, зови сразу же меня.

Трухлявый ствол старой, прямой и длинной ольхи плотно лежал на земле, а плоская стена её мелких и узловатых корней, забитых землей, перепревшим мхом и сухой травой, при падении дерева очень удачно встала торчком, почти вертикально.

Подобрав невдалеке короткую палку, Глеб несильно обстучал ей шершавую земляную стену и гостеприимным жестом пригласил сына к себе, в неглубокую, но просторную, метра два на три по площади, плоскую ямку.

– Вот здесь мы сегодня и будем жить.

– А зачем ты стучал по корням?

– Чтобы нам почва за воротники не сыпалась, когда подсохнет от огня.

После простора открытого берега в тени старого пня им обоим казалось, что уже наступили сильные сумерки.

– Давай спешить. Я ищу и готовлю растопку, а ты по-быстрому влезь на эту иву. Смотри: на ней, на чёрной, очень хорошо сейчас видны светлые сухие ветки и сучки. Ломай их все подряд и бросай сюда, к костру.

Сашка выслушал его и, прежде чем исполнить приказ, принялся расчищать ногами снег в углублении под пнём.

– Пустое.… Бросай сушняк прямо на снег, я здесь сам разберусь.

Никто и не сомневался, что он «разберётся» с костром. Только Сашка, уже взобравшись по стволу к первым же трескучим неживым веткам, спросил, внезапно вспомнив:

– А огонь-то как у нас получится?! Тереть будем?

«Эх ты, мой маленький, неопытный робинзончик…».

Ещё час назад, в соснах, он не забыл на ходу подпрыгнуть и тяжестью своего веса обломить со ствола толстый, звонко хрустнувший мёртвый сук. Сашка тогда покосился на него, но ничего не спросил.

Из низовых побегов той же ивы, по которой всё ещё тщательно ползал его сын, Глеб вырубил ножом длинную гибкую палку.

– Готов, обезьяныч?

– Здесь только самые верхние остались… Их тоже ломать?

– Грохнешься. Спускайся.

Не дожидаясь приземления помощника, капитан Глеб начал расстёгивать на себе одежду. Снял и повесил на ветки куртку, опустил на колени верх комбинезона, принялся тщательно рассматривать что-то в своём нижнем белье.

– Ты чего это?!

Поленившись перебирать ногами до самого снега, Сашка спрыгнул не с самых нижних веток.

– Не, в самом деле, па, зачем стриптиз-то?

– Оп-ля!

Не отвечая и поёживаясь, Глеб выдернул из пояса плавок шнурок.

– Вот она, родная!

– А чего из штанов? У тебя же другие верёвки были, ну, на берегу-то которые ты днём собрал?

– Не найти мне их сейчас, поздно, емно…

Шнурка как раз хватило, чтобы согнуть из ивовой палки крепкий лук.

Сашка уже всё понял и без лишних слов начал готовить все остальные огневые приспособления. Из твёрдого, как кость, сухого сучка он выстрогал одну палочку, сделал ножом углубление посередине другой. На собственном обидном опыте он знал, что тереть палку гораздо приятней не ладонями, а тесно захватив её тетивой лука и прижимая сверху поперечной деревяшкой. Сашке с третьего класса довелось изучать подобные скаутские штучки, да и этот фокус они с отцом проделывали на рыбалке не единожды, правда, там никогда не стоял вокруг них сумрачный зимний лес….

Минут двадцать они, жужжа луком острую палочку на толстом обломке сосны, сменяли друг друга. Тонкие, прозрачные плёнки берёзовой коры, несколько клочьев сухого мха, которые капитан Глеб таскал во внутреннем кармане куртки почти с самого начала похода, подымили для приличия немного, посопротивлялись добытчикам, и вспыхнули потом в безветренном воздухе, предусмотрительно и бережно спрятанные в одно из углублений старого пня.

– И это правильно…

Глеб не успел ещё, как следует, закрепить их успех, а Сашка уже убежал за другими, большими дровами.

Поочерёдно, осторожно, по одному, прислонялись к огню сухие ивовые прутики; затем пошёл в дело и кусок сосновой коры; тут же из чащи примчался Сашка и, на всякий случай, мелко ломая, подкинул в их так славно начатый костёр ещё несколько подходящих сучьев.

Теперь можно было оставлять огонь в одиночестве.

Они разбрелись в разные лесные стороны, редко возникая тенями из сумрака и поочерёдно подтаскивая к месту ночлега найденные там дрова. Глеб один раз позвал на помощь Сашку, и они вдвоём, за несколько ходок, перенесли на плечах к огню все мощные куски когда-то рухнувшей неподалёку от ветра старой осины.

Отражаясь от светло-коричневой грунтовой изнанки вывороченного пня, костёр быстро вытаял вокруг себя большое земляное пятно.

– Послушай, нарежь ещё еловых веток, погуще только, охапок пять. Брось их около огня, ближе к стенке. И размети аккуратненько по сторонам оставшийся снег.

– А ты куда собрался?

Успев за работой немного успокоиться, Сашка вновь насторожился.

– Я сейчас.

Капитан Глеб видел, как сын пристально наблюдает за ним, поэтому особо не суетился. Он поднял из костра несколько толстых, до конца не прогоревших веток, обстучал с них оставшийся огонь. В первые минуты ветки ещё светили ему, но потом, покачиваясь в руках в такт шагам, роняли на снег только искры.

….В полной темноте, хорошо видя под ногами светлое, он спустился с обрыва и, почти вслепую обойдя вокруг тела Вадима, одну за другой воткнул сквозь тонкий снег в песок воняющие гарью головешки. Запах огня должен был немного придержать в эту ночь голодные желания хищных лесных обитателей.

Щурясь от яркого пламени, Сашка с тревогой поглядывал в ту сторону, куда уходил отец.

Не говоря ничего, Глеб уселся перед огнём на ворох лапника.

– Он так хотел свой ресторан построить, где-нибудь за городом, на берегу.… И чтобы обязательно свежие грибы и молоко были…

Глеб продолжал молчать.

– А почему ты меня так грубо сегодня гонял там, под обрывом? Ну, там…, где он лежит?

– Извини, но я очень не хотел, чтобы около Вадима оставались твои следы.

– А твои?

– Думаю, что этот сюрприз приготовили именно для твоей персоны. Не очень устал?

Сашка пожал плечами.

Двадцать километров пешего перехода, тяжёлые дрова, шок.…

Да и декабрьский холод, после исчезновения солнца ставший каким-то уж совсем неприятно пронзительным, скоро должен был по-настоящему наброситься на уставших людей.

– Давай ложиться?

– Не-а.… Говорю же – я не хочу спать.

– А мы и не спать, мы отдыхать немного будем. Поднимись-ка.

Ровно, в несколько слоёв, капитан Глеб разостлал еловые ветки между длинным костром и подошвой старого пня. Ветер и снег к ночи уже закончились, мелкие искорки выскакивали из огня прямо вверх, неназойливый дым тоже тянулся туда же, не особо расползаясь по сторонам.

– Ты ближе к огню, я – к твоей спине.

Немного поёрзав на жёстком лежаке, Сашка пробормотал из-под нахлобученного капюшона:

– Поесть бы сейчас…. Картошечки жареной….

По голосу было слышно, что он улыбается. И капитан Глеб усмехнулся. Ему всегда становилось радостно, когда сын шутил так похоже на него.

– Я не усну.

– А ты и не спи, думай.

Лежать спина к спине было, конечно, тепло, но некоторые проклятые ветки всё-таки давили под рёбра. Они то вместе, то по очереди ворочались, пытаясь отыскать каждый себе удобное положение, но уюта для них в эту ночь быть просто не могло. Глеб не закрывал глаза, рассматривая в отсветах близкого костра сухую землю на пне и близкое переплетение различных корешков. Минут через пять он еле сдержал смех, когда Сашка в очередной раз, но как-то уж очень слабо и истомлено, шевельнулся во сне и тут же сладко засопел.

«Кто-то хотел сильно огорчить меня? Абсурд! В этом городе не осталось людей, питающих ко мне столь сильных чувств. Свалить вину за убийство на моего сына? Вероятно. Затеяно всё красиво, исполнено тоже…. И наш нож. Украли его у Сашки ещё осенью, а использовали только сейчас, в декабре. Убийца отличается если не мудростью, то хотя бы завидным терпением. Впрочем.… Ведь затею с нашей экспедицией я придумал буквально за секунды, а это значит, что и тот человек должен иметь хорошую жизненную реакцию. Утром нужно спросить, кто точно был тогда с ними летом на островах, когда нож пропал…».

Потихоньку отодвигаясь в сторону, Глеб приподнялся. Почувствовав шевеление, Сашка дёрнулся, но нарушать своё приятное сонное положение не стал.

– …Ты куда это опять собрался?

– Не волнуйся – здесь, рядом. Спи, я немного займусь костром, потом толкну тебя, сменишь.

– А.., тогда ладно.

Под редкими вздохами ночного ветра угольки в торцах прогоревших головешек на мгновенье вспыхивали и мерцали, как зловещие красные глаза.

Отойдя на шаг от огня, капитан Глеб потянулся, покрутил головой, разминая затёкшую шею. Ещё раз снял куртку, отстегнул тёплую подстежку и укрыл ей ноги сына.

Лица его Глебу не было видно; капюшон, надвинутая шапка и плотная ночная тень надёжно берегли ото всех мирный сон измученного переживаниями юного человека. Стараясь не наступать на ломкие ветки, Глеб понемногу собрал их все вокруг костра, подбросил по очереди в медленный огонь. Длинные палки, перегоревшие уже к тому времени посередине, он тщательно, стараясь не шуметь, передвинул ближе к центру костра.

Постоянный ветер в их логове так и не появлялся, поэтому огонь, притихший без внимания на остатках старых дров, после каждого вмешательства Глеба немного приходил в себя, с тихим шелестом набрасывался на обсохшие до подходящей готовности осиновые обломки, и вновь с силой взмывал вверх, унося белые хлопья пепла в темноту.

Часть еловых веток капитан Глеб собрал в мягкую кучу и сел на неё, оставив огонь перед глазами и опираясь спиной о нагретую изнанку старого пня.

«Сначала, всё-таки, – «зачем»?

Начнём вежливо, по старшинству.

Я в этой истории – персонаж явно лишний или, по крайней мере, второстепенный. Меня отбрасываем…. С удовольствием. Теперь плавно переходим ко второму варианту. Убить человека ради того, чтобы испортить жизнь моему сыну? Нет, при всём отцовском к нему уважении, он на такую роскошную месть ещё не наработал…. «Мы» закончились. Тупик?

Отнюдь. Разведём-ка по-новому все живописные краски для этого пейзажа и скромно поместим нас с Сашкой на задний план. Прелестно! Получается, что страшные вещи творятся не только исключительно из-за нас, сколько с использованием наших маленьких фигурок…

Цель того человека – по каким-то своим серьёзным причинам убить Вадима и убедить всех, что это сделал кто-то из нашей весёлой семейки. Или что мы с сыном погубили этого парня вместе. Отлично. То есть, тьфу….

Теперь – «кто»?

Отталкиваемся, насколько это возможно в данный момент, от Лукина-младшего. В ком он мог вызвать такую лютую ненависть? Какими своими действиями? Финансовые ошибки или личные денежные обязательства? У Вадима никогда не было много денег, он ими не распоряжался, Ефим тщательно следил, чтобы его сын не допускал таких промахов. Из-за женщины? Вполне. Тогда что это за женщина? Кто и за кого мог убить человека? Чей-то муж? Любовник? Соперник?

Кто?

Свой.

Тот, кому верил Вадим. Тот, кто мог убедить его и привезти на этот берег. Неужели Ефим не передал ему мои слова об отказе?! Или объяснил, но неточно? Почему?

Тот, кто так долго берёг мой нож…».

В темноте, по холодным сторонам костра опять закружились снежинки.