Сакура, свадьба, смерть Сивинских Александр

– Её отец?! Она же без отца….

– У всех людей есть отцы. Просто не все живущие приветствуют это явление.

Потребовались секунды, чтобы Глеб Никитин коротким взглядом и умоляющей улыбкой попросил у внимательной официантки Насти ещё кофе.

– Иван не простит себе смерти дочери. Сойдёт с ума, сопьётся, повесится на какой-нибудь ботанической яблоне через неделю…. Он и так спьяну не может вспомнить, опрыскивал ли сегодня отравой сакуры или нет, сомневается, а стоит ему ненароком стаканюгу завалить, как он сразу же в полной уверенности, что сам убил единственную свою дочку, полезет в петлю. Я этого не хочу. Игорь – твой друг, Иван – мой. Нужна правда, которая бы их обоих успокоила и спасла.

Мы с тобой можем браться за дело и размышлять о нём в одном только случае – если это умышленная смерть и что Алия была кем-то сознательно отравлена. Все прочие медицинские аргументы – не про нас, мы в них ничего не смыслим и ничего не сможем доказывать. Берём только одну узкую версию и думаем.

– О чём?! Что мы знаем обо всём этом?

– Просто подумать тоже иногда полезно. У нас есть два дня. Думаю, что похороны будут не раньше понедельника. Так что, мой милый сын….

Глеб наклонился через стол к Сашке.

– В ближайшие сорок восемь часов по данному поводу не будет никаких уголовных инициатив, никаких вскрытий, официальных процессуальных действий и прочей суровой действительности. Если мы сможем за это время разобраться в обстоятельствах и определить истинную причину смерти Алии, то крепко выручим двух, надеюсь, неплохих людей.

– А способы?

– Первый – думать, вспоминать. Ты, например, обязательно поподробней вспомни взаимоотношения Игоря и Алии, и то, как рыжий общался с Игорем в последнее время; что Алия говорила об этих обстоятельствах, даже в шутку, в вашей компании, ну, и всё остальное примерно так, в этом направлении. Завтра, часа в два, собери здесь своих. Самых верных и способных работать. Триноль вашу не приглашай, она, чувствую, опохмеляться будет ещё неделю.

– А Игоря звать?

– Обязательно! Кстати, разберись ещё, кто из свадебной публики принёс в беседку постороннее шампанское? В лимузине, когда мы сюда ехали, я заметил с десяток неначатых бутылок полусладкого… Ваш ведь напиток?

– Да, именно такое мы пили и у памятника, и на набережной…

– Вот. А в беседке после мероприятия осталась пустая бутылка «Брюта». Кто принёс людям дополнительную порцию шампанского при таком-то изобилии? Зачем? Кто его пил? Угощал ли им кто невесту? Эту бутылку, в пакете, я оставил в кабинете директора ботанического сада. Она её сохранит.

В попытке сосредоточиться на итогах разговора капитан Глеб нахмурил брови.

– Ну, думаю, на сегодня всё. Поспеши домой, отмечай свой юбилей окончательно. И ещё…. Про Ивана, про то, что он отец Алии, никому пока ни слова. Договорились?

Сашка кивнул.

– Тогда топай. Ещё раз – поздравляю!

– А ты сейчас чем займёшься?

Капитан Глеб Никитин иногда мог быть существенно кратким.

– Есть дела. До завтра. Если что – звони.

Последние пятнадцать минут его почему-то сильно занимала мысль о сложном и дорогом фотоаппарате, с самого утра направленном своим длинным объективом именно на далёкую и неинтересную в художественном смысле беседку ботанического сада.

А маленький фотограф вовсе и не грустил, не ждал капитана тире трепача, нетерпеливо прикладывая ладошку к глазам, всматриваясь в далёкие горизонты аллей!

Марьяна настолько увлеклась съёмкой, что по-настоящему вздрогнула, испуганно обернувшись на тихие и близкие шаги Глеба.

– Как привидение…

– Барабана с собой не прихватил, чтобы заранее предупредить о возвращении. Как дела? Как настроение?

– Отлично. После четырёх часов ветер окончательно стих, освещение вполне нормальное установилось, вот я сейчас и навёрстываю, эту съёмку мне нужно обязательно сегодня закончить, заказ срочный. А тут такое, внезапное….

– Извини. Чем помочь?

– Нет, спасибо, я скоро.

– Полчаса всего осталось до закрытия, справишься?

Не отрываясь от объектива, Марьяна в нетерпении махнула в сторону Глеба рукой.

– Не мешай…

За двадцать минут капитан Глеб Никитин спокойно обошёл по длинному прогулочному маршруту весь ботанический сад; по пути с тщанием стёр позаимствованной на кассе мокрой тряпочкой свой номер телефона, так решительно изображённый им фломастером на большом входном плакате; ещё раз внимательно, для памяти, осмотрел окрестности беседки; попил холодной воды из водопроводного крана.

Фотограф был готов.

– Пошли?

– Пошли. Давай твои сумки. Давай, давай, не сомневайся! И в первый раз ничего из вверенного мне имущества не похитил, а сейчас, когда нами уже столько совместно прожито, тем более не посмею убегать вдаль с твоей аппаратурой…

– Семь.

– Художника может обидеть каждый.

Так, понемногу разговаривая, капитан Глеб и фотограф Марьяна дошли до ворот.

– Такси?

– Нет! Слушай, если тебе не очень тяжело, давай немного прогуляемся? Ты меня вроде как проводишь, а я ноги разомну, а то затекли за целый-то день то сиденья, то стоянья…

– Хорошо. Тогда с тебя…

– Без условий!

– Только кофе, мэм, исключительно кофе. Всего лишь горячий, бодрящий напиток. В доброжелательной домашней обстановке. А?

– Восемь.

– Продолжай, продолжай…. А вдруг я в будущем стану великим человеком, а ты со мной сейчас вот так, пренебрежительно? Что тогда? Что скажут твои потомки?!

Устало улыбаясь, Марьяна молча показала Глебу две растопыренные ладошки.

– Неужели десять?! Сегодня я превзошёл себя! Всё. Теперь молчу. По крайней мере, попытаюсь.

Город постепенно остывал от дневной жары.

Хоть на всё ещё солнечных улицах и было по-прежнему знойно, но во многом: и в томном блеске больших магазинных витрин, в сильном запахе окончательно разогретого и уже начавшего остывать после полудня мягкого асфальта, в потемневшем густой синевой небе чувствовалось продвижение в центр города, с окраин, по теневым переулкам, вечерней прохлады.

– Подожди, не спеши. Красный.

На пустынном пешеходном переходе Глеб придержал Марьяну за руку. Она оглянулась по сторонам.

– Машин же нет?! Пошли!

Капитан Глеб промолчал.

– Пошли, упрямец!

Для пешеходов загорелся зелёный свет и только тогда Глеб, усмехнувшись, отпустил руку Марьяны.

– А вот теперь – пошли.

У фруктовой палатки, аккуратно заставленной рядами длинных дынь и предусмотрительно нарезанных огромных арбузов, немолодой торговец-узбек кормил хлебом присевших ему на руку голубей.

Капитан Глеб хмыкнул, покосившись на обиженно примолкнувшую Марьяну.

Кто-то из них должен был заговорить первым.

– …Я никогда не суечусь на пешеходных переходах. Это мой принцип, обычное проявление самоуважения и уважение желаний других. Зелёный свет – это элементарное право городского человека, поэтому пользоваться этим правом нужно спокойно и, по возможности, с достоинством.

– Согласна. Только не дёргай меня больше за рукав, договорились?

– Замётано, коллега. Я понятливый.

И улыбалась она ловко и красиво, так же, как и бегала в своих минимальных шортиках по садовым аллеям. Сама взяла Глеба под руку, тихо вздохнула.

Они шли по предвечерним теням деревьев небыстро, всё чаще взаимно замолкая в своём лёгком, совсем необязательном разговоре.

Вместе, почти одновременно, заметили на противоположной стороне шумной улицы безногого человека, катившегося вдоль бордюра в небольшой инвалидной коляске. Мужчина прочно, одной загорелой рукой, держал за ошейник собаку, а та ходко тащила коляску по проезжей части дороги.

– Какая же она пыльная и худая….

– Согласен. Впервые я согласен уважать бультерьера.

– Это бультерьер?! И он так смиренно таскает инвалида?

– Конечно. Классная псина. Ты не устала?

– Немного.

– Взять такси?

– Да ну, ты что?! Меньше двух остановок уже осталось…

– Тогда – троллейбус.

Марьяна расхохоталась, вслед за Глебом заметив так вовремя распахнувшиеся в метре от них двери электрического общественного транспорта.

– Ты же не знаешь, куда нужно ехать?!

– Прямо. Как учил Суворов.

Троллейбус мягко гудел на перекрёстках, в салоне было просторно, усталый пятничный народ не шумел, ничем особенно не возмущался. Марьяна села на свободное место, капитан Глеб остался стоять, поставив рядом с ней на сиденье сумки с аппаратурой.

– В детстве….

– Что, что, не расслышала, извини?

Глеб наклонился.

– Один мой знакомый, крайне творческий человек, на заре своей поэтической карьеры всерьёз собирался написать трактат «О запахах в троллейбусе».

– Ну и как, получилось?

– Не уверен. Уж очень он в те времена увлекался портвейном….

Троллейбус выгрузил их на тихой окраинной остановке, плавно уехал, а уже шагов через десять Марьяна кивнула на серую пятиэтажку.

– Мой дом.

– Твоя крепость?

– Не очень, конечно, крепкая, но зато надёжная. Другой нет.

«Как же она каждый день таскает в ботанический сад все эти сумки?! Килограммов семь, не меньше. И ведь ещё обратно…».

– Нормальный кофе в крепости есть? Или будем покупать?

– Будем. И кофе, и хлеб вчера закончились практически одновременно.

– Не запасливая хозяйка, что ли, мне попалась?

– Сам вредный.

Марьяна с удовольствием показала Глебу в ответ язык.

– И где же тут у вас магазин располагается?

– Направо…

– Это направление?

– Это приказ.

Пакет с продуктами донёс до дверей квартиры тоже капитан Глеб.

В прихожей Марьяна немного посуетилась, забежала вперёд Глеба в комнаты, чем-то там пошумела, вернулась, вытащила для него из шкафчика шлёпанцы.

Он осмотрелся.

– Уверен, что сегодня пить кофе с нами никто не будет. Правильно?

– Правильно. А я уверена, что, пока я принимаю душ, ты безо всяких дурацких выходок спокойно послушаешь в гостиной хорошую музыку. Правильно?

– Ну, хозяйка-то, может быть, у меня сегодня и не запасливая, но тактически грамотная…. Не волнуйся, милая Марьяна, действуй по своему плану. Музыка действительно хорошая?

– Не знаю твоего вкуса. Слушай. Оценивай.

В большом жёлтом халате Марьяна выглядела совсем девчонкой.

Пронзительные глаза, тонкая улыбка, мокрые вьющиеся волосы.

– Всё, я вернулась!

– А я приготовил нам кофе.

Хозяйка ахнула, всплеснула руками.

– Так ты без спроса, безо всякого на то разрешения, бродил по моей девичьей кухне, трогал подаренные коллегами чашки и вазочки?!

– Исключительно чашки. Тебе с сахаром?

– Конечно! Это ведь только грубые моряки употребляют такой чудесный и тонкий напиток горяченным и горьким. А я – со вкусом…

– Ладно. Колбасу в виде бутербродов будешь?

– Ты что, и бутерброды успел уже приготовить?!

– Полуфабрикаты. Жить захочешь…

Лет тридцать, тридцать два…

Возможно, раньше была учительницей…

Умница. Несомненно.

И есть характер.

Через крохотный кухонный стол капитан Глеб Никитин, притворяясь, что кофе горяч даже для него, привыкшего ко всяким высокотемпературным напиткам, прищурившись, украдкой рассматривал Марьяну.

Та, ловко управляясь со столовыми ножами и эмалевыми чайными ложечками, то добавляла в бутерброды ароматное зелёное масло и кунжут, то отворачивалась по каким-то незначительным причинам от стола к настенным шкафчикам, то ставила на скатерть ещё какие-то дополнительные тарелки и, при всей этой разноплановой мелкой суете, совершенно осознанно давала возможность гостю-капитану спокойно рассматривать себя.

С молчаливым вопросом показала Глебу пыльцу чёрного перца на кончике ножа.

Тот отрицательно покачал головой.

Марьяна посыпала перцем свой бутерброд, с улыбкой облизнулась.

– Ну, кажется, кто-то здесь собирался пить кофе?

– За хозяйку!

Не было нетерпения – только одинаковое для каждого из двоих, удивительное в случайном совпадении ощущение правильности и ожидания близких, понятных и непременно счастливых минут.

Капитан Глеб ел бутерброды с сильным и аккуратным аппетитом.

Это был голод, но не жадность и не простая неуважительная спешка.

Кофе он отпивал из большой чашки глубокими глотками, жестко жевал хлеб и мясо, задумавшись о чём-то далёком, в молчании.

И теперь уже маленькая женщина Марьяна, забравшаяся на кухонный угловой диванчик с ногами, закрыв коленки своим большим пушистым халатом, имела возможность пристально-вежливо, как ей и хотелось уже давно, рассматривать своего гостя.

«Недавняя седина…. Жёсткие губы – бывает сердит. Голубые глаза, морщинки в уголках, точный, почти всегда холодный взгляд – жесток? Умеет смеяться – часто над собой. Умён. Много знает. Решительный…. Одет хорошо – способен выбирать для себя лучшее и прекрасно знает об этом…».

– У тебя что, контактные линзы такие, удивительно синие? Специально?

– Не, это природное. От родителей, наследие Средне-Русской возвышенности.

Вопрос Марьяны отвлек Глеба от размышлений.

Он одобрительно качнул в руке чашку.

– Кофе-то удался! А если сейчас хозяйка предложит мне ещё один свой волшебный бутерброд, то я с удовольствием распишусь в местной книге жалоб и предложений.

– С жалобой?

– Ага. На попытку гастрономического давления со стороны обвиняемой…

– Почему?

– Почему «почему»?

– Почему «обвиняемой»?

Красивая и добрая улыбка пропала.

С хмурой настороженностью Марьяна уставилась на капитана Глеба Никитина.

– Кто тут обвиняемая? И в чём? Я?!

– Не дуйся…

Глеб потянулся за приготовленным бутербродом.

– Понимаю, что многое в моих сегодняшних мыслях – бред, но я просто должен в ближайшее время многих людей неприятно спрашивать и получать от них примерно такие же ответы. Не сердись, прошу тебя…

Глеб положил ладонь на тоненькие прохладные пальчики Марьяны.

– Вся эта суета в саду – не случайная. Невесту убили. Можешь мне не верить, но это так.

Как и всегда бывало в его жизни, Глеб Никитин к важному моменту объяснения с дорогим ему человеком уже знал, что именно он будет в эти минуты говорить, какие слова и аргументы ему нужно использовать в таком трудном, пока ещё полном взаимного недоверия, разговоре.

– Почему твоя вторая камера утром была направлена на беседку? Я убедился, что и штатив, и сам фотоаппарат были специально и прочно закреплены в этом положении. Что же такого интересного ожидала ты, профессиональный фотограф, от событий, которые очень скоро должны были произойти в беседке для свадебных церемоний?! Да погоди ты, не дёргайся…

Поджав губы в ожидании собственных близких слёз, Марьяна безуспешно пыталась освободить ладошку из крепкой руки Глеба.

– Я не утверждаю и не обижаю тебя. Просто спрашиваю. Просто ответь.

Свободной рукой Марьяна всё-таки вытерла мокрые глаза.

– Дурак.

– Знаю. Был готов к таким обозначениям. Просто ответь – и продолжим пить твой вкуснейший кофе.

Понять этого человека было трудно, но Марьяне очень хотелось.

– Дурак с полицейскими замашками…

– Считай, что я отвлёкся и ничего не слышал.

– Ладно. На сосне, ну, на той, огромной, что над самой беседкой нависает, молодая сойка весной свила гнездо. Я за ней несколько месяцев наблюдаю, фотографирую…. Договорилась о публикации с одним географическим журналом. Вот.

– Готов прямо сейчас – на колени.

С нежностью освобождённого от гнетущей обязанности совестливого человека капитан Глеб Никитин и в самом деле встал на колени около углового диванчика.

– Извини. Ну, пожалуйста…. Вопросов больше нет.

– Ладно.

Окончательно вытерев прозрачные слёзы, Марьяна легко потрепала капитана Глеба Никитина по лохматой голове.

– Почему-то верю…

– Потому что я хороший!

– Так ты меня весь день подозревал?!

– Ага.

Капитан Глеб с ожесточением впился белыми зубами в край очередного действительно вкусного бутерброда.

– Ты была первой в моём списке.

– Была? Или….

– Всё! Прекрати издеваться над энтузиастом детективного жанра!

– Хорошо. Но и ты тоже!

– Дай прожевать…

После кофе Глеб добровольно помог Марьяне вымыть чашки и тарелки, она же по привычке тщательно протёрла кухонный стол и пригласила гостя в гостиную, где он с удовольствием сел на диван перед молчаливым телевизором.

– Теперь ты – моя союзница.

– Погоди, не спеши быть таким уверенным. Расскажи, пожалуйста, если считаешь возможным, про свои сомнения подробней. Главное – зачем тебе это всё надо?! Эти расследования, расспросы, оскорбления?

– С интервалом в три часа – сыну и тебе. Примерно одно и то же.

Прежде чем начать давать подробные показания капитан Глеб Никитин задумчиво потёр кулаком свой уже шершавый с утра подбородок.

– Так. Первое – почему? Из-за того, что двум практически невиновным людям грозят серьёзные жизненные неприятности. Я этого не хочу, потому что считаю такое развитие событий неправильным и нечестным. Девочку Алию Германову убили, но это сделали не они! Её школьный друг и свидетель на свадьбе Игорь – разгильдяй и романтик, но не убийца. Её отец, о котором она так ничего толком и не успела узнать, – мой однокашник по мореходке Иван Германов. Слабак и неудачник. И тоже – не убийца, я уверен. Второе – зачем? Зачем?! А справедливость? А если из-за чьих-то неправильных и поверхностных выводов случатся ещё трагедии? Третье – почему я…?

– Да! Почему этими расследованиями занимаешься именно ты? Ах, ах, и ещё раз ах! Дамы в восторге! Государственные профессиональные сыщики, по твоему мнению, так убоги, что ни за что на свете не смогут разобраться в подобном изысканном деле? Или отважный дилетант Глеб Никитин считает себя умнее всех и поэтому так щедро разбрасывается обещаниями всё быстренько узнать и наказать виновных?! Бравада? Глупость? Если нет, то, что же это такое?!

Марьяна вскочила с диванчика, нервно бросилась в кухню к холодильнику, но, открыв его, сразу же бесполезно захлопнула, потом, кусая ноготь, опять встала в комнате рядом с Глебом, снова выскочила на кухню, налила в пустую чашку воды из-под крана и тут же вылила в раковину, вернулась, молча и хмуро уставилась в окно.

– Тапки.

– Что?!

– Тапки. Надень, пожалуйста, свои милые тапочки. Нехорошо стоять босыми ногами на холодном плиточном полу. Особенно худенькой женщине. Особенно – если она совсем недавно вышла из-под горячего душа.

Слова капитана Глеба Никитина были спокойными и убедительными.

Мгновения хватило, чтобы Марьяна всё поняла и расхохоталась.

А Глеб снова сел на уютный диван и, как ни в чём не бывало, продолжил свой так неожиданно прерванный монолог.

– …Я и не пытаюсь обгонять профессионалов. Я просто всегда иду впереди них. Им, в отличие от меня, без приказа и без выслуги лет размышлять крайне неинтересно.

– А решать чьи-то судьбы без специальных знаний, без образования, без права совершать необходимые действия? Без опыта, наконец?! Неужели ты к этому готов?

– Искусство стороннего аналитика и проявляется как раз в том, что правилами игры не предусмотрено.

– Одиннадцать.

– Лучше ещё кофе.

– А не помрёшь от такого-то изобилия?! Может чаю? Я умею готовить хороший чай.

– Убедила. Немногим это удаётся.

Пока Марьяна грохотала чем-то стеклянным на кухне, Глеб успел лениво полистать блестящий иллюстрированный журнал и ещё раз внимательно осмотрелся по сторонам.