Сакура, свадьба, смерть Сивинских Александр

– Ты давно уже фотографируешь птичек?

– Птичек – нет, а цветы и растения – лет пять, наверно.

Дисциплинированная, в тапках, расхаживая по тёмно-красному ковру, Марьяна принялась расставлять на журнальном столике красивые чашки, достала из шкафа две разные плитки шоколада, какую-то смешную пузатую бутылку.

– Я не ошибся, ожидая только чай?

– Расслабьтесь, больной. Всё произойдёт внезапно.

– Примерно так же, но не таким звонким голосом, пытался учить меня жизни мой первый боцман.

– Ужасное сравнение!

– В ближайшее время обязательно исправлюсь. А это нужно разливать прямо сейчас? Я ведь сладкие напитки как-то не очень…

Заметив, с каким сомнением капитан Глеб смотрит на винную бутылку, Марьяна пояснила:

– Ром. Три года как неоткрытый. Подарок.

– Р-р-романтическая особа… Тебе в чай?

– Ага, добавь. А ты можешь недолго побыть серьёзным?

– Конечно. Но зачем?!

– Давай выпьем…

Марьяна подняла на уровень глаз чашку со своим ромовым чаем, Глеб – до половины налитый широкий стакан.

– То, что никто нам не помешает разговаривать сейчас, – это гарантирую. Мой муж сейчас далеко и, надеюсь, так будет всегда.

– Если можно, попроще и поконкретней.

– Конкретней быть не может…

Марьяна опять подошла и встала у окна.

– Поженились мы студентами, по любви, оба работали поначалу в школе. Всё было нормально…. Друзья предложили ему вместе с ними заняться бизнесом, получилось весьма успешно. Он очень хотел нашего ребёнка, а потом – уже не просто хотел, а требовал! Я плакала, пыталась объяснять, почему это невозможно, он грубил, был уверен, что всё это выдумки, моя блажь…. Стали часто ссориться и по другим причинам, а год назад у него появилась другая семья. Он сам мне обо всём рассказал, просил только немного подождать с разводом – вроде есть какие-то временные формальности, связанные с обязательствами по бизнесу. Вот так…

Обернуться и посмотреть было трудно, но Марьяна всё-таки обернулась.

– Ч-чёрт! Ты что, всегда смеёшься в такие моменты?!

– Ну, во-первых, не смеюсь, а улыбаюсь…. Во-вторых – просто радуюсь.

– Чему радоваться-то?!

– Тому, что никто, действительно, сегодня не придёт и не помешает нам пить такой вкусный чай.

– Трепач в квадрате! В кубе! Трепач на все времена!

– Это в тебе разыгралось уязвлённое самолюбие – ты-то так складно разговаривать не можешь.

– Зато выгнать смогу…

– Нет. Ты добрая. Поэтому я в безопасности.

Капитан Глеб задумчиво сосредоточился и в красивом порядке составил перед собой на журнальном столике стакан, чайную чашку и бутылку рома.

– А я – хороший…. Всё, всё! Только не кидайся твёрдыми предметами, – я больше так не буду! Честно. Лучше сядь, не стой в полный рост у окна, – будем спокойно пить чай. Расскажи-ка мне лучше про свои фотоувлечения. Это что, действительно стоящий заработок?

– Да, на удивление!

Марьяна с чашкой в руках аккуратно присела на краешек дивана.

– …Поначалу я посылала свои фотографии просто так, по знакомым, в режиме поболтать, как приятные темы общения, потом кто-то подсказал, что качественные фотографии можно продавать через интернет. Попробовала рассылать по разным адресам – и почти сразу же поняла, что дилетантов со своими турецкими фотовпечатлениями там миллионы! Да и всяческих смешных контор, которые специализируются на тупой перепродаже фотографий, тоже хватает. Обманывают и авторов, и покупателей, нерегулярно платят, исчезают…. Я перебрала с десяток таких, потом нашла один фотобанк, наш, отечественный, попробовала с ними работать, – и вот уже несколько лет с только с ними и общаюсь.

– С нашей российской конторой?! И с документацией у них всё в порядке? А юридическое сопровождение? А право собственности? Авторское право?!

– Всё есть. Проходили. Постепенно, в процессе работы, я получала ответы на свои вопросы, научилась многому. Не считаю себя суперпродвинутым профессионалом, но кое-что интересное в этом деле придумать могу…

– А что именно?

– Поначалу-то я снимала всё подряд, всё, что казалось мне интересным. Выходные проводила в старом городе, искала сюжеты. Тратила почти всё свободное время на компьютерную обработку фотографий, на тщательные умные аннотации к ним, на пересылку, на ожидание, а результата не было. Примерно два года такой тягучей ерундой занималась.

– Это после…, после мужа?

– Да, после тех известий издалека. Тоска была тогда страшенная. Никого видеть не хотелось, не то чтобы разговаривать…. Бродила с фотоаппаратом целыми днями по улицам, ныла иногда в подворотнях, от людей постоянно отворачивалась…. Потом как-то села здесь, на кухне, поговорить сама с собой, заварила себе чаёк и за минуту всё придумала.

– Что именно?

– Работу. Жизнь.

Уже совсем успокоившись, Марьяна удобней устроилась на диване.

– ….Мы с ним любили в летние выходные ходить в ботанический сад, брали с собой обязательно кофе, чай в термосах, чего-нибудь пожевать на целый день и, вот так, с утра до вечера, бродили по аллеям, я – рассматривала таблички на деревьях, что-то по-дилетантски, для себя, фотографировала, а муж читал, дремал где-нибудь на траве, в теньке.

Когда же потом пришло время что-то серьёзно решать, я и подумала, что мне по-настоящему нравятся только две жизненные вещи – процесс фотографирования и тишина этого ботанического сада. И почему бы не попробовать их объединить?!

Через считанные дни поняла, что передо мной – настоящее богатство!

Вместо того чтобы бессистемно пытаться делать фотографии всего, всех и обо всём, как и тысячи других самоучек, я сознательно сосредоточилась на одной узкой теме – на деревьях, цветах и растениях. В ботаническом саду – сотни редчайших растений, а я делаю каждый день тысячи снимков! У меня здесь нет конкурентов – я единственная, кто в нашем саду снимает всё это профессионально. А в интернете, на фотобанках, нас, таких чокнутых флористов, единицы! Не сразу, конечно, но и мои фотографии стали покупать! Через фотобанк их берут журналы, рекламные агентства, дизайн-студии, частные дизайнеры, даже некоторые раскрученные блоггеры приобретают мои цветы для своих смешных нужд! За последний год на меня вышли представители трёх европейских агентств, ну, таких, экологических, природоохранных, просят редкие снимки, предлагают сотрудничество…

Я сама создала себе такую жизнь, сейчас я имею возможность делать то, что хочу и то, что приносит мне удовольствие!

Капитан Глеб медленно приподнял стакан и одобрительно покачал головой.

– Хорошо, хорошо, дорогая…. Я рад.

– Опять издеваешься?!

Марьяна топнула ногой и тут же ойкнула.

– Что, и этот чай всё ещё не остыл? Расплескала? Ай, ай, ай…

Глеб прищурился.

– Совсем не обязательно так горячо убеждать меня в очевидном. Для тебя такая ситуация важна и понятна, я её тоже понимаю, и действительно рад за тебя.

– Не смеёшься?

– Нет.

– Тогда ладно…. Хочешь, покажу мои фотографии?

– Конечно!

Ловко соскочив с дивана, придерживая полы жёлтого пушистого халата, Марьяна перебежала к письменному столу и включила компьютер с большим монитором.

– Садись сюда. За столом удобней.

Глеб уселся в кресло, Марьяна подтащила поближе к нему низенький круглый пуфик.

– Та-ак, вот здесь…. Это такие, мои любимые, показательные, ну, о которых можно кому-то рассказывать…

Почти касаясь подбородком края стола, Марьяна принялась старательно и азартно двигать «мышкой».

– Вот, смотри. Это – молодые соцветия шалфея дубравного, а это – шалфей мускатный. У любого растения бывает такое громадное множество разновидностей! Ну вот, например, это – ароматное цветение шалфея лекарственного!

– Вижу. Подписи здесь вполне грамотные.

– Не груби! А то не буду больше ничего объяснять!

– Молчу.

– Я снимаю цветы каждый день, начиная с весны, с первых же их ростков. Бывает так, что даже за один тёплый день некоторые из них вырастают вдвое! Или неожиданно начинают цвести! Представь – я точно знаю, что и в каких местах сада высаживают девчонки-практикантки, на какие растения нужно обращать внимание в первую очередь. Заказчики очень ценят серийные фотографии – это когда один объект подробно снят от ростка до цветка с интервалом в несколько часов. А, вот ещё, смотри, это цветок сон-травы в апреле. Красиво?

– Слышать много о такой траве приходилось, и читать, но никогда не видел. И неприметная ведь какая…

– А вот эта же сон-трава, только в середине мая! Видишь, уже не цветы, а сформировались семенные коробочки!

В нетерпении, увлёкшись, Марьяна вскочила с пуфика и встала совсем рядом с креслом капитана Глеба. Горячее женское дыхание обжигало капитану плечо.

– Это из серии первоцветов, шафран весенний…

Буйные, абсолютно фантастические цвета крупных лепестков, радуги в каплях нежнейшей росы, подробные, огромные на большом компьютерном экране, крылья шмелей и глаза стрекоз действительно поражали.

Жизнь капитана Глеба Никитина почти с самого её начала была наполнена таким множеством странных и разнообразных событий, что он давно уже научился без вопросов получать ответы.

То, что он видел сейчас, было криком.

Радостным, свободным и… не очень счастливым.

– …Редакции маленьких журналов для домохозяек давно уже берут у меня фотографии цветов, а в последнее время всё чаще просят присылать ещё и короткие, на полстраницы, рассказики на эти же темы. Я знаю о цветах и растениях множество неожиданных подробностей, так что получается вполне сносно. Из одного журнала меня рекомендуют в другой, хвалят…. Тебе что, такая композиция не нравится?

Марьяна покосилась на Глеба, который, чем-то внезапно взволнованный, двинулся ближе к монитору.

– Молчи. Это что?

Неровный серый фон, кора какого-то дерева, скупо освещённая косым вечерним солнцем. И бабочка. Обыкновенная, чёрно-красная.

– Фотографировала года три назад…. Мне нравится, но никто пока не берёт. Это бабочка на стволе гинкго. Случайно сделала как-то снимок, уже собиралась уходить из сада, шла по аллее, отвлеклась. А что?

– Не продавай.

То, как эти слова были сказаны, и каким голосом, заставило Марьяну внимательней посмотреть гостю в лицо.

– Не продавай. Никому. Обещаешь?

– Да, конечно, если ты просишь…

Теперь уже Глеб встал из-за письменного стола, подошёл к окну, потянулся.

– Сыр-то ещё у нас остался?

Потом они ещё пили чай и ром, ели сыр и колбасу, смеялись над фотографиями грозных жуков и растерянных птиц, мастерски, с пронзительным вниманием сделанными когда-то Марьяной в таинственных зарослях любимого ботанического сада.

– Послушай, только не волнуйся, пожалуйста…. Скопируешь для меня фотографии беседки, которые ты делала в течение этого дня, ладно? И – свадебную фотосессию Максика. Сегодня они мне ещё пригодятся.

– Хорошо. Объём большой, перекину на внешний жёсткий диск.

– Умница. И цветы у тебя красивые, хорошо получаются, очень интересно про них рассказываешь. Честно, честно, не сомневайся!

Глеб положил ладонь на маленькую ладошку Марьяны.

– А я вот про земную природу ничего подробно толком-то и не знаю, так, эпизодами….

– Уверена, что не всё так грустно. Ты же вроде как говорил, что специалист по облакам, да?

– О да, это моя стихия! По гидрометеорологии в мореходке имел только шикарные оценки! Никогда не боролся с собственным желанием угадать хорошую погоду, а облака очень в этих прогнозах помогают. Их латинские названия похожи на слова старинных песен, а поведение – на манеры женщин из различных слоёв общества.

– Неужели есть тучи-распутницы?! И предательская облачность?

– А как же! Неверные облака и обманчивые – это обязательно. Кстати, облака и облачность – две разные вещи. Собственно облака – это скопления взвешенных в атмосфере водяных капель, в случае образования водяных облаков, или же массы ледяных кристаллов, если это ледяные облака. Иногда капли и кристаллы смешиваются, тогда возникают смешанные облака. А облачность – это степень покрытия неба облаками, выраженная в баллах или в процентах.

– Круто! Теперь и я всё знаю!

– Почти.

Капитан Глеб покачал в стакане остатки рома.

– Сегодня с утра были перисто-кучевые облака, циррокумулюс, и ты нервничала из-за своих фотографических перспектив. Нервничала же, печалилась?

Марьяна покорно согласилась, обозначив прошедшую печаль кивком головы.

– Затем в местной природе возникли перисто-кучевые, под названием стратокумулюс, в виде крупных отдельных глыб и небо стало очищаться, всё чаще выпуская из-за этих облаков так необходимое тебе солнце. Было ведь такое?

– Было, было…

И опять последовал согласный поклон.

– Сейчас же мы имеем…

Не вставая из-за стола, капитан Глеб Никитин пристально, со значительным выражением лица, посмотрел в окно.

– Сейчас мы имеем слоисто-дождевые облака, или по-научному нимбус, обычно в скором времени дающие жидкие осадки. Так что весьма вероятно, что к вечеру станет пасмурно, и ночью пройдёт небольшой дождь. А вот с самого утра, к радости вашего фотографического высочества, опять случится солнце. Много, очень солнца и опять весь день будет жара. Устраивает вас такой расклад, мэм?

– Меня – да, а ты что завтра делать будешь?

– Думать, спрашивать, встречаться.

– Не очень-то и подробно.

– «…В повседневной жизни он чаще отшучивался, как бы тая силы и голос для главного». Это один поэт сказал о другом, уважая.

– Ладно, детектив-философ, завтра будет завтра, и ты со всеми проблемами справишься, я уверена. Лучше скажи, какое у тебя сейчас настроение?

– В твоём обществе – прекрасное.

– Ты же прилетел к сыну на день рождения? Он что, студент, в этом городе учится?

– Не только. Он здесь учится, в этом же городе и живёт. И родился он здесь, а я в его компании провёл почти пятнадцать лет…

– Так ты местный?!

– Ага.

– Вот это да! И мы с тобой вместе, по улицам…. И не встречались…. Почему?

– Сначала ты была маленькой, а потом я долго ходил по морям. Не судьба.

– Плохая судьба!

Как Марьяна рассерженно топает по полу и при этом разливает себе на ноги горячий чай, капитан Глеб Никитин уже сегодня видел. И испуганный женский визг при этом тоже слышал.

– Осторожно, милая, не ропщи на судьбу. Бывает, она мстит мгновенно…

– Ну-у, трепач! Вместо того чтобы пожалеть, он ещё и обзывается.

– Да, действительно, вовремя не пособолезновать таким симпатичным ножкам – верх безрассудства, но…

Глеб смущённо потупился, перебирая край скатерти.

– Ты же ведь сама предупредила меня в начале вечера, что наша встреча будет проходить чинно, без выходок, только с тихой музыкой, вот я….

– Ладно, признаю, женщины тоже бывают непредусмотрительными…

Подняв к глазам капитана Глеба тоненький указательный пальчик, Марьяна, насколько её жест мог показаться не забавным, покачала им из стороны в сторону.

– И без выходок. Рассказывай про себя дальше…

– Слушаюсь!

Улыбаясь только выражением глаз, Глеб плотней уселся в кресле.

– Собственно, кого и когда считать местным…. Родился-то я не здесь, а в далёком и маленьком речном городке. Это уже потом, после окончания там школы, приехал сюда, в мореходку. И много лет жил в этом городе.

– А сейчас?

– Большую часть года живу везде. Но совсем рядом, на берегу этого же моря, у меня есть Дом. Купил его недавно, когда количество вещей и книг стало превышать объём моего старого чемодана.

– Один там живёшь?

– Да. Собаку ещё не завёл.

– А семья?

Почти спрятавшись за край стола на своём низеньком пуфике, Марьяна старательно рассматривала что-то мелкое, внезапно упавшее на пол.

– Ты это про мою бывшую жену?

– Ну-у…

– Да вылезай же ты оттуда! И не смущайся так явно. Спрашивай, о чём хочешь, я не обижусь.

Капитан Глеб Никитин и сам опустился под стол, встал коленом на ковёр рядом с хозяйкой, помогая ей в поисках.

– Да, мой Сашка живёт сейчас со своей мамой, моей бывшей женой. Да, я ушёл от неё сам, и решение было моё.

– Она виновата?

В сумраке подстольного пространства Глеб почесал затылок.

– Без комментариев.

– И не женился после?

– Нет.

– Почему?

– А зачем? Лучше её не находил.

– Значит, все другие были хуже?

– Нет, они были такими же… Ладно всё, подъём, шахтёрские дети.

Глеб поднялся на ноги, протянув руку, помог встать и Марьяне.

– Уверен, что сидя в креслах, мы будем производить друг на друга более солидное впечатление. Да и вообще…

Они улыбнулись одновременно и очень похоже.

– Я не сторонник утверждения, что старые ботинки ещё могут долго прослужить, если не покупать новые.

– Ла-адно, не обижайся…. А про работу можно спросить? С морями, я понимаю, ты, как выражаются люди твоей профессии, завязал? Правильно? А чем зарабатываешь сейчас себе на жизнь, на развлечения, на самолёты?

– Я разговариваю с людьми.

– Просто так?!

– Когда эта беседа интересна только моему собеседнику – то за деньги.

Взгляд Марьяны был настолько растерянным, что капитан Глеб расхохотался.

– Не, я совсем не сумасшедший, поэтому не жди сегодня с моей стороны ужасных неприятностей! Всё просто….

Глеб уже приготовился подробно объяснять, но вдруг стукнул ладонью по столу.

– Послушай, дай-ка мне ещё кофе! Чай вкусный, но это не мой национальный напиток.

– Хорошо.

Очевидно, что последние слова Глеба произвели на Марьяну настолько сильное впечатление, что она приготовила кофе и для себя.

– …Жизненных впечатлений, знаний и прочных знакомств накопилось достаточно, чтобы опыт позволил мне размышлять. Свободного времени у меня много, поэтому зачастую думается хорошо и продуктивно. Как оказалось, я иногда умею убедить разных людей в том, что им чрезвычайно выгодно совершить то или иное действие. Поводы бывают разные. Чья-то просьба, собственные мысли, случайная информация…. Часто возникают проекты, в которых я бываю полезным и как переговорщик, знающий обе стороны процесса, и как инициатор каких-то выгодных для них действий, и просто как человек, имеющий определённый жизненный опыт и репутацию. Я говорю – меня слушают. Если в результате моих действий случается успешный бизнес или какая-то конкретная сделка, то в результате этого я имею деньги.

– Много?

За большой чашкой внимательных глаз Марьяны почти не было видно, но Глеб знал, что это совсем не корыстное внимание, поэтому улыбнулся.

– Мне хватает и на жизнь, и на развлечения, и на самолёты.

– Неужели больше, чем прежний капитанский заработок?!

– Гораздо. Плюс свобода. А это неплохой бонус, уверяю тебя, милая Марьяна. Потянувшись в детстве за иллюзиями морской романтики, я рано познакомился с такой страшной вещью, как вынужденное подчинение обстоятельствам….

В первом же заграничном рейсе мне, молодому штурманёнку, показался весьма забавным обычай некоторых опытных моряков готовить для себя самодельные календарики. Кусок белой картонки расчерчивался на сто восемьдесят клеточек, в расчёте на шесть месяцев предстоящего рейса, мы крепили их над своими койками, в изголовье, а в конце дня, перед сном, каждый из нас, механик, матрос или боцман, по-своему, с удовольствием или с тоской, зачёркивал прожитый день жирным крестом. Мы сами, сознательно, сажали свою свободу за решётку! И искренне думали, что совершаем подвиг, ежедневно, по кирпичику, разрушая наши личные тюрьмы.

– Но ведь было же, наверно, интересно? Дальние страны, разные люди…?

– Да, в те морские времена я встретил в Африке много рассветов. Конечно, была шикарная экзотика, было интересно. А сейчас для меня нет дальних стран. «Дальних» – от чего или от кого? В последние свободные годы я сам, по собственной воле, частенько удаляюсь от Африки, изредка живу ближе к стране Канаде, чем к континенту Австралии. Иногда – наоборот.

– И что же самое необычное там?

– За экватором? Многое наоборот. Даже растущая Луна – рожками вниз.

Не обращая внимания на свой стремительно остывающий кофе, капитан Глеб Никитин задумался.

– …Однажды вечером, в нескольких милях от Дакара, на моей вахте, с берега внезапно донёсся сильный цветочный запах. Через морось мелкого дождика еле виднелась далёкая цепочка береговых огней, дул сильный ветер. И вдруг этот пряный аромат сменился запахом ольхового леса, очень острым, с детства знакомым! Закрыть глаза, не видя огней, – наша русская осень! Но тогда это было всего лишь началом тропического марта…

Марьяна слушала внимательно, нахмурившись, изредка, и как ей казалось, незаметно, вытирая ладошкой глаза и при этом строго посматривая на Глеба.

– Тебя бы туда, фотограф…. Сколько раз я жалел, что нет возможности надолго, для других, запоминать красоту тех цветов, какие мне случалось видеть в тропиках! На песчаных берегах, когда выпадала возможность спустить шлюпку, нас встречали или буйные заросли красной бугенвиллеи, или тысячи скромных, совсем не таких ярких, но крепких и мускулистых суккулентов. Рассказывать, конечно, можно, и долго, и подробно, но как передать другому человеку пронзительный звон крохотного синего цветка, который я, один из всего экипажа, успел мельком увидать за бортом, в океане, в сотне миль от устья Конго! Мы шли самым полным, спешили до ночи перейти в новый промрайон, а тут, на встречной зыби, – пучки жёлтой травы, какие-то ветки, вынесенные гигантской рекой и недавними тропическими ливнями. А на одном травяном островке – тот самый африканский василёк, или как его там, не знаю…. Нежный, маленький – и навсегда за кормой.

– Ты любишь васильки?

– Да. Но не орхидеи.

– Ну, ведь дослужился же ты до заслуженного капитана, так плавал бы себе с успехом и дальше, а в отпусках спокойно бы здесь за подосиновиками ходил, а?

– Время. Время, милая Марьяна…. Жизненного времени каждому из нас отпущено, как солдату патронов. По счёту. И старшина никогда не принесет из тыла ещё…. Делать то, с чем успешно справляются тысячи других людей, – мне скучно. Попытаться именно в эту минуту быть единственно нужным для кого-то далёкого, незнакомого, или наоборот, близкого, родного; кто в опасности, кто нуждается в помощи, в совете, именно во мне, – так я хочу жить!

– Получается?

– Не мне судить. Но многие люди по-доброму улыбаются, ещё раз встречаясь со мной.

– То есть, ты считаешь, что в море ходить неинтересно?

Капитан Глеб Никитин умел отмечать разницу между упрямством и упорством. И мог легко прощать, если достойный человек в разговоре с ним сознательно стремился быть упрямым. Сейчас он видел, что Марьяна как раз и пытается его разозлить.

– Интересно. Если при этом у человека нет других занимательных вариантов. Я и сам до определённого времени считал, что моя штурманская работа – верх совершенства, предел мечтаний, пока обстоятельства однажды весьма обидно не шлёпнули меня по макушке.

– Тебя?! Шлёпнули? Такого великого и ужасного?!

– В те годы – ещё не такого. Тогда я был смешным, задорным и самоуверенным щенком….

После первого же своего самостоятельного заграничного рейса я, штурман в возрасте почти двадцати лет, приехал на отдых домой. Мама, одноклассники, родной провинциальный городок, знакомые девчонки – и я, вернувшийся почти с Таити.

В первые же выходные мы поехали на пригородную дачку к школьному другу, его отец-фрезеровщик купил когда-то за городом участок для всей семьи. Покопался я вместе с простыми тружениками в земле, что-то мы сделали в доме, приколотили какую-то дверь, скоро подъехали их дальние родственники, ну, и сели всем коллективом обедать. На меня все восхищённо смотрели, спрашивали про далёкие моря, я был горд тем, что являюсь таким замечательным моряком, и прочее, прочее…. Скоро кто-то из присутствующих задал мне вопрос по заграничной теме, я подхватился и привычно понёс…. Но чувствую, что-то не то. Заливаюсь ещё ярче, с картинками: Дакар, Ангола, Сенегал, негры и так далее, то есть кручу свой красивый, но небогатый, состоящий пока всего лишь из двух африканских стран, репертуар. Ну, именно тот минимум, какой получился у нас в этом, первом для меня, рейсе. Смотрю, через стол мужик один, родственник школьного друга, симпатичный, статный, лет под тридцать, простой работяга с завода, всё в мою сторону как-то странно посматривает. Слушает меня скромно так, слушает…. Ну, а потом, возьми и ахни сам…. И понёс перечислять. Оказывается он, слесарь-сборщик пятого разряда, через заводскую самодеятельность со своим ансамблем народного танца успел уже полмира объездить, гораздо больше меня государств видел! В десятках стран побывал! И молчал. И все присутствующие об этом знали. А я-то перед ними, обыкновенными добрыми людьми, всё петушком, да петушком…. Было очень стыдно.

– Хочешь сказать, что сейчас ты стал гораздо объективнее?

– Опытнее. И старше. Могу вот, например, на твою неуважительную назойливость так вежливо ответить, что зарыдаешь.

– Ох, же ты?! А почему сдерживаешься?

– Говорю же – опытнее стал. Людей жалею.