Сакура, свадьба, смерть Сивинских Александр
– Ладно, я тоже успела понять, что ты не просто хвастаешься, а…
– Тогда – мир?
– Мир.
С заботой, но, не придумав пока никакого дополнительного угощения, Марьяна отнесла на кухню тарелки, помыла кофейные и чайные чашки. Звонко крикнула оттуда в комнату:
– Сыр ещё будешь?
– Только если с ромом. Неси.
Они оба, и Марьяна, и Глеб одинаково чувствовали, что сказано ими в этот день было уже много, даже слишком, но никто из них не произнёс ещё главные слова.
– Ты говорил, что у тебя есть дом на побережье? А где это?
– Километров триста отсюда, в северную сторону. Иногда, если что-то срочное, я оттуда к сыну до обеда добираюсь.
– И твой дом остаётся тогда скучать без тебя?
– Да спрашивай ты прямо, не лукавь! Я же тебя насквозь вижу. Отвечаю честно: женщин в моём Доме нет. Хотя…
– Ага! Хотя?!
– Дослушай.
Ром обычно развязывает языки. Но не Глебу Никитину и не при таких незначительных обстоятельствах. Хотя…
– В моём Доме периодически бывает славная женщина – Наталья Павловна, мой единственный и весьма преданный сотрудник. Когда-то мы уговорились, что она поможет мне разбираться с деловыми бумагами, с переводами документов, с почтой и звонками. Я мотаюсь по миру часто и бессистемно и, не будь у меня такого великолепного помощника, как Наталья Павловна, мой Дом очень скоро погряз бы в бумажном хаосе.
– Она хоть красивая?
Даже не крепкий напиток ром, а просто хорошее настроение заставляло капитана Глеба Никитина хохотать, наблюдая над немного покрасневшей Марьяной.
– Очень! Очень!!! Неужели ты думаешь, что такое долгое время и так близко со мной может существовать блеклая женщина?! Но она замужем и верная жена! Муж – военный, майор, у них двое очаровательных детей и старенькая мама. Утром, в саду, я не случайно спрашивал тебя про жёлтые тюльпаны – это любимые цветы Натальи Павловны, она ценит, когда я возвращаюсь к ней и в мой Дом именно с такими тюльпанами.
– То есть, про существование женщин ты в своих идеалистических жизненных метаниях-исканиях не забыл?
– Первый раз я женился давно, но всё ещё любопытен…. И при этом до сих пор верю в чудеса.
– Разве они есть?!
– Непременно. В моём личном архиве – масса примеров.
– Например?
– Обожаю любопытствующих женщин. Слушай.
Выждав нужное мгновение, капитан Глеб со значением поднял ладонь, призывая публику к вниманию.
– Когда беспорядочное количество прочитанных мною книг перешло из категории «много» в категорию «очень, очень много», я стал обращать пристальное внимание на странные совпадения, периодически случавшиеся в моей жизни. И, хотя уже и тогда я не придавал им характер каких-то божественных знамений, до сих пор таким фактам удивляюсь. Быть может, это и есть потребность необычайного.
Однажды случилось так, что нас, меня и мою жену, угораздило одновременно попасть в больницу. По разным, естественно, поводам, с разными диагнозами и в разных городах. Произошло это в день рождения жены, 29 июня. Я был тогда заперт в местном инфекционном отделении, лежал под охраной, выздоравливал, но окончательно выбраться оттуда никак не мог, дозвониться до далёкого чужого города, тем более, до другой больницы в те времена было невозможной фантастикой. Знал, что жена нервничает, переживает из-за того, что её день рождения, её праздник никак не выделен мной из обычной суеты. Я чувствовал, что виноват перед ней, пытался успокоить себя, как-то оправдаться, что-то придумать, потому знал и то, как она с первых же мгновений нашей совместной жизни привыкла верить в мои уже тогда феноменальные организаторские способности, но…
Освободить меня врачи обещали только на следующий день, с утра сын с бабушкой приходили под окна моей больницы проведать папу-зятя. Стало ещё горше – я-то здесь, с родными, а она, бедная, там, мается…
После обеда я тайком, в спешке, в больничном халате, сбежал в город, в знакомую библиотеку. Хотел взять с собой, в свою одиночную палату, чего-нибудь почитать на вечер. Уставший от жары и слабости, я бесцельно бродил около книжных полок, мне было всё равно, что брать, пришлось кое-как пересилить себя и выстроить знакомую цепочку предпочтений: Грин, Лондон, Конецкий, Конрад.… Ну?! На полке перед самым моим носом стояла большая синяя книга: «Планета людей» Антуан де Сент-Экзюпери. Странно, но впервые в жизни я собрался читать этого автора.
Вскоре, так же тайно вернувшись в свою угрюмую больницу, я почти без сил упал на измятую койку и начал с предисловия: «Антуан-Мари-Роже де Сент-Экзюпери родился 29 июня…».
Вот такие совпадения и есть чудо.
– Согласна. За это надо выпить.
– Выпьем, обязательно. И после этого я поеду к себе в гостиницу.
– В гостиницу?!
Растерянность обиженного ребёнка.
Но ведь – женщина!
Стройная, маленькая, в пушистом жёлтом халате.
Капитан Глеб Никитин ласково взял Марьяну за плечи, увидел такие влажные, почти родные глаза, ощутил тонкий трепет горячего тела.
– Уверен, что сегодняшний день был для тебя очень трудным и сложным, ты слишком устала, чтобы продолжать нашу чайную церемонию. Да и мне ещё нужно кое-чем заняться. Так что до завтра, милая. Встретимся в саду.
И с нежностью поцеловал ту, которая так этого ждала.
…Отшумел за окнами пятиэтажки поздневечерний поток машин, прогрохотал где-то поблизости богатый мягким рокотом мотоцикл, вскоре почти так же несвоевременно отозвался за городом самолёт, последним рейсом прибывший из столицы.
В темноте комнаты Марьяна сквозь слёзы смеялась, в десятый, наверно, раз переворачивая под головой смятую подушку.
Не спалось.
«Кофе, крепкий…».
В эту странную ночь она, несколько раз попытавшись серьёзно рассердиться на себя за бессонницу, изо всех сил старалась ни о чём не думать. Да и не думалось вроде особенно-то, почти засыпалось, но всё равно где-то близко, в нарушенном последними событиями её обычно спокойном жизненном сознании мелькали корабли, моряки, васильки и злые африканские крокодилы.
С нежностью проклиная самоуверенного капитана, Марьяна долго ещё ворочалась в своих горячих простынях и заснула только тогда, когда по жестянке подоконника застучал мелкий равномерный дождик.
Последнее, о чём она почти не подумала, было: «…Нимбус или кумулюс?».
И ещё чашка кофе.
Совсем маленькая.
Крепкий «эспрессо» в ночном гостиничном баре был так же великолепен, как и необходим.
Поднявшись в свой номер Глеб, не поленившись, быстро принял холодный душ, широко открыл окно. Прохлада начавшегося дождя помогла сосредоточиться.
«Девчонку отравили. Факт. Санитары в беседке кричали, что промывать поздно, – точно, о таком медики в первую очередь думают при отравлении. И про хлоргидрат тоже там что-то было…. Это уже против судорог применяют. И тошнота, сам видел…
Зачем?
Не случайность – такого серьёзного яда даже в бидоне у Ваньки быть не могло. Меньше, чем за час погасла…. Мать говорит, что Алия весь день ничего не ела, но ведь до разговора в беседке она же себя великолепно чувствовала?! Смеялась, целовалась…. Когда ей подсунули отраву? Кто? В чём…?
Если придумано заранее, то и исполнено профессионально. Но почему именно сегодня, почему в день её свадьбы?».
Глеб поднялся из кресла, поправил почти просохшую простыню на поясе, босиком прошёл по ковру к раскрытому ночному окну. С высоты двенадцатого этажа было прекрасно видно, как не очень большой город продолжает жить в самом конце своей жаркой летней пятницы. Куда-то ещё мчались, дёргаясь на перекрёстках огоньками, автомобили, сливались в просторные светлые пятна большие окна и витрины каких-то ночных заведений.
Капитан Глеб Никитин крепко прикусил палец.
«Вопросы, вопросы…. Ну что ж, попробуем поискать ответы».
Компьютер во всём был ему привычен, и яркость монитора в темноте воодушевляла намёком на пока ещё прячущуюся где-то внутри точную информацию.
На пристальных фотографиях, сделанных Марьяной, кроме пустой утренней беседки, действительно, были только сосна, только красивая птица сойка и только аккуратные ветки сойкиного гнезда.
«Ладно, а теперь долгожданный фотомастер Максик, с вещами на выход….».
Работу свою свадебный фотограф выполнил на совесть. Сотни три снимков, черновых, дублирующих и просто очень красивых и профессионально выполненных открылись не сразу, но Глеб и не спешил.
Выражения лиц.
Первые фотографии, сделанные утром на набережных и за городом, он просмотрел тщательно, но совсем не с таким вниманием, с каким принялся изучать тему свадьбы, торжественно прибывшей в ботанический сад.
Невеста, Алия, спокойная, статная, улыбчивая.
На протяжении всех событий, уместившихся в половину жаркого дня и в сотни фотографий, Алия нисколько не изменилась выражением удивительно точного, радостного, но без излишнего волнения, лица; видно было, что к моменту приезда в сад она совсем не устала, значительно не нервничала, ни на одном из снимков не было даже заметно её случайного раздражения, досады или напряжения.
А рыжий был всё время рад!
Жених охотно целовал невесту, роскошно хохотал, при каждом удобном случае ему пожимали руку друзья, трогали за пиджачные рукава различные пожилые тётушки, на нескольких фотографиях было отчётливо видно, как две или три девчонки из знакомых гостей бросались обнимать его, поздравляя, а рыжий с довольной улыбкой охотно в таких компаниях позировал.
Стоп! Вернуться…
Первое открытое в саду шампанское, пена, брызги вверх, в стороны, на снимках – ещё виден край решётки входных ворот, весёлый мальчишка-студент в розовой рубашке, наклонив бутылку, разливает по пластиковым стаканчикам, остальная молодёжь смеётся…
Следующий снимок – трое парней мужественно застыли с открытыми бутылками, возле них хохочущие девушки держат стаканчики и небольшие бутерброды, а на заднем плане весёлый розовый студент уже с серьёзным лицом отвернулся и что-то достаёт из пакета…
Дальше.
Вот. Вот! Есть.
Лица двух девушек, крупно, портретно, с деталями макияжа, с правильным освещением причёсок, они явно позируют, Максик наверняка предупредил их о таком постановочном снимке. Красиво. С краю, у деревьев, чьё-то почти незаметное мужское плечо, мелькнувший край полосатого платья, розовой рукав… Кто-то держит бутылку шампанского с совсем другой этикеткой! Кто?!
Розовый весельчак стоит перед двумя взрослыми женщинами с новой бутылкой, одна из них – Мария Владимировна, другая – немного помладше, но, всё равно в возрасте, паренёк наливает им вина.
А вот сейчас – детали, крупно! Крупнее…
Действительно, шампанское, «Брют».
Ни на какой из последующих фотографий такой бутылки больше не было.
Капитан Глеб быстро пролистал всё до конца, но напрасно. Весёлый паренёк, естественно, ещё много раз попадал в кадр, пил другое шампанское с друзьями, смеялся, его приметная розовая рубашка часто мелькала и при съёмках на деревянном мостике, и в розарии, и в беседке, а вот такой непривычной бутылки, какая всего лишь однажды появилась в его руках, нигде уже не было видно.
«И этот жизнерадостный пупсик – убийца?!».
…С почти постоянной нежностью, часто криво и незаметно нехорошо улыбаясь, смотрел на уже совсем не свою Алию свидетель Игорь. По тем позам, в которых его в очередной раз заставало назойливое внимание фотографа, легко угадывалось нетерпеливое раздражение ситуацией.
Игорь, конечно же, славно вёл себя в компании жениха и невесты, высоко поднимал шампанское, радовался вместе со всеми; размахивая руками, призывал свадебную компанию веселиться и поздравлять Алию и рыжего, возможно даже это он, по долгу положения, кричал в такие моменты «Горько!», но при этом на многих эпизодических снимках жаркое тусклое солнце слишком часто блестело в стёклах его круглых очков, превращая их в сверкающие отверстия, а самого парня – в страшно хохочущего слепца.
…На фотографиях было ещё несколько неодобрительных взглядов в сторону жениха и невесты толстой нервной тётеньки в красном, было и грозное маразматическое внимание к свадебному веселью какого-то старика с седыми усами, кто-то нарочно тыкал пальцем в кадр, желая испортить настроение тщательно подготовившейся к фотографированию бледной родственнице, были казусы и случаи, но ничего похожего на подготовку или совершение преступления, капитан Глеб Никитин больше не заметил.
Свидетельница невесты, почему-то в чёрно-блестящем платье…, держит Алию под руку…, о чём-то они, смеясь, оживлённо говорят. Невеста – светлая лицом, свидетельница – с нарочито тёмным макияжем: мрачные тени на глазах, густо-красная помада….
«Имидж, не иначе. Как звать-то её, Триноль? Да, кажется так».
Растерянный взгляд свидетельницы после обморока невесты, а вот Триноль вытирает руки бумажной салфеткой…. Один из последних, случайных, снимков фотосессии Максика, сделанных, очевидно, уже в суете и в панике наступивших событий – безумные глаза свидетельницы, Триноль крепко зажимает себе ладонью рот, размазывая по щеке трагическую помаду….
«Ладно, всё, это всего лишь эмоции. Усталость. Пора переходить в иное состояние».
Капитан Глеб Никитин не любил, когда им пытались командовать или заставляли его что-либо делать, не приветствовал также и свои распоряжения собственному организму. Он просто думал о том, что же такого хорошего неплохо было бы сделать для себя в данную минуту.
Он даже не успел заметить, когда закончился за окном короткий дождик, как понемногу просохли ночные тротуары, и на город опять опустилась тяжёлая духота.
При этом капитан Глеб ничуть ни на что не отвлекался и не был взволнован.
Он просто спал.
Суббота. День второй
Имея сложную и богатую интересными событиями жизнь, капитан Глеб Никитин доверял только фактам. Собственные наблюдения, эмоции, версии и гипотезы он уважал и ценил, но верил – исключительно фактам.
Семь часов на циферблате – факт; именно в это время он проснулся – несомненный факт; на улице было прохладно – это тоже являлось фактом, даже приятным, поэтому Глеб и решил для начала попробовать передвигаться по утреннему городу пешком.
Главное в старте потенциально трудного дня – постараться не думать ни о чём важном. Можно смотреть по сторонам, наблюдать за вознёй воробьёв под придорожными кустами, вслушиваться в музыку дальних церковных колоколов, честно восхищаться аккуратными домашними цветами в доверчиво раскрытых окнах, молча осуждать дерзкие и неприличные рисунки на скверно оштукатуренных стенах ближних домов, но только не думать о беде, которая уже произошла. Или может ещё произойти.
Обычно Глебу это помогало.
Решение обязательно обнаружится.
Он чётко знал, как такое с ним происходит.
Иногда его взгляд рассеянно останавливался на заброшенном кем-то на провода уличного освещения стоптанном башмаке, или же он морщился, оборачиваясь на несвязный крик пьяного и грязного велосипедиста на перекрёстке, и тут же, вне связи с происходящим вокруг, приходила, проскакивала, вонзалась куда-то в голову острая нужная мысль.
Нужно было просто ждать.
Смотреть по сторонам.
Улыбаться по-утреннему добрым и симпатичным людям.
Дышать прохладой про запас.
Навстречу Глебу шла женщина. Не старая, но и не молодая, в коротком платье, с некрасивыми руками и прекрасным выражением умных лучистых глаз.
В цветном полиэтиленовом пакете женщина несла чёрного кудрявого щенка. Щенок был мал, весел, стоял в пакете по пояс, передние лапы он положил на край, а мордочку высунул на волю.
Заметив шагающего капитана Глеба, щенок так приветливо гавкнул в его сторону, что Глеб пожалел, что не может на общем языке ответить учтивому собачьему ребёнку.
Любое его размышление складывалось из посторонних деталей.
И он ждал. Шёл по улицам и ждал.
Город был по-субботнему тих, из некоторых дворов доносилось удивительно одинаковое ширканье по асфальту мётел дворников, в зелёной тени одной из пятиэтажек, около дверей продуктового магазина нерешительно замерли три нелепые багроволицые фигуры; а рядом, под качелями, пожилой узбекский человечек в оранжевой спецовке и в строительной каске набирал в блестящее ведро песок из детской песочницы.
Почти у всех субботних людей в глазах – предстоящее свершение дел.
Кого-то послали на рынок, и он наверняка обещал в семье, что умеет выбирать и обязательно купит самое лучшее и свежее.
Другого мужчину, по всему видно, с вечера пригласили в долгожданные гости и сейчас он, важничая дыханием, торопится, скорее всего, за дорогими цветами.
Третий, выскочив из подъезда с ключами, бежит к себе в гараж – шашлыки для сегодняшней загородной прогулки уже готовы с рассвета.
Не скоро, а вовремя капитан Глеб Никитин вышел к городской реке.
На просторных бетонных парапетах редко светились пластиком разноцветные тонкие удилища, около снастей молчаливо ожидали счастья их владельцы. У эстакадного моста, рядом с компанией пожилых рыболовов, уютно расположившихся вокруг большого термоса и расстеленной газеты с продуктами, стояли два больших чёрных автомобиля. Пенсионеры гоготали, с удовольствием наблюдая, как четверо молодых парней, без пиджаков, в белых рубашках, в галстуках, с увлечением машут одолженными у них на время удочками и не совсем правильно забрасывают поплавки в близкую воду реки.
Река начинала блестеть поднимающимся сильным солнцем.
Неподалёку по пустынному тротуару неспешно шли двое – мужчина и женщина. Простые, обыкновенные, каждому около сорока, может быть, даже немного больше. Невысокие, неказистые. Он – в пиджачке, она – в обыденном, непраздничном платье, держатся за руки. И было видно по их глазам, по их счастью и тихому заслуженному спокойствию, что при случае он за неё убьёт. Без соплей, без дальнейших криков в социальных сетях, без комментариев и оправданий. Просто убьёт, за такую близкую, немодную, круглолицую….
Солнцу стало жарко, и оно спряталось за облако.
В просторную ямку на асфальте, где с ночи осталась немного дождевой воды, сознательно точно спланировал голубь. Встал, утопив в глубине лужицы успевшие нагреться за утро розовые лапки.
«Шасси охлаждает…».
Действительно, ожидаемый зной двинулся в город неоправданно рано.
На солнцепёке уже пахло горячим асфальтом, от фонарных уличных столбов шёл жар близкого раскаленного металла.
У продавца собственных ягод, цветов и огурцов, смешного деда-огородника, разложившегося со своими богатствами на тесном пространстве остановки общественного транспорта, возникли проблемы с увядающим на глазах товаром. Сосредоточенный дед, торопливо озираясь по сторонам, то и дело набирал в рот воду из пластиковой бутылки, и шумно прыскал ею на привядшие за утро мохнатые пионы.
Действительно, приятность рассветной прохлады пропала.
Именно по этой причине капитан Глеб Никитин прекратил свою пешую прогулку и сел в автобус.
«А ведь нашу невесту могли отравить совсем не аптекарским ядом…».
Без прямого солнца и с открытыми настежь боковыми окнами и верхними люками в стареньком, иностранном по происхождению, городском автобусе было тоже хорошо.
Немногие люди позволяли себе в это субботнее утро куда-то спешить, поэтому в салоне всё ещё наблюдался тихий покой.
Над кабиной водителя светились, в дисциплинированном порядке сменяя друг дружку, крупные прямоугольные цифры электронных часов.
«История России…».
Капитан Глеб Никитин старался всегда стоять в автобусах и трамваях.
Даже если была возможность устроиться на свободное место.
Даже если имелась усталость.
Электроника показала 10.10.
«В этом году был основан город Ярославль…».
После очередной остановки зашипели, закрываясь, автобусные двери и на часах стало 10.15.
«Только что умер князь Владимир…».
Через несколько перекрёстков и два светофора, в 10.22, какой-то знаменитый русский князь окончательно победил какого-то великого татарского хана…
Невинная игра развлекала. И отвлекла.
К водительской кабине по салону подошла, переваливаясь на стоптанных босоножках, утомлённая кондукторша.
– Ну и жарища же сегодня будет…! Деньги у всех мокрые! Не могли сегодня на линию сто пятый выпустить? А мне что, больше всех надо?!
– Да не плачь ты…!
Бурый от загара водитель деловито вытер локтем мокрый от пота лоб и выкинул в окно недокуренную сигарету.
– Пора бы уже привыкнуть, что по субботам все новые машины начальство на экскурсии с туристами отправляет!
На городских остановках люди входили по одному, по двое, выходили так же немногочисленно, поэтому через минут пятнадцать атмосфера в автобусе стала по-родственному уютной.
Всем было хорошо, только в конце салона какая-то серьёзная бабка ненадолго обиделась на мутно-похмельного типа, слишком громко бурчавшего себе под нос что-то несуразное и неприличное.
– Дурак ты какой!
Мужик замолк, но на излёте весёлости всё-таки лихо смог ответить.
– Дураки, бабуля, не поют…
И продолжил, пристально глядя ей в глаза:
– Эх, ёк-макарёк, полезли на полати!
Сидящий совсем рядом с Глебом тощий мужчина настойчиво читал взрослому, очень схожему с ним внешне, парню, важную журнальную статью, и возмущение его при этом было огромно, хотя очкастый сын и зевал, невнимательно слушая своего умного отца.
– Шестнадцать тысяч слонов убивают только в Кении! Представляешь, в год и только в Кении?!
Папаша бубнил, время от времени толкая сынишку плечом.
– …Бивни взрослого слона стоят сорок тысяч долларов, а фунт рога черного носорога – шесть тысяч! Фунт!
Чтец начал тихо орать от возбуждения, размышляя по-прежнему вслух.
– А если бы у носорога было бы три рога? Кто стоил бы больше – он или слон?
Сдержаться, выслушивая такое, было невероятно сложно, но капитан Глеб всё-таки самодисциплинировался и только хмыкал, отвернувшись к открытому автобусному окну.
Через минуту за его плечами возник очередной стратегический разговор.
Судя по звонкому голосу и по обращениям, разговаривали опять же близкие родственники, один из них был, вроде как, младшим школьником.
– …Мам, про что этот фильм?
– Не знаю, я его не смотрела.
– Мам, а тебе никто не рассказывал про него?
– Нет.
– Мам, а как ты думаешь, о чём этот фильм?
Пик мамашкиного терпения совпал с её грозным молчанием.
– Мам, а кто…
– Да не стони ты!
Вот эти, последние, материнские слова и были по-настоящему громкими!
Невольно слушая забавные разговоры посторонних людей, Глеб то сгибался, то тёр переносицу, то судорожно вздыхал, изо всех сил стремясь не расхохотаться и, тем самым избежать публичного осуждения и позора, то отворачивался к окнам, наступал сам себе ногой на ногу, но всё же, когда на одном из перекрёстков с окнами их автобуса поравнялся какой-то невысокий и пыльный легковой автомобиль, с взмокшим от жары худым священником за рулём, ряса которого была высоко натянута на голые тощие волосатые коленки, капитан Глеб Никитин не выдержал.
Моральные силы оставили его, а он оставил салон замечательного автобуса, окончательно выхохотавшись уже на улице.
Желая остыть, Глеб приобрёл в ближайшем киоске бутылочку холодной минералки, по-походному умылся, и скорым шагом направился в ботанический сад, где его уже ждали.
…Точно так же распахнутые высокие кованые ворота, такие же густые тени робиний. Только вот посетителей было заметно больше, чем вчера, всё-таки наступила суббота, выходной день, да и кассир – на месте, радушно и дисциплинированно принимает деньги у публики.
С первыми же шагами по центральной аллее ботанического сада капитан Глеб поймал себя на том, что пытается расставить интересующих его знакомых персонажей на привычные места, что мысленно пристально чертит все возможные схемы их вчерашних передвижений по тропинкам и зелёным дорожкам.
Густой цветочный аромат смешивался с близким запахом скошенной травы.
– Привет!
– Ой!
Из-под панамы блеснули встревоженные глаза.
– Опять напугал…
– Я же обещал, что буду здесь примерно в одиннадцать. Сейчас – десять сорок пять.
– Всё равно, неожиданно. Заработалась, на время никакого внимания не обращаю.
Марьяна улыбнулась, запястьем приподняв панаму повыше над лицом.
– Извини, руки в земле. Только что устраивала небольшую цветочную композицию, вот немного и испачкалась. Я рада, что ты здесь.
– И я тоже.
Ступив на дорожку совсем вплотную, Глеб взял Марьяну за ладони.
– Это ничего, что в земле, это мы исправим….
И, не говоря уже больше ничего, наклонился и поцеловал её в сухие, жаркие губы.
– Я, я… совсем не спала сегодня. Дождик был….
– Завтра я буду учить тебя облакам. Обязательно!
Абсолютно не желая ничего просить и объяснять, капитан Глеб Никитин снова склонился над лицом маленького растерянного фотографа. Не поверив своему первому мимолётному ощущению, опять жадно, но, уже желая точно определить вкус, поцеловал Марьяну.
– Шика-арно! Конфеты?!
– Шоколад. Я с собой из дома захватила, только что два квадратика съела…
– Значит, готовилась. Одобряю.
Капитан Глеб Никитин улыбнулся, захохотал, но увернуться от сверкающей полосы воды, которой Марьяна с размахом плеснула в него из пластиковой бутылки, не смог.
– Снайпер!
– Трепач!
– Ну вот, опять, начинается…. А я же искренне, от чистого сердца!
– Уйди, чистосердечный! С глаз моих долой!
Задыхаясь от смеха, Марьяна размахнулась и бросила вслед Глебу почти пустую питьевую бутылку.
– Ты надолго, капитан?! Когда вернёшься?
Читать бесплатно другие книги:
