Сакура, свадьба, смерть Сивинских Александр
– По финансам у нас всё в порядке?
– Да, вот чеки.
– Упакуйте костюмные вещи отдельно, и рабочую одежду – тоже, не выбрасывайте. Я заберу их с собой. Сколько с меня за эту услугу?
Паренёк повеселел.
– Нисколько! Будем рады ещё раз видеть вас в нашем магазине!
– А вы, юноша, имеете значительные способности к обучению! Дерзайте.
Таксист в очередной раз не подвёл.
И небольшой ресторан, к которому он их подвёз после магазина, был хорош, имел уютный зал и соблазнительно-тонкий, манящий кухонный аромат.
– Остаюсь здесь жить.
Капитан Глеб подал Марьяне меню.
– Прошу, выбирай. Только не колбасу.
– Ах, видите ли, ему не нравится, как женщина угощает его колбасой…!
Глеб, смеясь, отбивался от рассерженных конопатых атак.
– Нравится, очень нравится, прости! Но только в домашнем интерьере.
Ванька притих, не вмешивался в их разговоры, думал о чём-то далёком, изредка улыбался, коротко отвечал на вопросы.
Ел он мало, не спеша, аккуратно.
– …Это они-то – звёзды?! Да эти мальчуганы и девчушки с попками – просто искорки из мангала, на котором большие дядьки жарят себе вкусное мясо! А рядом, пуская слюни, суетятся журналюги-шестёрки. Размахивают своими продажными газетами, старательно раздувают эти вонючие дымки и тусклые, разок, другой блеснувшие в телевизоре огоньки, рассчитывая на кусочки, которые непременно когда-нибудь упадут и к ним, вниз, из лап этих больших и сытых парней…
– Ты неправ! Бывают же и таланты!
– Бывают. Но где-то там, за горизонтом…
В застольном разговоре Марьяна мельком упомянула что-то про нашумевшего в последнее время эстрадного мальчишку, капитан Глеб ей резко возразил. Над их бокалами с шампанским засверкали молнии.
Иван уже широко улыбался, наблюдая за спором.
– А вот и не подерётесь….
Тихие слова, совсем не в теме горячего разговора, – и за столиком возникла мгновенная тишина.
Вместе, одновременно, и очень похоже, Марьяна и Глеб захохотали.
– Ну, не прелесть ли мой уже не чумазый братишка?!
– Сам такой!
Поели быстро.
Гораздо приятней была прохлада в помещении. После жаркого уличного дня они, в креслах, сытые, по-настоящему наслаждались глубокой пронзительностью незаметных и неслышных кондиционеров.
Было уютно и хорошо.
Выходить на улицу, опять в липкий ужас жары, никому не хотелось.
Как всегда, самые непопулярные среди экипажа решения должен был принимать капитан. И практически командовать – тоже он.
– Ну что? Поехали…?
Машина ждала.
Капитан Глеб Никитин открыл дверцу, приглашая Ивана в такси.
– Заползай. Тебя отвезут.
– Глеб, прекрати! Я и так дойду, а вам ещё аппаратуру тащить!
– Не сопротивляйся. У тебя костюмы – их мять нельзя. А нам – недалеко.
– Ладно…
Не пытаясь быстро сесть в машину, Иван положил на заднее сиденье пакеты и стоял, почёсывая затылок, всё ещё не подавая на прощанье руки Глебу.
– Послушай, Глеб, с деньгами-то за всё это, ну, для меня, за одежду-то…
– Стоп. Послушай теперь мои уверенные и справедливые слова.
Глеб встал перед Иваном, ухватил его за плечи, слегка встряхнул, заставив смотреть себе в глаза.
– Не думай сейчас об этом. Думай о другом. А деньги отдашь после первого же удачного рейса…
– Какого рейса?!
Капитан Глеб улыбнулся.
«Ива-ан!».
– Я позвонил сегодня одному из наших, на курс старше учился, Мезенцев Валерка. Вряд ли ты его помнишь…. Сейчас он директор рыбколхоза. Буржуй, толстый и довольный жизнью. Берёт тебя к себе. Матросом, на прибрежный лов. Так что будешь теперь кушать треску в изобилии. И меня, при случае, угощать…. Ну как, пойдёт?
– Глебка…!
– В машину. Лети быстрей в свой зоопарк, тьфу ты, в ботанический сад, отсыпайся. Завтра обязательно встретимся. И спланируй, поговори по-человечески с женой. Я уверен, что ей это надо.
– Глеб, ну ты…!
– Не видишь, что ли, – меня ждут?! Прекрасная дама, в прекрасной панаме! А ты тут подробные чувства культивировать вздумал. До завтра, Ванька! Спокойной ночи!
Дверца такси хлопнула, машина, шумнув шинами по всё ещё жаркому асфальту, умчалась за поворот.
Скрестив руки на груди и притопывая по ступеньке, Марьяна задумчиво смотрела на Глеба.
– Ты – хороший.
– Правильно. Поэтому пошли быстрее домой.
Капитан Глеб поправил на плече ремень тяжеленной сумки с аппаратурой.
Рядом, на тротуаре, голуби неспешно клевали первые ягоды опавшей рябины…
Марьяна не была уверена, что успела закрыть входную дверь в квартиру.
Штативы сразу же рухнули в тёмной прихожей на пол, панама упала рядом с ними, когда капитан Глеб Никитин, в молчаливом нетерпении дошагавший по подъездным ступенькам до порога, подхватил маленького фотографа на руки и понёс её в комнату.
– Кроссовки…, не сняла…
Давно уже стемнело.
Отблески далёкой уличной рекламы пытались убедить его в том, что там, внизу, меж асфальта и мрачных ночных зданий есть ещё какая-то приятная жизнь, но крохотный свет ночника здесь, в изголовье, был убедительнее.
Глеб лежал так, как всегда, если приходилось о чём-то долго думать, – с ладонью правой руки под головой.
Машины проносились под окнами всё реже и реже, проезжающие поздние автобусы значительно отличались звуками от прочего транспорта; изредка лихие автомобили громыхали дурацкой музыкой, иногда внизу слышался пьяный смех.
Капитан думал.
В знакомом жёлтом халате, пушистая и маленькая, как цыплёнок, Марьяна вошла в комнату.
– Есть хочешь?
– Колбасу?!
– Омлет, трусишка…. Горячий и большой. Цени разнообразие.
– А ты?
– А ты мне разве не оставишь?! Не вставай, лежи!
Марьяна принесла из кухни деревянный подносик с тарелками, вилками, ножами, с нарезанным хлебом.
– Держи, аккуратней. Сейчас ещё томатный сок…
Омлет закончился удивительно быстро.
Капитан Глеб облизнулся.
– Спасибо. Ты вроде что-то говорила про колбасу, а?
– Ах, ты и обжора…!
– Гурман со стажем, не менее того.
…Низкий свет ночника отражался от жёлтого халата, брошенного на спинку кресла, образуя широкий мягкий круг.
– Ты же ведь одинок?
Задумавшись, Марьяна лежала тихо, опустив голову на грудь Глеба.
– Думаю, что да.
– А почему? Ты не любишь людей? Вроде не так…. Зачем тебе тогда такая жизнь?
– Неизвестный мне древний человек Анаксагор говорил, что живет на свете, чтобы любоваться солнцем. А я имею счастье проводить время с утра до вечера в обществе гениального человека, то есть с самим собой, а это очень приятно!
– Тре-епач…
Глеб нежно перебирал пальцами подсыхающие после душа волосы Марьяны, сдувая со своего лица щекочущие прядки.
– Возможно. Но если, как утверждают классики, жизнь – это песня, то, в моём случае, слова и музыка – автора.
– Умный трепач, и милый…
– Извините, если что не так. Ведь я впервые живу на этой прелестной планете.
С усталой улыбкой Марьяна внимательно посмотрела на Глеба.
– А с передним зубом у тебя что такое? Щербинка какая-то…. Давно?
– Отдельная история. Антагонист встретился не вовремя на моём жизненном пути.
– Так сложно?
– Да…, и пиво тогда допить не успели.
– Смешной!
– Быть смешным?! Да никогда! Я только иногда позволяю себе быть забавным.
Марьяна замолчала, но ненадолго.
Продолжали мелькать уличные рекламные сполохи, прозвенел поздний трамвай, тонко тикали часы.
– А постоянные люди в твоей кочевой жизни есть? Друзья? Женщины? Ну, или какие-нибудь принципиальные враги?
– Друзья?
На этот раз замолчал капитан Глеб Никитин.
– Нет. Наверно, с детства я определил себе понятие «друзья» таким чётким, что сейчас мне приходится жить без них… Друг, по-моему, это так, чтобы обняться перед смертью – и в бой…. Говорить с другом можно лишь, чтобы он с полуслова…. И взгляд каждого из друзей – точный и понятный только двоим. А если по чьей-то дружеской вине случится кровь – то не больно; если же возникнет обида на друга – то до первого летнего дождя. Ну, а враги…
Глеб ласково взял лицо Марьяны в ладони, увидал её тревожно-ждущие глаза.
– Прощать врагов надо так, чтобы они плакали!
– И надолго тебя так хватит?!
– Уверен, что на всю оставшуюся мне жизнь. Половину-то её я с таким невесёлым моральным кодексом уже как-то счастливо прожил! В молодости я не обращал внимания на года – всё лучшее было впереди. Сейчас я дорожу месяцами и неделями. Скоро счет пойдет на дни…. Менять что-то и меняться – поздно. Нужно просто успевать.
– Серьёзно рассчитываешь успеть?
– Вполне. В будничной жизни я привык браться только за посильную работу. Экономлю моторесурс. А остальное…. Если есть, для кого жить….
– Мне кажется, что ты пишешь стихи. Правда?
– Ага. Два стиха написал в своей жизни.
– Прочтёшь?
– Так это ж совсем коротко!
– Всё равно, интересно…
Глеб уставился в потолок, нахмурился.
– Нет, так сразу не могу! Необходимо техническое пояснение. Смотри – по бортам всякого судна есть отличительные огни, зелёный и красный, а на верхушках мачт – белые, топовые, они необходимы для безопасности мореплавания, чтобы ночью можно было легко определить каким курсом и как относительно тебя идёт встречный корабль. Сотни часов я проторчал на мостике, по долгу службы наблюдая за этими огнями: и в дождь, и в шторм, в туман…. В тишине, в одиночестве, в океане. Как-то ночью мы лежали в дрейфе, с неводом, полным марокканской сардины, а вокруг нас в темноте, с криками, кружились сотни голодных птиц, вот именно тогда и придумалось несколько строчек…
– Ну, читай же!
– …Зелёные птицы и красные,
вдруг белые в те же мгновения,
Не редкие и не прекрасные,
без перьев чудесных и пения…
Глеб замолчал.
– И всё?!
– И всё. Зачем больше? Такими я увидал этих птиц. Мне – достаточно.
– А в каких странах ты бывал? Что запомнилось больше всего?
– Бывал – везде. А запомнилось? Пожалуй, Исландия….
– Там же холодно?!
– Не очень.
Капитан Глеб заложил под голову обе руки, мечтательно улыбнулся.
– …Однажды наша промысловая флотилия во время шторма отстаивалась около Исландии за небольшими островками, а каждый капитан, чтобы не мешать якорями соседу, выбрал себе «свой» мыс. Наш траулер оказался дальше всех. Штормило долго и нудно, закончилась вода, мы почти всей командой съехали на шлюпке на берег. После океанского рёва, грохота мутных волн и изматывающей качки перед нами внезапно открылась густо-зелёная тихая долина, послышалось мычание больших коров, поблизости виднелась чистенькая ферма с черепичной крышей, а её хозяин пригласил нас в гости. Почти неделю мы, пережидая шторм, смеялись, отдыхали, пили пиво, устраивали скачки на маленьких лохматых лошадках. Это – запомнилось лучше всего. Чёрт возьми, послушай!
– Чего?
Марьяна заблестела глазами, присев на кровати, закутанная в одеяло.
– Ты чего так кричишь-то?
– Послушай, ты же говорила, что у тебя этим летом было очень много работы?! Правильно? А на море ты хоть раз выбиралась? Просто купаться?
– Нет. Не получалось как-то…
– Вот. Об этом и речь. Где твои кроссовки?
– Зачем?!
– Я – болван! Рассказываю тут тебе сказки про различные морские прелести, а ты ещё ни разу и не купалась…. Я – точно болван. Поехали!
– Ку-уда?! Сейчас же ночь!
– Именно. Я должен посмотреть на тебя при луне. Не спорь. Море близко – успеем до рассвета. Пошли!
Ночник, жёлтый свет, тихо.
И двое – как в начале всей жизни, стоят, приникнув тесными телами.
Она – закинув голову, смотрит вверх, в его глаза; мужчина одной рукой прижимает её к себе, ладонью другой нежно трогает завитки мягких волос.
В ночном субботнем городе остановить такси – не проблема.
Капитан Глеб коротко и точно объяснил водителю, куда им нужно ехать.
В те давние времена он хорошо изучил пригородное морское побережье, отыскивая для своей прежней семьи уютные и спокойные места в дюнах.
Днём там не бывало много людей, а по вечерам – вообще никого.
Марьяна дрожала, прижавшись к Глебу, – непривычная ночная прохлада и неожиданное приключение взволновали её.
– А там сейчас не волны?
– Нет. Тебе понравится.
– Ты что, про погоду знаешь всё?
– Зачем про неё знать много? Только самое необходимое…
Капитан Глеб обнял Марьяну, подышал ей за ворот курточки, согревая.
– …Почти тысячу лет тому назад в этом городе был кинотеатр….
Сказочные интонации в его голосе прозвучали так забавно, что Марьяна не удержалась и фыркнула в своей тёплой норке, а Глеб в ответ – улыбнулся.
– …А в этом кинотеатре служила администратором одна славная и ответственная женщина. Она настолько серьёзно относилась к своей работе, что каждое утро, придя на службу, обязательно звонила знакомым военным гидрометеорологам и уточняла у них прогноз погоды. Если в этот день предстояло усиление ветра или же и вовсе планировалось штормовое предупреждение, она, эта женщина-администратор, срочно распоряжалась снимать рекламные афиши с фасада своего кинотеатра, чтобы их не сорвало порывами и не унесло. Это был живой барометр. Так жители привыкли точно и вовремя узнавать о приближении штормовой непогоды в своём городе.
– Здорово! А сейчас?
– Сейчас появились компьютеры, а женщина-барометр, узнав о них и обидевшись на такой прогресс, ушла на пенсию…
Мелькали жёлтые фонари на ночном шоссе, в машине звучала тихая музыка. Вырвавшись за город, таксист ушёл со связи, треск эфира, голос диспетчера и множество ненужных в эти минуты слов исчезли.
– Вот здесь, у поворота. Нет, ждать нас не нужно….
Глеб шёл по песчаной тропинке между дюн, легко вспоминая свои прежние шаги.
Ничего не изменилось – такая же роса на низкой, жёсткой траве, огромная луна, тихий и ровный шум мелких морских волн.
– Не холодно?
– Ноги уже промокли…
– Потерпи немного, сейчас согреемся. Встань вот здесь, посмотри пока на море, я быстро…
С вершины плоской прибрежной дюны ночное пространство перед ней казалось бесконечным.
Марьяна зябко охватила плечи ладонями.
Привычные звуки остались за спиной, впереди расстилалось серебряное море и пронзительно-чёрное небо над ним. И луна… Тяжёлая, литая, с мягкими изъянами серых узоров.
Справа, в невидимом соединении моря и берега, изредка вспыхивал тонкий огонь маяка, а дальше, на еле различимой высоте над горизонтом виднелись точки ночующих на рейде кораблей.
Тишина.
– Ну, ты как?
Капитан Глеб возник из темноты бесшумно, с охапкой сухих сосновых веток в руках.
– Сейчас мы сделаем костёр, и тебе сразу же станет тепло.
– А спички?
– А вот они.
Жестом фокусника Глеб достал из кармана коробок.
– А откуда они у тебя?! Ты же ведь вроде не куришь?
– А из твоей кухни, я же предусмотрительный.
– А тогда почему ты не куришь? Здоровье бережёшь?
Глеб опустился на колени, несколькими одинаково ловкими движениями наломал мелких веточек, чиркнул сразу же тремя спичками и поднёс шипящий огонёк к дровам, прикрыв его с боков ладонями. Из-под нижних веток тонко высунулись вверх, немного помедлив, острые языки уже почти серьёзного пламени.
– Ну, не волшебник ли я?!
Марьяна ласково погладила Глеба по затылку.
– Погоди, сейчас ещё не то сделаю…
То через колено, то наступая ногой на кривые сучья, Глеб принялся с азартом ломать принесённые из темноты толстые ветки и складывать их около костра.
– Бросай туда, где огонь посильнее…
И снова исчез за пределами чуть светлого круга.
Марьяна присела, отворачиваясь от первых суматошных искр, с треском летящих по сторонам от сгорающей сухой хвои. Лицу уже становилось жарко. За спиной опять зашуршали сосновые ветки.
– Ну вот, на первое время нам должно хватить.
Невидимый в полусвете, капитан Глеб опустил на землю несколько длинных сосновых веток, которые подтащил к костру волоком.
– Горные сосны здесь прочно в песке держатся, упрямо стоят, а эти, которые повыше, часто в шторма падают…. Ну что, милый мой фотограф, согрелась?
– Почти. Давай, сделаем костёр побольше, поволшебней, ладно?
– Запросто.
Толстые сухие сучья ломались под ногой с одинаковым хрустом, пучки красной хвои шелестели, мелкие прутья, чуть отсыревшие в вечерней росе, сначала упрямо напрягались, а потом всё равно послушно трещали в руках Глеба.
Древесную мелочь и кривые обломки он бросал в растущий прямо у них на глазах огонь, а палки поровней откладывал в сторону.
– Их будем брать позже.
Марьяна встала между костром и луной.
– Так лучше видно море…
– И твои глаза.
Капитан Глеб выпрямился, оставаясь с другой стороны огня.
– Я согрел тебя?
– Уже давно.