Проект «Асгард». Цикл романов «Легенды Фонарщика Лун». Книга первая Софрин Сергей
— Стану на досуге, как Наполеон, возделывать землю. — Предвидя вопросы, пояснил он свой интерес к лопатам и граблям. — Буду тренировать застоявшиеся мышцы путем погружения в процесс формирования образцового приусадебного участка. Заложу гряды и клумбы, окопаю деревья, подвяжу к колышкам малину, порублю сорняки под забором.
— А справишься? Ты хоть лопату-то в руках раньше держал? — Рассмеялась девушка. — Сурепку от тюльпанов отличить сумеешь?
— Легко. Сурепка — она маленькая и вредная, а тюльпан — цветок, имеющий характерные листья и бутоны. У него вид известный…
— Ну, тогда я за тюльпаны спокойна. Они скоро уже зацветут, и не хотелось их терять в пылу борьбы с врагами садовода. Надеюсь, «тюрбаны»[19] встретят меня в полном составе.
Она открыла дверцу машины.
— До свидания, Аристарх Маратович. Постараюсь нигде напрасно не задерживаться. Кушайте хорошенько, по ночам отдыхайте, дрова и керосин не экономьте, ноги на входе вытирайте, захотите помыться — в сарае есть душевая. Только воду придется нагреть в большой кастрюльке или чугунке.
— Спасибо. — Марат с чувством прижал ладони к груди. — У меня тоже тут одно пожелание имеется.
Он извлек из кармана свернутую в трубочку стопку денежных купюр.
— Примите скромный вклад на общее дело почти совместного проживания. И не вздумайте отказываться — обидите напрасно благородное сердце в его лучших чувствах. Видели Вы мою сумку? Она полна таких бумаг на предъявителя. У лесорубов, даже нелегальных, заработок весьма приличный, а вы теперь мой соратник, верный товарищ, соучастник и сподвижник. Нам сам Бог велел все делить пополам…
— Да?
Марина будто что-то прикинула в уме, затем забрала у Марата деньги и бросила их в бардачок.
— По поводу соратника и сподвижника мне фраза понравилась. Хотя звучит это как грубая лесть.
Она приподнялась на цыпочки, поправляя ворот его куртки, и их тела соприкоснулись. Марат, невольно ощутив упругость ее грудей, немного смутился, но одновременно понял, что они оба этого хотят: стоять рядом и чувствовать друг друга. Сейчас и потом — когда она вернется.
— Езжай…
Он мягко отстранился, давая девушке возможность залезть на водительское место.
— Езжай и веди себя в дороге благоразумно. Не гони — все одно, мы, куда надо, успеем. Я тебе обещаю.
— Верю.
Марина произнесла это единственное слово так, как говорят его женщины в самые главные моменты их жизни: провожая мужчин на войну, на охоту и рыбалку, находясь в ЗАГСе и в рабочем кабинете мужа. Нужные интонации голоса представительниц слабого пола делали из избранных счастливчиков героев, поэтов, художников, президентов… Теперь в этот список попал Марат.
Когда автомобиль скрылся из вида, он, окрыленный, вернулся в дом, налил себе большую чашку кофе, соорудил бутерброд с колбасой и, плюхнувшись на застеленную кровать, вновь погрузился в чтение.
19 января 1889 года, база «Розайт»
Как мне недавно стало ясно, я перешел на новый уровень посвящения в организации. На весьма высокий уровень, доступный единицам. Это открылось в общении с Мастером, которому Торквилль меня представил во время нашей рождественской недели в Лондоне. Сегодня я состою в личных сношениях с главой «Асгарда», и мне доверена настоящая тайная доктрина общества, о которой многие его члены не имеют ни малейшего понятия. Доктрина, чья глубина завораживает своим масштабом и фундаментальной основательностью теоретических построений.
Двадцать восьмого декабря ближе к полудню мы с Торквиллем прибыли с визитом в поместье Баннестеров. Там уже присутствовали другие гости: в основной своей массе давние наши знакомые. Достаточно скучное собрание столичных дам и джентльменов, вечно говорящих о политике, скачках, технических новинках, ценах на чай и прочей ерунде им непонятной, но считающейся отличной темой для светских бесед.
После обеда, сбежав от них, я прогуливался в обществе Эдит по саду и предавался рассуждениям о нашей с ней помолвке, назначенной Фицроем Баннестером на апрель будущего года. Едва мы перешли к списку приглашенных, как нас нагнал Торквилль и, рассыпавшись в извинениях, забрал меня у возлюбленной. Он, якобы, торопился представить своего друга некому влиятельному господину, способному оказать содействие в моем продвижении по службе. Этим господином оказался Роджер Воннегут: землевладелец и меценат, знаток истории и философии, поклонник старых английских традиций.
Втроем мы расположились в заснеженной беседке в конце липовой аллеи, и там Торквилль, наконец, не опасаясь лишних ушей, открыл истинную цель моего похищения:
— Разрешите представить Вам брата Тетру, Мастер. — С поклоном молвил он. — Рыцаря, с достоинством выполнившего возложенное на него опасное поручение в Уайтчепл. Адепта Второго круга посвящения. Потомка древнего рода Виндхаузеров, в чьих жилах, возможно, течет кровь первых английских лордов, восседавших за круглым столом короля Артура.
Я опешил. Полноватый, слывущий добродушным чудаком, улыбчивый Воннегут никак не подходил на роль главы могущественного тайного общества. В крайнем случае, он мог бы быть его казначеем или архивариусом — кем угодно, но не тем, кто принимает решения и отдает приказы. Отец Эдит, мой будущий тесть, часто со смехом рассказывал нам историю об экскурсии любознательного Воннегута в анатомический театр, где он упал в обморок при виде вскрытого трупа и потом долго не ел мяса, ссылаясь на мнимый катар желудка. В обморок!.. А мы по его указанию повергли Лондонцев в шок, устроив проституткам кровавую резню…
Видимо, уловив мое замешательство, Мастер заговорил первым:
— Вы смущены, друг мой? Ничего — это пройдет. Смущение в Вашем возрасте — вещь обычная. Но нужно учиться держать себя в рамках: отбросить эмоции на периферию сознания и забыть об их существовании. Иначе мы не сумеем довершить наше общее дело до конца и отдадим инициативу в чужие руки. Ее подберут, присвоят, начнут ею манипулировать… Идеи лежат на поверхности и не принадлежат никому. Ведь ими пользуются по праву первенства и силы. Как женщинами.
— Простите?.. — Не понял я. — Как кем?..
Как женщинами. — Невозмутимо повторил Воннегут. — Они все любят силу и напор, хотя тщательно это скрывают. Дело в том, что любое проявление силы включает в себя эротический оттенок. Символику жажды обладания. Эротизмом наполнены многие жреческие мистерии и шаманские обряды, предметы оккультного поклонения и инструменты магических операций. Вспомните Вальпургиеву ночь. Отчего большинство участниц шабаша — женщины? Оттого, что им необходимо ощущение властного натиска и божественного поклонения. Никакой половой разнузданности. Как можно обвинять замок и ключ в их естественной взаимосвязи? Замок не распутен, ключ его не насилует — он открывает таинственную дверь гармонии. Вы военный человек и носите форму — она эротична по сути, привлекательна в плане утверждения определенных статусных признаков мужского пола. Признаков, требующих постоянного действенного подтверждения. Иначе случается то, что называется «потерей чести мундира». Тут женщины и идеи едины — их нельзя разочаровывать. Они этого не прощают.
— Но история знает множество примеров кротости и смирения, буквально изменивших мир до неузнаваемости. Достаточно вспомнить Христа…
— Иногда слабость — есть сила. Она — осознанный шаг, подвиг, открывающий дорогу к пробуждению масс. Впрочем, пример Христа Вы привели неудачно. Его учение извратили. Иисус не заповедовал своим последователям жечь людей на кострах инквизиции, подталкивать к самоистязанию и запугивать вечными адскими муками. Также он не велел насильно обращать в его веру другие народы, разрушая попутно их культуру и лишая аборигенов исторической памяти. Боги инков умерли на крестах, духи африканских предков подавились облатками Святого Причастия, индейские тотемы послужили материалом для церковных алтарей. Попы неплохо подзаработали на повальном крещении мира. Сколько веков они творили в нем политику, и что из этого вышло? Мы создадим новую церковь. Лишенную некрофилической тяги к загробному существованию и лицемерной покаянной плаксивости ожиревшей буржуазии. Мы будем творить новую политику — справедливую и сильную, политику для всех слоев населения, исключающую возможность шельмования масс дурацкими идеями. У нас есть для этого все предпосылки.
Тайная доктрина
Воннегут на минуту замолчал, ощупывая полными пальцами коричневый вязаный шарф на обрюзглой шее. Его взгляд рассеянно блуждал по кронам деревьев. Казалось, он искал убедительные аргументы. Наконец, Мастер собрался с мыслями.
— Пора открыть Вам глаза. Мир летит в пропасть. Люди мельчают и превращаются в одурманенных наркотиком развлечений скотов. Кругом у руля власти стоят выродки. За деньги они готовы продавать собственную мать. Технический прогресс идет слишком быстро и невольно способствует этому печальному процессу. Искусство — истинное искусство — умирает… В недалеком будущем человек как вид канет в небытие. Он убьет себя развлечениями и войнами, которые ведутся, опять же, из-за денег. Больших денег, дающих все ту же власть. Власть выродков. Понимаете? Круг замыкается…
Воннегут досадливо сморщился.
— Мы обязаны это прекратить!
— Как? — Спросил я. — Сотворив алхимическим путем нового мессию? А если он не доживет до зрелого возраста, не проложит путь во власть, умрет при рождении, наконец? Вы сами говорили о войнах, способных истребить человечество. Что, если он падет на поле брани? Я согласен вести борьбу, но не разделяю Вашей уверенности в ставке на единственного героя, способного изменить мир.
— Правильно! Вы умный человек и зрите в корень! Герой нам нужен как знак. Наш знак! И как медиум, обеспечивающий связь с НИМИ. Впрочем, тут я вынужден Вас огорчить — существуют тайны, о которых даже я знаю не все. Страшные тайны. Проникновение в них означает смерть, а в худшем случае — сумасшествие. ОНИ не прощают ошибок и не выдают индульгенций. Не спрашивайте меня: кто ОНИ — я все равно не отвечу.
Воннегут вытер платком пот со лба и продолжил:
— Наша задача сегодня — ждать. Ждать и скрытно действовать через разветвленную сеть агентуры, ныне создаваемую нами в Европе, Азии и Южной Америке. Сеять смуту, экспортировать революции, проникать в монаршие дома, стравливать политиков. Пусть мировые державы ослабнут, захлебнуться в крови междоусобиц, перестанут воспринимать гуманизм как основу законности, выкинут на помойку свои конституции, вкусят ядовитой сладости права сильного. Тогда придем мы с последней войной и последним переустройством мира.
Он вновь вытер со лба пот, встал, пробежался по беседке и замер, подняв вверх указательный палец правой руки.
— А для этого нам потребуются люди. Новые люди, начисто лишенные червоточин западной цивилизации: мужчины-воины и женщины-матери. Идущие ради идеи на смерть герои. Готовые не раздумывая, не задавая лишних вопросов, не сомневаясь, умирать за идею… Волевые и красивые, как древние боги. Уверенные в победе бешеные берсерки и прелестные мадонны. Люди, достигшие высшей ступени коллективного сознания, оставляющие право что-то решать и затем отвечать за последствия принятых решений своему вождю…
— Но отчего пальма первенства отдана Австрии? — Заговорил до сих пор молчавший Торквилль. — Неужели мы не сумели бы найти в Британской империи подходящий материал?
— Увы, друзья мои, увы…
Мастер Воннегут развел руками.
— Британская империя нынче переживает свой закат. Она дряхлеет, дни ее сочтены. Мы теряем колонии — это давно очевидно. Ресурсы истощаются, обывательские настроения превалируют в обществе. Мы выбрали не Австрию, но Германию — там произойдут основные события. Германия выглядит предпочтительнее — у нее все впереди. Немецкие мыслители и ученые задают ритм барабанов восхода сиятельного Меркурия. Мы присоединимся, когда новая империя, новый тысячелетний Рим окрепнет и встанет на ноги. В союзе с ним мы опрокинем любые преграды.
— Где же мы возьмем столько преданных сторонников? Тех самых мадонн и берсерков, о которых Вы изволили упомянуть? — Поинтересовался я. — Для последней войны понадобятся миллионы солдат, тыловых рабочих, инженеров…
— Мы их создадим! — С видом триумфатора воскликнул Мастер. — Выкуем в горниле войн и революций, закалим в масле человеческого пота! Как в дни Творения из Хаоса произведем на свет нечто, достойное восхищения! Сейчас я доверю Вам нашу тайну: уже существует план глобального переустройства мира. План «Зиккурат». Он включает в себя поэтапное восхождение к вершине человеческой эволюции, к появлению на Земле богоподобных существ, способных положить конец старой истории и заложить основы новой. Каждая ступень зиккурата — видимая часть слоя творения. Мы находимся внизу, в основании, на нас опирается вся пирамида. Наше бремя тяжело, но почетно — мы жертвуем совестью, жалостью, принципами, привязанностями, личными амбициями, предаемся запретным чернокнижным опытам ради процветания будущих поколений счастливых, волевых, гармоничных людей. Жителей Асгарда — Города Богов.
— А нельзя было как-то избежать кровопролития, пойти ненасильственным путем и попросту воспитать или выбрать харизматичного лидера из своей среды. — Непривычно тихим голосом произнес Торквилль. — Потом переманить в его лагерь нужных политиков, промышленников, банкиров, деятелей искусств…
— Нет, нельзя! — Неожиданно яростно взревел Воннегут. Его щеки налились иссиня-пунцовой краской, рот искривила гримаса неподдельного гнева, глаза метнули сгусток шаровых молний. — У нас нет времени на сантименты! Повязку с гноящейся раны срывают одним махом, если врач начнет копаться — гангрена убьет весь организм. Кровопролитие — великое жертвоприношение, религия первой ступени зиккурата! Даже в случае нашего поражения мы так встряхнем мир, что ему волей-неволей придется измениться. Мы не оставим ему выбора!
— Кровь как религия? Это не чересчур?
Меня озадачила воинственность Мастера. Она напоминала клич предводителя перед битвой.
— Вы предлагаете воссоздать нечто, похожее на древнегерманский пантеон богов?
— Лишь на начальном этапе, пока это будет нам удобно. Потом мы все изменим: проведем исследования в области оккультного наследия древних народов, обобщим опыт, соединим имеющиеся данные с нашими разработками и выведем конечный результат. Наши эмиссары уже в пути: небезызвестный Вам К. Т. сейчас, скорее всего, приближается к Памиру.
— Великий Фонарщик Лун — верховный жрец грядущей религии, ее священный оракул?
— Никакой он не оракул. — Воннегут, давая понять, что беседа завершена, проследовал из беседки наружу. — Он проводник через перевал, инициатор посвящения, смотритель ритуала. Я даже не знаю, откуда он взялся. Неужели Вы думаете, будто я всем руковожу единолично? Правда, думаете? Друг мой, всегда есть кто-то, кто правит издалека, не оставляя имен и следов, не материализуясь в пространстве действия, не уязвляясь для стальных клинков и газетных бумагомарателей. Их не судит история и людская молва, им не знакома жертвенность и мученичество. Они — тени, скользящие среди нас в преддверии нового бунта порабощенного духа.
Трансмутация кровяных телец
8 февраля 1889 года, база «Розайт»
Моя служба скучна и однообразна до предела. Я занимаюсь материальным обеспечением морских походов, при этом вечно прозябая на берегу. Пороховой дым, слава и опасности осеняют головы других. Мне остаются ненавистные единицы веса, объема, времени и толстенные подшивки счетов. Из колоний возвращаются боевые офицеры с женами, солдаты, журналисты… Мои товарищи бороздят океаны, а я торчу в Шотландии, как старая домоправительница, которой по дряхлости доверили пробовать перед подачей супы и протирать нашатырем потемневшие столовые приборы. Незавидная бабская участь вместо блистательной карьеры морского волка!
Торквилль уехал в Кембридж. Там некто изготавливает фальшивые документы для поездок членов организации за границу. Видимо, что-то готовится, и нам предстоит очередная миссия. Скорее бы — сидеть без дела нет мочи!
1 марта 1889 года, база «Розайт»
От Воннегута пришло шифрованное сообщение, что на Памире пропал без вести К. Т… Вместе с ним исчезли двое сопровождавших его людей, тоже посвященных внутреннего круга «Асгарда». В базовый лагерь вернулись лишь носильщики и проводник из местных жителей.
Поэтому, Торквилль в скором времени не объявится. Ему поручено из Кембриджа переехать в Лондон и набрать среди членов «Золотой Зари» равноценную замену пропавшим.
Подробности исчезновения К. Т. скупы и не вполне достоверны. Свидетели отсутствуют, их показания докатились до нас из Азии многоголосым эхом. Новая экспедиция сейчас невозможна из-за нехватки средств.
Оказывается, К. Т., и его спутники в горах Памира искали некую легендарную подземную страну Шохи-Моро — цитадель страшного змеиного царя, охраняющего кладовую древних знаний, склеп великанов, последнее пристанище мифологических существ или нечто в этом роде. Посланцы организации располагали архивной картой с указанием маршрута, но не брали с собой оружия, лошадей и собак. Только строго соблюдая эти условия, они могли надеяться на встречу с потусторонними сущностями, населявшими запретную для простых смертных территорию.
Преодолев обширные пустоши, К. Т. действительно обнаружил вход в чертоги змеиного царства — широкую щель в скале, отмеченную трехконечным тау-крестом, на верхней перекладине которого висела гигантская шкура кобры. Далее проводник и носильщики двигаться наотрез отказались и встали биваком в дне пути от уходящей в глубь провала тропы. Уговоры ни к чему не привели. Азиаты твердили о печати проклятия, запечатывавшей ворота Шохи-Моро и о мстительности потревоженных духов.
Тогда трое смельчаков, прихватив провиант, вооружившись фонарями и ножами, задумали предпринять краткосрочную разведывательную вылазку. Более их никто ни живыми, ни мертвыми не видел. Прождав трое суток, караван поспешил покинуть негостеприимное место.
Ранее я считал К. Т. не особенно решительным человеком.
21 апреля 1999 года
Сооружение кабинета-лаборатории в подвале дачи начато.
Я нанял бригаду рабочих из Молдавии и выплатил им аванс. Пообещал неплохие премии за скорость. Планировку помещения и путей доступа попросил сделать дядьку. Он никогда не задает лишних вопросов, всегда сохраняет невозмутимость и знает в строительстве толк. Наша родня все свои загородные фазенды возводила с его помощью. С минимумом материалов получалось сгородить целиком пригодные для летнего проживания апартаменты. У меня кошелек пока позволяет не скупиться на кирпич, доски и цемент. Вот с оборудованием придется попотеть — его финансирование под вопросом. Шеф обещает подкинуть халтурку, но не раскрывает ее денежной составляющей.
30 апреля 1999 года
Марат артачится и не хочет учить меня управлению энергетикой. Твердит об опасности поверхностного освоения техники у-шу. Мол, нужно продвигаться поэтапно, медленно и вдумчиво. Сдались мне его этапы! Не желаю тратить попусту время на замысловатую физкультурную абракадабру, на китайские гимнастические церемонии и закалку сухожилий! И его книги мало чего дают — в них больше рассуждений, а не практических советов. Только притчи, терминология и непонятные схемы. Манускрипт Виндхаузера по сравнению с «Таинственной Жемчужиной» — кладезь оккультной мысли. Особенно в части, посвященной поездке Гаусхофера в Японию. Я пытаюсь проводить описанные там опыты, и мне, кажется, это удается.
14 мая 1999 года
Уже почти утро. Небо в просветах крыш многоэтажек синеет, с улицы раздается шум автомобильных двигателей, на лестничной клетке пушечным затвором лязгает лифт. Валентина ничего не слышит и спит, а я на кухне пью вместо утреннего кофе донорскую кровь, которую достал через одного знакомого из «Склифа». Вкус отвратительный — сильно отдает луковой шелухой. Раньше кровь была лучше, но ее поставщик заломил непомерную цену.
Я весь меняюсь. Ощущения остры, как никогда: зрение, слух, обоняние — звериные. Техника «Алого Водопада» приносит золотые плоды! К черту Марата с его занудством и предвзятостью! Фортуна любит сильных и рисковых!
18 мая 1999 года
Строительство на даче ведется днем и ночью. Бригада трудится в две смены. Закончен подземный ход с улицы, устанавливается камин, параллельно тянется вентиляция. В чулане дома найденный мной по газетному объявлению Кулибин монтирует механизм открывания потайной двери. Я присматриваю оборудование для алхимической лаборатории.
21 мая 1999 года
Вчера вечером впервые мои опыты с кровью и ритуальными медитациями в русле техники «Алого Водопада» вызвали мощную манифестацию[20]. Она произошла неожиданно — так, что я даже не смог определить ее начало. Просто, вдруг в центре груди возникла незнакомая пульсация, а тело наполнилось силой и энергией, какими, наверное, наполняется тело хищника в момент кульминации охоты. Чувства смешались, их палитра расширилась до горизонтов невероятных. Я превратился в сверхпроводник, транслирующий окружающему пространству токи окраин творящей Вселенной.
Перед сном Валентина, сходив в душ, расчесывала в спальне у зеркала волосы. Силуэт ее фигуры, выхваченный светом двух бра, закрепленных над туалетным столиком, четко прорисовывался сквозь васильковый шелковый пеньюар. Сувенирный Пернатый Змей, пристегнутый замком к завитушке кронштейна светильника, медленно вращался на цепочке, потревоженный легкими воздушными волнами. Я видел в зеркале лишь лицо жены — остальное было недоступно моему взору.
Заметив, что за ней наблюдают, Валентина отошла немного назад и приняла позу античной богини или нимфы, любующейся на свое отражение в струях водопада. Алого Водопада! Я различил в разрезе пеньюара светлый пушок у пупка, уловил полынный запах пота, не поддающийся никаким шампуням на свете. Богиня встряхнула волосами и медленно опустила руку вниз, прикрывая ладонью лоно. Из тьмы коридора вылетела бабочка-махаон и села поверх ее пальцев.
В мгновение ока, очутившись рядом, я швырнул Валентину на пол и рухнул следом. Мои яростные звериные ласки вызвали к жизни страшный, разрушительный тайфун. Шторм, уносящий в открытый океан лодку древних мистерий. Тело богини, содрогаясь от бивших в него молний, раскрылось лилейным бутоном. Оно принимало в себя мою волю, более чем плоть, и повиновалось ей беспрекословно. Я ощущал на губах вкус крови, которая, проступая из пор нашей кожи, склеивала из нас Великого Андрогина — Бафомета тамплиеров. Мы рвали друг друга на части и вновь соединялись для любви. Вокруг вились полчища махаонов и радужнокрылых стрекоз, рядом проползали похожие на крокодилов рептилии, сверху разносились вопли павианов…
Это длилось, бушевало и не иссякало, пока Валентина, падая в обморок, в восторге не воскликнула: «Убей меня, милый!»
Браунау. Апрель 1889 года
Около часа дня Марат решил прервать чтение, дабы размяться на свежем воздухе с лопатой в руках. Тому способствовала установившаяся с утра хорошая солнечная погода и раздражающе-самонадеянный стиль записок Славяна.
«Слабоумная макака действовала бы осторожнее. — Думал он. — От волевых усилий недалеких людей получаются одни неприятности. Захотел в маги попасть с „заднего дворика“, вампиром зачислился ради сомнительной идеи наследовать дело, доктрину и тактику „Асгарда“. Как его угораздило пересечься в Мексике с Виндхаузером-младшим?! С психопатом, мучимым угрызениями неудовлетворенного честолюбия и комплексами школьных „ботаников“, во всех подозревающих пренебрежительное отношение к собственной персоне? Интересно, знал ли этот чудик, наследник родовых тайн, об истинных истоках обычая совершать харакири[21]? Нет, наверное… А может — знал и специально превращался в демона, дабы мстить в качестве злого духа ненавистным обидчикам. Каким? А бес его знает…»
Почти до сумерек начинающий агротехник воевал с сорняками и прилежно копал землю. Ее в свободном состоянии на шести дачных сотах было не особенно много. Получилось восемь грядок, три клумбы под цветник и еще лоскут на всякий случай. Лужайку между автостоянкой и домом он не тронул — приберег для зоны отдыха. Потом, не грея колодезную воду, наполнил ею резервуар душа и с удовольствием вымылся. Когда вернулся в помещение, бросил в печь самую малость дров, поджег растопку и вновь взгромоздился с тетрадью на кровать. Ужинать одному не хотелось — неизбежность возникновения грязной посуды, с которой нужно было бы что-то делать, отбивала остатки аппетита.
Честно говоря, читать тоже не тянуло. Тревога за Марину мешала сосредоточиться, направляла ход мыслей в сторону Монастыря и визита девушки к Настоятелю. В памяти всплывала записка Константина Романовича, онежские события, сны и подробности их с Мариной ночной беседы. Наконец, совладав с эмоциями, он заставил себя заглянуть в текст.
30 мая 1999 года
Кабинет закончен. Сегодня завез в него оборудование по списку Виндхаузера. От себя добавил лишь счетчик Гейгера — не помешает. Заказал на вернисаже, что на Крымском валу, картины и некоторые детали интерьера. К пятнадцатому июля все будет готово. Пробовал включать принудительную вентиляцию — тяга отменная.
31 мая 1999 года
Потихоньку присматриваюсь к своим дружкам. Кого из них выбрать в соратники? Одному мне дело не потянуть — требуется компания. Но кто из троих достоин, кто проникнется величием возложенной на него миссии и пойдет до конца?
Только не Марат — тот слишком заносчив. К тому же, опасно скрытен. Никогда не знаешь, что он думает. Всегда молчит, а если и вступает в разговор, то весьма неохотно, в единичных случаях. Значит, может присвоить лидерство, стать занозой, или — вовсе предать… В конце концов, ему ничего не стоит уничтожить меня физически. Устранить как помеху на пути к силе и славе главы зарождающейся организации.
Рядом со мной должен остаться один. От двух других я избавлюсь по возвращении из отпуска. Постепенно, под разными предлогами перестану общаться — и точка…
2 июня 1999 года
Шеф сейчас в Стокгольме на какой-то конференции. Есть возможность подзаработать деньжат «в одно лицо». Договорился с операционной сестрой и анестезиологом — в выходные будем пахать ниву Поля Чудес.
10 марта 1889 года, база «Розайт»
Торквилль инкогнито отбывает в Австрию. С ним отправляется сам Мастер Воннегут и его секретарь Мартин Траст. Последний — очень интересная личность. Своего рода уникум в области сыскного дела. По высочайшей протекции частным образом консультировался у полицейского главы сэра Чарльза Уоррена и попутно вел деликатные расследования, подчиненные интересам Британской империи. Замечательный боксер и пловец, неплохо владеет пятью иностранными языками, обаятелен, легко сходится с людьми, имеет обширные знакомства с политиками, член масонской ложи. Вероятно, Мастер планирует использовать его таланты для поиска алхимического младенца.
29 марта 1889 года, база «Розайт»
Моя помолвка откладывается на неопределенное время. Фицрой Баннестер — бедный отец Эдит — лежит при смерти. Эскулапы утверждают, что свалившая его лихорадка смертельна. Я не нахожу себе места — такое ощущение, будто на моей шее затягивается петля неумолимого рока: служба ненавистна, организация обо мне забыла, помолвка расстроилась…
10 апреля 1889 года, база «Розайт»
Баннестер умер, мир его праху. Сообщений от Торквилля нет. Эдит в письме умоляет приехать. Может, пустить себе пулю в висок?
12 мая 1889 года, база «Розайт»
Наш алхимический младенец — будущий король-маг, водитель наций явил себя миру! Необыкновенный Будда белой расы человечества, как и предрекал К. Т., нашелся в Браунау, что в Зальцбургском Форштадте, двадцатого апреля сего года. В местечке, о котором предания гласят, будто здесь медиумов рождается больше, чем во всей Европе и Америке вместе взятых. Выходит, наши усилия увенчались успехом? Вернувшийся из Австрии бедняга Торквилль сомневался…
Сначала он и вовсе молчал, но потом, где-то день на третий, разговорился:
— У него нет никаких обещанных Воннегутом особых отметин! — Отвечая на мои очередные расспросы о младенце, нервозно заявил он. — Ни родинок, ни пятен, ни сросшихся пальцев — ничего. Обычный щенок из плебейской семьи, отпрыск какого-то жирного истеричного таможенника! Траст выбрал его по ошибке — просто время и место совпали. Проведенное секретарем Мастера следствие — сплошная профанация, методы дознания — смехотворны. Я разочарован, и разочарование мое не знает границ! Опыт К. Т. либо не удался вовсе, либо Воннегут с Трастом скрывают ото всех истинного мессию. Они же помешались на конспирации.
Торквилль несколько раз сглотнул и, странно вытянув шею, словно к чему-то прислушиваясь, замер.
Знаешь, кем мы представлялись австриякам? Владельцами крупной сети скотобоен и колбасно-беконными королями из Гамбурга, следующими в Вену для изучения рынка сбыта своей продукции! В Вену через Браунау!..
Он вновь сглотнул, а затем ни с того ни с сего гомерически загоготал, повизгивая в конце каждого цикла накатившей истерики. Его лицо исказила жуткая судорога.
— Они в Вене собирались торговать ливером!.. — Давился он, выпучив глаза и брызжа во все стороны слюной. — Ливером зарезанных нами шлюх!.. Копчеными колбасками из их омерзительных кишок, паштетом из печени продажных алкоголичек!..
Опасаясь, что кто-нибудь случайно услышит вопли внезапно обезумевшего Торквилля, я, примерившись, сильно ударил его под ложечку кулаком. Несчастный, сложившись пополам, медленно повалился на ковер в моей гостиной и забился в судорогах. Изо рта у него пошла пена, зрачки глаз, обнажая белки, закатились, голова застучала по полу. Через пару минут он, всхлипывая, затих… Прибывший по вызову доктор констатировал смерть вследствие апоплексического удара… Я, спасая страшную тайну организации, вынужденно способствовал гибели друга!
Как такое могло произойти!? Неужели, Торквилль надорвал в Уайтчепл свою психику и потом не сумел справиться с расшатавшимися нервами? Это на него не похоже… Мне кажется другое — Провидение отсеивает сомневающихся и слабых, готовя нас к грядущим великим дням безжалостного восхождения к вершине Зиккурата. Оно посылает неверующим смерть…
Господи, тот, в которого мы веруем, укрепи меня и помилуй!
Фатальный выбор Славяна
22 мая 1889 года, Лондон
Тело Торквилля предано земле. После похорон я имел беседу с Воннегутом и его весьма юным гостем из Германии, неким Карлом Гаусхофером[22]. Они показывали мне коллекцию японских непристойных картинок и интересовались моим мнением насчет их художественной ценности.
— Скажите, друг мой, — в своей обычной манере начал разговор Мастер, — что Вы здесь видите?
— Ну-у-у, — смущенно произнес я, — это…, как бы сказать…, порнографический сюжет…, вероятно, момент коитуса…, я, право, плохо владею материалом…
— Тогда не затрудняйте себя более подбором нужных слов. Я вам подскажу: Вы видите кульминацию общения полов, божественное единение мужского и женского начал, смысл физического творчества вселенной. Разве это — порнография? На Востоке другая культура — без ханжеского пуританства, провоцирующего тайный блуд. У азиатов нет запретных тем, их искусство всеобъемлюще — оно не понимает нашего лицемерного морализаторства по поводу эротики. Вы чувствуете, куда я клоню?
— Не совсем.
— Я так и думал.
Воннегут отдал стопку картинок Гаусхоферу. Он убрал ее в карман и взамен достал из него какой-то пакет.
— Возьмите. — Кивком головы указывая на пакет, приказал мне Воннегут. — Мы приготовили Вам сюрприз — хороший счет в банке и отличную брачную партию с леди Джейн Траст, родной сестрой моего секретаря. Она молода и прекрасна, ее приданое — впечатляюще. Свадьбу сыграем на следующей неделе тут, в Лондоне.
— Но я не способен! — Воскликнул я. — У меня же есть невеста! Моя Эдит! Я решительно…
— Способны. — Спокойно, но властно перебил мою отчаянную тираду Мастер. — Способны и должны! Ради нашего общего блага и ради своего будущего во внутреннем круге «Асгарда». Отныне Вы назначаетесь его представителем в Южной Америке, конкретно — в Аргентине. Там у нас большие интересы. Неужели Вы думаете, что сможете выполнять свои новые обязанности, имея в женах Эдит Баннестер, простую девушку из Лондонского предместья, не посвященную в наши дела домохозяйку? Это ли не тайный блуд — порочная ежедневная двуличность?
— Мужайтесь. — Вступил в беседу Гаусхофер. — Вы не вправе отказаться. Конечно, я еще слишком молод, чтобы Вас учить, но песок в часах уже сыплется и время бежит неумолимо. Настал час великих перемен. Ваш друг этого не понял и глупо погиб, отдавшись гордыне и сомнениям. А Вас теперь ждет слава, Вы — избранник Судьбы, отлитый из стали неумолимый брат Тетра… Или я ошибаюсь?
В последних словах юнца просквозила открытая угроза.
— Ну-ну… — Примирительно поднял руки Воннегут. — Не нужно ссориться. Сэр Чарльз погорячился, поддался отрицательным эмоциям… У него черная полоса в жизни — смерть друга. Я его не виню. Давайте лучше поедем ко мне, выпьем, помянем добрым словом Торквилля и забудем о возникшей неловкости.
Остаток дня мы провели в доме Мастера за бутылкой виски, обсуждая мою отставку с флота, которую Воннегут наметил осуществить в марте 1890 года с помощью своих связей. Более к неприятной теме не возвращались. Я тщательно скрывал свое горе и старался держаться естественно. Гаусхофер более не дерзил.
4 июня 1999 года
Решил открыться Владу. У этого бабника имеются недюжинные задатки авантюриста. Вдобавок — он любит деньги и власть, а я в силах дать ему и то, и другое. Тайную необъятную власть и большие деньги, к ней прилагаемые. За такой бонус Лозницкий пойдет на многое, если не на все. Ирокез приобщил его к бизнесу, даже не называя приблизительной суммы прибыли — только пообещав ее часть. Значит, Влад по натуре не претендует на роль соучредителя предприятия и готов участвовать на условиях, декларируемых патроном. Мне вариант с иерархической составляющей подходит. Во вновь создаваемом обществе двух глав быть не должно.
10 июня 1999 года
Отдыхали с Валентиной на даче. Погода нам в выходные улыбнулась — солнышко палило во всю, приятно обдувал окрестности ветерок, щебетали птички, жужжали шмелики… Мы загорали, жарили шашлыки, пекли картошку, пили сухое красное вино и строили планы на лето. Жена просила вторую половину моего отпуска побыть с ней дома. Еле выкрутился. Помог безотказный аргумент про старинную мужскую компанию и традиции, которые нарушать — предавать себя и друзей.
В доме Валентина переделок не заметила. Настоятель и строители порученную им работу выполнили добросовестно.
18 июня 1999 года
Влад Лозницкий целиком мой. Я заполучил биолога со всеми потрохами, едва поведав ему историю нашего с Валентиной путешествия в Город Богов и частично открыв содержание дневника Виндхаузера. Дополнительных разъяснений и посулов не понадобилось. Очень хорошо. Пускай старается завоевать мое доверие и дальнейшее расположение.
Жаль, все же, что Марата нельзя приобщить к делу. Он — готовый брат Тетра. Исполнитель рискованных миссий и карающий меч организации.
7 июня 1889 года, Лондон
Кто такой этот Карл Гаусхофер? Почему он постоянно крутится вокруг Воннегута и, не стесняясь, выражает свое недовольство? Может, Мастер хочет от меня избавиться, отправив с поручением в Аргентину, и на мое место взять его? Вряд ли… Гаусхофер слишком юн для подобных свершений. Тогда что? Глава «Асгарда» пытается устранить последнего свидетеля операции в Уайтчепл, уничтожив его физически: убив на спровоцированной молодым забиякой дуэли, утопив во время океанского путешествия, зарезав в подворотне Буэнос-Айреса или его окрестностях?..
А почему, собственно говоря, Буэнос-Айреса? Кто упоминал столицу? К. Т. пропал на Памире, разыскивая наследие исчезнувших цивилизаций. В джунглях Южной Америки много укромных мест, где даже могилу рыть не нужно — хищные звери растащат останки по площади миль в сто… Топкие болота примут мои косточки и надежно скроют улики… Безутешная вдова вернется в Британию со скорбным для семейства Виндхаузеров известием и поселится в родовом гнезде, соблюдая положенный случаю траур. Тут и смерть Торквилля предстает в совершенно ином свете — у нее появляется оттенок продуманного заранее заговора. Апоплексический удар бывает разного характера — яд убивает исподтишка, имитируя распространенные болезни и внезапные сумасшествия.
А моя новоявленная супруга? Я ничего о ней не знаю, кроме того, что ее зовут Джейн, и что она чертовски умна и красива. Насколько ей доверены секреты организации? Какую роль в Аргентине она станет играть: моего личного секретаря, связного, соглядатая, палача? Сестрица Мартина Траста способна выполнить любое из этих поручений — благо, братец их осуществляет виртуозно.
Наша свадьба прошла торопливо и скомкано, словно мы пытались скрыть нечаянную беременность невесты. В первую брачную ночь она проделывала такие штучки, каким позавидовали бы греческие гетеры времен завоевания Египта, хотя оказалась девственницей… Откуда у нее эта опытность и страстность? Не из тайных ли подземелий Глазго Грин или подобного им места, где неофиты «Асгарда», ведомые Великим Фонарщиком Лун, следуют перевалом Стража пустоты в зеленые долины Вечности?
Ответов нет. Я жду и повинуюсь обстоятельствам.
Предупреждение
16 августа 1889 года, база «Розайт»
Теперь я никогда не расстаюсь с оружием. Револьвер со мной всюду — даже в постели. Придется умирать — стану драться до последнего. Но пока на мою жизнь никто не покушается.
Гаусхофер уехал из страны, Воннегут занялся созданием объединенного каталога лучших европейских музеев, Мартин Траст путешествует гидом по Швейцарским Альпам с компанией русских мистиков. Джейн обходительна и кротка, ее присутствие меня не тяготит — порой даже радует.
Может, мои подозрения беспочвенны, и Воннегут действительно всецело мне доверяет, а его хлопоты со свадьбой и назначением в Аргентину — лишнее тому подтверждение? К чему Мастеру моя смерть, если он имеет в моем лице преданного делу организации слугу? Да — я много знаю, но это скорее мой плюс, чем минус: посвященному можно поручить любое дело, и он его выполнит, как тогда, в Уайтчепл. Не логично делать меня сказочно богатым в преддверии неминуемой казни, бессмысленно женить…
Южная Америка — отличное убежище для капиталов, архивов и лабораторий «Асгарда», подобных той, что была у К. Т. в Блумаунд-хаус. В труднопроходимых дождевых лесах с легкостью можно спрятать целые города, населенные нашими адептами и будущими солдатами. Неисследованные недра, продажные правительства, нищее и отсталое население делает этот район земного шара еще привлекательнее: почти дармовая рабочая сила, алмазы, серебро… Вдруг, Мастер избрал меня губернатором тайной провинции, на начальном этапе своими ресурсами призванной питать осуществление плана «Зиккурат»?
Похоже, я действительно устал и нуждаюсь в хорошем отдыхе. Пожалуй, испрошу у начальства отпуск и махну с молодой женой к тетушке в Вустер!
28 июня 1999 года
Влад подозрительно настойчиво подъезжает ко мне по поводу дневника Виндхаузера. Все просит дать почитать рукопись, или просто на нее взглянуть, подержать артефакт в руках. Достал. Буквально через день встречает меня после работы у ворот клиники, потом домой в гости прется, Валентине цветы дарит. Навязчив до безобразия, крутится рядом и не выпускает нас из поля зрения.
Я вынужден на время прервать поездки на дачу и письменный перевод манускрипта. Опасаюсь, что Лозницкий меня выследит. Открылся, на свою голову, идиоту — теперь не знаю, как выпутываться из сформировавшейся дрянной ситуации. Она перерастает в настоящую проблему. Придется ее решать, когда вернемся из Карелии. Любыми средствами — включая и самые радикальные.
Далее тетрадь Славяна белела чистыми листами. Ее хозяин более не появлялся в своем бункере — его самого «решили» известными радикальными средствами. Избавили от необходимости определять судьбы мира, отправив в последний вояж по Зеленой миле Шаолиня, заодно придав ему в спутники ни в чем не повинных людей.
Марат закинул руки за голову и покосился на лампу. Вставать и гасить ее не хотелось.
«Пускай себе горит». — Устало подумал он, закрывая глаза. — «У нас керосина много — авось, для текущих сельских нужд хватит. Вот и Марина, расставаясь, велела его не экономить. Послушаюсь хозяйского наказа — посплю при свете, мышкам обеспечу праздничную иллюминацию, комарикам сигнализирую»…
Он заснул быстро и крепко, едва успев додумать до конца эту короткую фразу.
Побудка произошла неожиданно. Марат шершнем метнулся с кровати, в прыжке снимая «Берету» с предохранителя, передергивая затвор и обводя стволом занавешенные оконные проемы.
В полумраке помещения звонко наяривала известная мелодия детского композитора Шаинского, с улицы доносился характерный рев бензопилы, громко капал рукомойник. В какой-то момент ему почудилось, что он вновь на лесоповале и, проспав подъем на работу, остался в бараке один. Потом Марат различил портьеру, отделявшую закуток Марины и определил источник веселенькой полифонии: звонил лежавший в его нагрудном кармане мобильный телефон. Наверное, на прощание девушка специально тайком установила мелодию почуднее, дабы повеселить незадачливого абонента.
Он извлек из кармана аппарат и, нажав кнопку приема сигнала, поднес его к уху.
— Доброе утро, мужик. — Раздался из «трубы» знакомый голос Настоятеля. — Извини, что рано тебя тревожу, но есть желание удостовериться в твоем нынешнем присутствии на даче. Маринка уже выехала, должна сейчас находиться в районе Ясенево — везет тебе продукты, одежду и кучу отличных новостей.
— Какую одежду? — Не понял Марат. — Мы с ней по-другому договаривались… Кстати, ваша встреча прошла нормально? Я дочитал Славкин дневник — кажется, нам лучше уносить отсюда ноги. У Вас имеются какие-либо соображения по этому поводу?
— Погоди… — Голос Константина Романовича зазвучал почти благодушно. — Временами ты излишне торопишься и делаешь, как говорят в футболе, не вынужденные ошибки. Самые сложные жизненные ситуации порой разрешаются скучно и обыденно. На уровне одного телефонного звонка или единственной очной встречи. Дождись Марину, перезвони мне и ни о чем больше не беспокойся — я сообщу тебе нечто, способное избавить всех нас от дальнейших проблем, связанных с манускриптом Чарльза Виндхаузера. Просто поверь мне — и все.
Марат, невзирая на совет Настоятеля, очень даже забеспокоился, но не подал вида.
— Марина одна едет? — Уклоняясь от предложенной Константином Романовичем темы, спросил он, сам весь превращаясь в слух. — Маму свою она не прихватила?
«Если Настоятель говорит под контролем, тут он подаст знак. — Предположил конспиратор. — Обязательно подаст. Нужно правильно понять ответ… Эх, зачем я про Славкин дневник-то ляпнул?! Кто меня за язык тянул?!»
— Старик, ты что, встать — встал, а проснуться забыл? — Удивился собеседник. — Нет у нее мамы — ее отец воспитывал. Маринка тебе разве не рассказывала?..
В разговоре возникла пауза. Затем, прерывая обоюдное молчание, Константин Романович опять вернулся к своим инструкциям:
— Я повторяю: дождись Марину и перезвони мне. Понял? Сразу перезвони! Твои приключения на острове Привидений заканчиваются, потрепанные ветрами каравеллы, преодолев бушующий океан, уже входят в родную гавань, матросы убирают паруса и поднимают на реях флаги. Ты их видишь?
— Угу. — Буркнул Марат, пальцем правой руки опуская взведенный курок пистолета на место. — Вижу, и сердце мое ликует.
— Тогда — отбой. Встречай обоз с провиантом и обмундированием.
Настоятель отключился.
Чувство тревоги, минуту назад посетившее Марата, переросло в жгучее ощущение надвигающейся опасности. Объяснения этому он найти не мог и лишь методично перебирал в памяти подробности закончившейся беседы.
«Почему Константин Романович связался со мной по телефону, если сам в записке просил не поступать подобным образом? — Крутилась навязчивая мысль. — Что изменилось? Он избавился от слежки, или ее вовсе не было? У нас откуда-то появились могущественные покровители? Иначе как быть с онежскими событиями и с моим нынешним нелегальным положением? Кто снимет с меня обвинение в убийстве трех человек? Может, ему по своим каналам удалось узнать нечто, проливающее свет на загадку манускрипта Виндхаузера?.. Стоп!..»
Марат медленно, тяжело опустился на стул и ошарашенным взором уставился в дощатый пол.
«Какой же я кретин! Настоятель НЕ МОГ ничего узнать ни по каким каналам, потому что НЕ МОГ знать имени автора манускрипта! Я его никогда не упоминал при Марине! Ни разу не произносил вслух! Вот он — сигнал… Меня предупредили открытым текстом, а я все пропустил мимо ушей, изобретая ходы, достойные фантазии героев „Денискиных рассказов“! Шляпа…»
Моментально успокоившись, несостоявшийся кодировщик энергично поднялся на ноги и в темпе стал подготавливать отступление с проваленной явки.
«Время у меня есть. — Думал он. — Если я еще жив, значит — есть. Похоже, Настоятель задержал преследователей, отправив тех кататься с Мариной по Подмосковью. Они, несомненно, едут за ней, дабы без проблем попасть на дачу и взять меня тепленьким, используя заложника. Тут свидетелей почти никаких и девушку заставлять не нужно — сама приведет к цели. А мы в ответ опять применим тактику преследуемого тигра: опишем петлю и ляжем в засаде на собственных следах, поджидая охотников. Тогда поглядим, кому из нас не повезло!»
Бегство
Спустя четверть часа Марат уже стоял в куртке, с сумкой через плечо напротив входной двери, поудобнее пристраивая «Беретту» за поясом джинсов. Вылезать в окно он не стал — в узком оконном проеме беглец был бы уязвимее, чем на террасе или на ступеньках крыльца. Накинуться на человека и скрутить его легче всего в момент преодоления какого-либо препятствия. У того руки и ноги будут заняты. Если же дом успели обложить, расставив по позициям снайперов — сразу огонь все равно не откроют. Начнут переговоры, чтобы наверняка выведать местоположение тетрадей, попробуют склонить к сотрудничеству. Промахов, как на Онежском озере, повторять не будут.
Во дворе он ничего подозрительного не засек и, приободренный, вальяжно, словно гуляя, вышел за калитку.
Улица пустовала, лишь в самом ее конце трое мужчин занимались возведением бревенчатого сруба. Это их бензопила утром напомнила Марату лесоповал, барак и подъем на работу. Теперь она молчала — труженики стучали топорами, вырубая в бревнах желоба. Их синие робы ярко выделялись на фоне серой вытоптанной земли и свежеструганной древесины.
Проследовав шагов сто по дороге, он свернул направо, пересек размеченный колышками участок и углубился в березняк. Ноги моментально промокли — вытянувшаяся после обильных дождей трава была напитана росой. Ее холодные капли блестели на листьях и побегах, гарантируя путнику бодрую свежесть в штиблетах. Старательно минуя заросли крапивы, Марат долго пробирался среди частых молодых стволов, пока не достиг более старого леса, где начали попадаться дубы и разлапистые ели.
Тут он задержался, вынул из сумки тетради, целлофановые пакеты для мусора, найденный в продуктовом ящике прозрачный широкий скотч и позаимствованную в буфете пачку черного чая. Поместил рукописи в пакет, плотно его умял, обмотал скотчем и старательно натер сверху чайным цейлонским сбором, дабы не учуяли захоронку служебно-розыскные собаки. Повторил процедуру снова, потом — еще раз для верности. Когда закончил, взвесил на руке получившийся сверток и, задрав голову, начал всматриваться в кроны деревьев.
Наконец, заметил то, что хотел — небольшое дупло в стволе старого дуба. Оно располагалось достаточно высоко и, затененное узловатыми сучьями, не сразу обнаруживалось с земли. Но и Марату к нему добраться было проблематично — нижних ветвей у исполина не наблюдалось. Марат вышел из положения так: стал медленно взбираться на растущую рядом тонкую березку, пока она не начала клониться в сторону кряжа. По березе, как по шесту, верхолаз достиг дупла, засунул в него пакет, прикрыл сверток мхом и спустился обратно на землю. Молодое дерево, распрямившись, полностью скрыло улики. Довольный своей смекалкой, он даже тихонько присвистнул от удовольствия.
Тут же из-за листвы раздался шум автомобильного мотора. Кто-то, нетерпеливо газуя на ухабах, ехал в направлении их дома, спешно разменивая последние метры колдобин. Характерное попыхивание глушителя «жигуленка» не оставляло места для сомнений: возвращалась из Москвы, ведя за собой на «хвосте» охотников, Марина.
Ее манера езды и знание прилегающих дорог или сильно сократили время пути, или Настоятель в момент их телефонного разговора ошибся, приблизительно определив ее тогдашнее местоположение. От Ясенево и на гоночном болиде к дачам за сорок минут попасть было нельзя. Значит, Марат крайне удачно разделался с работой по устройству тайника, сохранив себе свободу маневра.
«Пора». — Подумал он и по собственному следу, четко отпечатавшемуся в мокрой траве, устремился к дачам. Форсированное урчание мотора смолкло, донесся хлопок дверцы и скрип крышки багажного отделения.
Прокравшись к соседскому сараю, Марат сначала через дорогу минут пять наблюдал, как девушка разгружала поклажу, то и дело растерянно озираясь по сторонам и пожимая плечами. Процесс не спорился: ее малиновое трикотажное облегающее платье и туфли на тонкой шпильке никак не способствовали данному занятию. Одежда стесняла движения, а каблуки предательски вонзались в землю, норовя опрокинуть их хозяйку в посаженные у крыльца смородиновые кусты. При наклонах короткий подол опасно задирался, свободный ворот оттопыривался и повисал широкой манжетой — его приходилось удерживать рукой.
Удостоверившись в отсутствии посторонних, Марат ступил на открытое место и окликнул Марину, энергичным жестом призывая ее бегом приблизиться. Та в ответ рассержено сдвинула брови и на цыпочках, дабы не поломать каблуки, посеменила по дорожке, на ходу оправляя юбку.
— Ты чего так вырядилась? — Не давая ей опомниться, беря в охапку и увлекая за угол постройки, поразился он. — Решила продемонстрировать мне новую коллекцию этого сезона?
— Жди больше! — Вырываясь, огрызнулась «модель». — Просто у меня гардероб не востребованный пылился — захотелось кое-что поносить, пока моль не пожрала! Считаешь, что мне кроме джинсов и спортивных ветровок ничего не подходит? Я должна была на себя рабочий комбинезон напялить? Тут тебе не глухие колхозные задворки — девчата по весне в трусах и лифчиках огороды не копают.
Она определенно ехидничала:
— Зачем звал? Нашел во лесу, во бору очередные сверхсекретные документы? Тебя на день одного оставлять нельзя — сразу какую-нибудь дрянь отыщешь! У тебя…
— Погоди…
Марат мягко ладонью зажал девушке рот.
— Слышишь?..
Он кивнул на дорогу.
Читать бесплатно другие книги:
