Желания. Страсти. Фантазии. Гороскоп вашей сексуальности Дэвис Роуэн
Габи кивнула и помахала рукой. Толпа, последовавшая за командой губернатора и телекамерами, оставила ее у тисовых зарослей. Тут она впервые и заметила высокого мужчину в гофрированной рубашке и красном атласном мундире, стоявшего от Габи на расстоянии нескольких шагов. Он явно наблюдал за ней.
Свет был довольно тусклым. В этот момент они оказались совсем одни у подстриженной зеленой стены лабиринта. Он двинулся навстречу, и Габи не могла отвести глаз от его стройной могучей фигуры, восхитительной в туго облегающих штанах и алом мундире. Мужчина остановился перед ней, и она заглянула прямо в черные цыганские глаза Джеймса Санта-Марина.
— Почему ты не слушаешься Харрисона Тигриный Хвост? — раздраженно произнес он. — Держись в поле его зрения! Черт, если с тобой что-нибудь случится, я…
Он не закончил фразы, ограничившись лишь сердитым взглядом. Несмотря на блестящий костюм, он имел напряженный, взвинченный вид; темные синяки под его глазами никогда еще не проступали так отчетливо.
Глядя на привлекательное лицо Джеймса, Габи с пронзительной ясностью вспомнила события прошлой ночи, забытые было ею в праздничной карнавальной суете. Но теперь в ее сознании всплыло все до мельчайших подробностей: и где она побывала вместе с ялохой, и чем занималась с этим красавцем на борту роскошной яхты.
— Это была какая-то хитрость! — Слова сами слетали с ее губ. — Странная церемония, песнопения, одежда — все было специально подстроено, чтобы толкнуть меня к тебе в постель, — выкрикнула она. — Когда я даже не соображала, что делаю!
— Габриэла, послушай, давай не будем сейчас ни о чем спорить, тем более о событиях той ночи. Я все объясню тебе потом. — Ухватив Габи за запястье, он повлек ее к входу в лабиринт. — Ты должна вернуться под присмотр Харрисона. Это очень важно.
— Я ничего не обязана делать! — Она так активно сопротивлялась, что грозила вывернуть себе запястье. Еще секунда, и она разрыдалась бы от гнева и унижения. — На какие только отвратительные поступки не идут ради секса! Может, ты заплатил ялохе, чтобы она подсыпала мне что-нибудь в ром?
— Ты замолчишь, наконец? — Он сжал Габи в объятиях, точно в тисках, удерживая ее на месте. — Послушай меня, Габриэла, во всем виноват только я. Господи… ты не представляешь, как я корю себя! Никогда бы не позволил себе такое. Это была не моя идея. — Его голос дрогнул. — Ну скажи, что веришь мне, ради Бога!
Страстный тон Джеймса так поразил ее, что Габи не могла вымолвить ни слова. Она отвела голову назад и с тревогой посмотрела в его искаженное болью лицо.
— Пожалуйста, дорогая моя, — прошептал он, наклоняясь, — сделай, как я тебя прошу.
Его отчаянный поцелуй потряс Габи. Будто он навечно заявлял на нее свои права, выжигая клеймо своего неистового непреодолимого желания. Габи, сраженная его бешеной атакой, слишком растерялась, чтобы что-нибудь предпринять. Затем она почувствовала саднящую боль на губе.
Габи вырвалась из его объятий.
— Что ты сделал со мной? — крикнула она, прикладывая пальцы к кровоточащим губам.
С искаженным лицом он отступил назад.
— Прости меня, я нечаянно.
— Мне кажется, у тебя все получается нечаянно, — ее глаза зло блеснули в сторону Санта-Мари-на. — И у твоих дружков. Но это не означает, что я настолько глупа, чтобы мириться с этим!
— Подожди минуту. — Джеймс кинулся вслед уходящей Габи. — Габриэла, возвращайся к Харрисону и держись рядом с ним, — приказал он. — Я не могу все объяснить. Просто сделай, как я сказал!
Но с нее было достаточно.
— Убирайся из моей жизни! — в бешенстве выкрикнула она. — Держись от меня подальше!
Подобрав юбки, Габи кинулась прочь, устремляясь в ночь с такой скоростью, будто от этого зависела вся ее жизнь.
Добежав до прудов, она остановилась и оглянулась назад. Санта-Марина нигде не было видно.
Зеленая лужайка позади «казино» спускалась к частично заросшему водяными лилиями неширокому руслу, впадавшему в бухту залива. Лагуна первоначально предназначалась для прохода одной из яхт Джеймса Дееринга к маленькому увеселительному домику на краю парка, откуда на борт поднимались гости, проводившие время за чаепитием и карточными играми.
Габи продолжала мчаться сломя голову, подгоняемая чувством сокрушительного отчаяния. Невозможно оставаться в Майами, зная, что Джеймс Санта-Марин в любой момент способен оказаться рядом, чтобы вновь наполнить ее… о Боже… да, воспоминаниями об их любовной близости! Невозможно устроить жизнь с Доддом Брикелом, когда призрак человека, которого ей не суждено любить, постоянно стоит перед ее глазами!
Она наступила на край платья, услышала треск рвущейся ткани и, наконец, остановилась. Под деревьями были припаркованы несколько телевизионных фургонов. Пространство было окутано мраком, если не считать луча портативного прожектора, устремленного в темное ночное небо.
Интересно, где же Криссет? В такой кромешной тьме трудно было найти кого бы то ни было.
Габи уже собралась уходить, когда вдруг заметила знакомый атласный кафтан и синие короткие панталоны. Криссет в костюме чичисбея появилась из-за дальнего угла «казино». Похоже, она обходила здание с одной стороны, в то время как Габи огибала его с противоположной.
— Габриэль? — окликнула ее подруга. — Что мы здесь делаем в такой темноте?
Габи уже открыла рот для ответа и вдруг затаила дыхание. За спиной Криссет двигалась чья-то тень. Сначала она предположила, что это кто-то из обслуживающего персонала музея, в таком случае нечего волноваться. Но, когда фигура пошатнулась и едва не упала, Габи решила, что это пьяница, проникший на праздник без приглашения. Фигура медленно опустилась на четвереньки и осталась в таком положении. И тут сердце Габи дрогнуло: она узнала Дэвида Фотергила.
Габи бросилась к нему.
Криссет изумленно повернулась, ничего не понимая, когда подруга проскочила мимо нее в ночную тьму.
— Дэвид! — кричала Габи. — Что с тобой, Дэвид?
По-прежнему стоя на четвереньках, Дэвид с трудом приподнял голову. Габи охнула. Его лицо было залито кровью, глаза полузакрыты.
— Они пришли к вам домой, — прохрипел Дэвид. — Вас ищут какие-то люди. Плохие. Они избили меня. Хотели, чтоб я сказал, куда вы пошли сегодня вечером.
Криссет упала на колени рядом с Дэвидом.
— О Боже, — воскликнула она, — что случилось?
— Люди… — начал Дэвид. Он медленно опустил голову, не в силах продолжать.
Однако Габи было достаточно того, что она уже услышала.
— Никуда не уходите, — приказала она, хотя Дэвид и так был не в состоянии двигаться. — Ничего не предпринимайте. Я приведу кого-нибудь на помощь!
— Позови службу охраны, — крикнула ей вслед Криссет. — Они у входа в «казино»!
Габи бегом пересекла лужайку перед «казино», спотыкаясь об упругий дерн. От бухты вверх по темной узкой лагуне медленно поднималась моторная лодка, луч небольшого прожектора шарил по береговой линии.
Патрульная лодка службы охраны Вискайи, решила Габи, тотчас испытав огромное облегчение. Она свернула с дороги и, размахивая руками, подбежала к водяной кромке.
— Сюда! — окликнула она лодку. — Он ранен. Скорее сюда!
Моторка замедлила ход и ткнулась носом в илистый берег. Мужчина, едва различимый во мраке, наклонился вперед, вглядываясь в темноту.
— Кто это? — спросил он по-испански.
Габи ступила в ил в том месте, где заканчивалась трава.
— Вы можете привести врача? Пожалуйста, поторопитесь, там у меня друг, который…
— Это она! — воскликнул другой голос.
Прежде чем Габи успела отступить, мужчина на носу моторки спрыгнул на берег и, обхватив Габи руками, быстро прижал ладонь к ее рту, заглушая рвавшийся наружу крик.
Приглядевшись, Габи увидела одинаковые светлые костюмы и зеркальные солнцезащитные очки и поняла, что на этот раз действительно столкнулась с колумбийцами.
19
Река Грас пять миль шириной и всего шесть дюймов глубиной. Этот пресноводный поток берет свое начало в озере Окичоби и не одну сотню миль протекает по болотистой низменности к самой южной точке Флориды, где в конце концов впадает в море.
Под яркими лучами субтропического солнца ее медленно струящиеся воды подобны гигантской зеркальной поверхности, покрытой вдоль берега тонким колеблющимся слоем болотной травы, откуда и пошло название этой реки[2]. По ночам болотные топи слабо мерцали, и казалось, что сам дьявол выбрал себе обителью это зловещее место.
Тишину болот нарушил рокот вертолета, зависшего над водой. Габи сидела между двумя верзилами. Рядом на высоком сиденье разместился пилот. За несколько часов, прошедших с того момента, когда они оставили Вискайю, Габи последовательно испытала бессмысленный панический ужас, затем лихорадочные порывы к бегству, обреченные на полный провал, она сама это прекрасно понимала, и наконец абсолютную апатию с единственным желанием — выжить.
Она все еще не могла поверить, что ее увезли с костюмированного бала в моторной лодке. Затем пересадили в пикап, который стоял на одной из прилегающих к заливу улочек Майами. Затем они несколько миль ехали по шоссе, свернули на грязную дорогу и, наконец, добрались до территории заброшенного полигона, где ее буквально затолкали в поджидавший их вертолет.
Все это время никто не обращал на нее внимания, не поднял тревоги, не вызвал полицию, будто волочить связанную и с заклеенным ртом женщину в венецианском костюме восемнадцатого века по улицам Майами было обычным делом.
Габи слишком поздно поняла, что ей следовало закричать, как только она заметила людей на лодке в Вискайе. Теперь пройдет несколько часов, прежде чем Криссет додумается вызвать полицию. Ведь, уходя, Габи сказала, что сама отправляется за помощью!
Она подавила подступившие рыдания. Если Криссет не сообщит об ее исчезновении до возвращения в редакцию «Таймс джорнэл», полицию могут поставить в известность только на утро.
Разве что Додд…
Додд, вспомнила Габи, и в ней вспыхнула надежда. Додд наверняка почувствует неладное, когда позвонит ей вечером и не обнаружит ее дома.
Но тут же ее надежда погасла. В последний раз она не пришла на встречу с ним, отказалась что-либо объяснять, в сущности, дала ему понять, что это не его дело.
Мужчина, сидевший рядом, наклонился вперед, заглядывая ей в лицо. Разговаривать было невозможно из-за оглушительного рева пропеллеров. Девушка почувствовала прикосновение большой ладони к своей щеке. Мужчина желал убедиться, прекратила ли пленница плакать. Она энергично отдернула голову.
Габи проплакала несколько часов, будучи уверенной в том, что ее собираются убить. Сидя в пикапе, мчавшемся по отдаленным улочкам Майами, колумбийцы сообщили ей, какая участь ее ждет. Нет, как заверили они, убийство не входило в их планы. Разве что в крайнем случае, сказал самый крупный колумбиец, ухмыляясь ей в лицо.
Сильный порыв ветра пронесся над болотами. Пассажиры вертолета сжались в комок, в полной мере почувствовав свою незащищенность перед грозной стихией. В темноте проплывали тени пустынных островов, накрытых завесой ливня, а самолет все дальше углублялся в болотистые низины.
Даже Габи знала, что местные топи были убежищем для торговцев наркотиками. В их глуши существовали наскоро сооруженные взлетно-посадочные полосы, куда самолеты из Южной Америки доставляли партии кокаина. Заболоченная местность была так обширна и непроходима, что полиция, специальные агентства по борьбе с наркотиками, вооруженные силы Соединенных Штатов не могли патрулировать ее должным образом. Именно сюда и должны были отвезти Габи.
Мужчина, устроившийся рядом, обнял Габи за плечи и придвинул ее ближе к себе. В темноте она с трудом различала широкое, грубое лицо с горящими черными глазами. Он был более дружелюбен, чем второй колумбиец. Именно этот человек и сообщил причину ее похищения. От него же Габи узнала, что они считают ее сестрой Джеймса Санта-Марина.
Окоченев от холода, Габи находилась в полусознательной дреме, когда их путешествие подошло к концу. Старший из колумбийцев энергично потряс ее, стараясь привести в себя. Из-под полуприкрытых век Габи увидела, что наступил рассвет, серый и хмурый. По-прежнему шел дождь. Они находились посреди бескрайних просторов болотистой низменности, на одном из крупных густо поросших лесом островов, где вполне хватало места для нескольких деревянных сараев, прикрытых пальмовыми ветвями для маскировки с воздуха. В небольшой лагуне под камуфляжной сеткой отдыхал гладкий белый вертолет.
Не дождавшись от Габи никакой реакции, мужчина нетерпеливо подхватил ее под мышки и стащил с сиденья. После проведенной ночи на борту самолета ноги ее сводило судорогой, и она упала на колени прямо на прибрежную песчаную полосу, вызвав этим заметное возмущение у колумбийца. В конце концов младший из двух похитителей поднял ее на руки и отнес к ближайшему сараю.
— Не волнуйся, — сказал он, настежь распахивая дверь ногой. Колумбиец едва говорил по-английски. Опуская ее на пустой деревянный ящик, он в дружелюбной манере задержал свои руки на ее коленях. — Не насиловать… no violencia.
Габи поняла, что он пытался ей объяснить. Однако этому парню уж слишком нравилось трогать ее. Она не особенно верила его обещаниям.
Violencia подразумевало кое-что другое.
Сидя перед ней на корточках, колумбиец не отрывал похотливого взгляда от низкого выреза ее платья.
— Пи-пи? — сипло спросил он. — Я приносить ведро.
Габи затрясла головой. Прошло уже много времени с тех пор, как она в последний раз ела и пила. Ей не требовалось любезно предложенное им ведро.
Мужчина несколько минут жадно смотрел на нее, потом вышел за дверь.
Габи, сгорбившись, сидела на ящике в сарае, опустив усталые руки на колени. Промокший насквозь костюм лип к телу, мучительно хотелось потереть глаза, опухшие от обильных слез, но запястья были слишком туго стянуты веревкой. Но все эти неудобства были ерундой по сравнению с тем, что могло произойти с ней каждую минуту. Всякий, кто живет в Майами, знает о колумбийских торговцах наркотиками и об их специальности: lа violencia.
На испанском это слово означало просто «насилие». Но для колумбийцев, выработавших особый способ ведения дел в наркобизнесе, жестокость которого уже невозможно выразить словами, оно подразумевало нечто гораздо большее. La violencia ошеломляло даже закаленных преступников. В одной квартире в северной Флориде была вырезана целая семья торговца наркотиками; в кухонной раковине полиция обнаружила расчлененный труп недельного младенца. Отрезать палец в качестве предупреждения должникам считалось тривиальной выходкой. Колумбийцы предпочитали выдавить один глаз, обещая проделать то же и со вторым, если не удастся прийти к согласию.
Как объяснили Габи, Джеймс Санта-Марин как раз являлся должником.
Она глядела на грязный пол, не в силах поднять головы. Дождь барабанил о протекавшую крышу сарая, и капли попадали ей на руки. Утренний воздух заметно посвежел. Габи дрожала от страха и пронизывающего холода.
Усилием воли она попыталась не думать о Джеймсе. Ее погубили собственная глупость и прекрасный безрассудный мужчина, с которым она занималась любовью. Какая дура! Только бы вновь не разрыдаться. Когда колумбийцы выяснят, кто она на самом деле такая, они убьют ее. Но прежде они сделают кое-что еще.
Габи силилась совладать с собой, борясь с подступающей истерией. Молодой колумбиец знал лишь несколько слов по-английски. И все же он ясно дал понять, что они не станут насиловать сестру Джеймса Санта-Марина. В их планы входило лишь слегка припугнуть его. Им требовалось его сотрудничество, а не кровавая вендетта.
Габи закрыла глаза. Значит, торговцы наркотиками приходили за ней в дом на Палм-Айленд. Там они наткнулись на Дэвида Фотергила и избили его, когда он отказался дать им нужную информацию. Вероятно, неудавшаяся попытка взять ее в заложницы заставила их искать сестру Санта-Марина на балу-маскараде в Вискайе.
Уже несколько часов Габи оставалось только гадать, что сделают с ней колумбийцы, когда обнаружат свою ошибку.
Мнимая сестра Санта-Марина уже готова была снова разрыдаться, когда в помещение вошел старший колумбиец в сопровождении пилота. Они долгое время стояли, разглядывая ее. Наконец старший мужчина сказал что-то по-испански.
— Мы тебя не обидеть, — перевел пилот. — Когда твой брат понимать, мы тебя не трогаем, он сделает то, что мы хотим. Мы оставили для него послание в Майами.
Габи подняла голову. Она до смерти боялась этих людей, их образа мышления, диких правил жизни. В ее глазах они были животными.
— Вам придется отвезти меня назад, — хрипло произнесла она.
Пилот скрестил руки на груди.
— Санта-Марин должен делать с нами бизнес. Вот что мы хотим. — Не дождавшись от нее ничего, кроме бессмысленного взгляда, он продолжал: — С нашим Тигром очень трудно иметь дело. С тобой мы его убедить.
Наш тигр!
Именно так называл его бабалао. Да, с ним трудно иметь дело, тут она не могла не согласиться. Теперь Габи понимала, что оказалась вовлечена в какую-то грязную историю, попала в эпицентр разборок между Джеймсом и колумбийскими нарко-дельцами.
Пилот переминался с ноги на ногу.
— Мы оставили в Майами сообщение, что забрали тебя. С тобой ничего не случится, пока мы ждем ответа. Но если мы будем ждать долго, нельзя ни за что поручиться.
Дверь сарая с шумом распахнулась, в помещение ворвался порыв ветра с дождем. На пороге остановился молодой колумбиец с пледом в руке.
— Было б лучше, — сказал пилот, поглядывая на другого мужчину, — если бы твой брат поторопился с ответом.
В одном из ближайших сараев работал коротковолновый приемник. Габи слышала его. Между шквалами непогоды в ее убежище проникали резковатые голоса, раздающиеся в радиоэфире. Прислушиваясь к звукам, Габи предположила, что колумбийцы дожидаются ответа от Джеймса.
К этому времени Санта-Марин, разумеется, понял, что все члены его семьи на месте. О Боже, подумала Габи, вспомнит ли о ней Джеймс, поймет ли, что именно ее держат в плену колумбийцы?
Сейчас «Таймс джорнэл», вероятно, уже уведомил полицию о пропаже одного из своих сотрудников. Шансы найти ее не особенно велики.
Болотистая равнина надежно скрывала контрабандистов. Представители правопорядка постоянно прочесывали эти места в поисках замаскированных посадочных полос и тайных складов, в одном из которых она теперь находилась. В газетах то и дело мелькали статьи на эту тему.
Связанные руки Габи распухли от нарушенного кровообращения; она их уже почти не чувствовала. К полудню она снова заплакала от боли.
Молодой колумбиец принес на тарелке немного бобов и риса, но она отвернулась. Парень сунул в стянутые веревкой руки Габи вилку, которую она не могла отбросить, так как онемевшие пальцы не слушались ее.
— Я не развязывать руки. Ты кушать. — Не дождавшись ответа, колумбиец пожал плечами и поставил тарелку на пол. Однако на этот раз он не торопился уходить. Приблизив к Габи мясистое скалящееся лицо, он стал медленно снимать с ее губ клейкую ленту. Она сдиралась вместе с кожей, и колумбиец наблюдал за болезненной реакцией пленницы.
— Ты ему не сестра, — тихо произнес он.
Габи смотрела на него, широко раскрыв глаза от страха.
Колумбиец аккуратно положил кусок клейкой ленты рядом с тарелкой с бобами и рисом.
— Да-да, ты ему не сестра. — Он расплылся в улыбке. — Я знаю. Ты не говорить по-испански.
Габи задрожала, чувствуя, как большие пальцы расстегивают крючки и петли на лифе маскарадного платья. Когда она попыталась отодвинуться, он грубо дернул ее к себе.
— Не обижай меня, — хрипло взмолилась Габи.
— Не обижать, только немного подурачиться. — Он расстегнул последний крючок и распахнул лиф ее платья. — Если Санта-Марин не отвечать, тогда мы делать больше. Но… — Он запнулся, проводя пальцем по выпуклой округлости ее груди. — Но не теперь.
Страх приводил Габи в трепет и заставлял держаться совсем тихо, ожидая следующего шага своего мучителя.
Колумбиец тяжело дышал, не отрывая взгляда от обнаженных грудей Габи.
— Ты красивая, — пробормотал он.
Неожиданно в ее голове вспыхнула злорадная мысль: он дал ей не ложку, а вилку! «Вот тупица», — подумала Габи.
Прикрыв глаза, колумбиец протянул большие мясистые руки и, накрыв ими ее груди, принялся поглаживать их круговым движением.
— Ты не должен меня трогать, — прошептала Габи.
— Не должен трогать сестру, — поправил колумбиец. Одной ладонью продолжая мять грудь Габи, он положил другую на ее колено. Габи отдернула ногу, но колумбиец с еще большей силой схватил ее и без лишних церемоний задрал тяжелую мокрую юбку.
Габи пошевелила связанными руками.
— Ты не должен меня трогать, — повторила она.
Парень отступил, не отрывая взгляда от ее нагих грудей, и расстегнул свой ремень. Габи попыталась подняться с ящика, но он поймал ее одной рукой и толкнул назад. Маленькие черные глазки налились похотью.
— Открой рот, — хрипло приказал он.
Габи упрямо сжала губы.
Колумбиец распахнул перед штанов, выставив длинную и темную от прилившей крови плоть. Он нарочито медленно наклонился к Габи, обеими руками сжал ее груди, так что образовалась глубокая узкая лощинка.
— Он убьет тебя за это. — Сказав эти слова, Габи поняла, что недалека от истины. Джеймс Санта-Марин был вполне способен прикончить это тупое жестокое животное лишь за одно прикосновение к ней. Это так же верно, как то, что она попала в ловушку и, будучи абсолютно беспомощной, вынуждена сносить грязные приставания этого негодяя.
Габи сжала зубы, когда колумбиец принялся не спеша массировать ее лицо твердым концом своей плоти. Он тыкался у ее рта, и его тяжелое неровное дыхание перекрывало шум дождя. Колумбиец сплел пальцы у Габи на затылке и крепко удерживал ее голову, судорожно ерзая своим грузным телом. Затем из его глотки вырвался то ли рев, то ли иступленный стон.
— Ты хочешь поцеловать его, — пробормотал он. — Ну скажи. — Габи молчала, и колумбиец насупил брови. — Открой рот.
Она затрясла головой.
Тогда ее мучитель положил руки ей на щеки и указательными пальцами грубо нажал на челюсть.
Все потемнело у Габи перед глазами.
Какое-то мгновение она еще терпела боль. Потом что-то внезапно нахлынуло на нее, как поток жидкого огня, и она уже не могла удержаться от того, что неизбежно должна была сделать. Ее связанные руки по-прежнему сжимали вилку. Лицо Габи исказилось от лютой ненависти, и она, собрав все оставшиеся силы перед атакой, взметнула обе руки вверх, вонзая свое орудие между толстых бедер колумбийца, прямо под качающийся кусок его плоти.
Ее оглушил нечеловеческий вопль. Затем она почувствовала сильный удар в голову, и комната бешено закрутилась перед ее глазами. Колумбиец пошатнулся и упал на колени.
Неожиданно над их головами раздался грохот, похожий на взрыв, от которого затряслись стены сарая. Пришедшая в замешательство Габи услышала резкие автоматные очереди и громкий шлепок, возвещавший, что кто-то на скорости причалил к берегу.
Дверь распахнулась.
Габи, готовая принять близкую смерть, вскочила на ноги, выставив перед собой руки. Колумбиец со стоном корчился на грязном полу, схватившись руками за пах. Между его толстыми пальцами сочилась кровь.
В дверях появилась пригнувшаяся фигура бабалао с автоматом в руках, за ним — Джеймс Санта-Марин. Третьим в сарай ворвался Харрисон Тигриный Хвост.
В эту ослепительную секунду реальность, казалось, уподобилась застывшему кадру из фильма, полного жестокости и насилия, но уже в следующее мгновение Джеймс метнулся мимо бабалао и с кровожадным ревом ринулся на корчившегося колумбийца.
Он убьет его, подумала Габи, закрывая глаза. Она не сомневалась в этом с самого начала.
20
— Это не единственный мой титул, — произнес бабалао с не свойственной ему скромностью, — ко всему прочему, я дружественный вам агент, внедренный в Маленькую Гавану.
Одетый так же, как видела его Габи в последний раз на болотах — в темно-синюю ветровку, черный свитер с высоким воротом и широкие грязные брюки, он расположился на одном из стульев больничной палаты и дымил гаванской сигарой. На стене как раз над ним висела табличка с надписью: «Благодарим за то, что вы воздержались от курения». Привлекательное, чуть одутловатое лицо по-прежнему придавало ему вид хорошо откормленного яп-пи, однако впечатление несколько портили заплывший глаз и средних размеров свежий рубец на верхней губе, стянутый двумя хирургическими швами.
Ни сестры, ни технический или административный обслуживающий персонал, ни даже сами доктора — никто не попросил бабалао затушить его сигару. Похоже, он имел вес даже в таких местах, как госпиталь округа Дейд.
Все так странно, подумала Габи, отодвигая поднос с обедом, к которому так и не притронулась. Ее все еще опухшие руки были обмотаны бинтами, так что даже если бы у нее и разыгрался аппетит, она вряд ли справилась самостоятельно. Наверное, госпитализация на одну ночь действительно была целесообразна: в ее крови играл адреналин, и она никак не могла побороть маниакальное возбуждение.
— Не понимаю, что это означает, — сказала Габи, — внедренный агент. Вы что, из полиции?
Бабалао засунул ладонь во внутренний карман куртки и вытащил черный кожаный бумажник. Одной рукой он распахнул его отработанным, как у детективов в телевизионных фильмах, движением и выставил ей на обозрение свое удостоверение.
— Федеральное бюро расследований, Майами. Четырнадцать долгих лет, мисс Кольер, я служил на благо обществу, трудился на самых передовых рубежах борьбы с наркотиками.
Он говорил чистейшую правду.
Возвращаясь с болот на «Скорой помощи», она слышала, как кто-то из сопровождающих рассказывал о трех смельчаках, которые не стали ждать, когда улучшатся погодные условия и прилетят полицейские вертолеты. На выдолбленных из дерева каноэ племени Миккосуки они отправились в болота, чтобы штурмом взять тайную базу неприятеля, как когда-то делали это во Вьетнаме. Габи знала, о ком шла речь. Могла ли она забыть тот момент, когда Харрисон Тигриный Хвост, Джеймс Санта-Марин и бабалао, Джордж Кастанеда, ворвались на склад контрабандистов, чтобы вызволить ее из плена?
Судя по тому, что говорили люди из команды «Скорой помощи», этот сотрудник ФБР был личностью известной. Два года назад он руководил операцией в Южной Америке, в результате которой поймали короля кокаина Карлоса Ледера. После этого Кастанеда, по слухам, отошел от дел. Теперь выяснилось, что он это сделал в целях конспирации, обосновавшись здесь, в Майами.
Габи задумчиво смотрела на него. Она и представить себе не могла, что просвещенный говорливый бабалао, друг и коллега ялохи и других почитателей мрачного мира сантерии, окажется агентом ФБР. Однако теперь у нее не оставалось никаких сомнений. Представитель государственной службы охраны несколько раз вызывал его в больничный коридор для переговоров с разными людьми. Габи поняла, что некоторые из них являлись очень важными чиновниками из Таллахасси и Вашингтона; были тут и работники отдела информации телевидения и расспрашивали о возможности интервью; а пару минут назад он беседовал с ее начальством, главным редактором «Таймс джорнэл» и самим владельцем газеты, Гарднером Хедисоном. Габи слышала, как бабалао заявил, что ей еще не разрешено принимать посетителей. Это не вполне соответствовало истине.
— Внедренному агенту, — объяснял бабалао, — предоставляются широкие полномочия. Обычно он занимает определенное место в обществе и получает возможность контролировать деятельность таких людей, как… ну, скажем, как наши знакомые, с которыми вы провели время на болотах. Он следит за ними, когда они пытаются вступить в контакт с видными бизнесменами, чтобы быть допущенными к крупным банковским и коммерческим операциям. — Он помолчал, разглядывая ее сквозь клубы сигарного дыма. — Это позволило бы им, — продолжил бабалао, — отмывать деньги, добытые на продаже наркотиков.
Габи молча потупилась. Он явно намекал на Джеймса. Видный бизнесмен, не пожелавший иметь дело с колумбийцами.
— Нас могли убить, — прошептала она, вспоминая автоматную стрельбу в тот момент, когда они ворвались на склад. — Вот и вы пострадали.
Он прикоснулся к губе.
— Ну, я получил это не совсем во время операции. Глаз и разбитая губа… это следствие крайнего раздражения нашего общего друга на обратной дороге. Джимми во многом винит меня, но особенно в том, что я использовал вас в качестве приманки.
Габи тяжело опустилась на подушки. Она почти боялась того, что собирался сказать ей бабалао.
— Значит, он не был замешан.
— Нет, Джимми не наркоделец. Но замешан он все-таки был. Наркоклан действительно вышел на него. Но как только колумбийцы подступились к нему, он немедленно связался с нами, и мы предложили ему сотрудничество. Думаю, Джимми не осознавал, что ему придется играть свою роль почти два года, пока они все не попадут в наши сети. Но это уже совсем другая история. Понимаете, — сказал бабалао, поудобнее устраиваясь на стуле, — принимая во внимание его положение… богатый, преуспевающий, имеющий развитую структуру предприятий, он многое мог предложить колумбийцам. Они нуждались в нем и не могли понять, почему он не желает стать еще богаче. Но труднее всего было держать фронт, сохранять позиции при том давлении, что на него оказывали.
Давление? Так вот чем объясняются те странности в поведении Джеймса, которые приводили в замешательство и пугали ее? Теперь она знала, что должна была просто принять все, как есть, ибо он не мог ничего объяснить ей. Господи, она ведь думала, что он летает на самолетах с грузами наркотиков!
— Кроме прочего, Джимми зол на меня, — продолжал Кастанеда, — потому что кое-кто из моих людей увлекся, играя с Купидоном. Мне и вправду очень жаль. Если Джимми что и не переносит, так это сантерию. Он просто впадает в бешенство. В прошлом он имел в связи с этим некоторые проблемы. — Кастанеда нахмурился, глядя в сторону. — Особенно он кипятится из-за ялохи, Иби Гобуо. Ну знаете, из-за той ночи на его яхте.
Габи, испугавшись, села на кровати.
— На его яхте?
— Поверьте, — быстро произнес Кастанеда, — я не имел к этому никакого отношения. Приходится признать, что Иби зарвалась, и не было никакой возможности поставить ее на место. Эти люди такие страстные, такие участливые! Латиноамериканцы просто помешаны на амурных делах. Они искренне желали Джимми счастья, и все.
Габи не успевала следить за ходом его мысли.
— Той ночью на его яхте? — повторила она.
Он поспешил принять виноватый вид.
— Ну да, понимаете ли, когда вы чуть не потеряли сознание в храме Иби, она вбила себе в голову, что вы могли бы стать своего рода воплощением Ошун. Возможно, на вас сказалась жара, но она приняла все всерьез. Решила, что оршии избрали вас своим орудием в волнующем их деле.
Габи смотрела на бабалао во все глаза.
— Черт, они все сходят с ума из-за Джимми. Смею заверить, — добавил он с лукавым видом, — что добрая половина Маленькой Гаваны молится на него, как на бога. Джимми живет на грани нервного срыва, на пределах своих возможностей. Ему нужна любовь такой красивой девушки, как вы, и… вот им и втемяшилось в голову. — Он подметил выражение, появившееся на лице Габи. — Эй, послушайте, дело не в том, что они хотели просто напоить вас и таким образом завлечь к нему в постель. Это был очень серьезный обряд, касающийся Чанго и Ошун. Они и не собирались шутить с вами. И, что бы вы там ни думали, наш Тигр вовсе не бабник. Ничего похожего. Он слишком занятой для этого человек.
— Джеймс сотрудничал с вами, — медленно сказала она, — чтобы помочь изловить колумбийцев. Какое же отношение это имеет к сантерии?
— Я и пытаюсь объяснить. Латиноамериканская община очень предана Джимми. К тому же они знают, что Джимми и Харрисон Тигриный Хвост занимаются чем-то опасным, но честным, может быть, даже в интересах и самой общины. — Он выразительно пожал плечами. — Они захотели помочь.
Габи вновь откинулась на подушки, неожиданно ощутив глубокую усталость. Репортаж о спасательной операции на болотах показали в вечернем выпуске новостей по местному телевидению. Она уже видела принесенные медицинскими сестрами вечерние газеты с заголовками на всю первую полосу: «СМЕЛЫЙ СПАСАТЕЛЬНЫЙ РЕЙД НА БОЛОТАХ», «К ПОХИЩЕНИЮ ПРИЧАСТНЫ НАРКОДЕЛЬЦЫ».
Первые страницы изданий пестрели фотографиями Габриать Кольер, репортера отдела мод «Таймс джорнэл» Майами, запечатлевшими момент, когда ее в разодранном и промокшем костюме восемнадцатого века под руки выводили из машины «Скорой помощи». Здесь же находились снимки патрульной службы штата Флорида и федеральной службы заповедников, привлеченных к поисковым операциям на болотах, и даже представителей ведомства шерифа округа Дейд. Но сколько Габи ни смотрела, она не нашла ни одной фотографии племени Харрисона Тигриный Хвост. В газетных отчетах се-минолы Миккосуки лишь кратко упоминались в качестве «проводников», помогавших при поисках. Еще более курьезным, бросающимся в глаза было отсутствие каких-либо упоминаний о тех трех, которые, несмотря на непогоду, отправились на каноэ в самые топи и первые явились на место, чтобы выручить Габи из беды.
Почему Кастанеда делает вид, что все объяснил?
— Вы не настоящий верховный жрец сантерии? — спросила Габи.
— Я компьютерный инженер и верю даже в самые невероятные вещи. В системе бинарных чисел нет ничего невозможного. Я тщил себя мыслью, что доказал вам это.
Он встал со стула и зашагал по комнате, потом в конце концов остановился у темного окна, глядя на дождь.
— Знаете, не расстраивайтесь из-за той ночи на яхте, хорошо? — произнес он, стоя к Габи спиной. — Вы нравитесь Иби Гобуо, и, учитывая, что вы мунделе, это уже о многом говорит. Однако она и многие другие верят, что временами оршии сходят на землю, чтобы воплотиться в нас, обычных людях. Вот и вы нашли этого замечательного богоподобного парня…
Габи зажмурилась.
— Я думала, он контрабандист. Считала, что он пилот, перевозящий грузы наркотиков, а все это время он сотрудничал с законом. — Она внезапно подняла глаза. — Он в полиции? Когда меня сажали в «Скорую помощь», я видела, как его забирают!
— Полиция не станет брать Джимми под стражу. Правда, он немного перебарщивает. Вы знакомы с его нравом. Пару часов назад он все еще обзванивал своих адвокатов, пытаясь отправить колумбийцев на электрический стул. Если бы ему лично позволили включить рубильник, он бы непременно сделал это. Представляете, как он переживал?
— Но они не успели изнасиловать меня, вы же знаете. — Габи села на кровати. — Понимаете, эти… колумбийцы считали, что я его сестра. На нас были почти одинаковые платья.
— О вас они подумали первым делом, милая, — тихо произнес он. — Не преуменьшайте грозившую вам опасность. Классический способ давления на человека — это похищение его подруги. Когда колумбийцы пришли к вам домой и не застали вас, то попытались выведать, куда вы отправились, у вашего жильца. Видели, что они с ним сделали?
— Но Дэвид не сказал им, где я. Он хотел предупредить меня.
Кастанеда пожал плечами.
— Они бы схватили либо вас, либо Пилар, потому что Джимми продолжал водить их за нос. В соответствии с нашими указаниями.
— Как себя чувствует Дэвид? — с тревогой спросила она.
— Дэвид — здоровый и сильный парень. Он будет жить. А вот легально ли? Жаль, что его заловили на добром поступке.
Габи еще мучили сомнения.
— Но Джеймса не собираются арестовывать?
Исполненный терпения, Кастанеда вздохнул.
— Мисс Кольер, граждане Соединенных Штатов в большом долгу перед Джимми за его участие в аресте наркокартеля колумбийцев. Он герой. Мы попросили его о сотрудничестве, потому что федеральные силы в Майами не могли найти их базу на болотах. Мы искали ее следы пять долгих лет. Мы знали, что наш Тигр сделает все, чтобы помочь, даже если бы ему пришлось ради этого загнать себя в угол. Что он, кстати, уже и делал.
— Да, я знаю, но в действительности он не работает на ФБР?
Кастанеда еле заметно улыбнулся.
— Добрый старина Джимми. Он никогда не говорил вам, правда?
— О чем? Послушайте, я… прошлой ночью какие-то… звери похитили меня, отвезли на болота и там терзали. — Она не смогла сдержать невольную дрожь. — Поверьте, до начала всей этой истории я вела обыкновенную размеренную жизнь!
— Вы показали себя с лучшей стороны, — сказал он, зажав сигару между зубов. — Я как раз подходил к этому.
— К чему?
— На самом деле, мы хотели бы выразить свою признательность за ваше участие, упростив кое-какие предстоящие процедуры. Все, что вам нужно сделать, — это просто засвидетельствовать под присягой факт вашего похищения. Вам не придется выступать с показаниями на суде. Мы сведем все до минимума.
Лицо Габи выражало полное недоумение.
— Неужели вы думаете, что на этом история закончена? — Кастанеда стал на удивление мрачен. — Эти ублюдки нанимают высокооплачиваемых адвокатов и кладут все деньги мира, чтобы добиться оправдательного приговора. Их поддерживает международный кокаиновый картель. Уходят многие месяцы, иногда даже годы, чтобы разделаться с этими слизняками. Мне кажется, от лица всех людей, имеющих отношение к борьбе с наркотиками в южной Флориде, я могу заверить вас, как мы высоко ценим то, что вы сделали, мисс Кольер. Вы храбрая женщина.
Он снова прошелся по комнате и в очередной раз остановился перед окном. На улице по-прежнему шел сильный дождь. Вода струилась по оконным стеклам, превращая неоновые огни центрального Майами в переливающиеся разными оттенками самоцветы.