Страна призраков Гибсон Уильям

– Не знаю, кто на него работает, – заметил Браун, – но дело, похоже, еще не сделано.

– А наши друзья, – продолжал собеседник, – вдруг после просмотра материала им удастся сообразить, что там находится такого, ради чего ведутся столь безуспешные поиски?

– Оценки выполняет человек, не имеющий понятия, о чем речь. Для него это просто данные, а ему каждый день приходится иметь дело с анализом информации.

– Правительство?

– «Телко»[140], – ответил Браун. – Кто занимается расшифровкой, вам известно. Они никогда не видели продукта. А у нашего аналитика все причины как можно меньше вникать в подробности. Об этом я позаботился.

– Хорошо. Я вас понял.

Вилка и нож стукнули о тарелку так громко, что Милгрим поморщился.

– Итак, – спросил незнакомец, – в состоянии ли мы довести дело до конца?

– Полагаю, да.

– Значит, груз наконец придет в порт. После стольких скитаний.

– Но только не в конус, – уточнил Браун.

Конус? Милгрим испуганно поморгал. Уж не мерещится ли ему весь этот разговор?

– Ну да, – согласился второй мужчина. – Только не в Америку.

Ах, конус, сообразил Милгрим. Нужно писать заглавными буквами, как на Четвертое июля. CONUS, сокращенно от Continental United States[141].

– А может случиться, что его откроют для досмотра? – спросил незнакомец.

– Навряд ли, – сказал Браун. – В крайнем случае подвергнут гамма-сканированию, мы и сами так сделали в прошлом порту, чтобы убедиться, что упаковка и содержимое не вызывают подозрений.

– Ну да. Я видел.

– Значит, вы согласны?

– Согласен, – не возражал собеседник. – А какие шаги предпринимаются в Нью-Йорке в ваше отсутствие?

Браун помедлил.

– Я послал команду на квартиру к НУ. Дверь была нараспашку, и все внутри покрывал свежий слой латексной краски. Никаких отпечатков пальцев. Айпода, конечно, тоже не обнаружили. Устройство слежения оставалось на месте, под вешалкой. От него сразу избавились.

– Значит, они не нашли устройство?

– Если нашли, то никак этого не выдали.

– Вы хоть на шаг приблизились к разгадке, с кем мы имеем дело?

– Это один из мелких организованных преступных кланов в США. Возможно, даже семья в буквальном смысле слова. В основном занимаются контрабандой. Очень узкая специализация, баснословные цены. «Мара Салватруча»[142] по сравнению с ними – просто «Ю-пи-эс»[143]. По происхождению члены клана – кубинские китайцы. Все до одного нелегалы, надо полагать.

– Может, обратиться к людям из ICE, пусть арестуют их?

– Для начала их не мешало бы найти. Мы отыскали того парня и проследили за ним до дома. И даже, опираясь на данные вами сведения, подобрались к Субъекту, правда, не ближе обычного. Но все остальные – настоящие призраки.

Тут Милгрим понял, что достаточно хорошо успел изучить Брауна, чтобы расслышать в его голосе нотку безумия. Интересно, заметит ли ее собеседник.

– Призраки? – без выражения повторил второй мужчина.

– Беда в том, – начал Браун, – что у них особая выучк. Настоящая выучка. Что-то вроде кубинской разведшколы. Я просил таких же профессионалов – и не получил, помните?

– Помню, – сказал собеседник. – Но, как вы сами однажды сказали, наша проблема не в них, а в нем. Пусть ему даже известно, что именно мы делаем, зато неизвестно, в какой момент и где, теперь-то я в этом убедился. Со временем, возможно, и мы подтянем своих людей до уровня этих профи. Разумеется, когда вся история останется позади. А сейчас необходимо выяснить, кто этот человек, и как-то с ним разобраться.

На столе зазвенел фарфор: один из собеседников поднялся с места.

Милгрим отпустил перила и вернулся в комнату, сделав два длинных, необычайно осторожных шага. С предельной осмотрительностью закрыл за собой дверь, повесил пальто на стул, разулся и влез под простыню, натянув ее до самого подбородка. Потом закрыл глаза и совершенно затих. Хлопнула дверь на улицу. Мгновение спустя зашумел мотор, и стало слышно, как отъезжает машина.

Через некоторое время в комнате раздались шаги, а затем приказ:

– Поднимайся.

Милгрим открыл глаза. Браун шагнул к нему и сорвал простынь.

– Твою мать, как можно дрыхнуть в одежде?

– Я нечаянно заснул, – извинился пленник.

– Ладно, ванна внизу. Там найдешь халат и мешок для мусора. Все свои шмотки сложишь туда. Мойся, брейся, надевай халат и спускайся на кухню, будем тебя стричь.

– Вы еще и стрижете? – удивился Милгрим.

– Здешний домоправитель. Он тебя и в порядок приведет, и снимет мерку для одежды. Только не вздумай спать в обновках. Увижу – не поздоровится.

Браун развернулся на пятке и вышел из комнаты.

Милгрим еще немного полежал, уставившись в потолок. Затем поднялся и, достав из кармана пальто свои туалетные принадлежности, отправился в душ.

51

«Сессна»

Тито выяснил, что может уснуть и в самолете.

Здесь, за маленькой, полной приборов кабиной, где сидел раздобревший седой пилот, располагались кушетка и два откидных кресла на шарнирах. Спутники покоились в креслах, а Тито лежал на кушетке, глядя в изогнутый потолок (обитый, как и мягкая мебель, серой кожей). Самолет был американский, один из последних в своем роде, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года выпуска; об этом рассказывал старик, пока троица поднималась по маленькой лестнице на колесах, застывшей на взлетно-посадочной полосе ист-хемптонского аэропорта.

Тито не представлял себе, зачем старику понадобилось такое древнее ископаемое. Может, самолет был его собственностью и просто хорошо сохранился с тех пор? При взгляде на небесную машину на ум приходили земные, американские автомобили в Гаване, столь же почтенного возраста, похожие на китов из мороженого, матово-зеленые или розовые, с украшениями в виде гигантских зубов и плавников из хрома, каждый дюйм которых всегда начищался до неимоверного блеска. Шагая прочь от «линкольна» вслед за Гарретом и стариком, захватившими кое-какой багаж из фургона, Тито вопреки собственному страху поймал себя на том, что восхищается каждой линией самолета и его завораживающим блеском. Это было великолепно: очень длинный и очень острый нос, пропеллеры на крыльях и круглые иллюминаторы в ряд.

Толстый улыбчивый пилот, судя по всему, был счастлив увидеть старика, с которым, по его же словам, не встречался бог знает как долго. Старик ответил, что, дескать, и в самом деле сколько лет, сколько зим и что с него причитается. Да ничего подобного, возразил пилот, какие могут быть счеты, а сам подхватил пару чемоданов и черную сумку, чтобы убрать их в багажное отделение под крылом, позади двигателя.

Поднимаясь по трапу, Тито зажмурился и не видел, как Гаррет ушел припарковать машину.

Присев на кушетку с закрытыми глазами, мужчина услышал голос пилота, донесшийся из передней кабины:

– Едва успели, управимся от рассвета до сумерек.

Старик промолчал в ответ.

Взлет получился почти столь же ужасным, как и на вертолете. Правда, на этот раз Тито заранее приготовил «Нано» и крепко зажмурился.

Наконец он все же рискнул открыть глаза. В иллюминаторах ослепительно пылал закат. Полет был гладким (в отличие от предыдущего он воспринимался как движение свободное, самостоятельное, а не на привязанном неизвестно к чему тросе) и более тихим, и кроме того, кушетка оказалась гораздо удобнее.

Пока Тито слушал свою музыку, попутчики зажгли над головами маленькие лампочки, надели наушники с микрофонами и принялись беседовать. Наконец они опустили откидные столики. Старик раскрыл свой лэптоп, Гаррет развернул какие-то планы и взялся изучать их, делая пометки механическим карандашом.

В салоне потеплело, но от этого стало только удобнее. Тито снял куртку, свернул ее, положил под голову и заснул на серой кушетке.

Когда он проснулся, уже наступила ночь, и лампочки были потушены. Впереди, в кабине пилота, мерцали сигнальные диоды, светились экраны с какими-то линиями и цифрами.

Покинул ли самолет Соединенные Штаты? И вообще, на что способна эта модель? Долететь до Кубы? Достичь Мексики? Тито не думал, что его переправят именно туда. Хотя, если верить предположениям Вьянки, кузен Эйсебио проживал сейчас в окрестностях Мехико-Сити, в Докторес.

Мужчина посмотрел на старика, чей профиль еле вырисовывался на фоне мерцающих приборных огней. Тот спал, уронив подбородок на грудь. Тито попытался представить их вместе с дедом в Гаване, много лет назад, когда и революция, и машины-киты были еще в новинку, но не смог.

Тогда он тоже закрыл глаза и продолжал себе лететь сквозь ночь, где-то над неизвестной страной; оставалось только надеяться, что это все еще была Америка.

52

Школьный костюм

Как и обещал Браун, домоправитель был на кухне, споласкивал тарелки после завтрака, перед тем как поставить их в посудомоечную машину. Это был малорослый мужчина в темных брюках и белом пиджаке. Когда Милгрим пришел из ванной, завернувшись в огромный махровый халат красного цвета, но босиком, домоправитель уставился на его ноги.

– Он сказал, что вы меня подстрижете, – произнес пленник.

– Садись.

Милгрим опустился на кленовый стул и стал смотреть, как домоправитель убирает со стола в холодильник остатки еды, заполняет посудомоечную машину и включает ее. Потом спросил:

– У вас не найдется на завтрак пары яиц?

Мужчина равнодушно взглянул на него, достал из черного портфеля, лежащего на белой конторке, электрическую машинку для стрижки, расческу и пару ножниц. Затем обернул шею Милгрима тканью (которая, судя по пятнам от варенья, еще утром служила скатертью), провел расческой по его влажным волосам и с видом человека, который точно знает, что делает, принялся орудовать ножницами. Отложив их, подбрил электрической машинкой волоски на ее шее, отступил на шаг, посмотрел оценивающим взглядом и немного подправил свою работу при помощи ножниц и расчески. Напоследок он смахнул салфеткой состриженные волосы со скатерти на пол. Милгрим продолжал сидеть, ожидая, когда ему принесут зеркало. Но вместо этого мужчина принес веник и совок с длинной ручкой и взялся подметать. Всегда почему-то печально видеть собственные волосы на полу. Милгрим поднялся, снял с себя скатерть, положил ее на стол и повернулся, чтобы уйти.

– Погоди, – обронил домоправитель, не прекращая своего занятия. Когда пол был снова чист, он убрал парикмахерские инструменты в портфель и достал оттуда желтую сантиметровую ленту и ручку с блокнотом. – Снимай халат.

Милгрим повиновался, радуясь, что не последовал приказанию Брауна буквально и оставил себе хотя бы трусы. Домоправитель начал быстро и ловко снимать с него мерку.

– Размер ноги?

– Девятый, – ответил Браун.

– Узкая?

– Средняя.

Домоправитель сделал пометку и махнул блокнотом в сторону двери:

– Иди. Иди, иди.

– А завтрак?

– Иди.

И Милгрим ушел из кухни, раздумывая, где бы поискать Брауна. В кабинете, где тот пил свое виски прошлой ночью?

Кабинет был обставлен так же, как и весь дом, только с добавлением темного дерева и вертикальных полос. И кстати, с книгами. Милгрим шагнул за порог, огляделся и быстро метнулся к шкафу. Но понял, что обманулся. Перед ним были двери шкафа, обклеенные корешками старинных книг. Мужчина наклонился, чтобы поближе взглянуть на останки безвинно казненных томов, однако увидел цельный кусок кожи, облепивший выпуклую деревянную форму в виде книжных корешков. Усердно состаренное золотое тиснение не позволяло прочесть ни названий, ни фамилий авторов. Удивительно тонкая работа. Туманное подражание ремесленников одной культуры произведениям культуры иной. Милгрим распахнул дверцу и, увидев внутри пустые полки, быстро закрыл ее.

Вернувшись в коридор, он подошел к искусственно состаренному зеркалу и внимательно изучил итог ручной работы домоправителя. Опрятно. Но чересчур обыденно. Такая прическа была бы к лицу адвокату или арестанту.

Стоя на прохладном сером мраморе у подножия узкого лестничного колодца, Милгрим прищелкнул языком и вообразил, как щель загадочным образом засасывает звук и уносит его вверх.

Где же Браун?

Поднимаясь на второй этаж, Милгрим прихватил из ванной бритву, зубную щетку и пасту, а также пакет с одеждой. Уже в комнате мальчика он бросил туда и трусы, а сам остался в просторном халате на голое тело. Потом достал свою книгу из кармана пальто, наброшенного на спинку стула. «Полом Стюартом» мужчина разжился в одном гастрономе незадолго до встречи с Брауном. Пальтишко уже тогда было не новое, ношенное по меньшей мере целый сезон, и теперь его не спасла бы даже химчистка. Милгрим положил книгу на письменный стол и аккуратно повесил последнюю деталь своей одежды в шкаф на плечики рядом со школьным синим блейзером.

– Вот тебе приятель, – шепнул он. – Можешь больше не бояться.

И закрыл дверцу. Поднимая со стола книгу, он услышал, как входит Браун. Тот едва посмотрел на новую стрижку и всучил пленнику хрустящий бумажный пакет из «Макдоналдса», помеченный прозрачными пятнами жира, после чего забрал мусорный пакет и, завязав его верхнюю часть узлом, удалился.

«Эгг Макмаффин»[144] капал жиром на халат, но Милгрим решил, что это уже не его забота.

Примерно через час или чуть меньше явился домоправитель с двумя бумажными сумками и черным виниловым чехлом для верхней одежды; на всем стояла надпись «JOS. A. BANKS».

– Вот это я понимаю, быстрое обслуживание, – заметил Милгрим.

– «МакЛин», – ответил домоправитель, словно это все объясняло.

Он бросил сумки на кровать и направился к шкафу, но пленник сам поспешил принять у него чехол.

– Спасибо.

Домоправитель повернулся и, не проронив ни слова, ушел.

Под чехлом обнаружился черный пиджак с тремя пуговицами, смесь шерсти и полиэстера. Милгрим положил его на кровать поверх винила и заглянул в сумки. Двое хлопковых трусов цвета берлинской лазури, две пары серых носков умеренной плотности, белая майка и еще пара синих хлопчатобумажных рубашек с воротниками, застегивающимися на концах, плюс темно-серые шерстяные брюки на пуговицах, без петелек для ремня. Видно, так полагалось. В день их знакомства Браун чуть ли не первым делом отнял у него ремень. Во второй сумке пряталась коробка с кожаными «оксфордами»[145] на резиновой подошве, причем довольно унылого вида: типичная обувь для офиса. Плюс черный нейлоновый рюкзак и бумажник из черной кожи.

Милгрим оделся. Ботинки хотя и смотрелись дешево, но несколько повышали самооценку. В них Милгрим уже не чувствовал себя так, словно должен вернуться в интернат или собирается вступить в ряды ФБР.

В комнату снова вошел Браун. На этот раз он был в темно-сером костюме и белой рубашке, а в руке держал галстук в узкую черно-синюю полоску – возможно, только что снял его? Милгрим впервые видел Брауна в костюме.

– Надевай. Сейчас будешь фотографироваться.

Пленник под строгим присмотром снял пиджак и завязал галстук. Должно быть, в его положении эта часть одежды приравнивалась к ремню.

– Мне нужно пальто, – сказал Милгрим, надевая новый пиджак.

– У тебя есть.

– Ты же велел все выбросить.

Браун нахмурился.

– Там, куда мы отправляемся, тебе потребуется дождевой плащ. Спускайся. Фотограф ждет.

Милгрим покорно сошел на первый этаж; Браун шагал следом.

53

Не доставить им радости

Сотовый Инчмэйла не отвечал. Холлис позвонила в отель, но там его уже не было. Может, в дороге? Наверное. Обидно было бы его упустить. Хотя выпуск нового альбома – дело не из быстрых. А Ванкувер не так уж далеко, и журналистка не собиралась там долго задерживаться.

Позвонила Одиль из «Стандарта»: она хотела узнать название канадской гостиницы, чтобы сообщить своей матери в Париж. Холлис была не в курсе и связалась с Памелой Мэйнуоринг.

– А где мы остановимся?

– На квартире. Я видела только снимки. Дом стоит у воды. Все в стекле.

– Эта квартира – собственность Хьюберта?

– Компании. Там никто не живет. Мы еще не открывались в Канаде. В следующем году начинаем с Монреаля. Хьюберт уверен, так будет лучше всего; он говорит, что Квебек – не земля, а сновидение.

– Как это понимать?

– Я же там не работаю, – напомнила Памела. – Но у нас есть свои люди в Ванкувере. Один из них вас обязательно встретит и отвезет на квартиру.

– Можно потолковать с этим человеком?

– Прошу прощения, он сейчас на заседании в Сакраменто. Позвонит вам, когда освободится.

– Спасибо.

Журналистка задумчиво посмотрела на шлем, который прислал ей Бигенд. Надо бы, по идее, взять эту штуку с собой – на случай, если в Ванкувере тоже есть локативное искусство. С другой стороны, на таможне наверняка не оберешься хлопот, а таскать его как ручную кладь неудобно.

Однако прежде чем приниматься за чемоданы, Холлис набрала еще один номер. В этом году ее родители зимовали в Пуэрто-Вальярта[146], но через неделю возвращались к себе в Эванстон. Еще довольно энергичная, мать уже старалась не забивать себе голову незнакомыми реалиями, так что попытки дочери объяснить свой приезд в Лос-Анджелес, похоже, не увенчались особым успехом. Отец, по ее словам, пребывал в добром здравии, разве что вдруг, под семьдесят, ни с того ни с сего заболел политикой. Матери это не нравилось: дескать, очень уж папа сделался нервный.

– А он говорит, раньше лучше было, а я говорю, ты просто внимания не обращал. Да еще Интернет этот. Прежде люди газету ждали, выпуск новостей. А сейчас? Хлещет потоком всякая дрянь, как вода из трубы. А он, конечно, сидит себе днем и ночью, уставится в свой экран – и давай читать. А я ему: ну, ты ж все равно ничего не изменишь.

– Зато хоть какая-то пища для размышлений. В вашем возрасте полезно иметь интересы.

– Тебе хорошо, ты не слушаешь, как он честит президента.

– Передавай привет. Я еще позвоню – из Канады. Или когда вернусь.

– А ты где, в Торонто?

– Ванкувер. Мам, я тебя люблю.

– И я тебя, милая.

Холлис подошла к окну, остановилась и стала рассеянно наблюдать за движением на бульваре Сансет. Родители с самого начала не приветствовали ее выбор. Мать вообще относилась к певческой карьере словно к вздорному недугу, не смертельному, но все же мешающему дочери нормально строить свою жизнь, получить настоящую работу, и вдобавок не видела средств от этой болезни – разве что терпеть и надеяться на авось. Любые доходы за музыку она рассматривала не иначе как пособие по инвалидности, нечто вроде сахарной оболочки для горькой пилюли. Надо заметить, в этом вопросе их с дочерью взгляды не слишком расходились – с той разницей, что Холлис понимала: есть люди, которым пилюли никто не подслащивает. Положа руку на сердце, если бы жизнь прижала всерьез, она бы просто ушла со сцены. А может быть, так и получилось? Резкий взлет группы «Кёфью» к вершине славы застал певицу врасплох. Инчмэйл – дело другое, он из тех, кто чуть ли не с пеленок точно знает, когда и чем ему следует заниматься. А вот застой после взлета они переживали на равных. Ни тот, ни другая не желали испытать на собственной шкуре, что значит катиться под гору. Зависимость Джимми стала жирной точкой над «i», безымянной кокаиновой вехой на унылой пологой дороге. Группа утратила творческий запал, участники дружно проголосовали за ее распад и пустились на поиски новых интересов. По крайней мере Холлис, Рег и, наверное, Хайди-Лаура. А Джимми недавно скончался. Пожалуй, Инчмэйл сумел устроиться лучше всех. Барабанщица, если вспомнить последнюю встречу, выглядела не очень благополучно. Впрочем, разгадать, что творится в ее голове, для Холлис было труднее, нежели прочитать чьи угодно мысли.

Пузырьковая упаковка обнаружилась на полке в платяном шкафу: ее не только не выбросили, но еще и аккуратно сложили. Горничные явно заслуживали хороших чаевых.

Журналистка сложила коробку, шлем и упаковку на кухонный стол с высокими ножками. И вдруг заметила синего муравья. Фигурка красовалась на кофейном столике. Ее, разумеется, можно оставить. Холлис посмотрела во второй раз и поняла: не сумеет. И заодно почувствовала, что в каком-то смысле до сих пор не повзрослела. Зрелый человек не замедлил бы выбросить антропоморфический кусок прессованного винила – а она медлила. Самое смешное: ей даже не нравились подобные штучки. Однако Холлис подошла и взяла муравья, уже зная, что заберет его с собой. Заберет и отдаст кому-нибудь – лучше, конечно, ребенку. Не то чтобы это рекламное насекомое внушило ей такую приязнь. Просто подумалось: что, если бы ее саму забыли в пустом гостиничном номере?

...Ладно, только не в ручную кладь. Не хватало еще, чтобы служащий TSA[147] на глазах у всех достал игрушку из коробки вместе со шлемом. И Холлис бросила муравья в пакет с одеждой «на выход».

Одиль огорчилась, когда узнала про съемное жилье. Оказалось, ее всегда привлекали североамериканские гостиницы, и даже «Стандарту» она предпочитала «Мондриан».

Холлис как могла успокаивала разочарованную попутчицу.

– Я думаю, это будет что-то стоящее, – говорила она, откинувшись на заднем сиденье автомобиля, заказанного из гостиницы (стоимость входила в счет оплаты номера). – Мне так рассказывали. И кроме нас, там ни единой души.

«Джетта», взятая напрокат, уже вернулась на стоянку; кстати, машину принял какой-то другой парень, не тот, что почти узнал солистку из «Кёфью». Приближался международный аэропорт Лос-Анджелеса; за дымчатым стеклом окна качались эти странные насосы нефтяных скважин на склоне холма. Журналистка помнила их еще с первой поездки. Причем, насколько ей было известно, они никогда не прекращали движения. Холлис бросила взгляд на экран телефона. Почти шесть часов.

– Кстати, Одиль, ты мне напомнила, и я тоже позвонила своей матери.

– А где она, твоя мама?

– В Пуэрто-Валларте. Они там зимуют.

– И как у нее дела?

– На отца мне жаловалась. Стареет папа. По-моему, все в порядке, но ей кажется, он чересчур увлекся внутренней политикой. Злится, мол, целыми днями.

– Если бы я жить в этой стране, – француженка сморщила нос, – я бы не злилась.

– Правда? – спросила собеседница.

– Я бы все время глушить горькую. Или глотать колеса. Что-нибудь.

– Вот вам и здравствуйте, – невесело усмехнулась Холлис, припомнив покойного Джимми. – Ну уж нет, думаю, ты бы не доставила им такой радости.

– Кому? – Одиль встрепенулась, вдруг заинтересовавшись беседой. – Какой радости?

54

ICE

Тито проснулся, как только шасси «Беркута Сессны» коснулись земли. Яркое солнце било в иллюминаторы. Мужчина вцепился в спинку своей кушетки. Самолет заскользил по посадочной полосе под быстро изменяющийся гул моторов. Потом замедлил ход. Наконец пропеллеры вовсе замерли. Внезапно кругом наступила полная тишина. Мужчина сел на кушетке и заморгал, увидев ровные ряды низкой поросли на необъятных зеленых полях.

– Здесь можно размяться и отлить, – объявил пилот, вылезая из кресла.

После чего прошел через весь салон, отпер дверь, высунулся наружу и расплылся в улыбке, приветствуя невидимого приятеля:

– А, Карл, привет! Спасибо, что пришел.

Кто-то приставил к выходу простую алюминиевую стремянку, по которой пилот и спустился на землю осторожными, размеренными шагами.

– Надо бы ноги размять, – сказал Гаррет и тоже, встав с откидного кресла, направился к выходу.

Тито проводил его взглядом, потер глаза и поднялся следом.

Внизу, под стремянкой, стелилась прямая накатанная дорога, бегущая через бескрайние зеленые поля в обе стороны. Мужчина в синем рабочем комбинезоне и соломенной ковбойской шляпе помогал пилоту раскатывать резиновый шланг от маленькой автоцистерны. Оглянувшись, Тито увидел, как за ним по стремянке неторопливо спускается старик.

Гаррет достал минеральную воду, щетку, тюбик пасты и принялся чистить зубы, время от времени сплевывая на землю белоснежную пену. Потом, отхлебнув из бутылки, ополоснул рот.

– Зубная щетка есть?

– Нет, – ответил Тито.

Гаррет вытащил из кармана и протянул ему нераспечатанную упаковку заодно с минеральной водой. Тито принялся чистить зубы, наблюдая за стариком; тот отошел от дороги, встал спиной к своим спутникам и помочился.

Мужчина вылил остатки воды на щетку, насухо стряхнул ее и убрал во внутренний карман куртки. Ему хотелось узнать, что это за место, но протокол запрещал подобные вопросы при работе с клиентами.

– Западный Иллинойс, – произнес Гаррет, словно прочел его мысли. – А это местечко принадлежит одному приятелю.

– Вашему?

– Нет, пилота. Он тоже летает; здесь у него запасы авиационного бензина.

Мужчина в ковбойской шляпе взялся заводить мотор насоса у цистерны. В воздухе резко запахло топливом, и собеседники отошли подальше.

– И какая у него дальность перелета? – полюбопытствовал Тито, глядя на остроносого небесного красавца.

– Примерно тысяча двести миль, если с полным баком. Смотря по погоде и количеству пассажиров.

– Ну, это не очень много.

– Пропеллеры с поршневым двигателем. Но зато ни один радар нас не засечет. Никаких аэродромов, сплошь частные ВПП.

Собеседник засомневался, что речь идет о настоящем радаре.

– Джентльмены, – промолвил старик, подходя к ним, – доброе утро. Похоже, в конце концов ты не так плохо выспался, – прибавил он, обращаясь к Тито.

– Да уж, – согласился тот.

– А для чего ты прихватил значок таможенной полиции? – спросил старик.

И точно: увидев жетон, Гаррет сказал: «ICE»[148]. Но Тито и сейчас не имел понятия, зачем так поступил. И потом, ведь это не он, а Элеггуа выхватил у противника толстый чехол. О таком не расскажешь.

– Он собирался меня схватить, – объяснил Тито. – Чувствую: что-то твердое за поясом. Я подумал, оружие.

– И тогда ты вспомнил про болгарскую соль?

– Ну да.

– Хотелось бы знать, как он там теперь. А впрочем, я представляю: парня наверняка забрали в отделение, пробивать личность по базе. Пока кто-нибудь из шишек, скорее всего из DHS[149], не приказал его выпустить. Так что есть вероятность, что ты оказал своему преследователю большую услугу. Думаю, документ был не его, а так и объяснять ничего не пришлось.

Тито кивнул в надежде, что тема исчерпана.

Мужчины молча стояли, наблюдая за тем, как заправляется самолет.

55

Синдром фантомного пистолета

– Миллер, – втолковывал Браун, сидя в огромном откидном кресле. Мужчин разделяли десять футов ковра из косматого белоснежного ворса. – Тебя зовут Дэвид Миллер. Дата и место рождения – те же самые, возраст тоже.

Небольшой реактивный самолет «Гольфстрим» застыл в ожидании на взлетно-посадочной полосе «Рональда Рейгана»[150]. Когда Милгрим в последний раз был здесь, аэропорт еще носил имя «Нэшнл». Сейчас он сидел в отдельном белом кресле, а марку самолета узнал потому, что на блестящем деревянном ободке иллюминатора красовалась изящная медная табличка с гравировкой «Гольфстрим II». Вообще в салоне было много белой кожи, начищенной меди и мохнатых ковров. И ревесины. Пожалуй, это сахарный клен, «птичий глаз»[151], никак не меньше, прикинул пленник. Но слишком уж яркая полировка, будто внутренняя отделка в лимузине.

– Дэвид Миллер, – повторил Милгрим.

– Живешь в Нью-Йорке. По профессии – переводчик. Русский.

– Я русский?

– Твой паспорт, – Браун (на нем опять были серый костюм и белая рубашка) помахал документом в синей обложке с тусклым золотым ободком, – американский. Дэвид Миллер, запомни. А Дэвид Миллер наркотой не балуется. По прибытии в Канаду его не застанут под кайфом и не найдут при нем никакой дури. – Он поглядел на часы. – Сколько у тебя таблеток?

– Одна, – ответил Милгрим.

Это была чересчур серьезная тема, чтобы соврать.

– Принимай сейчас, – велел Браун. – Пойдешь на таможню сразу.

– Канада?

– Ванкувер.

– А что, других пассажиров не будет? – полюбопытствовал Милгрим.

Судя по виду, салон мог вместить еще человек двадцать. Или же послужить декорацией для порнофильма; достаточно посмотреть на длинные-предлинные диваны из белой кожи и вспомнить о спальне в хвосте, и у кого угодно встанет, невзирая ни на какие камеры.

– Нет, – отрезал Браун. – Не будет.

Спрятав паспорт обратно в карман костюма, он рассеянно провел рукой по правому бедру, где обычно висел пистолет. Милгрим уже в пятый раз наблюдал у него подобный жест. При этом Браун строил такую гримасу, что было ясно: пистолет остался на улице N. И черная нейлоновая сумка тоже. Похоже, их обладатель страдал от фантомного синдрома: так человек, которому ампутировали ногу, тянется почесать несуществующие пальцы.

Двигатели «Гольфстрима» загорелись, или стартовали, или как это правильно называется. Милгрим посмотрел за спинку своего кожаного кресла, в переднюю часть салона, где за рифленой занавеской из белой кожи скрывалась кабина экипажа. Очевидно, там находился пилот, которого пленник еще не видел.

– Когда приземлимся, – Браун повысил голос, перекрывая гул моторов, – к самолету подкатят таможенники. Они поднимаются на борт, говорят: «здравствуйте», я даю паспорта, их открывают, дают обратно, говорят: «до свидания». На этих самолетах только так и бывает. Номера наших документов – и документов пилота – уже проверили, когда мы заполняли полетный лист. Не вздумай показать, будто ждешь каких-то вопросов.

Тем временем воздушная машина медленно пошла на взлет.

Когда она под усиленный рев двигателей рванулась вперед и чуть ли не свечкой взмыла к небу, Милгрим почувствовал, что его застали врасплох. Никто не советовал ему пристегнуть ремень безопасности, не говоря уже о рассказах про кислородные маски и спасательные жилеты. И это было не то чтобы неправильно – это казалось чудовищной, почти осязаемой аномалией. Как и крутой неожиданный взлет, заставивший Милгрима, который шарил глазами по салону за спинкой кресла, судорожно вцепиться в мягкие белоснежные подлокотники.

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

Сборник мистических произведений на национальной основе. Ведьмы и живые мертвецы, ходатайство древне...
Эта книга – своего рода дневник автора, или «заметки на полях», зарисовки из реальной жизни, приправ...
Ответы на вопросы о масонстве, мартинизме и других эзотерических организациях, их истории и современ...
Мальчик Кирилл является единственным человеком, способным помешать волшебному злу господствовать в н...
На Луне припеваючи Шляпа жила,На ней ярко-алая роза цвела.Ей было комфортно средь лунных камней:Сила...
Продолжение книги «Маг Данилка». Погибший в бою с тёмными силами юный маг – Великий Маг Данилка Овся...