Эммануэль. Верность как порок Арсан Эммануэль
Лукас адресовал ей довольный взгляд, который, очевидно, не имел ничего общего с существом вопроса. Тем не менее он ответил:
– Я не очень хорошо разбираюсь в том, что может вызвать такую реакцию.
Пенфизер решил продемонстрировать, что ему совсем не смешно. А молодой человек попытался смягчить ситуацию:
– Я бы с удовольствием попробовал на вкус то, что было в тарелке, если у вас осталось, – предложил Лукас.
Но дворецкий сделал вид, что не услышал его предложения.
– Разве вы сначала не проанализируете соус в лаборатории? – удивилась Аурелия, которая меньше всех была расположена говорить о подозрительной приправе, будучи единственной, кто ее не попробовал.
Едва эта фраза была произнесена, как она поняла, что теперь ей будет трудно бороться за то, чтобы вернуть себе благосклонность Пенфизера. Она отвернулась, чтобы избежать взгляда валлийца, но тут же почувствовала тяжесть в затылке.
К счастью, Лукас, похоже, счел, что исследование проводить не следует, и подтвердил свое решение неопределенным жестом. Затем он спросил:
– А, кроме этого, что нового?
Марк снисходительно расхохотался, отчего его лицо покрылось сетью тонких морщинок. Эммануэль нашла, что они ему очень идут, и приблизилась, чтобы сказать об этом.
Всем стало очевидно, что девушка передумала одеваться. Она бросила юбку на табурет.
Наверное, Лукас истолковал это как прелюдию к коллективным любовным играм. Во всяком случае, он провозгласил:
– Я иду спать. У меня много работы. Я должен во всем этом разобраться.
– Только не снесите все там к черту, – озабоченно сказал Жан.
– Уф! – выдохнул Лукас.
– Эй! – запротестовала Эммануэль. – Я надеюсь, я всегда буду твоим подопытным кроликом?
– А я? – предложила себя Аурелия.
И снова Лукас адресовал ей одобрительный взгляд. Но при этом он не отказался от своего решения:
– Кроликов не потребуется. Ну что ж, доброго всем вечера.
– Мы вас проводим, – вмешался Марк.
Лукас показался удивленным, узнав, что вечер уже закончен. Он вдруг стал более внимательным:
– Лучше всего будет, если Эммануэль останется спать здесь. Ни к чему ей долгие ночные прогулки до дома.
– Жан и Аурелия проводят ее прямо до дома. А я в это время подброшу вас на автомобиле, – решил Марк.
– Да? Ну хорошо, – согласился Лукас.
Он довольно застенчиво обнял Эммануэль, затем пожал руку Пэббу, Жану и Пенфизеру, что несколько смутило последнего.
Проходя мимо Аурелии, он игриво подмигнул ей и протянул руку.
Она потянулась к нему и поцеловала его в уголок рта.
– Хорошо! – воскликнул он с видимым удовлетворением.
И все выглядели так, будто они довольны так же, как и он.
6
– Я хочу вас кое о чем спросить, – сказал Марк, когда они остались одни в автомобиле.
– Я ожидал этого, – покорно ответил Лукас.
– Не о том, о чем вы думаете. Как раз наоборот.
На этот раз Лукас показался заинтригованным. Но он дал своему собеседнику возможность объясниться.
– Дело в том, что Эммануэль вам доверяет, и я тоже, – уточнил сначала Марк.
– Это осложнение меня немного беспокоит. Хотя…
– Все это не серьезно: на Эммануэль это не скажется, она будет в лучшей форме, чем раньше. Я хотел бы поговорить с вами о ее дне рождения.
– О, мне и в голову не приходило спросить ее о возрасте: а сколько ей лет?
– Через двадцать дней ей будет двадцать семь.
– Ух ты! Забавно: я думал, что я старше ее, а оказалось, что я на два года моложе. А вам сколько лет?
– Мне тридцать четыре. В этом возрасте Жан Сальван познакомился с ней. А Эммануэль было тогда семнадцать. То есть он был вдвое старше. А Алекс Ирис был в два с половиной раза старше двадцатилетней Мары, когда они встретились.
Лукас переспросил:
– А кто это такие?
– Люди, которым я сделал ребенка.
– Ах, вот как? Мои поздравления. А блондинка? Это она художница? Сколько ей лет?
– Она одного возраста с Эммануэль.
– Ах, вот как! И что же мне делать теперь? Ввести все эти цифры в компьютер и получить новую формулу, которая позволила бы нивелировать возрастные различия и превратить в пар временные сдвиги в разных поколениях?
Марк с интересом посмотрел на ученого.
– Вот как! – воскликнул он. – Это могло бы оказаться именно тем, к чему я стремлюсь.
Лукас снова косо посмотрел на Марка, отказываясь допускать другие догадки. А Марк попытался прояснить свою реплику:
– Я ожидаю от вас помощи следующего рода: я хотел бы подарить Эммануэль на день рождения что-нибудь совершенно необычное. А поскольку вы преуспеваете в оригинальных находках…
Марк сочувственно улыбнулся, и его искренность при этом была очевидна. Затем он продолжил:
– У меня были все основания рассчитывать на вас, так как вы создали потрясающий продукт. К тому же вы работаете очень быстро. Думаю, что вы сумеете изобрести подарок, который обрадует Эммануэль.
Лукас выглядел ошеломленным:
– Вы хотите сделать подарок, а я должен его изобрести?
– Именно так. А Эммануэль об этом ничего не должна знать. Я оплачу все расходы, разумеется. Я буду вашим первым заказчиком.
Лукас рассмеялся:
– Вы должны понимать, что мои находки все еще находятся в стадии экспериментов. Вы думаете, что я соглашусь продавать их прямо сейчас? Не рассчитывайте на это! Я не хочу, чтобы Эммануэль покрылась мурашками, или бы у нее крыша поехала, или ее поразил Антониев огонь[37], и все из-за того, что ей привиделось, что она покрылась инеем от меда, почернев от гелиака в память о герое Алезья[38]?
– Я верю в героев, – парировал Марк. – Я родился в Греции.
Видя, что Лукас настроен весьма критически, Марк не дал ему времени для дальнейших протестов и произнес:
– Я прекрасно знаю, что настоящие герои не играют жизнью других. Или их здоровьем. Или их счастьем. Но, безусловно, будет нелишним изучить реакцию вашего продукта на этот несносный соус. В самом деле, что вы предлагаете использовать в качестве антидота для ингредиентов этого соуса? Ферментные биосенсоры, иммуносенсоры на базе лазерных колебаний или же простое обоняние?
Химик не показал, что поражен подобными познаниями. Тем не менее он позволил себе преподать урок логики:
– Конечно, ничего подобного я предпринимать не буду. Если гелиак так среагировал на соус, то подобным же образом он может взаимодействовать с чем угодно. И в анализе нуждается вовсе не галльский бензоин, а предполагаемая склонность моего продукта править бал. Гелиак x является достижением свободы лишь в том случае, когда он совместим со всем.
Но Марк продолжил настаивать на своем:
– Думаю, что не потребуется много времени, чтобы ваш продукт достиг совершенства. Как вы думаете, вам удастся довести его до ума за двадцать дней?
– Что за сюрприз? – испугался Лукас.
– Это ваш продукт, который вы создадите, чтобы отпраздновать день рождения вашей лучшей подруги.
Молодой человек тряхнул своей пышной шевелюрой:
– Я не совсем уверен, что смогу создать что-то существенное. Неужели вы действительно думаете, что можно добиться чего-то выдающегося всего за три недели?
– Три недели минус один день, – поправил его Марк. – Думаю, что для вас это – вечность. Сегодня вечером было достаточно лишь пяти минут, чтобы поразить шесть человек.
– Вы можете высадить меня здесь, мы уже в двух шагах от моего дома. Не советую ехать до площади Пёплие: там все выезды запрещены.
Марк остановил машину и спросил очень мягким голосом:
– Когда вы позволите мне посетить вашу лабораторию?
Лукас открыл дверь и ответил с подчеркнутой иронией:
– Через девятнадцать дней. Когда вы придете забрать подарок!
II. Пастушка из Лалибэлы[39]
1
Эммануэль сказала Жану и Аурелии, проводившим ее до самого дома:
– Я испортила весь вечер. Теперь я должна искупить свою вину; в следующий раз я сама устрою для вас ужин.
– Ты считаешь, что испортила вечер? – удивленно воскликнул Жан. – Да когда еще увидишь что-то более интересное!
Аурелия мягко скользнула двумя пальцами по щеке Эммануэль.
– Что мне нравится больше всего, – сказала она, – так это видеть, до какой степени Жан все еще влюблен в тебя.
Эммануэль согласно кивнула, слегка коснувшись лицом руки своей подруги, словно кошка, выпрашивающая ласку. Но потом она констатировала самым непреклонным тоном:
– Если бы Жан уже не любил меня так сильно, это не обнадежило бы тебя, Аурелия: время так же быстро уничтожило бы его любовь и к тебе тоже. Ведь ты либо верен любимым тебе людям, либо остаешься ни с чем.
Когда Марк вернулся и друзья оставили его наедине с Эммануэль, Аурелия и Жан начали обмениваться впечатлениями о новом муже их подруги:
– Его до сих пор удивляет, что он добился ее, – высказала свое мнение Аурелия.
– Он по-прежнему находится в стадии ломки, – решил Жан. – Ломки, которую холод и жара этой ночи лишь усилили. Он испытал настоящий шок от удовольствия, ибо Эммануэль вырвала его из обычного мира и перевела в мир удивительный.
– Как и тебя.
– Ты единственная, без всякого сомнения, кто не нуждался в Эммануэль, чтобы освободиться от своих старых страхов, – усмехнулся Жан.
– Вовсе нет! Я нуждалась в тебе.
2
Жан с Аурелией предались любви и воспоминаниям.
Она, всегда очень неразговорчивая с другими, не забыла, что Жан стал первым мужчиной, с которым ей действительно нравилось разговаривать. И с тех пор они никогда не занимались любовью молча.
– Эммануэль нравится, когда я занимаюсь с тобой любовью, – произнесла Аурелия. – Но она считает, что будет лучше, если я буду заниматься этим и с Марком тоже.
– Она права, – прошептал Жан сквозь зубы, скользя пальцами по спине Аурелии.
– Проблема в том, что я не хочу быть любовницей Марка, а он не хочет быть моим любовником.
– Я заметил сегодня вечером, что вы с ним не слишком ладите.
– Но что нужно сделать, чтобы не огорчать Эммануэль? – обеспокоенно спросила Аурелия.
– В отличие от недоверчивых женщин и ухоженных кошек, Эммануэль не нуждается в доказательствах любви. Так что не считай себя обязанной урезать свою свободу, чтобы ей понравиться. Напротив: если ты станешь менее свободна, она будет меньше любить тебя.
– Но я люблю ее и хотела бы сделать ей подарок.
– Только не надо жертв. Это не должно тебя никоим образом напрягать или лишать чего-то.
Жан был не из тех, кто увлекается отвлеченными понятиями. Он всегда предлагал рассматривать проблему, основываясь на их личном опыте:
– Давай попробуем найти эфиопское решение.
– Ты займешься любовью с Марком вместо меня? – с надеждой спросила Аурелия.
– В Лалибэле это не пройдет, – запротестовал он.
Мышцами живота она поддержала эрекцию своего мужа. Ее слова были словами искусительницы:
– Мне любопытно знать, какой будет твоя версия.
Марк вступил в игру:
– Я не скажу ничего, кроме того, что твой рот заставит меня сказать.
– Ты абсолютно не можешь обходиться без моего рта, не так ли?
– Абсолютно.
– То есть я получила то, что хотела, – восторжествовала Аурелия.
– Но ты же не хотела этого прямо сейчас, не так ли?
Аурелия попыталась оспорить это предположение:
– Мой разум подсказывает мне, что я должна была это хотеть до того, как узнала. Наши действия в тот день опережали наши мысли.
И сейчас, быстрее, чем обычно, она скользнула губами к основанию его члена, головка которого сразу же уткнулась ей в горло. Она стала ритмично сжимать его между языком и небом; потом почти полностью взяла его в рот, как будто семяизвержение, которое вскоре случилось, должно было утолить ее жажду.
Раз Жану это так нравится, то понравится и другому мужчине. Так зачем же проводить опыты с Марком? Доказательства тут ни к чему!
Или, возразил ей внутренний голос, который она слышала сотни раз, эта прелюдия мудрости – не означает ли она, что Аурелия просто-напросто может заниматься любовью только с тем, кого любит?
Но послышался и другой голос, новый, он утверждал, что заниматься любовью – это значит любить. И это был голос Эммануэль.
Отлично! Но пусть ее оставят в покое хоть на миг, чтобы она могла насытиться удовольствием от полного доверия и близости с единственным человеком, с которым она научилась думать одинаково и рядом с которым она засыпала с улыбкой.
Аурелия в порыве призналась Жану: «Я люблю тебя!» Но ее заполненное спермой горло испустило лишь счастливое мычание.
«Ну и что! – заключила она. – Жан все поймет. И моя откровенность была бы излишней. Некоторые признания нелегко даются людям, которые любят друг друга по-настоящему».
Жан так хорошо чувствовал состояние Аурелии, что предпочел промолчать. Однако, когда его жена дополнила свои поцелуи легкими касаниями пальцами, он снова захотел кончить, но потом все же решил продержаться еще. Это был великолепный минет.
Чтобы притормозить процесс, он должен был как-то отвлечь Аурелию и отвлечься сам от их согласованных чувственных желаний:
– Я вижу самолет «Дуглас DC-3», который недавно прилетел из Аддис-Абебы. Ты занимаешь место впереди. Я сижу сзади. Я не обращаю на тебя внимания.
Как он и ожидал, Аурелия ослабила хватку своих губ и ответила:
– Я тоже.
Одновременно она остановила и неугомонную работу своей руки. Но член Марка по-прежнему оставался у нее во рту, и он был так же напряжен. Вся эта игра его не смягчила.
А тем временем Жан продолжал:
– Этот день был очень жарким. Ты встала и сняла свитер. Я перестал смотреть наружу и сделал о тебе простой вывод: это женщина, которая любит купаться обнаженной на пляже, где есть мужчины.
– Ты абсолютно ошибался на мой счет.
– Это потому, что, когда ты снимала свитер, я заметил краешек твоей обнаженной и загорелой груди. И я наивно, как это обычно бывает у путешественников, предположил, что эта якобы случайная демонстрация красоты была предназначена именно для меня.
– Ты же не знал, что я тебя даже не заметила, – извинилась Аурелия.
– Не заметить такого мужчину, как я! Можно ли в это поверить?
Вместо ответа она несколько раз энергично помассировала член мужа.
Жан отметил про себя, что это выглядит вполне убедительно.
Но Аурелия снова приостановила свои движения и удивленно воззрилась на головку члена, которую она ласкала. Она улыбнулась улыбкой, которую Жан называл улыбкой нильской суккубы[40]. Аурелия объяснила:
– Мои глаза не видят мужчин.
– Никогда?
– Марка я тоже не видела. Вот так!
– Очень хорошо, – отметил Жан. – Мне нравится меняться. Даже хуже того: мне нравится пытаться понять неизведанное.
– Я понимаю, о чем ты говоришь. Помнишь, как ты затащил меня на берег озера Тана, когда наша посудина зашла там в гавань. Ты не сказал мне про разрезы в моей рубашке, а начал говорить про трещины в старинных церквях и очарование кракелюра. Ты тогда сказал, что какая-то международная организация поручила тебе найти способ спасения шедевров. Хотя, и ты сам об этом упомянул, ты вовсе не был экспертом в области искусства.
– А ты сказала: «А я в этом специалист».
– Ты же понял позже, что я сказала правду. Помнишь, я тогда внимательно рассматривала старинные фрески и статуи? Именно они подарили мне новые идеи для картин с обнаженными женщинами.
– Да, я помню ту нашу встречу на берегу красивого, но какого-то грустного озера, из которого рождался голубой Нил. В тот день я не узнал ничего особенно нового для себя: я понял, что ты можешь быть далеко, находясь очень близко, и что я, очевидно, тебе не интересен. Больше ты мне свою грудь не показывала, и мы вернулись на борт.
– А почему ты не сел рядом со мной?
– Я еще не любил тебя.
– Когда же ты начал меня любить?
Жан рискнул приблизиться к той части тела Аурелии, которую он знал лучше всего. То есть знал еще довольно плохо, и он сам признавал это, но это место постоянно находилось рядом с ним, чтобы можно было изучить его гораздо лучше… Несмотря на то что формула Эммануэль отпускала ему лишь девять лет брака…
Он решил, что и после истечения этого срока останется любовником Аурелии, как это уже случилось с его первой женой и как это будет и с последующими.
Но Аурелия перехватила его любопытную руку и положила ее вместо своей руки на фаллос, который уже готов был снов взорваться спермой. Она стала делать его рукой те же самые движения, что делала до того сама. А потом она предоставила Жану заниматься этим самому.
Убедившись, что Жан получает удовольствие, она повторила свой вопрос:
– Когда?
– Когда мы прибыли в Лалибэлу, именно в тот момент, когда маленькие попрошайки прилипли к твоей юбке и ты стала от них вырываться. Подтянув юбку, ты обнажила ноги до верхней части бедер. Но этого оказалось достаточно, чтобы я думал о них днем и ночью, они стали моей навязчивой идеей. И останутся таковыми до конца моих дней.
Аурелия передвинулась таким образом, чтобы ее гибкое бедро надавило на член Жана так, чтобы он мог оставить там след, прокопать борозду – расколоть ее!
– Ты любишь только мои ноги. Но еще не меня, – сказала она.
Затем она сменила тон. Ее голос изменился от желания, которое всегда настигало Аурелию в объятиях Жана. Она стала умолять:
– Поцелуй мои ноги! Трахни их, как ты сделал это той ночью. Расскажи мне снова, как ты это делал!
– Меня обступили чиновники, и я потерял тебя из виду.
– Ты забыл про меня.
– Да. До ночи. Но ночью, когда я оказался в своей комнате в одиночестве, я попался. Я думал о твоих ногах. О том, что на тебя, цивилизованную даму, набросились дети – малолетние насильники.
– Мои ноги красивы?
– Ты была красива.
– А что насильники сделали со мной?
– Они с любовью разложили тебя на каменистой почве. Их пальцы схватили твои лодыжки. Потянув твои ноги в разные стороны, они начали тщательно разрывать тебя.
– А ты им сказал, что я девственница?
– Они сами это проверили. Черные любители любовных приключений в светлых лохмотьях, они взгромоздились верхом на твоих красивых бедрах цвета слегка поджаренного хлеба. Постепенно они полностью покрыли их своими членами, которых было так много, что я не мог их сосчитать.
– А ты, что ты делал в это время?
– Я был так же счастлив, как и они. Но так как они в конце концов не оставили на твоем теле ни малейшего свободного места, причем и внутри – тоже, ни кусочка плоти, которой я мог бы коснуться или увидеть, мне пришлось довольствоваться наблюдением за этими развратными призраками, которые повсюду трогали тебя.
– Долго? Хорошо?
– Очень долго, столько времени, сколько им всем понадобилось, чтобы тебя трахнуть, и не раз.
– А потом? Ты кончил?
– Они своими черными концами, а я – своим красным концом, мы все прекрасно кончили. Мы наслаждались своими концами, кончали, но только благодаря тебе. Это была моя первая ночь любви в этом далеком краю.
Он заметил, что Аурелия закрыла глаза и прикусила нижнюю губу. И он приказал ей:
– А теперь ты будешь делать то, что той ночью делал я.
– Хорошо, – согласилась она. – Я очень этого хочу.
Она сжала клитор двумя пальцами и принялась возбуждать края уже набухшего бугорка, раскрывая влагалище. Она не останавливалась и не сбавляла темпа до тех пор, пока из ее горла не вырвался первый крик.
– Достаточно, – произнес Жан.
Она медленно покачала головой и простонала:
– Я не могу остановиться.
– Оставь местечко для детей Лалибэлы.
– Нет, сам займись с ними любовью.
– Они в тебе, – сказал Жан. – Твоя киска наполнена ими. Ты ведь прекрасно знаешь, что именно их ты сейчас возбуждаешь своими пальцами.
– Нет, себя! Я возбуждаю себя! Смотри! Смотри, как я себя возбуждаю! – повторяла она в такт сотрясавшим ее судорогам. – О, как приятно мастурбировать, когда ты смотришь на меня! Видишь, Эммануэль тоже мастурбирует! Она смотрит на меня. А я смотрю на нее. Ах, как она мастурбирует!
– Из меня сейчас выльется целый литр, – проворчал Жан.
Находясь в состоянии оргастического бреда, Аурелия все же услышала слова мужа, потому как вдруг исступленно воскликнула:
– Прошу тебя, кончи в рот Эммануэль!
Но в тот момент он уже вошел в рот Аурелии. Вошел так легко и так неистово, словно все дети Лалибэлы переполняли его детородный орган потоками спермы. Так, будто член его, принадлежа одновременно и Лукасу, и Марку, и Пенфизеру, и Пэббу, наполнял жаром тело Эммануэль через все трещинки ее расписного тела.
Вместе с тем Эммануэль, будто виртуально присутствуя в доме супругов, крепко вцепилась в руки Аурелии. Ее сладострастные стоны наполнили дом, находившийся вдалеке отсюда, где она занималась любовью с Марком, рассказывая ему об Аурелии.
К удовольствию Жана, образы слились воедино, не смешиваясь, звучали в унисон, не повторяясь. В этой бесконечной череде исполненных желаний время и пространство начали мерно раскачиваться, точно ажурные двери смежных спален, где творятся чудеса.
3
Когда Жан и Аурелия проснулись, день уже был в самом разгаре.
– Давай все воскресенье проведем в постели, – предложил Жан. – Мы долгие месяцы не могли позволить себе такой праздник.
– И никто не будет за нами подглядывать? И подслушивать никто не станет? – с деланым возмущением отозвалась Аурелия.
– Это ты о ком?
– Ну, например, одна из моих моделей.
– То есть? Ты что, избегаешь женщин? Изменяешь своим принципам? С чего это ты вдруг поступилась своими принципами о разделении полов?
– Я что, должна быть единственной, кто никогда не нарушает принципов? А что, если на меня тоже кое-кто оказал влияние?
Улыбка Жана лучше всяких слов передала то невероятное восхищение, которое он испытывал по отношению к Аурелии.
Она уточнила:
Читать бесплатно другие книги:
