Эммануэль. Верность как порок Арсан Эммануэль
Член Марка был еще внутри Аурелии, однако сам он, застыв, лежал рядом с Аурелией. Почувствовав язык Эммануэль, он вынул свой пенис, чтобы девушка смогла в полной мере насладиться удивительным коктейлем из спермы и женских выделений, наполнявшим лоно восхитительной любовницы.
Эммануэль старательно слизала с обмякающего члена все остатки так любимого ею нектара, впитала каждую каплю с губ Аурелии, с клитора и – насколько хватило языка – из самой дырочки, тем самым вызвав новый взрыв сладострастных судорог подруги.
Она продолжала до тех пор, пока Аурелия вновь не кончила. Этот оргазм был другим, но по силе своей он ничем не уступал тому, что она испытала с Марком.
Кстати, о Марке. Неожиданно Эммануэль почувствовала, что хочет его, и взяла в рот его член.
Он взмолился о передышке. «Ну уж нет! – решила она. – Он ее не получит». Да и сам Марк понимал, что любовное искусство его жены не оставит ему ни единого шанса!..
Марк стоически терпел сладкую сексуальную пытку, пока Эммануэль не превратила его член в настоящую дубину.
За все это время никто не проронил ни слова. Аурелия первой нарушила молчание, просто чтобы вслух произнести то, о чем думала ее любовница:
– Жан! Почему бы тебе к нам не присоединиться?
На самом деле и Жан, и Марк уже давно мечтали об этом.
Они проникли в Эммануэль одновременно. Разумеется, Жан принял меры предосторожности, вошедшие у него в привычку еще с тех пор, когда Эммануэль потеряла с ним девственность. Тогда она пела ему одну песенку, запомнившуюся ей со школьных лет. Заканчивалась она так:
- О, неприступный мой замок,
- Тот парень, что проник в твое сердце,
- Явился к тебе на рассвете,
- Так открой ему переднюю дверцу.
- А ежели дня тебе мало
- И хочет любви твое здание,
- Будь с ним поласковей, замок,
- Открой ему дверцу заднюю!
В ходе их совместной жизни эта практика казалась ей особенно привлекательной. И все же ей стоило немалых усилий сдержать крик боли, когда она почувствовала, как два члена с равным рвением входят в нее сзади и спереди.
Тело ее протестовало, однако разум победоносно ликовал, так что телу пришлось подчиниться. Вот оно – неопровержимое доказательство пользы хороших семейных традиций: оба ее мужа стали единым целым!
Вскоре она подстроилась под синхронные движения супругов и даже начала получать удовольствие. И вот уже в ее голову пришла новая затея: почему бы не добавить к их двухплоскостным утехам третье измерение? Не оставить ни одного пустого отверстия!
Но Лукас уже обнимал Аурелию. Отвлекать их она не собиралась. Ей вообще не хотелось предпринимать каких-либо активных действий:
«Я даю другим возможность найти вдохновение в моем теле!»
Как-то раз ее портретистка уже сумела распознать эти порочные желания. Ей оставалось лишь прочувствовать этот жест, что превращает простую картину в настоящий шедевр.
Аурелия помогла члену Лукаса проскользнуть в рот Эммануэль.
Затем в одну руку она взяла свою грудь, в другую – грудь Эммануэль, и ей показалось, что она ласкает одну и ту же женщину.
Впервые за всю свою жизнь Эммануэль ни о чем не думала.
Почти ни о чем.
8
Два дня спустя обстановка в Марамуйе претерпела некоторые изменения.
Аппаратура все еще была там, но платформы, на которых она была установлена, теперь поставили на рельсы и расположили почти по всему периметру лаборатории, освобождая в центре помещения свободное пространство. Там и сям были расставлены разномастные стулья и табуреты, правда, никто ими не пользовался.
Взволнованные, возбужденные или делано спокойные, Пэбб, Жан, Марк, Эммануэль и все остальные неуклюже переминались с ноги на ногу. Все молчали, а если и говорили, то исключительно шепотом.
Лукас не хотел раздувать лишней шумихи вокруг полупрозрачного яйцеобразного предмета, которому предстояло стать концом и началом жизни Петры. Поэтому крошечная капсула с дозой препарата одиноко посверкивала на большом (пожалуй, слишком большом для нее) фарфоровом баке.
Несмотря на ее вполне безобидный вид, взгляды присутствовавших то и дело возвращались к капсуле, и в них было не меньше беспокойства, чем в глазах заложников, следящих за гранатой в руке террориста.
Не хватало лишь Аурелии. Она вызвалась самолично привести Петру.
В назначенный срок Лукас распахнул двери, и почти тотчас порог пересекла Аурелия.
Она была одна.
Девушка обвела взглядом каждого из присутствовавших, а затем разразилась рыданиями.
– Петра умерла. Вчера вечером ее закололи ножами какие-то уличные хулиганы.
Ужас, смятение, скорбь отобразились на лицах, ставших вдруг пепельно-серыми, как у жертв извержения вулкана.
Аурелия добавила чуть слышно, сдавленным голосом:
– Убийцы даже не попытались бежать. Они заявили, что, если бы Петра одевалась и вела себя как все, с ней бы ничего не случилось.
Двое из присутствующих в зале смогли одновременно перебороть сковавшее их оцепенение.
Лукас, мертвенно-бледный от гнева, закричал:
– Вот она, несправедливость! Они убьют всех, кто хоть как-то отличается от общей толпы!
Недослушав его, Эммануэль сняла с себя платье и разорвала его надвое.
Затем с быстротой молнии она метнулась к фарфоровому баку, схватила капсулу гелиака 3і, положила ее на язык и проглотила.
Наступил бесконечно долгий миг ее преображения, ее новой свободы.