Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли Кинг Стивен

13

– Одетта! – закричал Эдди, и теперь голос его был точно таким же надорванным и хриплым, как и у той, другой.

В ответ тишина. Не было даже эха, которое он мог бы принять по ошибке за голос Одетты. Эти низкие, выветренные холмы не отражали звука. Слышался только плеск волн, особенно громкий на этом узеньком клинышке берега, – глухой и ритмичный грохот прибоя о стену грота, пробитого волнами в хрупком камне скалы, – и непрестанный вой ветра.

– Одетта!

На этот раз он закричал так громко, что голос его сорвался, и острая боль, точно рыбная кость, вонзилась в голосовые связки. Взгляд его исступленно шарил по холмам, высматривая светло-коричневое пятнышко ее ладони, промельк движения, когда она встанет… или (да простит его Бог) яркие пятна крови на бурых камнях.

Он поймал себя на том, что пытается угадать, что он будет делать, если действительно там будет кровь или если найдется револьвер с глубокими следами зубов на сандаловом дереве рукояти. Наверное, он впадет в истерику, если вообще не сойдет с ума, но он все равно продолжал высматривать… хоть что-нибудь.

Но он ничего не увидел. Не услышал даже самого слабого ответного крика.

Стрелок тем временем изучал третью дверь. Он ждал, что на ней будет написано одно слово, то самое слово, которое произнес человек в черном, переворачивая шестую карту колоды Таро на пыльной голгофе, где они с Роландом долго беседовали в бесконечной ночи. «Смерть, – сказал тогда Уолтер, – но не твоя, стрелок».

На двери было слово, но совсем другое… не СМЕРТЬ. Он прочитал его снова, беззвучно шевеля губами: ТОЛКАЧ.

И все же оно означает Смерть, подумал Роланд и понял, что это так.

Он вдруг сообразил, что голос Эдди стал удаляться, и обернулся. Эдди карабкался вверх по склону ближайшего холма, не переставая звать Одетту.

Сначала Роланд решил его не удерживать.

Может быть, Эдди найдет ее, может быть, даже живой и не слишком сильно искалеченной, и это по-прежнему будет она. Он мог допустить, что эти двое даже сумеют наладить здесь свою жизнь, что любовь Эдди к Одетте и ее – к нему все-таки одолеет ядовитую тварь, которая называет себя Деттой Уокер. Да, очень возможно, что между ними двумя нет места для Детты и она просто тихо исчезнет. По-своему он был романтиком, суровым и жестким, но все же немножко романтиком… хотя в то же время он был трезвым реалистом и знал, что иногда любовь действительно побеждает все. А что остается ему? Даже если ему удастся заполучить лекарства из мира Эдди, те самые, которые так помогли ему в прошлый раз, помогут ли они теперь? Сейчас ему хуже, чем в прошлый раз, и он даже поймал себя на том, что начинает уже беспокоиться, как далеко все зашло. Руки и ноги болели, в голове глухо гудело, грудь отяжелела, наполнившись мокротой. Когда он кашлял, левый бок обжигала боль, как будто там у него были сломаны ребра. Левое ухо горело. Может быть, думал он, настало время со всем этим покончить и просто сдаться?

При этой мысли все существо его возмутилось.

– Эдди! – закричал он, но не закашлялся, сейчас голос его звучал, как всегда, глубоко и мощно.

Эдди обернулся, стоя одной ногой на влажном прибрежном грунте, а другую поставив уже на каменистый выступ.

– Иди, – сказал он и небрежно махнул рукой, как будто давая понять этим жестом, что он хочет избавиться от стрелка и заняться своим настоящим делом, действительно важным делом: найти Одетту и спасти ее, если в том будет необходимость. – Все нормально. Иди туда и забери все, что нужно. Когда ты вернешься, мы будем здесь.

– Что-то я сомневаюсь.

– Мне нужно найти ее. – Эдди взглянул на Роланда, и взгляд его был открытым и чистым. – То есть действительно нужно.

– Я понимаю, что ты ее любишь и что тебе это действительно необходимо, – сказал стрелок. – Но на этот раз я хочу, чтобы ты пошел вместе со мной, Эдди.

Эдди долго смотрел на него, как бы не веря своим ушам.

– Пойти с тобой, – озадаченно вымолвил он наконец. – Пойти с тобой! Господи Боже, теперь я, кажется, и в самом деле услышал все. Трам-парам-парам, все. В прошлый раз ты так уперся, чтобы только меня не брать, не побоялся даже, когда я грозился глотку тебе перерезать. А на этот раз я должен бросить все и идти с тобой, и пусть там ей кто-нибудь раздерет горло.

– Это, возможно, уже случилось, – сказал Роланд, хотя сам был уверен, что нет. Госпожа, может быть, и пострадала, но уж наверняка не погибла.

К сожалению, Эдди был тоже в этом уверен. Уже семь или даже десять дней он не принимал наркотиков, и разум его заметно прояснился. Он указал на дверь.

– Ты же знаешь, что нет, что она жива. Если бы она умерла, эта чертова штука пропала бы. Если только ты мне не врал, когда говорил, что без нас троих – всех – никакого толку от этой двери не будет.

Эдди хотел было вернуться на склон, но взгляд Роланда буквально пригвоздил его к месту.

– Хорошо. – Голос Роланда был почти таким же мягким и ласковым, как тогда, когда он пытался достучаться сквозь пылающее ненавистью лицо и вопли Детты до другой женщины, что скрывалась за ними. – Она жива. Но почему она тогда тебе не отвечает?

– Ну… ее могла утащить дикая кошка, – неуверенно высказал Эдди.

– Кошка загрызла бы ее, съела, сколько ей надо, а остальное бы бросила. В крайнем случае оттащила бы ее тело в тень, чтобы ночью вернуться и сожрать мясо, которое еще не успело испортиться от жары. Но тогда дверь бы пропала. Кошки, если ты еще не знаешь, – это не те насекомые, которые парализуют добычу и уносят к себе, чтобы полакомиться потом.

– Вовсе не обязательно. – Эдди вдруг вспомнил, как Одетта сказала, что ему надо было бы записаться в дискуссионый клуб, но не стал останавливаться на этом воспоминании. – Могло быть и так, что кошка накинулась на нее и она постаралась ее застрелить, но первые два патрона дали осечку. Черт, может быть, даже четыре патрона. Кошка успела добраться до нее, искалечить, но только уже собиралась загрызть… как БА-БАХ! – Эдди хлопнул кулаком по ладони, представив себе эту сцену так живо, как будто он при всем этом присутствовал. – Выстрел сразил зверюгу, или, может быть, только ранил или просто напугал, и она убежала. Что ты на это скажешь?

– Мы бы услышали выстрел, – мягко ответил стрелок.

Эдди приумолк, не сумев найти убедительного ответа. Конечно, они бы услышали выстрел. Ведь впервые вопль дикой кошки они услышали с расстояния в полтора, а то и два десятка миль. А уж выстрел…

Он с хитрецой поглядел на Роланда.

– Может быть, ты и слышал. Может быть, ты его слышал, пока я спал.

– Он бы тебя разбудил.

– Притом что я так измотался. Я заснул как…

– Убитый, – закончил за него Роланд, и голос его оставался все таким же мягким. – Мне это состояние знакомо.

– Значит, ты понимаешь…

– Спишь ты как убитый, но ты же не убитый. Прошлой ночью ты тоже вырубился мгновенно, но когда на холмах завопила кошка, ты тут же вскочил. Потому что ты за нее переживаешь. Не было никакого выстрела, Эдди, и ты это знаешь. Ты бы услышал. Потому что ты за нее переживаешь, за Одетту.

– Тогда она, может быть, отбилась от кошки камнем! – закричал Эдди. – Откуда мне, черт возьми, знать, если вместо того, чтобы ее искать, я стою тут и препираюсь с тобой! Может, она лежит где-нибудь искалеченная! И умирает от потери крови! Как бы тебе понравилось, если бы я вошел с тобой в эту дверь, а она бы тут умерла, пока мы с тобой находились бы на той стороне?! Как бы ты себя чувствовал, если бы ты оглянулся однажды, а двери нет, как будто и не было вовсе, потому что она умерла?! Тогда уже ты бы застрял в моем мире, а не наоборот! – Он смотрел на стрелка, тяжело дыша, и сжимал кулаки.

Роланд устал спорить с Эдди, в нем уже закипало раздражение. Кто-то – может быть, Корт, но скорее всего отец – любил повторять: «Спорить с влюбленным – все равно что пытаться вычерпать море ложкой». И если бы Роланду потребовалось подтвердить истинность этой пословицы, ему не надо было бы далеко ходить: вот оно стоит, живое подтверждение, и вся поза его выражает неприятие и вызов. «Ну давай, – говорит его поза. – Давай я отвечу тебе на любой вопрос».

– А может, это была не кошка, – сказал он стрелку. – Пусть это твой мир, но я сомневаюсь, что ты в этих краях бывал чаще, чем я на Борнео. Ты же понятия не имеешь, что вообще может бегать по этим холмам, я не прав? Может, ее утащила горилла или еще какая-нибудь тварь.

– Вот именно, кто-то ее утащил, – согласился стрелок.

– Ну слава Богу, ты со своей болезнью еще не совсем рехнулся…

– И мы оба знаем, что это за «тварь». Детта Уокер. Вот кто ее утащил. Детта Уокер.

Эдди открыл было рот, но помедлил секунду – всего лишь секунду, но и ее им обоим хватило, чтобы осознать и принять горькую правду, – и потом, увидев безжалостное лицо Роланда, забыл все свои доводы.

14

– Это вовсе не обязательно.

– Подойти лучше поближе. Если мы собираемся поговорить, то давай поговорим нормально. Каждый раз, когда, обращаясь к тебе, я пытаюсь перекричать шум волн, у меня еще пуще горло дерет. Впрочем, теперь у меня все время его дерет.

– А почему, бабушка, у тебя такие большие глаза? – сказал Эдди, не сдвинувшись с места.

– Ты о чем, черт побери, говоришь?

– Это из одной сказки. – Эдди немного спустился по склону. Ярда на четыре, не больше. – И ты, кажется, веришь в сказки, если ты думаешь, что у тебя получится убедить меня подойти достаточно близко к твоей коляске.

– Для чего достаточно? Я тебя не понимаю, – сказал Роланд, хотя все понимал прекрасно.

Почти в ста пятидесяти ярдах над ними и, наверное, в целой четверти мили к востоку за этой перебранкой внимательно наблюдали черные глаза – глаза очень умные, но лишенные человеческого сострадания. О чем шел разговор, разобрать было никак не возможно: из-за волн, ветра и глухих ударов воды в стену подводного грота ничего не было слышно, – но Детте и не было в том нужды, она и так знала, о чем они говорят. Не нужен был и бинокль, чтобы разглядеть, что Воистину Гнусный Мужик стал теперь Очень Больным Мужиком, и если Гнусный Мужик был бы не прочь задержаться здесь на денек-другой, а то и на недельку, чтобы помучить безногую негритянку – судя по всему, в этом унылом местечке других развлечений не ожидалось, – то Больной Мужик хотел лишь одного: поскорее унести свою жопу подальше от этого места. Просто войти в эту волшебную дверь и свинтить отсюда. Раньше он ничего такого не делал. Раньше он вообще никуда не влезал, только ей в голову. Ей до сих пор не хотелось думать о том, как это было, как легко он сводил на нет все отчаянные ее попытки вытолкнуть его вон, чтобы стать снова себе хозяйкой. Это было так жутко. Ужасно. Но самое мерзкое то, что она ничего не могла понять. Почему она так испугалась? По какой причине? Она испугалась не самого вторжения, но чего-то еще. Она знала, что смогла бы понять, стоило лишь повнимательнее покопаться в себе, но именно этого ей не хотелось. Такое самокопание могло бы ее увести черт знает куда, в место типа того, которого так боялись древние моряки, – к самому краю света, отмеченному на картах зловещей надписью: ЗДЕСЬ ЗМЕИ. Самым пугающим во вторжении Гнусного Мужика было чувство узнавания, которым вторжение это сопровождалось, как будто подобное с ней случалось и раньше – и не один раз, а много. Однако, и перепугавшись, она не поддалась панике. Даже когда она с ним боролась, она не переставала наблюдать, и она помнила, что видела по ту сторону, когда Гнусный Мужик, двигая коляску ее же руками, катил ее к двери. Она видела тело Гнусного Мужика, лежащее на песке, и Эдди, который склонился над ним с ножом в руке.

Вот бы Эдди вонзил свой нож в глотку Гнусного Мужика! Почище было бы, чем свинью завалить! Куда как почище!

Он не вонзил, но она видела тело Гнусного Мужика. Оно дышало, хотя это было именно тело, труп, бесполезная вещь наподобие старого ненужного мешка, в который какой-нибудь недоумок напихал сорняков.

Возможно, что ум Детты был не чище крысиной задницы, но по быстроте и остроте мышления она явно превосходила Эдди. Гнусный Мужик там, похоже, уже изошел дерьмом. Совсем выдохся, птенчик. И он ведь знает, что я где-то здесь, и только и думает, как бы смыться, пока я не спустилась и не надрала ему задницу. Но дружок его еще полон сил и еще не натешился. Так и рвется подняться сюда за мной и продолжить свои измывательства, и ему наплевать, что там с Гнусным Мужиком. Ясное дело. Небось сейчас думает: «Этой безногой черномазой суке не тягаться со мной, таким большим и ловким парнем с неутомимым хером. Мне вовсе нет нужды за ней гоняться. Никуда не денется эта дырка. Влеплю ей разок-другой, а потом буду ставить ее, как захочу!

Вот он чего думает, ну и ладненько, беложопый. Думаешь, что легко тебе будет взять Детту Уокер? Ну давай. Хочешь меня отодрать? Давай. Узнаешь тогда, какая я черномазая сука! Ужо узнаешь…

Но бешеный водоворот ее мыслей, напоминающий крысиную возню, был неожиданно прерван отчетливым звуком, который донесся даже сквозь шум волн и свист ветра: тяжелым грохотом выстрела.

15

– Я думаю, что ты только делаешь вид, будто не понимаешь, – сказал Эдди. – А на самом-то деле ты все понимаешь! Ты хочешь, чтобы я подошел к тебе ближе и ты смог бы меня схватить. – Он кивнул в сторону двери, не отрывая взгляда от лица Роланда. И, не догадываясь о том, что где-то поблизости есть еще один человек, который думает точно так же, проговорил: – Я знаю, конечно, что ты болен, но ведь ты вполне можешь и притворяться, что тебе хуже, чем есть на самом деле. Ты мог, как у нас говорят, притаиться в высокой траве.

– Мог бы, – проговорил стрелок без тени улыбки и, помолчав, добавил: – Но я вовсе не притворяюсь.

Хотя, если честно, он притворялся… чуть-чуть.

– Еще пара шагов тебе ничем не повредят, верно? А мне зато не придется кричать. – Последний слог утонул в жутком кашле, что лишний раз подтверждало его правоту. – Я хочу, чтобы ты как следует подумал о том, что ты делаешь… что собираешься сделать. Если мне не удастся уговорить тебя пойти со мной, может быть, я смогу убедить тебя в том, что тебе нужно снова держаться настороже… я хочу тебя предостеречь опять…

– Ради твоей драгоценной Башни, – фыркнул Эдди, но тут, поскользнувшись, съехал вниз по склону на добрую половину уже проделанного пути, поднимая ногами облачка темно-бордовой пыли.

– Ради моей драгоценной Башни и твоего же здоровья, – сказал стрелок, – не говоря уже о твоей драгоценной жизни.

Он вынул из кобуры оставшийся револьвер и посмотрел на него со смешанным выражением печали и недоумения.

– Если ты думаешь, что этим ты меня напугаешь…

– Ничего я не думаю. Ты же знаешь, Эдди, что я не смогу тебя застрелить. Но я думаю, что тебе нужен наглядный урок, чтобы ты понял, что все изменилось. И очень сильно изменилось.

Роланд поднял револьвер, нацелив его не на Эдди, а на пустынный простор бушующего моря, и нажал на спусковой крючок. Эдди напрягся в ожидании грохота выстрела.

Однако выстрела не последовало. Только глухой щелчок.

Роланд еще раз взвел курок. Барабан прокрутился. Он нажал на спусковой крючок, и опять не последовало ничего, кроме глухого щелчка.

– Не расстраивайся, – сказал Эдди. – В моем мире тебя бы приняли на работу в министерство обороны после первой же осечки. С тем же успехом ты мог бы…

Но громкий выстрел – БА-БАХ! – отсек конец фразы так же точно и аккуратно, как Роланд срезал тонкие ветви деревьев, когда только еще учился стрелять. Эдди подпрыгнул на месте. Выстрел моментально утихомирил жужжание насекомых на холмах. И только когда Роланд опустил револьвер на колени, они снова подали робкие голоса.

– Ну и что, черт возьми, ты хотел доказать?

– Я думаю, все зависит от того, что ты услышишь и чего не захочешь слышать, – немного резко проговорил Роланд. – Предполагалось, что ты уяснишь для себя, что не все патроны дают осечку. Из чего следует, что некоторые патроны, может быть, даже все патроны в том револьвере, который ты дал Одетте, могут выстрелить.

– Бред! – воскликнул Эдди, но потом, помолчав, спросил: – Почему?

– Потому что этот револьвер, из которого я сейчас стрелял, я зарядил патронами, которые были тогда в нижней части моих патронташей, – иными словами, которые намокли сильнее всего. Зарядил просто так, чтобы скоротать время, пока тебя не было. Не то чтобы я только и делал, что заряжал револьвер. Много на это времени не уходит, как ты понимаешь, даже притом, что у меня на руке не хватает двух пальцев! – Роланд рассмеялся, но смех его обернулся кашлем, и стрелок прикрыл рот кулаком. Когда кашель прошел, он продолжил: – Но после того как ты стреляешь сырыми, нужно полностью разобрать револьвер и как следует его вычистить. «Разбирайте, чистите регулярно, сопляки» – вот что в первую очередь вбил нам в головы Корт, наш наставник. Я не знал, сколько времени уйдет у меня на то, чтобы его разобрать, вычистить и опять собрать, теперь, когда у меня на правой руке нет двух пальцев, но я подумал, что если я собираюсь выжить – а я собираюсь, Эдди, я собираюсь, – то лучше выяснить это как можно скорее. Выяснить, а потом научиться делать это быстрее, верно? Подойди ближе, Эдди! Ради отца своего, подойди!

– Для того чтобы лучше видеть тебя, дитя мое, – сказал Эдди, однако сделал еще два шага по направлению к стрелку. Но только два.

– Когда я нажал на спуск в первый раз и бабахнул, я чуть в штаны не наложил. – Роланд опять рассмеялся. Эдди ужаснулся, решив, что стрелок начинает бредить. – Первый же патрон сработал, но клянусь тебе: я такого не ожидал!

Эдди лихорадочно пытался решить, обманывает его Роланд или нет. И насчет револьвера, и насчет своего тяжелого состояния. Котик наш приболел, это точно. Вот только вправду ли так тяжело? Этого Эдди не знал. Если Роланд притворяется, у него получается очень правдоподобно. Что же касается револьвера, тут Эдди не мог ничего сказать определенно, поскольку у него не было опыта в таких вещах. До того, как он влип в перестрелку у Балазара, Эдди доводилось стрелять раза три, не больше. Вот Генри бы понял, но Генри мертв – при одной только мысли об этом Эдди неизменно чувствовал острую боль.

– Кроме этого, первого, ни один больше не выстрелил, – продолжал стрелок, – так что я вычистил револьвер, перезарядил его и опять расстрелял весь барабан. На этот раз я взял патроны, которые были чуть ближе к пряжкам, а значит, промокли меньше. Те, которыми мы добывали свой ужин, то есть сухие патроны, были у самых пряжек.

Он помедлил, сухо откашлялся в руку и продолжал:

– Во второй раз попалось уж два годных патрона. Я опять разобрал револьвер, вычистил и зарядил в третий раз. Только что на твоих глазах я испытал три патрона из этого третьего барабана. – Он слегка улыбнулся. – Ты знаешь, после первых двух осечек я подумал, что мне чертовски не повезло и все патроны окажутся никуда не годными. И наглядный урок не слишком бы удался, верно? Можешь ты подойти чуть поближе, Эдди?

– Абсолютно не удался бы, – сказал Эдди, – я и так подошел к тебе намного ближе, чем мне хотелось бы, большое спасибо. И какой же урок я должен извлечь из всего этого, Роланд?

Роланд посмотрел на него, как на придурка.

– Я послал тебя сюда не для того, чтобы ты здесь умер. Или чтобы она умерла. Я этого не хочу. Боги всевышние, Эдди, где же твои мозги? У нее боевой револьвер! – Он пристально изучал Эдди. – Она где-то на холмах. Может, ты думаешь, что сумеешь напасть на ее след, но должен тебя огорчить: вряд ли тебе повезет, насколько я вижу, там только камни. Она залегла где-то там, наверху, и не Одетта, а Детта, с заряженным боевым револьвером. Если я отпущу тебя и ты станешь ее искать, она тебя так подстрелит, что у тебя кишки вывалятся из задницы.

За этим последовал очередной приступ кашля.

Эдди стоял и смотрел на этого человека, который кашлял, сидя в инвалидной коляске. Волны все так же бились о берег, ветер не переставая завывал на своей долгой дурацкой ноте.

Неожиданно для себя он сказал:

– Ты просто мог приберечь один заведомо хороший патрон. Мне кажется, ты на это способен. – Он сам знал, что это правда. Роланд способен на все.

Ради этой его Башни.

Его проклятой Башни.

Роланд схитрил, положив в третий раз в барабан припасенный «хороший» патрон! Чтобы все было так, как он сам задумал, а вышло как будто непроизвольно. Тут волей-неволей поверишь.

– В моем мире есть одно выраженьице, – продолжил Эдди. – «Этот тип готов снег зимой продавать». Такая вот поговорка.

– И что она означает?

– Что не надо толочь воду в ступе.

Стрелок долго-долго смотрел на него и наконец кивнул.

– То есть ты точно хочешь остаться? Ну хорошо. Что касается Детты… уж она-то сумеет себя защитить от любого здешнего зверья… получше, чем Одетта, а тебе хорошо бы держаться от нее подальше, так безопаснее, по крайней мере пока. Но я знаю, чем все это кончится. Мне это ужасно не нравится, но у меня нет времени спорить сейчас с дураком.

– Означает ли это, – вежливо осведомился Эдди, – что никто никогда еще не пытался с тобой поспорить об этой твоей Темной Башне, к которой ты так стремишься?

Роланд устало улыбнулся:

– Пытались многие, если это тебя так волнует. Вот почему я, наверное, понял, что мне тебя не убедить. Дурак дурака видит издалека. Как бы там ни было, я сейчас слишком слаб, чтобы поймать тебя, а ты слишком уж осторожен и не поддашься на мои уговоры, не подойдешь ко мне ближе, чтобы я мог схватить тебя, а времени препираться у нас уже нет. Мне остается только надеяться на лучшее. Но прежде чем я уйду, я напоследок еще раз скажу тебе, Эдди, а ты послушай: будь начеку.

А потом Роланд сделал одну вещь, и Эдди вдруг стало стыдно за все его сомнения (хотя это никак не повлияло на его решимость остаться): быстрым, отточенным движением руки он открыл барабан револьвера, высыпал из него патроны и заменил их другими, которые были у самых пряжек его ремней. Еще одним быстрым движением руки он поставил барабан на место.

– Уже нет времени его чистить, – сказал Роланд, – но я думаю, что сойдет и так. На, держи, но постарайся поймать, чтобы он не упал, а то он и так уже грязный. В моем мире совсем мало осталось исправных.

С этими словами он кинул Эдди револьвер. От волнения Эдди едва его не уронил, но потом взял себя в руки и надежно заткнул револьвер за пояс.

Стрелок выбрался из коляски, чуть не упал, когда от нажима она откатилась немного назад, и шатаясь дошел до двери. Взялся за ручку – ему она поддалась легко. Оттуда, где он стоял, Эдди не видел, что было за дверью, но он услышал приглушенный шум уличного движения.

Роланд оглянулся на Эдди: на мертвенно-бледном его лице сверкали холодные голубые глаза человека, которому сам черт не брат.

16

Детта наблюдала за этим из своего укрытия жадными сверкающими глазами.

17

– Помни, Эдди, – хрипло проговорил Роланд и шагнул вперед. Его тело рухнуло у порога, как будто он вошел не в пустое пространство, а ударился о каменную стену.

Эдди едва поборол почти неодолимое желание подойти к этой двери и заглянуть в проем, чтобы увидеть, куда – или в какое время – она ведет. Но он все-таки отвернулся и принялся снова шарить глазами по гряде холмов, не снимая руки с револьвера.

Я напоследок еще раз тебе скажу.

Эдди смотрел на эти безжизненные холмы, и внезапно ему стало страшно.

Будь начеку.

Ничто не двигалось там, наверху.

По крайней мере он ничего не видел.

Но он чувствовал, что она где-то там.

Не Одетта – в этом стрелок был прав.

Он чувствовал Детту.

Он тяжело сглотнул, что-то щелкнуло в горле.

Начеку.

Да. Но никогда в жизни ему так не хотелось спать. Скоро его одолеет сон, и если он не отдастся ему добровольно, сон возьмет его силой.

А пока он будет спать, придет Детта.

Детта.

Эдди как мог боролся с усталостью, смотрел на неподвижные холмы из-под отяжелевших век и задавался вопросом, скоро ли Роланд вернется обратно с этим третьим – Толкачом, кем бы он ни был. Или, может быть, это она?

– Одетта? – позвал он еще раз без всякой надежды.

Ответом была тишина; так началось для Эдди время ожидания.

Толкач