Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность Коллектив авторов

С. П. Ким. Японские военнопленные Второй мировой войны в СССР

26 июля 1945 г. союзные державы (Великобритания, США, Китай) опубликовали Потсдамскую декларацию, в которой содержалось требование немедленной капитуляции Японии – последнего воевавшего союзника побежденной нацистской Германии. Японское правительство не приняло условий Потсдамской декларации. 8 августа Советский Союз присоединился к Потсдамской декларации, и, согласно договоренностям, данным в ходе Ялтинской конференции, Красная Армия в рамках Маньчжурской наступательной операции начала военные действия против японских войск, дислоцированных на территории Маньчжоу-го («Государство Маньчжурия») – марионеточного государства, полностью подчиненного Японии. 11 августа советские войска начали наступление на части японских вооруженных сил, оборонявших Южный Сахалин.

14 августа японский император Хирохито издал рескрипт о принятии условий Потсдамской декларации. 17 августа императором Хирохито был издан рескрипт «К матросам и солдатам». В нем он призвал японские вооруженные силы прекратить сопротивление войскам из стран Антигитлеровской коалиции и сложить оружие. 19 августа японские военнослужащие начали организованно сдавать оружие, а к началу сентября были разоружены японцы на Сахалине и Курильских островах.

Государственный комитет обороны в своем постановлении № 9898сс «О приеме, размещении и трудовом использовании военнопленных японской армии» от 23 августа 1945 г. объявил о том, что японские солдаты и офицеры являлись военнопленными, которых надлежало перевезти на территорию Советского Союза и разместить в трудовых лагерях НКВД в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Принудительный труд японских военнослужащих был использован как для разработки сырьевых запасов Советского Союза (добычи угля, руды, заготовок леса), так и для выполнения строительных работ (прокладка железнодорожных и шоссейных путей, строительство жилых и нежилых сооружений). Большинство из них было освобождено из лагерей к 1950 г., однако 1487 японцев, подозреваемых или осужденных за совершение военных преступлений, были оставлены на территории СССР[816]. Окончательно японские солдаты и офицеры были освобождены в декабре 1956 г.

На сегодняшний день существуют разные мнения относительно юридического статуса японских солдат и офицеров, сложивших оружие в конце августа – начале сентября 1945 г. В Японии до сих пор действует несколько общественных организаций, представляющих интересы японских военнослужащих, которые содержались в трудовых лагерях НКВД. Представители этих организаций себя считают не военнопленными, а незаконно интернированными лицами, пострадавшими от неправомерных действий советского руководства. Основанием для их позиции является девятый пункт Потсдамской декларации, согласно которому японским военнослужащим после их разоружения было разрешено вернуться на родину и вести мирную жизнь. Однако согласно нормам международного права, изложенным в Женевской конвенции об обращении с военнопленными от 27 июля 1929 г.[817], сложившие оружие японские военнослужащие принадлежали к категории военнопленных.

Дискуссионным является и вопрос о численности японских солдат и офицеров, сложивших оружие в августе – сентябре 1945 г. Противоречивость данных, представленных в документах, обусловливает дискуссионность данного вопроса. Большая их часть была составлена в 1945–1946 гг. В 1950 г. были представлены обновленные данные, при составлении которых было учтено количество скончавшихся, репатриированных и оставленных в СССР японцев. Согласно им, всего советскими войсками было разоружено 639 776 японских военнослужащих, репатриировано 510 409 и скончалось 60 968 чел.[818]

И отечественные, и зарубежные исследователи в своих работах отмечали наличие проблем, связанных с размещением, содержанием и продовольственным обеспечением японцев, в связи с чем пребывание японцев в лагерях рассматривалось как явление гуманитарного характера. В то же время политика и позиция руководства Советского Союза и руководства внутренних дел относительно размещения, снабжения и использования труда японских военнослужащих исследована еще не была.

При подготовке данного доклада были использованы документы, хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации, Государственном архиве социально-политической истории, Российском государственном военном архиве. Они относятся к деятельности органов системы военного плена. Под системой военного плена понимается совокупность институтов, органов, учреждений, социальных групп и индивидов, связанных между собой отношениями плена и интернирования[819]. Эти органы контролировали всю деятельность военнопленных и отслеживали состояние их здоровья. Трудовые лагеря, специально созданные в восточных регионах Советского Союза для размещения военнопленных японцев, были объединены в подсистему, составлявшую нижний уровень системы военного плена.

В систему военного плена входили органы и учреждения, подчинявшиеся наркомату внутренних дел СССР, в марте 1946 г. переименованному в министерство внутренних дел. Наркомат (министерство) внутренних дел не только отвечал за правопорядок, но и нес общую ответственность за здоровье и результаты труда военнопленных японцев перед руководством страны. Единственным органом в системе военного плена, которое было создано непосредственно и только для работы с военнопленными, являлось ГУПВИ – Главное управление по делам военнопленных и интернированных. Лагеря для военнопленных были подчинены как ГУПВИ, так и локальным управлениям НКВД/ МВД, представлявшим органы внутренних дел в республиках, входящих в состав СССР, а также областях и краях РСФСР. При этом местом непосредственного пребывания военнопленных являлось лагерное отделение, в то время как лагерь являлся экономическо-организационной единицей.

В основу функционирования лагерей был положен принцип самоокупаемости, согласно которому все расходы на содержание лагерей и военнопленных должны возмещаться за счет прибыли, получаемой от труда военнопленных. В обязанности лагерной администрации входило обеспечение высоких результатов от труда вверенного ей контингента военнопленных и поддержание его в трудоспособном состоянии. Возведение жилья, хозяйственных построек и необходимой инфраструктуры было возложено на организации и предприятия, которые использовали принудительный труд японских военнослужащих. Из-за нехватки материальных средств и из-за сжатых сроков, отведенных на возведение и обустройство лагерей, они не смогли выполнить свои обязательства к моменту прибытия японцев в лагеря. Большая часть лагерей являлась непригодной к проживанию.

Неподготовленность лагерей к приему военнопленных японцев стала одной из причин резкого увеличения показателей заболеваемости и смертности среди японцев. Неудовлетворительные жилищно-бытовые условия были упомянуты не только в воспоминаниях японцев, но и в докладах наркома внутренних дел С. Н. Круглова руководству страны[820]. Японцам приходилось жить в землянках, утепленных палатках и в других постройках временного типа. Низкие температуры вынуждали военнопленных искать любые возможности для обогрева помещения, в результате чего в лагерях нередко возникали пожары.

В 1946 г. МВД направило усилия для улучшения условий размещения военнопленных. Были введены в действие минимальные требования к жилищно-бытовому устройству лагерей. Министр внутренних дел разрешил закрывать лагеря, не соответствовавшие этим требованиям, и расторгать контракты на использование военнопленных в качестве рабочей силы в случае невыполнения организациями или предприятиями своих обязательств. Однако летом 1946 г. ликвидация части лагерей, не удовлетворявших требованиям, была приостановлена, поскольку руководство МВД было вынуждено по указанию союзного руководства выполнить просьбы об отмене перевода военнопленных, поступавших от министерств, к которым эти предприятия или организации относились.

Минимально необходимые жилищно-бытовые условия были созданы в лагерях лишь ко второй половине 1947 г., когда министр внутренних дел взял под строгий контроль подготовку жилищного фонда лагерей к зиме. Улучшению жилищных и бытовых условий способствовала репатриация японцев, позволившая разместить оставшихся военнопленных в более обустроенных лагерях. В начале 1948 г. был установлен контроль за проведением строительно-ремонтных работ в лагерях и соблюдением условий быта, поэтому в 1948 и в 1949 гг. в документах систематические проблемы жилищно-бытового характера зафиксированы не были. В 1950 г. все военнопленные, оставленные на территории СССР, были размещены в лагере № 48 (Ивановская область) и в лагере № 16 (Хабаровский край), ранее являвшимися лагерями для японских офицеров. В 1953 г. все бывшие военнопленные были переведены в Хабаровский лагерь № 16, имевший два отделения.

Территориальное расположение лагерей для японских военнопленных главным образом зависело от потребностей экономики СССР послевоенного периода. Обычно лагеря размещались при организациях и предприятиях, получивших возможность использовать их труд. В 1946 г. советским руководством был утвержден четвертый пятилетний план развития советской экономики. Потребности советской экономики главным образом определяли квоты на количество японцев, выделяемых министерствам для осуществления различных работ. С 1946 по 1948 г. японцы, труд которых был необходим для поддержания работы предприятий, имевших большое значение для развития народного хозяйства советских республик, краев и областей, не попадали в списки репатриантов.

Труд японских военнопленных был востребован организациями и предприятиями, деятельность которых касалась строительства, разработки месторождений, промышленности. Однако зачастую труд военнопленных японцев не был эффективно организован. В результате этого условия их труда ухудшались, а производительность труда падала. Производительность их труда являлась одним из объективных показателей эффективности их экономической деятельности. В делопроизводственной документации производительность труда была одним из статистических показателей, который вычислялся в процентах на основе данных о выполнении производственных норм военнопленными, фактически присутствовавшими на работах.

Анализ показателей производительности труда военнопленных японцев показал, что в феврале 1946 г. более половины работавших на предприятиях и в организациях японцев не выполняло производственные нормы, причем 41 % из них выполнял их не более чем наполовину[821]. Производительность труда выросла в октябре 1946 г. из-за того, что из лагерей были вывезены нетрудоспособные японцы, а на их место прибыли годные к труду бывшие японские военнослужащие, оставленные в качестве «трудового резерва» в Северной Корее. Но уже к январю 1947 г. было зафиксировано значительное увеличение числа ослабленных, больных и скончавшихся, уменьшение количества военнопленных, занятых на работах, а также снижение средней величины производительности труда.

К началу 1947 г. министр внутренних дел обратил внимание на резкое повышение количества заболевших и нетрудоспособных военнопленных – не только японцев, но и немцев, румын, австрийцев и других иностранных военнопленных. МВД были немедленно приняты меры по улучшению условий труда для всех иностранных военнопленных. В результате этого к маю 1947 г. количество заболевших и нетрудоспособных японцев в лагерях было снижено, а производительность труда возросла. В течение 1948 и 1949 гг. наблюдался рост показателей производительности труда, который не был замедлен даже после того, как подавляющее большинство военнопленных было репатриировано в 1950 г. Так, в марте 1949 г. план от 100 % до 125 % выполняло уже больше половины всех работавших японцев[822].

Рост производительности труда объяснялся не только улучшением условий труда и быта военнопленных, но и тем, что к 1947 г. был взят курс на улучшение продовольственного снабжения японцев.

Продовольственным снабжением учреждений военного плена занималось Главное управление военного снабжения (ГУВС), входившее, как и ГУПВИ, в список «главков» в системе органов внутренних дел и подчинявшееся народному комиссару внутренних дел, а позднее – министру внутренних дел. Расчет запасов продуктов питания, выделяемых лагерям для японцев, базировался на индивидуальных нормах довольствия японцев, разработанных ГУПВИ совместно с ГУВС и вводимых в действие приказами министра внутренних дел. Они были основаны на строгих вычислениях калорийности продуктов, необходимой для восполнения сил.

Для генералов, офицеров, рядовых и унтер-офицеров, больных и дистрофиков существовали разные нормы. Продовольственные нормы для японских рядовых и унтер-офицеров четыре раза подвергались изменениям. Причиной этому являлась засуха, случившаяся летом 1946 г., которая вынудила союзное руководство пересмотреть объемы снабжения и японцев, и немцев, направив их в первую очередь тем военнопленным, которые были заняты в промышленности, особенно в горнорудной. При этом они были жестко привязаны к выполнению производственных норм. В 1948 г. после завершения репатриации общее количество иностранных военнопленных было сокращено, и продовольственные нормы были пересмотрены в сторону увеличения. В 1950 г. прежние нормы утратили область применения, поскольку все оставшиеся японские военнопленные являлись военными преступниками. Для них в июне 1950 г. были введены единые нормы продовольственного снабжения, равнозначные тем, что действовали в 1948 и 1949 гг. для рядового и унтер-офицерского составов военнопленных всех национальностей.

Однако продовольственные нормы далеко не всегда соблюдались, подтверждением чему служат показания, оставленные в мемуарах побывавших в лагерях японцев. Работа локальных подразделений ГУВС на местах была организована неудовлетворительно, учет и хранение продовольствия в лагерях налажены не были. В 1947 г. в лагерях для военнопленных были вскрыты случаи массовых систематических хищений продовольственных запасов, предназначавшихся иностранным военнопленным. Министр внутренних дел был вынужден в нескольких закрытых телеграммах напомнить начальникам лагерей о личной ответственности за физическое состояние военнопленных, на которое в значительной степени влияло недостаточное питание. В марте – апреле 1947 г. в лагерях было налажено бесперебойное снабжение лагерей, а продукты питания военнопленные стали получать в полном объеме.

Несмотря на то, что решение о перемещении военнопленных японцев в лагеря диктовалось скорее политическими, нежели экономическими причинами, японские военнопленные внесли вклад в развитие экономики Советского Союза. На первый взгляд, именно невысокие затраты на содержание японцев являлись главной причиной их использования в качестве рабочей силы. Но помимо собственно трат на снабжение военнопленных и обустройство лагерей, государство также несло расходы, связанные с поддержанием лагерного аппарата, конвойных войск, органов военного плена. Мобильность, а не невысокие затраты на их содержание являлась главным преимуществом японских военнопленных как рабочей силы.

Представляется, что политика, определяемая руководством органов внутренних дел в отношении японских военнопленных, не являлась исключительно репрессивной по своей сути. К февралю 1947 г. руководство органов внутренних дел осознало, что сохранение здоровья и своевременное снабжение военнопленных продовольствием увеличивало экономическую выгоду от их труда, что приводило к снижению гигантских затрат на поддержание громоздкой системы военного плена. Неэффективность системы военного плена объяснялась тем, что она не имела способности к саморегулированию. Для внесения изменений в структуре и в деятельности системы военного плена, даже самых незначительных, требовалась инициатива и повеление от руководства министерства внутренних дел.

Представляется, что совместная научная работа японских и отечественных историков будет способствовать решению дискуссионных проблем, связанных с пребыванием японских военнопленных на территории Советского Союза. Кроме того, розыск и восстановление кладбищ, на которых захоронены японские военнослужащие, проведение совместных траурных мероприятий могут стать реальными практическими шагами для культурного и общественного сближения России и Японии.

Мин Кьён Хьён. И. В. Сталин и раздел Корейского полуострова

Ценой независимости современной Кореи, зародившейся 70 лет назад, стало ее расчленение. Правительства Республики Корея и КНДР были сформированы в августе и сентябре 1945 г. соответственно. К этому времени, то есть еще до появления высших органов исполнительной власти, действовавших от имени народа, Корея уже была разделена по 38-й параллели на северную и южную части. Таким образом, проблемы разделения Кореи неотделимы от истории Корейской войны. Если бы не разделение, этой войны могло бы и не быть. Расчленение Корейского полуострова, как и сама эта война, было произведено в соответствии со стратегическими интересами и геополитическими планами великих держав и без учета мнения самих корейцев. Исходя из этого невозможно изучать проблемы, связанные с разделением Кореи, не представляя себе, каковы были эти планы и расчеты. То же справедливо и относительно Корейской войны.

С конца XIX в. Россия трижды принимала непосредственное участие в разработке планов раздела Кореи. Впервые это произошло в 1896 г. в рамках подготовки русско-японского договора по корейским делам («протокола Лобанова – Ямагаты»). Во второй раз – в 1903 г., когда в ходе русско-японских переговоров были сформулированы российские предложения Японии на тот же счет. Наконец, третьим эпизодом стало участие И. В. Сталина в обсуждении плана американского президента Гарри Трумэна о разделе Кореи по 38-й параллели. Если первые две попытки не вышли за рамки дискуссий, то последняя завершилась советско-американским соглашением 1945 г. о расчленении полуострова.

Как известно, 9 августа 1945 г. РККА атаковала японские войска в Маньчжурии. 12 августа советская 25-я армия, входившая в состав 1-го Дальневосточного фронта, через Kyongheung вступила на территорию Кореи. К 25-му августа она продвинулась к югу от 38-й параллели, достигла городов Kaesong, Haeju, Hwachon и Yangyang, закрепилась в них, учредила пограничный контроль и перерезала железнодорожное сообщение. Спустя две недели в южную Корею начали прибывать американские войска. В итоге Корейский полуостров оказался поделен на северную и южную части, каждая под управлением собст венной оккупационной администрации. Линией их разграничения была признана 38-я параллель, что и подтвердил Сталин в ответ на появление приказа № 1 президента Трумэна генералу Макартуру. После подписания акта о капитуляции Японии именно 38-я параллель стала линией демаркации советских и американских войск. По имеющимся сведениям, такую линию разграничения еще в ночь на 10 августа 1945 г. предложили американские полковники Дэвид Раск и Чарльз Бонстил, офицеры Военно-гражданского координационного комитета. Об этом поспешном решении Трумэн тут же известил секретной телеграммой Сталина, который немедленно на него согласился.

Какие политические соображения заставили США установить, а Советский Союз подтвердить именно такую линию разграничения? Теория их тайного сговора трактует этот вопрос в двух основных версиях. По словам первого южнокорейского президента Ли Сын Мана, раздел Кореи по 38-й параллели был установлен великими державами еще на Ялтинской конференции в феврале 1945 г. Ли обвинял западных участников конференции в Ялте в «сдаче» половины Корейского полуострова. Более того, он утверждал, будто полуостров не был тогда разделен между США и СССР, а попросту отдан американцами русским в обмен на вступление Красной армии во Вторую мировую войну на Дальнем Востоке. По другой версии, всему виной были решения Потсдамской конференции, которая состоялась в июле 1945 г. Дж. Макьюн в 1946 г., а позже и Р. Лаутербах создали целую «ялто-потсдамскую» теорию, согласно которой дискуссии о разделе Кореи были начаты в Ялте, а закончились в Потсдаме решением о ее расчленении по 38-й параллели.

Согласно еще одной точке зрения, косвенно к этому делу была причастна Япония. Токио из опасения советской оккупации японских островов путем вброса ложной информации и намеренного ослабления своего вооруженного сопротивления подтолкнул США к разделу Кореи по 38-й параллели. К такой трактовке склоняются южнокорейские историки Jun-Seok Ko, Ki-Jo Kim, Harimao Park и Jin-Soon Do. В Пхеньяне же причину такого хода событий видят в том, что японцы умышленно передали свои войска к северу от 38-й параллели под команду Квантунской армии, в то время, как к югу от нее находилась японская 17-я армия; это, дескать, и предопределило линию будущего корейского разграничения.

Утверждалось также, что идея раздела Кореи по 38-й параллели принадлежала американским генералам Дж. Халлу и Дж. Линкольну. Последний, будучи главой одного из военно-аналитических подразделений, согласно исследованию Wan-Bom Lee, обосновывал необходимость такого способа расчленения Кореи военно-стратегическими интересами США. Начиная с зимы 1945 г., пишет этот исследователь, американцы разрабатывали сценарии сдерживания СССР, и предложенный ими вариант раздела Кореи, с одной стороны, проистекал из их желания найти компромисс в разграничении сфер влияния с Советами, а с другой – олицетворял верхнюю планку их собственных военно-политических притязаний и интересов.

В основу идеи сотрудничества великих держав, которую выдвинул Сталин на Ялтинской конференции, легли присущее ему расширительное толкование понятия «военная добыча», стремление закрепить за каждым участником Антигитлеровской коалиции определенную сферу влияния и максимально расширить число нейтральных или дружественных СССР государств вдоль его границ. Примерно такой же внешнеполитической модели в свое время придерживалась и Российская империя. Очевидно, что главной заботой Сталина была Европа. Для СССР, как государства, сыгравшего решающую роль в разгроме нацистской Германии, особенно важно было обеспечить свое влияние в Восточной Европе. Этот регион в Кремле считали ключевым для обеспечения собственной безопасности и одновременно местом, откуда должна была начаться мировая революция. Проблемы Дальнего Востока, за влияние на котором американцы яростно сражались с японцами, интересовали советское руководство значительно меньше. К тому же здесь США ощущали себя сверхдержавой, тогда как в Европе за годы войны влияние их союзников, Франции и Великобритании, заметно ослабло. В тихоокеанском бассейне США имели недвусмысленные экспансионистские планы. Президент Ф. Рузвельт стремился к установлению исключительного контроля над Японией, к обретению Америкой юрисдикции над островами Тихого океана, которые были захвачены японцами в годы войны, а также к учреждению в Китае объединенного проамериканского правительства. Сталину рисовалось установление контроля над США для сдерживания экспансионистских устремлений американцев в Европе и на Дальнем Востоке – путем переговоров со своим главным «друго-врагом».

В Ялте в обмен на свое вступление в войну с Японией советский лидер потребовал восстановить влияние России на территориях, потерянных ею по итогам русско-японской войны 1904–1905 гг. Для США вступление России в войну на Дальнем Востоке было настолько важным, что Рузвельт еще 8 декабря 1941 г. прямо говорил об этом советскому послу М. М. Литвинову. В 1943 г. Сталин сообщил Рузвельту, что даже будучи связан войной на Западе, Советский Союз готов утроить свою сибирскую группировку, и заверил, что СССР немедленно присоединится к союзникам на Востоке, как только Германия будет повержена. Однако выполнить это обещание было совсем не просто. К тому же СССР был связан пятилетним Пактом о ненападении с Японией, который был подписан в Москве 13 апреля 1941 г. Тогда желание Японии направить свои военные усилия на юг совпало со стремлением СССР перебросить свои дальневосточные войска на запад. Что могло заставить Сталина выполнить обещание, данное Рузвельту, ценой аннулирования Пакта о ненападении с Японией?

28 сентября 1944 г. устами посла Уильяма Гарримана Соединенные Штаты подтвердили советскому руководству, что основной целью Красной армии на Дальнем Востоке, по их мнению, должен явиться разгром Квантунской армии, который одновременно заблокирует поставки Японии в Маньчжурию. В октябре Сталин, рассуждая о масштабах будущей советской военной операции в Китае, поинтересовался в свою очередь у американского посла, может ли Красная армия рассчитывать на помощь и взаимодействие союзника. Гарриман в ответ заявил, что такую возможность его правительство не рассматривает, и в Маньчжурии Красной армии предстоит действовать самостоятельно. Сталин заметил, что для того, чтобы разгромить японскую группировку, его войскам придется наносить удары по разным направлениям, в том числе – по портам на севере Кореи, тогда как американские военно-морские силы должны оперировать в Японском море. В ходе Ялтинской конференции американцы уточняли детали будущих наступательных операций СССР на Дальнем Востоке, и Кремль истолковал это как окончательное признание своих военных планов союзниками.

Сталин рассчитывал на восстановление российского присутствия в Порт-Артуре и Даляне, на возвращение России в зону КВЖД при сохранении status quo во Внешней Монголии. Последнее означало ее прежнюю независимость от Китая с одновременным включением в зону советского влияния. Похоже, что это была лишь минимальная программа советской дальневосточной экспансии, однако в глазах лидера Гоминьдана Чан Кайши она явилась огромным унижением и несчастьем для Китая. В ходе переговоров о заключении договора «О дружбе и союзе между СССР и Китаем», принципиальное решение о котором было достигнуто еще в Ялте, Сталин заявил главе китайской делегации Сун Цзывэню, что если в прошлом Россия стремилась к союзу с Японией, чтобы разделить Китай, то теперь намерена блокироваться с Китаем против Японии.

В чем конкретно состояли сталинские планы в отношении Японии? Заключались ли они только в возвращении России Курил и южной части Сахалина? Если это так, то ему было бы вполне достаточно решений Ялтинской конференции. Проблема состояла в Японии. Ни одна из сторон не была готова к детальным переговорам на этот счет. Если американцы полагали, что сам факт оккупации ими Японии поставит пределы возможной советской экспансии, то Советы претендовали на совместные с США военные операции на японских островах. Поскольку эта проблема по определению не могла явиться предметом переговоров, вопрос мог быть урегулирован только реальным соотношением боевой мощи союзников в каждом конкретном случае и в каждом конкретном месте.

В Ялте Сталин воздержался от каких-либо заявлений относительно Кореи. Он ограничился тем, что принял во внимание отказ президента США от размещения здесь своих войск и согласился с американской идеей об установлении коллективной опеки над Кореей. Однако соглашение о таком попечении не было детализировано и закреплено на бумаге, между тем, как каждая из сторон, как стало ясно впоследствии, понимала его по-своему. Соединенные Штаты были озабочены ситуацией в Корее, тогда как СССР был нацелен на японские земли.

Записка военно-стратегического подразделения военного ведомства США, которая была опубликована в январе 1945 г., в преддверии Ялтинской конференции, под заглавием: «Оккупация Японии и контроль над ней после победы» (“Occupation and Control of Japan in the Post Defeat Period”), констатировала, что с точки зрения американских интересов введение в Корее системы зонирования предпочтительнее. Исходя из этого в документе излагался план совместной оккупации Кореи, нацеленной, главным образом, на то, чтобы предотвратить установление над ней исключительного советского влияния. Конкретно речь шла о выделении двух-трех провинций на северо-востоке страны как зоны советской оккупации, трех северо-западных провинций – британской, трех юго-западных провинций, включая остров Чеджудо, – китайской и оставшихся пяти – американской. Такая схема опеки была призвана оградить американские интересы на Тихом океане и, повышая статус в этом регионе СССР, предотвратить единоличную оккупацию им Корейского полуострова.

В записке, подготовленной II Восточно-азиатским отделом советского внешнеполитического ведомства в июне 1945 г., высказывалась надежда на обретение послевоенной Кореей полновесного суверенитета и самостоятельности. Советскому правительству предлагалось инициировать создание здесь международной опеки в лице четырех великих держав – США, СССР, Великобритании и Китая, дабы обеспечить народу Кореи политическую и социально-экономическую независимость. Кроме того, в документе подчеркивалось, что путь к обретению Кореей независимости должен быть проложен таким образом, чтобы не допустить ее превращения в базу для возможной агрессии против СССР на Дальнем Востоке. Наиболее действенным средством к достижению этой двоякой цели признавалось установление дружественных советско-корейских отношений. Из документа следовало, что цель СССР заключалась в обеспечении своих стратегических интересов в северо-восточной Азии посредством установления союзного контроля над Чосон. Конкретная задача состояла в создании объединенного корейского правительства под советско-американским контролем.

В письме, которое в декабре 1945 г. нарком по иностранным делам В. М. Молотов направил госсекретарю США Джеймсу Бирнсу и руководителю британского Форин офис Эрнсту Бевину, говорилось о восстановлении независимого Корейского государства с демократической избирательной системой. Здесь же предлагалось образовать Соединенный советско-американский комитет, который обеспечил бы создание временного правительства из представителей американского и советского командования. По мысли Молотова, Соединенному комитету предстояло вступить в контакт с корейскими демократическими партиями и общественными организациями, привлечь их в свой состав с тем, чтобы обеспечить развитие Кореи по пути демократии и независимости. Из документа следовало, что у Сталина не было цели установить над Кореей свой единоличный контроль. Вероятно, его план был сложнее – он стремился маневрировать между своими и американскими интересами и влиянием в регионе ради овладения стратегически важными пунктами Корейского полуострова.

До конца своих дней президент Рузвельт заверял в своей приверженности предвоенным договоренностям о сотрудничестве с Советским Союзом. На совещаниях разного рода он нередко блокировал инициативы Госдепа, направленные на ужесточение политической линии в отношении СССР. Признавая, что Соединенные Штаты в будущем должны превратиться в одного из ключевых игроков Азиатско-Тихоокеанского региона, от которого будет зависеть все послевоенное мироустройство, американский президент полагал бессмысленным обсуждать будущее Кореи до окончания войны, поскольку оно напрямую зависело от успехов на поле брани. В свою очередь, Сталин вел себя пассивно, полагая, что детализация в обсуждении корейских дел приведет к ограничению его захватнических замыслов в Корее, где, как уже указывалось, в случае вступления Красной армии в войну против Японии, он претендовал на занятие ряда северных портов. Тем более, что советским войскам, чтобы вторгнуться в Корею, было достаточно форсировать реку Туманган.

После Ялтинской конференции советско-американское сотрудничество оказалось в тупике. С тех пор, как стала очевидной победа над фашистской Германией, тон внешнеполитических демаршей СССР стал более жестким. Другим фактором стала ончина в середине апреля 1945 г. Рузвельта, который многое сделал для установления более тесных отношений с Кремлем. Первые же шаги администрации его преемника на президентском посту свидетельствовали о смене политики Вашингтона. Трумэн санкционировал предложения своего ближайшего окружения об ужесточении линии в отношении СССР и его экспансионистской стратегии.

Оселком этих изменений явилось отношение администрации Трумэна к проблеме участия СССР в войне с Японией. Ключевую роль приобрела дилемма, действительно ли советское участие в ней настолько необходимо, как полагали при Рузвельте. Мнения на этот счет в окружении Трумэна разделились. В докладе от 16 апреля 1945 г. генерал Уильям Дин, будущий военный губернатор Южной Кореи, а тогда глава американской военной миссии в России, утверждал, что военное сотрудничество с СССР в данный момент уже не имеет значения для США. Однако военное министерство и командование американских сухопутных сил придерживались иного взгляда. В мае 1945 г. военный министр Генри Стимсон высказывался в том смысле, что вступление СССР в войну будет способствовать ее быстрейшему окончанию. Его мнение разделял генерал Макартур, который указывал, что Советы могут сыграть важную роль в разгроме Японии, заставив последнюю держать свои армии на материке, пока американские войска будут оперировать на японских островах.

Сам Трумэн в военных вопросах склонялся к мнению Стимсона и Макартура постольку, поскольку признавал необходимость скорейшего окончания войны с последующим ужесточением линии в отношении Советов. Согласившись же на участие СССР в войне на Дальнем Востоке, он принужден был задуматься о том, чтобы минимизировать связанные с этим политические риски. Американские военные были убеждены в способности Красной армии занять всю Корею. Подобной перспективой был обеспокоен и Госдеп. В своем письме Стимсону второй человек в Госдепе, помощник госсекретаря Дж. Гру настаивал, чтобы вступлению СССР в войну предшествовала твердая договоренность о создании четырехчленной (США, Великобритания, Китай и СССР) системы попечительства над Кореей. Стимсон согласился, и Трумэн тут же назначил Гарри Гопкинса главой американской делегации в Москву.

Гопкинс, многолетний ближайший советник Рузвельта, который с июля 1941 г. был знаком со Сталиным и, вероятно, пользовался его расположением, приехал в Москву 25 мая 1945 г. Уже на следующий день начались его переговоры со Сталиным, первый раунд которых продолжался до 7 июня. В числе прочего была достигнута договоренность об установлении опеки над Кореей четырьмя великими державами. Сталин при этом держал себя подчеркнуто пассивно, ограничившись простым одобрением американской инициативы. Таким образом, американцам удалось связать СССР политически. 8 августа, в ходе нового раунда переговоров, Сталин доверительно сообщил Гопкинсу для последующей передачи в Вашингтон о готовности СССР открыть военные действия против Японии. В свою очередь Гопкинс поинтересовался у советского вождя, готов ли СССР участвовать в военных действиях на японской земле и в разделе территории Японии.

Проблема оккупации Кореи вновь встала во весь рост перед администрацией США накануне последней за годы войны встречи союзников – в Потсдаме. Американское командование в лице начальника штаба сухопутных сил генерала Джорджа Маршалла (будущего госсекретаря) высказывало склонность возложить всю военную операцию здесь на СССР ввиду малой эффективности действий на полуострове своих собственных войск. В администрации рассудили, что хотя оккупация Кореи Советами станет в таком случае весьма вероятной, ее последствия будут нивелированы упомянутой договоренностью об условиях международной опеки над ней. На самой Потсдамской конференции о Корее говорили немного. Сталин обсуждал с Черчиллем условия все той же международной опеки Кореи, но основной спор разгорелся вокруг судьбы Ливии, бывшей итальянской колонии, с 1943 г. оккупированной союзниками. В Потсдаме США впервые открыто заговорили о проблемах Кореи, заявив о планах проведения на полуострове операций своих военно-воздушных и военно-морских сил.

Возникает вопрос – чем руководствовался Трумэн, когда отказался развивать идею коллективной опеки над Кореей, которая могла явиться механизмом для предотвращения здесь советского господства? Вероятно, причину следует искать в событиях на японской земле. На другой день после приезда американского президента в Потсдам туда пришло сообщение об американской атомной бомбардировке Хиросимы. По-видимому, это известие вселило в Трумэна уверенность, что отныне помощь СССР в борьбе с Японией ему не понадобится. Вместо того, чтобы полагаться на сдерживающий СССР механизм многосторонней союзнической опеки, американцы переключились на подготовку самостоятельных военных операций в Корее. Еще шла Потсдамская конференция, а генерал Маршалл уже отдал приказ генералу Дж. Халлу, начальнику оперативного отдела военного министерства, начать приготовления к мобилизации войск для действий на полуострове. Тогда-то и родился упомянутый план американо-советской военной демаркации по 38-й параллели.

В заключение спросим себя, почему Сталин поддержал идею о 38-й параллели? Наш ответ: возможно потому, что надеялся таким образом контролировать корейские территории к северу от нее. Ситуация, при которой СССР контролировал бы север Кореи, а три остальных великих державы – юг полуострова, действительно, могла выглядеть для него весьма заманчивой. Это становится особенно очевидным в сравнении с устройством послевоенной Германии – по постановлению Ялтинской конференции, основанному на предложениях европейского Консультативного комитета от 12 сентября 1944 г., Германия была разделена на четыре оккупационные зоны, три из которых, подконтрольных западным великим державам, управлялись единым «Alliierter Kontrollrat». Понятно, что СССР не испытывал большого энтузиазма от того, что его зона ответственности уступала по размерам трем «западным», учитывая реальный вклад каждой из сторон в разгром нацистской Германии. Если «обернуть» эту ситуацию на Корею и роль СССР в разгроме Японии, контроль над северной Кореей по 38-й параллели выглядел для Сталина не так уж и плохо.

Другую причину его сговорчивости в корейских делах следует, на наш взгляд, искать в факте применения США ядерного оружия. Упомянутый приказ Трумэна Макартуру был подписан вскоре после бомбардировок американцами Хиросимы и Нагасаки. Как показывают новейшие исследования, советская разведка в США в 1943–1953 гг. действовала весьма эффективно. Хотя и в Потсдаме летом 1945 г., и на лондонском совещании министров иностранных дел в сентябре того же года Сталин (в последнем случае – устами Молотова) стремился продемонстрировать свое неведение относительно военной мощи США, дабы не дать повод американцам использовать свое военное превосходство в решении политических проблем, он не мог не понимать, что в условиях дисбаланса сил для СССР было бы опасно оспаривать предложения Трумэна по 38-й параллели.

Сталин стремился рассматривать корейские дела, увязывая их с передачей СССР Курильских островов и северной части Хоккайдо. В письме Трумэну от 16 августа 1945 г. он указывал, что в случае если эти требования не будут удовлетворены, мнение советской общественности будет оскорблено, и выражал надежду, что американский президент не пойдет ему наперекор. Фактически советский лидер предлагал обменять оккупацию Советским Союзом японских и корейских территорий к северу от 38-й параллели на такую же американскую оккупацию к югу от нее. Однако к такому повороту событий относительно Японии Трумэн явно оказался не готов. После атомной бомбардировки Японии политика американской администрации в отношении СССР ужесточилась, и Сталин оказался вынужден уступить американцам южную Корею. Попытка пересмотра этого решения была предпринята только спустя пять лет.

Письмо председателя Китайского исторического общества Чжан Хайпэна директору Института российской истории РАН Ю. А. Петрову

Уважаемый директор РАН Ю. А. Петров!

Уважаемые коллеги Института российской истории РАН!

Делегация Китайского исторического общества благодарит вас за тщательно продуманную совместную организацию международной научной конференции «Великая Отечественная: известная и неизвестная – историческая память и современность», проведенной с большим успехом в Коломне. Россия – это прежде всего нация, придающая большое значение истории как науке, российские историки воспитаны в лучших традициях историографии и ценят беспристрастность в оценке исторических фактов. Китайские историки получили на конференции много новой научной информации от своих российских коллег. Мы надеемся, что в дальнейшем в процессе сотрудничества с российскими историками и углубления этих знаний мы получим новые результаты об исторических фактах победы во Второй мировой войне.

Китайское историческое общество выражает свою искреннюю благодарность Институту российской истории РАН и Администрации города Коломна! Благодарим вас за ваше чуткое внимание! Благодарим вас за приятные подарки и теплую встречу! Надеемся в ближайшем будущем вы посетите Китай, где у нас будет возможность выразить свое гостеприимство.

Председатель Китайского исторического общества Академик Чжан Хайпэн

Пекин, 19 мая 2015 г.