Шифр Джефферсона Берри Стив
Он подождал, чтобы эти слова дошли до сознания. В наказании главное то, чтобы оно запомнилось.
И повернулся к капитанам.
– Что вы скажете о способе казни?
В прошлые века существовал выбор. Связать и запереть без воды и пищи? На это уходили дни. Подвесить на мачте, чтобы холод и голод сделали свое дело? Быстрее. Пороть девятихвосткой? Еще быстрее. Кожаные ремни с узлами убивали за несколько минут.
Выбор существовал и теперь.
Повешение. Расстрел. Утопление.
– Голову в ремни, – выкрикнул Хейл.
Глава 41
Вашингтон, округ Колумбия
Уайетт ждал возле стреляющего устройства, когда ключ вошел в замочную скважину по ту сторону двери.
Наблюдал, как поворачивается дверная ручка.
Андреа Карбонель собиралась войти в свою квартиру. Забыла о том факте, что это прервет ее жизнь?
Дверь приоткрылась.
Нейлоновая нить заныла, натягиваясь через отверстия рым-болтов.
Дверные петли повернулись на тридцать градусов, сорок, сорок пять.
Уайетт уже решил, что для оттягивания спускового крючка потребуется дуга минимум в шестьдесят градусов.
Он остановил ступней движение двери и разрезал нить ножницами.
Потом отвел ногу, и дверь полностью открылась.
Карбонель воззрилась на него, потом на винтовку, на болтающуюся в тусклом свете нить. На лице ее не отразилось ни малейшего удивления.
– Трудным был выбор? – спросила она.
Он все еще держал ножницы.
– Труднее, чем я думал.
– Это явно не твоя работа. Чья?
Уайетт пожал плечами.
– Пришел человек, сделал эту штуку и ушел.
– И ты не остановил его.
Он снова пожал плечами.
– Не мое дело.
– Наверно, мне следует быть благодарной за то, что ты здесь.
– А за то, что я перерезал нить?
Карбонель вошла и закрыла дверь.
– Почему ты это сделал? Ты должен быть зол за то, что случилось прошлой ночью.
– Я зол. Ты хотела моей смерти.
– Оставь, Джонатан. Я гораздо больше ценю твою ловкость.
Уайетт рванулся к ней, крепко схватил за шею и припечатал ее худощавое тело к стене. Висевшие рядом картины в рамах качнулись.
– Ты хотела, чтобы я погиб из-за своей ловкости. Хотела, чтобы я вывел из здания Воччо. Чтобы мы сели в машину и взорвались в ней.
– Ты пришел убить меня? – выдохнула Карбонель. Он все еще крепко сжимал ее шею. Она не выказывала ни малейшего беспокойства.
Он высказал то, что хотел. И разжал руку.
Карбонель стояла, спокойно глядя на него. Потом провела рукой по стреляющему устройству, восхищаясь искусностью работы.
– Крупный калибр, автоматический огонь. Сколько патронов? Тридцать? Сорок? От меня бы почти ничего не осталось.
Уайетту было наплевать.
– У тебя есть ключ к шифру.
– Воччо отправил его мне электронной почтой за несколько часов до твоего приезда. Но, думаю, это ты уже знаешь. Отсюда твой гнев.
– У меня есть и другие причины для гнева.
Она бросила на него долгий испытывающий взгляд.
– Думаю, да.
– Ключ к шифру недолго будет оставаться секретом.
– Джонатан, у тебя так мало веры в мои способности. Мне этот ключ был отправлен электронной почтой не из института. Откуда – знал только Воччо. Теперь его нет в живых.
– Его смерть для тебя оказалась весьма кстати, так ведь?
Карбонель поняла, куда он клонит.
– Ты считаешь, что тех людей вчера ночью послала я. – Она указала на стреляющее устройство. – Может, считаешь, что и это моя идея.
– И то и другое вполне возможно.
– Не вижу смысла отрицать. Ты не поверишь. Поэтому не стану. – Она взяла ножницы, которые он все держал в руке. – Из моего стола?
Уайетт не ответил.
– Ты нравишься мне, Джонатан. Всегда нравился.
– Я не знал, что ты любишь сигары.
Он уловил въевшийся запах и обнаружил три коробки с сигарами.
– Когда-то их изготавливал мой отец. Моя семья жила в квартале Ибор-сити в Тампе. В шестидесятые годы там осели многие кубинские беженцы. Флорида напоминала родные места. Бывал там когда-нибудь?
Он покачал головой.
– Испанцы, кубинцы, итальянцы, немцы, евреи, китайцы. Мы отлично уживались. Такое захватывающее место. Такое оживленное. Потом все закончилось, и квартал разделила широкая автомагистраль, идущая в другие штаты.
Уайетт молчал, предоставляя говорить ей. Она выгадывает время. Хорошо, выгадывай.
– Мой отец открыл сигарную фабрику, дела у него шли хорошо. В двадцатых годах, до Великой депрессии, этих фабрик там было много, но постепенно все исчезли. Отец решил вернуть их. Машин он не признавал. Все сигары скручивались вручную. Я с ранних лет привыкла к ним.
Уайетт знал, что ее родители бежали от Кастро в шестидесятые годы, что она родилась и выросла здесь. В остальном она оставалась загадкой.
– Ты всегда был таким немногословным?
– Я говорю то, что нужно сказать.
Карбонель обогнула винтовку и подошла поближе.
– На Кубе мои родители были богатыми. Были капиталистами, а Кастро ненавидел капиталистов. Они бросили все, что имели, приехали сюда и начали с нуля, стремясь еще раз проявить себя. Они любили Америку, и она давала им новую возможность. Потом неблагоприятная экономическая ситуация и ошибочные решения отняли у них все. – Она умолкла и посмотрела на него в темноте. – Они умерли в бедности.
Уайетту стало любопытно, зачем она ему это рассказывает.
– Авантюристы, бежавшие с Кубы в восьмидесятые годы из бухты Мариэль? Они пытались ужиться с Кастро, а когда не получилось, решили перебраться сюда. Они только усложняли жизнь остальным, в том числе и моим родителям. Их нужно было отправить назад, жить с тем, что они избрали. – Карбонель сделала паузу. – Я с трудом поднималась наверх. На каждую ступеньку. Мне никто ничего не давал. Когда отец умирал, я поклялась ему, что не совершу тех ошибок, какие совершил он. Что буду осторожна. К сожалению, сегодня я совершила ошибку. – Она устремила на него взгляд. – Однако ты спас меня от смерти. С какой стати? Чтобы иметь возможность убить самому?
– Я отправляюсь за колесом Джефферсона, – сказал он ей. – Если вмешаешься, я убью любого, кого ты пошлешь, а потом непременно убью тебя.
– Чего ты беспокоишься? Тебя ведь это уже не касается.
– Прошлой ночью один человек погиб только потому, что выполнил свою работу.
Она засмеялась.
– И это задевает тебя?
– Это задевает тебя.
Уайетт увидел, что она поняла. Он мог создать ей проблемы. Нарушить все планы. Испортить жизнь.
– У Малоуна тоже есть ключ от шифра, – сказала она. – Он отправил его себе электронной почтой через компьютер Воччо, потом стер с институтского сервера. Других записей ключа нет. Они есть только у него, у тебя и у меня.
– Он отправится прямиком в Монтичелло.
Уайетт обошел ее, направляясь к двери.
Карбонель схватила его за руку, лица их находились в нескольких дюймах друг от друга.
– Одному тебе не сделать этого, и ты это знаешь.
Он это знал. Слишком много неизвестного. Слишком много риска. И он не был подготовлен должным образом.
– Тебе не провести меня, Джонатан. Дело не во мне и не в том, что произошло вчера ночью. Дело в Малоуне. Ты не хочешь, чтобы он преуспел. По глазам твоим вижу.
– Может, я хочу твоего провала.
– Отправляйся в Монтичелло. Раздобудь то, что нужно нам обоим. Что сделаешь с Малоуном, дело твое. Что делаем ты и я, останется между нами. Думаю, ты можешь не смешивать одно с другим. Я нужна тебе. И потому до сих пор жива.
Она не ошибалась.
Это была единственная причина.
– Раздобудь это колесо, – сказала она.
– Почему сама не раздобудешь?
– Как я уже сказала в Нью-Йорке, предпочитаю быть обязанной только тебе.
Это означало, что ее цель близка. Привлечение своих агентов только потребует усиленного заметания следов.
– Ты хотела смерти Скотта Парротта, так ведь?
– Если бы он сделал свою работу, то остался жив.
– У него не было ни единого шанса.
– Не то что у тех трех агентов, которых ты позвал, оглушив Малоуна? У них был шанс, так ведь?
Правая рука Уайетта сжалась в кулак, но он сдержался. Именно этой реакции ей и хотелось.
– Раздобудь это колесо, Джонатан. Тогда поговорим.
Малоун с разворота ударил одного из ричмондских полицейских пинком по голени. Потом провел правый хук в челюсть второму и саданул коленом в живот третьему.
Все трое повалились.
Рев въезжающего в вестибюль мотоцикла отвлек их внимание на необходимые для действия несколько секунд.
Кассиопея помчалась к нему по мраморному полу. Замедлила ход настолько, чтобы он вскочил на седло, потом дала газ и повернула влево к находящейся в пятидесяти футах лестнице. Малоун одной рукой обхватил ее за талию, другой выхватил пистолет. Обернулся и увидел, что полицейские поднимаются на ноги и хватаются за оружие.
Ступеньки спускались тремя длинными, прямыми маршами, между ними находились две широкие площадки, до низа оставалось около ста футов.
Этого Малоун не предвидел.
– Была не была, – сказала Кассиопея.
Он прицелился и выстрелил поверх голов полицейских.
Те бросились на пол и поспешили укрыться за статуей Джефферсона.
Кассиопея никогда еще не спускалась по лестнице на мотоцикле. Ковровая дорожка на ступенях должна была усилить трение, но езда предстояла тряская.
Она включила вторую скорость и устремилась вперед.
Амортизаторы заходили вверх-вниз, они с Малоуном старались сохранять равновесие. Кассиопея работала рулем, удерживая мотоцикл на ходу. С этой машиной она была знакома. Благодаря низкому центру тяжести управлять ей было легко. Полицейские в Европе успешно пользовались ими уже много лет. Ранняя модель «Хонды» стояла в гараже ее французского шато. По привычке Кассиопея и выбрала этот мотоцикл, отказавшись от машин секретной службы.
Коттон крепко держался за нее, она крепко держала руль.
Они достигли первой площадки.
Кассиопея быстро увеличила скорость, потом слегка зажала тормоз перед тем, как спускаться по очередному маршу. На второй площадке машину занесло влево. Она тут же дернула руль вправо, переднее колесо коснулось последнего ряда ступеней, сила тяжести влекла их к полу внизу.
Кассиопея услышала, как Малоун сказал:
– Компания.
Потом раздался выстрел.
Сделанный Коттоном.
Еще несколько тряских метров, и они оказались на ровной поверхности.
Кассиопея прибавила газу, и они понеслись вперед между стульями и диванами по холлу, под потолком из витражного стекла.
Люди шарахались прочь с дороги.
Входные двери находились в тридцати метрах.
Малоун удивился, что им удалось спуститься. В его представлении шансы на успех составляли примерно тридцать против семидесяти. Полицейских они застали врасплох, и он рад был видеть, что путь впереди свободен. Опасность была сзади. Малоун видел, как полицейские бегут вниз по лестнице, достигли первой площадки и приготовились стрелять. Выстрелил три раза во второй лестничный марш, пули срикошетили от мрамора и рассеяли неудачных преследователей.
Он надеялся, что ни одна из пуль не достигла цели.
– Коттон, – услышал он голос Кассиопеи.
Он повернулся и посмотрел вперед.
Стеклянные двери, запертые, как она сказала, до девяти часов, преграждали путь. За ними яркое утреннее солнце говорило о свободе.
Сорок футов.
– Быстрее, – сказала она, приближаясь к дверям.
Малоун прицелился поверх ее плеча и тремя выстрелами уничтожил одну из дверей.
Кассиопея направила мотоцикл в образовавшийся просвет.
Они с ревом выехали на тротуар, и она затормозила.
Их ноги коснулись асфальта.
Перпендикулярно отелю шла оживленная улица.
Малоун осмотрел поток машин, увидел, куда можно вклиниться, и сказал:
– Вытащи нас отсюда.
Глава 42
Ват, Северная Каролина
Хейл был удовлетворен приготовлениями. Выбор ремней сильно удивил Нокса, он заметно поколебался перед тем, как кивнуть, потом попросил несколько минут на необходимые приготовления. Хейл заметил, что другие три капитана встревожены. Выбор наказания поставил на голосование он, но они все проголосовали «за».
– Убийство твоего бухгалтера было глупостью, – сказал ему Суркоф.
– Он разочаровал меня, как и этот член команды.
– Ты часто рискуешь, – заметил Когберн. – Слишком часто.
– Делаю то, что необходимо для выживания.
Капитану не требовалось объясняться перед остальными, пока принятые решения оставались его личным делом, и смерть бухгалтера семейства определенно подходила под эту категорию. Так было, когда капитаны контролировали свои корабли, и мнение другого капитана имело значение, только если компании группировались.
Нокс привлек его внимание и жестом показал, что все готово.
Хейл вышел вперед и обратился к собравшимся под утренним солнцем.
– Мы все поклялись в верности договору. Вы хорошо живете, хорошо обеспечены. Наша компания работает, потому что мы работаем дружно. – Хейл указал на человека, привязанного к столбу. – Он оплевал все, что нам дорого, и подверг риску каждого из вас.
Привязанный зашевелился.
– Предатели заслуживают того, что получают, – повысил он голос.
Поднялся шум, говорящий, что все согласны. По спине Хейла пополз холодок. Как хорошо иметь власть. Не хватает только соленого воздуха и покачивания палубы под ногами.
– Будьте свидетелями кары! – выкрикнул он.
Нокс стоял возле связанного человека, и Хейл наблюдал, как квартирмейстер подозвал двух членов команды. Избранная кара была особенно жестокой, хотя по исполнению простой.
Две доски соединялись с обоих концов кожаными ремнями около трех футов длиной. Ремни накладывали на голову осужденного спереди и сзади, два стоявших по бокам человека держали доски обеими руками.
Хейл надеялся, что Стефани Нелл смотрит. Он перевел ее из камеры без окон в ту, откуда ей был виден двор. Он пока что ничего не услышал о ключе к шифру, поэтому участь Нелл оставалась нерешенной.
Двое членов команды принялись вращать доски, изгибая ремни, пока они не охватили голову осужденного. Тот вертел головой, пытаясь помешать их усилиям, но тщетно.
Нокс обратил на Хейла окончательный взгляд.
Хейл взглянул на трех капитанов, те кивнули.
Он посмотрел в ответ на Нокса и тоже кивнул.
Последовала команда продолжать, и доски завертелись снова. Сначала череп выдерживал натяжение ремней. С шестым оборотом давление оказалось критическим. Тело осужденного завертелось в путах. Не будь у него заткнут рот, он наверняка вопил бы от боли.
Доски продолжали вращаться.
Зрачки этого человека расширились, глаза неестественно выкатились. Хейл знал, что происходит. Давление изнутри стиснутого черепа буквально выталкивало их.
Другие три капитана тоже видели это.
Хейл знал, что эти люди не привыкли к зрелищу насилия. Отдать приказ о таком наказании они могли, не колеблясь. Однако видеть его – дело другое.
Еще обороты.
Лицо осужденного стало темно-красным от сжатия.
Один глаз вырвался из глазницы.
Из зияющего отверстия пошла кровь.
Стискивание продолжалось, уже медленней, потому что ремни скрутились почти до предела.
Отец рассказывал ему об этой казни. О том, что последние секунды самые мучительные. Как только глаза вылезли, черепу оставалось только треснуть. К несчастью для жертвы, череп крепок. У этой казни существовала одна особенность – жертва много раз оставалась живой.
Вырвался другой глаз, и по лицу потекло больше крови.
Хейл вышел на середину двора.
Осужденный не шевелился, тело его обмякло, голова удерживалась поднятой только благодаря ремням.
Нокс приказал прекратить вращение.
«Имейте в виду, что в вашей драгоценной компании два предателя».
«Почему ты мне это говоришь?»
«Надеюсь, когда буду умирать, вы по крайней мере будете милосердны».
После того как осужденный произнес эти слова, Хейл больше почти ни о чем не думал.
В вашей драгоценной компании два предателя.
Хотя осужденный сказал, что никогда не соглашался с принципами компании, это было не так. Я предал вас, не своих друзей. Он заботился о других членах команды.
Поэтому он поверил этому человеку.
Хейл посмотрел на залитое кровью лицо. Потом залез во внутренний карман пиджака, достал пистолет и выстрелил осужденному в голову.
– Наказание свершилось! – выкрикнул он. – Расходитесь.
Члены команды потянулись со двора.
Хейл повернулся к Ноксу.
– Присмотри за тем, чтобы тело бросили в море. Потом приходи ко мне. Нам нужно поговорить.
Кассиопея включила пятую скорость «Хонды» и неслась по шоссе № 250. Они не поехали на запад по шестьдесят четвертому, решили выбрать второстепенное шоссе, в надежде избежать объявления тревоги в ближайших округах. Но она согласилась с оценкой Коттона. Те, кто приказал арестовать их, вряд ли захотят снова привлекать полицию после нынешней неудачной попытки. В следующий раз они сделают это сами, по-своему.
Коттон похлопал ее по животу и сказал на ухо:
– Останови здесь.
Она свернула к заброшенному ресторану. Здание разрушалось, заасфальтированная автостоянка поросла травой. Подъехала к задней стороне и остановила мотоцикл.
– На хвосте у нас никто не сидит, – сказал Малоун, слезая с седла. – Нам нужно снова поговорить с Эдвином Дэвисом.
Кассиопея достала телефон и набрала номер. Дэвис ответил после второго гудка. Они уже разговаривали с ним до того, как Кассиопея спустилась в вестибюль на разведку.
– Рад слышать, что вы дали деру оттуда, – сказал Дэвис. – Надеюсь, отелю не причинили особого вреда.
– Отель застрахован, – сказал Коттон.
– Погибшим в машине возле Гарверовского института был доктор Гэри Воччо, – сказал Дэвис. – Мы провели опознание тела, и это была его машина.
Они слушали объяснения Дэвиса о том, в каком виде ФБР и ЦРУ нашли институт. Электрические и телефонные провода были перерезаны, пулевые отметины усеивали стены двух этажей.
– Большой человек огорчен, – сказал Дэвис. – Много жертв.
– Мы направляемся в Монтичелло, – сказал Коттон.
– Стерев ключ шифра с институтского сервера, – сказал Дэвис, – ты его уничтожил. Воччо ничего не сохранил. Все исчезло. На том файле были все его записи и результаты.
– Во всяком случае, ключ у нас есть, – сказала Кассиопея.
– Однако нужно подумать, кто еще ухитрился им завладеть.
– Нам потребуется доступ к колесу, – сказал Коттон. – На сайте поместья сказано, что оно выставлено в кабинете Джефферсона, возле его библиотеки и спальни.
– Я выезжаю в Монтичелло, – сказал Дэвис. – Буду ждать вас в гостевом центре.