Шифр Джефферсона Берри Стив
Он нигде не видел ничего личного или интимного. Ни фотографий, ни альбомов, ничего. Очевидно, у нее не было мужа, любовника, детей, подруги, любимого животного.
Но ему ли об этом говорить?
У него тоже никого не было. Он всегда жил один. У него годами не бывало женщины. Некоторые – разведенные, вдовы и еще замужние – проявляли интерес, но он никогда не отвечал взаимностью. Одна только мысль о том, чтобы делить с кем-то свои мысли и чувства, выслушивать в ответ жалобы, была ему отвратительна. Он предпочитал одиночество и тишину, которая теперь его окутывала.
Но вмешался какой-то звук.
Уайетт быстро глянул на входную дверь.
Поскрипывание.
Но не ключа, вставляемого в скважину. Кто-то ковырялся в замке.
Как недавно он сам.
Уайетт достал пистолет, вошел в одну из спален и встал так, чтобы наблюдать в щель между дверью и косяком.
Входная дверь медленно открылась, кто-то вошел внутрь.
Мужчина. Такого же роста и сложения, как Уайетт, весь в черном, шагающий бесшумно.
Значит, не только ему была нужна Карбонель.
Нокс заехал домой принять душ и переодеться. Жена встретила его как всегда радостно, не спрашивая, где он был и что делал. С этим все прояснилось уже давно. Его работа в Содружестве являлась конфиденциальной. Само собой, жена считала, что молчать его вынуждают корпоративные интересы и профессиональные секреты. Не покушеня на президента, похищения людей, убийства и менее серьезные преступления, которые он совершал почти ежедневно. Она знала только, что муж любит ее, что их дети обеспечены и что они счастливы. Секретность его жизни предоставляла ему несчетные возможности делать все, что угодно. Он усвоил от отца, который всегда был квартирмейстером, что с риском приходит вознаграждение.
Несправедливо по отношению к твоей матери, сказал ему отец, что у меня есть другие женщины? Чертовски верно. Но рискую я, а не она. Если попадусь, в тюрьму сяду я. Не она. В конце концов, я всегда возвращаюсь к ней. Я ее обеспечиваю. Я состарюсь вместе с ней. Но пока у меня есть силы, я могу делать все, что захочу.
Он не понимал этой эгоистичной позиции, пока не пришел его черед, и он узнал требования этой работы на своем опыте. Компанию, которую возглавляли четыре семейства, составляли двести сорок человек. Он служил им, и они полагались на него. Но и четыре капитана требовали, чтобы он охранял их интересы. Уволить его капитаны не имели права, но могли превратить его жизнь в сущий ад.
Не угоди тем или другим, и последует суровая кара.
Хороший квартирмейстер должен понимать это состояние равновесия. И конечно, случайные связи с женщинами могли бы ослабить этот стресс. Но он никогда не поддавался искушению. Он любил жену, любил свою семью. Обманывать их – не выход. Отец не во всем был прав. Как относительно супружеской жизни, так и Содружества. Со времени отца положение вещей изменилось, и он часто задумывался, что сделал бы отец, столкнись он с современными вызовами. Капитаны сражались между собой с нарастающей ожесточенностью, что угрожало самому существованию компании. Соединявшие их давние узы, казалось, были готовы порваться. И все-таки он сделал ужасную ошибку, связавшись с Андреа Карбонель. Слава богу, предатель, на которого она указала, оказался виновным, вне всякого сомнения. Он даже каким-то странным образом сочувствовал этой обреченной душе.
Схваченный. В безвыходном положении.
Во власти других.
– У тебя усталый вид, – сказала ему жена от двери ванной.
Он хотел принять душ и побриться.
– Не спал всю ночь.
– Можно в ближайшие выходные поехать на пляж, отдохнуть.
У них был коттедж неподалеку от мыса Хаттерас, отцовское наследие.
– Отличная мысль, – сказал он. – Ты и я. В ближайшие выходные.
Она улыбнулась и обняла его сзади.
Он разглядывал ее лицо в зеркале.
Они жили вместе двадцать пять лет, поженились в юности и вырастили троих детей. Она была его самым близким другом. К сожалению, громадная часть его жизни оставалась для нее тайной. Там, где отец хранил секреты и обманывал, он только хранил секреты. Интересно, как бы она поступила, узнав, что он делает в действительности.
Что он убивает людей.
– Погода должна быть хорошей, – сказала она. – В самый раз.
Он повернулся и поцеловал ее, потом сказал:
– Я люблю тебя.
Жена улыбнулась.
– Это всегда приятно слышать. Я тоже тебя люблю.
– Жаль, приходится возвращаться в поместье.
Нокс увидел – она поняла, что он имеет в виду.
– А как сегодняшняя ночь?
Он улыбнулся этой перспективе.
– Назначаю тебе свидание.
Она снова его поцеловала и оставила одного.
Его мысли вернулись в насущной проблеме.
Дело с предателем нужно завершить. Страхи капитанов улягутся. На него ничто не указывает. Теперь он понимал, почему Карбонель позволила ему убить Скотта Парротта. Да, убийство показало капитанам – он делает то, что от него ожидают, но смерть Парротта еще устранила единственного, кроме Карбонель, человека в НРА, с которым он имел дело.
Сделало его полностью от нее зависимым.
Скверно.
Он заставил себя успокоиться.
Еще два часа, и он окажется вне подозрений.
Уайетт наблюдал за вошедшим. Он не обыскивал квартиру, видимо, зная, что там никого не будет. Поставил на пол черную сумку и быстро выложил из нее содержимое. Приставил стул из столовой к входной двери. Прикрепил зажимами к спинке винтовку, к ножкам придвинул кушетку. Потом ввернул рым-болты в потолок, в косяк, в саму дверь и протянул нить от спускового крючка через все отверстия к дверной ручке.
Уайетт понял, что делает этот человек.
Натяжное стреляющее устройство.
Когда-то оно использовалось для защиты дома в отдаленных местностях. Наводилось на дверь или на окно, чтобы тот, кто вламывался, получал пулю. Десятилетия назад они стали считаться противозаконными. Устаревшими, несовременными.
Но оставались действенными.
Мужчина закончил свою работу, проверил, туго ли натянута нить, потом осторожно открыл дверь и вышел.
Уайетт удивился.
У кого еще лопнуло терпение?
Глава 38
Бат, Северная Каролина
Хейл не мог заснуть. Он надеялся поспать после суда, вернулся домой и улегся в постель. Но в голове вертелось множество беспокойных мыслей. По крайней мере, вопрос с предателем казался решенным. Нокс разобрался с этой ситуацией, как и следовало квартирмейстеру. Вскоре капитаны продемонстрируют всей компании, что происходит с теми, кто нарушает договор. Напомнить об этом никогда не лишне. Однако главным образом его беспокоила разгадка шифра.
Может ли Карбонель ее предоставить?
Парротт лгал Ноксу.
Лгала ли она ему?
Преуспеет ли он там, где его отец, дед, прадед и прапрадед терпели неудачу?
– Он не поддается расшифровке, – сказал ему отец. – Это просто буквы на странице. Ни смысла, ни порядка.
– Зачем он нам нужен? – спросил Хейл с наивностью подростка. – Нам ничто не угрожает. Наше каперское свидетельство пользуется признанием.
– Верно. Этот президент был заботливым по отношению к нам, большинство тоже. Вильсон в Первую мировую войну был благодарен за все, что мы сделали. Рузвельт во Вторую. Но четыре раза наше правительство решало не признавать его, ссылаясь на тот факт, что одобрения Конгресса для выдачи нам этого свидетельства не существует. Они смеялись над нами, как Эндрю Джексон, зная, что юридически наше каперское свидетельство не обеспечено правовой санкцией. Эти четверо стали проблемой.
Отец никогда не говорил об этом раньше.
– Какие четверо?
– Те, что погибли от пули.
Он не ослышался?
– Квентин, твой брат и сестры не знают, что я делаю, знают только, что мы владеем многими предприятиями. Разумеется, они, как и ты, в курсе нашей морской традиции и гордятся той ролью, какую мы сыграли в создании этой страны. Но они понятия не имеют о том, что мы сделали после.
Он тоже не имел понятия, но отец объяснил ему.
– Во время Гражданской войны Союз призвал нас остановить снабжение Конфедерации по морю. Нас подстрекали нападать на французские и английские грузовые суда. Когда союзный флот блокировал ключевые южные порты, мы грабили суда в море. Но забыть, что мы южане, не могли. Поэтому некоторые суда пропускали. Благодаря нам Конфедерация продержалась дольше.
Раньше он не слышал об этом.
– Линкольн рвал и метал. Во время войны он нуждался в нас. Он знал, что сделал Джексон – что наши каперские свидетельства стали необоснованными, – но не обращал внимания на эту слабость и поддерживал наши силы. Когда Союз выиграл ту войну, мы изменили курс. Были выписаны ордера на арест, и Содружество должны были судить за пиратство. – Отец сделал паузу, его темные глаза пристально смотрели на сына. – Я помню, как папа сказал мне то, что я хочу тебе сказать.
Отцу скоро исполнялось семьдесят, он не отличался крепким здоровьем. Он был самым младшим в семье, родился, когда отцу было почти пятьдесят. Его старшие брат и сестры были более образованными и успешными, зато он был избранным.
– Линкольн знал, что из-за двух вырванных из журналов конгресса страниц наши каперские свидетельства стали недействительны. Мы сдуру доверились ему. Если бы нас судили, мы оказались бы беззащитны. Капитанов посадили бы в тюрьму или, может, расстреляли как предателей.
– Но ведь никто из Хейлов не сидел в тюрьме.
Отец кивнул.
– Потому что мы позаботились, чтобы Авраам Линкольн погиб.
Он вспомнил свое изумление, когда услышал от отца, что сделало Содружество, чтобы завершить связь между Эндрю Джексоном и Авраамом Линкольном.
– Абнер Хейл пытался убить Эндрю Джексона. Он завербовал Ричарда Лоуренса для убийства президента. Джексон понял это сразу же. Вот почему он отомстил, сделав недействительными каперские свидетельства. Абнера толкнул к этому отказ Джексона помиловать двух пиратов, осужденных за грабеж американского судна. В то время это было нашумевшее дело со всем тем, что мы привыкли ожидать: знаменитыми юристами, интересными личностями, заявлениями о должностных преступлениях. Вердикты «виновен» были такими спорными, что вызвали смертельные угрозы Джексону. Одна исходила от яркого исполнителя шекспировских ролей. Он написал уничтожающее письмо и угрожал перерезать президенту горло, когда тот будет спать, или сжечь его на костре в Вашингтоне, если не будет даровано помилование. Написал эти слова Джуниус Брутус Бут. – Отец сделал паузу. – Отец Джона Уилкса Бута, которого двадцать шесть лет спустя Содружество использовало для убийства Авраама Линкольна.
Теперь Хейл знал, почему капитаны в 1865 году избежали уголовного преследования.
– Мы осуществили эту угрозу, – продолжал отец, – завербовав младшего Бута, что оказалось совсем нетрудно. Люди с такими мотивами в душе отнюдь не редкость. Большинство из них нестабильно, ими легко манипулировать. Убийство Линкольна повергло правительство в хаос. Все разговоры об аресте прекратились. Более того, Бут погиб при попытке к бегству. Четверо других заговорщиков были быстро арестованы, осуждены и повешены. Еще пятеро сели в тюрьму. Эти девять человек ничего не знали о нас. Поэтому мы уцелели.
Содружество уцелеет и в этот раз.
Но все зависело от Андреа Карбонель и от того, как сильно она хотела смерти Стефани Нелл.
Эту карту требовалось разыгрывать осторожно.
Внимание Хейла привлек стук в дверь.
Вошел его секретарь.
– Я увидел свет и решил вас побеспокоить.
Он слушал.
– Вас хочет видеть заключенный.
– Который?
– Предатель.
– По какой причине?
– Он умолчал. Сказал только, что хочет поговорить с вами. Наедине.
Малоун проснулся и взглянул на часы на ночном столике.
6.50 утра.
Кассиопея лежала рядом с ним, все еще спящая. Они проспали немногим больше двух часов. На нем были майка и трусы. Она была раздета, любила спать без белья, и это ему нравилось. Он осмотрел ее рельефные изгибы. Ничто не портило загорелой кожи. Красавица.
Было бы у них чуть больше времени.
Малоун свесил ноги на пол.
– Что ты делаешь? – спросила она.
Он знал, что сон у нее легкий.
– Нам пора выдвигаться.
– Что произошло прошлой ночью?
Малоун обещал рассказать ей, когда они проснутся. Что и сделал, добавив:
– Я стер решение шифра с институтского сервера, но это задержит людей, которые туда отправились, лишь на несколько часов. Возможно, они уже знают, что я отправил себе копию по электронной почте.
Он подождал, чтобы до нее дошло.
– Стало быть, они знают, что ты здесь, – сказала Кассиопея.
– Я зарегистрировался под другой фамилией и расплатился наличными. Пришлось выложить сто долларов на чай, но портье не спросил никаких документов. Я сказал ему, что прячусь от жены. – Малоун потянулся за одеждой. – Я знал, когда получил доступ к электронной почте, что они проследят ее. Но я хочу знать, кто они. Возможно, эти люди приведут нас к Стефани Нелл.
– Думаешь, они устроят представление?
– Да. Полагаю, они уже ждут внизу. Вопрос в том, насколько они хотят привлекать к себе внимание. У нас есть одно преимущество. Неизвестный им фактор.
Малоун увидел, что она поняла.
– Совершенно верно. Ты.
Глава 39
Вашингтон, округ Колумбия
Уайетт посмотрел из окна на въехавший на стоянку внедорожник. Больше никто не входил в квартиру Карбонель, и стреляющее устройство бездействовало. Он осмотрел его, подумал, не дело ли это рук Содружества. Это определенно их образ действий. Но именно поэтому кто-то еще мог избрать данный метод. Карбонель определенно обманула не одного участника этого спора, ею явно были недовольны и Содружество, и органы. Но Уайетт не мог отделаться от мысли, что, возможно, как и прошлой ночью, она сама отдала такое распоряжение.
О чем она думала?
Он наблюдал, как Карбонель вылезала из машины, в свете из салона было видно, что на ней та же одежда, что и вчера. Она что-то сказала водителю, потом направилась к входу в здание. Ее квартира находилась на втором этаже, рядом с незапертой дверью, куда можно было подняться с первого этажа.
Он подошел к винтовке.
Рым-болты располагались так, что дверь, открываясь, постепенно натягивала нить, прикрепленную к спусковому крючку. Винтовка была автоматической. Он уже осмотрел ее. Полностью заряжена, патронов более чем достаточно для уничтожения всего живого, стоящего ближе, чем в двух футах.
Он снова потрогал нейлоновую нить.
Тугая, как гитарная струна.
Что, если Карбонель погибнет?
Кассиопея вышла из лифта в вестибюль, Она уже позвонила вниз, попросила, чтобы ее мотоцикл доставили к парадному входу. По приезде она поставила его в гараж с обслуживанием.
Слева от нее, у мраморной статуи Джефферсона в центре вестибюля, стояли четверо полицейских.
Очевидно, схватка предстояла серьезная.
Кассиопея небрежно двинулась в их сторону, демонстративно постукивая каблуками сапог. Снаружи, за стеклянными дверями, увидела три машины ричмондской полиции. Тот, кто нападал на Коттона прошлой ночью, очевидно, сегодня решил остаться в тени, предоставив действовать местным властям. Она заметила озабоченные выражения лиц кое у кого из снующих взад-вперед постояльцев с утренними газетами, портфелями или сумками на колесиках.
Но, не обращая на них внимания, стала оценивать обстановку.
Вестибюль был большой, Г-образный. Слева от нее вниз вела широкая лестница, окаймленная колоннами, похожими на мраморные – при близком рассмотрении они оказались окрашенными под мрамор. До крыши, застекленной витражным стеклом, было больше двадцати метров. Гобелены и мебель викторианской эпохи усиливали впечатление Старого Света. В дальней стороне двухэтажного атриума она заметила еще ряд стеклянных дверей рядом с рестораном.
В сознании у Кассиопеи сложился план.
Сможет она его осуществить?
Конечно.
Пространства для маневра достаточно.
Хейл вошел в тюрьму, служившую раньше конюшней. Стефани Нелл находилась на втором этаже, предатель на первом. Хейл распорядился, чтобы они не видели друг друга и, кроме того, не имели возможности поговорить. Сначала он противился желанию идти сюда, но требовалось узнать, что скажет предатель.
Осужденный сидел на койке и с появлением Хейла не встал. Хейл предпочел стоять перед камерой и разговаривать через решетку. Он приказал не открывать верхнюю дверь и включить на втором этаже радио, чтобы туда не донеслось ни слова из их разговора.
– Чего ты хочешь? – негромко спросил Хейл.
– Есть вещи, которые вам нужно знать.
Ни малейшего страха в этих словах. Этот человек мужественно встречал свою участь. Хейлу это нравилось. Его команда состояла из крепких людей. Он всегда смеялся над образом матроса, обманом завербованного на пиратский корабль и принужденного силой к нежеланной службе. На самом деле стоило капитану только заикнуться, что его корабль «выходит на дело», все таверны, бордели и трущобы гудели в ожидании. Если этот капитан был удачлив в прошлых выходах в море, первыми нанимались бывшие члены команды. Потом уже другие, желавшие получить свою долю удачи. Пираты имели хорошие деньги, и люди того времени хотели получать как можно больше за риск. Гибнуть не хотел никто. Все хотели вернуться в порт и пользоваться своей долей добычи. И все-таки капитану требовалась осторожность при выборе – когда договор был подписан и корабль выходил в море, команда могла его сместить. Само собой, дело теперь обстояло не так. Капитанами становились по наследству. Но риски оставались, и этот человек являлся прекрасным тому подтверждением.
– Я здесь. Говори.
– Я сообщил НРА об убийстве на «Эдвенчере». Признаю. Они предложили мне деньги, я их взял.
Хейл это уже знал, но ему хотелось узнать другое.
– Гордишься тем, что сделал?
– Я понимаю, что принципы компании важны для вас. Все за одного, один за всех, и все такое. Но давайте взглянем в лицо фактам. Вы получаете пирог, а мы крошки.
– Эти крошки гораздо больше того, что вам дают другие.
– Это так. Но я никогда не соглашался со всем этим.
Вербовку всегда производил квартирмейстер, обычно из испытанных семейств, работавших на Содружество. Как и в прежние времена, большинство членов команды было плохо образованно, происходило из бедных или скромно живущих слоев общества. Но все-таки…
– Твое слово ничего не стоит? – спросил Хейл. – Ты подписал договор, дал клятву. Это ничего не значит?
Предатель пожал плечами.
– Я сделал это ради денег. Кроме того, Нокс вытащил меня из серьезной неприятности. Я был благодарен за это. Я хорошо работаю с металлом. И когда он предложил мне работу, я согласился.
– Очевидно, ты оказался не настолько благодарен, чтобы держать слово.
– Это вы убили того человека на судне. Он представлял угрозу для вас. Не для меня, не для других членов команды. Я предал вас, не их.
– Ты это хотел сказать мне?
На лице осужденного появилась гримаса сильного отвращения.
– Я хотел сказать, что ничего не знал о попытке убийства. Услышал о ней уже потом, по телевизору. Да, я работал над этим оружием в мастерской, узнал его, когда увидел в новостях на экране. Но нам ничего не сказали о том, где и когда оно будет использоваться. И я ничего не говорил об этом НРА.
– Ты лжец и предатель. Тебе нельзя верить.
Осужденный пожал плечами.
– Как знаете. Но имейте в виду, что в вашей драгоценной компании два предателя, и один до сих пор на воле.
– Почему ты мне это говоришь?
– По двум причинам. Первая – как уже сказал, я никогда не предавал друзей, и им следует знать, что среди них есть шпик. А вторая – поскольку мне отсюда не выйти, то, надеюсь, когда я буду умирать, вы по крайней мере окажетесь милосердны.
Глава 40
Ричмонд, Виргиния
Малоун вошел в лифт. Кассиопея осматривала первый этаж «Джефферсона» и обнаружила три полицейские машины, охраняющие главный вход, но второй выход в южном конце вестибюля, ведущий на Западную Мейн-стрит, не охранялся. Она сообщила по сотовому телефону, что это, видимо, местная операция, и он ничего не узнает, слоняясь там. Малоун надеялся, что кто-нибудь из руководства выдаст себя. Знание ключа к шифру Джефферсона давало ему возможность вести переговоры, и он хотел воспользоваться ею. Поскольку переговоров не предвиделось, то дела в Монтичелло теперь казались более перспективными.
К сожалению, существовала проблема с полицией.
Кассиопея спустилась по трем длинным маршам лестницы, устланной ковровой дорожкой, в раскрашенный под мрамор холл, затем прошла сотню футов к стеклянным дверям в южном конце вестибюля. Они были заперты, и женщина, встречающая посетителей в ресторане, объяснила, что двери не откроются до девяти часов. Очевидно, полицейские сочли запертые двери надежной преградой и контролировали верхний вестибюль, лестницы и главный выход. Поскольку Малоун зарегистрировался под вымышленной фамилией, обыскивать все номера было непрактично. Проще ждать, чтобы он вышел из лифта и угодил им в руки.
Но они не знали Кассиопею Витт.
Она изложила Малоуну по телефону свой план побега. Он покачал головой, потом сказал:
– Отлично. Почему бы нет?
Двери лифта открылись.
Малоун вышел, повернул налево и направился к главной регистратуре, собираясь еще раз повернуть влево и спуститься по лестнице на нижний этаж. Он понимал, что это ему не удастся, и, как предсказывала Кассиопея, справа появились трое полицейских в форме и закричали, требуя остановиться.
Он повиновался.
– Коттон Малоун, – сказал старший офицер в звании капитана. – У нас есть ордер на ваш арест.
– Я знаю, у меня много неоплаченных извещений о штрафе. Я рву их. Делать этого не стоит, но…
– Заведи руки за спину, – приказал другой полицейский.
Кассиопея видела, как служитель подъехал на мотоцикле. «Хонда NT700V», оснащенная восьмиклапанным двигателем V-twin с жидкостным охлаждением и рабочим объемом 680 кубических сантиметров, ездить на ней одно удовольствие, и парень, похоже, был доволен поездкой со стоянки. Он слез, оставив двигатель работающим, и держал машину, весящую двести с лишним килограммов, пока Кассиопея садилась.
Она протянула ему пятидесятидолларовую ассигнацию.
Парень с благодарностью кивнул.
Перед въездными воротами у нее на пути стояли две полицейские машины, еще одна была позади, все водители сидели на местах. Кассиопея увидела, что один полицейский оценивающе смотрит на ее зад – обтягивающие джинсы сделали свое дело.
– Сделай для меня кое-что, – обратилась она к парню.
– Что именно?
Она указала на одну из стеклянных дверей, ведущих в вестибюль.
– Можешь подержать ее открытой?
Малоун повернулся и исполнил приказ полицейского. Главное, что пистолеты оставались в кобурах, и пока никто не выхватывал оружия.
– Что это значит? – спросил он.
– Ты интересный тип, – сказал первый, стиснув запястья Малоуна. – Федералы хотят поговорить с тобой.
– Почему их здесь нет? – спросил Малоун.
Запястья оказались сжаты сильнее.
– Коттон[6], – сказал еще один полицейский. – Откуда у тебя такое имя?
Стеклянная дверь в пятидесяти футах справа открылась, и рычание мотоцикла стало громче.
– Долгая история, – ответил он, увидев сидящую на мотоцикле Кассиопею.
И улыбнулся.
Ее нельзя было не любить.
Кассиопея дала мотору мощностью шестьдесят пять лошадиных сил полный газ и увидела в зеркало заднего обзора, что полицейский позади все еще больше интересуется ее задом, чем тем, куда она может ехать. На парня, стоявшего в десяти метрах и державшего дверь открытой, он явно не обращал никакого внимания.
Кассиопея повернула руль вправо, выжала муфту сцепления и переключила скорость. Колеса завертелись, мотоцикл накренился вправо, выпрямился и помчался через открытую дверь в вестибюль.
Нокс стоял перед компанией, которая собралась во дворе перед тюрьмой ровно в семь. Присутствовало двести четыре человека из двухсот четырнадцати, отсутствующих оправдывало то, что они находились за пределами города. Одно правило было соблюдено. Приказ общего сбора нельзя было не выполнить.
Поскольку никого из троих детей Хейла в имении не находилось, собрание можно было провести скрытно. Передние ворота были заперты, за ними наблюдали служащие в доме охраны, наказание они наблюдали по видеосистеме. Здесь была священная земля. Здесь проходили собрания со времен образования Содружества. В течение двухсот пятидесяти лет тысячи людей стояли и слушали объявления, хоронили капитанов, избирали квартирмейстеров или, как сегодня, становились свидетелями наказания.
Нокс лично наблюдал за приготовлениями заключенного, убедился, что руки его связаны, а рот заткнут. Он не хотел никаких выкриков или речей. Дело должно было закончиться без проволочки.
Но его встревожило сообщение тюремщика. Заключенный потребовал разговора наедине с Хейлом, и капитан согласился, провел с этим человеком несколько минут.
Тревожно. Вне всякого сомнения.
Он обратил взгляд на четырех капитанов, собравшихся в дальнем конце двора. Заключенный был привязан к сосновому столбу в центре, компания собралась в другом конце.
Нокс вышел вперед.
– Этого человека судили и уличили в измене. Приговорили к смерти.
Читать бесплатно другие книги:
