Занавес. Последнее дело Пуаро Кристи Агата
Я повиновался.
– Расскажите мне о других людях, живущих в этом доме, – попросил я. – Если только они вам знакомы.
– Я знаю Латтреллов всю свою жизнь. Грустно, что они вынуждены заниматься такими вещами, особенно жаль его. Он славный. И она лучше, чем вам кажется. Ей приходилось жаться и экономить всю жизнь, вот почему она стала несколько… скажем так – хищной. Когда постоянно приходится на всем выгадывать, это в конце концов сказывается. Единственное, что мне в ней не нравится, – ее экзальтированность.
– Расскажите мне что-нибудь о мистере Нортоне.
– Рассказывать особенно нечего. Он очень милый, довольно застенчивый и, пожалуй, немного глуповатый. Никогда не отличался крепким здоровьем. Он жил вместе с матерью – сварливой недалекой гусыней. Думаю, Нортон был у нее в полном подчинении. Несколько лет тому назад она умерла. Он хорошо разбирается в птицах, цветах и все такое прочее. Нортон очень добрый, и он из тех, кто много видит.
– В свой бинокль, хотите вы сказать?
Мисс Коул улыбнулась:
– О, я выразилась не в буквальном смысле. Я имела в виду, что он многое замечает. Как и большинство тихих людей. Он не эгоистичен и очень внимателен ко всем, но в какой-то мере это неудачник, если вы понимаете, что я имею в виду.
Я кивнул:
– О да, я понимаю.
Внезапно в голосе Элизабет Коул снова зазвучала горькая нота:
– Именно это угнетает в подобных местах. Пансионы, хозяева которых – люди благородного происхождения, сломленные жизнью. Там полно неудачников – людей, которые ничего не достигли и никогда ничего не добьются, которые… которые потерпели фиаско. Старых и усталых, конченых людей.
Ее голос замер. Глубокая печаль проникла мне в душу. Как это верно! У тех, кто собрался здесь, нет будущего. Седые головы, отлюбившие сердца, утраченные мечты. Я сам, пребывающий в тоске и одиночестве. Женщина возле меня, исполненная горечи и разочарования. Доктор Франклин, энергичный и честолюбивый, планы которого срываются, и его жена, изнуренная болезнью. Тихий маленький Нортон, который, прихрамывая, бродит по окрестностям и наблюдает за птицами. Даже Пуаро, когда-то блистательный Пуаро, теперь прикованный к инвалидному креслу старик.
В прежние времена все было иначе – в те дни, когда я впервые приехал в Стайлз. Эта мысль была так печальна, что я не сдержался и с губ моих сорвался горестный стон.
Моя собеседница поспешно спросила:
– Что такое?
– Ничего. Просто меня поразил контраст. Знаете, в молодости, много лет назад, я бывал здесь. Я думал сейчас о том, что многое изменилось с тех пор.
– Понятно. Значит, это был счастливый дом? Все были счастливы здесь?
Любопытно, как иногда мысли сменяют одна другую, словно стеклышки в калейдоскопе. Это произошло со мной сейчас. Замелькали картины давних событий. И наконец мозаика сложилась в правильный рисунок.
Мне дорого было само по себе прошлое, а не его реальные события. Потому что даже тогда, в то далекое время, в Стайлз не было счастья. В памяти вставали бесстрастные факты. Мой друг Джон и его жена, оба несчастные, недовольные жизнью, которую вынуждены были вести. Лоренс Кэвендиш, погруженный в меланхолию. Юная Сэнди, жизнерадостность которой омрачалась ее зависимым положением. Инглторп, женившийся на богатой женщине ради ее денег. Нет, никто из них не был счастлив. Этот дом не знал радости.
Я сказал мисс Коул:
– Я поддался обманчивому чувству ностальгии. Этот дом никогда не был счастливым. И сейчас тоже. Все здесь несчастны.
– Нет, нет. Ваша дочь…
– Джудит не счастлива, – возразил я и вдруг отчетливо понял это.
Да, Джудит не была счастлива.
– Вот и Бойд Каррингтон, – неуверенно продолжал я. – На днях он говорил, что очень одинок. Однако, несмотря на это, мне кажется, что он наслаждается жизнью: у него есть дом и еще много всего.
Мисс Коул ответила довольно резко:
– О да, но ведь сэр Уильям другой. Мы не чета ему. Он пришел сюда из другого мира – мира успеха и независимости. Он преуспел в жизни и сознает это. Он не из числа… покалеченных.
Меня удивило выбранное ею определение. Я озадаченно взглянул на свою собеседницу.
– Какое странное слово пришло вам на ум! Отчего, не поясните ли?
– Потому что, – с неожиданным ожесточением ответила мисс Коул, – это именно так и есть. Во всяком случае, в отношении меня. Я покалечена.
– Я вижу, что вы были очень несчастны, – мягко произнес я.
– Вы ведь не знаете, кто я, не так ли? – Она посмотрела мне прямо в лицо.
– Э-э… я знаю вашу фамилию…
– Коул – не моя фамилия. Вернее, это фамилия моей матери. Я взяла ее… после.
– После?
– Моя настоящая фамилия Личфилд.
В первое мгновение эта фамилия показалась мне просто смутно знакомой. Потом я вспомнил:
– Мэтью Личфилд.
Она кивнула:
– Я вижу, вы в курсе. Именно это я имела в виду. Мой отец был душевнобольным человеком и тираном. Он запрещал нам жить нормальной жизнью. Мы не могли пригласить в дом друзей. Он почти не давал нам денег. Мы жили как в тюрьме.
Она запнулась, в ее красивых темных глазах застыла печаль.
– А потом моя сестра… моя сестра…
– Пожалуйста, не надо… не продолжайте. Это слишком мучительно для вас. Я знаю эту историю. Нет необходимости мне рассказывать.
– Но вы не знаете. Не можете знать. Мэгги! Это непостижимо, невероятно. Я знаю, она пошла в полицию и созналась. Но иногда мне все же не верится! Порой мне кажется, что это неправда… что это не так… не так, как она сказала.
– Вы имеете в виду… – осторожно начал я, – что факты… факты расходятся с…
Мисс Коул резко оборвала меня:
– Нет, нет. Дело не в этом. Дело в самой Мэгги. Это на нее не похоже. Это была не… не Мэгги!
Я с трудом заставил себя промолчать. Еще не пришло то время, когда я смогу сказать ей: «Вы правы. Это была не Мэгги…»
Глава 10
Было около шести часов, когда на тропинке показался полковник Латтрелл. На плече у него было ружье, в руках – пара убитых диких голубей.
Он вздрогнул, когда я его окликнул: вероятно, был удивлен, увидев нас здесь.
– Привет! Что это вы тут делаете? Эта полуразрушенная беседка не очень-то безопасное место, знаете ли. Она вот-вот рухнет. Может упасть вам на голову. Боюсь, вы там испачкаетесь, Элизабет.
– О, все в порядке. Капитан Гастингс великодушно пожертвовал своим носовым платком ради того, чтобы я не запачкала платье.
– О, в самом деле? – пробормотал полковник. – Ну что же, прекрасно.
Он стоял, пощипывая себя за усы. Мы подошли к нему.
Казалось, мысли Латтрелла витали где-то далеко. Наконец он очнулся и сказал:
– Пытался подстрелить этих проклятых диких голубей. Знаете, от них столько вреда!
– Я слышал, вы прекрасный стрелок, – заметил я.
– Да? Кто вам это сказал? О, Бойд Каррингтон. Когда-то был – да, был. Но сейчас уже не тот. Годы сказываются.
– Зрение, – предположил я.
– Чепуха, – решительно возразил он. – Зрение ничуть не ухудшилось. Нет, конечно, читаю в очках, но вдаль вижу нисколько не хуже. – Он повторил: – Да, нисколько не хуже. Впрочем, какое это имеет значение… – Голос его пресекся, потом он пробормотал что-то еще невнятное.
Мисс Коул огляделась и сказала:
– Какой прекрасный вечер.
Она была совершенно права. Солнце клонилось к западу, и в его закатном свете темно-зеленая листва деревьев приобретала золотистый оттенок. Это был спокойный и безмятежный, истинно английский вечер – о таких вечерах вспоминают, находясь в далеких тропических странах. Я высказал эту мысль.
Полковник Латтрелл с жаром согласился:
– Да-да, я, знаете ли, часто думал о таких вот вечерах – там, в Индии. Предвкушал то время, когда выйду в отставку и где-нибудь поселюсь.
Я кивнул. Он продолжил изменившимся голосом:
– Да, вернусь домой и поселюсь где-нибудь. Но никогда не бывает так, как представляешь себе… нет, никогда.
Я подумал, что это особенно верно в его случае. Он никогда не мог себе представить, что станет хозяином пансиона и будет стараться, чтобы его заведение приносило доход. А рядом будет вечно недовольная жена, которая постоянно ворчит и придирается к нему.
Мы медленно пошли к дому. На веранде сидели Нортон и Бойд Каррингтон. Мы с полковником присоединились к ним, а мисс Коул вошла в дом.
Мы немного поболтали, и полковник как будто приободрился и пару раз пошутил. Он казался оживленнее и увереннее в себе, чем обычно.
– Какой жаркий сегодня день, – заметил Нортон. – Очень пить хочется.
– Давай-ка выпьем, ребята. За счет заведения, а? – с готовностью радостно предложил полковник.
Мы с благодарностью приняли это предложение. Латтрелл поднялся и вошел в дом.
Мы сидели как раз под окном столовой, и оно было открыто.
Мы услышали, как полковник открывает буфет. Затем скрипнул штопор и раздался хлопок – пробка вылетела из бутылки.
И тут громко прозвучал визгливый голос миссис Латтрелл:
– Что это ты делаешь, Джордж?
Полковник ответил шепотом. Мы могли расслышать лишь отдельные слова: «Ребята на веранде…», «выпить…».
Резкий сварливый голос продолжал с негодованием:
– Ты не сделаешь ничего подобного, Джордж. Что за идеи! О каких доходах может идти речь, если ты будешь всех угощать выпивкой? Здесь за выпивку платят. У меня есть голова на плечах, если у тебя ее нет. Да если бы не я, ты бы завтра же обанкротился! Я одна кое-что смыслю в делах. Мне приходится следить за тобой, как за ребенком. Да, как за ребенком. У тебя совершенно нет здравого смысла. Дай мне эту бутылку. Отдай ее мне, я сказала.
Полковник снова забормотал что-то, протестуя. Миссис Латтрелл ответила ворчливым тоном:
– А мне все равно, слышат они или нет. Бутылка отправится обратно в буфет, и я его запру.
Мы услышали, как ключ поворачивается в замке.
– Ну вот. Теперь все в порядке.
На этот раз голос полковника прозвучал более отчетливо:
– Ты заходишь слишком далеко, Дейзи. Я этого не потерплю.
– Ты не потерпишь? Да кто ты такой, хотела бы я знать? Кто управляет домом? Я. И не забывай об этом.
Послышалось шуршание материи, и миссис Латтрелл, очевидно, вылетела из комнаты. Прошло несколько минут, прежде чем полковник вновь появился на веранде. Казалось, за это время он постарел и совсем сник.
Каждый из нас в душе сочувствовал ему и охотно прикончил бы миссис Латтрелл.
– Ребята, мне очень жаль, – сказал он каким-то неестественным голосом. – Похоже, у нас кончилось виски.
Полковник, вероятно, догадался, что мы невольно подслушали сцену в столовой. В любом случае он вскоре понял бы это по нашему поведению, поскольку мы пришли в полное замешательство. Нортон вначале поспешно заявил, что вообще-то он не хотел пить – ведь скоро обед, не так ли? – а затем, нарочито сменив тему, начал что-то бессвязно лепетать. Положение было в высшей степени безнадежное. Меня словно парализовало, а Бойд Каррингтон, единственный из нас, кто мог бы как-то сгладить ситуацию, не сумел прорваться из-за болтовни Нортона.
Уголком глаза я увидел, как миссис Латтрелл шагает по тропинке, вооружившись перчатками и тяпкой. Конечно, она была деловой женщиной, но в тот момент я испытывал к ней недобрые чувства. Ни одно человеческое существо не имеет права унижать себе подобное.
Нортон все еще продолжал оживленно болтать. Взяв в руки голубя, он рассказал нам, как над ним смеялись в школе, когда его стошнило при виде убитого кролика. Затем он перешел к куропаткам и охотничьим угодьям, поведав нам длинную и довольно неинтересную историю о несчастном случае, который произошел в Шотландии, – там был убит загонщик. Мы принялись обсуждать разные несчастные случаи на охоте, которые знали, и Бойд Каррингтон, откашлявшись, начал:
– Довольно забавная история случилась как-то с моим денщиком, ирландским парнем. Поехал в отпуск в Ирландию. Когда он вернулся, я спросил, хорошо ли он провел отпуск.
«Чтоб мне лопнуть, ваша честь, лучший отпуск в моей жизни!» – «Я рад», – говорю я, несколько удивленный его энтузиазмом. «Вот уж точно славный был отпуск! Я застрелил своего брата». – «Ты застрелил своего брата?» – ужаснулся я. «Ага, застрелил. Давненько мне хотелось это сделать. И вот стою это я на крыше в Дублине, и как вы думаете, кто идет по улице? Мой брат. А у меня в руках винтовка. Грех хвастаться, но выстрел был что надо! Срезал его чисто, как птицу. Ну и повеселился я, приятно вспомнить!»
Бойд Каррингтон хорошо рассказал эту историю, подчеркивая комические эффекты, и все мы рассмеялись и почувствовали себя более непринужденно. Когда он встал и удалился, сказав, что должен принять ванну перед обедом, Нортон выразил наши общие чувства, воскликнув:
– Какой он прекрасный человек!
Я согласился, а Латтрелл сказал:
– Да, да, хороший парень.
– Насколько я понимаю, ему всегда сопутствовал успех, – продолжал Нортон. – Все ему удавалось. У него ясная голова, и он знает, чего хочет, – это человек действия. Поистине баловень судьбы.
Латтрелл медленно произнес:
– Да, есть такие люди. Все им удается. У них не бывает осечки. Некоторым достается вся удача.
Нортон отрицательно помотал головой.
– Нет-нет, сэр. Дело не в удаче. – И он с выражением процитировал: – «Не в наших звездах, милый Брут, но в нас самих».
– Возможно, вы правы, – ответил Латтрелл.
Я поспешно вмешался:
– Во всяком случае, ему повезло, что он унаследовал Нэттон. Какое имение! Но ему, конечно, надо жениться. Одному ему будет там одиноко.
Нортон рассмеялся:
– Жениться и поселиться там? А вдруг жена будет им помыкать…
Это было просто не к месту сказано. Любому могла прийти в голову такая мысль, но в данных обстоятельствах она прозвучала ужасно. Нортон, сразу осознав это, попытался взять свои слова обратно, смешался, стал запинаться и наконец замолчал, чем только усугубил общую неловкость.
Мы с ним заговорили одновременно. Я высказал какое-то идиотское замечание относительно вечернего освещения. Нортон предложил сыграть в бридж после обеда.
Полковник Латтрелл, казалось, не слышал нас. Он произнес каким-то странным бесстрастным тоном:
– Нет, Бойдом Каррингтоном не будет помыкать жена. Он не из тех, кто позволяет собой помыкать. С ним все в порядке. Он мужчина!
Наступила неловкая пауза. Затем Нортон снова начал что-то лепетать о бридже. В это время у нас над головой с шумом пролетел большой дикий голубь и уселся на ветку дерева поблизости.
Полковник Латтрелл схватил свое ружье со словами:
– Сейчас я тебя, разбойника!
Но не успел он прицелиться, как птица снова взлетела и скрылась за деревьями, так что ее невозможно было подстрелить.
Однако в этот момент внимание полковника привлекло движение на дальнем склоне.
– Черт побери, там кролик обгладывает кору с молодых фруктовых деревьев, хотя, по-моему, я огородил это место проволокой.
Он поднял винтовку и выстрелил, и тут…
Раздался пронзительный женский крик, который перешел в ужасный хрип.
Ружье выпало из рук полковника, он ссутулился, рука потянулась к губе.
– Боже мой, это Дейзи!
Я уже бежал по лужайке. Нортон следовал за мной. Добежав до того места, я опустился на колени. Это была миссис Латтрелл. По-видимому, она, присев, подвязывала один из фруктовых саженцев. Трава там была высокая, так что я понял, почему полковник не разглядел жену, а лишь заметил движение в траве, – ему помешали солнечные блики. Пуля угодила миссис Латтрелл в плечо, хлынула кровь.
Я наклонился, чтобы осмотреть рану, затем поднял глаза на Нортона. Он стоял прислонившись к дереву, совершенно зеленый. Казалось, его сейчас стошнит. Нортон произнес извиняющимся тоном:
– Я не переношу вида крови.
Я резко сказал:
– Немедленно позовите Франклина. Или сестру.
Первой появилась сестра Крейвен. Она прибежала невероятно быстро и сразу же деловито принялась останавливать кровотечение. Вскоре примчался Франклин. Вдвоем они отнесли миссис Латтрелл в дом и уложили в постель. Франклин обработал и забинтовал рану и вызвал по телефону врача миссис Латтрелл. Сестра Крейвен осталась возле нее.
Я столкнулся с Франклином, когда тот положил трубку, закончив телефонный разговор с врачом.
– Как она?
– О, она поправится. К счастью, пуля не задела жизненно важные центры. Как это случилось?
Я рассказал. Франклин сказал:
– Понятно. Где старина Латтрелл? Неудивительно, что он выбит из колеи. Вероятно, он больше нуждается во внимании, чем она. Не сказал бы, что у него хорошо с сердцем.
Мы нашли полковника Латтрелла в курительной. Губы у него были синие, казалось, он вот-вот потеряет сознание.
– Дейзи? Она… как она? – прерывисто спросил он.
Франклин поспешил его успокоить:
– С ней все будет хорошо, сэр. Вам нечего беспокоиться.
– Я… думал… кролик… обгладывает кору. Не знаю, как я мог совершить такую ошибку. Свет бил мне в глаза.
– Такое бывает, – сухо ответил Франклин. – Мне приходилось пару раз с этим сталкиваться. Послушайте, сэр, вам нужно что-нибудь выпить для поддержания тонуса. Вы не очень хорошо себя чувствуете.
– Со мной все в порядке. Я могу… могу к ней пойти?
– Не сейчас. С ней сестра Крейвен. Но вам нечего беспокоиться. Все обошлось. Доктор Оливер скоро будет здесь, и он скажет вам то же самое.
Я оставил их вдвоем и вышел из дома. Вечер был солнечный. Джудит и Аллертон шли ко мне по тропинке. Он склонил к ней голову, и оба они смеялись.
После только что разыгравшейся трагедии эта сцена меня сильно разозлила. Я резко окликнул Джудит, и она с удивлением взглянула на меня. В нескольких словах я поведал им, что произошло.
– Какое странное происшествие, – заметила моя дочь.
По моему мнению, она могла отреагировать более взволнованно.
Поведение же Аллертона было просто возмутительным. Он вздумал шутить по поводу этой злополучной истории.
– Хороший урок для этой ведьмы! – заявил он. – Наверно, старина все это подстроил?
– Разумеется, нет, – возмутился я. – Это был несчастный случай.
– Знаю я эти несчастные случаи. Иногда они происходят чертовски кстати. Честное слово, если старик подстрелил ее умышленно, я снимаю перед ним шляпу.
– Ничего подобного, – сердито возразил я.
– Не обольщайтесь. Я знал двух мужчин, которые застрелили своих жен. Один чистил револьвер. Второй выстрелил в жену в упор. Это была шутка, сказал он. Не знал, что револьвер заряжен. И оба выкрутились. Вот повезло!
– Полковник Латтрелл не принадлежит к такому типу мужей, – холодно сказал я.
– Но вы же не станете отрицать, что это было бы благословенным избавлением, не так ли? – настаивал Аллертон. – У них не было чего-нибудь вроде ссоры, а?
Я в сердцах отвернулся, невольно почувствовав смятение. Аллертон чуть не попал в яблочко. Впервые сомнение закралось мне в душу.
Оно еще более усилилось, когда я встретил Бойда Каррингтона. Оказалось, что во время происшествия он прогуливался у озера. Когда я рассказал ему новости, он сразу же спросил:
– Вы не думаете, что он собирался застрелить ее, не правда ли, Гастингс?
– Боже упаси, мой друг!
– О, простите. Я не должен был это говорить. Просто на минуту показалось, что… Она… она его провоцировала, знаете ли.
Мы оба с минуту помолчали, вспомнив сцену, невольными свидетелями которой стали.
Я поднялся наверх, расстроенный и удрученный, и постучал в дверь Пуаро.
Он уже слышал от Куртиса, что случилось, но с нетерпением ждал подробностей. С самого приезда в Стайлз я привык докладывать Пуаро во всех деталях о своих встречах и разговорах. Таким образом мой милый старый друг был не до такой степени отрезан от окружающих. Это давало ему иллюзию, что он участвует во всех событиях. У меня всегда была хорошая память, так что я без труда мог дословно повторять разговоры.
Пуаро слушал очень внимательно. Я надеялся, что он высмеет ужасное предположение, уже завладевшее моим умом. Однако прежде, чем он успел высказать свое мнение, в дверь тихонько постучали.
Это была сестра Крейвен. Она извинилась, что помешала нам.
– Простите, но я думала, что полковник здесь. Старая леди пришла в себя и беспокоится о муже. Ей бы хотелось его увидеть. Вы не знаете, где он, капитан Гастингс? Я не хочу оставлять мою пациентку.
Я вызвался пойти поискать его. Пуаро одобрительно кивнул, а сестра Крейвен тепло поблагодарила меня.
Я нашел полковника Латтрелла в маленькой гардеробной, которую редко использовали. Он стоял, глядя в окно.
Полковник резко обернулся, когда я вошел. На его, как мне показалось, испуганном лице читался вопрос.
– Ваша жена пришла в сознание, полковник Латтрелл, и спрашивает вас.
– О! – Краска прилила к его щекам, и только тогда я понял, насколько он был бледен. Он произнес медленно, запинаясь, как глубокий старик: – Она… она меня спрашивает? Я… я иду… немедленно.
Он такой нетвердой походкой двинулся к двери, что я подошел ему помочь. Тяжело опершись о меня, полковник стал подниматься по лестнице. Я слышал его затрудненное дыхание. Как и предсказывал Франклин, потрясение оказалось для него слишком сильным.
Мы подошли к двери, где находилась раненая, и я постучал. Бодрый голос сестры Крейвен откликнулся:
– Войдите.
Все еще поддерживая старика, я ввел его в комнату. Кровать была загорожена ширмой. Мы зашли за нее.
Миссис Латтрелл выглядела очень больной – бледная, хрупкая, глаза прикрыты. Она открыла их, когда мы подошли к кровати, и прошептала, задыхаясь:
– Джордж… Джордж…
– Дейзи… моя дорогая…
Одна рука у нее была на перевязи. Другую она через силу протянула мужу. Он сделал шаг вперед и схватил ее слабую маленькую ручку.
– Дейзи… – повторил он и хрипло добавил: – Слава богу, с тобой все хорошо.
Взглянув на полковника и увидев его затуманенные слезами глаза, полные любви и тревоги, я ощутил острый стыд за наши мерзкие предположения.
Я крадучись вышел из комнаты. Инсценированный несчастный случай! Разве можно подделать искреннюю благодарность, прозвучавшую в голосе Латтрелла! Я почувствовал огромное облегчение.
Проходя по коридору, я вздрогнул от удара гонга, совершенно забыв о времени. Несчастный случай всех выбил из колеи. Только кухарка продолжала работать, как обычно, и вовремя приготовила обед.
Большинство из нас не переоделись к обеду, а полковник Латтрелл не появился. Однако миссис Франклин, на этот раз спустившаяся к столу, выглядела весьма привлекательно в бледно-розовом нарядном платье. Она, по-видимому, хорошо себя чувствовала и была в прекрасном настроении. Франклин показался мне угрюмым и погруженным в свои мысли.
После обеда Аллертон и Джудит, к моему неудовольствию, вместе удалились в сад. Я еще немного посидел, слушая, как Франклин и Нортон обсуждают тропические болезни. Даже не будучи особенно сведущ в этом вопросе, Нортон оставался внимательным и заинтересованным слушателем.
Миссис Франклин и Бойд Каррингтон беседовали на другом конце комнаты. Он показывал ей образцы занавесей и драпировочных тканей.
Элизабет Коул, казалось, была поглощена книгой. У меня сложилось впечатление, что она слегка смущена и избегает меня. Возможно, это естественно после ее признаний днем. Тем не менее это меня огорчило, и я надеялся, что она не сожалеет о своей откровенности. Мне бы хотелось дать ей понять, что я ценю ее доверие и не стану им злоупотреблять. Однако она не предоставила мне такой возможности.
Через некоторое время я поднялся к Пуаро.
Я увидел там полковника Латтрелла, который сидел в кругу света, отбрасываемого маленькой электрической лампочкой – единственной, которая была включена.
Он говорил, а Пуаро слушал. Полагаю, полковник разговаривал скорее сам с собою, нежели со своим собеседником.
– Я так хорошо помню… да, это был охотничий бал. Она была в платье из белой материи… по-моему, тюль. Оно так и кружилось вокруг нее. Такая хорошенькая девушка – я влюбился в нее с первого взгляда. И сказал себе: «Вот девушка, на которой я женюсь». И, черт возьми, так и сделал. И она была ужасно остроумная – такая живая и острая на язык. Никогда не лезла за словом в карман, благослови ее бог.
Он издал смешок.
Я мысленно представил себе эту картину. Юная Дейзи Латтрелл с дерзким лицом и острым язычком – очаровательная в то время, но с годами ставшая сварливой.
Однако сегодня вечером полковник Латтрелл думал о той молодой девушке, о своей первой любви. О своей Дейзи.
И снова я устыдился того, что мы говорили всего несколько часов тому назад.
Конечно, когда полковник Латтрелл наконец ушел спать, я рассказал обо всем Пуаро.
Он слушал очень спокойно. Выражение лица у него оставалось непроницаемым.
– Значит, вот что вы думали, Гастингс? Что выстрел был сделан нарочно?
– Да. Теперь мне стыдно…