Занавес. Последнее дело Пуаро Кристи Агата

Глава 14

Как это ни бьет по моему самолюбию, я вынужден признаться, что в ответственный момент сплоховал.

Дело в том, что, сидя в ожидании Аллертона, я заснул!

Полагаю, тут нет ничего удивительного. Я очень плохо спал ночью накануне. Провел целый день на воздухе. Был измотан тревогой и нервным напряжением, ценой которого мне далось решение сделать то, что я собирался. И все это происходило в гнетущей предгрозовой атмосфере. Возможно, сыграло свою роль и неимоверное усилие, дабы сосредоточиться.

Так или иначе, это случилось. Я уснул в своем кресле, а когда проснулся, за окном щебетали птицы и светило солнце. Я сидел в неудобной позе, мятом костюме. Во рту был неприятный вкус, голова раскалывалась.

В первый момент я был сконфужен, растерян, противен самому себе, но затем испытал чувство огромного облегчения.

Кто это написал: «Самый мрачный день, если пережить его до завтра, закончится»? Как это верно! Сейчас, на свежую голову, я ясно видел, как перевозбужден и не прав был вчера. Вел себя как в мелодраме, утратив всякое чувство меры. Я вознамерился убить другого человека.

Тут мой взгляд упал на стакан с виски, стоявший передо мной. Вздрогнув, я встал и, развернув занавеси, вылил его в окно. Должно быть, вчера вечером я сошел с ума!

Я побрился, принял ванну и оделся. Затем, почувствовав себя гораздо лучше, пошел к Пуаро. Как мне было известно, он очень рано просыпался. Я сел и чистосердечно все ему выложил.

Это было большим облегчением.

Он с мягкой укоризной покачал головой.

– Ах, какие глупости приходят вам в голову! Я рад, что вы пришли ко мне исповедаться в своих грехах. Но почему же, мой дорогой друг, вы не сделали это вчера вечером и не рассказали, что задумали?

Я сконфуженно признался:

– Наверно, я боялся, что вы попытаетесь меня остановить.

– Конечно, я бы вас остановил. Да уж, непременно. Неужели вы думаете, мне бы хотелось увидеть, как вас повесят, и все из-за этого крайне неприятного типа, майора Аллертона?

– Меня бы не поймали, – возразил я. – Я принял необходимые меры предосторожности.

– Так думают все убийцы. И вы не исключение! Но позвольте вам заметить, mon ami, вы были не так хитроумны, как вам кажется.

– Я был очень предусмотрителен. Я стер свои отпечатки пальцев с пузырька.

– Совершенно верно. Вы также стерли отпечатки пальцев Аллертона. И вот когда его нашли бы мертвым, то, конечно, произвели бы вскрытие. Тут выясняется, что он умер от слишком большой дозы сламберила. Принял ли он ее случайно или умышленно? Tiens[25], на пузырьке нет его отпечатков пальцев. Но почему же? Будь это несчастный случай или самоубийство, у него не было никаких причин стирать их. И тогда производят анализ оставшихся таблеток и выясняют, что почти все они заменены аспирином.

– Но практически у всех есть аспирин, – неуверенно пробормотал я.

– Да, но не у всех есть дочь, которую Аллертон преследует с бесчестными намерениями – если использовать фразу из старомодной драмы. А за день до того у вас с дочерью произошла из-за этого ссора. Два человека – Бойд Каррингтон и Нортон – могут подтвердить под присягой, что вы питали недобрые чувства к Аллертону. Нет, Гастингс, это выглядело бы весьма подозрительно. Внимание сразу же сфокусировалось бы на вас, а к тому времени, вероятно, вы испытывали бы такое чувство страха – или мучились угрызениями совести, – что какой-нибудь дельный инспектор полиции совершенно определенно решил бы, что вы – преступник. Я даже не исключаю возможности, что кто-то видел, как вы подменили таблетки.

– Не может быть. Поблизости никого не было.

– За окном – балкон. Кто-нибудь мог там находиться и заглянуть в окно. Или, как знать, кто-то мог подглядывать в замочную скважину.

– У вас, Пуаро, все время на уме замочные скважины. Вам кажется, что люди только и делают, что подглядывают в них.

Пуаро прикрыл глаза и заметил, что я по своей природе слишком доверчив.

– И позвольте сказать вам, в этом доме происходят весьма странные вещи с ключами. Лично мне спокойнее, когда моя дверь заперта изнутри, даже если добрый Куртис находится в соседней комнате. Вскоре после того, как я сюда приехал, исчез мой ключ, причем бесследно! Нужно было сделать другой.

– Ну что ж, в любом случае, – сказал я с глубоким вздохом облегчения, поскольку мои мысли все еще были заняты собственными бедами, – из моей затеи ничего не вышло. Ужасно, что можно дойти до такого. – Я понизил голос: – Пуаро, вы не думаете, что из-за… из-за того давнего убийства в воздухе витает что-то вроде заразы?

– Вы хотите сказать, вирус убийства? Ну что же, это интересное предположение.

– Дома имеют свою особую атмосферу, – задумчиво произнес я. – У этого дома плохая история.

Пуаро кивнул.

– Да, здесь были люди – несколько человек, – которые очень сильно желали, чтобы кто-то другой умер. Это верно.

– Я верю, что это некоторым образом заражает. Но теперь посоветуйте, Пуаро, что мне делать, – я имею в виду Джудит и Аллертона. Это нужно каким-то путем остановить. Как вы думаете, что мне предпринять?

– Ничего, – решительно отрезал Пуаро.

– О, но…

– Поверьте мне, вы наделаете меньше вреда, если не станете вмешиваться.

– Если бы мне крупно поговорить с этим Аллертоном…

– Что вы можете сказать или сделать? Джудит двадцать один год, и она сама себе хозяйка.

– Но мне кажется, я смогу…

– Нет, Гастингс, – перебил меня Пуаро. – Не воображайте, что вы достаточно умны или у вас достаточно авторитета или хитрости, чтобы навязать свою волю одному из этих двух людей. Аллертон привык иметь дело с разгневанными отцами, чувствующими свое бессилие, и смеяться над ними ему, вероятно, доставляет удовольствие. Джудит же не из тех, кого можно запугать. Уж если бы я советовал вам что-либо, так это – поступить совсем иначе. На вашем месте я бы доверял ей.

Я озадаченно уставился на него.

– Джудит, – продолжал Эркюль Пуаро, – сделана из прекрасного материала. Я ею восхищаюсь.

Я ответил неверным голосом:

– Я тоже ею восхищаюсь. Но я за нее боюсь.

Пуаро вдруг энергично потряс головой.

– Я тоже за нее боюсь. Но не так, как вы. Я ужасно боюсь. И я бессилен – или почти бессилен. А время идет. Существует опасность, и она очень близко.

Я не хуже Пуаро знал, что опасность очень близко. У меня было даже больше оснований тревожиться, чем у него, благодаря разговору, подслушанному накануне вечером.

Тем не менее я размышлял над фразой Пуаро, спускаясь к завтраку. «На вашем месте я бы доверял ей».

Она вспомнилась мне неожиданно, но дала странное чувство покоя. И чуть ли не сразу подтвердилась правота этой фразы. Потому что Джудит явно изменила свое решение уехать сегодня в Лондон.

Вместо этого она, как обычно, после завтрака отправилась с Франклином в лабораторию, и было ясно, что они проведут там трудный день и им предстоит большая работа.

У меня словно гора с плеч свалилась. Я возблагодарил бога. Каким безумным и отчаявшимся я был вчера вечером! Предположил – причем со всей определенностью, – что Джудит приняла недвусмысленное предложение Аллертона. Но сейчас я осознал, что не слышал, как она согласилась. Нет, она слишком незаурядна и порядочна, чтобы сдаться. Она отказалась от этого свидания.

Как мне стало известно, Аллертон рано позавтракал и уехал в Ипсуич. Значит, он следует плану и, по-видимому, считает, что Джудит приедет в Лондон, как было условлено.

«Ну что же, – злорадно подумал я, – его ждет разочарование».

Появился Бойд Каррингтон и довольно брюзгливо заметил, что у меня весьма бодрый вид сегодня утром.

– Да, – ответил я. – У меня добрые новости.

Он сказал, что не может похвалиться тем же. У него был нудный телефонный разговор с архитектором, какие-то проблемы со строительством; местный маркшейдер вел себя по-хамски. И удручающие письма. К тому же он боится, что позволил миссис Франклин вчера переутомиться.

Миссис Франклин определенно брала реванш за вчерашний приступ бодрости. Как я узнал от сестры Крейвен, сегодня она была совершенно невыносима.

Сестре Крейвен пришлось отказаться от своего выходного, который был ей обещан, что весьма испортило ей настроение, так как сорвалась встреча с друзьями. С раннего утра миссис Франклин требовала то нюхательную соль, то грелки, то какую-то особую еду и питье и не отпускала сестру из комнаты. Она жаловалась на невралгию, боли в сердце, судороги в руках и ногах, озноб и бог знает на что еще.

Должен сказать, что ни я и никто другой не были по-настоящему встревожены. Мы приписывали все это склонности миссис Франклин к ипохондрии.

Сестра Крейвен и доктор Франклин так же, как и все, не придавали значения поведению миссис Франклин.

Последнего вызвали из лаборатории. Он выслушал жалобы жены, спросил, не хочет ли она, чтобы пригласили местного доктора (это предложение миссис Франклин яростно отвергла). Затем доктор Франклин дал жене транквилизатор, успокоил ее, как мог, и снова вернулся к своей работе.

Сестра Крейвен сказала мне:

– Он знает, конечно, что она просто капризничает.

– Вы не думаете, что у нее действительно что-то не так?

– Температура нормальная, пульс прекрасный. Просто поднимает шум по пустякам, если хотите знать мое мнение.

Она была раздражена и говорила менее осторожно, чем обычно.

– Ей нравится мешать другим радоваться жизни. Она бы хотела, чтобы муж волновался, я прыгала вокруг нее и даже сэр Уильям чувствовал себя негодяем из-за того, что «переутомил ее вчера». Она из таких.

Сестра Крейвен явно считала, что сегодня ее пациентка невыносима. Насколько я понял, миссис Франклин действительно крайне грубо с ней обращалась. Она была из тех женщин, которых медицинские сестры и слуги интуитивно недолюбливают – не столько из-за беспокойства, которое она причиняет, сколько из-за того, как при этом себя ведет.

Итак, как я говорил, никто из нас не отнесся серьезно к нездоровью миссис Франклин.

Единственное исключение составлял Бойд Каррингтон, слонявшийся вокруг с трогательным видом маленького мальчика, которого выбранили.

Сколько раз после этого я снова и снова перебирал события того дня, пытаясь вспомнить что-то упущенное в тот момент – какой-то крошечный забытый эпизод, ускользнувшую от внимания деталь. Я пытался вспомнить, как именно вел себя в тот день каждый – как обычно или выказывая волнение.

Позвольте мне еще раз изложить в точности, что я помню о каждом.

Бойд Каррингтон, как я уже сказал, чувствовал себя неуютно, и у него был виноватый вид. По-видимому, он считал, что накануне увлекся и, как настоящий эгоист, не подумал о хрупком здоровье своей спутницы. Он пару раз поднимался наверх, чтобы осведомиться, как себя чувствует Барбара Франклин, и сестра Крейвен, пребывавшая не в лучшем расположении духа, была с ним резка. Он даже побывал в деревне и купил коробку шоколадных конфет. Ее отослали обратно. «Миссис Франклин не выносит шоколада».

Бойд Каррингтон, который был безутешен, открыл коробку в курительной, где были мы с Нортоном. Мы втроем угостились в унылом молчании.

Нортону, как мне теперь кажется, в то утро определенно не давала покоя какая-то мысль. Он был задумчив, и пару раз я заметил, как он хмурит брови, словно чем-то озадаченный.

Он любил шоколад и теперь с рассеянным видом поглощал его в большом количестве.

Погода испортилась. С десяти часов шел дождь.

Он не навеял меланхолию, как это иногда бывает в хмурую погоду. Скорее дождь принес всем нам облегчение.

Около полудня Куртис спустил вниз Пуаро, и тот уютно устроился в гостиной. Здесь к нему присоединилась Элизабет Коул. Она играла для него на рояле. У нее была приятная манера исполнения. Элизабет играла Баха и Моцарта – любимых композиторов моего друга.

Франклин и Джудит пришли из сада примерно без четверти час. Джудит была бледна и держалась как-то скованно. Она почти все время молчала, с рассеянным видом озиралась, словно во сне, и вскоре ушла. Франклин посидел с нами. У него тоже был усталый и отсутствующий вид, и нервы, похоже, были на пределе.

Помнится, я сказал что-то насчет того, что дождь приносит облегчение, и доктор Франклин поспешно отозвался:

– Да. Бывает такое время, когда что-то должно разрешиться…

При этом у меня почему-то сложилось впечатление, что он говорил не только о погоде. Как всегда неуклюжий, он налетел на стол, и половина шоколадных конфет высыпалась на пол. С встревоженным видом доктор Франклин извинился – очевидно, перед коробкой.

– О, простите.

На сей раз мне почему-то не показалось это смешным. Он поспешно наклонился и принялся собирать рассыпанные конфеты.

Нортон спросил, трудное ли у него выдалось утро.

И тогда доктор вдруг улыбнулся своей мальчишеской, непосредственной улыбкой.

– Нет, нет, просто я сейчас понял, что шел неверным путем. Нужен гораздо более простой процесс. Теперь можно пойти кратчайшим путем.

Он стоял, слегка покачиваясь с пяток на носки, и в его рассеянном взгляде светилась решимость.

– Да, кратчайшим путем. Это лучше всего.

Если утром мы все были нервозные и неприкаянные, то день неожиданно прошел весьма приятно. Выглянуло солнце, в воздухе были разлиты прохлада и свежесть. Миссис Латтрелл спустили вниз, и она сидела на веранде. Она была в прекрасной форме – обаятельна и остроумна, но без излишней экспансивности и без язвительности. Подтрунивала над мужем, однако добродушно и с нежностью, а он просто сиял. Было чудесно видеть, какие у них добрые отношения.

Пуаро также позволил вывезти свое кресло на воздух. Он тоже был в прекрасном настроении. Думаю, ему было приятно, что Латтреллы так милы друг с другом. Полковник сбросил несколько лет. Он держался увереннее и реже теребил усы. И даже предложил сыграть вечером в бридж.

– Дейзи так не хватает бриджа.

– Да, в самом деле, – подтвердила миссис Латтрелл.

Нортон предположил, что это ее утомит.

– Я сыграю один роббер, – ответила миссис Латтрелл и добавила, подмигнув: – И я буду хорошо себя вести и не стану есть поедом бедного Джорджа.

– Моя дорогая, – запротестовал ее муж, – я знаю, что никудышный игрок.

– И что с того? – не соглашалась миссис Латтрелл. – Разве мне не доставляет огромное удовольствие подкусывать тебя за это?

Мы все рассмеялись. Миссис Латтрелл продолжала:

– О, я знаю свои недостатки, но не собираюсь меняться, в мои-то годы. Джорджу просто придется с этим мириться.

Полковник Латтрелл посмотрел на нее с немым обожанием.

Полагаю, именно то, что мы видели чету Латтрелл в полном согласии друг с другом, вызвало дискуссию о браке и разводе, которая имела место несколько позже, в тот же день.

Являются ли возможности, предоставляемые разводом, благом для мужчин и женщин? Или за периодом временного раздражения и охлаждения (или проблем, связанных с появлением третьего лица) часто следует возрождение истинной привязанности и былых нежных чувств?

Иногда странно наблюдать, до какой степени взгляды людей не совпадают с практикой их личной жизни.

Мой собственный брак был невероятно счастливым и удачным, и я, по сути своей человек старомодный, однако же, выступал за развод – за то, чтобы покончить с прошлым и начать все сначала. Бойд Каррингтон, потерпевший неудачу в браке, все-таки стоял за нерасторжимый брачный союз. По его словам, он питал глубочайшее почтение к институту брака. Это – основа государства.

Нортон, не связанный узами брака и не имевший опыта в этом деле, придерживался моей точки зрения. Франклин, современный ученый, как ни странно, решительно возражал против развода. Очевидно, развод был несовместим с его идеалом четкого мышления и действия. Вступая в брак, берут на себя определенную ответственность, и от нее нельзя впоследствии увиливать. Договор, сказал он, есть договор. Его заключают по доброй воле, и его следует выполнять. В противном случае возникает, как выразился Франклин, неразбериха. Полуразвязанные узлы, полураспавшиеся узы.

Доктор Франклин сидел, откинувшись в кресле, вытянув длинные ноги; он говорил:

– Человек выбирает себе жену. И он берет на себя ответственность за нее, пока она не умрет – или он.

Нортон произнес с иронией:

– А иногда – о благословенная смерть, да?

Мы засмеялись, а Бойд Каррингтон сказал:

– Не вам говорить, мой дорогой, вы никогда не были женаты.

Покачав головой, Нортон ответил:

– А теперь уже слишком поздно.

– В самом деле? – Бойд Каррингтон насмешливо взглянул на него. – Вы в этом уверены?

Именно в этот момент к нам присоединилась Элизабет Коул. Она пришла от миссис Франклин.

То ли мне это почудилось, то ли Бойд Каррингтон действительно с многозначительным видом перевел взгляд с нее на Нортона, а Нортон покраснел.

Это подало мне новую идею, и я испытующе посмотрел на Элизабет Коул. Она была еще сравнительно молода. К тому же хороша собой. Обаятельная, милая и способная сделать мужчину счастливым. В последнее время они с Нортоном проводили много времени вместе. Они сдружились, охотясь за дикими цветами и птицами. Я вспомнил, как мисс Коул говорила, что Нортон очень добр.

Ну что же, коли так, я был рад за нее. Ее голодная и унылая жизнь в девичестве будет вознаграждена безоблачным счастьем. Трагедия, которую она пережила, не станет препятствием для этого счастья. Глядя на нее, я подумал, что сейчас она выглядит гораздо счастливее и – да, веселее, чем когда я приехал в Стайлз.

Элизабет Коул и Нортон – да, это возможно.

И вдруг, без всяких к тому причин, мной овладело неясное чувство тревоги. Негоже… небезопасно планировать здесь счастье. В атмосфере Стайлз есть что-то зловещее. Я ощутил это сейчас, в эту самую минуту. И вдруг почувствовал себя старым, и усталым, и… напуганным.

Минуту спустя это чувство прошло. Кажется, никто этого не заметил, за исключением Бойда Каррингтона. Чуть позже он обратился ко мне, понизив голос:

– Что-нибудь случилось, Гастингс?

– Нет, а что?

– Ну… у вас такой вид… я не могу это объяснить.

– Просто какое-то чувство… опасение.

– Предчувствие зла?

– Да, если хотите. Чувство, как будто… что-то должно произойти.

– Забавно. Такое со мной случалось один-два раза. А есть какое-то представление, что именно?

Он пристально смотрел на меня.

Я покачал головой. Потому что у меня действительно не было каких-либо определенных опасений. Просто неожиданное ощущение тоски и страха.

В этот момент из дома вышла Джудит. Она шла медленно, высоко подняв голову. Губы плотно сжаты, лицо серьезное и прекрасное.

Я подумал, насколько она не похожа ни на меня, ни на Цинтию. Она напоминала какую-то молодую жрицу. Нортон, видно почувствовавший что-то подобное, сказал, обращаясь к Джудит:

– Вы сейчас похожи на вашу тезку перед тем, как она отрубила голову Олоферну[26].

Джудит улыбнулась, слегка приподняв брови.

– Я не могу сейчас припомнить, почему она это сделала.

– О, из самых высокомерных принципов, на благо общества.

Его несколько насмешливый тон рассердил Джудит. Покраснев, она прошла мимо Нортона и уселась рядом с доктором Франклином.

– Миссис Франклин чувствует себя гораздо лучше, – сказала Джудит. – Она хочет, чтобы все мы сегодня вечером поднялись к ней выпить кофе.

«Миссис Франклин определенно человек настроения, – подумал я, когда все мы собрались у нее наверху после ужина. – Целый день отравляла всем жизнь, а теперь – само очарование».

Она возлежала в своем шезлонге в бледно-сиреневом неглиже. Возле нее был маленький вращающийся столик-этажерка с книгами, на котором уже стоял кофейник. Ее ловкие белые пальцы совершали ритуал – она заваривала кофе, правда с небольшой помощью сестры Крейвен. Мы были здесь все – за исключением Пуаро, который всегда удалялся к себе до обеда, Аллертона, еще не вернувшегося из Ипсуича, и полковника Латтрелла с женой, которые оставались внизу.

Дразнящий аромат кофе ударил нам в нос. Обычно мы довольствовались в Стайлз какой-то бурдой, называвшейся кофе, поэтому предвкушали напиток, который миссис Франклин готовила из свежесмолотых зерен.

Франклин, сидевший по другую сторону столика, передавал жене чашки, а она наливала кофе. Бойд Каррингтон стоял в изножье софы, Элизабет Коул и Нортон – у окна, сестра Крейвен находилась на заднем плане, у изголовья кровати. Я сидел в кресле, сражаясь с кроссвордом в «Таймс», и зачитывал вопросы.

– «Она убегала от Аполлона и превратилась в дерево», – читал я. – Пять букв.

Пару минут все думали. Наконец Джудит сказала:

– Дафна.

Я продолжил:

– «Последователь одного маркиза, любившего мучить людей».

– Садист, – быстро произнес Бойд Каррингтон.

– Цитата: «И что бы ни спросил, ответит Эхо» – пропуск. Теннисон. Шесть букв.

– Тотчас, – предложила миссис Франклин. – Конечно, это правильно. «Ответит Эхо: «Тотчас».

Элизабет Коул у окна подала голос:

– Цитата из Теннисона звучит так: «И что бы ни спросил, ответит Эхо: «Смерть».

Я услышал, как за спиной кто-то судорожно вздохнул, и оглянулся. Это была Джудит. Пройдя мимо нас к окну, она вышла на балкон.

Я записал последний ответ и перешел к следующему вопросу.

– «Ревности остерегайтесь, зеленоглазой ведьмы»[27], – сказала эта особа».

– Шекспир, – сказал Бойд Каррингтон.

– Это Отелло или Эмилия? – раздумывала миссис Франклин.

– Очень длинные имена. Всего три буквы.

– Яго.

– Я уверена, что это Отелло.

– Это вообще не «Отелло». Ромео сказал эти слова Джульетте.

Мы все высказывали свое мнение. Внезапно Джудит крикнула с балкона:

– Посмотрите, падающая звезда! О, вот еще одна.

Бойд Каррингтон спросил:

– Где? Мы должны загадать желание.

Он вышел на балкон, присоединившись к Элизабет Коул, Нортону и Джудит. Сестра Крейвен тоже вышла на балкон. Они стояли там, вглядываясь в ночное небо и обмениваясь восклицаниями.

Я остался сидеть, склонившись над кроссвордом. Чего ради мне смотреть на падающую звезду? Мне нечего загадывать…

Вдруг в комнату вернулся Бойд Каррингтон.

– Барбара, вы должны выйти на балкон.

Миссис Франклин ответила ему резко:

– Нет, я не могу. Я слишком устала.

– Чепуха, Бабе! Вы должны выйти и загадать желание! – Он рассмеялся. – И не возражайте. Я отнесу вас.

И, внезапно наклонившись, он подхватил ее на руки. Она смеялась, отбиваясь:

– Билл, поставьте меня на пол! Не будьте же таким глупым.

– Маленькие девочки должны выйти и загадать желание. – И он вынес миссис Франклин на балкон.

Я еще ниже склонился над газетой. Потому что я вспоминал… Ясная тропическая ночь, кваканье лягушек… и падающая звезда. Я стоял тогда у окна, а потом, обернувшись, подхватил Цинтию на руки и вынес ее посмотреть на звезды и загадать желание…

Строчки кроссворда поплыли и затуманились у меня перед глазами.

Кто-то показался в дверях и вошел с балкона в комнату. Это была Джудит.

Джудит не должна увидеть, что у меня на глазах слезы. Это никуда не годится. Я торопливо крутанул столик-этажерку и притворился, будто ищу книгу. Я вспомнил, что видел тут старое издание Шекспира. Да, вот оно. Я начал пролистывать «Отелло».

– Что ты делаешь, папа?

Я промямлил что-то про кроссворд, а пальцы мои перелистывали страницы. Да, это был Яго.

Джудит продолжила, цитируя другой отрывок:

Ее сильный, красивый голос зазвенел.

С балкона вернулись остальные, смеясь и переговариваясь. Миссис Франклин вновь опустилась в шезлонг, Франклин сел на свой стул и помешал кофе. Нортон и Элизабет Коул, допив кофе, извинились, сказав, что обещали сыграть в бридж с Латтреллами.

Миссис Франклин выпила свой кофе и затем потребовала дать ей ее «капли». Джудит принесла их из ванной, поскольку сестра Крейвен как раз вышла.

Франклин бесцельно слонялся по комнате. Он споткнулся о маленький столик-этажерку. Его жена сказала резким тоном:

– Нельзя же быть таким неуклюжим, Джон.

– Прости, Барбара. Я задумался.

Миссис Франклин жеманно проворковала:

– Такой большой медведь, да, дорогой?

Доктор Франклин рассеянно взглянул на нее, затем проговорил: