Пассажир из Франкфурта Кристи Агата

– Вечером увидите.

– А что мы делаем вечером?

– Выходим в свет.

– Похоже, вы уже давно не были Мэри-Энн.

– Вам придется подождать, пока мы снова не отправимся куда-нибудь самолетом.

– Думаю, с точки зрения нравственности очень плохо жить так высоко.

– Вы про общество?

– Нет, я про географию. Когда живешь в замке на вершине горы и смотришь на мир сверху вниз, то невольно начинаешь презирать обычных людей, не правда ли? Ты выше всех, ты велик! Так себя чувствовал в Берхтесгадене Гитлер, и, наверное, похожее ощущение испытывают многие альпинисты, поднимаясь на вершины и глядя сверху на тех, кто остался в долинах.

– Сегодня вы должны быть осторожны, – предупредила Рената, – нам предстоит весьма рискованное предприятие.

– Вы дадите какие-нибудь инструкции?

– Вы раздражены. Вы недовольны нынешними порядками. Вы – мятежник, но только в душе. Справитесь с этой ролью?

– Можно попытаться.

Природа вокруг становилась все более дикой. Их большой автомобиль петлял по дороге, проезжая мимо горных селений, иногда вдали сверкали огни, отражаясь в реке, и блестели шпили колоколен.

– Куда мы едем, Мэри-Энн?

– В орлиное гнездо.

Машина повернула еще раз и выехала на лесную дорогу. Несколько раз Стэффорд Най вроде бы заметил мелькнувшего среди деревьев оленя или какое-то другое животное. Иногда попадались вооруженные люди в кожаных куртках, наверное лесники. И наконец их взору открылся громадный замок на скале. Отчасти он был разрушен, однако большая его часть была отремонтирована и восстановлена. Замок казался огромным и величественным, он был символом ушедшей власти, пронесенной через минувшие века.

– Раньше здесь было великое герцогство Лихтенштольц. Замок построил великий герцог Людвиг в 1790 году, – сказала Рената.

– Кто живет здесь теперь? Нынешний великий герцог?

– Нет, с ним давно разделались.

– Тогда кто же здесь живет?

– Некто, у кого есть власть, – ответила Рената.

– Деньги?

– Да, и очень много.

– Нас встретит мистер Робинсон, который примчался сюда самолетом, чтобы нас поприветствовать?

– Уверяю вас, вот уж кого вы здесь не встретите – так это мистера Робинсона.

– Жаль, – заметил Стэффорд Най. – Мне он нравится. Довольно сильная личность, правда? Кто он на самом деле, откуда он?

– Вряд ли кто-нибудь знает точно, все говорят разное. Одни считают его турком, другие – армянином, третьи – голландцем, четвертые – просто англичанином. Болтают, что его мать была черкесской рабыней, русской великой герцогиней, индийской принцессой и тому подобное. Никто ничего не знает. Мне как-то говорили, что его мать – некая мисс Маклеллан из Шотландии. Думаю, это более вероятно.

Они подъехали к высокому портику. По ступеням сошли два лакея в ливреях и нарочито глубокими поклонами приветствовали гостей. Многочисленные чемоданы унесли в дом: у них с собой было изрядное количество вещей. Стэффорд Най вначале удивлялся, зачем ему велено столько всего брать с собой, но теперь уже начинал понимать, что эти вещи могут понадобиться: например, уже сегодня вечером. Он спросил об этом свою спутницу, и та подтвердила его догадку.

Они встретились перед ужином, когда прозвучал громкий звук гонга. В холле сэр Стэффорд остановился и подождал, пока она спустится к нему по ступеням. Сейчас на ней был тщательно продуманный вечерний наряд: темно-красное бархатное платье, рубиновое ожерелье на шее и рубиновая тиара на голове. Явился лакей и проводил их к парадным дверям. Распахнув их, он объявил:

– Графиня Зерковски, сэр Стэффорд Най.

«Ну вот мы и здесь; надеюсь, мы выглядим как надо», – мысленно сказал себе сэр Стэффорд Най.

Он опустил взгляд и с удовлетворением посмотрел на сапфировые с бриллиантами запонки на своих манжетах, потом поднял глаза и чуть не ахнул: он ожидал увидеть что угодно, только не это. Перед ним был огромный зал в стиле рококо: стулья, диваны, портьеры – сплошная парча и бархат. Стены увешаны картинами, и, как любитель живописи, он почти сразу же узнал среди них бесценные полотна работы Сезанна, Матисса и, по-видимому, Ренуара.

В массивном, похожем на трон кресле восседала огромная женщина. Женщина-кит, подумал Стэффорд Най, никакое другое сравнение тут не подошло бы. Громадная, заплывшая жиром. Двойной, тройной – даже четверной подбородок. На ней было платье из ярко-оранжевого атласа, на голове – замысловатая, похожая на корону тиара из драгоценных камней. Руки, лежавшие на бархатных подлокотниках кресла, тоже были огромными: крупные, толстые руки с крупными, толстыми, бесформенными пальцами. На каждом пальце – кольцо, а в каждом кольце – огромный драгоценный камень: рубин, изумруд, сапфир, бриллиант, какой-то незнакомый бледно-зеленый камень, наверное хризопраз, желтый камень – то ли топаз, то ли бриллиант. Она ужасна, думал он. Лицо – огромная, белая, изрезанная бороздами, лоснящаяся масса жира, из которой, словно изюминки из большой булки, выглядывали два маленьких черных глаза. Очень умные глаза, они смотрели на мир, оценивая его, оценивая сэра Стэффорда, но не Ренату, заметил он. Ренату она знает. Рената оказалась здесь по вызову, по договоренности – как вам будет угодно. Ренате приказали доставить его сюда. «Зачем?» – подумал он. Он не знал зачем, но был уверен, что ей приказано было это сделать. Именно на него смотрела эта женщина; его она оценивала, о нем составляла суждение. То ли он, что ей нужно? Или, лучше сказать, то ли он, что заказал клиент?

Придется постараться выяснить, что именно ей нужно на самом деле, подумал он. Придется постараться как следует, иначе… Иначе он вполне мог представить себе, как она поднимает жирную, унизанную кольцами руку и приказывает одному из этих рослых, мускулистых лакеев: «Уберите его и сбросьте с крепостной стены». «Это нелепо, – думал Стэффорд Най. – Такого в наше время просто не бывает. Где я? В каком параде, в каком маскараде или театральном представлении я участвую?»

– Ты очень пунктуальна, дитя мое.

Это был хриплый, астматический голос, в котором когда-то звучала сила и, может быть, даже красота. Но все это осталось в прошлом. Рената шагнула вперед и присела в легком реверансе. Она взяла жирную руку и запечатлела на ней вежливый поцелуй.

– Разрешите представить вам сэра Стэффорда Ная. Графиня Шарлотта фон Вальдхаузен.

Жирная рука протянулась к нему, он склонился над ней в иностранной манере и вдруг услышал слова, которые его удивили:

– Я знаю вашу двоюродную тетушку.

Он не смог скрыть своего изумления и, увидев, что ее это позабавило, понял, что именно на такую реакцию она и рассчитывала. Она рассмеялась довольно странным, скрипучим смехом:

– Точнее, я когда-то ее знавала. Прошло много-много лет с тех пор, как мы виделись. Мы были вместе в Швейцарии, в Лозанне, еще девчонками. Матильда. Леди Матильда Болдуин-Уайт.

– Какую приятную новость я ей привезу, – сказал Стэффорд Най.

– Она старше меня. Здорова ли?

– Для ее возраста у нее вполне хорошее здоровье, хотя жалуется на артрит и ревматизм. Она живет в уединении, в деревне.

– Ну да, все это возрастные болезни. Ей следует колоть прокаин – его назначают все здешние врачи. Он дает хорошие результаты. Она знает, что вы поехали ко мне с визитом?

– Полагаю, она не имеет об этом ни малейшего представления, – отвечал сэр Стэффорд Най. – Ей только было известно, что я еду сюда на фестиваль современной музыки.

– Надеюсь, концертный зал вам понравился?

– О, необыкновенно! Настоящий дворец для проведения музыкальных фестивалей.

– Один из лучших. Ха! Старый концертный зал в Бэйрете не идет ни в какое сравнение с ним! Знаете, сколько денег ушло на его постройку? – Она назвала сумму в несколько миллионов марок.

У сэра Стэффорда захватило дух, но ему не было необходимости это скрывать. Она осталась довольна произведенным эффектом:

– Умный, сметливый человек с деньгами способен сделать все, что угодно! Создать нечто поистине замечательное.

Последние слова она произнесла с наслаждением, причмокнув губами, и этот звук показался ему противным и в то же время зловещим.

– Я это заметил, – сказал он, оглядывая стены.

– Вы любите живопись? Да, я вижу, что любите. Вот там, на восточной стене, – лучший Сезанн из всех, существующих в мире. Некоторые говорят, что – ах, я забыла название – тот, что в музее «Метрополитен» в Нью-Йорке, будто бы лучше. Гнусная ложь! Лучший Матисс, лучший Сезанн, лучшие полотна всей той великой школы живописи здесь, в моем горном дворце.

– Он удивителен, – сказал сэр Стэффорд. – Совершенно удивителен.

Принесли напитки. Хозяйка горы, заметил Стэффорд Най, ничего не пила. Может быть, подумал он, при своих габаритах опасается, как бы не подскочило давление.

– А где вы встретили это дитя? – спросила она.

Может быть, это ловушка? Он не знал, но решил рискнуть.

– В американском посольстве, в Лондоне.

– Ах да, я ведь слышала. А как поживает – ах, я забыла, как ее зовут, – Милли-Джин, наша южная наследница? Хороша, как по-вашему?

– Весьма очаровательна. В Лондоне она имеет большой успех.

– А этот унылый Сэм Кортман, посол Соединенных Штатов?

– Несомненно, он очень здравомыслящий человек, – вежливо ответил Стэффорд Най.

Она хихикнула:

– А вы тактичны, не правда ли? Ну что ж, он неплохо преуспевает. Делает все, что ему говорят, как и подобает всякому хорошему политику. К тому же быть послом в Лондоне весьма приятно. Это Милли-Джин его туда пристроила. С ее туго набитым кошельком она могла обеспечить ему посольство в любой стране. Ее отец владеет половиной нефти в Техасе, у него земли, золотые прииски и еще куча всего. Отменно безобразный мужлан… А как выглядит она? Нежная маленькая аристократка, ничего вульгарного, никакой кричащей роскоши. Очень умно с ее стороны, не правда ли?

– Некоторым и притворяться не нужно, – заметил сэр Стэффорд Най.

– А вы? Вы не богаты?

– К сожалению.

– Министерство иностранных дел теперь, так сказать, не очень денежное место?

– Ну что вы, я бы так не сказал… Кроме того, ведь там есть возможность поездить по свету, встречаться с занятными людьми, посмотреть мир, стать свидетелем каких-то событий…

– Каких-то, но не всех.

– Это было бы весьма затруднительно.

– Вам никогда не хотелось увидеть, – как это сказать? – что происходит за кулисами жизненных событий?

– Бывает, кое-что и придет в голову, – уклончиво ответил он.

– Да, я слышала, что порой вам приходят в голову разные мысли. Вероятно, нестандартные?

– Иногда мне давали понять, что я паршивая овца, – рассмеялся Стэффорд Най.

Старуха Шарлотта хихикнула:

– Вы иногда не прочь высказаться начистоту, правда?

– Что толку притворяться? Скрывай не скрывай, все равно рано или поздно становится все кому-то известно.

Она взглянула ему в глаза:

– Чего вы хотите от жизни, молодой человек?

Он пожал плечами. Опять нужно отвечать наобум и не ошибиться.

– Ничего, – ответил он.

– Ну-ну, неужели вы думаете, что я этому поверю?

– Можете спокойно поверить. Я не честолюбив. Разве я кажусь честолюбивым?

– Признаюсь, нет.

– Я только хочу жить весело, с комфортом, чтобы есть, в меру выпивать и иметь друзей, общество которых доставляло бы мне удовольствие.

Старуха подалась всей своей массой вперед, несколько раз моргнула и заговорила, и голос ее теперь звучал совсем иначе, с каким-то присвистом:

– Вы умеете ненавидеть? Способны ли вы на ненависть?

– Ненавидеть – пустая трата времени.

– Так-так. На вашем лице нет недовольных морщин, это правда. И все-таки я думаю, что вы готовы ступить на некую стезю, которая приведет вас в некое место, и вы пойдете вперед улыбаясь, будто бы вас ничто не волнует, и все же в конце концов, если у вас будут правильные советчики и правильные помощники, вы, может быть, получите то, чего хотите, если, конечно, вы способны хотеть.

– А кто не способен? – Сэр Стэффорд слегка покачал головой. – Вы видите слишком много. Даже чересчур много.

Лакеи распахнули дверь:

– Обед подан.

В том, что за этим последовало, было что-то поистине королевское. В дальнем конце помещения распахнулись высокие двери, ведущие в залитый ярким светом зал для торжественных приемов, с расписным потолком и тремя огромными люстрами. К графине с обеих сторон подошли две пожилые дамы в вечерних платьях, седые волосы тщательно уложены в высокие прически, на каждой – брошь с бриллиантом, и все же Стэффорду Наю они чем-то напоминали тюремных надзирательниц. Они, подумал он, не столько охранницы, сколько первоклассные сиделки, отвечающие за здоровье, туалет и прочие интимные подробности существования графини Шарлотты. Почтительно поклонившись, они подхватили сидящую женщину под руки, и с легкостью, объясняющейся их долгим опытом и ее собственным усилием, которое, несомненно, было максимальным, она величаво поднялась на ноги.

– Мы идем обедать.

Поддерживаемая двумя помощницами, она пошла впереди. Стоя она была еще больше похожа на глыбу трясущегося желе и все же имела внушительный вид. Ее даже в мыслях нельзя было назвать просто жирной старухой: она была важной персоной, знала, что она – важная персона, и всячески это демонстрировала. Они с Ренатой последовали за тремя женщинами.

Входя в столовую, он подумал, что это скорее банкетный зал. Там выстроилась охрана – рослые, светловолосые парни в униформе. Когда вошла Шарлотта, раздался лязг: разом вытащив из ножен мечи, они подняли их и скрестили, образовав коридор; помощницы отпустили Шарлотту, и она, с трудом сохраняя равновесие, двинулась одна по этому коридору к стоявшему во главе длинного стола широкому резному креслу, украшенному золотом и обитому золотой парчой. Похоже на свадебную процессию, подумал Стэффорд Най, свадьбу военного моряка или офицера. Да, в точности как офицерская свадьба, правда без жениха.

Все охранники были прекрасно сложены, и каждому из них, как показалось Стэффорду Наю, было не больше тридцати. Красивые лица, пышущие здоровьем, никто не улыбался, все были абсолютно серьезны, были – он попытался подобрать слово – да, они были искренне преданны. Нет, это даже не военная процессия, скорее религиозная. Появились приближенные, старомодные, словно из прошлой, довоенной жизни этого замка. Зрелище напоминало сцену из грандиозной исторической пьесы. И над всем этим царила, восседая во главе стола в своем кресле, или на троне, как его ни назови, не королева и не императрица, а просто старуха, примечательная главным образом своей невиданной тучностью и крайним безобразием. Кто она? Что она здесь делает и почему?

Зачем весь этот маскарад, зачем эти бравые гвардейцы? К столу стали подходить гости. Они кланялись чудовищу на троне и рассаживались по местам. На всех были обычные туалеты. Никого не представляли.

Стэффорд Най по давней привычке оценивать людей попытался догадаться, кто есть кто, и разглядел множество разных типов: там определенно было несколько юристов, вероятно, бухгалтеры или финансисты, один-два армейских офицера в штатском. Все они, очевидно, были домочадцами, но, по старинному выражению, «сидели на нижнем конце стола».

Подали еду: огромную голову кабана в заливном, оленину, освежающее лимонное мороженое, великолепный громадный торт с невероятным количеством крема.

Огромная женщина ела жадно, с наслаждением поглощая все подряд. Вдруг снаружи раздался рев мощного мотора первоклассной спортивной машины, которая белым силуэтом промелькнула в окне. Караул в зале громко воскликнул: «Хайль! Хайль! Хайль Франц!»

Все встали, и только старуха осталась неподвижно сидеть на своем возвышении, высоко подняв голову. Новое волнение пронизало зал.

Другие гости, или домочадцы, кто бы они ни были, исчезли подобно тому, как ящерицы исчезают в трещинах стен. Золотоволосые парни образовали новую фигуру, выхватили мечи и салютовали своей покровительнице, она кивнула; мечи вернулись в ножны, караул развернулся и строевым шагом удалился. Она проследила за ними взглядом, посмотрела на Ренату, затем на Стэффорда Ная.

– Что вы о них думаете? Мои мальчики, мои юные солдаты, мои дети. Да, мои дети. Найдется ли у вас слово, которое бы к ним подошло?

– Думаю, да. Они великолепны, – ответил он, обращаясь к ней как к королеве. – Они великолепны, мадам.

– Ах! – Она кивнула и улыбнулась, при этом ее лицо сморщилось, и она стала точь-в-точь похожа на крокодила.

Ужасная женщина, страшная, невероятная, невыносимая. Неужели это все происходит наяву? Быть не может. Наверное, он опять в театре и смотрит пьесу.

Дверь вновь с грохотом распахнулась, и отряд юных желтоволосых суперменов промаршировал в зал. На этот раз они не размахивали мечами, а пели, и пение их было необычайно прекрасным.

После всех этих лет засилья поп-музыки Стэффорд Най наслаждался, не веря своим ушам: никаких надсадных, хриплых криков, голоса поставлены мастерами вокального искусства, которые не разрешали напрягать связки и фальшивить. Может быть, эти юноши и были новыми героями нового мира, но то, что они пели, было далеко не ново. Эту музыку он слышал раньше. Это была аранжировка разных вагнеровских мелодий. Здесь, должно быть, где-то был спрятан оркестр, наверное в галерее под потолком.

Бравые парни поменяли строй, образовав коридор для кого-то, кто должен был сейчас войти. На этот раз ждали появления не старой императрицы. Она сидела на своем возвышении и тоже ждала.

Внезапно музыка сменилась, и зазвучала мелодия, которую Стэффорд Най уже знал наизусть: мелодия Юного Зигфрида, зов его рожка, поющий о юности и торжестве, о господстве над новым миром, который пришел завоевать Юный Зигфрид. В дверях возник один из прекраснейших юношей, которых когда-либо видел Стэффорд Най. Золотоволосый, синеглазый, идеально сложенный, он появился как по мановению волшебной палочки, словно вышел из сказочного мира легенд. Мифы, герои, воскресение из мертвых, возрождение из пепла – все тут же пришло на ум при виде его красоты, его силы, его неслыханной самоуверенности и надменности.

Промаршировав меж рядов своего караула, он остановился перед чудовищной женщиной, громоздящейся на своем троне, опустился на одно колено, поднес к губам ее руку и, поднявшись на ноги, выкинул вверх руку в салюте и прокричал то, что уже здесь звучало: «Хайль!» Его немецкий был не совсем четким, но Стэффорду Наю показалось, что он расслышал слова: «Хайль великой матери!»

Затем прекрасный юный герой посмотрел по сторонам. Взгляд упал на Ренату, в нем мелькнуло узнавание, впрочем безразличное, но, перейдя на Стэффорда Ная, взгляд стал заинтересованным и оценивающим. Осторожно, подумал Стэффорд Най, внимание! Пришло время сыграть свою роль, ту, которая ему предназначена. Только вот, черт возьми, что же это за роль? Что он здесь делает? Что, как предполагается, должны делать здесь он и эта девица? С какой целью они сюда приехали?

Герой заговорил.

– Итак, – изрек он, – у нас гости! – И добавил, улыбаясь с самонадеянностью юноши, сознающего свое полное превосходство над всеми остальными людьми в мире: – Добро пожаловать, гости, добро пожаловать!

Где-то в глубине замка прозвучали удары большого колокола. В них не было похоронной торжественности, слышался лишь сигнал, призывавший, словно в монастыре, к выполнению какого-то священного обряда.

– Пора спать, – произнесла старуха Шарлотта. – Спать. Встретимся завтра утром в одиннадцать часов. – Она посмотрела на Ренату и сэра Стэффорда Ная: – Вас проводят в ваши комнаты. Надеюсь, вы хорошо выспитесь.

Королева распустила собрание.

Стэффорд Най увидел, как рука Ренаты взмыла вверх в фашистском приветствии, но адресовано оно было не Шарлотте, а золотоволосому юноше. Она вроде бы сказала: «Хайль Франц-Иосиф!» Он повторил ее жест и тоже сказал: «Хайль!»

Шарлотта обратилась к ним:

– Не хотите ли с утра прокатиться верхом в лес?

– Больше всего на свете, – восхитился Стэффорд Най.

– А ты, дитя мое?

– Да, я тоже.

– Очень хорошо, это будет устроено. Доброй ночи вам обоим. Я рада, что вы приехали. Франц-Иосиф, дай мне руку. Мы пойдем в китайский будуар. Нам предстоит многое обсудить, а тебе ведь завтра нужно рано выезжать.

Слуги проводили Ренату и Стэффорда Ная в их комнаты. На пороге Най немного замешкался: может, перемолвиться хоть парой слов? Он решил этого не делать. В стенах этого замка следует вести себя осторожно. Кто его знает, а вдруг здесь все комнаты утыканы микрофонами.

Рано или поздно, однако же, ему придется задать вопросы. Некоторые вещи вызывали у него новые и зловещие предчувствия. Его куда-то заманивали, завлекали, но куда? И кто?

Обстановка спальни была красивой, но гнетущей. Богатые драпировки из шелка и бархата, некоторые из них старинные, источали слабый запах тления, заглушаемый пряным ароматом духов. Он подумал: интересно, часто ли Рената гостила здесь раньше?