День поминовения Кристи Агата
– Стивен Фарадей?
– Не знаю! Честное слово, не знаю! То ли он, то ли этот типчик Браун. Мне так и не удалось это выяснить. Я терпел адские муки!
– Расскажите-ка мне об этом Энтони Брауне. Странно, кажется, я где-то слышал это имя.
– Я о нем ничего не знаю. И никто ничего не знает. Красивый, остроумный молодой человек. Считается, что он американец, хотя говорит без малейшего акцента.
– Можно навести справки в американском посольстве. Но все-таки – который же из двух?
– Понятия не имею! Я должен вам признаться, Рейс: она как-то раз писала письмо, а я потом в зеркале рассмотрел отпечатки на промокательной бумаге. Любовное письмо, но имени там не было.
Рейс отвел взгляд.
– Это уже кое-что. Теперь у нас есть перспектива. В игру входит леди Александра, если считать, что у ее мужа был роман с вашей женой. Она принадлежит к натурам глубоко эмоциональным. Женщины такого типа способны испытывать очень сильные чувства, хотя внешне это никак не проявляется. Убить им – раз плюнуть. Ну вот наконец мы с вами сдвинулись с мертвой точки. Теперь у нас в активе таинственный незнакомец Браун, Фарадей, его жена и юная Айрис Марль. А что вы скажете о третьей женщине, Рут Лессинг?
– Рут к этому не имеет ни малейшего отношения. У нее-то уж, во всяком случае, нет никакого мотива.
– Это ваша секретарша? Что она собой представляет?
Джордж сразу оживился:
– Милейшая девушка! Она фактически член нашей семьи. Моя правая рука. Даже не знаю, кого еще я так ценю и кому могу так доверять!
– Вы к ней неравнодушны, – сказал Рейс, внимательно глядя на Джорджа.
– Я к ней очень привязан. Эта девушка просто клад. Я во всем на нее полагаюсь. Честнейшее и милейшее существо.
Рейс как-то странно хмыкнул и оставил Рут Лессинг в покое. Но при этом он мысленно взял на заметку неизвестную ему секретаршу. У этой «честнейшей и милейшей» девицы мог быть вполне веский мотив, заставлявший ее желать, чтобы супруга шефа переселилась в мир иной. Мотив этот мог быть корыстным – если она откровенно рассчитывала стать второй миссис Бартон. С другой стороны, она могла быть в него влюблена… Но в любом случае мотив для убийства налицо.
Вслух он сказал как можно мягче:
– А не приходило вам в голову, Джордж, что и у вас был мотив для убийства?
– У меня?! – Джордж был потрясен.
– Вспомните Отелло и Дездемону.
– Ах вот вы о чем… Понимаю. Но у нас были совсем не такие отношения. Я души в ней не чаял, конечно, но при этом всегда отдавал себе отчет, что могут возникнуть всякие ситуации, с которыми мне придется смириться. И не потому, что она меня не любила. Совсем напротив. Она ко мне прекрасно относилась, всегда была со мной нежна. Но я-то знал, что я ей не пара – никуда от этого не денешься. Я не герой-любовник. Когда я на ней женился, я предвидел, что будут и шипы – не только розы. Да она и сама об этом говорила. И все-таки, когда это случилось, я страшно переживал. Но предположить, что я мог хоть пальцем ее тронуть…
Он замолчал, потом заговорил снова – уже другим тоном:
– Но допустим – это я: тогда чего ради я стал бы снова все раскапывать? После того, как дано заключение о самоубийстве и все удовлетворены? Да это было бы чистейшее безумие!
– Безусловно. Потому, дорогой друг, вы у меня и не вызываете серьезных подозрений. Если бы вы были удачливым убийцей, то, получив пару таких писем, вы тут же потихоньку бросили бы их в камин и нигде об этом не распространялись. Но поскольку все это не так, придется задуматься над самым, с моей точки зрения, любопытным вопросом во всей этой истории – кто автор этих писем?
– Кто автор? – встрепенулся Джордж. – Не имею ни малейшего представления.
– Мне кажется, это вас не очень интересует. А меня это как раз занимает. Если помните, это первый вопрос, который я вам задал. Совершенно очевидно, что их не мог написать убийца. Для чего бы ему понадобилось ставить себя под удар, когда, как вы справедливо заметили, все удовлетворились заключением о самоубийстве? Кто же в таком случае мог их написать? Кто заинтересован в том, чтобы снова все это разворошить?
– Может быть, слуги? – неуверенно предположил Джордж.
– Не исключено. Если так, то какие слуги? И что им известно? Была ли у Розмэри доверенная горничная?
Джордж отрицательно покачал головой:
– Нет. В то время у нас служила кухарка – миссис Паунд, она и сейчас у нас, – и две горничные. Те пробыли недолго и ушли.
– Так вот, Бартон, если вам нужен мой совет – а он вам, как я понимаю, нужен, – то мое мнение таково: необходимо все тщательнейшим образом продумать и взвесить. Вашей жены больше нет. Что бы вы ни делали, ее не воскресить. Если у нас нет достаточных фактов, подтверждающих самоубийство, то равным образом у нас нет и улик, указывающих на убийство. Допустим, что Розмэри была убита. Возникает вопрос: стоит ли извлекать на свет всю эту давнюю историю? Поднимется газетная шумиха, наружу вытащат все грязное белье, романы вашей жены получат широчайшую огласку…
Лицо Джорджа передернулось, как от боли.
– И вы мне всерьез советуете смириться с тем, что какая-то скотина, сделав свое грязное дело, будет и дальше жить себе припеваючи? – сказал он с жаром. – Например, этот чванливый Фарадей с его напыщенными речами и драгоценной карьерой… Может быть, он-то и есть гнусный убийца?
– Я только хочу, чтобы вы отдали себе отчет, какие это может иметь последствия.
– Я хочу знать правду.
– Ну хорошо. В таком случае я бы на вашем месте отнес эти письма в полицию. Там, очевидно, довольно скоро найдут их автора и разберутся, насколько он обо всем осведомлен. Но только помните, Бартон: единожды пустив полицию по следу, вы уже не сможете ее остановить.
– Я не собираюсь обращаться в полицию. Именно поэтому я и хотел повидать вас. Я сам готовлю ловушку убийце.
– О чем вы говорите?
– Слушайте, Рейс. Я собираюсь устроить вечер в «Люксембурге». И хочу, чтобы вы туда пришли. Тот же состав гостей: Фарадей, Энтони Браун, Рут, Айрис и я. Я все уже продумал.
– Что вы собираетесь там устроить?
Джордж улыбнулся:
– Это тайна. Все будет испорчено, если я выдам свой план заранее. Даже вам я не могу сказать. Я хочу, чтобы вы пришли и увидели все без всякой предварительной подготовки.
Рейс подался вперед, голос его прозвучал жестко:
– Мне все это не нравится, Джордж. Идея, достойная плохого романа. Не тратьте попусту времени. Обратитесь-ка лучше в полицию. Это их работа, они знают, что делать в таких случаях. Когда речь идет о преступлении, любительские спектакли ни к чему.
– Поэтому я и хочу, чтобы вы туда пришли. Вас-то уж никак не назовешь любителем.
– Оттого что я когда-то служил в контрразведке? Но вы же все равно не собираетесь посвящать меня в суть дела.
– Пока это невозможно.
– Простите, но я вынужден отказаться. Я не одобряю ваш план и не хочу участвовать в его осуществлении. Будьте разумным человеком – выкиньте эту затею из головы.
– Ни за что на свете! Я все уже продумал окончательно.
– Не упрямьтесь. Я больше вас знаю о такого рода спектаклях. Мне не по душе ваша выдумка. Она ничего не даст. И даже может оказаться опасной. Вы об этом подумали?
– Она действительно небезопасна кое для кого!
Рейс вздохнул:
– Вы сами не ведаете, что творите. Потом не жалуйтесь. В последний раз прошу вас – откажитесь от этой безумной затеи.
Но Джордж только покачал головой.
Глава 5
Утро второго ноября выдалось сырое и мрачное. В столовой дома на Элвастон-сквер было так темно, что завтракать пришлось при электричестве.
Вопреки обыкновению, Айрис отказалась от кофе в постели и спустилась вниз к столу. Она сидела бледная как привидение и вяло ковыряла вилкой в тарелке. Джордж нервно листал «Таймс»[47], а на противоположном конце стола, уткнувшись в платок, рыдала Люсилла Дрейк.
– Я знаю – мой мальчик сделает что-нибудь ужасное. Это такая тонкая натура. Он зря никогда не написал бы, что это вопрос жизни и смерти.
Шурша газетой, Джордж раздраженно сказал:
– Прошу вас, Люсилла, успокойтесь. Я ведь обещал этим заняться.
– Я знаю вашу доброту, Джордж. Но я чувствую, что промедление может стать роковым. Ведь все это наведение справок, о котором вы говорите, требует времени.
– Мы ускорим эту процедуру.
– Но ведь он пишет – «непременно до третьего». А завтра уже третье. Я никогда себе не прощу, если с моим дорогим мальчиком что-нибудь случится.
– Ничего с ним не случится! – Джордж отхлебнул кофе.
– У меня ведь есть еще облигации…
– Прошу вас, Люсилла, предоставьте это мне.
– Не волнуйтесь, тетя Люсилла, – сказала Айрис, – Джордж все уладит. В конце концов, это же не в первый раз.
– Но прошло уже так много времени!
– Три месяца, – вставил Джордж.
– Он ничего не просил с тех самых пор, как его обманули эти мошенники-приятели на этом ужасном ранчо.
Джордж вытер усы салфеткой, поднялся и, проходя мимо миссис Дрейк, ласково похлопал ее по спине:
– Не расстраивайтесь, голубушка. Я попрошу Рут сразу же сделать телеграфный запрос.
Айрис встала и вышла вслед за ним.
– Джордж, как ты думаешь, нельзя ли нам отложить сегодняшний вечер? Тетя Люсилла так расстроена. Может быть, лучше остаться с ней дома?
– Не болтай глупостей! – Румяное лицо Джорджа побагровело. – Почему этот негодяй должен постоянно отравлять нам жизнь? Это ведь шантаж, самый настоящий шантаж! Иначе не назовешь. Будь на то моя воля, я не дал бы ему ни пенни[48].
– Но тетя Люсилла никогда на это не согласится.
– Люсилла – дура. Всю жизнь была дурой. Да и чего ждать от женщины, которая в сорок лет вздумала рожать? Такие безумные матери портят детей с колыбели, исполняют все их прихоти, черт бы их драл. Если бы этому сопляку хоть раз пришлось выпутываться самому, может быть, он стал бы человеком. И не спорь, Айрис. До вечера я как-нибудь улажу этот вопрос, чтобы Люсилла могла спокойно лечь спать. В крайнем случае возьмем ее с собой.
– Что ты, разве она пойдет? Она ненавидит рестораны. Сразу же засыпает, бедняжка. Кроме того, она не переносит духоты и табачного дыма. У нее тут же начинается астма.
– Я знаю. Я пошутил. Ну иди, успокой ее, Айрис. Скажи, что все будет в порядке.
Он повернулся и пошел к входной двери. Айрис медленно побрела назад в столовую. Тут в прихожей зазвонил телефон, и Айрис сняла трубку.
– Алло, кто это? – Выражение безнадежной тоски на ее лице сменилось радостью. – Энтони!
– Он самый. Я звонил тебе вчера, но никак не мог застать. Ты, как я вижу, крепко взялась за Джорджа?
– В каком смысле? Не понимаю.
– Джордж умолял, чтобы я пришел сегодня вечером на какое-то торжество. Совсем не похоже на его обычный стиль – «руки прочь от моей подопечной!». Он прямо заклинал меня. Я и подумал, что это, быть может, результат твоей тонкой работы.
– Нет, нет. Я тут ни при чем.
– Так это он сам вдруг так переменился?
– Не совсем. Это…
– Алло, Айрис, куда ты пропала?
– Я здесь.
– Ты что-то говорила? В чем дело, дорогая? Я слышу, ты вздыхаешь в трубку. Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего. Завтра я буду в норме. Завтра все будет в порядке.
– Какая трогательная уверенность! А ведь недаром есть такая поговорка: «Живи сегодняшним днем».
– Не надо так говорить.
– Айрис, что-то случилось?
– Нет, ничего. Я не могу сказать. Я дала слово.
– Скажи мне, родная.
– Нет, не могу. Энтони, вы… ты мне можешь ответить на один вопрос?
– Постараюсь.
– Ты был когда-нибудь влюблен в Розмэри?
Наступило минутное молчание, затем в трубке послышался смех.
– Так вот в чем дело! Да, я был немного влюблен в Розмэри. Она ведь была очень хороша, ты это знаешь. Но однажды, когда я с ней разговаривал, я увидел, как ты спускаешься по лестнице. В это мгновение все было кончено, как рукой сняло. На свете не осталось никого, кроме тебя. Это суровая, неприкрытая правда. И перестань об этом думать. Даже Ромео, если ты помнишь, увлекался Розалиндой до того, как его прибрала к рукам Джульетта.
– Спасибо, Энтони. Я рада это слышать.
– Значит, до вечера? Если я не ошибаюсь, это твой день рождения?
– Вообще-то день рождения через неделю. Но вечер устраивается по этому поводу.
– Тебе как будто не по душе предстоящее торжество?
– Совсем не по душе.
– М-да. Джорджу, конечно, виднее, но мне показалось странновато, что он выбрал то самое место, где…
– Что делать! Я уже несколько раз была в «Люксембурге» с тех пор… с тех пор как Розмэри… Так или иначе туда попадаешь.
– Верно. Но, может быть, это и к лучшему. У меня для тебя есть подарок, Айрис. Надеюсь, он тебе понравится. Au revoir[49].
Он повесил трубку.
Айрис вернулась к Люсилле, чтобы снова ее утешать, уговаривать и успокаивать.
Придя в контору, Джордж сразу же послал за Рут Лессинг.
Мрачное, озабоченное выражение исчезло с его лица, как только Рут, как всегда спокойная, улыбающаяся, в строгом черном костюме, появилась на пороге.
– Доброе утро, мистер Бартон!
– Доброе утро, Рут. Опять неприятности. Прочтите.
Он протянул ей телеграмму.
– Снова Виктор Дрейк?
– Да, будь он неладен!
Она молчала, держа телеграмму в руках.
Худое, смуглое лицо, забавно сморщенный нос… насмешливый голос: «…вы из породы девушек, которые кончают тем, что выходят замуж за босса». Как живо все встало в памяти! Как будто это было вчера.
Голос Джорджа вернул ее к действительности:
– Вы ведь выдворили его отсюда примерно год назад?
– Да, что-то в этом роде, – сказала она, подумав. – Если не ошибаюсь, это было двадцать девятого октября.
– Не перестаю вам удивляться, Рут. Надо же иметь такую память!
Про себя она подумала, что у нее было гораздо больше оснований запомнить этот день, чем он предполагал. Она еще находилась под впечатлением слов Виктора в то время, когда, сняв трубку, услышала беспечный голос Розмэри – и поняла, как сильно ненавидит жену своего шефа.
– Нам еще повезло, что он так долго не появлялся, – сказал Джордж. – Имело смысл заплатить ему тогда эти пятьдесят фунтов.
– А теперь еще триста фунтов! Это ведь целое состояние.
– Да, но на такую сумму он пусть не рассчитывает. Нужно снова навести справки.
– Лучше всего связаться с мистером Огилви. – Александр Огилви, предприимчивый сметливый шотландец, был их агентом в Буэнос-Айресе.
– Да, срочно пошлите ему запрос. Мать, конечно, уже в истерике. Из-за предстоящего вечера все особенно осложняется.
– Хотите, я с ней останусь?
– Нет, ни в коем случае! Вы непременно должны прийти. Вы нужны мне, Рут. – Он взял ее за руку. – Вы слишком много думаете о других.
– Ну что вы! Я эгоистка. – Улыбнувшись, она спросила: – А может быть, стоит связаться с мистером Огилви по телефону? Сегодня к вечеру мы бы все выяснили.
– Прекрасная мысль! На это денег не жалко.
– Я сейчас этим займусь.
Она мягко высвободила руку и вышла из комнаты.
Джордж принялся за текущие дела.
В половине двенадцатого он взял такси и отправился в «Люксембург».
Ему навстречу вышел Шарль, знаменитый метрдотель «Люксембурга». Низко склонив седую голову, он с улыбкой приветствовал Джорджа:
– Доброе утро, мистер Бартон.
– Доброе утро, Шарль. Все готово к вечеру?
– Вы будете довольны, сэр.
– Тот же столик?
– Средний столик в нише. Правильно?
– Да. И вы запомнили насчет лишнего стула?
– Все будет в порядке.
– Вы достали розмарин?
– Да, мистер Бартон. Но мне кажется, это не очень красивые цветы. Может быть, лучше добавить веточки с красными ягодами или несколько хризантем?
– Нет, нет. Только розмарин.
– Хорошо, сэр. Хотите взглянуть на меню? Джузеппе!
Мановением руки Шарль вызвал улыбающегося, низенького, средних лет итальянца.
– Меню для мистера Бартона!
Как по волшебству появилось меню.
Устрицы, бульон, морской язык по-люксембургски, рябчики, жареная цыплячья печенка… Джордж равнодушно пробежал список.
– Да, да, отлично! – Он отдал меню официанту.
Шарль проводил его до дверей. Понизив голос, он произнес:
– Разрешите вам сказать, мистер Бартон, что все мы очень ценим то обстоятельство, что вы… э… снова обратились к нам.
На лице Джорджа появилось подобие улыбки.
– Что было, то прошло, – сказал он. – К прошлому возврата нет. Все это кончено и забыто.
– Вы правы, мистер Бартон. Вы знаете, как мы были потрясены и огорчены, когда все это случилось. Я искренне надеюсь, что у барышни будет веселый день рождения и что вы останетесь довольны.
Отвесив изящный поклон, Шарль удалился и тут же коршуном налетел на одного из младших официантов, который что-то не так расставлял на столике у окна.
Джордж вышел из ресторана, криво усмехаясь.
Он был человеком, лишенным воображения, и поэтому к ресторану сочувствия не испытывал, хотя, объективно говоря, репутация «Люксембурга» пострадала совершенно незаслуженно. В самом деле, разве виноват ресторан, если Розмэри решила именно там покончить самоубийством или если ее убийца задумал именно там привести в исполнение свой замысел? Но, как большинство людей, одержимых какой-то одной идеей, Джордж не способен был думать ни о чем другом.
Он позавтракал в клубе и поехал на заседание правления. Результатами разговора он остался доволен. Все шло как положено.
Когда он вернулся в контору, к нему сразу же заглянула Рут.
– Есть вести о Викторе Дрейке.
– Какие же?
– Боюсь, что на сей раз дело плохо. Он довольно долго присваивал казенные деньги.
– Это сказал Огилви?
– Да. Я дозвонилась до него утром, а десять минут назад звонил он сам. Он говорит, что Виктор вел себя очень нагло.
– Это он умеет!
– Но он заверяет, что фирма не станет возбуждать судебное дело, если деньги будут возмещены. Мистер Огилви говорил со старшим из совладельцев фирмы, так что сведения точные. Вся сумма составляет сто шестьдесят пять фунтов.
– Итак, наш друг Виктор надеялся дополнительно прикарманить сто тридцать пять фунтов?
– Боюсь, что дело обстоит именно так.
– Слава богу, что мы хоть здесь не дали себя околпачить, – сказал Джордж с мрачным удовлетворением.
– Я просила мистера Огилви все уладить. Правильно я поступила?
– Лично я был бы рад, если бы этот юный негодяй отправился в тюрьму, но приходится думать о его матери. Она, конечно, дура, но добрая душа. Виктор, как всегда, в выигрыше.
– Это вы добрая душа, – сказала Рут.
– Я?
– Мне кажется, вы самый добрый человек на свете.
Джордж был растроган и смущен. Он поднес руку Рут к губам и поцеловал ее.
– Дорогая моя Рут! Мой самый лучший, самый верный друг! Что бы я без вас делал?
Они стояли совсем близко.
Она подумала: «Я могла бы быть с ним счастлива. И его могла бы сделать счастливым. Если бы не…»
А Джордж в это время думал:
«Что, если послушаться Рейса и все отменить? Наверное, так было бы правильнее всего».
Но это было только минутное колебание.
– В девять тридцать я вас жду в «Люксембурге», – сказал он.
Глава 6
Все приглашенные пришли.
Джордж вздохнул с облегчением. До последней минуты он боялся, что кто-нибудь его подведет, но теперь все были в сборе. Стивен Фарадей, высокий, немного чопорный, Сандра Фарадей, в строгом черном бархатном платье с ожерельем из изумрудов. В этой женщине чувствовалась порода. Она держалась совершенно естественно, может быть, даже чуть мягче, чем обычно. Рут тоже была в черном платье, украшенном только брошкой. Черные волосы гладко причесаны, руки и шея белее, чем у всех остальных дам. Да и откуда взяться загару при ее образе жизни? Она ведь работает, ей некогда нежиться под солнцем. Он встретился с ней взглядом. Прочтя в его глазах беспокойство, она ободряюще улыбнулась ему. Джордж почувствовал облегчение. Верная Рут!
Рядом с ним стояла Айрис, непривычно молчаливая. Только она, казалось, понимала, что предстоит не совсем обычная вечеринка. Слишком бледна и строга, но ей это даже идет: серьезность придает ей особое очарование. На ней прямое, простого покроя зеленое платье.
Энтони Браун пришел последним. В его походке Джорджу почудилось что-то кошачье, напоминающее пантеру или, может быть, леопарда. Все-таки есть в нем что-то дикое, хищное.
Все были в сборе – в ловушке у Джорджа. Пора начинать спектакль.
Коктейли были выпиты. Все встали и прошли под сводчатую арку, ведущую в главный зал.
Танцующие пары, негритянский джаз, ловкие, проворные официанты. Шарль с улыбкой вышел им навстречу и, как опытный лоцман, провел через зал. Отведенный им стол стоял в дальнем конце, в сводчатой нише. По бокам от него помещались еще два столика, на две персоны каждый. За одним из них сидел смуглолицый иностранец средних лет с роскошной блондинкой, за вторым – совсем молоденькая пара.
Стол в центре, самый большой, предназначался для гостей Бартона.
Джордж любезно пригласил всех занять места.
– Сандра, пожалуйста, садитесь вот сюда, справа от меня. А справа от вас сядет Браун. Айрис, дорогая, это твой вечер. Ты должна сидеть рядом со мной, дальше Фарадей и Рут.
Он замолчал. Между Рут и Энтони остался пустой стул – стол был накрыт на семь персон.
– Мой друг Рейс просил его не дожидаться. Он может немного запоздать. Мне хочется вас с ним познакомить – это прекрасный человек. Он изъездил весь свет и рассказывает бездну любопытных историй.